Текст книги "Дикий принц (ЛП)"
Автор книги: Айви Торн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Я долбанная идиотка.
Какое правило знает каждая женщина?
Никогда не берите выпивку у незнакомца.
– У тебя на лице звезда, – невнятно бормочу я, когда девушка наклоняется надо мной и начинает смеяться.
– Господи, Блейк, она чертовски не в себе. Сколько ты ей дал? Я не хочу, чтобы она умерла до того, как мы немного повеселимся.
– Хватит, – рычит парень. – Она не доставит нам никаких хлопот со своими взбалмошными мозгами.
Что-то в этом заставляет меня разозлиться настолько, что на долю секунды туман рассеивается, и я бросаюсь вверх, хватаю его за ногу и дёргаю изо всех сил, что в моем нынешнем состоянии не так уж и много. Но это застаёт его врасплох настолько, что он с воплем отшатывается в сторону.
– Блядская сука! – Он отшатывается, сильно ударяя меня ногой по рёбрам, и мир снова плывёт у меня перед глазами. Девушка опускается на колени рядом со мной, её рука сжимает в кулаке мои волосы и скручивает их так сильно, что у меня слезятся глаза, когда она поворачивает мою голову к себе.
– Тебе лучше, черт возьми, успокоиться, Сейнт, – шипит она. – У Блейка не так много терпения, как у меня.
Я издаю сдавленный звук, похожий на кошачье шипение, плюю ей в лицо и чувствую, как мой желудок снова сжимается. У меня на мгновение всплывает воспоминание о той ночи в библиотеке, когда меня вырвало на Кейда, и если когда-нибудь и было время, когда я хотела бы это повторить, то именно сейчас. Но вместо этого я просто чувствую, как рука девушки ударяет меня по щеке, и это жалящая пощёчина, от которой я отшатываюсь.
– Мне будет чертовски весело резать тебя, – шипит она в ответ, а затем кивает Блейку. – Давай. Помоги мне дотащить её до чёртова грузовика.
Нет. нет, нет. Это следующее правило, известное каждой женщине, – никогда не позволяй им затащить тебя в машину. Как только ты окажешься в машине, твои шансы выжить снизятся по какой-то статистике, которую я сейчас не могу вспомнить, но знаю, что это нехорошо. Но я не совсем уверена, что мне следует с этим делать. Они наполовину поднимают меня, наполовину волокут, и мои конечности кажутся тяжёлыми и вялыми, как будто я не могу пошевелиться. Только усилием воли я ещё не потеряла сознание. Моё тело хочет погрузиться в эту сладкую густую тьму, которая, как я чувствую, сгущается где-то на краю моего зрения. Но это приближается, я знаю, что это так. Моё тело тяжелеет с каждой секундой, когда они тащат меня в дальний конец лабиринта, и я вижу свет фар. Там ждёт грузовик, и моё сердце подскакивает к горлу, когда я вижу, что ещё там есть.
Мотоциклы, их много, и на них сидят мужчины, одетые в кожаные куртки, на которых я не могу разглядеть нашивки, но мне это и не нужно. Есть только одна банда байкеров, которая только и ждёт, чтобы похитить меня.
«Сыны дьявола». Они здесь, чтобы закончить то, что они начали, когда убили моего отца и сожгли мой дом дотла.
Мама. Слёзы наворачиваются на глаза, когда я думаю, жива ли она ещё, забрали ли её тоже, будет ли она ждать, куда бы они меня ни отвезли. Я чувствую, как слёзы стекают по моим щекам, собираются в уголках губ, но, кажется, я не могу пошевелиться, чтобы слизать их или хотя бы по-настоящему сопротивляться. Я хочу, каждая частичка меня хочет сделать последнее отважное усилие, чтобы побороться, прежде чем они запихнут меня в этот грузовик, но я не могу пошевелиться. Я словно парализована, наблюдая за всем происходящим, в то время как я полностью осознаю происходящее. Это самая ужасная вещь, которая когда-либо случалась со мной.
– Помогите мне с ней, – слышу я голос Блейка, и двое парней помоложе слезают со своих мотоциклов и с важным видом направляются ко мне. Я чувствую на себе чужие руки, хватающие и ощупывающие меня, когда они поднимают меня, в то время как кто-то другой опускает задний борт грузовика, и меня швыряют внутрь, как мешок с кормом, ударяя подбородком о половицу с такой силой, что я чувствую вкус крови.
– Свяжите её, – раздаётся откуда-то голос, и я начинаю вырываться, пытаясь пошевелить руками, приподняться, но не могу. Я, черт возьми, не могу пошевелиться и даже закричать, мои голосовые связки словно парализованы, как и всё остальное во мне. Всё, что я могу, – это беспомощно хныкать и скрючивать пальцы, тщетно пытаясь оцарапать руки, которые связывают мои запястья и лодыжки.
Я слышу звук захлопывающейся двери багажника и крепко зажмуриваю глаза. Я больше не чувствую запаха травы или цветов. Я чувствую только выхлопные газы двигателя и шершавую поверхность поддона под своей щекой. Здесь так же пахнет маслом и смазкой, как будто кто-то перевозил в нем автомобильные или мотоциклетные запчасти, прежде чем меня бесцеремонно сюда забросили. Мне становится немного грустно от того, что теперь мои воспоминания об этих запахах будут другими, что я буду вспоминать не о моем отце или поездках на мотоцикле Джексона, а о том времени, когда меня похитила банда, которая раньше была для меня как часть семьи.
Если я вообще проживу достаточно долго, чтобы это осталось в памяти.
От этой мысли у меня перехватывает дыхание, и мне снова становится дурно. Я думала, что живу по наихудшему из возможных сценариев, но теперь я столкнулась с очень реальной возможностью того, что могу умереть этой ночью. По крайней мере, они не планируют ничего хорошего. Ничего такого, что могло бы мне понравиться.
Они определенно не прилагают никаких усилий для того, чтобы поездка была комфортной. Клянусь, они специально наезжают на каждую кочку так сильно, как только могут, и после того, как мне показалось, что мы ехали очень долго, я начала мечтать о том, чтобы отключиться, просто чтобы не чувствовать постоянных кренов и толчков грузовика. Я могу сказать, что мы едем куда-то на окраину города, когда более обычные улицы превращаются в обсаженные деревьями просёлочные дороги, и запах сосен наполняет мой нос вместе с машинным маслом.
Такое чувство, что поездка длится вечно. Это даёт мне достаточно времени, чтобы продумать все наихудшие сценарии, все ужасные вещи, которые они могли бы для меня спланировать. Уйма времени, чтобы побеспокоиться о моей матери и о том, втянута ли она в это тоже, или дело только во мне. Я надеюсь, что она в безопасности, и чувствую, как слёзы снова начинают течь по моему лицу, когда я опускаюсь на пол, больше всего на свете желая, чтобы это поскорее закончилось. Просто наконец-то уже узнать, что произойдёт, чтобы собраться с духом пройти через это и смириться со своей судьбой.
Однако, когда грузовик резко останавливается, я вдруг начинаю сомневаться, что готова узнать, что произойдёт дальше.
Я теряю сознание, когда за мной опускается задняя дверь, и я снова чувствую на себе грубые руки, бесцеремонно вытаскивающие меня наружу.
– Отнесите её в одну из дальних спален, – глухо произносит кто-то, и я хочу сказать «нет», не бросайте меня никуда, особенно в спальню, но больше ничего не получается. Я совсем не могу пошевелиться. Я могу только смотреть на вращающееся небо, чувствуя, как плыву к дому, принадлежащему мужчинам, которые тайком приносили мне печенье, когда я была ребёнком, которые наблюдали, как я росла, и с некоторыми из которых я росла бок о бок. Мужчин, которые иногда отпускали замечания, которые им не следовало бы делать в адрес девочки-подростка, или которые смотрели на меня, когда я стала старше, так, что моему отцу становилось не по себе, которые были грубыми, громкими и часто пьяными, но которые, как я никогда бы не поверила, могли причинить мне боль. Когда-то, в старших классах, я думала, что когда-нибудь смогу встречаться с кем-то из них, но помоложе.
И теперь они несут меня, как отбивную, в хижину, которую я смутно вижу впереди, где скорее всего меня и разделают.
Внутри хижины пахнет дровами и табаком, ароматы, которые заставляют моё сердце сжиматься от болезненной ностальгии, когда я чувствую, как все мои счастливые воспоминания о детстве стираются одно за другим, заменяясь ужасным парализующим ужасом этой ночи. Это не заканчивается до тех пор, пока они не укладывают меня на матрас в одной из комнат, где больше пахнет потом, чем чем-либо ещё, всё ещё связанную и обездвиженную.
Я вижу, как они нависают надо мной, но внезапно их голоса искажаются, когда усталость и наркотики смешиваются в моей голове, чтобы окончательно затянуть меня ещё глубже в эту тьму, ближе к сладкому освобождению от небытия.
Часть меня хочет бороться с этим, потому что я понятия не имею, с чем я проснусь. Но я больше не могу. Я просто хочу, чтобы это прекратилось, сейчас, и это желание сильнее всего остального.
Поэтому я закрываю глаза и позволяю темноте поглотить меня.
27
ДЖЕКСОН
– Где, черт возьми, Афина?
Дин и Кейд перестают орать друг на друга ровно настолько, чтобы повернуться и посмотреть на меня, а затем снова друг на друга.
– Я думал, она с тобой, – произносят они одновременно.
Уже далеко за полночь, приближается так называемый час ведьм, и вечеринка наконец-то, черт возьми, закончилась. Все разбрелись по своим комнатам, оставив после себя настоящую свалку из оброненных стаканчиков, пролитого ликёра, липких полов и поверхностей, для уборки которых завтра потребуется целая команда горничных. Но это последнее, о чём я сейчас думаю.
Во-первых, я обшарил весь этот грёбаный дом и всё снаружи сверху донизу и не могу найти Афину.
Во-вторых, как только я узнаю, где она, я всерьёз подумаю о том, чтобы убить Дина и Кейда за то, через что они заставили её пройти сегодня ночью.
И тогда я больше никогда не буду говорить с Афиной, после того, через что она заставила меня пройти.
Это доказательство того, как, блядь, далеко она зашла в моей голове, что я даже хочу найти её после этого. У меня было такое чувство, будто в груди что-то треснуло, после того как я наблюдал, что с ней делал Дин, а она, блядь, потом текла, умоляя Кейда дать ей его член, после всего, что он с ней сделал. И это было не просто шоу. Я знаю, она хотела, чтобы все, включая нас с Дином, поверили в это. Но я лучше знаю нашу маленькую девочку. Я видел её, когда она этого хотела, и я знаю выражение её лица, звуки, которые она издаёт, то, как двигается её тело. Я знаю, что какая-то часть её хотела всего, что у неё было с Кейдом, и это разрывает меня на части, хотя я знаю, что это не совсем справедливо.
Это мог быть я. Это должен был быть я. Но это был не я.
И я чувствую, что это знание разрушает меня изнутри. Я никогда ничего не хотел так чертовски сильно, как Афину, и я никогда никого не ненавидел так сильно, как ненавижу её сейчас, после того, чему она заставила меня стать свидетелем.
– Что ты имеешь в виду, когда спрашиваешь, где Афина? – Дин, наконец, приходит в себя настолько, чтобы свирепо посмотреть на меня. – Я предположил, что она с Кейдом, злорадствует где-то по поводу того грёбаного смешного трюка, который они выкинули сегодня вечером. – Его взгляд возвращается к Кейду. – Что, между прочим, ни хрена не изменит, потому что я всё равно...
– Это имеет огромное значение! – Рычит Кейд, его плечи так напряжены, что я вижу бугры мускулов сквозь рубашку. – Она сама меня выбрала, умоляла о...
– Вы можете заткнуться на одну чёртову секунду? – Кричу я, и оба мужчины снова поворачиваются ко мне, поражённые. Я редко повышаю голос, и они оба это знают.
– Афины здесь нет, – продолжаю я. – Я осмотрел весь дом.
– А что насчёт улицы? – Кейд хмурится. – Бассейн?
– Я осмотрел весь дом, бассейн, заднюю веранду.
– Лабиринт? – Дин прищуривается. – Ты заглядывал в лабиринт?
Чёртов лабиринт. Несмотря на то, что поместье занимает значительную часть территории, я часто забываю о садовом лабиринте. Я даже не уверен, что когда-либо был в нём.
– Может быть, она пошла туда, заблудилась, заснула, потеряла сознание... – Кейд поджимает губы. – Она выпила, может быть, это было слишком крепкое пойло, и она не смогла найти дорогу обратно в...
– Пойдём посмотрим, – перебиваю я. Где-то в глубине души у меня звенит сигнал тревоги, я нутром чувствую, что что-то очень, очень не так. Это инстинкт, который всегда служил мне верой и правдой. Это так же навевает воспоминания, от которых у меня сводит внутренности и пульс начинает биться где-то в горле, воспоминания о том последнем разе, когда я видел свою девушку, которая была мне небезразлична, девушку, которую я любил, и о том, что произошло после этого, когда я потерял кого-то близкого.
Я думаю, что двое других чувствуют то же самое, потому что не спорят со мной. Они просто следуют за мной в дом, переступая через чашки и лужи пролитых напитков, пока мы пробираемся через поместье в боковой садовый лабиринт.
На улице очень темно, и я включаю фонарик на своём телефоне, поднимая его повыше, чтобы нам было лучше видно. Обычно фонари с задней и боковой сторон дома довольно хорошо освещают сад, но сейчас, после вечеринки, они выключены, и я не подумал включить их снова, прежде чем мы отправились сюда. Всё, о чем я могу думать, – это найти Афину.
Дин и Кейд делают то же самое, направляя лучи света по траве, пока мы пробираемся через лабиринт. Снаружи пахнет чистотой и свежестью, приятная перемена по сравнению с душным, затхлым воздухом в доме, но, когда мы направляемся в дальний конец лабиринта, я чувствую что-то ещё. Что-то очень знакомое, по крайней мере, для меня.
Выхлопные газы двигателя и смазка.
– Блядь. – Я ускоряю шаг, освещая траву фонарём, и сердце у меня в груди бьётся быстрее. И действительно, когда мы приближаемся к выходу, становится ясно, что здесь кто-то был. Судя по примятой траве, здесь было много людей, и они кого-то накачали наркотиками, судя по тому, что трава примята и местами вырвана.
Афина.
Я смотрю на землю, чувствуя, как учащается пульс в горле, а в животе скручивается комок тошноты.
– Они забрали её. – доносится из-за моей спины недоверчивый голос Кейда. – Я не думал... блядь.
– Кто? Мы с Дином одновременно поворачиваемся к Кейду, и я вижу, как сильно хмурится Дин. Очевидно, что Афина ни хрена не сказала ему о своём преследователе, но, судя по выражению лица Кейда, он знает больше, чем кто-либо из нас, включая меня.
Я злюсь ещё больше: на них, на неё, на того, кто её похитил. Я бы защитил её, если бы она просто рассказала мне всё. Я мог бы помочь. Но нашей маленькой девочке хочется поступать по-своему.
Из-за этого её могут убить.
– У неё есть преследователь, – говорю я, проводя рукой по волосам. – По крайней мере, так она мне сказала. Что она сказала тебе, Кейд? Потому что она сказала «преследователь» не во множественном числе.
Кейд с трудом сглатывает, его лицо бледнеет в свете наших телефонов. Он выглядит таким же печальным, как и я.
– Она получила письмо. Письмо с угрозами. Она подумала, что это от «Сынов дьявола», и рассказала мне об этом. Я подумал, что это просто какая-то ревнивая девчонка пытается разозлить её, напугать. Когда она ввязалась в драку, я решил, что это она. Что на самом деле это не «сыны». Они работают на нас, черт возьми! По крайней мере, на наших отцов. Так какого хрена они стали бы причинять ей боль?
– Её отец... – начинаю я, но Кейд качает головой.
– Нет, всё это хуйня. Много лет назад это могло бы иметь значение, но моя семья взяла её и её мать под своё крыло. У «сынов» нет причин связываться с ней сейчас, зная, что мой отец защищал их, ведь он один из тех, на кого они работают. – Он проводит обеими руками по волосам, впиваясь пальцами в кожу головы. – В этом нет никакого ёбанного смысла.
– И никто не подумал рассказать мне обо всем этом? – У Дина мрачное выражение лица, губы искривлены от гнева. – Письма, сталкеры, я впервые слышу обо всём этом. Я знал, что Афина ввязалась в драку, чёрт возьми, я помог ей разобраться с последствиями, но всё остальное для меня новость. И когда же, чёрт возьми, кто-нибудь собирался просветить меня?
– Я не собирался, – холодно говорит Кейд. – Потому что ты слишком беспокоишься о своей драгоценной победе и управлении этим городом, чтобы думать о самой девушке.
– О, не веди себя так, будто ты это делаешь! – Огрызается Дин. – Ты просто хочешь обладать ею, как и я. Ты одержим ею, не называй это иначе, как болезнью, которую ты лелеешь годами. И теперь ты получил свою дозу. Не делай вид, что любишь её только потому, что наконец-то засунул в неё свой член.
– Заткнитесь нахуй! – Я пристально смотрю на них обоих. – Прекратите, блядь, спорить о том, заботитесь вы об Афине или нет, потому что, стоя здесь и ведя этот спор, кажется, что вам, блядь, всё равно. Возможно, она сейчас в реальной опасности, а вы всё ещё спорите о том, где были ваши члены. – Я качаю головой, чувствуя, как гнев разливается по моим венам, разогревая кровь, пока не чувствую, как она приливает к шее. – Вы двое можете пойти со мной или нет, но я собираюсь попытаться выяснить, где она. И если она у них в руках, они, черт возьми, пожалеют о том дне, когда даже подумали поднять на неё руку.
– Куда мы собираемся пойти? – Дин хмурится. – Мы не имеем ни малейшего представления, где они.
Я мрачно улыбаюсь.
– Собираемся начать с их клуба. И задать несколько вопросов. А затем перейдём к делу.
28
ДИН
Я уже много лет не видел Джексона с такой стороны. Холодная ярость на его лице пугает даже меня. В последний раз я видел его таким, разъярённым и жаждущим чьей-то крови, в ту ночь, когда Натали погибла.
А теперь исчезла Афина.
Джексон может притворяться, что ему наплевать на игру, что он не участвует в этой битве, но он заботится об Афине. Он заботится о ней так, как мы с Кейдом не могли себе представить, потому что были так сосредоточены на игре. Но всё это время Джексон заботилась только о ней. Я знаю, что в некотором смысле он видит в ней Натали, и его влечение к ней смешано с болезненной потребностью снова прикоснуться к своей давно потерянной любви, быть с ней каким-то ощутимым образом. Он так и не смог её отпустить.
Но, конечно, он не может заполучить Афину, не нарушив всех правил, которые сам для себя установил. Однако ни одно из этих правил не включает в себя запрет на то, чтобы убить того, кто причиняет ей боль.
Что меня смущает, так это то, какого черта «Сыны Дьявола» вообще хотят заполучить её. И мысль о том, что они могут с ней сделать, бесить меня так же сильно, как Кейд или Джексон.
«Сыны дьявола» – это наша банда, или, скорее, нашей семьи. Они – силовики. Те, кто выполняет работу, слишком грязную для любого из нас. Наш питомец для них так же недоступен, как и для всех остальных, независимо от того, кем был её отец и что он сделал с ними. Они не имеют права даже пальцем её тронуть, а если бы они это сделали, то я был бы рядом с Джексоном и нарушил бы все до единого правила.
Никто не имеет права наказывать Афину, причинять ей боль, делать с ней что-либо, кроме меня. Или нас, после сегодняшнего вечера, но эту проблему мне придётся решить позже. Мы с Кейдом как раз ссорились из-за этого, когда вошёл Джексон, но этот вопрос придётся обсудить позже. В конце концов, Афина должна быть жива и невредима, чтобы мы вообще могли из-за неё ссориться.
Если они причинили ей боль…
Что-то тёмное и смертоносное шевелится внутри меня. Я никогда не был так склонен наслаждаться кровью и насилием, как Кейд. Джексону это тоже совсем не нравится. Вот почему так страшно видеть эту жажду крови в его глазах. Вот почему он участвует в тех подпольных боях, о которых, как он думает, мы не знаем, – это способ выплеснуть злость, которую он не хочет вымещать ни на ком другом. Я предпочитаю, чтобы всё было чисто и элегантно, а грязная работа делалась незаметно, чтобы мне не приходилось на неё смотреть. Кейд – тот, кому нравится идея насилия.
Я до сих пор помню то первое испытание, когда мы все должны были застрелить тех людей на складе. Я помню, как Кейд без проблем справился с этим, как Джексон позеленел и его вырвало на улице. Я не хотел убивать человека, но это было неизбежным злом. Я сделал это без удовольствия или эмоций по поводу этого действия и оставил его позади. Это была часть жизни, которой я не мог избежать.
Боль и наказание, которые мне нравятся, я испытываю в спальне. Вот почему мне так понравилась Афина. У неё есть желания, которых никто из нас не ожидал, и мне доставляло удовольствие вытягивать их из неё, находить порочные нити и разматывать их, пока она не затрещит по швам.
Она моя.
Никто не прикасается к тому, что принадлежит мне.
– Пошли, – говорю я, кивая головой в сторону двери. – Я отвезу нас в клуб.
***
Будучи упрямым придурком, каким он часто бывает, Джексон настаивает на том, чтобы взять свой мотоцикл вместо того, чтобы ехать со мной и Кейдом. Часть меня это понимает, в конце концов, я не могу представить, что он так уж сильно хочет проводить с нами больше времени после всего, что произошло сегодня вечером. Я не пытаюсь спорить с ним, потому что всё, о чем я могу думать, – это как добраться туда, получить ответы, которые, по мнению Джексона, мы найдём.
Я не могу не задаться вопросом, что же мы оставим после себя.
Это не по нашей части, это выходит за рамки того, что мы должны были делать на данный момент. Каждый из нас убил человека, да, доказал, что мы мужчины, перед единственными мужчинами, которые имеют значение, участвовали в ритуале, сломали и принесли жертву, по крайней мере, мы так думали.
Сегодняшняя ночь доказала, что Афина совсем не сломлена.
Но дело не в этом. Дело в том, что всё это было приказано, всё, что нам было сказано делать, и теперь мы действуем не по правилам. Последствия этого будут, несмотря ни на что. Я знаю, что правильнее всего было бы пойти к моему отцу или к Кейду и сказать им, что Афина пропала. Пусть они разберутся с этим, выследят крошку, где бы она ни была, и кто бы её ни похитил, и надеяться, что они смогут найти её, пока она ещё жива и, по большей части, цела.
Я знаю, что Джексон не собирается рассматривать это даже на секунду, и я не уверен, что Кейд тоже стал бы.
Я даже не уверен, что я смогу.
Мысль о том, что Афину могут ранить или убить, лишает меня всякого здравого смысла. Его и раньше не было, например, когда мы уходили из загородного клуба и я трахал её в лесу. Это была не игра. Это не было наказанием. Просто мы хотели друг друга. Как все нормальные люди. И пока это происходило, я хотел большего. Я хотел большего с ней. И это вроде как, было по-человечески нормально.
Проблема в том, что я не знаю, как быть нормальным.
Но я не уверен, что она тоже это понимает. И я убеждён, что ни Кейд, ни Джексон этого в ней не понимают. Афина была рождена, чтобы быть моей, подчиняться мне, терпеть мои наказания и просить об удовольствии, которое я ей доставляю.
К тому времени, как мы подъезжаем к зданию клуба, у меня сводит челюсть, так сильно я стискиваю зубы. Это каменное здание на окраине Блэкмура, где дома поменьше и сделаны из деревянного сайдинга и вагонки вместо камня и кирпича, где находятся государственные школы. Это место, где живёт другая половина, где жила Афина до того, как ей дали билет в Академию Блэкмур, а затем в силу того, что там произошло, бесплатную поездку прямо в университет Блэкмур.
До того, как она встретила нас.
Я никогда раньше здесь не был. Мои встречи с «Сынами дьявола» ограничивались складами недалеко от побережья, куда они привозят грузы и встречаются с нашими отцами, чтобы отчитаться о товарах, которые они перевозят для различных незаконных сделок. У меня никогда не было причин приезжать в эту часть города.
Изнутри здания пробивается яркий свет. Справа находится ещё одно каменное здание, переоборудованное в механическую мастерскую с четырьмя отсеками. Уже стемнело, все, кто здесь есть, сидят внутри, наверное, наслаждаются пивом и глазеют на женщин, которые слоняются по зданию клуба и болтают всякую чушь. Мотоциклы выстроились в ряд впереди, и Джексон заглушил свой мотоцикл до того, как мы доехали до места, так что вероятность того, что они услышат наше приближение, меньше.
– Ничего хорошего из этого не выйдет, – мрачно говорит Кейд низким голосом. – Джексон вот-вот сорвётся, и я тоже. Это была тяжёлая ночь для всех нас, и теперь...
Я чувствую, как гнев закипает в моей крови, когда я глушу двигатель машины и смотрю на свет, льющийся из здания клуба. Те люди внутри могли иметь какое-то отношение к исчезновению Афины, и если они это сделали…
– Мы сделаем всё, что в наших силах, – коротко отвечаю я. – Чтобы вернуть моего питомца.
Губы Кейда сжимаются в тонкую линию, но он ничего не говорит. Я испытываю мгновенную вспышку негодования, потому что тихий голосок в моей голове подсказывает мне, что это означает, что он заботится об Афине больше, чем я, потому что он предпочитает не спорить со мной по этому поводу и вместо этого сосредоточиться на насущной проблеме.
Афина моя.
Но так ли это после того, что произошло сегодня вечером?
Я внезапно чувствую усталость, каждая клеточка моего тела ноет от изнеможения. Я хочу, чтобы эта ночь поскорее закончилась, а у меня такое чувство, что она только началась. Я хочу вернуть Афину, но больше нет никаких гарантий, что это произойдёт.
Джексон уже ждёт нас, когда мы выходим из машины. В темноте его лицо выглядит мрачным, и он выходит первым, целеустремлённо направляясь к входной двери клуба. Он не утруждает себя стуком. Вместо этого он просто подкрадывается с той же злой целью, а мы двое для разнообразия стоим по бокам от него, что, возможно, происходит впервые в жизни.
– Кто ты, черт возьми, такой? – Крупный мужчина за стойкой встаёт первым. У меня есть всего секунда, чтобы оглядеться вокруг, увидеть бар вдоль одной стены, потёртые кожаные диваны, бильярдный стол и музыкальный автомат, соседнюю комнату, где, должно быть, проводятся собрания, прежде чем мужчина приближается к нам. – У вас, ребята, такой вид, будто вы забрели не туда, куда надо.
– Мы этого не делали, – холодно говорит Джексон, поднимая руку, чтобы мы с Кейдом не наступали. Кейд выглядит так, будто уже хочет начать наносить удары, но Джексон заводится ещё сильнее.
– Вы нас не узнаете? – Спросил я.
– Я понимаю, что вы, ребята, выглядите так, будто вы из модной части города. – Он глубоко втягивает носом воздух, как будто собирается сплюнуть. – У нас сейчас выходной, а это значит, что нам не нужно выполнять приказы таких, как вы.
Он произнёс всего три предложения, и с меня уже было достаточно.
– Вы должны, – говорю я, и мой голос сочится отвращением, – потому что мы сыновья людей, которые отдают вам приказы.
– Дин... – в голосе Джексона слышится предостережение, но бравада крепкого мужчины немного спадает, когда он смотрит через плечо Джексона на меня, а затем на Кейда.
– Дин...
– Блэкмур, точнее. – Я проталкиваюсь мимо Джексона, глядя сверху вниз на мужчину, который ниже меня на пару дюймов. – И Кейд Сент-Винсент, и Джексон Кинг. Мы собираемся стать вашими лордами и повелителями, когда наших отцов не станет, так что я предлагаю вам забыть об этом отношении и послушать, что, чёрт возьми, мы можем сказать.
Напряжение в зале сразу же усиливается. Все присутствующие, около десяти человек, насторожились с того момента, как я назвал наши имена.
– Сядь, Джереми, – говорит долговязый пожилой мужчина с седеющими волосами. – Давай послушаем, что скажут эти парни.
– Кое-что из нашего имущества пропало, – говорю я сдавленным и злым голосом.
Джексон бросает на меня горький взгляд.
– Кое-кто, – уточняет он. – Девушка, которая живёт с нами. Афина Сейнт, черные волосы, тёмно-синие глаза, горячий рот.
– Похоже на девушку, с которой я хотел бы познакомиться, – говорит молодой темноволосый парень в конце стойки, ухмыляясь нам троим.
Я никогда не видел, чтобы Кейд двигался так быстро. За долю секунды он оказывается на другом конце комнаты, хватая парня сзади за шею и впечатывая его лицом в стойку. Его рука вцепляется в волосы парня, дёргая его голову назад, когда он тянется за бутылкой пива, и только резкий звук моего голоса, выкрикивающего его имя, останавливает его от того, чтобы разбить её о лицо парня.
Все в комнате застыли. Я вижу, что мужчины готовы выхватить оружие, которое, я знаю, у них есть, а я безоружен. Как и Кейд и Джексон, возможно, тоже, кто знает. В моей машине есть пистолет, но я не планировал прибегать к насилию, если мы могли этого избежать. Но мы уже на месте. Из носа и губы парня капает кровь, и есть большая вероятность, что Кейд сломал ему нос, а может, и повредил несколько зубов. Он сам напросился на это, но сейчас это не имеет значения. Если эти девять человек решат, что мы перегнули палку, значит, мы в меньшинстве.
– Кейд. Отойди. – В моём голосе отчётливо слышен приказ, и я не знаю, как он на это отреагирует. Кейд не очень-то любит выполнять мои приказы сегодня вечером. Но ситуация нестабильна, и я знаю, что кто-то должен его успокоить, чёрт возьми.
Кейд не отпускает волосы мужчины, но и за бутылкой пива не тянется.
– Не смей, блядь, даже думать так об Афине, – рычит он. – Ты говоришь о моей девушке. Ты меня понял?
– Нашей девушки, – поправляет Джексон мрачным и убийственным голосом.
– Извини, чувак, – бормочет парень. – Я больше не буду...
– Ты не будешь, – огрызается Кейд, резко отпуская волосы и отступая на шаг. Каждый дюйм его тела, это напряженные мышцы, как у змеи, готовой нанести удар, и я боюсь, что он сломается раньше, чем это сделает Джексон.
– У нас есть вопросы о том, где она, – говорит Джексон, обводя комнату холодным темным взглядом. – И мы не уйдём отсюда, пока не получим ответы на них.
– Почему вы думаете, что мы знаем? – Седеющий мужчина встаёт, и я вижу у него на груди нашивку с надписью «Президент». Это главный человек, с которым нам нужно говорить.
– Афина недавно получила письмо с угрозами, – говорит Кейд, присоединяясь к нам и покидая свою цель. На секунду кажется, что мужчина с разбитым носом собирается встать, но Кейд бросает на него испепеляющий взгляд. – Не двигайся, блядь.
– Мой нос...
– Мне похуй на твой нос! Недавно Афина получила письмо с угрозами от «сынов дьявола». – Глаза Кейда сузились. – Вдобавок ко всему, за ней неделями следила девушка, задиристая малышка, которая здорово поцарапала её во время драки. А сегодня вечером её похитили.
Президент хмурится.
– У нас не было приказа похищать девушку. Так что я не знаю, что, чёрт возьми, происходит, но кто-то играет с вами. Я определенно не могу себе представить, почему мы должны получать приказы трахаться с вашей девушкой, учитывая, что, как ты и сказал, наши приказы исходят прямо от вас. Ваших отцов.
– Этого недостаточно. – Джексон обвёл взглядом комнату. – Если вы не имеете к этому никакого отношения, то не будете возражать против того, чтобы помочь нам найти её.
