355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Бапси Сидхва » Огнепоклонники » Текст книги (страница 3)
Огнепоклонники
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 22:48

Текст книги "Огнепоклонники"


Автор книги: Бапси Сидхва



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4

Фредди был терпелив и настойчив. Он ждал подходящих обстоятельств, и через три дня представился случай, вознаградивший его за терпение.

Дело было в пятницу. По пятницам после обеда Путли занималась стиркой на плоской крыше их дома. Мальчишка-слуга, который присматривал за детьми во время послеполуденного отдыха Джербану, удрал в слезах на улицу: Джербану надрала ему уши, застукав за поеданием сладостей.

Фредди мог не сомневаться, что его будущая жертва блаженно храпит в своей комнате.

Внизу в лавке приказчик копался в счетах. Покупателей в это время почти не бывало. Фредди почуял, что час приближается.

Приказчику он сказал, что вернется через минуту, и на цыпочках взбежал по деревянной лестнице.

Проскользнув в кухонную дверь, выходившую прямо на площадку, он прокрался через столовую к себе, осторожно открыл ящик резного орехового шкафчика и выбрал ножницы. Затем проверил, острые ли они, отхватив краешек бахромы от покрывала на кровати. И наконец разулся.

Затаив дыхание, Фредди прошел в носках по скрипучим половицам и остановился перед тиковой дверью в комнату Джербану. Перевел дух и прислушался к равномерному, обнадеживающему храпу, который доносился из-за массивной двери.

Петли Фредди предусмотрительно смазал на другой же день после посещения факира.

Он медленно, бесшумно повернул ручку. Дверь приоткрылась. Он затаил дыхание. На его счастье, Джербану не заперла задвижку изнутри. Дверь на хорошо смазанных петлях распахнулась, пропуская Фредди, и послушно закрылась за ним. Фредди подкрался к кровати, матерчатые переплеты которой, как гамак, провисли чуть не до полу под тушей тещи.

В квадратной комнате с завешанными окнами только и было мебели, что кровать, шаткая стоячая вешалка и большой шкаф с полками. На стуле с высокой спинкой, стоявшем у шкафа, валялось сари, которое сбросила Джербану, ложась отдыхать. В изножье кровати стояла жаровня, голубоватые огоньки бегали по углям.

Джербану спала на спине, и ее бесценная косица была погребена под пудами размякшего мяса, колышущегося от всхрапов.

Фредди чутко склонился над тещей, не отрывая завороженного взгляда от этих телес. В комнате было тепло, и Джербану сбросила одеяло, сбившееся в кучку в ее ногах. Она спала в кофточке с тесными рукавами и с глубоким вырезом и в длинной нижней юбке. В складках жирной шеи блестел пот. Фредди всмотрелся в ненавистное лицо. Низкий лоб, отчеркнутый густыми, круто выгнутыми бровями, свидетельствовал о подлом, предательском характере. Человек менее предубежденный нашел бы округлое, с некрупными чертами лицо Джербану вполне привлекательным или интересным. У нее была гладкая кожа, свежий рот, полные губы которого чуть подрагивали во сне.

К желанной же косице было не подобраться.

Беспомощно озирая распростертое тело, Фредди не мог ничего придумать. Неожиданно громогласный всхрап, как взрыв, ударил прямо в его лицо – но Джербану всего-навсего выдохнула пылинку, попавшую не туда. За первым взрывом последовал второй. Фредди нырнул под кровать: Путли часто ругала его за то, что он будит детей, пристально глядя в их спящие личики. Он старался стать незаметным, исчезнуть, как капля влаги в пустыне.

Голый каменный пол был холоднее льда.

Всхрапы и посвистывание оборвались. Послышался стон, гамак над самой его головой грузно колыхнулся, кровать жалобно скрипнула всеми четырьмя хлипкими ножками – Джербану перевернулась на бок.

Фаредуна окатило холодным потом. А вдруг она проснется и встанет? Он чувствовал себя между кроватных ножек открытым взгляду, как бегемот, в шутку решивший укрыться за саженцем. Впервые в жизни захотелось ему стать поменьше ростом, чтоб не чувствовать, будто руки и ноги в двадцати местах торчат из-под кровати. В любую минуту слоноподобная теща могла увидеть его и яростно затрубить.

Сомкнув трясущиеся пальцы, Фредди жарко молился про себя. Снова громко простонала кровать, Фредди задержал дыхание, пока не возобновилось мерное урчание мясистого вулкана.

Высунув голову, Фредди заглянул наконец на кровать: его взгляду открылась поднимающаяся стеной белая безмерность бедер и плеч спящей на боку тещи.

Она! Черная косица змеилась между тещиной спиной и провисающим матрасом. Тощенький хвостик, перехваченный красной тесемкой, колечком прилип к потной кофте. Фредди подцепил колечко ножницами и бережно отделил его от ткани.

Он мог бы поклясться, что не дотрагивался до спины, но Джербану взвилась и, даже глаз не успев разлепить, с утиным кряканьем с маху хлопнула Фредди прямо по лицу. Фредди закачался. У Джербану отвалилась челюсть. Не веря своим глазам, все еще одурманенным сном, таращилась она на Фредди.

Неведомая сила, пробудившаяся в обезумевшем мозгу Фредди, заставила его издать извиняющийся смешок, хотя больше всего хотелось ему заплакать. Прижав левую руку к щеке, он правой делал торопливые движения – как насос качают, – смысл которых был в том, чтоб успокоить ошарашенную тещу.

– Это я! Я. Все в порядке. Я это! – нежно бормотал он, с ужасом понимая, что теща сейчас заорет.

Но взгляд Джербану не отрывался от его руки, от ножниц, которые он пытался сунуть в карман. Что это было, она не разобрала – может, узкий нож, предназначавшийся для ее горла… Джербану уже открыла рот для крика, но тут ножницы, скользнув мимо кармана Фредди, с лязгом брякнулись на пол у его ног.

Зловещие предчувствия охватили душу Джербану. Она припомнила, как что-то во сне дотронулось до ее волос, и начала обо всем догадываться. Ей стало жутко. Зять подбирался к ее волосам, а уж она-то знает зачем! Перебросив косу на грудь, она внимательно обследовала ее кончик и победоносно уставилась на Фредди.

– Только без глупостей, – залепетал Фредди, продолжая успокаивающе помахивать рукой, – без глупых подозрений! Я заглянул узнать, все ли в порядке…

Джербану не дала Фредди изложить благородные цели его прихода к ней и огласила дом душераздирающими воплями.

Приказчики ринулись из лавки вверх по лестнице. Путли бегом спустилась с крыши.

В начавшейся сумятице Фредди тщетно пытался обелить себя:

– Откуда я знал, что она так храпит? Я подумал, не случилось ли чего, подумал, вдруг она задыхается. Бросился на помощь, и вот что получаю вместо благодарности. Надо было плюнуть и не обращать внимания!

Фредди по очереди взывал то к Путли, то к приказчикам, даже к покупателю, случайно забредшему в дом; Джербану орала о своих бедах, стараясь оповестить о них всех разом.

– Господи боже мой, я больше не могу! Прими ты меня в свои объятия, прибери ты меня в свою обитель небесную! – бесновалась Джербану, бросая обвиняющие, злобные взгляды в сторону Фредди.

Путли сначала выпроводила обратно в лавку и покупателя, и приказчиков, потом отправила Фредди в его комнату и, наконец, утихомирила мать при помощи сочувственных кивков и цоканья языком.

Эта история положила конец диктаторству Джербану. Путли поняла, что дело слишком далеко зашло. Ее уже давно тревожило здоровье Фредди и его угрюмый вид, но до сцены в материнской комнате она все-таки не сознавала, как он сильно переменился. Путли испугалась, что муж сходит с ума. Хотя она и утверждала, что не может поверить предположениям Джербану, но все же подозревала доведенного до крайности мужа в попытке хорошенько пугнуть тещу. Мягко, но решительно она взяла бразды правления в свои руки, свела на нет обмен сплетнями по утрам и прекратила налеты на лавку.

Джербану бродила по своим былым владениям кислая, вялая и понурая, как низложенная королева. Фредди удалось по крайней мере запугать ее. Она нервно оглядывалась и вздрагивала, будто боялась, что ее в любую минуту может ужалить пчела. Тугую головную повязку она теперь не снимала, даже ложась вздремнуть после обеда. Тщательно стянутые узлом на затылке волосы были, не хуже чем в стальной сейф, упрятаны под чистый платок. Чтобы уберечься от сглаза, Джербану подводила веки и рисовала сажей кружочки на висках.

– Мама, – говорила Путли, которая всегда подводила веки детям, – в твоем-то возрасте кто тебя сглазит?

– Много ты знаешь! – огрызалась Джербану и, не глядя на Фредди, вручала дочери мясную жилку, обмакнутую в толченую куркуму, и требовала: – Отведи злые силы!

Путли послушно семь раз обводила кусочек вокруг материнской головы и выбрасывала за окно воронам.

На успех задуманного предприятия Фредди больше не рассчитывал. Может; и к лучшему, часто думал он, с замиранием сердца представляя себе, что могло бы быть, если б ему удалось отхватить прядку.

Теща выработала особую манеру держаться в отношении Фредди. Стоило ему появиться, как Джербану вперяла в него трагический взгляд, в котором смешивались упрек, подозрительность и нежелание простить. Когда Фредди входил в комнату, теща сразу выплывала из нее. За обедом она отсаживалась как можно дальше, брезгливо подбирая подол и морща нос, будто попала в окружение заразных больных.

– От меня что, дохлой крысой воняет?

– Да ты что! – изумилась Путли, принюхиваясь к запаху туалетного мыла, исходившему от мужа.

– А чего старуха морщится каждый раз, как увидит меня?

– Оставь ты ее, – вздохнула бедная маленькая Путли, думая о том, кончится ли когда-нибудь свара в семье.

Понемногу Фредди привык говорить о Джербану «старуха», понемногу и Путли привыкла к тому, что он так зовет ее мать, потому что сама Джербану, не сломленная низвержением с трона, ловко перестроилась и буквально в несколько месяцев превратилась в классическую «богобоязненную старушку».

Переход в новое обличье как нельзя лучше соответствовал ленивости Джербану. Вот она, вся перед вами: наивная, слабая, не способная понять новое в мире. Какой она стала беспомощной, какой хрупкой! Малейшее усилие изнуряло ее. Она больше ничего не могла делать ни для себя, ни для других. Неожиданно выяснилось, что стоит ей выкупать ребенка, как у нее просто разламывается спина. Как только входила в чадную кухню, у нее кружилась голова. Начинала прибирать в комнате или в шкафу – тут же сердцебиение. Ее сил хватало только на то, чтобы покормить малыша с ложечки или налущить гороху.

Конечно, она могла начать носиться вверх и вниз по лестнице, переставлять тяжелую мебель, двигая шкафы, если ей это взбредало в голову. Когда кто-то удивлялся столь бурной деятельности или восхищался энергией Джербану, она со вздохом говорила, что придется потом за все расплачиваться – ей ведь уже под шестьдесят, но она всю жизнь работала как ломовая лошадь, и не так-то легко привыкать к мысли, что уже состарилась и мало что может.

Шестьдесят Джербану должно было исполниться так же скоро, как всякой другой сорокапятилетней женщине. Но в Индостане не считают, сколько кому лет. Человек считает себя молодым или старым в зависимости от желания, здоровья и обстоятельств. У нас есть и величественные бабушки, лет тридцати от роду, и полные сил молодые папаши, которым под семьдесят. Раз объявила Джербану, что ей шестьдесят, значит, шестьдесят. Джербану больше не могла самостоятельно выкупаться – по утрам приходила служанка купать ее. Служанка обливала из кувшина плотное тело, подавала выскользнувшее мыло и мылила Джербану там, куда та не могла достать. Потом вытирала ее, обсыпала душистым тальком и за руку подводила к кровати. Прибрав после мытья, служанка садилась на корточки перед кроватью и разминала толстые короткие ноги Джербану. Большую часть времени Джербану просиживала на кровати – задумчивая, философствующая курица на насесте.

Жить старухой было во многих отношениях славно: Джербану становилась все религиозней. Она вдруг припомнила годовщины смерти многочисленных родственников и стала заказывать дорогие моления за отлетевшую душу каждого. Она молилась пять раз в день и, следуя примеру храмовых жрецов, после каждой молитвы жгла сандаловое дерево в кухонной плите. По утрам и вечерам она благочестиво носила из комнаты в комнату семейную курильницу, в которой густо дымился сандал и священные благовония. Фредди полагал, что все это семье на пользу, хотя не забывал, что семейная польза ощутимо бьет его по карману.

Мученический ореол очень шел к новому облику Джербану, поэтому она не давала ему померкнуть. Джербану шарахалась от каждого взгляда Фредди. Если взгляд был строгим, то добавлялось и заметное дрожание рук. Ну, а если Фредди осмеливался сделать теще замечание, она тут же тяжело валилась в обмороке на пол.

Боясь, как бы она не свернула себе шею своими штучками, Фредди старался помалкивать. Когда же ему случалось что-то сказать, Джербану воспринимала каждое слово с подчеркнутой кротостью.

Ее беспощадная кротость и терпеливое мученичество выводили из себя даже Путли.

Козырным тузом Джербану была скорая кончина. Новый возраст приблизил ее к небесам, и близость смерти открыла упоительные возможности для изобретательности Джербану.

Начиналось примерно так:

– Какое это имеет значение, мне уже недолго осталось…

Или так:

– Вот умру – можете делать, что хотите. Вы уже скоро от меня избавитесь. Единственное, чего я желаю, – покоя и уважения к моей старости, пока я жива.

Фредди потрясенно наблюдал это убийственное превращение. Ему казалось, что тяжкий груз с левого плеча перелег на правое.

Было ясно, что Джербану не простила его, но теперь избрала ухищренный и опасный способ изводить зятя. Фредди не мог не выказывать сочувствие и сострадание теще. А Джербану с наслаждением рассуждала о смерти, вгоняя зятя в тоску, понемногу переходившую в суеверный страх.

Прошел месяц, и Фредди начал жалеть о прошлом: визгливая, буйная ведьма была гораздо лучше нынешней слезливой, покорной ханжи.

Глава 5

Парсы не закапывают и не сжигают мертвых – трупы оставляют на возвышениях без крыш, где их расклевывают стервятники. Англичане дали этим необычным кладбищам романтическое название «башен молчания».

Два слова о башнях: круглое строение, облицованный мрамором пологий пол с углублением, напоминающим воронку с отверстием посредине, – туда стекает кровь, ссыпаются высохшие кости. Подземные каналы отводят все это к четырем глубоким колодцам, расположенным довольно далеко от башни. В колодцы насыпаются известь, древесный уголь и сера.

По верхнему краю мраморной воронки идет широкий уступ, на который можно уложить пятьдесят мужских трупов, пониже – уступ для пятидесяти женских трупов, третий уступ предназначен для детей. Стервятники расклевывают труп в несколько мгновений, оставляя голые кости.

Высота башни рассчитана так, что стервятник может перелететь через ее стены, но если попытается подняться с тяжелой ношей в когтях или клюве, то ударится о верхний край.

Никто, кроме смотрителей, не должен видеть кровавое зрелище, которое разыгрывается внутри башни.

Похоронный обряд зороастрийцев сложился в каменистых горных районах Ирана, где не хватало пахотной земли и слишком она ценилась, чтобы использовать ее под кладбища. В тех краях и в те времена обычай был и практичен, и гигиеничен. Но в наши дни парсы разбросаны по всему Индостану; в больших городах – Бомбее или Карачи – выстроено по три-четыре «башни молчания». Ну а парсов, живущих далеко от башен, приходится просто зарывать в землю.

Когда семья только обосновалась в Лахоре, Джербану огорчило отсутствие башни, но огорчило в меру. Однако раз выдуманный возраст трагически приблизил ее к смерти, то возникла настоятельная необходимость позаботиться и об обряде. Теперь Джербану никому не давала житья. Что сделают с ее останками? Не допустит же семья, чтоб ее просто закопали в землю, будто мусульманку или христианку какую-нибудь. Она ни за что не согласится лежать в кишащей червями земле! Притащив Джербану в Лахор, Путли и Фредди обрекли ее душу на вечный адский огонь. Каждый парс знает, что соприкосновение с трупом оскверняет святость земли, и нет спасения душе осквернителя. Умереть ради дочери и внуков Джербану готова, но никто не заставит ее погубить свою душу. Из могилы восстану, обещала она Фредди, и, вся в червях, пойду на поиски ближайшей башни.

Фредди позеленел, представив себе, как жирная, изъеденная червями теща тащится через всю страну, и поклялся, что лично отвезет ее тело за тысячу миль в Карачи и лично доставит его в башню.

Фредди не выносил разговоров на эту тему, но как он ни увиливал, теща с неимоверным упрямством и хитростью возвращалась к ней.

– Помнишь, Путли, как твой отец любил кабачки? – невинно начинала она. – Хотя что ты можешь помнить, тебе восемь лет было, когда он скончался. Красавцем его никто бы не назвал, но какой был человек! Отвезли его тело в Санджан. Какая же там чудная башня! Ах-ах, так и стоит перед глазами, а место какое замечательное!..

Джербану целиком отдавалась сладким воспоминаниям:

– Столько зелени, весь холм зарос манговыми деревьями, эвкалиптами и гуль-мохуром. Просто рай! Самое подходящее место для башни – возвышается там над деревьями, как преддверие небес. А какие стервятники – на каждом дереве сидят, как ангелы, толстые, красивые!

Несчастный Фредди! Сколько бы он ни старался, не в силах был он вообразить стервятников ангелами. Он считал, что теща переходит все границы, особенно за столом, когда от ее сравнений еда оставляла вкус пепла во рту.

С другой стороны, как он мог встать из-за стола и хлопнуть дверью – ведь речь шла о покойном тесте! Путли благоговела перед памятью отца, и Фредди понимал, насколько рискованно проявить к нему неуважение.

– …и напоследок совершил он доброе дело, – продолжала теща, – как и подобает настоящему парсу, который обязан насытить хищных птиц своими бренными останками. Птиц, впрочем, можно и надуть, но бога не надуешь. Как говаривал мой дорогой муж, наша вера зиждется на добрых делах!

Однажды за ужином после тушеной рыбы, пока Путли ходила на кухню за следующим блюдом, Фредди поспешил выступить с заранее приготовленной маленькой речью. С почтительной печалью, не уступавшей тещиной, он задумчиво сказал:

– Я хорошо помню, как умер ваш дорогой муж. Ровно через месяц у меня умерла тетя с материнской стороны, и я приехал в Санджан хоронить ее. Стервятники тогда до того разъелись, что еле летали. Один смотритель мне сказал, что спустя целый месяц после похорон правая нога вашего почтенного мужа все еще торчала в небо – так и не расклевали ее птицы. Что делать, даже стервятники не могут есть без передышки!

Джербану, которая уже наелась рыбы и не очень-то хотела тушеных овощей, вышла из комнаты, хлюпая носом.

– А где мама? – спросила Путли, вернувшаяся с блюдом овощной окры.

– Она, видно, не любит окру, – смиренно ответил Фредди.

Путли без труда догадалась, что дело не в окре. Подав сладкое и убрав со стола после ужина, она попробовала было провести расследование.

Фредди умылся, переоделся в пижаму и спокойно дожидался жену. Скандала он не боялся, потому что знал: время от времени Путли дает ему возможность выпустить пар.

И к Джербану нет-нет да и возвращалась былая воинственность. Фредди и Путли она старалась не задевать, срывая зло или на мальчишке-слуге, или на поденщице, которая приходила по утрам и вечерам чистить нехитро устроенную уборную.

Глава 6

Близилась осень. Жара спала, и Лахор опять заулыбался. Солнце еще жгло, но в домах уже было приятно. Однако эта октябрьская суббота выдалась жаркой. Часам к пяти духота сделалась непереносимой, и Джербану решила позвать слугу, чтобы тот покачал над ней панку, пока она отдыхает. Панка представляла собой легкую деревянную раму такой же длины, что и кровать. Рама прикреплена к потолку, на нее туго натянуто полотно, от рамы идут шнурки, потягивая за которые приводят панку в движение. Мальчишка-слуга усаживался на корточки у стены, тянул за шнурок, панка мерно качалась вверх-вниз, вверх-вниз, разгоняя духоту, пока Джербану не засыпала. Тогда за своей однообразной работой задремывал и мальчишка.

Джербану прошлепала за ним на кухню и застукала мальчишку за курением. В кухне клубился едкий табачный дым.

Джербану схватила мальчишку за уши, те самые, которые она надрала ему за то, что таскал сладости два года назад.

– Путли! – завопила Джербану.

Примчавшаяся Путли засвидетельствовала преступление. Из лавки был вызван Фредди.

Он был возмущен до глубины души. Табак в доме, где постоянно жгут сандал и благовония!

Зороастрийцы поклоняются огню, избранному пророком служить зримым символом веры. Любой огонь – всегда искра Высокого Огня, одушевляющего все живое. Огонь – первопричина вечного света – воплощает в себе не только всю вселенную, но и дух, движущий ею. Нет святотатства страшнее, чем осквернение огня, и ничто не оскверняет огонь больше, чем слюна, плевок, – а что такое курение, как не плевок в огонь? В зороастрийских домах свечи гасят молитвенным прикосновением двух пальцев, в очагах всегда поддерживается огонь: ночами его бережно сохраняют в золе, а по утрам ярко разжигают. Дуть на огонь – грех. Хранители храмового огня приближаются к нему, лишь закрыв повязкой нос и рот, чтоб не осквернить священный Аташ-огонь ни единой капелькой слюны.

Чудовищность злодеяния потрясла всех членов семьи, и каждый – в очередь – отлупил мальчишку. Потом, чтобы успокоиться, Фаредун предложил семье прокатиться в нарядно расписанной тонге, давно заменившей буйволиную упряжку.

Лошадь ровно процокала копытами по мосту через Рави, и тонга покатилась по проселочной дороге. Вечерний воздух дышал прохладой и напоминал о скором наступлении зимней свежести. Плоские поля зеленели пшеницей второго посева, чуть пригибавшейся под томным ветерком, который овевал сидящих в тонге запахами юного риса и душистых трав Природа была полна новой жизни, пробивающейся хрупкими ростками.

Давно уже не испытывал Фредди такого расположения к теще. У них было столько общего, их объединяла в тот день необходимость отстоять это общее. «Не такая уж она ведьма», – подумал Фредди в неожиданном приливе великодушия.

– Смотрите! – вскричала Джербану, показывая на дерево.

Стервятники плотно обсели высохшую верхушку.

Возбуждение Джербану передалось детям, которые обрадованно отыскивали среди листвы все новых уродливых птиц.

Джербану сочувственно прищелкивала языком, глядя на стервятников, взъерошенных и тощих.

– Жалость какая! – села теща на любимого конька. – Стыд какой! Столько парсов в Лахоре, а несчастные птицы голодают.

Фредди практично заметил, что парой мертвых тел в год такую ораву не прокормить.

– И все равно, – упорствовала теща, – жалко птиц.

У Фредди по коже мурашки поползли.

Джербану любовалась стервятниками, как любуются закатом: склоняла голову то вправо, то влево, приподнимала малышей, чтоб им было лучше видно.

Фредди мучительно ломал себе голову в поисках английской цитаты, подходящей к случаю.

– Вода, вода со всех сторон, ни капли для питья! – выкрикнул он наконец, давая выход своим чувствам.

Семья, давно привыкшая к неожиданным взрывам его эрудиции, повернулась к своему главе в ожидании разъяснений.

Фредди привстал и снова выкрикнул – прямо в лицо Джербану:

– Вода, вода со всех сторон, ни капли для питья!

– А? – не поняла Джербану.

– Стервятники со всех сторон, а трупов нет как нет, – вольно перевел Фредди.

Он показал на лысую верхушку небольшого возвышения среди плоских полей и объявил: – Во-он туда я отвезу ваше мертвое тело! – страстно желая безотлагательно выполнить свое обещание.

– Можешь оставить мое тело где угодно. Как только клюнет меня первый стервятник, ангелы подхватят мою душу и переведут ее через небесный мост.

Фаредуна затошнило. Проклятая ведьма с ее выдумками – день ото дня все зловещей, мрачней и безумней!

– Смотрите, как бы вас в адский огонь не спихнули, – сказал он вслух.

– Он сумасшедший, просто сумасшедший! – шепнула Джербану, прижимаясь к Путли. – С ним становится опасно – он бог знает что может сделать! Ты бы присматривала за ним…

Прогулка оказалась неудачной.

Фредди пристрастился к английским цитатам – через них он облегчал душу, они были источником гордости и для него, и для всей семьи. Он заучивал крылатые выражения, часто перевирая, и выуживал их из памяти по любому поводу.

Об отношении Фредди к цитированию свидетельствовало и почетное место, отведенное в доме сборнику «Крылатые слова» – он помещался на полочке между христианской Библией и индусской «Бхагавадгитой». Другие книги на полочке были: «Авеста» – священное писание зороастрийцев, полное собрание Шекспира, басни Эзопа, «Капитал», религиозные тексты сикхов, джайнов, буддистов.

На молитвенном столике стояла священная лампа с изображением пророка Заратустры на стекле. Пророк воздевал руку с поднятым пальцем, дабы не сомневались верующие в том, что бог един. Предметы, расставленные вокруг лампы, говорили о традиционном для парсов уважении к любой вере. Две с половиной тысячи лет назад персидские цари Дарий и Кир не просто насаждали терпимость ко всем религиям, но более того – освободив евреев из вавилонского плена, они помогли им отстроить храм в Иерусалиме. Пятикнижие несет на себе отпечаток зороастрийского влияния. Примерно в те же времена древняя вера парсов оказала воздействие и на другие семитские религии. Поэтому и пишет один индийский ученый: «Гаты Заратустры за жизнь одного поколения вобрали в себя течение мысли от Ригведы до Бхагавадгиты, разделенных полутора тысячелетиями… Таким образом, можно сказать, что зороастризм лежит в основе всех мировых религий, как арийских, так и семитских».

Эта точка зрения разделяется многими европейскими и американскими исследователями, поэтому не приходится удивляться, что Фаредун Джунглевала в поисках истины обращался с почтением к чужим богам.

Дева Мария была вставлена в одну рамку с многорукой богиней Лакшми. Будда покойно сидел между статуэткой гибкой Ситы, грациозно подбирающей волосы, и угловатым распятием. Рядом красовались изображения индусских святых. В четком порядке располагались священные серебряные сосуды: чаша с розовой водой, пирамидальный светильник и чашечки для помазания. Серебряный поднос со свежими кокосами, курительными палочками, цветами, винными ягодами, четками и гирляндами из кусочков фруктового сахара завершал ансамбль.

Раньше Фредди подходил к столику раз в день для короткой молитвы, но теперь, осаждаемый невзгодами, он проводил перед ним все больше времени.

Бремя, лишь перелегшее с одного плеча на другое, изнуряло его. Торговля приходила в упадок, а что удивительного? Какое дело может ладиться у человека, которого донимают разговорами о смерти и стервятниках? Фредди не сомневался, что скоро вся семья свихнется из-за Джербану. Уже и дети научились играть в похороны!

И Фредди снова начал ходить по всевозможным предсказателям, таскать свой гороскоп от астролога к астрологу.

Рождение ребенка в зороастрийской семье засекается с точностью олимпийских рекордов. Возбужденные бабушки или тетушки вьются вокруг роженицы с секундомерами в руках и фиксируют точное время появления младенца на свет. Потом астролог вычисляет по расположению звезд гороскоп ребенка и вручает родителям сложнейшую комбинацию кружочков и астрологических знаков, в которой несведущему человеку не разобраться, поэтому так важно найти знатока, способного правильно истолковать ее.

Фредди уже давно было известно, что вредит ему главным образом Сатурн. Сведущие люди качали головами и советовали крепиться – Сатурн удалялся, что предвещало наступление лучших времен.

– Твоя жизнь переменится самым неожиданным образом, – говорили ему. – Дела пойдут на лад, и ты даже думать забудешь о нынешних бедах!

Фредди выслушал множество таких предсказаний, но самое большое впечатление произвели на него слова одной цыганки. Цыганка сидела прямо на улице и гадала на каких-то странных картах.

– Очень скоро, – сказала цыганка, – появится человек. Будет он высокий, тонкий и приятный. Принесет он тебе удачу, и вся твоя жизнь переменится.

Ну кто осудит Фредди за то, что цыганское пророчество искрой надежды затеплилось в его исстрадавшемся сердце? Воображение рисовало ему хрупкую фею с нежными черными очами и алым ртом. Она то спускалась к нему с горных вершин далекого Ирана, то поднималась из океанских глубин. Их сводил случай, драматическое событие, в котором Фредди блистал отвагой, а фея одаривала его своей признательностью. Она была так добра, так нежна, что ей навстречу раскрывались сердца и Путли, и детей. Только не Джербану. Это твердокаменное сердце не могла размягчить никакая любовь.

Фея все сразу увидела и поняла. Она поняла, как истерзано сердце Фредди, в какой тупик он попал. И утешила его, и взволнованно поведала всему миру о достоинствах Фредди: о его доброте, о бесконечной терпеливости перед лицом неслыханных страданий – деле рук обезумевшей от злобы ханжи, его тещи.

В конце всех его мечтаний прекрасная фея собственными руками душила Джербану и удалялась в свой далекий таинственный край, где ей предстояло вечно тосковать в разлуке с Фредди.

Ибо не только сострадание проявляла черноокая к Фредди – ее руки, как душистые гирлянды, обвивались вокруг его шеи, ее голова склонялась на его грудь…

…Просветы появляются в самых черных тучах. Когда дела шли хуже некуда, из Карачи в Лахор приехал страховой агент – смуглый, с длинным носом и отлично подвешенным языком.

Высокий и стройный мистер Диншо Аденвала объявился в Лахоре в декабре и повернул течение жизни Фредди. Фредди и не подозревал, что судьба свела его наконец с тем самым приятным человеком, которого нагадала цыганка.

У лахорских парсов гости бывали не часто, а если уж кто-то приезжал, то на перрон выходили всей общиной. Пивовалы, Банквалы, Чайвалы, Вискивалы и Джунглевалы состязались в гостеприимстве, стараясь получше принять, угостить, развлечь. Гостя возили из семьи в семью, с завтрака на обед, с обеда на чай, с чая на коктейли, с коктейлей на ужин. В завершение устраивали пышный банкет. в котором принимала участие вся община. Наутро после банкета закормленного и заласканного гостя дружно провожали на лахорском вокзале, на дорогу снабжая такой грудой крутых яиц и жареных кур, что хватило бы на весь поезд. Дедушки, бабушки, дядюшки, тетушки до изнеможения махали платками вслед удаляющемуся вагону.

Гостеприимство оказывалось любому парсу, если даже он просто проезжал через Лахор. Знали его или нет, не имело значения – стоило пронестись слуху, что едет парс, как по меньшей мере одна семья являлась на вокзал с угощением, с выпивкой и развлекала гостя, пока стоял поезд.

Мистера Аденвалу приняли тепло и радушно.

Обходительный, говорливый страховой агент подбрасывал в воздух восторженно визжавших детей. Он обезоруживал тонкой лестью строгих мамаш, звал барышнями бабушек. Джербану ластилась к нему, как перекормленный щенок. Даже у Путли появился румянец на щеках и игривость в поведении. Ну, если не игривость, то привлекательная оживленность. Мистер Аденвала рассказывал рискованные истории при дамах, а оставшись в мужском кругу, потешал мужчин соленейшими анекдотами.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю