Текст книги "Я наблюдаю за тобой (СИ)"

Автор книги: Айше Лилуай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 19

 День суда.

 Лучи солнца пробиваются сквозь решетчатое окно. В оставленных ими узких полосках света парят легкие пылинки. Где-то кричат какие-то люди.

 День суда.

 Не хочется умирать. Немного жаль расставаться с жизнью.

 Но оправдываться перед лицом судьи, прекрасно понимая, что тебе все равно не поверят… ни единому твоему слову… Нет. Только не это.

 За дверью камеры без конца раздаются звуки размеренных шагов жандарма, каблуки его жестких ботинок издают гулкий стук, который почему-то успокаивает и усыпляет. Иногда он останавливается. Это Анандр. Да, можно понять это по характерному покашливанию.

 Дыхание ровное. Сердце стучит тихо и спокойно, лишь слегка колеблясь в грудной клетке. Все тело расслаблено, только глаза зудят, наверное, от пыли. Лучше лежать, зажмурившись.

 Боль в том месте, куда была нанесена рана, глухая и монотонная, внезапные и резкие ее приступы еще остались, но стали гораздо реже. Боль становится тупой.

 Надо же! Почти по одному и тому же месту, одной и той же саблей!

 Он усмехается.

 Он не думает о предстоящем суде, когда собравшиеся местные жители будут пожирать его ненавидящими взглядами и кричать: «Повесить!» Он не думает о казни.

 В свой последний день нужно думать о чем-нибудь приятном, о чем-то дорогом…

 Например, о няне. О милой, доброй, заботливой няне с нежными руками, дарящими тепло. Или об отце и его любящих глазах…

 Но почему-то в голову приходит Келда. И ее немного растерянное лицо, когда она сказала:

 – Я верю тебе.

 Почему-то это его успокаивает.

 А еще он вспоминает, как она резко перешла с ним на «ты». «Ты спятил? Немедленно поднимайся!» У нее был в тот момент такой угрожающий взгляд, что ему вдруг захотелось рассеяться, и он еле сдержался.

 Маленькая, но грозная…

 Наверное, она сегодня придет, когда его будут судить.

 Он вздыхает.

 Не хочется умирать.

 – Доброе утро, Коли. Что ты здесь делаешь в такой час, когда должен быть в море?

 – Доброе утро, Келда. Мне нужно… Что такое? У тебя измученный вид.

 Девушка и впрямь выглядела очень уставшей и измотанной. Волосы ее были не причесаны, лицо было бледным, и под глазами пролегли тени. Она очень плохо спала этой ночью и никак не могла понять, что же ее так мучает. Неужели мысли о предстоящем суде? Но ведь всего-то нужно будет рассказать обо всем, что она видела…

 Всего-то…

 А что потом?

 Она не хотела, чтобы Роальда казнили.

 – Не обращай внимания, – слабым голосом сказала Келда. – Так что ты хотел?

 – Я пришел по просьбе… того самого юнги, помнишь?

 Девушка кивнула, сразу поняв, что Коли имел в виду бывшего контрабандиста Локи.

 – Он вернулся, Келда. Он здесь, то есть у меня дома. Встретился мне у окраины, как и тогда замерзший и голодный, попросил, чтобы я организовал ему встречу с тобой. И даже вдруг ни с того ни с сего согласился пойти со мной в деревню. Моя мать его сейчас кормит, я не сказал ей о том, откуда он такой взялся. В общем, надо тебе с ним встретиться. Он очень просил. Сказал, что забыл еще кое-что рассказать.

 Коли окинул ее обеспокоенным взглядом.

 – Но ты еле держишься на ногах, так что, может, мне ему сказать, чтобы…

 – Не надо, – твердо перебила его Келда. – Я уже иду.

 – Тебе помочь? – спросил Коли.

 – Нет. Беги к Петтеру. Рыбаки тебя, наверное, заждались. А я поговорю с Локи.

 Локи сидел на низкой деревянной скамейке прямо возле домика, где Коли жил со своей матерью. Голова юноши была опущена на грудь, носками своих потрепанных ботинок он безвольно водил по земле.

 – Здравствуй, – поздоровалась Келда, и юнга, а точнее, бывший юнга, вздрогнул и поднял глаза.

 – Здравствуй. Этот парень, Коли, не с тобой?

 – Нет. Он отправился на рыбалку.

 Локи облегченно вздохнул.

 – Вот и хорошо. Мне не придется юлить, а я только тебе почему-то могу все рассказать. Тебе, ну, и еще тому угрюмому грубому человеку, который пришел к леснику. Наверное, потому что все основное обо мне вы уже знаете. Только вы. И Йенсен.

 Келда пристально вглядывалась в паренька, пытаясь понять, что же в нем изменилось. Должно быть, она перестаралась, потому что юнга поежился от ее взгляда и снова поник головой.

 – Локи, почему ты вдруг решил появиться в деревне?

 – Это все из-за той странной девушки, которая меня спасла. Она ведь велела мне начать новую жизнь, а у нее были такие глаза… колючие, что ли. И холодный тон. Такую попробуй не послушаться! Страшно. Хотя иногда я думаю, что она мне приснилась.

 – Ты что-то хотел добавить к своему рассказу? – спросила Келда, прогоняя из головы чарующий и жуткий образ Валькири.

 Теперь ей, честно говоря, было не так интересно и важно, что там еще было не так с «Непоседой». Ее мысли в это утро были заняты совсем другим с той самой минуты, когда она проснулась и услышала в соседней комнате всхлипывания Ребекки.

 Но бедный мальчишка так отчаянно хотел исправиться и быть полезным для людей, что это не могло ее не тронуть. Да и к тому же… Келда не забывала о том, что Бергдис Норсенг, скорее всего, была на «Непоседе», когда он затонул, а это было важно для Кэйи и Торстеина.

 Пусть они и не хотят в это верить.

 – Это, наверное, не так важно, но я решил, что надо доводить дело до конца. В общем, пока я отсиживался у Йенсена (он меня не хотел отпускать, пока я не перестану шмыгать носом), я вспомнил еще об одной вещи… Помнишь, я говорил, что та женщина с нашего корабля все время ходила в каюту, куда никого больше не пускали? Там сидела еще одна женщина. Да, я точно знаю. Потому что однажды, когда та, первая, выходила из каюты, оттуда через полуоткрытую дверь послышался женский крик. Она просила выпустить ее, и у меня… у меня тогда каждый волосок встал дыбом, настолько безумный у нее был голос. Даже хуже, чем у первой. А еще через несколько дней, когда я шел ночью по палубе по поручению старпома, я слышал, как она громко рыдает и скребется в дверь, как кошка.

 Подняв голову, Локи увидел, как его собеседница побледнела. Губы ее едва заметно дрожали.

 – Все ясно, – прошептала она, обращаясь больше к самой себе. – Теперь все ясно!

 И, забыв о юнге, она решительно повернулась, чтобы уже умчаться, но это было еще не все.

 – Погоди, Келда! – Локи даже схватил девушку за локоть, чтобы удержать.

 – Что-то еще? – спросила она оборачиваясь.

 – Не знаю, насколько это может быть важно, но ведь ты просила рассказать все… Так вот, наш «Непоседа» раньше носил другое название – «Гордая королева». Много лет назад это судно было частью королевского флота и плавало под британским флагом. Первый капитан «Гордой королевы», Джек Кейн, в молодости служил английским капером. Плавал по северным морям и занимался тем, что грабил пиратские корабли, прикрываясь именем королевы Виктории. Короче, извлекал выгоду из своей каперской грамоты. Ну… В общем, вот так. Келда?

 – Спасибо, Локи. – Девушка отчего-то с круглыми глазами похлопала юношу по плечу и умчалась, уже на бегу крича: – Ты большой молодец, что решил начать новую жизнь!

 Мне нужно срочно поговорить с Ойвиндом. Мне срочно нужен Ойвинд… Мне нужен Ойвинд, черт возьми! Куда же он запропастился?

 Эти мысли вертелись у нее в голове всю дорогу, и – вот дьявол! – когда она наконец-то нашла домик герра Нансена, куда ее вчера утром водил Хэвард, а дом этот находился в весьма удаленном от основных улочек месте, оказалось, что и Ойвинд, и Нанна, и Гутфрит уже отправились к Халворсенам примерно полчаса назад.

 Келда вежливо попрощалась с Нансеном, но когда дверь его дома закрылась, не смогла сдержать приглушенного раздраженного крика. У нее оставалось не так уж много времени для того, чтобы рассказать обо всем Ойвинду и всей их компании новоиспеченных сыщиков, а затем добраться до западной окраины деревни, где должен был состояться суд над Роальдом Абелем.

 Она бежала со всех ног и буквально влетела в свой дом, тяжело дыша и громко хлопнув дверью.

 – В чем дело? – громко спросила Эидис, видя дочь в таком возбужденном состоянии.

 Келда пронеслась мимо, даже не отреагировав на ее голос. Не сбавляя темпа, девушка ворвалась в гостиную, где за столом, с которого убрали скатерть, сидели оба Брока, Ойвинд и Хэвард.

 Гутфрит начал было произносить приветствие, однако Келда тут же бросила, упав на стул:

 – У меня срочный разговор!

 – Келда, а мы, знаешь ли, тоже обнаружили… – начал Ойвинд.

 – Потом! У меня сейчас нет времени!

 – Да что такое, Келда? – недоумевал Хэвард.

 – Ойвинд, – все еще тяжело дыша, начала девушка. – Ойвинд, ну-ка назови мне еще раз имена троих друзей Томаса Сорбо, которых он приводил в тот старый трактир много лет назад.

 – Зачем?

 – Затем! Назови!

 Растерявшийся было Ойвинд быстро взял себя в руки и начал припоминать…

 – Так… Эээ… Одно имя Йохан так и не смог вспомнить. А два других были – Бен Ллойд и Джек Кейн. А что?

 Келда побледнела.

 – А то, – выдавила она с трудом, – что этот самый Джек Кейн двадцать лет назад похитил Вигдис Брок и Бергдис Норсенг. Сейчас все объясню. Только быстро.

 Оставалось пятнадцать минут до начала суда.

 На поле уже собралась приличная толпа. Да и нетрудно было предположить, что так оно и будет: жители деревни были настолько потрясены и возмущены смертью юного Сорбо, что просто не могли не прийти и не посмотреть своими глазами, как будут судить убийцу.

 Люди стояли на ногах, некоторые поднимались на цыпочки и вытягивали шеи, чтобы было лучше видно то, что происходит впереди. Здесь были некоторые знакомые Келде рыбаки, какие-то ремесленники в запыленных костюмах, даже некоторые учителя и воспитатели, у которых сегодня не было занятий. Работая локтями и при этом смущенно извиняясь перед всеми, девушка начала пробираться все ближе к первому ряду: она как-никак свидетель!

 Она даже не заметила, как толкнула в бок юного Гарольда, когда проходила мимо. Причем довольно сильно. Тот тихо охнул и тут узнал девушку.

 – Келда! А ты куда это?

 – Не приставай, Гарольд, не до того!

 – Тоже пришла посмотреть на преступника?

 Келда хотела пройти мимо, но злость, родившая у нее в груди после этих слов глупого мальчишки, не дала ей сдвинуться с места. Развернувшись к Гарольду, она ткнула пальцем ему в грудь и так свирепо поглядела на него, что бедняга растерялся.

 – Нет, в отличие от тебя и большинства из тех, кто нас окружает! – раздраженно заявила девушка. – Посмотреть на преступника?! Он вам что, затравленный зверь, которого держат в клетке, чтобы можно было показывать на него пальцами и тыкать в бока острыми копьями ради удовольствия? Это варварство, Гарольд. И в наше время многие от этого недалеко ушли!

 Гарольд начал запинаться.

 – Да ладно тебе, Келда, – торопливо сказал он, отводя от себя ее руку. – Я ведь ничего такого не…

 – Умолкни, – бросила Келда и продолжила свой путь к центру.

 Оказавшись, наконец, где-то в третьем ряду, она остановилась, поскольку внезапно ощутила робость. Стоять прямо перед судьей и чувствовать, что в любой момент подсудимый тебя заметит и узнает… Ну, нет. Лучше здесь. Безопаснее.

 С ее места Келде, тем не менее, все было видно.

 Деревенский суд, по правде говоря, не представлял собой ничего серьезного. В их маленьком поселении даже не было ни одного настоящего судьи: этот незаменимый участник судебного заседания выбирался народом за несколько минут до начала процесса. Прокурора тоже, как правило, не было: в обвинении большую роль играл сам потерпевший, а вопросы задавал судья. Конечно, чаще всего обвиняемые прибегали к помощи адвокатов, однако это были, как правило, не профессиональные юристы, а какие-то независимые люди, которые вызывались добровольно. О двенадцати присяжных вообще речи не было. Судья решал все сам, иногда ориентируясь на волю присутствующего народа.

 Посреди круга, образованного жителями деревни, стоял стол, за которым восседал герр Харальсон (очевидно, его уже успели выбрать судьей), перед ним были разложены какие-то бумаги, но многие понимали, что это больше для вида. Напротив стола стояла какая-то дряхленькая кафедра, на которой лежала Библия, а по левую руку от Харальсона на низком табурете сидел обвиняемый. Лицо его было бледным, но глаза смотрели прямо на судью. На продырявленной светлой рубашке еще виднелось темное кровавое пятно. За спиной арестанта молча, будто три статуи, стояли местные жандармы.

 Судья поправил очки и прокашлялся, видимо, намереваясь начать, но тут из толпы смело вышел какой-то наглый пожилой человек, который встал прямо перед судейским столиком.

 – Здорово, ваша честь! – фамильярно начал мужчина.

 Глаза судьи округлились от изумления.

 – Греджерс! – Харальсон расхохотался. – Вот так встреча! Как ты здесь оказался-то?

 – Приехал отдохнуть, а тут услышал про такое дело. Ты же меня знаешь, я не мог не сунуть сюда своего жадного до загадок носа!

 Судья усмехнулся.

 – Ну, с тобой-то мы точно до правды докопаемся! Хочешь, будешь моим помощником? Можешь вопросы задавать наравне со мной. Мне твоя помощь пригодится.

 – Охотно соглашусь, – улыбнулся Греджерс, становясь рядом со стулом Харальсона. – Собственно говоря, я на это и рассчитывал, идя сюда. У меня есть информация, касающаяся фамилии, которая будет звучать здесь далеко не раз, но пока я еще не до конца уверен и должен послушать, что здесь будет сказано.

 – Ты заинтриговал меня, Фробениус, – произнес судья. – Ну, да ладно. – И он обратился к народу. – Мы собрались сегодня… эээ… как бы это сказать… по делу убийства Инглинга Сорбо, в котором обвиняется человек, которого вы видите перед собой. – И одной рукой он указал на подсудимого. – В общем… Объявляю судебное заседание открытым!

 И вместо молотка Харальсон стукнул по столу кулаком.

 – Так, стоп, стоп, стоп! – Нанна надавила пальцами на виски, чувствуя, что голова вот-вот взорвется. – Подождите! С этим Петтером Бунневиком вы меня совсем запутали!

 – Мы узнали об этом только позавчера и до сих пор не решались тебе сообщить, потому что… потому что это нас пугает, – тихо сказал Хэвард.

 – Почему пугает?

 – Ты поймешь. А сейчас надо уложить все по полочкам в голове, а то у меня там такой бедлам!

 – А после того, что сказала Келда, вообще все становится печально, – добавил Ойвинд, необычайно мрачный для самого себя.

 – Хотя по идее это должно было помочь… – вздохнула Нанна. – Странно, почему именно она – и Бергдис Норсенг? Почему их украл Джек Кейн? В чем связь? Бергдис ухаживала за матерью на корабле… Бергдис… Две такие несчастные судьбы… И в чем-то похожие.

 Ойвинд вдруг встрепенулся.

 – Похожие? – не своим голосом переспросил он.

 – А разве нет?

 Ойвинд не ответил. Перед его мысленным взором вдруг встал облик старого рыбака из захолустного трактирчика, а в ушах звенел его скрипучий голосок: «Ведь даже скала Тора сломалась под орлом».

 Скала Тора…

 Под орлом…

 Ойвинд вскочил, не помня себя.

 – Куда ты? – удивился Гутфрит.

 Молодой юрист уже надевал шляпу.

 – Кажется, я начинаю понимать… Мне как можно скорее нужна книга с толкованием норвежских имен. А еще… Еще мне надо в архив, где хранятся свидетельства о заключении брака.

 Глава 20

 – Итак, начнем. Слово для обвинения предоставляется потерпевшему Томасу Сорбо.

 Из первого ряда зрителей вышел старый доктор, и Келда заметила, что его за локоть поддерживал Стеин: Томас выглядел очень больным и слабым и весь дрожал.

 – Бедный человек, какой шок, какое горе… – прошептал кто-то в толпе.

 Потерпевший вежливо отказался от помощи молодого Норсенга и подошел к кафедре, гордо подняв голову. Судья Харальсон велел Томасу принести присягу на Библии, а затем, когда все было сделано согласно обычаям, приступил к допросу.

 – Расскажите нам все, как было, герр Сорбо.

 – В прошлый вторник, поздним вечером, я вернулся от своего очередного пациента и обнаружил, что моего внука Инглинга до сих пор нет дома. В его спальне я обнаружил короткую записку. Вот она, при мне. – И Томас вслух прочитал последнее послание от внука. – Я был очень взволнован и расстроен, я тосковал… Но я не думал, что он погиб. А в воскресение, как всем вам известно, нашли тело. Не могу описать, какое у меня было состояние. Не могу…

 Он протер покрасневшие глаза, шмыгнул носом.

 – Простите меня.

 – Ничего-ничего. Продолжайте, герр Сорбо. Что случилось в ночь со среды на четверг?

 – Тем вечером мой приемный сын Торстеин Норсенг рассказал мне о том, что накануне того проклятого дня Инглинг ходил к фьорду, и это послужило причиной его ухода. Я решил пойти к берегу, долго гулял там… И вот случайно наткнулся на герра Абеля. С ним была также девушка, Келда Халворсен. И вот тогда-то Роальд Абель сам сказал мне, что убил моего внука!

 – НЕЕЕТ!!! – раздался крик отчаяния над полем. – Нет!

 Это была Ребекка Абель. Она тоже стояла в первом ряду, глаза ее были заплаканными, волосы растрепанными, на щеках видны были красноватые следы от ногтей. Какой-то мужчина держал ее за локоть, не давая броситься вперед, к подсудимому.

 – Это неправда! Просто Роальд не в себе, когда приходит к фьорду! Это его болезнь, он сам не понимал, что говорит! НЕТ! Он никого не убивал!

 – Спокойно, спокойно, сударыня! – прервал Ребекку судья. – Тише. Мы предоставим вам слово, если будет необходимость, а пока позвольте допросить потерпевшего. Продолжайте, герр Сорбо.

 – Я… я все сказал.

 – Спасибо. Тогда проходите на свое место. – Харальсон повернулся к обвиняемому. – Роальд Абель, вам ясно, в чем вас обвиняют?

 – Да, ваша честь.

 – Вы признаете себя виновным?

 Орлиные глаза Харальсона грозно сверкнули из-под густых седеющих бровей, но обвиняемый не опустил головы ни на миллиметр.

 Говорить «да» было бы просто глупо. И звучало бы смешно.

 – Я отказываюсь от права говорить, ваша честь, – ответил подсудимый.

 По толпе пробежал чуть ли не огорченный вздох: неужели он даже не предпримет попытки оправдаться?

 – Хм… – Судья явно был сбит с толку этим смелым заявлением подсудимого. – Эээ… Что ж, тут сказать-то…

 Тут встрял Фробениус:

 – Я считаю необходимостью допросить свидетеля, который, по словам герра Сорбо, присутствовал при его последней встрече с подсудимым, а также при аресте. Нам все-таки важно знать все подробности. Не так ли, ваша честь?

 Харальсон прокашлялся и посмотрел в свои бумаги.

 – Суд вызывает Келду Халворсен!

 Ближние ряды зрителей расступились, пропуская вперед Келду, и девушка твердой походкой подошла к кафедре. По требованию судьи она, так же, как и Томас Сорбо, принесла клятву на Библии, и Харальсон начал допрос.

 – Правда ли, фрекен Халворсен, что вы были вместе с подсудимым, когда встретились с доктором Сорбо?

 – Да, ваша честь.

 – И в чем же, позвольте спросить, причина того, что вы оказались вместе?

 – Мы встретились случайно во время прогулки по берегу фьорда. Герр Абель был еще слаб после своего первого ранения, и поэтому я убедила его возвратиться в деревню, но по дороге назад мы случайно наткнулись на доктора Томаса, как уже было сказано.

 – Надеюсь, вы расскажете нам о той встрече подробнее герра Сорбо, ведь он переживает сильное потрясение, а вы были наблюдателем. Что случилось после?

 – После они… эээ… повздорили.

 – И кто же был зачинщиком этой ссоры?

 Келда прокашлялась, чтобы прочистить горло, и хрипло сказала:

 – Герр Абель. Но он не…

 – Так значит, правда, что обвиняемый напал на доктора?

 – Ну, вообще-то да, но…

 – И угрожал?

 – Он… Он просто был немного не в себе и… не то, чтобы он угрожал герру Сорбо, он просто был очень разгневан и не сдерживал своих эмоций.

 И снова в разговор вступил Греджерс.

 – Ваша честь, позвольте мне задать свидетельнице вопрос.

 – Конечно, герр Фробениус.

 Греджерс повернулся к Келде и с доброжелательной интонацией мягким голосом спросил:

 – Скажите, фрекен Халворсен, вы знаете, кто нанес обвиняемому эту рану? Я имею в виду свежую.

 – Да. Это был доктор Сорбо. Но он просто защищался и немного… не выдержал. Переборщил.

 – И что было потом?

 Келда опустила голову и вздохнула, прежде чем отвечать.

 – Потом герр Сорбо испугался своего собственного поступка и поспешил обратно к деревне. Герр Абель последовал за ним и… да, он сказал, что убил Инглинга Сорбо.

 – Обвиняемый ничего не говорил об уничтоженном доме? – спросил Греджерс.

 Девушка изумленно посмотрела на детектива, ее губы дрогнули.

 – Откуда вы…?

 – Так он говорил?

 – Говорил. Он сказал, что это было его рук дело, и эта новость поразила герра Томаса сильнее всех остальных.

 – Ага… – понимающе кивнул Греджерс, глаза его сверкнули, будто… Хотя, наверное, это были только солнечные блики на очках.

 – А что-нибудь еще подсудимый говорил? – спросил Харальсон.

 Сжав кулаки, лежащие на кафедре, Келда решилась взглянуть на Роальда, который продолжал  упорно смотреть на… Нет! Теперь он, не мигая, смотрел на нее. В глазах отражалось непонятное чувство. Они словно говорили: если ты скажешь, тебе все равно не поверят. Тебя сочтут за сумасшедшую. Какой в этом смысл?

 Келда ответила взглядом, который должен был означать: а я скажу! Ты не хочешь оправдывать себя, но я попытаюсь! Потому что все должно быть по справедливости.

 Девушка перевела взгляд на судью. Она должна была сказать…

 И она намерена была поведать о том, что тогда услышала. Ну, разве что о «Роальде Сорбо» решила пока умолчать.

 Ее голос был тверд.

 – Да, ваша честь. Подсудимый сказал, что Томас Сорбо убил его отца.

 Харальсон даже вскочил со своего стула, Греджерс нахмурился, толпа громко ахнула.

 – И ты наивно поверила в то, что наговорил тебе этот негодяй? – со злобой и с насмешкой крикнул знакомый голос из-за спины.

 Келда резко обернулась и гневно сверкнула глазами в сторону Стеина.

 – Я говорю то, что слышала своими ушами, Торстеин! – воскликнула она. – Это я была там, а не ты!

 – Тихо! – Судья, отойдя от шока, постучал по столу. – Герр Норсенг, вам слова не предоставляли! А вы, фрекен Халворсен, не отвлекайтесь.

 – Мне больше нечего сказать вам, ваша честь. – Келда заметила краем глаза, что при этих словах Роальд облегченно опустил голову.

 – У вас еще есть вопросы к фрекен Халворсен, герр Фробениус? – обратился Харальсон к старому другу.

 Частный детектив, продолжая оставаться все таким же хмурым, задумался о чем-то и при обращении к нему вздрогнул. Почесал подбородок.

 – Ммм… Нет. Пока нет, мне нужно подумать.

 – Хорошо. – Чуть тише судья добавил: – Я подожду, пока ты подумаешь. У меня больше нет свидетелей на примете.

 – А молодой Норсенг?

 Харальсон цыкнул языком и покачал головой.

 – Он ничего не видел в ту ночь. А насчет его последнего разговора с Инглингом Сорбо… Это я уже слышал от Торстеина. Вчера встретил его и расспросил: знал, что, возможно, меня выберут судьей. В рассказе Норсенга нет ничего достойного внимания – просто бред сумасшедшего. Сорбо, похоже, действительно сошел с ума перед тем, как умереть.

 – Мда… Невесело, – пробурчал Греджерс.

 Харальсон кивнул Келде.

 – Возвращайтесь на место, фрекен.

 Девушка выполнила распоряжение, но тут вперед выступил какой-то бедно одетый человек.

 – Ваша честь!

 Это был мужчина среднего роста и крепкого телосложения, на вид ему было лет тридцать пять или чуть больше. Кажется, Келда пару раз видела его около деревенской школы. Хотя, впрочем, внешность его была настолько обычной и незапоминающейся, что это вполне мог быть другой человек.

 – Простите за неожиданное вмешательство, ваша честь, – сказал он.

 Харальсон и Греджерс окинули мужчину внимательными взглядами.

 – Представьтесь, сударь, – потребовал судья.

 – Меня зовут Карл Вален, и я привел сюда моего отца и моего сына. Они утверждают, что были свидетелями убийства Инглинга Сорбо.

 Мужчина сделал знак, и возле него встали сгорбленный старик и очень худой подросток.

 Присутствующие начали переглядываться. Как-никак, среди них были те, кому не очень хотелось выслушать лишь показания двух свидетелей о чистосердечном признании обвиняемого и оглашенный смертельный приговор. Им хотелось судебных разбирательств, к тому же молодой человек, сидящий на скамье подсудимых с гордым видом, не походил на законченного негодяя и у многих начинал вызывать уже симпатии и даже сопереживание, а вовсе не гнев и жестокость.

 Лицо судьи, однако, оставалось каменным и бесстрастным, как и положено служителям закона.

 – Суд готов выслушать всех свидетелей, – громко промолвил Харальсон. – Но ваш отец чем-то сильно взволнован. Пусть он пока успокоится. Я хочу послушать, что скажет мальчик.

 Когда худой и высокий паренек со смелым видом выступил в центр круга и встал у кафедры, судья приветливо ему улыбнулся.

 Все-таки еще ребенок.

 – Как тебя зовут?

 – Кай, ваша честь. Кай Вален.

 – Так значит, ты видел, как был убит герр Инглинг?

 – Да, – твердо ответил мальчик, вызвав в душах слушателей восхищение своей недетской стойкостью духа. – Я расскажу все по порядку.

 И юный свидетель поведал суду о том, что случилось с ним и с его дедушкой Отто с той минуты, как они расположились на ночлег в лесу, до момента, когда незнакомец скрытый темнотой, убил Инглинга.

 – Ты знаешь, кто был этот человек, который заступился за вас с дедушкой? – спросил Греджерс.

 – Тогда я этого не знал, – ответил Кай. – Но потом я еще раз встретил его при дневном свете и узнал его по голосу и фигуре. Это было в воскресение, а сейчас этот человек сидит слева от судьи.

 Рассказ мальчика заставил всех совсем по-иному посмотреть на подсудимого. Так вот, значит, как! Если верить ребенку, то выходит, что Роальд Абель выступал лишь в качестве защитника! Заступился за беспомощного старика с мальчиком перед обезумевшим молодым человеком с саблей в руках…

 – Нет, мой внук не мог… Не мог ТАК поступить, – лепетал Томас. – Он ведь был таким… Он не мог!

 – Ваша честь, можно мне сказать? – выступил вперед Стеин.

 – Да.

 – Может быть, сперва подсудимым и руководили благородные побуждения, – едва сдерживая гнев, произнес Норсенг, – но после он позабыл об этом и убил Инглинга, когда мог бы просто ранить его и таким образом остановить. Он убил! И к тому же, если действия обвиняемого истолковать как простое заступничество, становится непонятным: почему тогда он напал на герра Сорбо в среду, почему он ему угрожал и что заставило его поджечь особняк доктора? Не забывайте, что это случилось больше года назад, задолго до того, как Инглинг вздумал напасть на рыбака и его внука, даже если последнее и правда! Нет, подсудимый хотел убить! В своих черных целях. И этому нет оправдания!

 – Подождите-ка, Норсенг, давайте сперва разберемся с тем, что произошло на прошлой неделе в ночь убийства, – сказал Греджерс. – Не будем пока трогать события прошлого. Я, например, не могу понять: с чего бы это Инглингу взбрело в голову следовать за маастером  Валеном и его внуком.

 – Так! Постой, Греджерс! – Харальсон уже забыл, что на судебном заседании следует обращаться к другу на «вы» и «герр Фробениус». – Постой! Я, кажется, тоже начинаю что-то понимать… Ну-ка, герр Норсенг, расскажите нам, о чем вы говорили с убитым в последнюю вашу встречу?

 И Торстеин прямо со своего места начал повествование. Он передал суду все, что говорил в то самое утро Инглинг. Про фьорд, про два мира, про Одина и…

 – Ага, семейная ценность, – пробурчал Греджерс. – Дар богов роду Сорбо… Чушь полная! Но вы говорите, что юноша упомянул о каком-то старике?

 Стеин нахмурился, понимая, что его загоняют в ловушку, но лгать он не мог и не имел права.

 – Да.

 – Так, теперь ситуация немного проясняется. Выходит, что у молодого Сорбо был все-таки повод напасть на маастера Валена. Был! Вопрос в том, зачем? Было ли это как-то связано с действительной, существующей вещью? А? Мне интересно. А вы как думаете, ваша честь?

 Говоря так, Фробениус хитро подмигивал судье, и тот понял: детектив о чем-то догадывается. Причем с каждой минутой бесформенные кусочки мозаики в его золотой голове складываются в единое целое…

 – Вполне вероятно, что вещь эта действительно существует, – сказал судья, гадая, куда клонит его старый друг. – Но как Инглинг Сорбо узнал о ней?

 – Это сейчас не так важно, – небрежно бросил Греджерс. – Я хотел бы допросить Валена старшего.

 – Как хочешь. Маастер Вален, подойдите к кафедре.

 Старик Отто быстро сменил своего внука.

 – Скажите, – начал Греджерс. – У вас в семье есть какая-нибудь ценная вещь? Какая-нибудь драгоценность. Может быть, даже сущая безделица…

 – Да что вы, господин! – отозвался Отто. – Мы очень бедные люди. Нам хватает лишь на пропитание и самые необходимые нужды. Да и громкого рода у нас нет. Откуда ж у нас семейные реликвии, как у герра Сорбо?

 – Ну, вы все-таки подумайте, повспоминайте, маастер Вален.  – Детектив явно желал что-то доказать. – Подумайте… Быть может, эта вещь попала к вам в руки случайно, но была связана с какими-то важными событиями в вашей жизни, воспоминаниями, и вы захотели сберечь ее… Неужели нет?

 Старик выглядел растерянным, и у Греджерса (как, впрочем, и у судьи) поникли плечи. Но тут глаза Отто загорелись, и он, вспомнив о чем-то важном, воскликнул:

 – Господи, я, кажется, могу назвать вам подобную вещицу! Это маленькое украшение, доставшееся мне от покойной дочери.

 – От вашей дочери? – переспросил Греджерс.

 – Да. Но она умерла очень давно.

 – Расскажите о ней все, что можете, маастер Вален, – ласково попросил детектив. – Я понимаю, что это сложно для вас, но… все-таки попробуйте.

 – Я… попробую, – грустно улыбнулся Отто. – Моя дочь Катрина всегда была очень жизнерадостной, веселой и энергичной девочкой. И она была настоящая красавица! Когда ей исполнилось пятнадцать, вокруг нашей хижины уже начали ходить молодые парни из деревни, в основном рыбаки, конечно, чаще всего дети моих товарищей по ремеслу. Моя Катрина всех их отвергала. Смелая была. Ни от кого не зависела. Но тут… Ей было всего-то восемнадцать, когда она сообщила мне, что у нее будет ребенок. Я был в ужасе, я не мог в это поверить. Я потребовал от нее объяснений: почему этот парень, отец малыша, не возьмет ее замуж, как сделал бы на его месте любой честный человек?

 Отто опустил голову и тихо всхлипнул.

 – И что ответила вам ваша дочь? – осторожно спросил Греджерс.

 – Она сказала, что он с радостью взял бы ее в жены, да только отец юноши решительно против, поскольку они из какого-то богатого рода. Он не позволил сыну жениться на… на дочери бедного рыбака. Пару раз юноша заходил к нам, помогал с деньгами втайне от своего папаши. Я никогда не разговаривал с ним: мне было противно и больно на него смотреть. Он принес моей семье позор, во всей деревне на меня и на моего сына Карла смотрели косо, потому что… – Отто махнул рукой и продолжил: – В назначенный срок родился ребенок. Мальчик. Катрина даже не дала ему имя. В тот же день она спросила меня, заботился бы я о малыше, если бы у того больше никого не было, и я сказал, что да. А потом… Я… я нашел ее только на утро в ее комнате. Она… она висела на веревке, подвешенной к деревянной доске под потолком, и под ее ногами валялся опрокинутый табурет. Эта самая вещица – что-то вроде брошки – лежала на столе рядом с прощальной запиской. Это тот юноша подарил ее моей дочери. О, моя бедная Катрина! Бедная, бедная… Она не смогла вынести своего позора!