Текст книги "В огне рождается сталь"

Автор книги: Ай У

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Снова попал он в мартеновский цех только в 1945 году, после капитуляции Японии, Он вошел в цех и остановился в изумлении: здесь было тихо, словно в затерянной в горах кумирне. В мартенах не горел огонь, повсюду валялись обломки кирпича, перевернутые вагонетки, руда.

Гоминдановцы пустили, наконец, два мартена, и Юань Тин-фа стал бригадиром. «Теперь-то, – думал он, – я потружусь для родины». Откуда он мог знать, что все останется по-прежнему и гоминдановцы окажутся ничуть не лучше японцев? К тому же заработанные деньги все время падали в цене: стоило полежать им день-два дома, и уже за «их ничего нельзя было купить. Опять настали тяжелые дни.

Только после освобождения города от гоминдановцев Юань Тин-фа смог полностью раскрыть свой талант сталевара. И жить стало легче. Он чувствовал, что отныне вся его жизнь навсегда связана с мартеном. Цех стал для него родным домом. Теперь у него было два дома: в одном он отдыхал, в другом – работал. В выходные дни другие рабочие ходили в кино, в парки, а он садился на велосипед и ехал на завод посмотреть, как идет плавка. Если же шел дождь или какие-нибудь дела задерживали его дома, он курил и подолгу смотрел на заводские трубы. По цвету дыма он безошибочно определял, как идут дела на заводе.

5

На следующий день Юань Тин-фа проснулся только около десяти часов утра. Жена подала ему завтрак и недовольным голосом сообщила:

– Я дважды прочитала стенгазету, но в ней ничего нового – все то же, что и вчера было.

Юань Тин-фа невольно улыбнулся:

– Ты это о чем?

– Хм, уже забыл! А я так вот если уж что приму близко к сердцу, так не успокоюсь до тех пор, пока не выясню все до конца! – И, нахмурив брови, Дин Чунь-сю сердито добавила: – В «дацзыбао» ничего нет об аварийном положении со сводом мартена. Цинь Дэ-гуй по-прежнему красуется во всем блеске!

Юань Тин-фа ничего не ответил и продолжал есть. Он хорошо знал привычки цехового начальства: когда дело шло о рекордах, оно быстро оповещало об этом, а когда надо было признавать ошибки, то спешить не любили.

Поспав еще после завтрака, во второй половине дни Юань Тин-фа отправился на завод. Около заводских ворот он увидел бросающуюся в глаза, написанную красными иероглифами «дацзыбао», рассказывающую о новом рекорде Цинь Дэ-гуя. Она была такой яркой, что останавливала внимание проходивших мимо рабочих других предприятий. Вверху крупными иероглифами было написано: «Чрезвычайное сообщение». Текст «дацзыбао» сопровождался рисунком: одетый в спецовку рабочий несся вперед на самолете.

Когда вчера Юань Тин-фа впервые увидел эту «дацзыбао», он был изумлен тем, что его перегнал Цинь Дэ-гуй. Сейчас же он только улыбнулся и покачал головой. Он внимательно осмотрел доску, но не увидел на ней никаких сообщений о проступке Цинь Дэ-гуя и, холодно улыбнувшись, прошел в цех.

Около входа в диспетчерскую он снова увидел огромный плакат о рекорде Цинь Дэ-гуя, а в стороне висело написанное мелкими иероглифами небольшое сообщение о том, что в смену Цинь Дэ-гуя потек свод мартена. Однако из сообщения нельзя было понять причину этого. Юань Тин-фа понял, что сообщение вывешено по распоряжению парторга Хэ Цзы-сюе, но при мысли о том, что руководство цеха незаслуженно превозносит достижение Цинь Дэ-гуя, он невольно нахмурил брови. Он решил, что с Хэ Цзы-сюе больше разговаривать не стоит, и пошел в заводской клуб. Раскрыв свежую городскую газету, он и в ней увидел сообщение о рекорде Цинь Дэ-гуя. В заметке говорилось, что такая скоростная плавка выдана впервые за все время после восстановления завода и что качество выплавленной стали полностью соответствует установленному стандарту. Юань Тин-фа от негодования даже покраснел. «А о своде – ни слова!» Он понимал, что сообщение в городской газете гораздо важнее, чем все стенгазеты и «дацзыбао», и считал, что именно оно может серьезно повредить делу. «При таком начальстве это приведет к аварии!»

Вскоре Юань Тин-фа снова заступил на смену. Вечером, перед окончанием рабочего дня, в мартеновский цех зашли директор и секретарь заводского парткома. Около девятого мартена они остановились, и директор сказал секретарю парткома:

– Вот познакомься, товарищ Юань Тин-фа – первый мастер сталеварения на нашем заводе.

Это польстило Юань Тин-фа, он скромно улыбнулся и сказал:

– Что вы, что вы!.. – но потом, невольно вспомнив заметку в газете, холодно добавил: – Цинь Дэ-гуй уже перегнал меня!

– Цинь Дэ-гую еще надо подучиться, – улыбнулся директор. – Он сжег свод печи, и поэтому его рекорд не так уж замечателен, – он повернулся к парторгу. – Старина Юань – самый опытный мастер скоростных плавок.

Когда Лян Цзин-чунь поинтересовался, почему подожжен свод печи, Юань Тин-фа тихо ответил:

– Нужно было бережнее относиться к мартену, тогда бы этого не случилось…

Лян Цзин-чунь, решивший познать все секреты сталеварения, попросил его:

– Покажите мне, пожалуйста, в каком месте поврежден свод.

Юань Тин-фа снял с головы свой капюшон с защитными очками и подал его секретарю парткома. Лян Цзин-чунь снял свою кепку, надел капюшон, опустил на глаза очки и подошел к печи. Однако он ничего не увидел, кроме бурлящего металла.

– Вы смотрите вверх, вон туда! – крикнул Юань Тин-фа, вытягивая руку в нужном направлении.

В лицо Лян Цзин-чуню дохнуло сильным жаром, он поспешно отвернулся от печи, но, увидев, что Юань Тин-фа прикрывает лицо рукавом, он сделал то же самое и снова заглянул в печь.

– Видите наплывы, как сосульки? – спокойно спросил его стоящий рядом Юань Тин-фа с таким видом, словно температура печи на него совершенно не действовала. Лян Цзин-чунь продолжал упорно смотреть в огненное чрево мартена. Внезапно запахло горелым, и Юань Тин-фа поспешно оттащил его от печи. Потушив начинавший тлеть рукав, он сказал:

– Тут можно находиться только в брезентовой спецовке.

– А почему все-таки «течет» кладка свода? – поинтересовался Лян Цзин-чунь.

– Из-за высокой температуры, которая превышает точку плавления кирпича, из которого сложен свод.

– Это я понимаю. Меня интересует работа бригадиров. Почему у одних свод течет, а у других нет?

– Причин основных тут три: во-первых, неосторожность; во-вторых, лень – не хочется лишний раз взглянуть на свод; а в-третьих, желание во что бы то ни стало выдать скоростную плавку, пусть даже ценой аварии.

– В данном случае почему это произошло? Как ты думаешь?

– Это еще не успели выяснить! – ответил за мастера директор.

– Товарищ Юань Тин-фа, – продолжал допытываться парторг, – ты работаешь с Цинь Дэ-гуем на одной печи, ведь ты должен это знать лучше других?

– Да как сказать, – почесал затылок Юань Тин-фа, – тут очень трудно решить. Ведь Цинь Дэ-гую уж очень хочется вырваться вперед других, а это опасно для мартена… – Похоже было, что Юань Тин-фа чего-то не договаривал. Он был убежден, что Цинь Дэ-гуй нарочно поджег свод, лишь бы установить новый рекорд. – Я говорил с Цинь Дэ-гуем, но он все сваливает на первого подручного, хотя и не прав. Во время завалки мартена свод никак не мог сгореть, и первый подручный поэтому здесь ни при чем. По-моему, дело только в халатности Цинь Дэ-гуя, и он сам должен признать это. А он не хочет сознаваться.

Лян Цзин-чунь помолчал и ничего не ответил. Прощаясь с Юань Тин-фа, он крепко пожал ему руку.

– Очень рад, что познакомился с тобой, товарищ Юань Тин-фа. Когда у тебя найдется свободная минутка, я хочу еще поговорить с тобой, узнать все секреты сталеварения.

Юань Тин-фа чувствовал себя с новым секретарем парткома так, словно встретился со старым другом. Ему очень льстило то обстоятельство, что директор в таких теплых выражениях представил его секретарю парткома.

6

В двенадцать часов ночи снова заступал на смену Чжан Фу-цюань. Раньше он работал первым подручным в бригаде Юань Тин-фа и всегда прислушивался к его мнению. Это очень нравилось старому мастеру, и тот рекомендовал Чжан Фу-цюаня на должность бригадира.

Придя в цех, Чжан Фу-цюань сразу же стал просматривать сменный журнал. Увидев, что в последнюю смену Цинь Дэ-гуй варил металл долго, он не мог сдержать улыбки. Но при взгляде на результаты Юань Тин-фа он нахмурил брови: время его плавки было слишком большим на этот раз.

– Мастер Юань, – начал он, – ты что ж отстаешь от Цинь Дэ-гуя? Тебе стыдно отставать! Меня просто бесит то, что он тебя обгоняет.

– А ты посмотри, какой ценой он достиг этого рекорда! – в голосе Юань Тин-фа прозвучали нотки презрения. – Я не могу поступать так, как он.

Не успел Юань Тин-фа прийти домой, как жена начала выкладывать очередные новости:

– Я сегодня чуть не переругалась с председательницей совета домохозяек тетушкой Ян. Я говорю: почему вы не напишете в стенгазете, что Цинь Дэ-гуй сжег свод мартена? А она мне: об этом, мол, нет никаких сообщений с завода, а сама она не имеет права, видите ли, этого сделать. Тогда я ее спрашиваю: а почему бы ей не разузнать все по телефону? А она отвечает, что у нее и без того дел много, и раз нет сообщения с завода, то нечего им надоедать. «Как это так надоедать? – говорю я. – Обязательно надо спросить, может быть, там просто забыли сообщить об этом!» Тут она и говорит с этакой кислой миной, что у нее нет свободного времени. Я рассердилась и заявила ей, что она относится к своему делу спустя рукава. Не успокой нас другие женщины, так я и не знаю, до чего бы мы дошли…

Юань Тин-фа слушал жену и только качал головой. Он думал, что жена его вмешивается не в свое дело.

Дин Чунь-сю посмотрела на молчавшего мужа и снова принялась за свое:

– Некоторые начали уговаривать меня: «И что ты зря волнуешься, тетушка Юань?» Ты, мол, попроси мужа, пусть он установит новый рекорд, и все будет в порядке. Я подумала, что они действительно правы. А затем меня зло взяло: только и тараторят – Цинь Дэ-гуй да Цинь Дэ-гуй, о нем в газетах пишут… Вот я и думаю, что ты должен теперь установить рекорд. Ведь у тебя есть опыт!

– Хм, я вижу, что и тебе тщеславие покоя не дает, – невесело усмехнулся Юань Тин-фа.

– А разве меня это не касается? – возразила жена. – Ты сварил так много скоростных плавок, а я никогда не слышала, чтобы мне говорили: «Как я вам завидую, ведь вы жена мастера скоростных плавок!» – или чтобы за моей спиной люди шептали: «Посмотрите, вон идет жена мастера скоростных плавок!» – Она замолчала и продолжала уже другим, более спокойным и ласковым голосом: – Я только знаю, что о достижениях каждого выдающегося рабочего обязательно печатают в газетах, чтобы все узнали о его славе. Вот я и думаю, что ты обязательно должен заслужить такой почет.

– Я вижу, что тебя уже можно избирать в совет домохозяек. Во время следующих выборов я непременно выдвину твою кандидатуру, – пошутил Юань Тин-фа. – А если такой член совета будет меня все время агитировать, то мне ничего не останется другого, как установить новый рекорд.

– И зачем ты стараешься сбить меня с толку? – проговорила Дин Чунь-сю. – У меня ведь что на уме, то и на языке. – В глубине души она была не прочь принять участие в работе совета домохозяек.

Подав ужин, Дин Чунь-сю неожиданно рассмеялась:

– Я совсем забыла тебе сказать: Чжан Фу-цюань сегодня принес нам помидоры и зеленый перец. Говорит, что это ему прислали из дома. Можешь догадаться, с чего это он вздумал делать нам подарки? Ведь раньше этого никогда не было! – Лицо Дин Чунь-сю приняло серьезный вид. – Ты ничего не заметил? С тех пор как Чжан Фу-цюань познакомился у нас с Сунь Юй-фэнь, он зачастил к нам и все время расспрашивает о ней. А я подзадориваю его. «Если тебе нравится Сунь Юй-фэнь, – говорю я ему, – то я могу сосватать».

– Ты уже и здесь успела! – рассмеялся Юань Тин-фа. – Я думаю, что если однажды выдастся дело, в которое ты не сможешь сунуть носа, то ты этого не переживешь.

Дин Чунь-сю сердито поджала губы.

– Девушке уже двадцать лет, матери ее здесь нет, я ее двоюродная сестра и должна ей помочь. А если Чжан Фу-цюань ей не нравится, то и дело с концом, неужели я стану принуждать ее?

Юань Тин-фа отложил куайцзы и со смехом предложил:

– Давай лучше спать, я признаю себя побежденным.

Улегшись в постель, Дин Чунь-сю вскоре крепко уснула. Но к Юань Тин-фа сон никак не шел. Подавай ей новый рекорд, видите ли. По его мнению, во всем этом была виновата стенгазета, и особенно заметка в городской газете. Это, конечно, неприятно, но как бы там ни было, а сам он в глубине души мечтал об установлении нового рекорда. Ибо, как бы люди его ни хвалили, а рекорд все-таки принадлежит Цинь Дэ-гую, а не ему.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Закончив совещание секретарей цеховых партбюро, Лян Цзин-чунь попросил Хэ Цзы-сюе задержаться. Он достал сигареты, угостил Хэ Цзы-сюе, закурил сам, затянулся и только после этого сказал:

– Я хочу спросить тебя вот о чем. Каковы результаты расследования этой истории с выпускным отверстием на седьмом мартене? Ты присутствовал на совещаниях, когда обсуждался этот вопрос?

Когда секретарь парткома попросил его одного остаться, Хэ Цзы-сюе почувствовал беспокойство, не понимая, что бы это могло значить. Осторожно затянувшись, он ответил:

– Вопрос выяснен окончательно. Администрация цеха провела три совещания, я присутствовал на всех. Первые подручные обеих смен – и второй и третьей – получили по выговору. Один за то, что своевременно не принял надлежащих мер, а другой за то, что небрежно заделал отверстие.

Видя, что секретарь молчит и только старательно затягивается сигаретой, он добавил:

– Так что теперь в этом деле уже все ясно.

Лян Цзин-чунь еще раз глубоко затянулся, осторожно, двумя пальцами левой руки положил сигарету на край пепельницы и тихо сказал:

– Товарищ Хэ Цзы-сюе, с точки зрения администрации этот вопрос действительно уже решен, а с точки зрения нашей, партийной, дело это еще только начинается, – и он снова затянулся.

Хэ Цзы-сюе изумленно взглянул на секретаря парткома и с беспокойством подумал: «О чем это он?»

За окном раздался резкий паровозный гудок, и клубы черного дыма через открытое окно повалили в комнату. Лян Цзин-чунь встал и поспешно закрыл окно. Затем он подошел к двери и открыл ее. В комнату ворвался мощный гул мартеновских печей, подобный шуму морского прилива. В такой обстановке спокойно разговаривать было нельзя, и секретарь снова прикрыл дверь. Он подошел вплотную к Хэ Цзы-сюе и тихо спросил:

– Ты хорошо знаешь обоих наказанных подручных?

– Хорошо, – поспешно ответил Хэ Цзы-сюе. – Оба они неплохие рабочие.

– Значит, рабочие неплохие? А как же они допустили ошибки?

– Так ведь очень трудно работать без ошибок.

– Товарищ Хэ Цзы-сюе, ты должен знать, что для нас, партийных работников в промышленности, главная задача – это обеспечить выполнение государственного плана, и поэтому мы должны предупреждать возможные ошибки. А если ошибка совершена, то мы не должны допустить ее повторения.

– Когда людям вынесли взыскание, то мало вероятно, что они повторят ошибки.

Лян Цзин-чунь посмотрел на Хэ Цзы-сюе и сказал:

– А скажи мне, товарищ Хэ Цзы-сюе, тебе не приходило в голову, что ошибку можно совершить умышленно? Нужно заглянуть людям в души и постараться понять их до конца…

– Я думал об этом, товарищ секретарь.

– Ну и как?

Хэ Цзы-сюе покраснел, на лице его выступили капельки пота, и он ничего не ответил.

Лян Цзин-чунь включил вентилятор и снова открыл окно.

– Я понимаю тебя, – сказал парторг, отойдя от окна. – И я сам отвечу на этот вопрос. Так как оба эти… как их…

– Первые подручные, – торопливо подсказал Хэ Цзы-сюе.

– Да, память у меня страдает, – усмехнулся Лян Цзин-чунь и строго продолжил: – Так вот, раз оба эти первые подручные работают неплохо, то ты даже не задумывался над таким вопросом. Так ведь?

– Да, именно так, – наклонил голову Хэ Цзы-сюе. – Директор завода тоже спрашивал меня, как работают эти рабочие. Я ответил ему, что неплохо, считаются в цехе лучшими подручными.

Лян Цзин-чунь подошел к столу, стряхнул в пепельницу пепел с сигареты и сел в кресло. Хэ Цзы-сюе посмотрел на секретаря и нерешительно спросил:

– Товарищ секретарь, у тебя есть еще ко мне что-нибудь? – ему не терпелось поскорее уйти отсюда.

– Скажи мне, товарищ Хэ Цзы-сюе, как давно работают на заводе эти подручные?

– Я секретарем цехового бюро работаю немногим больше года, – объяснил Хэ Цзы-сюе, – и поэтому не очень хорошо знаю, как они работали до моего прихода в цех.

– Это никуда не годится. Партийный руководитель должен знать прошлое своих рабочих. – Лян Цзин-чунь помолчал немного и недовольным тоном продолжал: – Я интересовался, какой ущерб нанесен тем, что вовремя не было открыто выпускное отверстие; и то, что я узнал, весьма обеспокоило меня. В тот момент в печи варилась марганцевая сталь особой марки, которая должна была пойти на изготовление снарядов для частей китайских народных добровольцев в Корее… Ты, товарищ Хэ Цзы-сюе, представляешь себе, насколько это была важная политическая задача… А мы ее не выполнили. Пришлось делать еще одну плавку, и время было упущено. Такие случаи недопустимы! – Лян Цзин-чунь глубоко затянулся – чувствовалось, что он старается подавить в себе волнение.

– Товарищ секретарь, – возбужденно произнес Хэ Цзы-сюе, – ты прав, я займусь этим вопросом.

– Товарищ Хэ Цзы-сюе, у меня есть к тебе еще один вопрос, – мягко сказал Лян Цзин-чунь. – Ты не помнишь, за время твоей работы в цехе эти двое…

– Первых подручных, – снова подсказал Хэ Цзы-сюе и тут же продолжил: – Ты хочешь спросить, товарищ секретарь, не делали ли они раньше ошибок? Я точно помню, что не делали.

– Я вот что хочу спросить: не случалось ли так, что при этих подручных и раньше задерживалось вскрытие выпускного отверстия? Хотя бы на полчаса или даже минут на десять-двадцать?

– Задержки минут на десять и даже больше бывают довольно часто.

– Мы должны изучить все такие случаи. Можем мы это сделать?

– Конечно, можем, – торопливо ответил Хэ Цзы-сюе. – Время, потраченное на вскрытие отверстия, каждый раз записывается в сменный журнал. Только на проверку этого потребуется пара дней.

В душе он был недоволен, ибо просмотреть журналы за несколько лет было не таким уж легким делом. Но он тут же храбро вызвался взяться за эту работу, чувствуя себя и так во многом виноватым.

– Я могу сразу же приступить!

– Раз есть такие журналы, – спокойно оказал Лян Цзин-чунь, – то мы попросим другого товарища просмотреть их, а ты сделаешь вот что…

– Я найду время, чтобы просмотреть все журналы, – перебил парторга Хэ Цзы-сюе, – думаю, что смогу управиться за один день.

– А когда заделывают выпускное отверстие и затем вскрывают его, первым подручным кто-нибудь помогает?

– Да, обычно один-два человека.

– В таком случае ты переговори с этими рабочими. Они-то уж наверняка должны знать, и как заделывали выпускное отверстие и как вскрывали его.

– Я с ними провел совещание, и все они стоят на одном, – тут на лице Хэ Цзы-сюе появилось страдальческое выражение, – на том, что причина этого невыяснима.

Лян Цзин-чунь подумал немного и снова спросил:

– А не затаили ли после этого случая рабочие друг на друга обиду?..

– Возможно, – ответил Хэ Цзы-сюе. – Чжоу Кай-линь обвинил Ли Цзи-мина в том, что его бригада плохо заделала отверстие. А тот, в свою очередь, заявил, что просто Чжоу Кай-линь не умеет вскрывать его. А по правде говоря, они оба не правы.

Лян Цзин-чунь достал из кармана блокнот, записал фамилии обоих первых подручных и поинтересовался:

– Кто из них, по твоим личным наблюдениям, работает лучше?

– Работают они оба неплохо, – повторил уже сказанную им фразу Хэ Цзы-сюе и стал раздумывать «вслух: – Но Чжоу Кай-линь не любит выступать на собраниях, а в разговоре с друзьями нередко высказывает недовольство. Политический уровень у него низок, он пасует перед трудностями. Да и в коллективе у него сложились неважные отношения. А Ли Цзи-мин, тот совершенно другое дело. Он профгрупорг, любое задание выполняет быстро и хорошо, ну и идеологический уровень у него подходящий. Есть, конечно, и у него недостаток: он очень любит подшучивать и высмеивать других.

– Ну, это не беда! – с улыбкой перебил его секретарь парткома.

– Я думаю, что нам следует получше присмотреться к Чжоу Кай-линю, – продолжал развивать свою мысль Хэ Цзы-сюе. – Я вспомнил, в прошлом году он пролил на землю тонны две жидкого металла, а все из-за того, что проявил непростительную халатность – не подготовил как следует вагонетки.

– Ладно, ты хорошенько подумай об этом, – поднялся со своего места Лян Цзин-чунь. – Лучше всего, если мы узнаем все-таки, чем они оба занимались до поступления на завод. А сейчас мне надо еще поговорить с директором. Только не нужно совещаний! – предупредил он. – Побеседуй с рабочими по-дружески, не устраивай из-за этого дела допроса и не поучай их. Так можно только оттолкнуть людей от себя.

2

Когда Хэ Цзы-сюе вышел из кабинета секретаря парткома, было уже шесть часов вечера. Сменившиеся рабочие уже умылись, провели собрания профсоюзных групп и собирались расходиться по домам. Переодевшись, они разбирали свои велосипеды, стоявшие на специальной стоянке около заводских ворот. Обычно Хэ Цзы-сюе в это время выходил с завода, перекидываясь на ходу шутками с рабочими. Однако сегодня на душе у него было неспокойно. Если бы порученное ему дело можно было разрешить на собрании, то тут и нечего думать… Поручи ему секретарь парткома просмотреть сменные журналы, он сразу же взялся бы за работу и всю ночь не уходил бы с завода. Но сейчас он просто не знал, как даже приступить к делу. Он шел мимо здания заводоуправления и раздумывал, пойти ли ему сразу домой, или завернуть еще в цех. К счастью, навстречу ему попался Чжан Фу-цюань. «Да ведь он поступил на завод сразу же после Освобождения, – мелькнуло в голове Хэ Цзы-сюе, – у него можно многое узнать!» – и он замахал рукой сталевару.

– Старина Чжан, поедем домой вместе, мне нужно поговорить с тобой.

– Хорошо, – с готовностью согласился Чжан Фу-цюань: похоже было, что он только и ждал случая поговорить с Хэ Цзы-сюе.

Они вместе пошли к стоянке велосипедов. Хэ Цзы-сюе уже собирался спросить сталевара о том, чем раньше занимались Чжоу Кай-линь и Ли Цзи-мин, но Чжан Фу-цюань заговорил первым:

– Старина Хэ, я как раз собирался с тобой потолковать. Я слышал, что должно развернуться соревнование, – это очень хорошо. Но на нашем девятом мартене возникли раздоры между сменными бригадирами. А это осложняет нашу работу.

Они взяли свои велосипеды и медленно пошли по улице. Хэ Цзы-сюе нравился этот инициативный и толковый сталевар. К тому же его шутки всегда вызывали улыбку.

– Чем же осложняется ваша работа?

– Будто ты сам не знаешь! – рассмеялся Чжан Фу-цюань. Он был уверен, что Хэ Цзы-сюе известно о разногласиях между бригадирами на их мартене.

– Правда, не знаю! Замотался совсем в эти дни. Ты ведь должен понимать – разрабатываются новые, повышенные нормы выплавки стали… Ну, а на девятом мартене три таких генерала, что мне там, конечно, можно и не появляться.

– Три генерала! – горько рассмеялся Чжан Фу-цюань. – Это не три генерала, а три монаха!

– Когда же это вы успели превратиться в монахов?

– А то нет? Разве ты не слышал пословицу? Один монах носил себе воду для питья, два других монаха также каждый себе носили воду, а когда они стали жить вместе, то никто из них не захотел идти за водой. То же самое сейчас и на нашем мартене. И если ты действительно не знаешь об этом, то тебе должно быть стыдно.

Хэ Цзы-сюе нахмурился, словно до него только сейчас дошел смысл всего сказанного.

– А что ты думаешь о случае с Цинь Дэ-гуем?

Чжан Фу-цюань шел молча. Их то и дело обгоняли велосипедисты.

– Старина Хэ, – нарушил, наконец, молчание Чжан Фу-цюань, – я честно говорю тебе, что я просто боюсь работать вместе с Цинь Дэ-гуем. Стоит хоть что-нибудь сделать нам, как он из себя выходит… После своего рекорда он очень изменился, а в эти дни просто голову потерял. Ни с кем не считается, даже мастер Юань затаил на него обиду. По совести говоря, коммунисту не пристало так себя вести.

– Я поговорю с ним, – сказал Хэ Цзы-сюе. – Как же мы будем организовывать соревнование, если вы грызетесь между собой?

Они вышли за ворота, отделявшие заводской район от остальной части города. Чжан Фу-цюань внезапно остановился и сказал:

– Ну ладно, старина Хэ, здесь я тебя оставлю, а то у меня есть еще дело тут неподалеку…

Они расстались.

3

Чжан Фу-цюань ждал Сунь Юй-фэнь.

Она с первой же встречи произвела на него сильное впечатление. Ему было приятно, когда она оживилась, узнав, что он сталевар, и начала расспрашивать его о работе. Из беседы с ней Чжан Фу-цюань впервые почувствовал, какой почетной считается его работа: он прочел это в ее сияющих глазах.

Затем они случайно встретились в парке. Увидев ее, Чжан Фу-цюань оробел и не решился поздороваться первым. Но девушка сама подбежала к нему и подала руку. Они долго гуляли по аллеям у озера, и если бы ее не позвали подруги, а с ним не было бы Ли Цзи-мина, то в тот раз он непременно пригласил бы ее покататься на лодке. Эти две встречи с девушкой были для него настоящим праздником. А тут еще Ли Цзи-мин стал подзадоривать его: «Ну и болван же ты, братец! Девушка к тебе так и льнет, а ты не замечаешь!» Или же нарочно громко говорил другим рабочим: «Старина Чжан влюбился по уши!» Чжан Фу-цюань ругался со своим приятелем, но в душе был доволен. Затем он как-то дважды встретил Сунь Юй-фэнь на улице, а потом Дин Чунь-сю однажды заговорила с ним о ней и даже предложила сосватать девушку за него.

Сегодня он поменял ночную смену на дневную и решил после работы обязательно встретиться с ней. Он собирался подождать ее прямо у ворот завода, на котором она работала, но встретился с Хэ Цзы-сюе и упустил время.

Сейчас он крепко сжимал руль своего велосипеда и внимательно всматривался в проходящую через ворота толпу. Так внимательно он всматривался только в печь во время плавки.

Наконец с группой девушек вышла и Сунь Юй-фэнь. Чжан Фу-цюань не мог отвести взгляда от ее ладной фигурки в белой кофточке и черных брюках, от коротких волос, открывавших красивую шею, от ее раскрасневшегося лица. Она что-то оживленно обсуждала с подругами. Чжан Фу-цюань быстро врезался в толпу и нагнал девушек. Подойдя поближе, он услышал слова Сунь Юй-фэнь:

– Я забыла еще сказать, что этот Цинь Дэ-гуй воевал в партизанском отряде.

Тут Чжан Фу-цюань ускорил шаги и поздоровался.

– Сунь Юй-фэнь, ты окончила работу?

– А-а, Чжан Фу-цюань! – повернула к нему голову девушка. – Мы как раз обсуждаем ваши успехи. Вы молодцы, даже в городских газетах написано о вашем новом рекорде.

– В этом новом рекорде нет ничего особенного. Он только на пять минут отличается от предыдущего. – Чжан Фу-цюаню не хотелось распространяться об этом, и он решил сменить тему разговора. – Ты давно была у Юань Тин-фа?

Но Сунь Юй-фэнь не обратила внимания на его вопрос.

– Чжан Фу-цюань, – твердо сказала она, – я не согласна с тобой, – она снова обернулась к своим подругам. – Разве сегодня, подписывая новые обязательства, мы не спорили из-за каждой минуты, из-за каждой секунды? – И она обратилась к сталевару: – Я думаю, что сократить срок плавки на пять минут – это не маленькое дело?

– Знаешь, Сунь Юй-фэнь, я не могу скрыть, что у этого рекорда есть еще и теневые стороны. Если ты будешь у Юань Тин-фа, то он тебе обо всем расскажет.

Сунь Юй-фэнь привыкла верить газетам. Раз уж в газетах напечатано о чем-нибудь, значит это правильно. Но она знала и о том, что есть люди, которые все новое, рождающееся на заводе, встречают слишком восторженно, а есть и такие, которые не скрывают своего недовольства. Она решительно сказала:

– Меня это не касается. Ты только ответь мне: он действительно улучшил старый рекорд на пять минут?

– Конечно, – усмехнулся Чжан Фу-цюань, – только…

Но девушка не дала ему договорить.

– А раз он улучшил старый рекорд на пять минут, то все правильно. – И она снова обратилась к подругам: – Мы тоже должны ускорить нашу работу – сначала на секунды, а потом и на минуты.

– Конечно, ускорение плавки на пять минут – очень важное дело, – возбужденно заговорил сталевар. – Но при этом не следует калечить печь. – Он был очень рад, что нашлась хоть эта тема для разговора, так как опасался, что, встретив Сунь Юй-фэнь с другими девушками, не будет знать, о чем говорить.

– А разве печь испортилась и на ней нельзя уже плавить сталь? – взволнованно воскликнула Сунь Юй-фэнь.

– Конечно, повреждение не очень серьезное, – поспешил успокоить ее Чжан Фу-цюань, – плавка будет идти своим чередом.

– Я так и знала. Газеты не могут печатать непроверенных сообщений!

Упоминание о газетах заставило Чжан Фу-цюаня нахмуриться, но он не стал спорить и снова попытался направить разговор в другое русло.

– Я слышал от твоей двоюродной сестры, что ты собираешься съездить домой? Она хочет кое-что купить и передать с тобой своим.

– Домой надо съездить обязательно, но поездка займет дня два, а в цехе сейчас началось соревнование, разве тут выберешься? – грустно ответила девушка.

Вскоре их дороги должны были разойтись, и Чжан Фу-цюань чувствовал, что ему неудобно будет идти дальше вместе с девушками. Если бы она шла одна, то сейчас был бы самый подходящий случай проводить ее до общежития и намекнуть, что он к ней неравнодушен. В душе он сам ругал себя за то, что никак не может сказать девушке о своих чувствах. Не доходя до перекрестка, он сказал:

– Сунь Юй-фэнь, прошу тебя… задержись немного.

Она приостановилась и повернулась к нему.

– В чем дело?

Остановились и все остальные девушки и выжидающе смотрели на них. Чжан Фу-цюань смущенно улыбнулся.

– Ты сегодня вечером свободна?

Девушка взглянула в лицо сталевару и удивленно спросила:

– А что?

Чжан Фу-цюань набрался храбрости.

– Сегодня вечером идет советский кинофильм «Сельская учительница». Говорят, что это очень интересная картина, вот я и хотел тебя пригласить… Пойдешь?

Девушка внимательно посмотрела в глаза Чжан Фу-цюаню и, слегка улыбнувшись, отказалась:

– Спасибо, но я сегодня вечером занята…

Чжан Фу-цюань побрел домой. Он не сел на велосипед, а медленно шел по обочине дороги. Лицо его горело от стыда. «Вот так незадача! – думал он. – Первый раз пригласил ее, и она отказала», – но тут же вспомнил ее улыбку – ему показалось, что она обрадовалась, когда он пригласил ее в кино, и не стал отчаиваться: «Может быть, сегодня она и правда чем-нибудь занята!» Он смотрел вслед девушкам, пока они не скрылись в роще. Густая зелень деревьев, отсвечивающая багрянцем в лучах заходящего солнца, сегодня показалась ему особенно прекрасной. Он был тронут этим зрелищем, и ему показалось, что никогда раньше он не видел такой красоты.