Текст книги "Я наблюдаю за тобой (СИ)"

Автор книги: Айше Лилуай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

 На этот раз реакция Томаса была поспокойнее: видимо, он уже приготовился к любым неожиданностям. Старик просто нагнулся к ней, все еще потирая сердце, и удивленно вскинул густые седые брови, еще внимательнее рассматривая лицо молодой женщины перед ним…

 – Вигдис… – протянул он, словно вспоминая. – Милая девочка, очень милая… Ари любил ее больше всех. А она как отца любила! Кто разрушил это их счастье достоин самой суровой кары…

 – А вы… вы ведь их родственник, верно? – уже смелее спросила Нанна.

 – Да. Ари был моим двоюродным братом. И хоть он был гораздо старше меня, между нами царили настоящие братские отношения… Его отец, дядя Асманд, воспитывал меня после смерти обоих моих родителей. Мне тогда было тринадцать лет.

 – А что случилось с вашим двоюродным братом? – тихо поинтересовалась Нанна.

 Томас вздрогнул и опустил печальный взгляд в пол.

 И тяжело вздохнул.

 – Я не знаю. Он просто уехал и ничего не сказал. Он взял с собой только Холдора.

 – А Холдор – его сын? – предположила девушка, припоминая слова своего отца.

 Томас кивнул.

 – И вы… в самом деле совсем ничего не знаете о том, куда они уехали? Даже не можете предположить?

 Томас покачал головой.

 Наверное, ему было тяжело говорить.

 Только через несколько томительных минут молчания, он поднял голову, и Нанна увидела на его лице два мокрых следа от уголков глаз до подбородка.

 – Простите, что я вызвала столько лишних и тяжелых для вас воспоминаний, просто для меня это было… действительно важно.

 Доктор Сорбо вдруг поднялся и направился к камину. Нанна заметила на покрытой толстым блестящим слоем лака деревянной каминной полке три рамки с фотографиями. Поняв, что именно к ним идет Томас, она встала и последовала за ним.

 – Это Ари. – Хозяин дома показал на самую большую фотографию, с которой Нанне улыбался мужчина средних лет крепкого телосложения, с аккуратно подстриженной светлой бородой и в очках.

 Одна его рука пряталась в кармане брюк, а другой рукой человек на снимке обнимал молодую девушку, которая весело смеялась, прижавшись к своему отцу…

 – А это Вигдис, ваша мать.

 Нанна подошла ближе и с позволения Томаса взяла фоторамку в руки. Ее глаза на несколько секунд остановились на Ари Сорбо, а затем переключились на лицо его дочери. Нанна смотрела на Вигдис Брок… Ну, или тогда еще Сорбо.

 Странно, но она почти ничего не чувствовала.

 Наверное, она просто не до конца осознавала, что смотрит на свою мать.

 Тепло улыбнувшись фотографии, Нанна поставила рамку на место, и решилась посмотреть на оставшиеся. На одной был запечатлен подросток лет четырнадцати, верхом на лошади. Мальчик сидел в седле уверенно, держа спину прямо и гордо, поводья были в его правой руке, а левой рукой он весело махал снимавшему.

 – А это, наверное… – начала Нанна.

 – Это Инглинг, – закончил Томас, с любовью глядя на фотографию внука. – Но с тех пор он, конечно же, сильно изменился.

 На последней фотографии были изображены трое мужчин, и в одном из них легко можно было узнать самого Томаса, хоть там он и выглядел лет на тридцать пять. Одет он был с иголочки и был похож на одного из самых блестящих джентльменов высшего общества, даже волосы были тщательно залакированы, а изо рта торчала толстая папироса. По обеим сторонам от него, обняв его за плечи, стояли еще двое – один очень худой и высокий господин интеллигентного вида, а другой – больше похожий на матерого гангстера, в темных брюках на подтяжках и светлой полосатой рубашке с закатанными рукавами, из-под которых виднелись мощные мускулистые руки. Той рукой, которая не лежала на плече Томаса, этот «гангстер» поправлял шляпу у себя на голове, при этом заговорщически подмигивая камере. Самой отличительной чертой этого человека, пожалуй, были его удивительно тонкие усики, закрученные кверху.

 На заднем плане виднелись два фонаря, а также большое здание, и Нанна разобрала надпись «Казино» над входом, прямо за спиной Сорбо.

 – Это вы и ваши друзья? – спросила девушка, показывая Томасу на последнюю фотографию.

 Было видно, что Томаса смутил ее вопрос. По крайней мере, он почему-то протянул руку и положил фоторамку изображением вниз.

 – Это было очень давно, это было время, когда я совершил немало глупостей, и я не хотел бы вспоминать о тех днях. К тому же мой друг Густав давно уже умер от сердечного приступа.

 Густав – это, должно быть, тот, который худой и высокий. Так подумала Нанна. Во всяком случае, другой мужчина явно не был похож на того, кто мог бы умереть из-за проблем с сердцем.

 – Я прошу прощения, герр Томас, – почти прошептала девушка.

 – Не стоит извиняться передо мной, фрекен Брок, – тоже очень тихо ответил Томас. – Повторю: я наделал в молодости немало ошибок. Теперь вот плачу за них. – Он вдруг спрятал лицо в своих ладонях и тихо всхлипнул. – Никогда не думал, что плата будет настолько ужасной.

 Доктор Сорбо медленно подошел к стоящей в углу софе и без сил опустился на нее, продолжая прятать лицо. Нанна осталась стоять на месте до тех пор, пока не поняла, что мешает бедному старику в одиночестве пережить его горе, смириться с ним…

 – Я… Я, наверное, лучше вас оставлю, герр Томас. Спасибо за то, что согласились со мной поговорить.

 Томас ничего не сказал.

 – До свидания, – бросила Нанна на прощание и поспешно вышла из гостиной в коридор, где на маленьком табурете сидела рыдающая фру Ибсен, которая в перерывах между всхлипываниями причитала:

 – А что будет-то, когда Стеин узнает… Бедный Инглинг…

 Увидев девушку, она замолчала и поспешно вытерла лицо фартуком.

 А потом бросила на Нанну мрачный взгляд, как будто та была виновата в том, что застала ее в таком ужасном состоянии.

 – Уходите? – спросила она так, словно только этого и ждала.

 – Да, – коротко ответила Нанна и забрала с комода свою сумочку.

 Служанка открыла ей дверь и выпустила на крыльцо.

 Переступив порог дома Сорбо, Нанна не стала оборачиваться.

 Не хотела.

 Слишком тяжело там было находиться.

 Как будто на кладбище.

 Она стояла у самых ворот фьорда и смотрела на океан, прислонившись животом к холодной скале. Возле берега носились чайки, дерущиеся из-за рыбы, и ветер посвистывал в их белоснежных крыльях. А она все стояла и смотрела.

 Пока наконец…

 – Что ты здесь делаешь?

 Этот голос принадлежал смуглой темноволосой девушке, которая, оказывается, стояла у Кэйи за спиной и внимательно наблюдала за ней широко распахнутыми глазами.

 Такой взгляд… Кэйа поежилась, будто от холода.

 – Я слышала здесь свою мать и искала ее, – спокойно ответила она странной девушке. – Я все ждала, что она объявиться, если я позову, но сколько бы я ни звала, она не возвращается ко мне.

 – Не надо ее звать, – твердо заявила вдруг девушка. – Она не вернется к тебе до тех пор, пока сама не захочет. Ты только зря тратишь время.

 Кэйа прищурилась, стараясь заглянуть в самую глубину проницательных глаз незнакомки… и, вздрогнув, отстранилась. Так отшатывается стоящий у обрыва и смотрящий вниз, когда у него закружится голова от высоты, так отдергивают руку от чего-то ледяного, настолько ледяного, что одновременно с этим обжигающего, как огонь.

 Вот два бездонных омута.

 И не надо лезть слишком глубоко… Не надо высматривать, что там, на дне, которого нет.

 Провалишься.

 Пожалеешь потом.

 – Кто ты такая? – спросила Кэйа. – И почему ты так уверена, что я не услышу свою мать?

 – Валькири знает… все знает, – пробормотала девушка и вдруг, сделав два быстрых шага в сторону Кэйи, крепко сжала ее руку. – Тебе нужна помощь. Ты заблудилась. Как и Валькири.

 Кэйа освободилась от ее цепкой ручки и попыталась выглядеть строгой и раздосадованной. Она решительно прошла мимо странной девушки, которая говорила о себе в третьем лице, и бросила на ходу:

 – Мне не нужна помощь, благодарю. Я прекрасно знаю дорогу до дома.

 – Валькири говорит о другом, – молвила девушка вдогонку Кэйе. – Тебе нужна помощь, чтобы освободиться! Слышишь? Валькири не может помочь, но Валькири знает… Знает! Ты заблудилась. Мы заблудились… А путь лишь один.

 – Ты сошла с ума! – крикнула Кэйа через плечо, переходя на бег.

 Ей почему-то было жутко находиться рядом с этой девушкой. А в ушах звенел тоненький голосок:

 Путь лишь один…

 Что еще за путь?

Глава 10

 Несколько рыбацких лодок подплывали к остаткам потонувшего корабля. Келда, вернувшаяся к заливу после того, как Болдр оказался дома, могла видеть их с обрыва. Корабль потонул чуть в стороне от фьорда, к западу, где берег был чуть более пологим и где рыбаки часто оставляли свои лодки, когда им нужно было передохнуть или быстро сбегать в деревню.

 Прикрываясь рукой от солнца, которое уже начинало садиться, Келда наблюдала за тем, как лодки кружат вокруг места крушения, и даже слышала отдаленные голоса людей. Интересно, нашли ли они кого-нибудь из пострадавших? Может быть, в каком-нибудь из ушедших под воду отсеков корабля остался воздух и там есть кто-то живой?

 Тем временем три лодки стали приближаться к берегу, и стало ясно, что поиски пока не дали никаких результатов. Вскоре рыбаки причалили к каменистому пляжу как раз у подножия откоса, на вершине которого стояла Келда. Один из рыбаков даже помахал ей рукой, и девушка, присмотревшись, узнала Коли.

 Не успела она и глазом моргнуть, как он уже взбирался к ней по песчаному склону, тяжело дыша, видимо, от долгой гребли.

 – Здравствуй, Келда! – улыбнулся рыбак, когда расстояние между ними уже позволяло разговаривать обычным голосом.

 – Привет, Коли. Вы кого-нибудь нашли?

 Интересно, зачем она задала этот вопрос, если все равно знала ответ?

 Коли покачал головой.

 – Неа. Но Булль намеревается продолжать поиски, хотя вряд ли мы кого-то обнаружим. – Он поднялся и, встав рядом с девушкой, окинул оценивающим взглядом океан и следы потонувшего судна в нем. – Вообще-то затонул он не так уж и далеко от берега, так что… Думаю, если он налетел на риф, то, скорее всего, у людей на палубе было время спастись на шлюпках. Но тогда они должны были бы поскорее причалить к берегу и добраться до деревни… Другое дело, если из-за шторма шлюпки разбились о скалы…

 – То есть ты хочешь сказать, что люди с корабля либо мертвы, либо уже обнаружили нашу деревню? – уточнила Келда.

 – Нет, я в этом не могу быть уверен, – ответил Коли. – Может быть, что каким-то чудом некоторым из них удалось побороть волны и выбраться на берег, но они ослабли, может быть, они без сознания… Кто знает? Будем дальше искать. Мы с Гарольдом попробуем обойти пляж.

 – А мне можно с вами?

 Парень удивленно вскинул брови.

 – Уже вечереет ведь. Тебя разве Фолки не отчитает за то, что ты здесь в такое время пропадаешь?

 Келда весело рассмеялась.

 – Еще чего! Я вольна ходить и бродить везде, где мне вздумается. Недаром ведь отец называет меня дикаркой.

 Коли улыбнулся.

 – Ну, тогда пошли. Я только за, ты же знаешь.

 Он хотел подать ей руку, чтобы помочь спуститься вниз, где его ждал семнадцатилетний рыбачок Гарольд, но Келда как будто и не заметила его протянутой ладони. Она подобрала юбку своего платья и бегом пронеслась вниз по склону, только взметнулись ее распущенные волосы. Пожав плечами и тяжело вздохнув, Коли спустился следом.

 Остальные рыбаки, причалившие на лодках к пляжу, отдохнув, уже садились обратно в шлюпки, чтобы присоединиться к тем, кто остался возле корабля. Только старик Трулс немного задержался, расспрашивая Келду о том, как там поживает Ворчун Фолки. Девушка мило улыбнулась тому, кто много лет назад отправлял ей и Хэварду маленькие сладкие сувениры, так как сам не имел детей, и ответила, что у ее отца все, как говорится, «лучше не бывает». После чего и Трулс отчалил, а Келда и оба ее спутника отправились вдоль берега искать уцелевших после кораблекрушения.

 Шли на запад, все дальше от деревни, поскольку восточнее уже успели все обыскать. Еще до обеда. Умирающее солнце клонилось все ближе к горизонту и, будто смеясь, бросало последние золотистые лучи им прямо в лица. Песчаный склон слева от путников вскоре сменился невысоким, но холмистым берегом, по которому были беспорядочно рассыпаны громадные валуны, кое-где покрытые зеленым мхом. Метрах в двадцати от кромки воды тянулась густая полоса соснового леса.

 Всю дорогу Гарольд почти не закрывал рта, причем болтал о всяких пустяках, вроде того, как Петтер Булль учил его правильно выбирать место для забрасывания сети, или о том, что зима в этом году будет свирепая, или вовсе о каком-то своем друге, который хорошо играл на рояле. Келда смогла поддержать разговор лишь однажды, когда юноша заговорил о своей младшей сестренке, которая училась в одном классе с Болдром. Одарив болтливого Гарольда очаровательной улыбкой, Келда отметила, что у девочки большой талант (кстати, это было очень близко к правде). На этом ее участие в монологе Гарольда благополучно закончилось.

 Вскоре, впрочем, закончился и сам монолог. Посыпались вопросы.

 – Келда, а сколько лет твоему племяннику?

 – А ты давно преподаешь в школе?

 – Скажи, Келда: откуда ты так много знаешь об океане?

 – Келда… А, Келда? А почему этот Торстеин все время такой мрачный?

 На этом вопросе девушка, поначалу отвечавшая с должным терпением, это свое терпение потеряла.

 – Слушай, Гарольд, откуда мне знать, почему? Хочешь знать – спроси у Стеина. В чем проблема? Хотя я бы на твоем месте не стала, а то он тебе так растолкует, что потом сам не рад будешь.

 Понятливый юноша перестал задавать глупые вопросы и притих, однако хватило его только на пару минут.

 – Коли… Эй, Коли, а почему ты все время молчишь?

 Коли закатил глаза.

 – Потому что ты языком мелешь похлеще старушек на базаре.

 Гарольд уже открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь в свое оправдание, как вдруг Келда резким выпадом правой руки зажала ему всю нижнюю половину лица, и бедный юноша замолк, так и не успев толком ничего изречь.

 – Тихо! – прошептала Келда.

 Она заметила чью-то тень по левую сторону от себя, среди могучих сосен.

 Тень была похожа на человеческую.

 Ничего не говоря своим спутникам, девушка решительно направилась в сторону от берега. Она преследовала тень, впрочем, почти сразу же заметила, что это была вовсе не тень, а какой-то невысокий человек из плоти и крови, который поспешно пробирался по лесу, убегая от Келды и двоих ее спутников.

 – Эй! – окликнула девушка. – Постойте! Мы хотим вам помочь!

 Она уже не сомневалась в том, что перед ними был один из тех, кто накануне вечером потерпел кораблекрушение и смог выжить после яростной схватки с разъяренными волнами. Однако по причине того, что человек, кажется, боялся своих преследователей и не собирался иметь с ними дело, Келда перешла на бег, как, впрочем, и Коли с Гарольдом.

 – Да стой же ты! – крикнул Коли раздраженно.

 Человек опасливо оглянулся, что и сыграло с ним злую шутку, он ударился плечом о ствол дерева и замедлил свой бег, и через несколько секунд Коли его догнал и схватил за щуплые плечи.

 – Да прекрати вырываться, ты! Ничего я тебе не сделаю. Пока.

 Схваченный повиновался после нескольких тщетных попыток высвободиться, и Келда смогла получше его рассмотреть. Неудивительно, что его фигура казалась совсем невысокой и хрупкой: парнишке на вид было лет шестнадцать, никак не больше. Он был длинноволосый, лохматый, с покрытым темноватыми оспенными пятнами смуглым лицом и большими бегающими из стороны в сторону глазищами. Его матросская рубаха была порвана в нескольких местах и на ней красовались еще три больших заплаты.

 Бедняга оглядел всех троих. Непонятно, что ему могло в них не понравиться, но он совсем поник головой, сделал пару жалобных движений бровями и шмыгнул носом.

 – Ты с потонувшего корабля, верно? – спросила Келда как можно мягче.

 Паренек кивнул. Норвежский язык понимает.

 – Кто-нибудь еще спасся? – продолжила свой допрос девушка.

 – Не знаю, – ответил юноша негромким сиплым голосом и кашлянул. – Не знаю, – повторил он, хоть его никто и не просил. – Может, капитан со старпомом спаслись. Но вряд ли… Да, вряд ли.

 – Почему ты так думаешь? – спросил Гарольд.

 – Я видел, как они садились в нашу единственную шлюпку, – ответил морячок. – А с ними еще несколько матросов, которые у нас были в привилегированном положении. Да только им не повезло: шлюпку о скалы в щепки разнесло. Я это видел, когда уже в воде был. Кого они с собой не взяли предпочти утонуть, чем разбиться о рифы. Ну, я один прыгнул и, по счастью выжил. На доску какую-то забрался, так и переждал бурю.

 – И что, сам на берег выбрался, юнга? – недоверчиво произнес Гарольд.

 – Я хорошо плаваю, – скромно ответил на это паренек.

 – Тебя как зовут-то? – поинтересовалась Келда.

 – Локи.

 – Здешний, значит, – заметил Коли.

 – Здешний, – подтвердил Локи. – Но в команде у нас много других было. Ирландцы всякие, англичане, испанцы… Много было. Разных.

 – А ты почему от нас убегал? – нахмурилась Келда. – Мы ведь тебе помочь хотим. В деревню отведем, там тебя…

 У бедняги округлились глаза, видимо, от ужаса.

 – Нет! Пожалуйста! Не надо меня в деревню! Не надо! Я для вас все сделаю, только никому не говорите, что я в живых остался!

 Келда мрачно переглянулась с Коли. Тот еще крепче сжал плечи странного юнги.

 – Это почему же? – строго спросил он. – Ты чего это скрываешь от нас, а?

 Локи скривил жалобное личико и снова попытался вырваться на свободу, что закончилось для него абсолютно безрезультатно.

 – Не хочу я к людям! Боюсь. Они меня… бить будут. Или судить.

 – Так-так. И за что это, интересно знать, тебя судить будут?

 Локи испугался еще сильнее, и, наверное, готов был собственноручно зашить себе рот, если бы у него были свободны руки. Бедняга затрясся всем телом.

 – Ты собираешься отвечать на вопрос?

 – Оставь мальчика, Коли, – внезапно вмешалась Келда. – Он не похож на законченного бандита и, скорее всего, просто с чем-то напортачил, из-за чего боится людей и их осуждения. Так ведь? Давайте-ка лучше решим, что с ним делать.

 Юнга затрясся еще сильнее и застучал зубами.

 – Да хватит тебе… – начал Коли и тут понял, что юноша просто очень замерз. – Эээ! Да ты, оказывается, совсем околел, парень! Слушай, надо тебе в деревню. Хотя бы отогреешься.

 Локи отчаянно замотал головой.

 – Нет. Не пойду я туда. Хоть убейте. Я лучше от холода тут помру.

 Келда некоторое время в молчании смотрела на упрямого мальчишку. Потом вдруг выдала, причем тоном, не терпящим возражений:

 – Значит так: мы тебя пока спрячем. Я знаю здесь одного лесника, он славный малый и живет неподалеку. Да не бойся ты! Говорю тебе: я его знаю, и он тебя не выдаст, если я попрошу. А я попрошу его молчать, только если будешь хорошо себя вести, понял меня? Отлично. Значит, оставим мы тебя у него, а завтра я все-таки выпытаю у тебя всю правду. Какой-то ты… странный. И мне ты, если честно, не нравишься.

 – И мне ты тоже не нравишься, – не преминул вставить Гарольд, однако Келда бросила на него испепеляющий взгляд, и тот поспешил отступить на шажок назад.

 – Но все-таки мне тебя жаль, сама не знаю почему, – продолжала Келда. – Так что… завтра вечером ты все мне расскажешь, а пока пошли.

 И она мотнула головой на юго-восток, по направлению к хижине местного лесника, а затем решительно пошла во главе всей компании. Локи, зажатый между Коли и Гарольдом, с кислым видом последовал за ней.

 – Ну, почему бы вам просто не взять и не отпустить меня? – ныл юнга. – Зачем вам так нужно знать правду?

 – Нужно – и все, – отрезала Келда, не оборачиваясь.

 После того, как Хэвард отправился к себе домой, надо сказать, так ничего и не разузнав, Ойвинд Хёугли пошел гулять по улицам, на которые уже легло призрачное покрывало майского вечера. В преддверье новой рабочей недели жители деревни расходились кто по домам, а кто, напротив, в гости или в трактир с намерением последние свободные часы провести в веселой компании друзей.

 Проходя мимо дома Сорбо, Ойвинд на несколько секунд остановился и, как будто бы он тут совершенно ни при чем, стоял в сторонке, засунув руки в карманы брюк, и искоса поглядывал за мерцающим огоньком в комнате второго этажа, которая, должно быть, принадлежала убитому Инглингу. Наверное, старик Томас вздумал этим вечером проститься с памятью о любимом внуке.

 Лучше не мешать людям в такие минуты.

 И Ойвинд пошел дальше, мельком заметив как всегда угрюмого Торстеина, который в это время поднимался на крыльцо дома. Окликать Норсенга, чтобы поздороваться, молодой юрист не стал: слишком хорошо знал, что бывает в таких случаях с излишне приветливым господином. Свирепый взгляд из-под нахмуренных бровей, неприятный оскал и презрение во всем – вот что Ойвинд уже успел испытать на себе за несколько кратких встреч с братом Кэйи.

 Перейдя одну из самых широких улиц деревеньки, Ойвинд, особо не задумываясь о направлении своего пути, свернул в какой-то темный переулочек, образованный двумя рядами тесно расположенных домиков, по три сооружения с каждой стороны. В конце переулка молодой человек обнаружил тупик: перед ним стояло чуть накрененное в сторону, с виду очень старое и дряхлое здание из сосновых бревен, над крыльцом которого была короткая и лаконичная надпись: «ТРАКТИР». Дверь была немного приоткрыта, и из образовавшейся щели, как, впрочем, и из маленького окошечка, лился скупой и мягкий свет от свечей.

 Недолго думая, Ойвинд вошел внутрь, и в нос ему тут же ударил вполне знакомый ему, благодаря Фолки, характерный запах – запах рыбаков. Да и немудрено: их здесь, в этой тихой норвежской деревушке, в глуши фюльке Финнмарк, было подавляющее большинство.

 Хозяин трактира, скучающий возле своей стойки, при виде нового посетителя оживился, однако сей посетитель должен был его жутко расстроить: юрист вовсе не собирался ничего есть или пить. В его намерения входило узнать как можно больше из того, что говорят в простом народе о докторе Сорбо. Увы, да, как это ни неприятно и унизительно для того, кто пытается расследовать дело и раскрыть тайну, приходилось довольствоваться лишь слухами, поскольку более достоверного источника информации просто-напросто не было и не намечалось.

 Просто ужас какой-то.

 А все потому, что прошло уже слишком много лет…

 Должно быть, те, кто все помнил так, как было на самом деле, давно уже лежат в сырой земле, а все, что они когда-либо говорили, пересказывается уже по сотому кругу, каждый раз с новыми придуманными подробностями.

 Эх, время, время…

 И все же, лучше пусть будет так, чем совсем ничего.

 Правильно?

 Правильно, Хёугли, идем прямо к самому дальнему столику, к тому, который в углу. Там обычно все самые интересные истории рассказывают.

 Те люди, которые присутствовали внутри трактирчика, удивленно оглядывались на столь почтенного господина, что вдруг ни с того ни с сего ворвался в это бедное и уж точно богом забытое заведеньице, и стремительно отправился прямо к самому удаленному от входа, от стойки хозяина и, конечно же, от посторонних ушей столику, за которым тихо сидел какой-то седеющий рыбачок. Тощий, жилистый, лохматый и бородатый.

 Сидел он и потягивал из деревянной кружки какое-то весьма дурно пахнущее варево.

 – Здорово, дедушка! – поздоровался Ойвинд, напугав бедолагу, который, наверное, уже одной ногой погружался в ласковые объятия сна. – Не против моего соседства?

 Быстро опомнившись, старик похлопал рукой по столешнице справа от себя.

 – Садись, садись, сынок! Выпьешь со старым Йоханом, что ли?

 – Да нет, дедуль, – отозвался Ойвинд, отодвигая свободный стул и опускаясь напротив рыбака. – Ты мне лучше историю расскажи.

 Старый Йохан нахмурился, видимо, оттого, что парень так быстро и без обиняков перешел к делу и к историям, однако маленькие глазки «дедули» уже хитро заблестели. Сразу видно: любит поговорить о былом старик, ой как любит.

 И привирать, наверное, любит…

 Ну, ладно, об этом не будем думать.

 – Это какую такую историю тебе надо, а?

 – А вот такую надо, – отвечал Ойвинд. – Историю про то, как Ари Сорбо из деревни пропал.

 Глаза старичка сузились сильнее, он навалился верхней частью туловища на стол и нагнулся ближе к своему собеседнику, заглядывая в лицо, в самое нутро, в душу почти.

 Ну, да нет.

 В душу – это все-таки пока сильно сказано.

 Но Ойвинду хватило такого взгляда для того, чтобы понять: непростую историю он старику заказал, темную и неладную, про которую спрашивают много и говорят много, но тихо, а знают и отвечают мало. И то малое, что знают, часто неверно, а то малое, что отвечают, обычно неправда. Короче, сплошная путаница и бессмыслица.

 – А зачем это тебе вдруг Ари Сорбо понадобился? – подозрительно спросил Йохан.

 – Да так, думаю, не связано ли это с убийством бедняги Инглинга, – соврал наполовину Ойвинд (он, кстати, допускал подобную мысль, на самом деле). – Я, видишь ли, был близким другом несчастного мальчика. И, черт возьми, хочу знать, в чем дело!

 Старик ухмыльнулся и откинулся на спинку стула. Темнота комнаты, не освещенной пламенем свечи на столе, тут же упала на его лицо и скрыла глаза, наполненные весельем.

 – Ну, хорошо, расскажу я тебе все, что знаю. Да только знаю я немного, так что не обижайся. И привирать даже не буду. Постараюсь, по крайней мере. Правда-правда, чего это ты ухмыляешься, сынок? Да, признаю, привирал, было такое. Но тебе – ни за что! Веришь? То-то же!

 Йохан сделал еще несколько глотков из своей кружки и начал так:

 – Значит, вот как было дело: В деревню нашу первым приехал еще дальний какой-то предок твоего Ари, а я только отца его помню, Асманда. В молодости он был вообще бедняк, первый из бедняков, но годам эдак к сорока разбогател, дом построил, в общем, все как надо. И сына в люди вывел, да еще и племянника воспитал, самого Томаса Сорбо, доктора нашего ненаглядного. Не знаю, короче, как это у него так получилось, знать, повезло со связями: Асманд-то у какого-то богача из Гамвика в любимчиках ходил. Я плохо помню, маленький пацан тогда был. – Йохан допил свое странное зелье и продолжал уже повеселее: – Короче, объясняю. Скончался наш добрый дядя Асманд, а Томас путешествовать поехал и долго-долго пропадал. Черт знает, где его носило! А Ари в деревне остался, во как! Было у него двое детей. Сына Холдором звали, а дочь – Вигдис.

 О том, что у Ари было двое детей, Ойвинд уже знал, а потому поторапливал рассказчика:

 – Ну-ну, а дальше-то что было, дедуля?

 – А что дальше? Ах, да, дальше… Дальше была во какая штука… Пропадал Ари. Частенько пропадал куда-то на несколько дней, а то и больше. И Холдор пропадал. Вигдис-то замуж отдали и благополучно в Мехамн отправили. А те двое время от времени смывались куда-то, мы только и гадали, куда. Да только возвращались они всегда с набитыми кошельками. Поверь мне: я-то знаю. Они после поездок всегда жили хорошо, не зная бед, а как дела хуже шли, так сразу… что? Правильно! Так сразу опять – фить! – и нету их! Во как! У Томчика ихнего все плохо было. Ой, как плохо! Чуть не убили его, говорят, а Ари и дела нету. Брат приехал о помощи просить, а он ему на дверь указал. Каков поганец, а! На дверь! Бедный наш Томчик… бедный докторишка наш, я хотел сказать… Не знаю я, короче, как он потом от этого своего Петтера Бунневика отвертелся – может, мирно разошлись, по старой дружбе. Не знаю, в общем! Короче говоря, Ари Томчика за порог аккуратненько выставил, а сам дальше жил. И куда-то пропадал. А однажды – раз! – и не вернулся. И Холдор не вернулся. Да мы их и не ждали. Ты меня слышал? Не ждали, говорю тебе, ни капельки! Да-да! Ни капельки! Точно! Нам все равно было. А Томчик потом приехал и сообщил, что Ари с сынком аж в Осло уехали. Во куда занесло богачей-то наших! Ну, и скатертью дорога! Да, так мы все подумали и ручкой им помахали. Вот у кого ни спроси, сынок, никто их не любил, точно те говорю! Никто!

 – А Томас с тех пор поселился в доме Сорбо, так? – спросил Ойвинд.

 Йохан старательно закивал, одним глазом заглядывая в кружку.

 – Жену и сына с собой привез, а потом и дедом стал, во как! Бедняга наш Томчик… Всех потерял, никого не осталось! Надо ж как, а!

 И старик тяжело вздохнул два раза, хватаясь за голову и мотая ей из стороны в сторону.

 – А его друзья? – поинтересовался Ойвинд. – Они его не поддерживали?

 – А, бес их знает! Томчик много путешествовал, друзья у него из разных стран были. Он даже про них рассказывал, когда сюда заходил. Да-да, он в былые годы сюда наведывался! С ним даже приходили трое каких-то молодчиков. Щас… щас… даже фамилии вспомню… Эээ… Один был Ллойд, Бен Ллойд. Второй… кажется Кейн… Да, Кейн. Джек. А третий… Не помню вот третьего, хоть убей… Да ладно, не важно это. Все они его потом бросили, бедного нашего, одинокого Томчика. Надо ж, как жизнь повернулась!

 И Йохан снова начал вздыхать.

 – Ну, спасибо тебе, старикашка, – одобряюще сказал Ойвинд и стал отодвигать свой стул, хлопнув при этом Йохана по плечу, отчего тот сильно покачнулся и чуть не сломал себе нос об столешницу. – Здорово ты меня развлек. Я у тебя теперь в долгу.

 – Эй, ты куда это намылился, сынок? – возмутился Йохан. – Это как же так? Я т-тя еще не отпускал! Ну-ка садись обратно, я те щас сказку про безумного Айджа Норсенга рассказывать буду! Во как!

 Приподнявшийся со стула Ойвинд вздрогнул при упоминании знакомого имени и передумал – сел и даже придвинулся поближе к старику-рассказчику.

 – Ну, давай, дедуля, рассказывай тогда.

 Ну, Йохан ему и рассказал.

 – Значит так. Был этот Айдж сельским учителем. Математику преподавал милым малышам. Откуда жена его Бергдис взялась, непонятно. Из бедной какой-то семьи. Ой, бедной… Ничё у ней не было. А когда пропала Бергдис двадцать годков назад – слышал, наверное? – тогда слег Айдж. Ой, бедный наш Айдж! В горячке лежал. Мы, значит, Томчика приобщили к делу, он ничё сделать не может. Сиделку Айджу, значит, назначили. Та заодно и за детками приглядывала. А у Норсенга бред начался, и тут-то она такого наслушалась! Ой-ой-ой! Короче, говорил он про то, что Бергдис была ведьма, его околдовала, детей несчастными сделала, еще бог знает чего плохого натворила, а как дела свои доделала, так сразу потихоньку слиняла. А скорее, нет… обманула она бедного Айджа, а сама поплатилась. Ее схватили, в Омганг отправили. Скоро за Айджем с детками придут. Потому что мол думают: вся их семейка заодно. И тогда сгорят они все в огне гнева и злости и…

 – Да-да, слышал я такое, – не выдержал Ойвинд. – Слышал, много раз. Бред полный. Не верю я в это. Мало ли что человек в предсмертном бреду наговорить может! Да ему, наверное, самому почудилось в кошмаре каком-нибудь! Белиберда!

 И он опять начал отодвигать свой стул.