Текст книги "Дикий принц (ЛП)"
Автор книги: Айви Торн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
8
АФИНА
Я встречаю Мию в нашем обычном кафе на ланч. Кроме того, как обычно, она купила мне кофе и кусочек лимонно-макового торта, который я люблю, хотя я всегда говорю ей не делать этого, но она всё равно делает. В последнее время у меня нет собственных денег, так что я не могу купить что-то сама.
– Тебе действительно нужно сказать этим парням, чтобы они давали тебе карманные деньги, – говорит Мия, ухмыляясь. – Я имею в виду, что они не заботятся о тебе. Не то чтобы ты заботилась и о них или хотела чего-то большего, но ты понимаешь, что я имею в виду...
– Вообще-то, – перебиваю я, чувствуя, как моё сердце бьётся немного быстрее от признания, которое я собираюсь сделать.
– Да.
– Что? – Глаза Мии округляются, и она чуть не роняет свой кофе. – Который? Когда? Черт возьми, Афина, расскажи мне всё, расскажи, каково это, боже мой...
– Ну, во-первых, я думаю, что было бы лучше с кем-то, кто тебе действительно нравится, – мрачно говорю я, садясь напротив неё. – Но это был Дин.
Признание, сказанное без обиняков, повисает между нами, и Мия пристально смотрит на меня.
– В самом деле? Я думала...
– Я пыталась выбрать Джексона. – Я вдыхаю, и острая боль в груди напоминает мне, что всё это ранит меня сильнее, чем я думала. – Он мне отказал.
– Что? Почему...
Тогда я всё ей рассказываю. Об игре, о городе, о том, что Джексон не хочет в этом участвовать, и, очевидно, именно поэтому он отверг меня. О том, что я не знала, а если бы знала, то не пошла бы к Дину. Я рассказываю ей несколько подробностей о той первой ночи, не слишком много кровавых, я не хочу её пугать, учитывая, что она ещё этого не делала, и у неё действительно может быть шанс оторваться с приличным парнем, но достаточно, чтобы удовлетворить её любопытство.
– Он не был нежен, – говорю я с усмешкой. – Ни в ту ночь, ни в любую из последующих.
А потом, когда Мия внимательно слушает, я рассказываю ей о своём плане и о том, как всё продвигается на данный момент.
– Я не знаю, – нерешительно произносит она, когда я заканчиваю. – Это звучит опасно, Афина. Знаешь, это больше не просто ты и трое парней. Теперь это касается и их семей. Их отцов. Это серьёзное дерьмо, в которое ты вляпалась. И если ты попытаешься вмешаться, это может навредить тебе.
– Ты имеешь в виду, больше, чем есть сейчас?
– А что насчёт тех фотографий? – Мия хмурится, на её бледном лбу появляются тонкие морщинки. – Эти девушки. Как ты думаешь, они были частью игры? Если так, то почему мы никогда никого из них не видели?
– Сейчас мы бы их вряд ли узнали. Половина из них была скрючена в порнографической позе, и сейчас они всё равно были бы намного старше. На этих фотографиях они были нашего возраста. Сейчас им было бы сорок, пятьдесят, шестьдесят лет. Они выглядели бы совсем по-другому.
– В чем-то ты права. – Мия хмурится. – Мы могли пройти мимо них в любое время и не заметить этого. Чёрт, это безумие.
– Что самое безумное, так это ситуация, в которой я оказалась, – резко говорю я, пытаясь вернуть её к самой насущной теме. – Я вернула весь этот город семье Блэкмур, и я, черт возьми, даже не понимала, что делаю. Возможно, я совершила ошибку. Кто знает, на что способен Дин? Он определенно считает, что заслуживает этого. Он собирается править этим местом, как... ну, как грёбаный лорд. Ему нравится напоминать нам об этом дурацком титуле.
– И, если он сохранит это... – Мия прикусывает нижнюю губу. – Что с тобой будет?
Я пожимаю плечами.
– Он потрахает меня какое-то время, а потом заставит работать домработницей или ещё кем-нибудь, как только я ему надоем. На самом деле ничего плохого, но это не то, чего я хочу. И я не собираюсь брать на себя ответственность за то, о чём я даже не подозревала. Я собираюсь это исправить. Я собираюсь натравить их друг на друга и позволить им продолжать борьбу, пока я не придумаю, что ещё можно сделать.
– Что ты можешь ещё сделать?
– Я не знаю, – признаюсь я. – Но я собираюсь попробовать что-нибудь придумать. – Я ковыряю в куске торта, снимаю с него глазурь из сливочного сыра и слизываю её с кончика пальца. – Я не могу позволить им победить. Я не собираюсь быть их тупой грёбаной жертвой.
– Может, тебе стоит просто уехать, – нерешительно предлагает Мия. – Позови свою маму, убеди её как-нибудь, если не хочешь рассказывать ей о том, что произошло, и вы обе просто уедете из города. Конечно, они не будут преследовать вас вечно. Просто бегите. – Она печально смотрит на меня. – Я буду скучать по тебе. Но это было бы лучше, чем если бы эти придурки постоянно издевались над тобой. Даже если тебе, эм... вроде как это нравится.
Мия – единственный человек, которому, как мне кажется, я могла бы рассказать о своих запутанных чувствах и не быть осужденной за это. Вместо этого, она, похоже, считает, что это довольно интересно, что я получаю удовольствие от того, как обращаются со мной мои мучители. Как будто я – особенно интересный вид насекомых, который нужно препарировать, или отрывок из книги, который она не может до конца понять.
Другими словами, она – лучшая подруга, о которой я только могла мечтать. Но я не могу последовать её совету. Не сейчас. Не тогда, когда я уже привела всё в движение.
Я качаю головой, с аппетитом откусывая кусочек торта. Я и так потратила слишком много энергии этим утром для человека, который даже не позавтракал.
– Я не собираюсь отступать, – твёрдо говорю я. – Эти ублюдки слишком долго всем заправляли. Моя мать была храброй после того, как мой отец был убит после того, как наш дом сгорел дотла. Она нашла способ продолжать жить, не дать им победить себя, и я собираюсь сделать то же самое. Я тоже собираюсь быть жёсткой, такой, какой она меня вырастила, – я отодвигаю тарелку в сторону, твёрдо глядя на Мию. – Я заставлю этих людей пожалеть о том, что они вообще связались со мной.
***
Поскольку мой план в значительной степени основан на том, чтобы заставить Кейда нарушить правила и продолжить играть за меня, следующий шаг – сделать что-то, что привлечёт его внимание, чего я обычно не делаю, что-то, что застанет его врасплох, что, честно говоря, возможность увидеть Кейда Сент-Винсента застигнутым врасплох, стоит того, чтобы видеть его раздражённым из-за того, что я собираюсь сделать.
Я собираюсь пойти на его тренировку по регби.
Большая часть практики на самом деле ничего для меня не значит. Я не знаю, как играют в эту игру, и у меня нет особого интереса к обучению. Но даже я могу сказать, что Кейд сегодня полностью отдаётся тренировкам, мчится как грузовой поезд, играет так, словно это настоящая игра. Это заставляет меня слегка усмехнуться про себя, потому что я знаю, почему он так взвинчен. Это из-за меня, из-за того, что я сделала сегодня утром, из-за того, что произошло в душе, из-за того, что произошло потом в кабинете.
Я свожу его с ума, и теперь, когда я знаю, что поставлено на карту, это даже забавно. Пока он не бросает взгляд в сторону и не видит меня.
На полсекунды выражение крайнего удивления на его лице вызывает во мне прилив удовлетворения. И тут я чувствую себя худшим человеком в мире, потому что в этот момент он отвлекается, и другой игрок врезается в него, его локоть поднимается и попадает Кейду в лицо.
Когда Кейд опускается на колени, наклоняясь вперёд на поле, я понимаю, что это, должно быть, плохо.
Моя реакция удивляет меня саму. Не задумываясь, я перепрыгиваю через канат, отделяющий боковую линию от поля, и на полном ходу устремляюсь к Кейду. Я не знаю почему, в этом нет ничего просчитанного или запланированного. Я просто рванулась вперёд и, не успев опомниться, уже присела на корточки рядом с ним, протягивая руку, чтобы коснуться его плеча.
– Эй! – Один из игроков хватает меня за локоть и поднимает на ноги. – Зрителям вход на поле запрещён.
Я бросаю на него свой самый холодный, самый пронзительный взгляд и выдёргиваю руку.
– Я его соседка по комнате, – огрызаюсь я. – И мне не насрать ранен он или нет. Так что отвали.
Кейд поднимает на меня взгляд, и я вижу ухмылку на его лице несмотря на то, что кровь сочится у него между пальцами, там, где он зажимает нос.
– Я могу вернуться в раздевалку, – говорит он, поднимаясь на ноги. – Я попрошу врача приехать к нам домой и посмотреть на это.
Тренер спешит через поле к кучке игроков, но Кейд направляется обратно к раздевалкам, игнорируя их всех и меня тоже, а я бегу трусцой, чтобы не отстать, пытаясь помочь ему.
– Притормози, – шиплю я на него. – Ты ранен.
– Отвали, – рычит Кейд, когда я хватаю его за локоть и тормошу, отталкивая назад. – Я бы даже не пострадал, если бы ты не болталась поблизости и не отвлекала меня.
– Я просто пришла посмотреть, как ты тренируешься. – Чёрт, я не в форме. Я уже несколько недель не была в спортзале, не занималась, как обычно, силовыми упражнениями или боксом, и я чувствую это, когда, пыхтя, иду рядом с ним, следуя за ним в раздевалку, прежде чем он успевает захлопнуть дверь у меня перед носом.
– Какого хрена ты делаешь? – Огрызается Кейд. – Это мужская раздевалка.
– Ну, ты здесь единственный мужчина, и я уже видела всё, что можно было увидеть, – говорю я ему, закатывая глаза. – Сядь и дай мне взглянуть на твой нос.
Кейд кипит от злости, я привыкла не замечать, когда его ярость достигает точки кипения, но сегодня я не собираюсь играть в его глупые игры. Ему действительно больно, и где-то в глубине души я понимаю, что мне на самом деле не всё равно. Почему, я не уверена. Может быть, это Стокгольмский синдром. Может быть, я просто тоже не в себе, и та безумная страсть, которую я вижу в его глазах, когда он рядом со мной, взывает к чему-то глубокому и тёмному внутри меня. Может быть, мне нравятся наши ссоры, наши разногласия, каким бы вредным он ни был.
Всегда есть вероятность, что я не такая уж хорошая девочка, запертая в поместье со своими похитителями. Может быть, я такая же плохая, как и они. Может быть, мне просто нужно было, чтобы они вытащили это из меня.
– Позволь мне помочь тебе, – настаиваю я, беря его за руку и отводя её от лица, чтобы увидеть рану.
Прежде чем я успеваю что-либо понять, Кейд бросается ко мне с рычанием на лице, хватает меня за плечи и, развернув, с силой прижимает спиной к шкафчикам. Я чувствую, как тёплая, липкая кровь с его пальцев размазывается по моей коже. Что-то в этом возбуждает меня, тёплое волнение, смешанное с адреналином и страхом, захлёстывает меня, когда Кейд прижимает меня к шкафчику, нависая надо мной со знакомым мрачным взглядом своих глаз цвета морской волны.
– Ты ещё пожалеешь, что играла со мной, малышка Сейнт.
9
КЕЙД
Я так чертовски зол, что едва могу нормально видеть. Я злюсь на себя за то, что получил травму, за то, что позволил себе отвлечься достаточно надолго, чтобы получить локтем по ебучему носу, как какой-нибудь глупый мальчишка, только что вышедший на поле. Я зол на Афину за то, что она вообще была там, за то, что вела себя так, будто ей не наплевать на любого из нас и на то, что мы делаем, за то, что она видит меня раненым и уязвимым.
Каждая деталь всей этой гребаной затеи выводит меня из себя. Всё сходит с ума, начиная с моих планов насчёт Афины и «победы» Дина в игре и заканчивая тем, что я сегодня утром проявил твёрдость, хотя собирался поступить с точностью до наоборот. Все это дерьмо должно было происходить совсем не так. Предполагалось, что у нас будет милая, податливая девушка, которую мы будем мучить и дразнить, пока кто-нибудь из нас, наконец, не сломает её настолько, чтобы трахнуть. А потом все остальные ушли бы и наслаждались бы перепихоном до конца нашего пребывания здесь, до окончания школы.
Но нет, мой отец должен был понять, что я зациклился на Афине, и принести её в жертву, чтобы подтолкнуть меня к тому, чтобы я старался изо всех сил, чтобы победить. И теперь Афина и моя грёбаная одержимость ею проникают во все сферы моей жизни.
Регби – это моё спасение, то, в чём я преуспеваю, то, что я выбрал для себя. Это единственное, что заставляет меня чувствовать, что я контролирую ситуацию в жизни, в которой у меня ничего нет. И сегодня я потерял контроль.
Из-за неё.
И теперь она хочет последовать за мной сюда и вести себя так, будто я ей не безразличен, пытается смотреть мне в лицо и притворяться, что ей не всё равно? Я почти уверен, что она пытается манипулировать мной, а также и другими парнями в доме. В то время как часть меня, как ни странно, гордится ею, остальная часть просто чертовски зла, устала и покончила со всем этим дерьмом.
Я не люблю, когда мне врут. Я не люблю, когда меня используют. И если Афина попытается проделать это со мной, она пожалеет об этом.
Её глаза округляются, когда я прижимаю её спиной к шкафчикам. Что-то в ощущении моих окровавленных пальцев на её коже заставляет меня вздрогнуть, мой член наполовину твердеет, когда я прижимаю её к себе и смотрю на неё сверху вниз с усмешкой, скривившей верхнюю губу, несмотря на боль, исходящую от моего всё ещё кровоточащего носа.
– Ты ещё пожалеешь, что играла со мной, малышка Сейнт, – рычу я, сузив глаза. – Это всё твоя вина! – Я провожу ладонями по её предплечьям и вижу, как она дрожит, и это вызывает во мне ещё один пульсирующий прилив вожделения, когда я наклоняюсь к ней, позволяя ей почувствовать тяжесть моей эрекции, прижимающейся к ней, когда я втираю свою кровь и пот в её кожу. – Тебе это нравится, малышка? – Шиплю я, наклоняясь к ней почти вплотную, чтобы поцеловать. – Тебе нравится, когда моя кровь на тебе, мой пот также, как тебе нравится, когда я покрываю тебя спермой? Что ещё тебе нравится? – Я ухмыляюсь и понимаю, что это, должно быть, выглядит ужасно, моё лицо перепачкано грязью и кровью, а губы кривятся в злой улыбке. – Может, тебе понравится, если я плюну на твою киску, прежде чем трахнуть тебя. Прямо на твой маленький пульсирующий клитор и потрусь о него кончиком своего члена. Ты этого хочешь?
– Нет, – шепчет Афина, но я вижу румянец на её скулах, чувствую, как она извивается подо мной, несмотря ни на что.
– Это ты виновата в том, что у меня сломан чёртов нос. Тебя вообще не должно было там быть. Ты, блядь, отвлекла меня, и теперь я расплачиваюсь за это! – Рычу я на неё, и во мне закипает ярость. – Это блядь чушь собачья какая-то!
Афина отступает назад, вызывающе вздёргивает подбородок и смотрит на меня, в её глазах вспыхивает огонь.
– Я, черт возьми, не просила об этом! – Кричит она в ответ, пугая меня. – Я ни о чём таком не просила. Я не просила приносить себя в жертву ради твоей маленькой игры, я не просила, чтобы твой отец накачивал меня наркотиками и тащил в свой шикарный подвал, чтобы плеснуть мне в лицо вином, и я устала терпеть всё это ваше дерьмо… вас всех троих, спокойно лёжа, в буквальном смысле!
Я горько смеюсь.
– У тебя нет выбора, Афина. – На этот раз я называю её по имени, глядя на её бледное красивое лицо, на щеках которого выступили красные пятна гнева. – Ни у кого из нас нет выбора.
– Если ты хочешь меня, просто возьми меня, – шипит Афина. – К чёрту дурацкие правила и ритуалы твоей семьи. Просто сделай то, что ты, блядь, хочешь, хоть раз в жизни, Кейд Сент-Винсент.
– О? – Я скорчил гримасу, глядя на неё сверху вниз, и сильно вжался в неё бёдрами, чтобы она почувствовала, насколько я возбуждён, а мой толстый член выпирает из-под моих тренировочных шорт. – Значит, ты этого хочешь? Ты хочешь трахнуть меня, всего в грязи и крови, в мужской раздевалке. Я знал, что ты шлюха, малышка Сейнт, но это зашло слишком далеко.
– Ты мне не нужен, – огрызается Афина. – Но и Дин мне тоже не нужен. И если дело дойдёт до вас двоих...
– Нет. – Я усмехаюсь, качая головой. – Так дело не пойдёт, Афина. Если Дин не может победить, будучи выбором по умолчанию, то и я не смогу. Ты должна сама попросить об этом, если хочешь, чтобы я тебя трахнул. Умолять об этом. Показать мне, насколько сильно тебе это нужно. Потому что пока ты этого не сделаешь, я просто играю, а Дин – явный фаворит. Учитывая, что он уже трахнул тебя.
Афина горько смеётся.
– Ты действительно не можешь думать самостоятельно, не так ли? – Теперь она дышит тяжелее, и, боже, как же мне хочется стянуть с неё джинсы и овладеть ею прямо здесь, прижав к шкафчикам, обхватив её ногами свою талию, пока я буду входить в неё снова и снова. Это было бы чертовски приятно, но, когда я возьму её, у меня не останется ни малейших сомнений в том, что она хочет меня. Я собираюсь стать явным победителем, потому что она будет умолять, чёрт возьми.
Я слишком долго ждал, чтобы соглашаться на что-то меньшее.
– Так это делалось веками, – спокойно говорю я ей, всё ещё прижимая её тёплое, мягкое, извивающееся тело к шкафчику. – Наши отцы, наши деды и те, кто был до них. Так ты думаешь, я буду тем, кто изменит это, сделает всё по-другому? Вряд ли. – Я качаю головой, скривив губы, и резко отхожу от неё, позволяя ей упасть, а сам тянусь за подолом своей футболки и стягиваю её через голову, отворачиваюсь от неё и прижимаю её к носу, чтобы вытереть кровь.
– О, боже мой, Кейд.
Тихий вздох Афины, раздающийся у меня за спиной, пугает и сбивает с толку. И тут я с неприятным ощущением внутри понимаю, что она видит. То, чего я никогда не хотел, чтобы она как следует разглядела. Я никогда не собирался быть с ней таким уязвимым. Я никогда не собирался показывать ей эти шрамы на моей спине.
Я могу мысленно представить себе то, что видит она, я достаточно часто смотрел на них. Тонкие, неровные линии рубцовой ткани пересекали мою спину в тех местах, где отец так часто бил меня ремнём, что моя спина была рассечена и кровоточила, рубцы набухали до тех пор, пока кожа больше не могла растягиваться. Места с более толстыми шрамами, где он избивал меня поверх старых незаживших, за какой-то проступок, который я сейчас даже не могу вспомнить. Двойка по тесту, провал последних нескольких отжиманий, опоздание на работу, просто я не был своим покойным братом, с которым я никогда не смог бы сравниться, как бы сильно ни старался.
Нет, я не хочу, чтобы Афина видела всё это. Если она поймёт, на что смотрит, всю ту боль, через которую я прошёл, всё то, как я был сломлен, прежде чем снова смог собраться, она начнёт видеть во мне просто мужчину. Человека. Того, кого можно пожалеть…
Я бы предпочёл, чтобы она просто считала меня чудовищем.
– Кейд, что случилось...
– Убирайся нахуй! – Кричу я, не оборачиваясь, но слова заглушаются футболкой, прижатой к носу. Я не хочу, чтобы она видела выражение моих глаз или безумное выражение моего лица. Я просто хочу, чтобы она ушла, чтобы я мог перестать думать о ней хоть на одну чёртову секунду.
– Убирайся, Афина!
Её торопливые шаги и хлопанье двери за спиной говорят мне о том, что впервые в жизни она беспрекословно подчинилась. Это необычно для нашей маленькой питомицы, но, по крайней мере, показывает, что она учится.
Я должен быть счастлив, что она подчинилась.
Так почему же я вдруг почувствовал себя таким чертовски одиноким?
10
АФИНА
На следующее утро я просыпаюсь все ещё потрясённая. Прошлой ночью я спала в своей комнате, на этот раз Дин не настаивал на том, чтобы трахнуть меня, и я рада, потому что не могу перестать думать о том, что произошло в раздевалке, и, что более важно, о том, что я видела.
Я до сих пор не могу до конца поверить, что мне это не померещилось. Но я бы не смогла не разглядеть эту паутину пересекающихся рубцов, некоторые из которых тонкие, как вены, а другие толстые и выпуклые, невозможно было бы придумать себе такое самостоятельно. Из всех людей у меня не было бы причин представлять что-то подобное на Кейде Сент-Винсенте.
Кто-то избивал его до полусмерти. И не один раз. И не кулаками. Эти отметины остались от чего-то, что рассекало его, возможно, ремень – однажды я видела похожие отметины на верхней части бёдер у женщины, шлюхи, которая любила околачиваться в клубе байкеров. Но кто осмелился бы сделать такое с Кейдом?
Что ещё важнее, почему?
Очевидный ответ – его отец. На самом деле, это многое объяснило бы о Кейде. Но как бы мне ни был безразличен Филип Сент-Винсент, мне трудно представить человека, который приютил нас с мамой, избивающим своего сына ремнём… А ещё я здесь из-за него. Он накачал меня наркотиками и отдал трём парням, чтобы они издевались надо мной, мучили меня и заставляли делать всевозможные извращённые сексуальные вещи. Похоже ли это на парня, который не стал бы бить ремнём собственного сына?
Правда в том, что мне кажется, что я больше никого не знаю, кроме, может быть, Мии. Даже моя мама уговорила меня остаться здесь несмотря на то, что она, очевидно, видела, что я несчастлива, хотя и не знала, насколько всё плохо.
Одеваясь, я чувствую себя как в тумане. Вчерашний вид Кейда потряс меня по-настоящему, и не только из-за моей внутренней реакции на то, что он прижал меня к шкафчикам, но и из-за вида этих шрамов. Я никогда не представляла обнажённую спину Кейда иначе, как гладкой и мускулистой, и уж точно не представляла себе паутину шрамов, которую увидела вчера.
Это так поразило меня, что, когда он закричал, чтобы я уходила, я даже не стала с ним спорить. Я ушла.
Когда я вхожу, ни Кейда, ни Джексона в столовой нет. Это всего лишь Дин, который отрывается от своего завтрака, чтобы одарить меня своей мягкой, довольной улыбкой, он проводит рукой по своим темным волосам, откидывается на спинку стула и окидывает меня своим властным взглядом.
– Мой милый маленький питомец, – говорит он. – Наконец-то ты проснулась. Давай завтракать. Пока он ещё тёплый.
– Я не твоя, – автоматически отвечаю я, направляясь к столу.
– О? Я выиграл, помнишь? Я лишил тебя девственности, как бы сильно вы с Кейдом ни спорили по этому поводу.
– Я помню, – огрызаюсь я в ответ, протягивая руку за тарелкой. – В конце концов, я была там.
– Ты, конечно, была. – Дин откусывает кусочек тоста. – Жаль, правда, что я смог сделать это только один раз. Ты была такой тугой, что я почти не мог войти в тебя. Это было так чертовски приятно. И звуки, которые ты издавала…
– Я помню. Моя девственность возбуждала тебя. – Я закатываю глаза. – Тогда, наверное, тебе просто придётся перестать трахать меня, теперь, когда всё кончено, если это то, что тебя действительно заводит.
– В последнее время у тебя очень болтливый рот. Даже больше, чем когда ты впервые пришла сюда. – Дин смотрит на меня через стол, постукивая пальцами по дереву. – Я думал, что преподал тебе много уроков о том, для чего нужен этот рот.
Я пожимаю плечами.
– Может, я просто медленно учусь.
Его взгляд темнеет.
– Афина, ты должна помнить, что ты не в безопасности только потому, что игра окончена. Ты всё ещё принадлежишь мне. И я могу делать с тобой всё, что захочу. Тебе следует помнить об этом, когда у тебя возникнет желание использовать свой шикарный ротик для чего-то другого, кроме как сосать мой член.
– Как насчёт того, чтобы пососать член Кейда? – Я медленно слизываю джем с ножа для масла. – Игра ещё не закончена, Дин. Он сказал это вчера, помнишь? По его словам, ты не можешь выиграть по умолчанию. Я не испытывала особого энтузиазма, когда Джексон мне отказал. Так что это всё ещё продолжается. Наверное, как и твой член прямо сейчас.
Взгляд Дина разгорается.
– Хочешь узнать?
– Не особо. – Я тянусь за бутылочкой с кетчупом, выдавливаю немного на яичницу и наслаждаюсь тем, как губы Дина в ужасе поджимаются.
– Это отвратительно, Афина.
– Думаю, после этого ты просто не сможешь меня поцеловать. Какая жалость.
– Знаешь, – вкрадчиво произносит Дин, – я думаю, что всё это из-за того, что леди слишком сильно протестует.
– Что ты имеешь в виду? – Я накалываю яичницу вилкой, наблюдая, как он медленно встаёт и обходит вокруг стола, направляясь ко мне.
– Я думаю, тебе нравится то, что мы с тобой делаем, – бормочет он, подходя и становясь позади моего стула. Я чувствую, как он убирает волосы с моей шеи, его пальцы скользят вниз по затылку. – Я думаю, тебе нравилось, что мы все трое преследовали тебя, мучили, дразнили, заставляли кончать разными способами. А теперь ты хочешь большего. Поэтому ты натравливаешь нас друг на друга.
– Нет, мне просто не нравится, когда мной манипулируют, заставляя вручить кому-то выигрышный приз, когда я даже не знала, что идёт игра, – огрызаюсь я. И всё же я не могу подавить дрожь, которая пробегает по моему телу от ощущения его пальцев на моей шее, спускающихся по изгибу плеча.
Что, если он прав? Что, если в глубине души мне нравится, что за мной охотятся трое мужчин, возбуждённых и сексуально неудовлетворенных из-за меня, дерущихся из-за меня? Что, если это я хочу поиграть в эту игру?
– Я не уверен насчёт этого, Сейнт, – говорит Дин, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в шею. Это самое нежное прикосновение, которое он когда-либо дарил мне, его губы тёплые, полные и мягкие на моей коже. Я чувствую жар между ног, несмотря ни на что, и растущую влажность, когда отчаянно пытаюсь не ёрзать на стуле. – Я думаю, тебе это нравится. Я думаю, ты начинаешь жаждать этого. Опасности, тьмы, которую мы пробуждаем в тебе. Желания, которые ты никогда бы не реализовала сама.
– Так вот почему я оказалась в душе с Кейдом вчера утром? Или прижалась к шкафчикам после его тренировки? – Спрашиваю я, поднимая голову, чтобы посмотреть на него. – Потому что мне это нравится? Потому что я хочу трахнуть Кейда, который вёл себя со мной хуже всех с тех пор, как я попала сюда? – Я качаю головой, ухмыляясь ему. – Я думаю, это просто потому, что я, блядь, не хочу, чтобы ты выигрывал.
Рука Дина скользит вверх, сжимая мою челюсть, когда его рот обрушивается на мой, его губы твёрдые и наказывающие, когда он прикусывает мою нижнюю губу, поцелуй резко контрастирует с нежными ласками моей шеи несколько мгновений назад.
– Это очень плохо, Афина, – шепчет он мне в губы. – Потому что я собираюсь это сделать, чего бы ты ни хотела. Продолжишь ты эту глупую игру или нет, в конце концов, я в ней выиграю. – Его рот снова прижимается к моему, его язык скользит между моими губами, горячий и требовательный, и мне приходится бороться с собой, чтобы не ответить, не выгнуться, не потянуться к нему. Хладнокровное, изящное, утончённое поведение Дина заставляет меня задуматься, каким бы он был, если бы сломался, если бы его разорвало на части, если бы кто-то довёл его до самого края и заставил этот тщательно скрываемый фасад треснуть и разбиться вдребезги.
Он всегда был тем, кого мне было труднее всего определить, понять. Он не похож на Джексона, который угрюм и непокорен до невозможности, или на Кейда, который всегда лезет в драку. Что касается Джексона и Кейда, я знаю, чего они хотят: Джексон хочет быть свободным от всего этого, не иметь к этому никакого отношения. Кейд хочет победить, трахнуть меня, вернуть свою силу, что становится ещё более очевидным после того, как я увидела шрамы на его спине. Но Дин?
Я не могу понять его. В нём есть что-то сексуальное, таинственное, как будто он хозяин поместья, который держит меня под замком, и я не могу раскрыть его секреты. Это хорошо сочетается с его тёмными задумчивыми глазами, идеально уложенными волосами, аккуратной одеждой и стройной мускулистой фигурой. Высокий, темноволосый и красивый, Дин прекрасно подытожил это. Джексон дуется, Дин задумчив, Кейд злится. Это работает, и пока я борюсь с желанием поцеловать Дина в ответ, запустить руки в его густые шелковистые тёмные волосы и прижаться к нему, я задаюсь вопросом, не заподозрил ли он чего-нибудь раньше.
Вдруг я просто затягиваю дело, потому что мне не нужен кто-то один, и я хочу всех сразу. Это нелепо. Если уж на то пошло, мне нужен только Джексон, говорю я себе, но даже для меня это звучит как слабый протест.
Дин слегка отстраняется, его большой палец скользит по моей скуле, а губы застывают над моими. Внезапно он резко отодвигает мой стул назад, разворачивая его так, что я оказываюсь лицом к нему, и, прежде чем я успеваю подумать, вздохнуть или вообще что-либо сделать, он опускается передо мной на колени.
– Мне нравится это платье, – бормочет он, проводя руками по моим коленям.
Ничего особенного, чуть не говорю я, но от жара в его взгляде слова застывают у меня на языке. На самом деле это не так: чёрное облегающее платье в стиле 90-х, и бархатный чокер на шее. Это самая близкая к моей одежде вещь, которая понравилась бы кому-либо, кроме Джексона, честно говоря, Джексону, вероятно, нравится половина моего гардероба. Я не ожидала, что Дину это понравится, я думала, что он сочтёт это слишком скромным, слишком повседневным. Но вместо этого его руки скользят вверх по моим бёдрам, и когда он медленно раздвигает их, я чувствую, как у меня перехватывает дыхание при виде того, как он опускается передо мной на колени.
Я не знаю, чего он этим добивается, но я впервые чувствую себя по-настоящему чертовски сильной. Тёмные волосы Дина падают ему на лоб, когда его руки скользят вверх по моим бёдрам, пальцы цепляются за края моих трусиков, и он начинает стягивать их вниз. И я не останавливаю его. Вместо этого я слегка приподнимаюсь, позволяя ему сделать это, и не знаю почему, почему я не спорю, не сопротивляюсь, за исключением того, что в кои-то веки жар в его глазах не связан с его собственным удовольствием. Всё дело в том, что он хочет со мной сделать. И мне так чертовски приятно видеть, как он стоит на коленях, его руки на мне, раздвигают мои ноги, он наклоняется вперёд, подтягивает мою задницу к краю стула и прижимается ртом к моей киске, его язык скользит по моим складочкам, и я задыхаюсь от удовольствия.
Дин знает, как расположить к себе девушку, это точно. Его язык скользит по моему клитору, кружа, пощёлкивая, посасывая и облизывая, его пальцы скользят по бокам, руки ласкают внутреннюю поверхность моих бёдер, пока я не начинаю задыхаться, запрокидываю голову и вдруг чувствую что-то липкое на своей влажной плоти, когда его большой палец проводит по моему клитору.
– Мм, – стонет Дин, проводя языком по тому же месту. – Я действительно люблю клубнику. По-моему, она лучше, чем вишня, – и я задыхаюсь, когда он протягивает руку, чтобы провести большим пальцем по лезвию ножа, которым я намазывала джем на тост, и снова проводит тем же большим пальцем между моими складочками, слизывая сладость, которую он намазал между моих бёдер.
Я так возбуждена, что с трудом могу мыслить здраво. Крошечная часть моего мозга кричит, что это безумие, что я лежу, распластавшись, в столовой, с перемазанной джемом киской, и меня ест мужчина, которого я, готова поклясться, ненавижу. Тем не менее, всё, о чем я могу думать, это о том, как это чертовски приятно, когда его губы посасывают мои складочки, его язык проникает внутрь меня, а затем поднимается, чтобы снова обвести мой клитор. Когда он вводит в меня два пальца, я знаю, что сейчас кончу, и кончу сильно.
