Текст книги "Сион нечестивых (СИ)"

Автор книги: Бармин Андрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 13

Глава 13.

Иллка подумала о том, что Аллах все же есть. Арджун внезапно засобиралась к родителям в соседнюю деревню, и ей удалось ненавязчиво внушить ей мысль, чтобы она прихватила с собой племянников и племянницу. Сестра сама высказала такое желание, и Иллка, конечно же, согласилась. Они уехали два дня назад, и сразу после этого липкий животный страх превратился в ее душе в тревожное ожидание неминуемой беды.

У Иллки на фоне постоянных переживаний разболелась левая рука, которую она когда-то ломала в районе запястья. Но она продолжала выполнять домашнюю работу, словно запрограммированный механизм. Башким же продолжал ходить к имаму ежедневно, но возвращался оттуда с пустыми руками, словно давая ей понять, что оценил ее беспокойство. Но она понимала, что даже отсутствие запрещенных материалов уже никак не повлияет на их дальнейшую судьбу.

Иллка решила, что не имеет смысла что-то менять в своем привычном существовании. Животные требуют ухода, ракию надо делать, да и очередная партия пива дозрела и ждала отправки покупателям. Она в один из вечеров пересчитала отложенные деньги: не очень много, но все же хоть что-то. Сложила их в самодельный конверт и долго думала, что же написать на нем. Хотелось так много выразить в этой подписи, но даже в уме получалось либо длинно, либо путано, поэтому она карандашом вывела несколько слов: «Любимым деткам от папы и мамы». Потом подумала, что поставила слово «папа» перед «мама», но менять ничего не стала. Арджун оставила ей ключи от дома, чтобы она раз в два-три дня присматривала за курами и поливала грядки. Иллка отнесла конверт в дом сестры и положила его в шкаф, где сестра хранила документы и нехитрые украшения.

Она подумала о том, что, может быть, детям оставят их дом, тогда Арджун сможет взять их к себе насовсем. Сестра любила племянников.

Путь от дома сестры до ее дома проходил мимо гостиничного комплекса, построенного горожанами лет пятнадцать назад. Два бетонных корпуса по два этажа и большая парковочная площадка, куда могли заезжать не только обычные автомобили, но и «рогатые», которые питались от проводов над дорогой. На фоне других деревенских строений комплекс сильно выделялся из общей массы. Владел им какой-то упырь из Урошеваца, но непосредственно управлением и обслуживанием занимались местные работники. Платили им не очень много, но все же лучше, чем гнуть спину в поле или огородах. При комплексе имелась закусочная, куда она периодически сдавала пиво, но гостиница делала закупки строго под клиентов, которые появлялись без определенной системы: городские строители, дорожные службы, изредка полицейские или армейские отряды, которые заступали на дежурство у Врат, но по неизвестным причинам дожидавшиеся смены в гостинице.

– Иллка, на ловца и зверь бежит, – раздался бодрый голос Букерош, администратора комплекса, худой женщины сорока лет, которая занималась закупками продуктов. Именно с ней и вела обычно дела Иллка.

– Добрый день, – ей не нравилась Букерош. Для этой неприязни имелось несколько причин: начиная от того, что администратор выглядела ухоженной, опрятной, красивой, заканчивая тем, что свободно говорила на английском и отлично разбиралась в бухгалтерии. Однако Иллка никогда даже взглядом не выказывала ей искренних чувств, так как для нее были важны эти закупки. Букерош по документам для городского владельца закупала спиртное в два раза дороже, чем другие, себе забирала треть, но даже после налогов Иллке доставалось побольше, чем от обычных клиентов. Букерош жила в небольшом опрятном домике рядом с комплексом и практически ни с кем из деревенских не общалась, так как совсем поддалась влиянию городских упырей. Счастья семейного это ей не принесло, деток Аллах не дал, но она не теряла оптимизма и надеялась выйти замуж за горожанина. Иллку ее надежды сильно удивляли: вроде считать она умеет получше других, но никак не поймет, что в Республике мужчин после тридцати лет в разы меньше, чем женщин, а молодым упырям такой залежалый товар и бесплатно не нужен.

– Пиво мне надо сегодня к вечеру или завтра утром крайний срок: бочонков шесть.

– Это хорошо. Сделаю. Ракия?

– Нет. Осталась с прошлого раза.

– Гости ожидаются?

– Да, бригада монтажников, будут новую ветку контактной сети тянуть от нас до города.

– Это провода, к которым машины рогами цепляются?

– Да.

– Ну, к вечеру постараюсь доставить. Что, какие еще новости слышно?

– Да никаких пока, – Букерош посмотрела на наручные часы. Изящный механизм на золотистом браслете, а, может, и золотом. – До девяти управишься?

– Конечно, – Иллка подумала, что отсюда сразу заедет к Арджун и добавит в конверт сумму за сегодняшнюю партию.

– У тебя что нового?

– Да все так же, как и всегда. Работаем маленько. Детки растут.

– Детки это хорошо, – с нескрываемой завистью согласилась Букерош, а Иллка поняла, что зря об этом сказала, хотя теперь можно наплевать на поддержание отношений. Совсем скоро они прекратятся сами собой.

– Пойду я, пока соберу, пока довезу, так и вечер настанет. А браслет у тебя красивый, Букерош.

– Нравится?

– Еще бы. Вот деньжат накоплю и тоже часы приобрету наручные, с браслетом.

– Вещь полезная, – администратор на этом решила прекратить диалог, так как вероятно почувствовала, что Иллка чем– то недовольна.

Иллка и впрямь была недовольна. Домой она пошла медленно, размышляя о том, что вскоре пребывание ее в этом мире закончится, а она радости от жизни почти не испытала. Только дети. Только они приносили ей радость. Но с их появлением появился и страх, страх за их будущее, страх за здоровье, страх за их жизнь.

Во дворе своего дома взгляд наткнулся на качели, и подошла к ним. Толкнула рукой, испытала желание сесть и качнуться, но подумала, что конструкция может не выдержать ее веса. От этой мысли ей почему-то стало весело. Толстая глупая Иллка хочет покататься как ребенок. Улыбаясь, она пошла в сарай и начала готовить пивные бочонки. Пока возилась с подготовкой, то вдруг подумала о том, что до дня из разговора имама с упырем осталось совсем немного. А потом попыталась вспомнить, не говорила ли Арджун о строительстве новых путей, ведь ее сын, водитель, обязательно знал бы об этом. И она застыла от ужаса, когда поняла, что завтра в гостиницу заселятся вовсе не монтажники, а солдаты-горожане, которые начнут операцию по устранению недовольных. День-два они пробудут в комплексе, а потом займутся своим черным делом.

Она вспомнила деревню бабушки и тот день, когда видела сафари. И хотя сейчас городские упыри практикуют не такие развлечения, а просто забирают людей на фермы, еще не совсем понятно, что лучше: сразу тебя убьют или подвесят на крюк и будут долго высасывать из тебя кровь. Почему-то воображение Иллки рисовало ей фермы похожими на скотобойни, где туши после предварительной разделки подвешивали на крючки. И если на сафари перед смертью ты успевал отдать совсем немного крови, то на фермах упыри не перестанут тянуть ее, пока она не закончится в теле. От подобной картинки в воображение она содрогнулась.

И теперь эти существа, эти упыри, эти хозяева ее мира, ее страны придут за ней, за ее никчемным мужем. Иллку передернуло от омерзения и ужаса, а потом окатило злобой. Нельзя просто так сдаваться, нельзя безнаказанно дать убить себя. Она не Башким, который будет до одури мечтать о мести городским упырям, а сам в случае чего жопу не оторвет от дивана. Дети в относительной безопасности, так что никто не сможет шантажировать ее.

Иллка пошла в дом. На кухне, на самой высокой полке, такой высокой, что дети не могли туда дотянуться даже со стула, стояла большая чашка с засушенными ветками и листьями олеандра. Пользоваться этим растением ее научила мать при головной боли, а также при бессонице. Но Иллка знала, что если принять его чуть больше, чем по рецепту, то человеку станет очень плохо. И хотя упыри и не люди, но на них яд должен подействовать. Она вскипятила воду, и, мелко порубив тонике ветки и листья, залила их водой. Жаль, что эта идея не посетила ее раньше.

На кухню зашел Башким, недовольно потянул воздух носом:

– Опять голова у тебя болит?

– Сядь. Надо поговорить.

– О чем? – просьбу сесть он проигнорировал и собирался уйти.

– Кто из вашей группы самый умный?

– Какой еще группы? – он сделал вид, что не понял вопроса.

– Группы мятежников, – Иллка начала заводиться. Не нужно ему играть с ней в эти игры.

– Борцов за веру и родину?

– Башким, – она чуть не сорвалась на крик. – Кто?

– Бехир, – муж выплюнул это имя, а она покачала головой:

– Кроме муллы.

– Замир, ну, или я.

– Позови Замира к нам.

– Да что такое случилось-то? Мне можешь сказать? – теперь уже он начал злиться.

– Позови.

– Замир сейчас на работе, он – мужчина серьезный, не станет…

– Позови, прошу тебя.

– Иллка, если это какая-то бабская глупость, то тогда….Тогда я буду вынужден. Перед людьми меня позорить не смей.

– Позови.

– Ладно, – Башким ушел, а она слила отвар в стеклянную бутыль и добавила еще кипятка в олеандровое крошево. Работать с травами и настоями она научилась у бабушки, именно у той бабушки, в чьей деревне прошло сафари, так что если ее план удастся, то память бабушки будет учтена.

Башким вернулся с Замиром, невысоким бородатым мужчиной тридцати лет. У него было четверо детей и большой земельный надел, который он обрабатывал сам, отчего, и так от природы смуглый, казался совсем черным. Он в отличие от Башкима выглядел не раздраженным, а удивленным. Иллка поздоровалась с ним и поставила на стол чашки с настоящим чаем, а не отваром из виноградных листьев.

– Замир, – они знали друг друга давно, так что могли пользоваться только именами. – Ваш имам Бехир предатель, он работает на упырей, всех вас продал им, а завтра в деревню прибудут солдаты, чтобы схватить всех вас и отправить на ферму..

Их гость поперхнулся чаем, а Башким замер с чашкой в руке.

– Откуда знаешь?

Иллка решила не рассказывать о своем решении убить Бехира и выкрутилась:

– Случайно на улице подслушала его разговор с каким-то Штайном.

– А про солдат, что завтра будут?

– Букерош сказала, что монтажники дорожные приехать в гостиницу должны, но это будут точно солдаты.

Замир подскочил:

– Про Бехира не хочется верить, но чуяло мое сердце неладное.

– Ты не прав, Замир, – начал возражать Башким. – Хаджи Бехир мусульманин благочестивый, один из нас. Божий человек, не может он нас предать.

– Башким, жену свою послушай, – остановил его Замир.

– Глупая женщина, он ей просто не нравится.

– Муж мой, через пару дней мы все умрем, – спокойно заявила она, – так что врать мне никакого смысла нет. Да, он мне и раньше не нравился. Слишком вкрадчивый, скользкий.

– Согласен с тобой, Иллка, – ее удивила такая безоговорочная поддержка Замира. – Он очень много рассказывал нам о борьбе, но, как только я задавал конкретные вопросы про то, что станем делать, то переводил тему или говорил, что это подождет, что пока не время. А он, получается, выявлял тех, кто настроен против упырей решительно.

– Да, – Замир, к счастью, оказался умнее ее мужа, который сейчас выглядел словно побитый щенок. – И уже не поможет избавление от «запрещенки», ничего не поможет. Решение упырями принято, нас всех ждет ферма.

Замир начал ходить по кухне из стороны в сторону:

– Ты делаешь отвар дурмана?

– Да. В гостиницу заказали пиво для «монтажников». Пусть выпьют на здоровье.

– Не убьешь их этим. У них организмы крепче наших. Генетика.

– Но лучше им явно не станет.

– Иллка! – в голосе Башкима прозвучали испуг и удивление. – Ты хочешь отравить солдат?

– Да, – ответил за нее Замир, – она хоть что-то делает. Это, конечно, не особо поможет, но есть маленький шанс, что хоть один упырь помрет.

– Замир, а вы так и будете ждать, как стадо баранов, когда вас резать начнут? – задавая такой вопрос она рисковала нарваться на насилие, так как Замир явно не ее муж, но тот с горечью согласился:

– Правильно ты нас назвала, женщина. Надо что-то делать. Победить у нас не получится, но вот жизни продать подороже есть шанс.

– Может получится договориться с ними? – подал голос Башким, и Иллка бросила на него полный презрения взгляд:

– С кормом не договариваются. Ты же не договариваешься со скотиной, прежде чем ее забить?

– Жена твоя дело говорит. Мы для упырей корм и скот, – Замир с подозрением посмотрел на ее мужа. – Или ты уже сейчас на пост полицейский побежишь, чтобы жизнь свою сторговать?

– Да, нет, я даже и не помышлял о таком, как такое тебе в голову могло прийти, – Башким оправдывался так настойчиво, что Иллка поняла: именно такая мысль и появилась в его голове.

– Я хотела так сделать. Опередить имама, но это не изменит ничего. Упырь-Штайн сказал, что все уже согласовано.

– А я слышал, что с ферм некоторые возвращаются, – продолжил защищать свою позицию Башким. Резкий звук пощечины, которую отвесил ему Замир, напугал даже Иллку.

– Придурок! Дурная трусливая мразь! Никто не выпустит обратно корм. Тебя выпьют до остатка, и хорошо, если это будет через медицинские системы, а не как раньше – ножом по артерии.

– Так что делать? – Башким потер покрасневшее место на лице. – Делать что?

– Брать оружие, собирать братьев и попытаться убить как можно больше упырей.

– Но у них ведь танки, вертолеты, да и в обычном бою они сильнее нас…

– Тут тебе пригодится твой опыт с «калашниковым», – не удержалась от поддевки Иллка, но Башким, полностью охваченный ужасом, не отреагировал на нее.

– Если дурман подействует на первых, то пока они будут слабыми и без подпитки, то мы их перебьем в гостинице, а потом попробуем прорваться к Вратам.

– Но на Вратах очень много солдат и полиции.

– Уже несколько лет никакого сопротивления не было, так что охрана Врат явно не так подготовлена к атаке из Района.

– А потом?

– Что потом?

– Нас же оскопят внешние, – заныл Башким. Замир рассмеялся:

– Ну, детей ты уже сделал, так что и без стручка проживешь. Без яиц ты и до этого обходился как-то.

Иллке даже стало немного жаль собственного мужа, который сейчас сидел такой униженный, раздавленный, напуганный. Но потом она вспомнила все его речи про восстание, про сопротивление, про джихад, и жалость ушла: слова, пустые слова и игра в кого-то значимого перед ней и прежде всего перед самим собой.

– Не переживай, Башким, мы вряд ли доживем до момента стерилизации. Упырей на Вратах много, да из города на вертолетах добросят.

Замир сел за стол и залпом осушил остывший чай, покрутил в пальцах ложку и отложил ее в сторону.

– Сделаем следующим образом: я сейчас обойду всех, кто был с нами в группе, соберемся у вас, Иллка пусть доделывает свое зелье, а ты поможешь ей отвезти его в гостиницу. Бехир нас будет ждать вечером, так что придется идти и слушать предателя. Пока солдат не потравим и не перебьем выдавать себя нельзя. После Бехира надо будет подготовить оружие, а утром отправить жен и детей, куда угодно, но подальше отсюда. И сделать это надо будет незаметно.

– Прости за вопрос, Замир, но сколько вас вообще?

– Двадцать четыре человека, – Замир задумался, – из них половина такие же, как твой.

Иллка улыбнулась:

– Ну, даже двенадцать человек с желанием бороться, лучше, чем никого. А на Башкима не злись, он просто слишком верил Бехиру.

– Ладно, – Замир снова поднялся, – нечего рассиживаться, дело надо делать. Ты – молодец, Иллка.

– Да, давайте готовиться.

Замир ушел, а она с Башкимом направилась в сарай, где стояло подготовленное для продажи пиво. Ядовитый отвар нужно было залить в бочки, а потом еще как-то аккуратно перемешать, чтобы газы не разорвали емкости. Одна она бы точно не управилась. Башким на удивление делал все быстро и четко, затем на минуту остановился и сказал:

– Прости меня за слабость, Иллка. Я не подведу.

Глава 14

Глава 14.

Когда ублюдки разговорились, то Виктора сперва охватило сомнение в том, что они говорят правду. В его голове никак не укладывалось то, что он услышал. Сонины тоже имели вид озадаченный. Подтвердить или опровергнуть слова подельников мог только Ричардсон, но он в сознание не приходил, хотя уже минут тридцать валялся на полу. Живой.

Макензи, девка по имени Рита и толстяк-брюнет, работавший в городском транспортном департаменте и имевший доступ к система видеоконтроля, объяснили расстрел патрульных совсем не так, как ожидал Виктор. С их слов никто из родственников и родителей и не подозревал об их планах. А план был простой: расстрелять полицейских из оружия, которое использовали когда-то албанские повстанцы, поднять шумиху в медиа и заставить Совет вернуть практику сафари. Макензи напрямую заявил, что молодое поколение лишили удовольствия охоты.

Пока Виктор записывал признания юных убийц, Миклош спустился вниз и забрал из машины рюкзаки со снаряжением. У капитана завибрировал мобильник. Герт. Виктор отложил в сторону шариковую ручку и лист протокола допроса.

– Слушаю вас, полковник.

– Виктор, скажи мне, что ты сейчас не в квартире Томаса Макензи.

– Я именно здесь.

– Плохо. Сейчас приедут люди Митчелла, и ты передашь Макензи им.

– Полковник, я передам группу убийц только в распоряжение судебных органов. Они уже дали признательные показания.

– Капитан, ты выполнишь мой приказ. Иначе можешь попрощаться со своей карьерой.

– Бюро решило скрыть преступление сына Ричардсона?

– Он здесь не при чем…

– Полковник, он был на том КПП, стрелял в наших коллег. И сделал это, чтобы развлечься и развлекаться дальше.

– Митчелл заверил меня…

– Митчелл прикрывает Советника. Если бы там был только племянник Макензи, то Бюро не стало бы вмешиваться. Вызывайте судебных….

– Виктор, ты на что вообще надеешься? Нас же с тобой разорвут. Бюро….

– Я свяжусь с вами позже, – Виктор нажал на сброс. В гостиной стоял обычный телефонный аппарат, а часы на стене показывали семь утра. Он набрал номер Иоисифа Литгоу, совладельца второго по популярности телеканала в Республике. Домашний номер, который был известен очень немногим. С Литгоу он познакомился в самом начале своей карьеры, при проведении задержания двух мелких наркоторговцев. Литгоу, как оказалось, регулярно приобретал у них кокаин. Виктор решил не портить ему жизнь уголовным делом и просто отпустил. Литгоу тогда пообещал не забыть про такую услугу. Пришло время отдавать долги.

– Доброе утро, это Солано, – сказал он, когда трубку у Литгоу подняли.

– Солано? Неожиданно, – голос у Иосифа был вполне бодрым. – Я, так понимаю, что-то случилось?

– Да. Расстрел КПП устроил сын Советника Ричардсона при участии племянника Советника Макензи. Бюро и мое руководство хотят скрыть эту информацию. Мне нужно максимальное внимание медиа к этой ситуации.

– И где сейчас эти молодые люди?

– В квартире Макензи. Я веду допрос….

– Солано, – позвал его Януш, – прервись на секунду.

– Прошу прощения, я вам перезвоню, – Виктор положил трубку и подошел к окну, возле которого стоял Сонин. К дому подъезжали несколько полицейских машин и три черных микроавтобуса. Януш улыбнулся:

– За нами.

– Не думаю, что это повод для улыбок.

– Капитан, а ты на что рассчитывал?

– Участие сына Ричардсона сильно усложнило ситуацию. Он и Макензи теперь точно договорятся и постараются все скрыть.

– Скрыть уже не получится, – из дома выходили люди и смотрели, как из машин выходят полицейские и сотрудники Бюро. Скрыть операцию не получится, в этом Януш оказался прав.

Виктор повернулся к пленникам:

– Вы будете давать показания на телевизионные камеры. Не сделаете этого – умрете.

Теперь они ему верили – избитый до полусмерти Ричардсона подтверждал его серьезность. Миклош поинтересовался у них:

– Почему именно этот КПП?

– Он недалеко от центра, и там патрульные, а не военные. Транспортники такие расслабленные.

– А кто из вас стрелял в квартиру матери из гранатомета? – подключился Виктор.

– Не знаем, его отец, – девушка показала на Ричардсона, – скорее всего распорядился. Он как узнал, так словно с цепи сорвался.

– Да, – подтвердил Макензи. – Мой дядя спокойнее среагировал, а его предок сначала пообещал нас всех посадить, но потом сказал, что решит все проблемы.

Решать проблемы советник Ричардсон принялся своеобразно: подкидывая наркотики в расстрелянные машины, отправляя гранатометчика атаковать его квартиру. Виктор не сомневался, что скоро начнется штурм.

Сонины почти сразу связали пленников, так что помешать они им не могли. У него опять прошел вызов на сотовый. Просто набор цифр, незнакомый номер. Он решил ответить. Хрипловатый мужской голос спросил:

– Солано?

– Да, это я.

– Это советник Ричардсон.

– Решили сдаться суду?

– Что за бред? Солано. Отдайте детей людям из Бюро и забудьте про это дело, тогда никто больше не пострадает.

– Не хотите узнать, как чувствует себя ваш сын? – Виктора охватило чувство беспечности, смешанное с желанием поиздеваться.

– Только хотел спросить, могу я его услышать?

– Вряд ли. Он немного не в себе. Но жив. Пока.

– Солано, сука, я тебя лично порву, если с него хоть волосок упадет.

– А я голосовал за вас, Советник. Вы казались таким разумным, таким прогрессивным. Теперь мне понятно, почему этот выблядок решил пострелять в копов.

– Тебе конец, Солано.

– Ну, один я точно не уйду. Твой ублюдок отправится на тот свет передо мной.

– Что ты хочешь?

– Хочу, чтобы вы выступили перед гражданами Республики, сняли с себя полномочия и отправились в тюрьму.

– Ты идиот, если даже думаешь о подобном.

– Иди в жопу, советник, – Виктор отключил сотовый, и тут же начал звонить стационарный телефон. Сонины тем временем подтаскивали к входной двери мебель из кухни и комнат. Он поднял трубку. Это был Литгоу:

– У тебя телевизор есть?

– Должен быть. А что?

– Посмотри центральный канал, а потом позвони.

Телевизор нашелся в соседней спальне: старый жидкористаллический экран большого диаметра. Виктор включил его и попал на выпуск новостей. Ведущая на фоне его фотографии из личного дела рассказывала гражданам Республики следующие факты:

– … в сговор с наркоторговцем Бейкером, осуществлял поставки в Урошевац, а когда патрульные попытались провести досмотр автомобиля, то вместе с подельниками, братьями Сониными, расстрелял своих коллег. Бейкер при задержании дал признательные показания, а капитан Виктор Солано, опасаясь раскрытия своего участия в преступлениях, скрылся с табельным оружием. В данный момент захватил и удерживает в заложниках группу молодых людей, двое из которых являются родственниками действующих членов Совета. Предположительно, ему помогают братья Сонины. Силы полицейского управления и Бюро внутренней безопасности окружили их, с престуниками ведутся переговоры….

Иного он не ожидал, но немного ошибся в скорости реакции. Сонины тоже услышали выпуск, но и их не смутила такая откровенная ложь. Глупцами они точно не были. Миклош с мрачным видом заявил:

– Нам по идее уже вынесли смертный приговор, так что имеет смысл прикончить этих тварей прямо сейчас, а потом подороже продать свои жизни при штурме.

– Не станем торопиться с самоубийством, – возразил Виктор, – всегда успеем отправиться на тот свет. Попробуем как-то выкрутиться.

– А ты оптимист, капитан, – засмеялся Януш. – Большой оптимист.

– Я приехал сюда не для того, чтобы сдохнуть.

– И как будем выкручиваться?

– С помощью телефона, – ответил он и набрал номер Литгоу:

– Интересное заявление, но у меня есть материал и подозреваемые с иной точкой зрения. Вам это будет интересно?

– Будет, конечно. Но есть проблема: никого из моих репортеров к вам не пускают. А телефонное интервью не сможет полностью удовлетворить аудиторию.

– Я понял, постараемся что-то придумать.

Сонины опустили на окна в комнатах жалюзи и разложили на кухне содержимое рюкзаков. К этому, очень внушительному арсеналу, при необходимости можно было добавить еще четыре древних, но вполне работоспособных «калашникова», которые убийцы держали на балконе. Но Виктор не хотел ими пользоваться, так как втайне надеялся, что доведет подонков до суда, а на суде понадобится баллистическая экспертиза. Хотя, шансы на успешное разрешение проблем были очень невелики.

И снова вызов по сотовому от Герта:

– Вик, смирись. Отдай детей, и я обещаю, что вас не тронут.

– Полковник, я абсолютно уверен в том, что верить вашим обещаниям – расписаться в идиотизме. Лучше подготовьте нам транспорт без сюрпризов и коридор до Врат. Иначе «детишки» сдохнут не самым гуманным образом.

– Ты сошел с ума, Вик! Перед тобой были такие перспективы…

– Перспектива сдохнуть от гранаты в окно?

– Я разберусь с этим….

– Герт, ты же коп. Ты покрываешь убийц. Да что там говорить…

– На Литгоу можешь не надеяться, Вик. С ним сейчас проведут беседу, так что можешь забыть про этот вариант.

Виктор и сам в глубине души понимал, что вариант с Литгоу скорее всего не пройдет, но Герт поставил на этой идее жирный крест.

– Тогда все умрут, полковник, – он сбросил вызов и прошел на кухню. Сонины дали ему противогаз.

– Не думаем, что они просто так начнут штурм. Скорее всего, попытаются пустить газ по вентиляции или закинут гранаты. Так что держи при себе. И возьми порцию.

На этот раз отказываться от стаканчика с кровью он не стал: настал момент, когда от этого будет зависеть его выживание.

– Мы слышали, ты хочешь прорваться к Вратам?

– Да я просто так это сказал.

– Этот вариант может устроить всех, – сказал Миклош. – Мы покинем Республику, так как перестанем представлять угрозу.

– У меня нет детей, и в таком варианте их не будет никогда.

– Солано, ты придурок? Какие дети? Нас через час, а, может, и раньше начнут штурмовать, и итог вполне ясен: нам пиздец в таком случае. Не, мы заберем этих тварей с собой на тот свет, да и по штурмующим я буду стрелять без угрызений совести, но это – конец.

– Предпочтительнее остаться живым, хоть и бесплодным, так как в ином случае детей у тебя сделать и так не получится.

Виктор налил из графина стакан воды и выпил. Сонины говорили разумные вещи: но, покинуть Республику означает предать свою нацию, сдаться внешним, которые заставят его рассказать о всех уязвимостях страны. Однако он вспомнил и предупреждение Петра про топливо, так что, возможно, это и есть выход. Если не получается задействовать медиа, если не получается отдать подонков под суд, если ими правят коррумпированные твари, которые готовы наделать кучу трупов, лишь бы выгородить себя и своих отпрысков. Наверное, его отец сильно бы пожалел, что ввязался в Революцию, если она привела к таким итогам. Понятно, что власть развращает, в этом он не сомневался, но у всего должны быть рамки.

– Тогда мне надо позвонить Ричардсону и предложить этот вариант.

– Не надо. Они сами позвонят.

Но перед тем, как позвонил Ричардсон, дуболомы Стоуна все же предприняли попытку штурма.

Окно комнаты, где находились пленники, с жутким грохотом осыпалось на пол, туда же упала граната со слезоточивым газом, которую сдержали пластины жалюзи. Виктор нацепил противогаз и прижался к стене так, чтобы держать под прицелом пленников. Сонины заняли позицию напротив входной двери, которая слетела с петель от удара полицейского тарана. Виктор подумал о том, что не успел выпить кровь, но Сонины даже без стимуляции смогли двумя очередями уложить ринувшихся внутрь спецназовцев на пол. В окна кухни и одной из спален тоже влетели газовые гранаты. Лицевая пластина противогаза ухудшала обзор, так как была покрыта мелкими царапинами, газ из гранат тоже не прибавлял видимости. Но спецназовцы Стоуна не решались стрелять внутрь квартиры, так как боялись навредить заложникам. Сонины же не стеснялись нажимать на спусковые крючки. В свои пистолет-пулеметы они зарядили бронебойные патроны, так что даже тяжелые бронежилеты противника не помогали спецназовцам.

За минуту штурма братья уложили на входе четверых, после чего штурм прекратился. Виктор осторожно выглянул в коридор: двое спецназовцев точно были мертвы, пули попали в головы, двое хрипели и стонали. Не помогла им даже стимулирующая кровь. Януш втащил в гостиную тело ближайшего спецназовца и передал Виктору его штурмовую винтовку. Пленники, нахватавшиеся газа, кашляли и заливались слезами, девку стошнило, но облачко уже рассеивалось, так что когда зазвонил сотовый с новым незнакомым номером, он стянул противогаз и нажал на соединение:

– Солано это Митчелл. Прошу не предпринимайте никаких действие по отношению к заложникам. Стоун пошел на штурм без моего согласия. Я отозвал бойцов, Герт отстранен, теперь все переговоры только со мной.

В то, что людей Стоуна отозвали, Виктор поверил. Спецназовцев явно не могли остановить потери, но Митчелл заботился о сохранности жизней заложников.

– Солано, я слышал вы хотите покинуть Республику?

– Такой вариант не исключен. Ведь Ричардсона и Макензи мы явно не увидим на скамье для подсудимых?

– Не надо задавать риторических вопросов, Солано. Убирайтесь за Барьер, только отдайте ребят.

– Транспорт без сюрпризов, дорога без сюрпризов, после перехода отдадим ублюдков.

– Сделайте жест доброй воли, отпустите хоть одного.

– За идиота меня держать не надо, Митчелл. Готовьте транспорт, или я через час отпущу первого из ублюдков на встречу с Господом. Терять нам уже нечего, так что…

– Твоя мать, Солано…

– Моя мать никак не повлияет на наши дела. Убьете ее – убью Ричардсона, а разговаривать с ней не имеет смысла. Так что, Митчелл, скажете?

– Я займусь транспортом. О готовности сообщу звонком.

– Хорошо.

Сонины слышали этот разговор и спросили:

– Ему можно доверять?

– В нашей ситуации само слово «доверие» не уместно, но с головой он дружит, так что, возможно, у нас есть шанс сохранить жизни.

– Доберемся до Врат, прикончим ублюдков и свалим за границу. Жаль, конечно, нерожденных детей, но лучше так.

– Согласен.

К Виктору обратился Макензи:

– Капитан, можно нам воды? А то Рите совсем нехорошо.

– Жаль, что твоя сука не захлебнулась собственным дерьмом, так что перетерпите, – грубо ответил он, однако причина отказа была в том, что за водой пришлось бы идти мимо сорванной с петель входной двери, а этот участок квартиры под прицелом из общего коридора. Ему и самому хотелось пить. Однако Сонины решили проблему с дверью грубо, но просто. Подняли труп спецназовца и, прикрываясь им как щитом, поставили сорванную дверь в проем, потом укрепили ее мебелью. Раненых бойцов Стоуна они втащили внутрь квартиры и просто перерезали им глотки. Виктор хотел было возмутиться, но пришел к выводу, что в этом действии имелся смысл: мертвые спецназовцы не смогут рассказать, что видели в квартире, а держать в качестве заложников их бессмысленно – их жизни для Бюро и Совета не имели никакого значения.

Виктор наблюдал за тем, как братья режут горло спецназовца уверенными и привычными движениями, но не чувствовал никакого отвращения. Это была просто необходимость. Всего несколько часов назад он думал, что схватив Макензи, сможет завершить дело о расстреле, заодно набрав плюсов у главенствующей в Совете фракции, но вышло так, как вышло. Никто не мог предсказать, что среди стрелков окажется сын Ричардсона.