Текст книги "Дикий принц (ЛП)"
Автор книги: Айви Торн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Айви Торн
Дикий принц
1
КЕЙД
Солнце палит прямо в лицо. Жарко, я весь горю, обливаясь потом.
Жестокий, безжалостный. Прямо как мой отец.
Это не прекращается. Это никогда не прекращается. Каждый чёртов день после школы он приводит меня сюда. Бег, отжимания, приседания, бокс, поднятие тяжестей. Кричит, чтобы я бил сильнее, бегал быстрее, вставал на ноги, когда я падаю без сил. Какое-то время у меня был тренер, но мой отец сказал, что он недостаточно сильно на меня давил. И вот вместо этого он здесь, кричит на меня, проклинает, заставляет моё тело выходить за пределы того, что оно может вынести.
Кто бы мог подумать, что глава семьи Сент-Винсент может быть таким грёбаным сержантом по строевой подготовке?
Не я, ещё полгода назад.
Это даже не заканчивается, когда он наконец разрешает мне зайти в дом, чтобы привести себя в порядок. За ужином повар получает указание положить в мою тарелку двойную порцию мясных блюд с белковой начинкой и углеводами, которые я с трудом перевариваю, потому что мне уже сказали выпить протеиновый коктейль после тренировки. Утром на завтрак будет ещё один. Я пытался выбрасывать свои обеды, потому что не мог больше есть, но каким-то образом мой отец узнавал об этом. Я не знаю как, но он узнавал.
Это было первое избиение.
В первый раз я понял, что, если я переступлю черту, он всегда узнает об этом.
Он говорит мне, что пытается сделать меня большим и сильным, и что только так можно нарастить мускулы. Вот так ты становишься лучшим, самым выносливым, тем, с кем никто не будет связываться. Если бы я не знал его лучше, то подумал бы, что он делает из меня левую руку следующего правителя Блэкмура, силовика. За шесть месяцев у меня уже стало больше мускулов, чем у любого другого парня в команде. Надо мной смеются из-за этого, но мой отец говорит, что это тоже хорошо. Он говорит, что это закаляет характер. Люди запугивают других, потому что хотят того, чего не могут получить, и потому что они знают, что никогда не будут достаточно хороши, поэтому и унижают других.
Чего мой отец не понимает, так это того, как легко те, над кем издеваются, сами становятся хулиганами. И как сильно я хочу выместить свою боль на других. Сколько ярости накапливается во мне день за днём, каждый раз, когда он кричит, чтобы я вставал, каждый раз, когда он называет меня грёбаным идиотом, потому что я не могу пересказать урок английского или решить математические задачи, поднимая тяжести, нанося апперкот по мешку выполняя свой сотый удар или отжимание от пола за день. Каждый раз, когда он опускает ремень на мою спину, задницу, бедра, потому что я получил двойку за тест или задание, или потому что не смог закончить упражнение.
Каждый раз он говорит мне, что это я должен был умереть, а не мой брат.
Как будто я, черт возьми, этого ещё не знаю.
– Ты не должен был быть наследником! – Кричит он мне сегодня. – Чёртов Принц. Кейд «Принц Блэкмура». Какое, блядь, идиотское имя. Я позволил твоей матери назвать тебя в честь этой ёбаной рок-звезды только потому, что ты был вторым сыном. Для меня это не более чем будущий винтик в колесе. Маменькин сынок. Она могла бы нянчиться с тобой сколько душе угодно, сделать из тебя грёбаную дочь, которую она не смогла родить, но мне, блядь, было всё равно.
Я не должен был быть наследником. Это вдалбливается в меня по дюжине раз на дню, пока я не слышу это во сне. Недостаточно хорош. Мой брат был всем. Выше меня, быстрее, сильнее, хорош во всех видах спорта и по всем предметам в школе. Предан семье. Готов был стать настоящим принцем с тех пор, как научился ходить. Несчастный случай произошёл даже не по его вине.
Пьяный водитель. Чья-то ошибка. Водитель не погиб в аварии, но я знаю, что сейчас он мёртв. Его нашли мёртвым на чердаке несколько месяцев назад. В новостях сообщили, что это самоубийство. Он даже оставил записку, в которой писал, что не может вынести чувства вины, что на нем лежит ответственность за то, что невинная жизнь оборвалась в самом расцвете сил.
Я знаю, что это не так. Я знаю, что он не убивал себя.
Я знаю, потому что мой отец сказал мне. Потому что он взял меня с собой. Он заставил меня смотреть, как один из его головорезов-байкеров вздёрнул этого человека. Пока он говорил этому человеку, как ему повезло, что он умер быстро, что, если бы это не выглядело как законное самоубийство, он бы попросил «Сыновей дьявола» убить его медленно. Отрывал бы кусочки, по одному за каждый год, который Даниэль не проживёт, пока от человека не остались бы одни разорванные части, разбросанные по грязному полу склада.
Но вместо этого он получил петлю. Быстро и просто. Мой отец заставил его написать записку самому. Он сказал, что этот почерк очень нужен. Они проверят его, чтобы убедиться, что всё совпадает. Была продумана каждая мелочь. Я наблюдал за этим и думал о том, каким холодным и расчётливым был мой отец. Как тщательно он позаботился о том, чтобы его месть была осуществлена таким образом, чтобы никто не смог проследить за ним. Я видел, как этот человек умолял, молил о пощаде, говорил, как ему жаль, обещал моему отцу всё, что угодно, в обмен на его жизнь, но это никогда не имело значения. Он мог бы отдать ему всё: свои деньги, свой дом, своего грёбаного первенца, если бы он у него был, и мой отец всё равно велел бы своему парню вздёрнуть его.
Мне пришлось наблюдать, как мужчина брыкался, кричал и царапал себе шею, пока, наконец, это не прекратилось. А потом он просто повис с багровым лицом, свисая со стропил чердака.
После этого меня несколько недель мучили кошмары. Мой отец избил меня и за это тоже, за то, что я разбудил его однажды ночью, потому что мои крики были слышны по всему дому. Дошло до того, что я не мог переодеться в раздевалке, потому что все видели мою спину и бедра в полосах от ремня, красные, ободранные и местами мокнущие. Мой отец старался не задевать те места, которые были видны. Это были только те места, которые можно было спрятать. Но, конечно, надо мной издевались и за это, за то, что я прятался в туалетной кабинке, чтобы переодеться.
Я понял, что нет ничего такого, за что дети не стали бы тебя задирать. Так что к тому времени, когда в следующем году я пошёл в старшую школу, я пообещал себе одну вещь: я стану тем, кто будет их запугивать. С двумя другими наследниками на моей стороне, я позаботился о том, чтобы никто не захотел перейти мне дорогу. А если бы кто-нибудь захотел? Я бы сделал их жизнь такой невыносимой, что они пожалели бы, что родились на свет. Точно так же, как, вероятно, желал тот человек, висящий у себя на чердаке, потому что, по крайней мере, если бы он никогда не родился, ему не пришлось бы умирать таким образом, испуганным и обоссавшимся в конце.
Старшеклассников не волнуют власть, деньги и то, кто твои родители, им всё равно. Всё, что их волнует, это внешний вид, завести нужных друзей, чтобы их видели с нужными людьми, и трахающимися с нужными людьми. И вот сегодня, когда мой отец кричит на меня в один из последних дней лета между окончанием восьмого класса и моим первым днём в подготовительной Академии Блэкмур, у меня есть план, как сделать эту школу своей.
Возможно, я никогда не смогу так же хорошо отомстить холодным способом, как мой отец, медленно и расчётливо, но сейчас во мне кипит столько ярости, что мне это и не нужно.
Если кто-нибудь встанет у меня на пути, я просто сожгу этого ублюдка заживо.
***
Я сажусь в постели, хватая ртом воздух и зажимая рот кулаком, чтобы не закричать от кошмара. Ещё один трюк, которому я научился, рефлекс, выработанный тем, сколько раз отец бил меня за то, что я кричал по ночам. Прошло много времени с тех пор, как мне в последний раз располосовали поясницу. Тем не менее, я всё ещё чувствую фантомные боли, огонь, пробегающий по моему позвоночнику, ягодицам и бёдрам, боль на следующий день, ощущение отёчности и стянутости кожи после ушибов и зуд после заживления. Я точно знаю, каково это, когда тебя бьют, и отчасти из-за этого было так чертовски приятно наблюдать, как Джексон бьёт Афину, потому что я знал, каково это – чувствовать каждый удар. Мне следовало бы заставить его использовать ремень, но от трости больнее. Позже я узнал об этом несколько раз.
Я так много раз дрочил, думая о рубцах на её заднице, о распухшей, красной, кровоточащей плоти. Я хотел лишить её девственности раком, чтобы как следует рассмотреть их, пока буду трахать её, услышать, как она вскрикивает, когда я прижимаюсь бёдрами к её сладкой попке и прижимаюсь к заживающим рубцам.
Но вместо этого она пошла к Дину.
Поправка. Она пошла к Джексону.
Грёбаная сука.
Джексон отказал ей, а это значит, что он ещё больший грёбаный идиот, чем я думал. Но это даёт мне аргумент в пользу того, почему победа Дина недействительна. Правила гласят, что наследник, который лишит питомца девственности с её разрешения, становится следующим правителем города. Окровавленная простыня показывается на следующем ритуале. Если питомец уступит до этого, титул официально переходит к нему после окончания университета.
Но Афина не выбирала Дина. Она выбрала Джексона. Она пошла к Дину только потому, что он отверг её. Что, в некотором роде, означает, что она не выбирала его.
Дин, конечно, будет бороться с этим до самого гребаного конца. Но и я тоже.
Потому что не он провёл все свои подростковые годы, работая и избивая себя до полусмерти, поглощая протеиновые коктейли и картофельное пюре, чтобы соответствовать извращённым представлениям своего отца о том, как должен выглядеть мужчина, хотя сам он так не выглядит. А ведь на самом деле, как я понимаю, судя по отцу Дина Блэкмура, у мужчины может быть большой живот, и это не обязательно связано с тем, что он не может вернуть город своей высокомерной семье.
И не он будет проводить все оставшиеся годы, мечтая о том дне, когда отомстит Афине Сейнт за то, что она проводит ночи в постели Дина. Именно там, как я предполагаю, она сейчас и находится.
Это чёртова пытка – думать о ней с ним. Думать о том, что он забирает то, чем я так долго был одержим. Даже если бы я трахнул её сейчас, это было бы не то же самое. Я бы не был первым. Я бы не смог испортить ей всё, заставить её умолять и плакать, заставить её умолять, чтобы я был помягче, только для того, чтобы я в первый раз разорвал её на своём толстом члене. Теперь у неё использованная киска. Но это не значит, что я всё ещё не хочу её. Мне просто нужно придумать какой-нибудь другой способ, который удовлетворил бы меня. Какой-нибудь способ, который подпитает месть, о которой я так долго мечтал.
С тех пор, как мой брат погиб в той грёбаной аварии, мне приходится быть лучшим во всем. Иногда, в самые мрачные моменты, я ненавижу его за то, что он умер, хотя и знаю, что он предпочёл бы быть на моем месте и живым. Интересно, как бы он отнёсся к Афине, как бы он отнёсся ко всему этому. Я помню, он всегда был странно мил с девушками. У него была постоянная девушка с первого курса. Продолжали бы они встречаться в колледже? Как бы она отнеслась к тому, что от него потребовали трахнуть питомца? Согласился бы он с этим или стал бы сопротивляться, как Джексон? Спорил бы о том, почему всё обстоит так, как оно есть?
Никто, блядь, никогда не узнает ответа на этот вопрос. Всё, что я знаю, это то, что есть два места, где я чувствовал себя не в тени своего брата: на поле для регби и когда я преследовал Афину. Потому что и то, и другое он никогда бы не захотел делать. Он занимался спортом, но футболом, гольфом, теннисом – приятными видами спорта. Он был джентльменом по отношению к женщинам, и я думаю, что он действительно это имел в виду. Не так, как мой отец, который выставляет это напоказ, но в глубине души, вероятно, любил унижать мою мать, когда они были дома. Черт, может быть, он всё ещё это делает.
С тех пор как умер Даниэль, на меня оказывалось всё большее давление, чтобы оградить город от Блэкмуров. Кинги – это чёртова шутка, нам никогда не нужно было беспокоиться о них. Но Дин Блэкмур всегда был настоящим соперником. И теперь у него есть то, что может преподнести ему это на блюдечке с голубой каёмочкой.
Девственность Афины.
Если бы я остался вторым сыном, лишним, я мог бы делать всё, что захочу, в пределах разумного. Возможно, играл в национальной команде по регби. Мой отец позволил бы мне заниматься этим какое-то время, пока ему не понадобилось бы вернуть меня обратно и устроить в какую-нибудь дурацкую компанию. Но даже тогда это была бы лёгкая работа. Не слишком ответственная. Просто появлялся бы на заседаниях правления и говорил пару слов, а потом наслаждался бы своими деньгами и кисками, в которых я бы утонул. Я мог бы делать в постели всё, что захочу, с кем захочу.
Вместо этого я здесь, в этом доме, думаю о члене другого парня в девушке, которая должна была стать моей. И это приводит меня в бешенство.
Из-за этого мне хочется отомстить им обоим. И это меня тоже бесит.
Дин и Джексон – самые близкие люди, которые у меня когда-либо были, как братья. Я уже потерял одного брата. И теперь между мной и теми, кто у меня остался, вбит клин. Не братья по крови, но, черт возьми, достаточно близки. Что снова и снова напоминает мне, почему я не могу сблизиться с Афиной. Почему моё влечение к ней, моя потребность в ней должны быть связаны с местью и обладанием, и ничем иным.
Потому что я никогда не позволю чему-то подобному подобраться так близко, чтобы было больно снова это терять.
2
АФИНА
Дин, как обычно, отправил меня в свою комнату после того, как мы закончили. Этой ночью всё было особенно тяжело. Он взял меня сзади, и я схватилась за спинку кровати, когда он вошёл в меня. Мои бёдра стали чувствительными и покрылись синяками. Внизу живота было ещё хуже, как будто он мог разорвать меня снова. После первого раза у меня пошла кровь, как у заколотой свиньи. Он был рад этому и сказал, что это хорошее доказательство. Тогда я не поняла, что он имел в виду, но теперь понимаю.
Доказательство того, что он победил. Что город принадлежит ему, и всё это благодаря тому, что он засунул свой член в меня. Как это похоже на мужчин – думать, что их члены могут так сильно повлиять на будущее стольких людей.
Если бы я знала, то сделала бы другой выбор. Черт возьми, мой первый выбор был лучше. Джексон, может быть, и придурок, но он был бы гораздо лучшим руководителем, чем любой из двух других. Но он не дал мне такой возможности, и теперь я тоже знаю, почему.
Потому что он, как и я, не хочет участвовать в этом «шоу собак и пони».
Этого было бы почти достаточно, чтобы я снова прониклась к нему теплотой, если бы я всё ещё не злилась на него за то, что он меня избил, и за то, что он получал от этого удовольствие, как и за то, что он мне лгал. Если бы мне всё ещё не было так больно.
Но гнев – это более лёгкая эмоция, которую я могу почувствовать.
После первой же ночи я поняла, что Дин невероятно крепко спит. Подслушав, как парни ссорятся, я прокралась обратно, чтобы просто посмотреть на него и подумать о том, что узнала в кабинете. Подумать о последствиях и о том, что, чёрт возьми, я могу с этим поделать.
Я помню, что подумала про себя тогда:
Я не чья-то игрушка.
Я никогда не стану ничьей жертвой.
Я собираюсь отнять это у них у всех.
Всё это так, но в ту ночь мне всё равно пришлось лечь в постель к Дину, как послушной маленькой собачке. Я не хотела, чтобы он заметил бунт в моих глазах и догадался о планах, которые роились в моей голове. Мне пришлось встать на колени и назвать его «господин», хотя на самом деле мне было очень горько. Я взяла его в рот и слушала, как он насмехается надо мной за то, какой влажной я была. Когда он наконец уложил меня на кровать, я почувствовала, как он погружает пальцы в мою киску и обводит ими мою попку, пока трахает меня.
– Когда я устану от двух других твоих дырочек, мне придётся заняться этой, – сказал он так уверенно и высокомерно, словно не было никаких сомнений в том, что он возьмёт меня туда. Он был уверен, что я позволю ему и даже попрошу об этом. Он настолько уверен, что у меня больше нет выбора, когда речь заходит о моём собственном теле. Но, насколько я понимаю, игра ещё не закончена. Я всё ещё играю.
И теперь я пытаюсь придумать, как бы мне победить.
Сегодня вечером он хотел, чтобы я была сверху. Он сказал, что хочет смотреть на меня и видеть, как я кончаю на его член. Он убедил меня, что я обязательно кончу, играя с моим клитором, пока я не перестала понимать, смогу ли я сдержать оргазм. И я знаю, что именно этого он и хотел.
Он хотел увидеть, как я покраснею от стыда и унижения, зная, что не смогу сдержаться и кончу на его толстый член. Он хотел увидеть, как мои бедра будут двигаться вперёд, а голова запрокинется назад, пока я буду тяжело дышать и умолять его продолжать. Он хотел увидеть, как я снова сломаюсь, зная, что не смогу устоять перед его желаниями и получу удовольствие от собственной деградации.
И все это время в моем животе рос твёрдый и злобный узел ненависти, который становился всё туже, даже когда я кончила на него сверху и почувствовала, как через несколько секунд он наполнил меня своей спермой.
Тогда он выгнал меня из постели, взяв с меня обещание не принимать душ до утра. Он сказал, что узнает, если я приведу себя в порядок раньше. Ему нравится, когда я засыпаю, всё ещё чувствуя его присутствие, напоминая мне о том, кому я теперь принадлежу, как он любит говорить.
Сейчас, стоя рядом с его кроватью и стягивая с него одеяло и простыню, я всё ещё ощущаю его. Мои трусики пропитаны им. Сперма высохла на моих бёдрах, но всё ещё стекает с меня, и я знаю, что он был бы невероятно возбуждён, если бы узнал об этом прямо сейчас. На самом деле…
Когда я откидываю одеяло, открывая его стройное, мускулистое тело в черных шёлковых боксерах, я вижу, что он твёрд, как скала, его член торчит из щели. Он снова готов для меня. Я не хочу, чтобы он просыпался, потому что знаю, что он окажется во мне быстрее, чем я успею моргнуть, если он это сделает. Но я не думаю, что он проснётся. Прошлой ночью он не проснулся. Он спит крепче, чем его гребаный член сейчас.
Как бы это выглядело, если бы Дин стал мэром города?
Он не собирается жениться на мне, как отец Кейда поступил со своим питомцем. Он женится на какой-нибудь светской даме и будет держать меня при себе как игрушку, пока не надоест меня использовать, а потом сделает экономкой или кем-то вроде моей матери. Это не самая худшая участь. По правилам, он должен обеспечивать меня до конца моей жизни: он может причинять мне боль до определенного предела, использовать меня так, как ему вздумается. Тем не менее, я должна быть накормлена, одета, иметь жилье и определенный уровень комфорта.
Совсем как любая другая домашняя кошка.
Это почти кажется привлекательным, особенно учитывая возможные последствия в ином случае, что я перейду черту, или их отцы узнают об этом и решат, что в этом году с питомцем Блэкмурского дома должен произойти несчастный случай. Возможно, даже с моей матерью, хотя я сомневаюсь, что они пойдут на это. Она им безразлична, и они больше не могут использовать её как инструмент контроля надо мной.
Если я хочу продолжать играть в эту игру, мне нужно заняться сексом с другими парнями. По крайней мере, с одним из них, если не с обоими.
Я не хочу спать с Кейдом. Я не стремлюсь соблазнять его или убеждать продолжить игру, хотя я не думаю, что это займёт много времени. Я могла бы соблазнить Джексона, чтобы Дин «не выиграл», но это не изменит ситуацию. Джексон всё равно не собирается захватывать город, даже если займётся со мной сексом. Единственное реальное решение – это переспать с кем-то, кому, в общем-то, не всё равно.
Джексону всё равно на это. Я уважаю его мнение, но сейчас оно не приносит мне никакой пользы.
Кейд будет отстаивать своё право на этот город. И, по крайней мере, его семья оказала мне помощь. Его отец, вероятно, высокомерный человек, учитывая его роль в этой ситуации. Однако он дал моей матери работу, а мне стипендию в Блэкмурской академии, хотя мог бы просто позволить «Сынам Дьявола» изнасиловать и убить нас обоих в отместку за то, что сделал мой отец.
Дин всегда был холоден ко мне. Его семья никогда не проявляла никакого участия в моей судьбе. Возможно, Кейд и хочет отомстить мне, но, по крайней мере, он проявляет ко мне интерес. Для Дина же я всего лишь пустое место.
Я протягиваю руку и осторожно касаюсь члена Дина. Он слегка дёргается, и я замираю, но вскоре понимаю, что он не собирается просыпаться. Я провожу пальцами по бархатистой головке и вниз по толстому стволу, вспоминая, как он лишил меня девственности в ту первую ночь. Я думаю о том, как долго и упорно я боролась с собой, не желая делать этот последний шаг.
Теперь я рада, что всё это позади. Я нежно обхватываю его член пальцами, слегка поглаживая его, ровно настолько, чтобы ему приснилось, будто кто-то прикасается к нему, но не настолько, чтобы разбудить его, и улыбаюсь про себя.
Наконец-то я могу начать делать свой собственный выбор.
Утром я отправлюсь к Кейду и начну воплощать в жизнь свой план, сталкивая одного брата с другим, словно Каина и Авеля.
Я заставлю их пожалеть о том дне, когда они выбрали меня своим питомцем.
Дин стонет во сне, и я отдёргиваю руку. Я замечаю каплю спермы, сверкающую на кончике его члена, и она скатывается по его стволу, когда он дёргается, словно желая, чтобы я коснулась его. Я едва сдерживаю смех.
Мужчины считают себя сильными, выносливыми и жестокими, но всё, что нужно – это знать, как расположить шесть дюймов плоти у себя между ног, и внезапно они становятся твоими, даже если не хотят этого признавать.
Конечно, в случае с Дином это, скорее, восемь дюймов, а у Джексона, вероятно, больше девяти. Но суть остаётся той же.
То, что находится между их ног, у всех, даже у Джексона, станет ключом к тому, чтобы я освободилась от всего этого. Ключом к тому, чтобы получить то, что я хочу.
Свободу от всех этих людей навсегда.
Я даже не знаю, куда я пойду после того, как разрушу их планы и превращу их глупое маленькое королевство в пепел, точно так же, как «Сыновья дьявола» разрушили дом моего детства.
Но одно я знаю наверняка: я намерена держаться подальше от Кейда, Дина и Джексона.








