Текст книги "Я наблюдаю за тобой (СИ)"

Автор книги: Айше Лилуай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

 И кстати, герр Томас, нам известно, что вы тоже были ему должны. Большую сумму. Но почему он вас не убил? Просто ли потому, что вы были его другом? Не похоже, чтобы этот человек мог расклеиться под действием ваших трогательных клятв вечной дружбы и так далее! Как же вам удалось избежать страшной участи, герр Томас? Может быть, вы нам объясните?

 Хэвард замолчал, требовательно глядя на Сорбо, однако доктор упорно игнорировал вопрос, глядя прямо перед собой.

 – Что ж, вы можете молчать, доктор, – спокойно сказал Фробениус. – Герр Роальд ведь сегодня тоже молчал – и все равно был оправдан. Ну, да это я так сказал… В общем-то, его оправдали, потому что это было справедливо. Вы так не считаете? Вы убили его отца – и он вам заплатил той же монетой…

 – Не смейте так говорить! – снова вмешался Торстеин, делая шаг вперед.

 – А ну-ка назад! – прикрикнул на него внезапно ставший необычайно грозным Ойвинд, и это было так неожиданно, что даже непреклонный ни в чем Норсенг послушно остановился.

 – Ну, ладно, ладно, Торстеин, – примирительно заворковал Греджерс, отступая от запрета Норсенга называть его по имени. – Не будем пока ничего такого утверждать. Лучше пойдемте-ка дальше…

 Представим себе вот такую картину: приезжает из Мехамна дочь Ари – Вигдис Сорбо, точнее, тогда уже не Сорбо. Верно ведь, герр Брок, что ваша жена приезжала сюда двадцать лет назад незадолго до своего бесследного исчезновения?

 – Верно, герр Фробениус, – мрачно хмурясь, ответил Гутфрит.

 – Верно, – кивнул Греджерс. – Вот и я говорю, что верно. Все события, с которыми нам пришлось столкнуться, происходили примерно в одно и то же время – в конце пятьдесят седьмого – начале пятьдесят восьмого года. Не удивительно ли?

 – Вы что, намерены и дальше издеваться? – прорычал Стеин, сквозь стиснутые зубы. – Какая еще Вигдис Сорбо? Она не появлялась здесь больше…

 Фробениус терпеливым, но настойчивым движением остановил Стеина.

 – Погодите-ка, молодой человек, куда так торопитесь? Вы еще не дослушали до конца… Так вот, когда Вигдис приехала навестить своего дорогого папеньку, а застала в доме своего дядю Томаса, которого почти не знала, у нее, понятное дело, возникли вопросы. Как же так – отец с братом переехали, а ей ничего не сообщили? Она стала приставать с этими вопросами к дяде. А тут вдруг раз – и пропала! И вот на сцену выходит Джек Кейн, бывший английский капер, обратившийся к делу контрабандиста… Так вот, этот Кейн похитил Вигдис, когда та гуляла по берегу родного залива, и его ребята утащили ее на корабль, где бедняжка и провела остаток жизни… Опять-таки у нас нет прямых доказательств, но если просуммировать все известные нам факты…

 – Не понимаю, каким образом это обстоятельство меняет суть дела! – в нетерпении вскричал Стеин. – Какое нам дело до вашего капера?

 – Это коренным образом касается дела, Норсенг – и твоего любимого господина, и тебя самого! – не выдержал Хёугли. – Джек Кейн был другом доктора Сорбо, не так ли? Не вы ли сами, доктор, приводили его сюда, к нам в деревню, в маленький трактирчик? Любопытно: с чего бы это вашему другу вздумалось похитить Вигдис именно в тот момент, когда она начала проявлять особое любопытство к вашему прошлому? А что касается тебя, Норсенг… Уверен, что самые старшие жители деревни еще помнят, хотя и молчат, о том, что у Ари Сорбо было две дочери! Тема эта запретная, но все же все тайное рано или поздно становится явным. У Вигдис была старшая сестра, от родства с которой и она, и Ари отреклись после того, как та сбежала из дома с бедным сельским учителем и вышла за него замуж. Вскоре у них родился сын, а через год – дочь. Это было примерно за восемь лет до убийства Ари и Холдора. А через пару месяцев после исчезновения Вигдис ее старшая сестра ушла к фьорду и не вернулась! Бедняга-учитель несколькими месяцами позже скончался от горя, оставив сына и дочь сиротами, и по иронии судьбы вылечить его пытался доктор Сорбо, который и взял к себе детей!

 Хёугли легонько встряхнул Томаса и замолчал, переводя дух, но тут в разговор вмешалась Келда. Она смело выступила вперед и положила руку на плечо Стеина.

 – Много лет дочери Ари были пленницами на корабле Джека Кейна, – начала девушка, но Стеин схватил ее лицо в обе ладони и с мольбой в глазах прошептал ей:

 – Не надо, Келда! Не говори ничего… Не надо…

 – Недавно этот корабль вновь заходил в здешние воды, – спокойно продолжала Келда. – И налетел на скалы. Никому не удалось спастись, кроме юнги по имени Локи. Этот мальчик рассказывал, что… – Ее голос прервался, а во взгляде выразилась искреннее сострадание. – Но ты уже все понял, Стеин.

 – Не слишком ли много совпадений, герр Норсенг? – тихо и даже ласково произнес Греджерс Фробениус.

 Стеин, бледный, как лист бумаги, отскочил назад и оперся руками о дверной косяк.

 – Я не верю вам! Не верю! – вскричал он и тут же охрип. – Не могу поверить…

 – Не можешь? – переспросил Хэвард. – Еще как можешь! Ты уже в это веришь, а иначе ты не дослушал бы почти до самого конца… Ты обманываешь себя, бедолага. Не противно ли?

 – Не кажется ли вам, доктор, и вам, Торстеин, – начал Греджерс, – немного странной и непонятной сложившаяся картинка? Для чего бы это герру Сорбо понадобилось избавляться от обеих дочерей своего кузена? Может, ему было что от них скрывать? И почему Петтер Бунневик (возвратимся опять к нему) не убил своего задолжника? Может, вы, герр Томас, откуда-то взяли деньги после того, как Ари выставил вас из своего – из ЭТОГО – дома? Если да, то откуда? И почему очевидцы – жители города Гамвик – говорят, что после пятьдесят седьмого года в «темный особняк» вместо двоих хозяев стал приезжать один? И что вы вообще там делали, когда Роальд Абель вздумал этот дом поджечь? И что-то подозрительно то, что кому-то вы сказали, будто Ари и Холдор уехали в Осло, а кому-то – что вы вообще не знаете, куда они оба исчезли!

 Томас Сорбо потерял свое самообладание и был теперь похож на мертвеца. Дрожа всем телом в крепких руках Хёугли, он в отчаянье шептал, хватаясь за последнюю тростинку хлипкой надежды, которая таяла на глазах:

 – Это всего лишь совпадения… Совпадения… – Несчастный доктор как будто сам до сих пор искренне верил в свою невиновность и был шокирован, узнав о себе сразу столько черных тайн. – Это неправда. Вы не можете это подтвердить…

 – Не можем? – переспросил Фробениус. – Ну как же! Во-первых. Если вы попросите у любого старика в этой деревне рассказать вам историю «безумного Айджа», вам скажут, что когда он лежал в бреду, у него была такая «коронная» фраза… Хёугли, как там?

 Ойвинд поднял глаза к небу и с важным видом процитировал:

 – Даже скала Тора сломалась под орлом.

 – Что бы это могло значить, как вы думаете, господа? – спросил Греджерс, все более и более уверенный в себе и в своей правоте, хотя казалось бы сперва, дальше некуда. – Наш молодой юрист, оказывается, теперь кое-что смыслит в норвежских именах, вот он нам и расскажет.

 – А все очень просто, – начал объяснять Ойвинд. – Значение имени Ари – орел. Ну а скала Тора – это Холдор! Теперь ясен смысл этой дурацкой фразы? Холдор смирился с решением отца и не посмел уйти из дома и жениться по любви, а вот его старшая сестра…

 – Впрочем, доктор, если вам и этого мало… – перебил Греджерс. – Мы можем предоставить вам также и официальную бумагу. Хотя она прежде всего касается, скорее, вас, герр Норсенг. Да-да, вас! Это вы ведь у нас неверующий. Хёугли, отпустите доктора и дайте-ка мне тот самый документ, за которым вы сегодня утром ходили.

 Ойвинд неукоснительно выполнил поручение Фробениуса, достав из внутреннего кармана своего пальто аккуратно сложенный лист бумаги.

 – Прошу вас, герр Фробениус. – Он протянул свой добытый с утра трофей старшему юристу.

 Старый Греджерс развернул документ и показал ее сперва Томасу, а затем Торстеину.

 И громко провозгласил:

 – Настоящий документ является выпиской из книги регистрации браков, заверенной несколько часов назад нотариусом. И гласит он, что 14 августа 1848 года некий Айдж Норсенг сочетался браком с Бергдис – обратите внимание, господа – с Бергдис СОРБО! – С чувством выполненного долга Фробениус выдохнул и свернул бумагу. – Теперь вы удовлетворены, Торстеин? А вы, доктор?

 Для Томаса детектив Фробениус уже не существовал. Старый Сорбо, еле держась на ногах, обернулся к своему воспитаннику и попытался взять его за плечо.

 – Стеин… Твоя мать… Твои… Мальчик мой, уверяю тебя, я…

 Стеин заглянул ему в глаза и отшатнулся, оттолкнув Томаса рукой.

 – Не подходи ко мне, – едва слышно прохрипел он.

 Стеин больше не мог находиться здесь, не мог стоять ногами на крыльце этого проклятого дома, который он с детства считал своим… Весь мир вокруг него завертелся, будто школьный глобус, и остановился, перевернувшись с ног на голову. Идеал стал преступником, враги открыли ему глаза…

 Всю жизнь, почти всю свою жизнь он провел здесь, под одной крышей с тем, кто… кто... Вот он – человек, погубивший его семью, заперший душу Стеина в далеком детстве и не выпустивший на волю. Это ТОМАС СОРБО разбил его судьбу. Не мать, не отец, не сестра… ОНИ его не бросали. По крайней мере, маму отнял ОН.

 Но почему тогда он так заботился о нем и о Кэйе?

 – Как ты мог? – еле слышно потребовал ответа Стеин.

 – Я был… я был глуп. Залез в трясину и очень боялся умереть. Боролся за свою никчемную шкуру. Теперь нет смысла плакать. Не смысла каяться и просить прощения. Я виноват. Да, я велел их убить, я сговорился с Кейном. Все верно. Я совершил одно преступление, и оно затянуло меня, повлекло за собой, заставило совершить еще и еще… Но вскоре после этого я потерял жену и сына. И я знал, что это была расплата. Или часть расплаты. Я вновь побоялся за свою жизнь и решил хоть частично, но искупить грехи. Тогда я и взял вас с Кэйей к себе. Прошло двадцать лет… Я уже думал, что гроза миновала, но в тот самый момент, когда я успокоился, судьба отняла у меня любимого внука, последнюю мою кровинку… Вот расплата. Вот она… Мне кажется теперь, что я никогда не перестану платить.

 Все собравшиеся очень долго молчали. Наконец Стеин оторвался от дверного косяка, к которому прислонился, и спустился с крыльца. Пошатнувшись, зажмурившись, ничего уже не соображая, молодой человек оперся о подставленное кем-то плечо – плечо Роальда Абеля.

 Торстеину Норсенгу в тот момент так нужна была поддержка! А этот самый Абель еще в камере заключения говорил…

 – Я ведь говорил, что мы с тобой ближе, чем ты думаешь, – негромко произнес Роальд и в знак утешения похлопал по спине всхлипывающего на своем плече двоюродного брата.

Глава 23

 Позор… Боже, какой позор!

 И как теперь жить, когда через несколько часов уже вся деревня будет смотреть на него косо? Убийца. Вот как они будут называть его.

 И будут правы.

 Томас Сорбо принял решение. Не желая испытать на себе всеобщее осуждение, не желая чувствовать себя изгоем, врагом всей деревни, он уехал из родного дома.

 Куда?

 Он никому не сказал, но, наверное, очень далеко. За пределы Финнмарка. Может быть, даже за пределы Норвегии.

 Томас Сорбо – хороший врач. Он сможет обеспечить самого себя в старости.

 Старый дом, чьи стены помнили Томаса еще тринадцатилетним мальчишкой, по праву должен был перейти к Роальду Абелю, однако молодой человек, который, кстати, слишком привык к фамилии своей любимой няни и решил от нее не отказываться, заявил, что не имеет никаких претензий на дом. Не с этой целью он много лет подряд преследовал Томаса, желая утолить свою жгучую жажду мести.

 Правда обнажилась, и душа Роальда успокоилась.

 Нет, дом остался на попечение Торстеина, что не могло не обрадовать прежнего хозяина: кого из живущих любил Томас сильнее, чем молодого Норсенга? Пожалуй, никого.

 Впрочем, сперва Стеин был далеко не в восторге, когда услышал от Роальда, что дом переходит к нему. С той самой минуты, когда он узнал всю правду о печальной судьбе своей матери и своего деда (как ни странно было так говорить об Ари Сорбо), Торстеину была противна даже краткая мысль о том месте, где он провел последние двадцать лет жизни.

 И все-таки, что ни говори, а жить Норсенгу больше негде было – пришлось остаться. Тем более фру Ибсен, ну, очень его уговаривала!

 В общем, на том и порешили. Томас уехал. Роальд пообещал ему напоследок, что не будет на каждом углу кричать о том, кто убил Ари и Холдора. Он ведь не опозорить Томаса хотел. Доказать вину доктора Роальд желал больше всего для самого себя. И для человека по имени Томас Сорбо.

 Слова Абеля-Сорбо старого доктора немного успокоили. Он ничего не сказал на прощание – просто собрал вещи и ушел.

 Навсегда ушел из жизни этой тихой деревни.

 – Ну, так что? – вздохнул Ойвинд с какой-то грустью. – Конец?

 – Получается, что так, милый Хёугли, – ответил ему Греджерс, не менее потерянный. – Нет больше никакой тайны – вся развеялась, будто дым.

 Была ночь. Лес над головой гудел, разговаривая с ветром и скалами.

 – Почему ты обманывала меня, мама?

 – С чего ты взял, что я в чем-то тебе солгала?

 – Я все знаю. Ты никуда не уходила тогда, не отправлялась в дальнее путешествие, не странствовала много долгих лет по пустынным берегам… И нет никакой страны, где везде лед, снег и океан! Нет! Ты не открывала ее для себя, ты не собиралась потом вернуться за мной и за Кэйей. Ничего этого не было! Все оказалось слишком приземленным, и страшным, и глупым… Тебя просто похитили, и двадцать лет ты была в плену, не найдя в себе сил достойно умереть! И вот твое тело пошло на дно, на корм рыбам!

 – Не говори так, Стеин.

 – Почему, если так все было на самом деле? Да! Да, слышишь? Я буду так говорить! На корм рыбам! На корм рыбам… Безжизненный холодный труп… – Он закрыл лицо руками. – Все оказалось таким… пустым. А я ведь тебе верил!

 Бергдис долго молчала, и Стеин уже начал думать, что она ушла, то ли желая оставить его наедине с невеселыми мыслями, то ли обидевшись на его резкие и грубые слова. Но прошло несколько минут – и она снова заговорила:

 – Прости меня, сынок. Я лгала, чтобы сделать тебя счастливым. И я… мне казалось, что я справлялась. До сегодняшнего вечера.

 – Это ты меня прости. Сам не понимаю: как я мог назвать тебя трупом? Ведь ты же здесь… Со мной.

 – А где Кэйа, Стеин? Почему ОНА не с нами?

 Он вздрогнул.

 Прошло немало времени, прежде чем Торстеин решился рассказать матери о том, как ответила сестра на его короткую записку. Бергдис простонала, и в этом звуке зазвенело горькое отчаяние.

 – Но ведь это было вчера, Стеин. Вчера, когда она еще не знала о моей смерти… Если она моя дочь, если она хотя бы когда-нибудь, хотя бы чуточку любила меня, она ДОЛЖНА прийти! Должна проститься со мной… Один раз. Пожалуйста, Стеин, приведи ее. Прошу… Мне больше ничего не нужно.

 О, небеса! Она опять плачет. Бедная, бедная моя девочка.

 Она плачет, на этот раз во сне, она мечется из стороны в сторону по жесткой земле, ее волосы рассыпаны по камням, а исхудавшие руки как будто стряхивают кого-то с хрупких плеч.

 – Нет, нет, нет… – шепчут ее губы.

 Я знаю, что ей снится…

 Длинноволосый седой старик с горящими голубыми глазами и в кроваво-красной мантии. В руках его сверкает его грозный меч, но свет этот, испускаемый серебристым лезвием, блекнет в сравнении с тем светом, что струится как будто из самой глубины его сущности…

 Длинноволосый седой старик…

 И маленькая девочка рядом с ним. Дитя Омганга.

 – Ты обещал, что научишь меня владеть мечом, – говорит ребенок, прижимаясь к ноге старика.

 – Когда-нибудь, моя хорошая, – улыбается тот. – Когда-нибудь. Обязательно научу. А пока… пойдем-ка, посмотрим на прилив. В свете заката он особенно прекрасен.

 Девочка радуется и хлопает в ладоши.

 – Пойдем, дедушка!

 И они идут.

 С высоты прибрежного утеса хорошо видно, как сильно поднялась вода. Последние отблески заходящего солнца легкими мазками, словно на картине, лежат на спокойных волнах. Где-то у самого горизонта видны чьи-то лодки, алеют с вечернем свете паруса, и ветер с севера наполняет их и гонит суда к берегу. Голодные чайки кружат над водой, высматривая добычу, их пронзительные, резкие крики наполняют душу светлой тоской. Облака словно гигантские, но легкие перья райской птицы. Дыхание земли гоняет их по высокому небу…

 Красиво. Боже, как красиво и спокойно! И рядом любящий дедушка со своим мечом в сильной руке, и рядом океан… И все такое мирное, такое теплое, и ничто не может разорвать круг, ничто не может спугнуть эту красоту, ничто не может ЭТО разрушить, ничто, кроме…

 Дикий вопль.

 – УБИЙЦА! – кричит кто-то, и девочка содрогается от ужаса.

 Ей кажется, что голос звучал из-под земли.

 С самого утра Эидис и Фолки собрали у себя дома всех. Ну, имеется в виду, Гутфрита с Нанной, Абелей, Валенов и Ойвинда с Греджерсом Фробениусом. Пришли также и Андор с Болдром, а вот Кэйа еще до рассвета отправилась проведать брата.

 Весь день (а день выдался просто великолепный) собравшиеся в доме Халворсенов спрашивали, отвечали, рассказывали, просто говорили о пустяках и смеялись. В воздухе витала теплая дружеская атмосфера. Болдр как прилип к Каю с самого начала, так и не отлипал от него: его старший товарищ, как и многие другие мальчишки его возраста, знал великое множество детских игр и развлекал ими маленького Халворсена. К этим двоим вскоре присоединился и самый взрослый из присутствующих детей, а вернее, большой Ойвинд. Он вместе с Каем и Болдром вышел в открытое поле за домом, и вскоре уже все трое носились по нему, как угорелые, а их крики, наверное, было слышно на всю деревню.

 Возле изгороди стояли, наблюдая за ними, Роальд и Хэвард. Оба они смеялись, хоть и гораздо более сдержанно, чем команда «детей». Вместе с тем Халворсен рассказывал Роальду о тонкостях экономики, а Абель, с детства лишенный возможности получить хорошее образование, внимал с жадным интересом. После чего он поделился с Хэвардом своими планами относительно перепланировки дома, где жили Отто, Карл и Кай. Он должен был стать гораздо больше и надежней, чтобы вместить туда еще и Ребекку с самим Роальдом. Все еще опьяненный своим внезапно нахлынувшим счастьем, Абель страстно желал побыстрее совершить это дело, а профессионализм его дяди Карла должен был помочь идее воплотиться в реальность.

 Фолки сидел на заднем крыльце, вполуха слушая разговор молодых людей и молча починяя снасти. Время от времени он отвлекался и тоже наблюдал издалека за Болдром и компанией. Тогда его суровое лицо на несколько мгновений озарялось умилением.

 Из открытого окна кухни доносились веселые голоса Эидис и Ребекки: обе женщины с особым энтузиазмом взялись за создание очередного маленького чуда, хотя никто и не знал пока, что именно они задумали.

 Греджерс с Гутфритом Броком сидели в гостиной и обсуждали серьезные темы, связанные с населением Мехамна, экономикой, правом – словом, такие темы, которых лучше не касаться простым смертным. Даже Нанна, обучавшаяся в университете, не всегда могла понять ход мыслей двух этих ученых мужей и вскоре незаметно покинула их, присоединившись к Хэварду с Роальдом.

 Возле Фробениуса на маленьком диванчике сидел Отто. В его годы лучшим времяпровождением был тихий отдых, особенно после того, как вчера он испытал на себе слишком много ярких эмоциональных вспышек, пусть и радостных. Его сын Карл внезапно нашел себе собеседника в лице Андора: ведя спокойный, но увлеченный разговор, мужчины ходили вокруг дома, периодически натыкаясь то на вопящего Ойвинда, то на разыгравшегося Болдра, то на Кая, который из всей троицы выглядел самым разумным.

 Что касается Келды, то она гуляла где-то у фьорда, однако обещала матери, что вернется очень быстро.

 Впрочем, на обед она не явилась, и Эидис уже начинала потихоньку ворчать. Так она и ходила потом по кухне, вполголоса грозясь отчитать дочь этим вечером, пока наконец Келда не вернулась домой.

 Не обратив внимания на ворчание матери, она ласково поцеловала ее в лоб и вошла в гостиную. Свежий воздух любимого фьорда зарядил девушку превосходным настроением. В гостиной Келда долго, упорно и добросовестно старалась вникнуть в суть неопределенного спора Фробениуса с герром Броком, в который те ее вовлекли. Однако, не справившись с поставленной задачей, она извинилась и вышла во двор, где снова сидел Фолки.

 – Как дела, дикарка? – спросил он, не поднимая головы от своих крючков и лесок.

 – Отлично, пап, – ответила девушка и окинула маленький дворик взглядом.

 Уставшие и набегавшиеся Болдр, Кай и Ойвинд сидели прямо на земле и продолжали свои уличные игры, за их спинами, прислонившись к изгороди, возвышались Хэвард и Нанна, мило державшиеся за руки. С другой стороны двора, неподалеку от Фолки, на длинной скамейке возле вытащенного на улицу стола сидели Роальд и Ребекка. Заметив взгляд Келды, фрекен Абель улыбнулась и поманила ее:

 – Келда, милая, присядь рядом с нами.

 Девушка подошла и села на свободное место рядом с Ребеккой.

 – Ты прямо сияешь, – заметила та. – В твоей жизни случилось нечто важное и радостное?

 – Ох, нет! Я просто была у берега, фрекен Абель. Вы бы знали, как там сегодня красиво!

 – Верю, верю… Вот и Роальд тоже любит прогулки по фьорду. С самого детства.

 Келда улыбнулась обоим.

 – Я знаю, – тихо сказала она.

 Ребекка повернулась к Роальду:

 – Ты ведь опять ходил туда вчера вечером, милый?

 – Ходил, да, не смог удержаться. Прогулка получилась спокойной и приятной: я больше не слышал голоса отца. Наверное, это оттого, что я наконец-то выполнил то, что он мне велел.

 Келда заметила в глазах Ребекки искреннее облегчение, которое та и не думала скрывать.

 – Ну, и слава богу! – выдохнула фрекен Абель. – Так действительно спокойнее.

 – Да… – немного рассеянно кивнул Роальд и улыбнулся, однако улыбка получилось грустной: он словно немного сожалел о том, что отец не пришел и никаким образом не оценил стараний своего сына.

 Из распахнутого окна раздался голос Эидис:

 – Ребекка, дорогая, мне нужен ваш совет!

 – Иду! – был ответ, и спустя секунды три Ребекка уже исчезла в доме.

 – Няня очень сильно сдружилась с твоей мамой, – улыбаясь, заметил Роальд.

 – Как и все мы между собой, – заметила Келда. – Мне кажется, вся эта история с… вся эта история нас только сблизила.

 Повернув голову, она обнаружила, что он смотрит на нее в упор.

 – Это точно, – негромко произнес он.

 Поняв, на что он намекал, Келда неловко улыбнулась и отвела глаза.

 Так они и сидели рядом, пока Валены не засобирались домой. Роальд и Ребекка, разумеется, отправились с ними. Андор, оказывается, ушел почти сразу после прихода Келды, сказав, что Кэйа, наверное, уже дома, а он должен был помочь ей по уборке. Болдр же решил идти домой одновременно со своим другом Каем.

 – Я с тобой пойду, – сказала Келда племяннику. – Мне надо у Андора забрать дневники третьеклассников.

 – Пошли, – охотно согласился Болдр.

 Стеин остановился, развернулся и взглянул на сестру…

 Вытер слезы с ее лица.

 – Ну, тише, тише… – успокаивающе шептал он. – Тише, Кэйа. Она расстроится.

 – Да, ты прав. – Кэйа мигом взяла себя в руки. – Просто… Только я обрела веру, как ее у меня тут же отобрали.

 Они встали бок о бок на вершине скалистого утеса и стали ждать появления Бергдис.

 И вот…

 Голос, который они услышали, дрожал от несдерживаемой нежности. От тоски…

 – Кэйа. Ты здесь, девочка моя. Ты здесь, милая…

 – Мама, – прошептала Кэйа.

 На большее ее не хватило: к горлу подступил тяжелый комок.

 Поднялся ветер, засвистел, завыл, как голодный зверь. Сухая хвоя вперемешку с дорожной пылью парили в воздухе, попадая в глаза. Мир снова начал вращаться…

 Вращаться…

 Кэйа отчаянно вытирала руками мокрое лицо.

 – Прощай, мама, – едва слышно сказала она.

 – Нет! Не надо говорить мне прощай, девочка. Не прощайтесь с мамой, детки! Мои хорошие, маленькие мои! Не покидайте меня, не прогоняйте… Идите ко мне. Идите к вашей маме.

 Идите…

 И очарованные этим голосом, сбитые с толку, растерянные, испуганные, прижавшиеся друг к другу, они пошли за ней…

 Андор бежал со всех ног с той самой минуты, как обнаружил, что дома Кэйи до сих пор нет. А когда оказалось, что и в доме, который теперь принадлежал Стеину, совершенно пусто… Вот тут-то Андор и начал паниковать.

 Причем для паники вовсе не было никаких причин. Но ведь бывают в жизни минуты, когда ты просто знаешь ЭТО. И уверен, что просто не можешь ошибиться.

 Андор бежал, и в его ушах звучали слова жены: «Если ты позволишь мне хоть раз окунуться с головой в мою прежнюю жизнь, ты потеряешь меня». Так она сказала.

 Нет… Нет…

 Господи, только не это!

 Дверь была заперта. Келда вскинула брови и, шутя, обратилась к Болдру:

 – Хм, так-то твои родители убираются дома! Кажется, они решили погулять, пока ты у дедушки с бабушкой!

 – Ничего, пусть гуляют, – улыбнулся мальчик. – У меня-то тоже есть ключ!

 Он открыл дверь и, потянув за собой тетю, вошел внутрь. Включили свет: в маленькой хижине было уютно и, в общем-то, чисто, однако некоторые вещи все равно лежали не на своих местах. Не было похоже, что Кэйа делала здесь уборку сегодня.

 – Наверное, твоя мама еще не возвращалась сюда после того, как ушла к… – Келда похолодела. – К дяде Стеину… Господи…

 Как в тумане Келда взяла с рабочего стола Андора стопку школьных дневников, прижала их к груди – и встала так, пытаясь собраться с мыслями.

 Нет, еще чего! Она не будет думать о плохом!

 – Келда, ты слышала? – вдруг вздрогнул Болдр. – Это был мамин голос. Точно!

 Девушка бросила быстрый взгляд в окно и увидела две фигуры, приближающиеся к дому со стороны фьорда.

 Андор и Кэйа.

 Не сговариваясь, Келда с Болдром одновременно выскочили на улицу и тут поняли: супруги явно не прогуливались. Это было заметно по их разгневанным лицам и по тому, что Андор буквально насильно тащил Кэйю за собой, держа за руку.

 – Пусти меня, пусти, пусти!!! – кричала Кэйа, упираясь ногами в землю и пытаясь оторвать от себя мужа, однако Андор держал ее запястье крепко и, казалось, не думал о боли, которую ей причиняет.

 – Я не позволю тебе уйти с этим безумцем, Кэйа! – твердым и ледяным тоном заявил он, глядя вперед.

 – Не смей так говорить о моем брате! Он стократ благородней тебя! – она уже почти шипела от ярости, словно готовая к броску кобра. – Пусти!

 Он никак не отреагировал.

 Келда застыла столбом и молча смотрела на всю эту бурную сцену, чувствуя, как Болдр рядом с ней, тихонько подрагивая от страха, прижимается к ее опущенной руке. Они просто смотрели.

 Они не смели вмешаться.

 – НЕНАВИЖУ!!!

 Этот крик навсегда запечатался в памяти Келды, словно страшное и уродливое, вечное клеймо на чистой белой коже. Кэйа кричала как одержимая, ее волосы растрепались и рассыпались по лицу и плечам, а из-под длинных спутанных прядей сверкали обжигающей ледяной яростью потемневшие от гнева и отчаяния глаза.

 – Я ненавижу тебя, Андор! БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ!!! Ты сломал всю мою жизнь, слышишь? Смотри на меня! Смотри, что ты со мной сделал! В кого ты меня превратил… Отпусти меня сейчас же!

 – Нет, – спокойно ответил Андор.

 Его голос был ровным и не дрожал, но они подошли уже достаточно близко к дому, чтобы Келда могла видеть, как дикая боль промелькнула в его взгляде. Как будто кто-то вонзил ему кинжал в самое сердце…

 – Пусти! Пусти меня – или я убью себя! Ты меня слышал? Клянусь, я убью себя! Убью! Клянусь, что убью, убью, убью… Убью себя… Пусти.

 Она устала бороться и просто следовала за мужем, только рука ее осталась лежать на его ладони, а губы слабо повторяли:

 – Отпусти, Андор… Отпусти меня.

 И он отпустил. Когда они уже были возле крыльца, он расслабил хватку, и она тут же вырвалась, но не стала сразу убегать. Она просто тяжело дышала и, не мигая, смотрела на Андора, Болдра и Келду. Ее губы дрожали, но было совершенно неясно: то ли это от сдерживаемых слез, то ли от гнева.

 Андор отошел на полшага, давая понять, что не намерен больше ее трогать.

 – Кэйа, пожалуйста…

 – НЕТ! – воскликнула она, отскакивая назад, словно испуганная выстрелом из ружья косуля. – Нет, не проси меня ни о чем! Я не послушаю, тебе ясно? Как, если ты поломал всю мою жизнь?

 Андору, казалось, было уже тяжело стоять на ногах.

 – За что ты меня так? – очень тихо спросил он. – Почему ты обвиняешь меня в этом, если все эти годы я…

 – МОЛЧИ! Мне не нужны твои жалкие оправдания. Знаю, что ты хотел сказать: все эти годы ты давал мне возможность выбрать… Но когда я решила наконец сделать этот выбор, что сделал ты? ОТВЕЧАЙ МНЕ: ЧТО СДЕЛАЛ ТЫ? Ты тут же отнял у меня мое право! Ты приволок меня домой, словно сбежавшую рабыню!

 – Потому что ты была одержима ТАМ. Ты не понимала, что делаешь, Кэйа. Ты… ТАМ ты другая. Ты забываешь обо всем на свете, когда приходишь ТУДА. Ты даже забыла о нашем сыне…

 Кэйа перевела взгляд на Болдра, и на мгновение в ее холодных, как Северный-Ледовитый океан, глазах промелькнула нежность. Но когда она вновь посмотрела на Андора, то превратилась в каменную статую с живым горящим лицом.

 – Что ж, я дам Болдру то, чего ты не дал мне, – хрипло проговорила Кэйа. – Выбор. – Она протянула к сыну руки. – Болдр, ты пойдешь со мной и дядей Стеином?

 Мальчик молчал, еще крепче вцепившись в руку Келды. Его широко распахнутые глаза смотрели на мать – и не узнавали ее.

 – Болдр! – почти умоляя, воскликнула Кэйа. – Милый, пойдем со мной… Я покажу тебе новый мир. Я подарю его тебе. Только тебе, сынок…

 Она говорила то же самое, что ее мать говорила им со Стеином. Она была безумна.

 – Болдр, – тихо позвал сына Андор.

 Бедный мальчик переводил взгляд с одного на другого, продолжая держать руку Келды, словно прося ее о поддержке. Но Келда НЕ МОГЛА ему помочь. Ничем. Если бы она вмешалась…

 Она не знала, что будет, если она вмешается, но понимала, что это будет неправильно.

 Болдр сам должен был сделать за себя выбор.

 На всю жизнь. И детскую, и  взрослую.

 Может быть, ему уже, раньше срока, пришлось ступить во взрослую жизнь…

 – Пойдем со мной, сынок, – в последний раз, почти безо всякой надежды в голосе, прошептала Кэйа.

 Болдр покачал головой и спрятал лицо в складках платья Келды. Кэйа закрыла глаза, и из-под ее век покатились слезы.

 – Неужели даже сын тебя не удержит? – спросил ее Андор.

 Не открывая глаз, она ответила:

 – Не удержит. Меня теперь ничто не удержит. Прости, Болдр. Прости, Андор. Я не вернусь.

 Кэйа резко распахнула глаза, развернулась и убежала так быстро, как только могла. Никто не стал ее более удерживать: это было бы только хуже.

 Для всех.

 – Она ушла. Я потерял ее, Келда. Келда… – Андор резко дернул себя за волосы. – Она ушла…