Текст книги "Я наблюдаю за тобой (СИ)"

Автор книги: Айше Лилуай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава 4

 Стеин был похож на привидение. Обхватив самого себя обеими руками, словно до сих пор пытаясь согреться, он широким, но нетвердым и медленным шагом брел по деревне, абсолютно никак не реагируя на проходящих мимо людей, которые поглядывали на него с тенью жалости или же с опаской. Некоторые жалели его вслух:

 – Бедняга Торстеин, какая тяжелая и запутанная жизнь… И это в его-то годы…

 Другие же не стеснялись, не отходя далеко от Стеина, громко переговариваться между собой:

 – О, вот он, Норсенг-то, видал, каков?

 – Да, видок паршивый… И что это опять приключилось?

 – А кто его знает? В такие дела я предпочитаю не лезть и тебе не советую.

 Стеин уже давно привык не обращать внимания на подобные разговоры у него за спиной. Но это только внешне он не обращал особого внимания, в то время как внутри у него при этом все вскипало, а сердце болело. В глубине души Стеин всегда был очень ранимым, и любое неправильное слово со стороны пусть даже совершенно чужого человека могло невероятно сильно задеть его за живое.

 «Говорите что хотите, – думал он, успокаивая самого себя. – Мне все равно, я вас не слышу…»

 Так он наконец дошел до дома. На крыльце, к его удивлению, сидел Инглинг, весь бледный и какой-то осунувшийся, как будто повзрослевший на несколько лет. Глаза юноши смотрели в одну точку, и странный ледяной огонь отражался в них. Этот лед необъяснимым образом навеял Торстеину мысль об океане, который с диким ревом обрушивается на тихие берега, и по непонятной причине он решил, что знает, где был Инглинг этой ночью.

 Юный Сорбо вздрогнул, когда Стеин подошел ближе и присел рядом с ним.

 – Ты был у фьорда? – спросил Инглинг.

 Торстеин кивнул и добавил:

 – Так же, как и ты, я прав?

 Инглинг развернулся лицом к другу и встретился с ним глазами. Одного взгляда было достаточно для того, чтобы Стеин понял: он напуган и растерян. Но бывают такие случаи, когда подобный страх лишь придает наивному юнцу отваги и решимости для какого-нибудь безумного поступка, и это был как раз один из тех случаев. Внезапно Стеина охватило смутное беспокойство за Инглинга, и он шепотом спросил:

 – Что с тобой случилось?

 Инглинг снова вздрогнул. И спрятал глаза.

 – Ничего, – буркнул он себе под нос. – Ничего такого не случилось.

 – Не надо меня обманывать, слышишь? – Стеин взял юношу за подбородок и заставил вновь посмотреть себе в лицо. – Я на десять лет старше тебя и в жизни видел гораздо больше. Я знаю, когда что-то идет не так, как надо. Не стоит меня обманывать, Инглинг. Говори: в чем дело?

 Краска залила все лицо Сорбо, но, взяв себя в руки, он все-таки начал свой рассказ:

 – Я вчера решил найти тебя, Стеин. Найти и поговорить с тобой о том, что не надо тебе и дальше продолжать ходить к фьорду. Я, как ты и сам понимаешь, не сумел тебя отыскать, но зато теперь я понимаю, в чем истинная причина твоего, как я раньше полагал, безумия. До этой ночи я считал, что ты плаваешь в заливе, чтобы проверить, верны ли слухи, которые давно уже ходят по деревне, но теперь… Теперь я на себе ощутил всю таинственную силу твоего мира, и если даже в детстве я не верил сказкам о призраках из прошлого, то теперь меня не удивит даже воскрешение из мертвых моего отца и моей матери. Судя по всему, есть такие места, где нет времени, где все извечно и оживают воспоминания. Теперь я знаю…

 Торстеин сильно стиснул плечо Инглинга, чувствуя, как в сердце медленно и мучительно сжимается неприятный клубочек тревоги. Сам Стеин, не взирая на свой гнев и свою боль, знал, где проходит граница между миром фьордов и миром деревни, между его миром и миром других людей, и умел делить самого себя на две разные жизни. Но Инглинг, кажется, не был достаточно хорошо подготовлен к тому, чтобы лицом к лицу столкнуться с таинствами прекрасного дикого края, открыть его для себя, принять его как еще одну, пусть и непохожую на другие, часть Вселенной. Теперь, похоже, бедняга близок к тому, чтобы потерять рассудок от подобного потрясения. Нет, нельзя допустить, чтобы юный Сорбо еще хоть раз приближался к заливу…

 До тех пор, пока его болезнь не пройдет окончательно.

 – Я многое видел и слышал, Стеин, – продолжал Инглинг. Он уже не боялся смотреть другу в глаза, он разволновался, раскраснелся и как будто с трудом сдерживал внезапно нахлынувшие на него чувства. – Я слышал эхо, но внутренний голос подсказывал мне, что голос этот значит гораздо, гораздо больше. И мне открылась одна из тайн моего рода… Да, Стеин, это правда, можешь мне поверить! Я ведь не суеверный мальчик. Я никогда не принимал всерьез всякие приметы и предсказания, но в эту ночь все было по-другому. В эту силу невозможно не верить. Да кому я это объясняю! Ведь ты сам это знаешь, еще лучше меня. Там… там все иначе! Этот голос говорил мне – и я слушал. Я спрашивал его – и он отвечал. Он поведал мне о том, что Один  прогневался на наше семейство из-за того, что мы не смогли сберечь великий дар, который он много веков назад вручил нашим предкам. Этот дар он заключил в маленькую вещицу, со временем превратившуюся в старинную семейную реликвию. Вещица эта охраняла нас от бед… И вот около двадцати лет назад, незадолго до моего рождения, какие-то негодяи отняли ее у нас. И одному только богу известно, на какие преступления им пришлось пойти ради этого! Из-за этого мой отец умер на месяц раньше, чем я появился на свет, из-за этого вскоре скончалась мать… Все из-за проклятых воров, превративших благословение нашего рода в проклятье! Нет, я не безумец, Торстеин! Я слышал голос эха так же ясно, как слышу тебя сейчас, и так же четко, как твое лицо, я видел лицо старика – лицо вора, который носит на груди наше сокровище! Ты думаешь, что это невозможно, что это просто галлюцинации? Ты думаешь, я сошел с ума и мне померещилось? Нет, Стеин. Это правда, это не мираж и в то же время не магия. Это реально, потому что лицо этого старика я видел много лет назад, когда был маленьким. Он живет в нашей деревне, этот мерзавец, и ему хватает наглости и бессердечия смотреть в глаза Томасу! Клянусь, он еще пожалеет о содеянном!

 Наслушавшись сполна этих безумных речей, Торстеин схватил лицо Сорбо обеими руками и сильно надавил на его скулы.

 – Опомнись, Инглинг! Опомнись, пока не приключилось какое-нибудь зло!

 – Зло? – Глаза юноши вспыхнули. – Зло уже свершилось, и за него нужно покарать!

 – Ты не в себе, – спокойным и холодным голосом произнес Стеин, надеясь, что хотя бы спокойствие немного остудит бедного мальчишку. – Ты не в себе после впечатления, которое на тебя произвел фьорд. Это пройдет, друг. Иди в дом и поспи немного. Тебе нужен отдых.

 – Ты не понимаешь, Стеин, это очень важно…

 Норсенг решил быть строже.

 – Не хочу больше ничего слышать о древних дарах и проклятиях Одина, – отрезал он. – Что за детство? Ни слова больше!

 Инглинг побледнел, но, как и было велено, не проронил ни слова. Понурив голову, он поднялся и скрылся в доме.

 «Ну и пусть ты не веришь мне, Стеин, – думал юноша. – Главное, что я это знаю».

 В сердце его, подобно пробивающемуся сквозь камень ростку, вырастала холодная решимость.

 Над маленькой деревенской школой прозвенел старинный каменный колокол. Закончился первый урок, и отовсюду, из-за всех дверей, в коридор выбежали ученики разных возрастов, мальчики и девочки. Андор с потрепанным учебником географии под мышкой и стопкой проверенных тетрадей в руках пробирался между играющих, бегающих и шумящих детей в самый дальний класс. Оттуда как раз только что вышла Келда. Вот уже три года она преподавала в школе пение и руководила школьным смешанным хором.

 – Ну, как дела? – бодро спросил у нее Андор.

 – Отлично, – так же весело отвечала девушка. – Болдр делает большие успехи, я им прямо горжусь!

 – И я тоже, – улыбнулся Андор. – Удачного дня, сестренка.

 – И тебе того же! – крикнула Келда, уже убегая куда-то по коридору.

 Андор вошел в класс.

 Солнечный свет (утро выдалось на редкость дивное) лился на широкие подоконники, лаская своими лучами зеленые листья комнатных растений, которые выстроились в ряд в своих аккуратных глиняных горшочках.  У самого дальнего от двери окна, где не было цветов, прямо на подоконнике сидел, прижав к груди острые коленки, Болдр. Мальчик внимательно наблюдал за тем, что происходило за окном, и даже не заметил сперва появления отца. Больше в классной комнате никого не было.

 Андор подошел к учительскому столу и положил на него учебник и тетради. В этот момент Болдр, услышав его шаги, обернулся, и его еще пухленькое лицо показалось Андору каким-то особенно грустным.

 – Привет, Болдр, – сказал отец (он выходил из дома еще до того, как сын проснулся).

 – Привет, пап, – негромко отозвался мальчик.

 Из коридора доносились веселые и звонкие голоса ребятишек. Андор подошел к двери и поплотнее прикрыл ее, чтобы в классе стало тише, потом пересек комнату и присел рядом с Болдром на стул. Его пальцы ласково поддели подбородок ребенка и подняли грустное личико. Мальчик посмотрел ему в глаза.

 – Что с тобой такое, сынок?

 Ответ последовал только после минутного молчания. Даже не ответ – вопрос, в котором прозвучали непонимание и обида, отражающиеся в детских глазах.

 – Почему ты не любишь дядю Стеина?

 Этот вопрос застал Андора врасплох, и он отвел взгляд, пытаясь понять, как лучше и правильнее ответить ребенку. Внезапно, под внимательным взором Болдра, он почувствовал болезненный укол совести. И как же он раньше не понимал, какой страшный урон наносят хрупкой маленькой душе постоянные ссоры! Как мог он забыть, что сердце ребенка разрывается на части, когда он видит, как ненавидят друг друга два любимых для него существа! Ведь дети такие проницательные и в то же время такие наивные! Такие простые. Они ведь не могут разделить себя на две части, встав между двух враждующих друг с другом сторон. Если ты мой друг, то ты должен быть другом и для всех остальных моих друзей – они ведь так думают.

 А эти ссоры… Вот первое зло, которое рушит прекрасный утопический мир ребенка. Бывают случаи, когда взрослые, враждуя между собой, просто-напросто ломают своих детей, превращая их в забитых, испуганных и несчастных созданий, не верящих в возможность нормальной жизни.

 А ведь Андор когда-то поклялся сам себе, что всегда будет окружать своего сына только любовью. И никаких семейных скандалов. С Кэйей так и получалось. А вот с ее братом – нет.

 Бедный малыш… Его еще больше, чем Кэйю, разрывало теперь на две части. В его глазах Торстеин – герой, храбрец, лучший из лучших. И как может папа его не любить? Разве это возможно?

 Больше всего на свете Андору хотелось в эту минуту крепко обнять своего сына и любыми, самыми теплыми словами заверить его в том, что на самом деле он очень сильно любит его дядю Стеина. Но Болдру уже не три года, когда ребенок еще совсем не разбирается в человеческих отношениях. Поэтому Андор просто взглянул ему в глаза и сказал:

 – Твой дядя очень сильно не похож на меня и на всю нашу семью. Возможно, из-за этого нам с ним очень трудно понять друг друга. То, что он считает правильным, может совсем не приходиться мне по душе, и наоборот. Вспомни: мама может отругать тебя за разбросанные по комнате носки, потому что считает это неправильным с твоей стороны. Так же и мы, взрослые. Иногда я могу отругать дядю Стеина, а он может так же обойтись со мной.

 – Но я не хочу, чтобы вы ругались, – сказал Болдр. – И не хочу, чтобы он уходил, громко хлопая дверью.

 – В любой семье бывают трудности, Болдр, но…

 – Папа, но ведь у нас они не иногда, а постоянно! Скажи мне: почему? Я знаю, что я еще маленький, но в том то все и дело: я не могу понять, папа. Я совсем ничего не могу понять…

 Господи, каким растерянным он выглядел в ту минуту! Бедный потерявшийся в большом мире маленький мальчик, свернувшийся в клубочек на широком школьном подоконнике. Теперь уже Андор, как отец, не имел права не обнять его. Он прижал Болдра к себе и поцеловал его в лоб.

 Прозвенел колокол. Андор вздохнул, отпустив сына, и быстро вытер с его лица две маленькие слезинки.

 – Садись за парту.

 – Ты обещаешь мне, что я смогу иногда гулять с дядей Стеином? – спросил Болдр.

 Дверь уже открылась, и класс начали заполнять ученики, каждый из которых, входя, громко здоровался с Андором. У учителя не было времени обдумать ответ.

 – Да, обещаю.

 Старый Отто уже давно перестал ходить на рыбалку, жалея свои слабые кости да дряхлые мышцы. Денег, которые добывал своим плотницким трудом его сын, вполне хватало на то, чтобы прокормить их маленькую семью. Было их всего-то трое: жена Отто умерла уже как будто целую вечность назад, потом была смерть дочери, потом невестки. Сгорбленный старик, выносливый и еще молодой мужчина да тощий тринадцатилетний подросток, неизбалованный старшими – много ли было им нужно для того, чтобы выжить?

 Иногда, правда, Карлу, сыну Отто, приходилось на несколько дней, а то и недель, уезжать за пределы деревни. Вот и сейчас он находился в соседнем поселении, где их команда занималась строительством деревянной церкви. В такие времена, когда денег, оставленных Карлом отцу и сыну, могло не хватить на пропитание, старик с внуком отправлялись на несколько дней в лес, разбивали там палатку и все свое свободное время посвящали собирательству грибов и съедобных лесных ягод, которые потом продавали на местном маленьком рынке.

 На этот раз строительство церкви затянулось особенно надолго, так что Отто, одевшись потеплее и нахлобучив на лысину свою старую дырявую шапку, уже начал складывать в дорожную сумку пропитание на несколько дней, состоявшее в основном из рыбных консервов, два хорошо заточенных ножа, одеяла и наконец аккуратно сложенную палатку.

 Все готово. Вот только внучок Кай вернется с рынка со свежим хлебом – и можно будет трогаться в путь.

 После обеда, как обычно, поднялся ветер. Длинная ветка березы с глухим стуком стала биться в оконное стекло, что в конечном итоге начало раздражать скучающего в своей спальне Инглинга, и молодой человек, подойдя к окну, распахнул его настежь. Порыв холодного воздуха тут же ворвался в комнату. Он нес в себе едва различимый, но теперь уже хорошо знакомый Инглингу запах океана.

 Юноша облокотился обеими руками на подоконник и с наслаждением задышал полной грудью, глядя на затянутое сероватыми облаками небо. Он словно ждал от природы какого-то знака, ждал, что вот-вот вновь услышит тот самый голос из прошлого, звук которого, отразившись от прибрежных скал, долетит через всю деревню от фьорда до его окна. Однако никакого голоса, никакого эха не было, и Инглинг, снова приуныв, стал безвольно смотреть вниз, на проходящих мимо дома Сорбо людей.

 Вот прошел молочник из соседнего дома, за ним вприпрыжку бежала его маленькая дочка; вот один из старых приятелей дедушки Томаса, вот еще какой-то знакомый мальчуган, вот старый Трулс…

 Стоп!

 Этот мальчик… Тот, который весело посвистывает и вышагивает по направлению к деревенскому базарчику. Разве это не тот самый мальчик?

 Тот самый, подсказал внутренний голос Инглингу, и его словно пронзила молния, упавшая с проснувшегося неба. Тот самый…

 Молодой Сорбо стремительно набросил поверх рубашки пиджак и окинул комнату беглым взглядом. На стене над кроватью висела в ножнах короткая и слабо изогнутая сабля его прадеда, которой Инглинг пользовался для поддержания физической формы. Юноша быстро схватил ее, но тут же бросил на кровать и сел за стол, положив перед собой чистый лист бумаги и взявшись за перьевую ручку. Его рука, едва заметно дрожа, быстро пробежала по бумаге, и вскоре молодой человек уже вновь вскочил, схватил саблю, обвязал себя ее поясом, надел шляпу и выбежал в коридор.

 Стеина в доме не было. И Томаса не было.

 Вот и хорошо.

 И он бросился прочь из дома. В его комнате, где все еще было настежь открыто окно, расшалившийся ветер гонял по полу короткую записку:

 «Я приближаюсь к разгадке страшной тайны нашего семейства. Возможно, на некоторое время мне придется покинуть деревню. Не ищите меня. Инглинг».

 В дверь постучались. Отто, медленно поднявшись со стула, заковылял ко входу.

 – Это я, дедушка! – раздался снаружи голос Кая.

 – Иду, иду! – заторопился старик.

 – Ты готов? – спросил мальчик, стремительно врываясь к дом и протягивая Отто сумку с хлебом.

 – Давно уже. Только тебя и ждал.

 Кай исчез в комнате и минуту спустя, переодевшись в самое теплое, что смог у себя найти, снова выскочил в коридор, полный сил и энергии. Подгоняемый дедушкой, мальчик юркнул через дверь на улицу, и Отто, уже с ключом наготове, запер дверь.

 – Нелегкая предстоит ночь, – заметил Кай, поглядывая на хмурое небо. Ветер трепал его волосы, и они лезли в глаза.

 – Да, – согласился старик. – Но мы-то с тобой и не такое видывали, верно?

 Мальчик кивнул, забрал из рук Отто тяжелый дорожный рюкзак, взвалив его себе на спину, и бодро зашагал по выложенной камнем дороге, вьющейся между деревенскими домиками и покрытыми яркой зеленью холмами, на которых стояло все поселение. Отто не отставал. Настроение у него было хоть куда, и он даже не заметил, что из-за угла их домика выглядывает чье-то лицо…

 Если бы Отто хорошо присмотрелся к этому самому лицу, он бы узнал в молодом человеке…

 Впрочем, Отто сего лица не увидел.

 Уже смеркалось, когда он и его внук оказались под сенью леса. Со всех сторон путников обступили высокие сосны с прямыми, словно столбы, стволами и более раскидистые норвежские березы, кое-где виднеющиеся меж стройными хвойными исполинами. Протоптанная жителями деревни дорога, усыпанная песком и мелким гравием, постепенно сужалась и зарастала травой. Откуда-то сверху доносился густой и низкий, будто бас, шум танцующих веток: это ветер прозрачным одеялом проносился над макушками деревьев.

 Собиратели грибов углублялись все дальше в лес, и казалось, что зеленые стены с шорохом пробирающегося средь зарослей зверя (или человека) смыкаются за их спинами.

 Отто дышал полной грудью.

 – Хорошо-то как! – с наслаждением вздыхал он, оглядываясь по сторонам. – Вот иду и молодость вспоминаю. Как с твоим отцом и с твоей тетей сюда приходил… Папа твой был еще совсем маленьким мальчиком и все хватался за мою руку, зато его старшая сестра… Ох, как гордо впереди нас вышагивала да еще любила Карла страшными сказками про леших пугать!

 – Жалко, что тетя Катрина умерла задолго до моего рождения, – вздохнул Кай.

 – Дааа, – старик погрустнел. – А ведь было ей тогда всего-то восемнадцать с половиной.

 – Ну неужели она умерла от болезни? – недоверчиво спросил мальчик в который раз за последние полгода.

 Историей про то, что виной всему была какая-то страшная и редкая болезнь, Кая кормили уже давно, с малых лет. И до недавнего времени он всему верил, но теперь… Теперь, в свои тринадцать, он понимает, что не могла здоровая, сильная девушка в таком юном возрасте так скоро и неожиданно, так бессмысленно скончаться, лежа в кровати. Неправдоподобно это.

 – Да, мой дорогой, – вздохнул Отто. – Это случилось так неожиданно…

 – Ну, ясно, – невесело сказал Кай, растягивая гласные. Дедушка так его и не убедил, что-то он все-таки от внука скрывает… – О, а давай-ка вон там палатку поставим, а то скоро ночь уже, торопиться надо.

 Мальчик кивнул старику в сторону маленькой поляны, на которую сквозь сетчатый купол сплетающихся друг с другом ветвей, струился скуповатый лунный свет. И действительно, уже ночь, пора бы остановиться где-нибудь. Полянка выглядела весьма и весьма привлекательной и подходила для ночлега.

 – Согласен, – старик подмигнул мальчику, и они направились прямиком к выбранному местечку.

 Здесь в четыре руки разбили палатку и, разумно решив начать свой промысел завтра с утра, начали укладываться спать под теплые перистые одеяла.

 – Ну, – зевнул Отто, уже кладя ухо на снятую с лысины шапку. – Спокойной но…

 – Где же вы? – раздался в этот момент пронзительный крик над лесом.

 Казалось, совсем недалеко, в каких-то нескольких сотнях метров от палатки.

 Отто сел и вместе с внуком напряг свой слух.

 – Где же вы? Где? – звал мужской голос с приятным тембром. – Выходите из тени!

 Старик решительно поднялся на ноги и снова натянул шапку.

 – Заблудился, верно, бедолага, – сказал он. – Своих найти не может. Надо бы помочь, а, Кай? Кай!

 Мальчик сидел, замерев, словно вдруг увидел перед собой ядовитую змею. Его лицо белело среди темноты тесной палатки, глаза были совершенно круглыми. Он словно бы даже не слышал дедушку.

 – Кай! Пошли-ка поможем. Не слышишь, что ли? Человек заблудился!

 Нет, не слышу, дедушка, подумалось вдруг. Не слышу, что человек заблудился. Слышу только холодное и яростное отчаяние, слышу безумие голодного хищника, такое, какое слышно, когда волк ночью на луну воет, да не тогда, когда его охотники в ловушку загнали, а тогда, когда крови хочется, крови… Вот что я слышу.

 Волков Кай уже не боялся: доводилось встречаться не раз, и судьба научила смотреть в их ледяные глаза без ужаса и паники. Но этот волк – совсем другое дело, этот волк…

 – Ну где же вы? – повторился жуткий окрик.

 – Да ну тебя, дитя, – махнул рукой Отто и вышел из палатки.

 – Стой, дедушка! – Кай мгновенно ожил и выскочил в ночь следом.

 Отто нетерпеливо оглянулся с сердитым видом. Человеку помочь надо, не видишь, что ли, малец надоедливый? Аль темноты испугался?

 – Возьми хоть это, – прошептал Кай, протягивая старику кухонный ножик для срезания грибов. Второй такой же нож он сжимал сам.

 Голубые глаза мальчика были совсем взрослыми.

 Отто быстро схватил нож и бросился на зов, а мальчик поспешил следом за ним. У дедушки ведь ноги да руки совсем слабые стали, как же его одного отпускать?

 Он, Кай, в свои тринадцать и то посильнее будет.

 Страх отступил.

 – ГДЕЕЕЕ  ВЫЫЫЫ???

 Этот крик был безумней, безнадежней и страшней прежних. А еще…

 А еще он был теперь ближе. Гораздо ближе.

 – Сюда! – крикнул в ответ Отто. – Сюда, господин!

 Еще минута – и два охотника за грибами оказались на узкой тропинке, а напротив, метрах в десяти от них, стоял высокий человек, который резко обернулся им настречу.

 И еще минуту все трое были неподвижны, словно каждый из них сто лет ждал этой встречи, и теперь то ли радость, то ли изумление, то ли ужас, но что-то все-таки сковывало их по рукам и ногам.

 Скорее, все же ужас.

 И тут человек сдвинулся с места и стал медленно-медленно приближаться к Отто и Каю. Медленно, словно крадущийся хищник.

 Девять метров, семь, пять…

 В трех метрах от старика и мальчика человек снова остановился.

 Страх вернулся.

 К Каю. А к Отто вдруг пришло осознание того, что стоит перед ним не кто иной, как…

 – Инглинг Сорбо! – воскликнул старик в изумлении. – Добрый вечер, господин!

 Ответного приветствия со стороны Инглинга не последовало.

 Половина лица юноши была скрыта темнотой, а другую освещал слабый отблеск луны. И на этой самой другой половине… был глаз. Большой, широко раскрытый глаз, который не мигал, упершись стеклянным взглядом в лицо старика. Сорбо сотрясала дрожь, а на левом боку у него… На левом боку… Что-то там висело, такое темноте и длинное.

 Да, страх вернулся.

 Может быть, теперь он наполнил и душу Отто.

 По крайней мере, Инглинг был очень похож на восставшего из могилы мертвеца.

 – Вы кого-то ищете, герр Сорбо? – негромко поинтересовался старик, и голос его под конец фразы стал каким-то тоненьким и дрожащим.

 Инглинг сделал широкий шаг вперед. Отто вжал голову в плечи.

 – Вы… кого-то… ищете? – непонятно для чего повторил он свой вопрос.

 – ТЕБЯ! – прорычал Сорбо и, вытянув вперед бледные руки, бросился прямо на Отто, пытаясь его задушить.

 Отто инстинктивно отпрянул с глухим криком, а Кай, закричав во весь голос, не понимая, что творит, ударил Инглинга по руке ножом, и сквозь рукав пиджака проступила темная кровь. Пожалуй, Кая эта кровь, как и осознание того, что пролил ее он, тринадцатилетний подросток, испугала больше, чем холодный и пылающий жестокостью взгляд Сорбо, который тот устремил на своего маленького обидчика. Хотя взгляд этот и был острее ножа.

 – Ах ты, щщщенок! – прошипел Инглинг, убирая руки от Отто.

 – Вы сошли с ума, – прошептал старик.

 – Верни ее мне!

 – Я не понимаю, о чем вы. – Отто попытался придать своему голосу твердость.

 – ЛОЖЬ! – взревел Инглинг. – Ты лжешь, вор! Ты украл благо моей семьи, сокровище моего рода!

 Он выхватил из ножен саблю.

 Бедняга старик и его внук в смятении пятились прочь от безумца, но тот все наступал на них, брызжа слюной и гневно сверкая глазами.

 – Верните то, что украли! Воры, мошенники, клятвопреступники, убийцы! – не останавливаясь кричал Инглинг. – О, Боги! Кто знает, сколько крови пролилось уже из-за того, что по праву принадлежит моей семье и что вы силой присвоили себе! Но, клянусь, прольется еще, ибо это необходимо! Клянусь: во имя справедливости я преступлю порог и не побоюсь греха!

 И молодой человек в ярости замахнулся саблей на старика Отто. Тот безнадежно выставил вперед свой нож, понимая, что этот жалкий кусочек стали ничто против прочного и острого лезвия. Мальчик издал сдавленный крик и поднял руку с ножом, однако Инглинг без особого труда выбил нож из его рук и вновь обернулся к своей жертве. Вот он опять замахнулся…

 Но боли, которой уже ждал Отто, так и не последовало. До старческих ушей донесся оглушительный удар, словно сабля Сорбо напоролась на нечто равное с ней по прочности. Открыв глаза, старик с изумлением обнаружил, что на помощь к нему и его внуку пришел незнакомец в дорожной одежде, который искусно владел своей саблей и наседал на Инглинга. Однако и молодой Сорбо не спасовал: быстро оправившись от неожиданного появления противника, который был (в отличие от Отто с мальчиком) равен ему по силе, он с новой ненавистью вступил в схватку.

 Колени Отто задрожали и подкосились, перед глазами все плыло, и он бы непременно упал на землю, если бы его не поддержал внучок. Мальчик храбро стоял на ногах и, не отрывая взгляда, будто заколдованный, смотрел на битву Инглинга Сорбо с их внезапным защитником.

 И вдруг… все резко оборвалось и время будто провалилось в бесконечность. Инглинг Сорбо с застывшими стеклянными глазами повалился на землю, держась обеими руками за горло, из которого хлестала ярко-алая кровь. Кровь была везде: она текла у него носом и горлом и заливала одежду. Кровь была и на лезвиях обеих сабель. Кровь была на темно-зеленой траве.

 Мгновением позже жизнь покинула обезумевшего Инглинга.

 – О, Боже! – в ужасе прошептал Отто и лишился чувств.

 Мальчик бережно опустил его на землю и стал хлопать холодными ладонями по щекам. Сердце колотилось, словно бешенное, в ушах стоял невыносимый шум. Смерть! Это смерть, смерть… Вот это, значит, как, когда с оружием, с насилием и кровью…

 Может, это и хорошо, если тетя Катрина скончалась от болезни…

 – Спасибо, – негромко выдавил наконец Кай.

 – Не благодари за это, – так же тихо отозвался спаситель. – В убийстве нет ничего, за что можно благодарить. – Он немного помолчал, глядя на мертвого Сорбо. – Кто он? Ты знаешь?

 – Он Инглинг Сорбо. Внук самого почитаемого здесь человека, доктора Томаса.

 Незнакомец вздрогнул.

 – Томаса Сорбо? – с волнением в голосе спросил он.

 – Да. – Мальчик задумался. – Мы не выдадим вас, господин. Иначе вас посадят и не будут слушать нас, что вы нас защищали. Никто не поверит, что Инглинг Сорбо первым поднял руку на беззащитного старика. Сорбо слишком влиятельны в нашей деревне. Но… но если все-таки нам придется встать перед судом, мы должны будем сказать всю правду.

 – Ты рассуждаешь правильно, как разумный взрослый человек, – с одобрением сказал незнакомец. – Ты сможешь привести в чувство этого бедного старца?

 – Смогу, – ответил мальчик. – Нам больше ничего не угрожает, лишь бы поскорее убраться подальше от этого места.

 И он помимо воли бросил взгляд на лежащий в траве труп. В это время Отто зашевелился.

 – Кай… – позвал он.

 – Я здесь, дедушка. Ты в порядке?

 Отто слабо кивнул и попытался приподняться. Мальчик тут же подхватил его под мышки и помог сесть.

 – Вставай, дедушка, надо уходить отсюда, – сказал он и огляделся.

 Их спасителя уже не было видно поблизости.