Текст книги "Огнепоклонники"

Автор книги: Бапси Сидхва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Мистер Аденвала чаровал всех без разбору, был одинаково внимателен к лысоватой миссис Чайвале и к миссис Вискивале – зеленоглазой хохотунье. Он мог с равной непринужденностью хлопнуть по спине чопорного Вискивалу и компанейского Пивовалу. Все были от него в восторге, все много веселились, много смеялись, и Фредди не отставал от других.

Целую неделю провел в Лахоре обаятельный, сладкоречивый Диншо Аденвала – приехал в воскресенье, а уехал в следующую субботу. Его умоляли погостить еще. Он никак не мог – обещал жене вернуться к Новому году, сами понимаете. Как жалко, ну что это такое? Отпустили под честное слово, что он приедет опять и уж тогда спешить не будет!

Парсы отмечают все праздники на свете, соблюдая все обычаи, связанные с ними, поэтому стремление Аденвалы встретить европейский Новый год в кругу семьи было естественным и понятным.

Суббота перед отъездом Аденвалы прошла в больших хлопотах. Парсы один за другим расписывались в соответствующей графе. С напряженными лицами, медленно выводили свои подписи женщины. Джербану вообще предпочла обойтись отпечатком пальца.

Потом всей гурьбой отправились на вокзал провожать дорогого гостя. Он отбыл, на прощание энергично махая белоснежным платком, пока его поезд не скрылся из виду.

Парсы двинулись к выходу, оживленно болтая об Аденвале. Они привлекали к себе всеобщее внимание. Группа дико бородатых сикхов с изогнутыми мечами на поясах и с хоккейными клюшками в руках, разинув рты, таращила глаза на зороастриек, которые по-особому повязывали сари, выставляя спереди треугольный расшитый краешек. Сзади у зороастриек покачивались кисти ритуальных шнуров, завязанных вокруг талии. Лбы были плотно стянуты чопорными матхабанами. Мужчины щеголяли в отутюженных широких белых штанах, развевающихся свободных куртках, завязанных тесемками на шее, в плоских тюрбанах.

Словом, выглядели парсы достаточно примечательно.

Фредди посмотрел на сикхов и, заметив, куда устремлены разгоревшиеся глаза, стиснул зубы. Фредди не выносил, когда смотрели на его жену. Вообще в Индостане не любят, когда посторонние пялятся на женщин.

Фредди свирепо зыркнул на сикхов. Те сразу отвели глаза и зашагали в сторону, волоча по перрону свои клюшки. Мимо прошаркал брахман, на чисто выбритой голове которого был оставлен по обычаю клок волос. Брахман раскланялся с Банквалой. Что может быть общего между священнослужителем и учителем бальных танцев? – затормошили Банквалу развеселившиеся парсы. Банквала со смаком ответил.

Прошел величественный мусульманин с бородой, похожей на слюнявчик, отворачиваясь, как положено, от иноверцев. За ним тянулся хвост женщин, спрятанных под покрывалами, и детей. Двое мальчишек, приотстав, выкрикнули нараспев:

– Ворону съели парсы! Вороноеды парсы!

Джербану угрожающе шагнула к ним. Мальчишки тут же улепетнули к своим. Мужчины добродушно усмехались: когда человек много и громко говорит, его спрашивают – ты что, ворону проглотил? А парсы как раз славились тем, что, собравшись вместе, начинали все разом гомонить, как стая ворон.

Перрон опустел, парсы разошлись по домам, довольные проведенной неделей. Фредди вернулся в хорошем настроении и бодро отправился в лавку.

Покупателей не было, и от нечего делать Фредди стал подсчитывать, что ему даст страховой полис. Его губы раздвинулись в мечтательной улыбке, пальцы выстукивали энергичный ритм. Будет, будет он богат – может, к старости, но ведь как раз тогда ему больше всего и понадобятся деньги. Согретый ощущением обеспеченности и удовлетворения, он грезил наяву.

Увидев приближающегося Харилала, Фредди вздрогнул, сел прямо, стер улыбку с лица и с деловитым видом схватился за карандаш. Но поскольку делать было все равно нечего, он выписал столбиком суммы, которые ему придется выплатить за страховку. Рассеянно подбил итог и ахнул! Будто ступил на толстую, надежного вида льдину, а она треснула и он провалился в волны Ледовитого океана. Только тут Фредди наконец сообразил, в какой расход ввел его обаятельный гость. Астрономические суммы поплыли перед его глазами, и он тяжело повалился головой на руки.

– Вам плохо? – испугался Харилал.

Фредди отрицательно мотнул головой, и приказчик осторожно удалился.

По всей вероятности, Пивовала, Чайвала, Вискивала и Банквала испытывали такой же ужас в эти минуты.

Еле сдерживая слезы, Фредди старался уразуметь, что же толкнуло его на такую глупость. При том, как скверно шли дела в лавке, и надеяться нечего было выплатить страховку, даже частично. В какую аферу впутал их всех гость с медовым голосом, какую же змею пригрели они!

Фредди застраховал что только было можно. Застраховал детей, жену и тещу – тещу, исходя из ее старости, которой она всем прожужжала уши. Гость давал понять, что Фредди получит изрядный куш после тещиной кончины, а об отбытии Джербану на небеса говорил как о событии, которое вот-вот произойдет.

«Жди теперь!» – с горечью подумал Фредди.

Он готов был по щекам отхлестать себя за идиотскую импульсивность. Диагноз английского доктора не шел у него из ума – теща всех переживет…

Что касается лавки, то никаких надежд на то, что она сгорит, обвалится или что ее ограбят…

Фредди сжал побелевшие губы и застонал.

Глава 7

По мере того как шли недели, отчаяние все более плотным облаком окутывало Фредди. Он даже перестал обращать внимание на Джербану и позволял ей поедать за обедом всю куриную печенку и обгладывать все ножки. Путли заволновалась. Она попыталась выспросить мужа, но тот огрызнулся.

Фредди и так уже был в долгах, что парсы считают грехом. Хоть сумма была не так уж велика и он никому не говорил, что задолжал, но его воображению рисовались жуткие картины разорения, нищеты и позора. Фредди видел, как его объявляют банкротом и сажают в тюрьму, как идет с молотка имущество, как обнищавшая семья скитается от одних добрых людей к другим, прося милостыню.

Мрачные предсказания Джербану усугубляли его собственное ожидание катастрофы. Фредди не сомневался, что именно теща своими злобными пожеланиями и мерзким своим языком накликала беду. Против него действовали силы зла, сводя на нет все попытки выкарабкаться. Джербану была воплощением злых сил. Фредди опять чувствовал, как его затягивает в омут – с той только разницей, что на сей раз еще и с камнем на шее.

Выход настроению Фредди, как всегда, дала теща. Перед ужином она бродила из комнаты в комнату, набожно окуривая дом сандаловыми палочками. Тещина головная повязка была аккуратно заправлена за уши и свободно ниспадала на плечи, напоминая египетский головной убор. Джербану и за стол села, не подобрав ее, и Фредди подумал, что теща похожа на мумию.

Эта мысль лишь мимолетно отвлекла его от тягостных раздумий о том, что же будет дальше, и от мрачнейших предчувствий. Он угрюмо молчал и ел без охоты. Египетская мумия между тем умудрялась с непостижимой ловкостью и набивать рот, и трещать без умолку. Никто не слушал, что она говорит: Фредди обращал на нее не больше внимания, чем на муху, жужжащую над столом, Путли раскладывала еду по тарелкам, подливала воду в стаканы, следила, как едят дети.

Монотонный монолог Джербану длился и длился, пока она не произнесла тех слов, которые вывели наконец Фредди из отупения.

– Как же мне не переживать? – тараторила Джербану. – Может быть, мне уже не свидеться ни с братьями, ни с сестрами. Так они и умрут друг за дружкой, а я их и не повидаю. Ему, конечно, все равно! Вы на него только посмотрите – жует и жует, как жвачное животное, и ни о чем не думает. Он даже не слушает, какая ему разница, жива я или умру?

Жива или умру.

Жива или умру!

Слова тещи гулко отдались в мозгу Фредди и будто искорку зажгли там – забрезжила идея, которая заставила его вздрогнуть и побледнеть. Он почувствовал слабость в ногах. Руки так задрожали, что ему пришлось бросить салфетку на стол и в наигранном гневе выйти из комнаты, чтобы никто не заметил его состояния. Раньше он никогда себе не позволял такого, хотя Джербану случалось и посильнее донимать его. Путли и Джербану обменялись недоумевающими взглядами и долго сидели в молчании.

А Фредди заперся в своей комнате и, все еще дрожа, бросился на кровать. Неслышный взрыв, произошедший в мозгу, потряс самые основы его души. Фредди чувствовал себя обессиленным и потерянным.

Только через час он отпер дверь в ответ на встревоженный стук Путли. Впустил жену, побрел, как зомби, обратно к кровати и натянул одеяло на голову.

Путли пыталась расспросить его, но, натолкнувшись на каменное молчание, вскоре заснула. Фредди провел ночь без сна, сражаясь с собственной совестью.

К утру жребий был брошен.

Несколько последовавших за этим месяцев Фредди прожил в мучительных терзаниях. В его мозгу бродили бредовые идеи и убийственные сомнения. Совесть его попеременно негодовала, насмехалась, восторгалась и издевалась. Фредди впервые в жизни испытывал такое напряжение, у него раскалывалась голова, он глотал таблетки горстями и бродил, стянув носовым платком лоб. Мысль, появившаяся за ужином в тот роковой день, внедрялась и развивалась, словно болезнетворный микроб, питаемый угнетенным состоянием, стесненными денежными обстоятельствами, ужасом перед Джербану. Она отравляла своим ядом душу Фредди.

Фредди ни о чем другом не мог думать, сколько ни старался. Он взывал к богу в надежде заглушить молитвой нескончаемый спор с совестью, но неугомонный мозг был занят своим – хитрил, комбинировал, направлял мысли Фредди, и Фредди ничего не мог с этим поделать.

Он сна лишился, разрабатывая принципы, которым собирался следовать всю оставшуюся жизнь.

Пророчество цыганки с приездом страхового агента Фредди связал довольно быстро. Если агенту было заранее предопределено оказать благодетельное воздействие на судьбу Фредди, то кем должен быть Фредди, чтобы мешать своему счастью? Мысль об этом нанесла сокрушительный удар по его сомнениям. Что же до остального – все в руках божьих.

В целом Фредди успешно преодолел душевный кризис. Нашел компромисс, который утихомирил его совесть, и теперь был занят только подготовкой к осуществлению плана. После двух месяцев мучительных терзаний Фредди снова взирал на мир с привычной уверенностью.

План вырисовывался во всей гениальности своей простоты. Фредди тщательно обдумал все детали, проверил их под различными углами зрения и сам восхитился изощренностью своего ума. Как всегда, ему припомнилась пословица, соответствующая случаю. «Два зайца… одним выстрелом двух зайцев», – мудро шелестело со страниц толстенной книги, раскрытой наугад. Такое предзнаменование не могло подвести его.

Глава 8

Мистер Аденвала отбыл из Лахора в декабре, а к концу февраля Фредди был готов действовать. Дело было назначено на воскресенье 15 марта 1901 года – Фредди все рассчитал по дням.

Оставался двадцать один день. Фредди начал подготовку с того, что едва заметно изменил свое отношение к Джербану.

День ото дня он проявлял все больше интереса к ее болезням, к ее делам – и все так ненавязчиво, обходительно. Теперь, адресуясь к семье, Фредди вежливо смотрел и на тещу. Фредди, который раньше мастерски научился обходить ее взглядом, теперешняя внимательность давалась нелегко. Новый курс он прокладывал с такой осторожностью, что Путли только через неделю заметила улучшившиеся отношения между мужем и матерью. Вместо того чтобы обрадоваться, она забеспокоилась. Всматриваясь в лицо Фредди своими ясными, всепонимающими глазами, Путли время от времени ловила в нем пугавшее ее выражение. Путли чуяла, что муж что-то задумал.

Наступил день, когда Фредди резко одернул старшую дочь, стремглав выбегавшую из комнаты.

– Ты что, не слышишь – бабушка к тебе обращается? – выговаривал ей Фредди. – Разве тебя не учат уважать старших? Подойди к бабушке и выслушай ее. И делай, что она говорит.

Путли, как раз входившая в комнату, услыхав слова мужа, в изумлении застыла.

Фредди повернул голову, и прежде чем он успел сменить выражение лица, Путли прочитала в его взгляде торжествующую мстительность, коварство, так не сочетавшиеся с добропорядочностью его слов.

На другое утро он сказал Путли:

– Скажи детям, чтоб не шумели после обеда. Поднимают крик и не дают старухе отдохнуть.

– С чего это вдруг такая заботливость? – скептически усмехнулась Путли.

– Старая женщина в конце концов. Жалко ее. Скучает, наверное, по родне, не так, что ли?

Слова Фредди были полны такой искренности, что Путли поспешно опустила недоверчивые глаза.

Попозже Фредди объявил:

– Пришлю бутылку портвейна из лавки. Налей матери рюмочку перед обедом – ей полезно.

Путли устыдилась и отбросила последние сомнения – муж явно корил себя за прошлое. Нежное сердечко Путли сладко забилось.

Не успел Фредди покинуть дом, как Путли, заглаживая вину перед любимым мужем, в чистоте помыслов которого она было усомнилась, бросилась к Джербану.

– Фаредун пришлет для тебя бутылку вина, – выпалила она. – Видишь, как он о тебе заботится? Просто он не знает, как это показать, бывают же люди, которые не умеют выражать свои чувства. Он очень за тебя переживает, заметил, что ты неважно выглядишь. У него сердце за тебя болит, вот именно, сердце болит! Он понимает – ты из-за нас с родными рассталась. Он так любит всех нас, мама! Я раньше не понимала, как он любит нас!

Мать выслушала излияния дочери с видом безразличным и непреклонным. Ей было противно слушать, как нахваливает дочь мерзавца зятя.

– Он как будто на самом деле немного изменился, – нехотя согласилась она. – Подожди, посмотрим, на сколько его хватит.

– И ты помогай ему, мама! Он ведь по-своему проявляет заботу о тебе. Ты тоже прощай его маленькие недостатки, прошу тебя, мама!

Джербану отвела глаза.

– Чтобы хлопнуть в ладоши, нужны две руки, – напомнила она. – Если твой муж прилично обращается со мной, так это потому, что я сил не жалела, угождала ему во всем. Боже мой, чего я только не вытерпела ради тебя, на какие жертвы не шла! Может быть, господь наконец посылает мне награду за мои старания.

– Господь справедлив. Кто ради него старается, он тех никогда не забывает, – в тон матери ответила дочь. На этой высокой ноте они и завершили разговор: одна отправилась мыться, другая – готовить обед.

Отлично понимая шаткость налаженного равновесия, Фредди старался не рисковать. Он источал любезность, пока теща не впадала в мрачное, слезливое настроение. Тогда его лицо сразу суровело, в глазах появлялась строгость, от которой Джербану иной раз даже прекращала свои похоронные разговорчики.

Фредди перешел ко второй части разработанного плана: его любовь к прогулкам приобрела характер неодолимой страсти.

Он внезапно обнаружил, что дети, жена и теща очень бледны.

– Не годится! – объявил Фредди. – Надо, чтобы вы у меня были румяными!

Фредди держал открытыми все окна, учил семейство делать дыхательные упражнения и, как только подворачивалась возможность, всех усаживал в тонгу и вез на прогулку.

В один из воскресных дней плотно пообедавшая Джербану, у которой слипались глаза от портвейна, вежливо отказалась от своей доли свежего воздуха:

– По вечерам я могу ездить на прогулки, а после обеда мне необходимо отдохнуть… Иначе я плохо себя чувствую… в конце концов, я старый человек… А вам, молодым, полезно. Вы должны как можно больше бывать на воздухе. Так что отправляйтесь, а я побуду дома. Не беспокойтесь за меня.

– Ну, мама, – мягко запротестовала Путли, – поедем все вместе! Мы же скоро вернемся, и я тебе разотру поясницу.

Но Путли тоже перестала настаивать, когда Фредди принял сторону тещи:

– Хорошо, мама. Делайте как вам лучше. А завтра вечером поедем все вместе.

Путли, которой важно было удостовериться, что муж не обижается на мать, велела детям поцеловать бабушку, окинула зорким взглядом квартиру, проверяя, все ли в порядке, и заторопила всех вниз, всех, даже мальчишку-слугу.

Джербану осталась совершенно одна.

Потом наступила пора привести в действие следующую часть плана: в несколько дней лавка заполнилась новым товаром. Нарядные банки с кофе, медом, итальянскими оливками, маринадами мерцали на застекленных полках. В витринах красиво расположились дорогого вида дубовые ящички с гаванскими сигарами, коробки шоколадных конфет с ликером, шафран и икра. Самое большое место заняли ходовые товары: жестянки с печеньем, чай и прочее. В углу до самого потолка высились аккуратно поставленные один на другой нераспечатанные ящики.

Лавка Фредди помещалась на углу людной торговой улицы, которую муниципалитет украсил зелеными насаждениями. С Фредди соседствовал преуспевающий маклер, дальше шли игрушечный магазин, обувная лавка, лавка, где продавались сари, и так далее. Двери лавок были весь день распахнуты, и с улицы можно было увидеть, что в них происходит.

За углом через дорогу размещался мощный квадрат Центрального рынка, где торговали мясом, птицей, овощами, фруктами.

Как-то вечером маклер заглянул в лавку Фредди.

– Что у нас происходит? – осведомился он весело.

– Похоже, дело пошло, – ответил Фредди. – Что ни день, все прибавляется хлопот.

– Расторговались, значит?

– Немножко, – скромно согласился Фредди.

– Отлично, отлично! – разулыбался маклер.

Когда Фредди шел мимо лавки игрушек, хозяин поклонился с порога.

– Как дела?

– Получше как будто, – откликнулся Фредди. – Слава богу, с новыми поставщиками договорился. И заказы тоже получил.

– Дай бог, дай бог!

Другие лавочники тоже поздравляли Фредди и желали ему удачи.

Задняя дверь лавки выходила в узенький, кирпичом мощенный проулок, который отделял доходные дома от двора, тянувшегося позади длинного низкого строения. Собственно, в проулок выходили двери всех лавок. Пароконная телега подвозила товары, их разгружали в проулке и вносили в складские помещения за лавками.

Но в один прекрасный день товар пришлось разгружать у парадного входа в лавку, поскольку для такого количества груза потребовалась подвода с буйволами, а она не могла въехать в проулок. Соседи сгрудились у лавки, завистливо разглядывая марочные коньяки, ликеры, виски и дорогие вина.

Тогда товар начали подвозить по ночам.

– Джунглевала-сахиб! – звали возчики.

Фредди появлялся в окне и кричал в непроглядную темень:

– Иду! Одну минутку!

Он срывал связку ключей с гвоздя на кухне, хватал кухонную лампу и мчался вниз.

Понемногу все, кто жил по обе стороны от его лавки, привыкли к шуму по ночам.

Обыкновенно, приняв товар, Фредди оставался в лавке до рассвета. Он тщательно записывал привезенное в инвентарные книги, часами возился на складе, бережно вскрывал ящики, разбирая товар.

Закончив работу, Фредди устало поднимался по лестнице, молитвенно гасил фонарь, ложился рядом с безмятежно спавшей Путли и погружался в крепкий, здоровый сон.

Девятого марта Фредди арендовал большой склад около вокзала. Равнодушному владельцу он заплатил вперед за три месяца, объяснив, что ожидает большую партию товаров из Англии.

Ночью опять возчики позвали Фредди из проулка. Фредди на цыпочках подошел к кровати и шепнул Путли:

– Большая партия. Я, наверное, задержусь.

– Хорошо, – пробормотала сонная Путли.

Фредди тихо спустился по лестнице и отпер дверь.

Ночь лежала в проулке как толстый матрас. Только одно окошко светилось тусклым огоньком.

Фредди позвал грузчиков на склад, где все было заставлено большими прочными джутовыми мешками. В жиденьком фонарном свете едва виднелись горы упаковочных ящиков вдоль стен. Двое грузчиков взялись за мешок и, пошатываясь от тяжести, понесли на телегу. Фредди помогал осторожно грузить мешки.

Никто не знал – и никого это не занимало, – что товар в ту ночь не привезли, а вывезли.

Фредди сам сел рядом с возчиком, и груз был доставлен в только что арендованный склад у вокзала. После трех ездок в ту ночь Фредди еле добрался до кровати.

Так продолжалось три ночи – пока совершенно не опорожнились ящики с наклейками и штемпелями известных фирм.

Глава 9

Оставалось всего три дня.

Фредди был так занят, что ему некогда было волноваться. Подготовка закончилась. Фредди отсчитывал оставшиеся часы. Он был напряжен как туго взведенная пружина. Устало поднимаясь по лестнице на исходе третьей ночи тайной работы, он присел на ступеньку. Успокаивая нервы, он методически перебирал в уме, что уже было сделано. Психологическая атака на Джербану прошла настолько успешно, насколько это было возможно в такой короткий срок. Задачи по подготовке лавки выполнены. Осталось привести в порядок документы: инвентарные книги, расписки, счета. В субботу документы будут переданы ревизорам. Время ревизии все равно уже подошло, к тому же так документы останутся в целости. Фредди целый час просидел на ступеньке, прежде чем на цыпочках войти в дом.

Хотя спал Фредди хорошо, утром он проснулся взвинченный. Шел девятый час, и кровать Путли уже пустовала. Фредди посмотрелся в зеркало, провел ладонью по щетинистым щекам, подумал, что лицо выдает и его напряженность, и ощущение вины. Он долго умывался, пока холодная вода не охладила его возбуждение и не вернула ему бодрость духа. Освеженный и оживший, он надел чистую рубашку и широкие белые штаны.

Позвал Путли, но она не откликнулась.

Выйдя из спальни, Фредди направился прямо к молитвенному столику, надел ритуальную черную шапочку и негромко прочитал молитву. Поднося огонь к священной лампе, он спросил Джербану, где Путли.

– Путли? Она в отдельной комнате.

– Как?! – задохнулся Фредди.

– С сегодняшнего утра. Ты что, не знал?

Фредди молча мотнул головой. Силы покинули его. Спичка догорела до самых пальцев, охнув от боли, он отбросил ее. Все вокруг затуманилось и поплыло перед его глазами, туша Джербану виделась как через кисею. С трудом удерживаясь на ногах, он вернулся в спальню и упал на кровать.

Лежа на скомканных простынях, он тупо уставился в стену. Скользнула ящерица и ловко ухватила мошку.

Фредди сел.

– Боже мой, боже мой! – тихонько стонал он, раскачиваясь взад-вперед и прижимая руки к желудку, в котором вдруг что-то всколыхнулось.

В переводе на общепонятный язык, Джербану только и сообщила ему, что у Путли, которая пребывала в редком для нее состоянии отсутствия беременности, начались месячные.

Ну и что, спросите вы, разве это не нормально для здоровой женщины?

А то, что планы Фредди должны были быть отложены.

В том состоянии нервного напряжения, в котором он пребывал, малейшая помеха воспринималась как конец всему. А тут такая неожиданность! Нет, думал Фредди, задыхаясь от отвращения к себе, какая ж это неожиданность, это идиотский просчет! Все тщательно продумать, распланировать до мельчайших деталей – и упустить из виду неизбежный фактор! Все полетело кувырком по его собственной вине. Теперь Путли просидит дома не меньше пяти дней, начиная с тринадцатого, и намеченное воскресенье, пятнадцатое марта, наступит и канет в вечность.

– Проклятый идиот, осел безмозглый, – яростно шипел Фредди, ругая себя по-английски.

Он был настолько выбит из колеи, что немного опомнился только наутро следующего дня. Приходилось все откладывать на неделю. Недельное ожидание представлялось Фредди годом медленной пытки.

Путли удалялась в отдельную комнату на пятеро суток – в каморку без окна, в которой не было ничего, кроме железной кровати, железного стола и железного табурета. Выходила каморка прямо на лестничную площадку против кухни.

Отдельная женская комната есть в каждом зороастрийском доме – только там может находиться женщина, пока не очистится. Ибо, когда женщина нечиста, ее взгляд способен осквернить даже солнце, луну и звезды.

Путли наслаждалась своими нечастыми заключениями в отдельную комнату. Это было единственное место, где ей удавалось отдохнуть. А поскольку безделье в отдельной комнате было освящено благочестием, то Путли могла со спокойной совестью предаваться ему.

Путли проводила время за вышиванием или вязанием. Выходила она только в туалет и в ванную, громко предупредив о своих намерениях.

Если Фредди или Джербану находились у молитвенного столика, они испуганно кричали:

– Подожди!

Быстренько дошептав молитву, они прятались по своим комнатам и кричали оттуда:

– Все в порядке! Можешь идти!

По этому сигналу Путли летела к месту своего назначения, старательно отгораживаясь покрывалом от молитвенного столика.

Еду ей подавали в каморку. Мальчишка-слуга приносил пищу на специально для этого имевшейся жестяной тарелке с жестяной ложкой. Путли не могла дотрагиваться ни до маринадов, ни до приправ – они скисали от ее прикосновения. Всякий знал, что и цветы вянут, если к ним приближается женщина в таком состоянии, как Путли.

Семейство могло общаться с Путли через дверь. В случае крайней необходимости дверь можно было открыть, но тогда после разговора с Путли нужно было вымыться с головы до ног и совершить обряд очищения.

Фредди промучился все пять дней. Задача быть любезным с Джербану оказалась едва выполнимой без Путли. Но все-таки острое отчаяние было преодолено, и мозг Фредди опять активно заработал. Фредди назначил себе новую дату – воскресенье, двадцать второе марта. Новая дата позволяла весело отпраздновать зороастрийский Новый год, который приходился на двадцать первое.

К тому времени, как Путли вышла из отдельной комнаты, Фредди убедил себя в том, что задержка к лучшему – добавочные семь дней пригодились для окончательной утряски плана. Пожалуй, размышлял Фредди, он немного поспешил с пятнадцатым. Ревизоров Фредди на всякий случай предупредил, что документация еще не готова, но будет приведена в порядок к следующей пятнице.

Новый год прошел хорошо. С утра отправились в Храм огня, потом обедали у Чайвалов, после обеда совершили долгую прогулку, а вечером вся община собралась в доме Банквалы.

На другой день утомленное семейство поднялось поздно.

Наступило воскресенье, двадцать второе марта.