Текст книги "В огне рождается сталь"
Автор книги: Ай У
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
1
Увидев радостное лицо возвратившегося с работы мужа, Дин Чунь-сю весело спросила:
– Сегодня опять выдал скоростную плавку?
– Да, – ответил Юань Тин-фа и, по обыкновению, сразу же сел на кан. Однако он тут же поднялся и сказал жене: – Подмети в комнате.
Но жена не обратила внимания на его слова, достала мелок и, нарисовав на двери еще один кружок, радостно сообщила:
– Не хватает еще только трех плавок.
– Быстрее подмети комнату, ты слышала или нет? – раздраженно бросил Юань Тин-фа и закурил сигарету.
Дин Чунь-сю удивленно посмотрела на мужа. Он никогда не интересовался, чисто в комнате или нет, и никогда не заставлял ее убирать лишний раз. И, направляясь в кухню, она небрежно ответила:
– Обожди, поедим, тогда и подмету! – У нее все уже было готово к обеду, и она не хотела сейчас заниматься уборкой.
– К нам должен зайти один человек. Успеем поесть и после того, как ты подметешь. А лучше всего было бы, если бы ты вымыла пол.
– О-о, у нас будет гость! Ладно, я вымою пол, только ты скажи, кто придет?
– Придет – тогда и увидишь.
– Если не скажешь, то я и убирать не стану, – капризным тоном сказала Дин Чунь-сю.
– И какое тебе до этого дело? – рассмеялся Юань Тин-фа. – Человек придет вовсе не для того, что полюбоваться тобой.
– Вот и хорошо, раз это не мое дело, то и мытье полов тоже не мое дело! – и Дин Чунь-сю ушла в кухню.
– Ну ладно, скажу. Придет наш новый секретарь парткома.
– Ай-й-я, секретарь парткома? – приятно удивилась Дин Чунь-сю и тут же стала засучивать рукава. – В таком случае и вправду надо вымыть пол, да не мешает протереть окна и двери. – Она решительно принялась за уборку. У нее был такой возбужденный и хлопотливый вид, словно она готовилась к встрече Нового года. Через несколько минут она снова спросила:
– А когда секретарь парткома условился с тобой о встрече?
– На заводе незадолго до конца смены.
– Почему же он не стал разговаривать с тобой на заводе, а захотел зайти к нам домой?
– Наш секретарь парткома очень хороший человек. Я ему сказал, что если есть какое дело, то я могу задержаться после работы. А он говорит, что я устал, мне надо отдохнуть, поесть и поэтому не стоит, мол, задерживаться на заводе. Он всегда входит в положение человека.
– А о чем он хочет говорить с тобой? – спросила Дин Чунь-сю. – Он не сказал?
– Нет… Вероятно, на заводе есть какая-нибудь важная работа, которую хотят поручить мне! – узнав о желании секретаря парткома зайти к нему домой, Юань Тин-фа обрадовался, понимая, что это знак уважения к нему. И тут же подумал, что разговор наверняка пойдет о реконструкции четвертого мартена – ведь секретарь парткома сейчас остался за директора завода. Конечно, секретарю парткома нельзя так ответить, как он ответил Хэ Цзы-сюе. Если Лян Цзин-чунь сам заговорит об этом, то можно будет согласиться, тем более, что он зайдет к нему домой. От этих мыслей на душе мастера стало легче.
Дин Чунь-сю помыла двери, привела в порядок разбросанные вещи и начала протирать стекла в окнах.
– Да не надо стекла протирать, давай есть, а то я очень проголодался, – стал поторапливать жену Юань Тин-фа.
– Обожди немного, я должна еще детей переодеть.
– Ай-й-я, вот так затеяла волокиту! – недовольно проворчал Юань Тин-фа.
– Иначе нельзя, – стояла на своем Дин Чунь-сю. – Я не хочу, чтобы секретарь парткома подумал: Юань Тин-фа хороший работник, мастер скоростных плавок, а жена его отсталая – в комнате грязь, дети тоже ходят грязные.
– Успокойся, он так не подумает, – рассмеялся Юань Тин-фа.
Но Дин Чунь-сю очень хотелось, чтобы секретарю парткома понравилось у них в доме. Она была упрямой женщиной: если ей уж чего захочется, то не отступит, пока не добьется своего. Захотелось ей, чтобы муж получил премию, и она день за днем рисовала на двери кружочки, как бы напоминая ему о том, сколько еще надо сварить скоростных плавок до конца месяца. Любила она и посудачить. Хотя она не была членом совета домохозяек, но ежедневно, управившись с домашними делами, она шла с детьми в комнату совета.
Убрав посуду после ужина, Дин Чунь-сю с тревогой спросила:
– Почему же его до сих пор нет? Может быть, забыл?
Юань Тин-фа читал газету и оставил вопрос жены без ответа. Только когда она спросила вторично, он поднял голову:
– Забыть он не может. Наверное, затянулось совещание. Когда я уходил, он еще оставался на работе. Обстановка на заводе сейчас очень напряженная, да и директор уехал в Пекин на совещание. – Хотя Юань Тин-фа говорил уверенно, но в душе он и сам уже стал сомневаться. «В конце концов в этом деле они никак без меня не обойдутся, так что рано или поздно, а прийти он должен», – мысленно успокоил он себя.
Приход Лян Цзин-чуня сразу же разрядил обстановку. Секретарь парткома сел на кан и, осмотрев комнату, весело сказал:
– А у вас очень хорошо, такая чистота кругом и очень уютно.
Дин Чунь-сю очень обрадовалась похвале, она быстро принесла сигареты, чай и всячески старалась угодить гостю.
Лян Цзин-чунь взглянул на ребятишек и заботливо спросил:
– Комната вам не маловата?
– Нет, товарищ секретарь, хорошая комната, – поспешила ответить Дин Чунь-сю.
– Но детей у вас ведь еще прибавится! – улыбнулся Лян Цзин-чунь. – Если семья увеличится, то за квартирой дело не станет, мы строим много новых домов.
– Правильно, товарищ секретарь, недалеко от нас строится хороший дом, я и говорю мужу: ты выдаешь так много скоростных плавок – не может быть, чтобы тебя обошли. – Дин Чунь-сю подошла к двери, закрыла ее и указала на нарисованные мелом кружочки: – Вы посмотрите, товарищ секретарь, это я веду учет его скоростных плавок. В этом месяце он уже добился семнадцати скоростных плавок, и я после каждой такой плавки кормлю его обедом получше, чем обычно.
– Да вы просто молодец, придумали такой интересный метод, чтобы воодушевить мужа на хорошую работу!
Дин Чунь-сю теперь совсем была на седьмом небе от похвалы. Ей хотелось еще поговорить с секретарем парткома, но она заметила недовольный взгляд мужа и отошла к расплакавшемуся малышу.
Видя, что ребенок боится его, Лян Цзин-чунь предложил Юань Тин-фа:
– Пойдем прогуляемся. Боюсь только, не устал ли ты?
– Нет, нет! – согласился Юань Тин-фа.
Но Дин Чунь-сю не хотелось, чтобы они уходили, она собиралась послушать их разговор. Приход секретаря парткома был для нее большим событием, и она попросила:
– Товарищ секретарь, вы садитесь, а ребенка я унесу, – и повернулась к мужу: – Проси товарища секретаря остаться, посидите за чаем.
Но они не остались дома. Тогда Дин Чунь-сю взяла малыша с собой и вышла за ними на улицу, стараясь во что бы то ни стало послушать, о чем они будут говорить.
На улице дул легкий ветерок, все небо было усыпано бесчисленным количеством звезд. Дин Чунь-сю шла сзади, вдали от них и ничего не могла расслышать. Ребенок заснул. Она, усталая и недовольная, вернулась домой.
2
Лян Цзин-чунь и Юань Тин-фа медленно шли по улице. Яркий лунный свет отбрасывал на тротуары тени деревьев. Слабый ветерок слегка освежал после дневной жары. По улице гуляло много женщин с детскими колясками, рядом с ними шли мужья. Из окон квартир доносились музыка, пение. Все здесь так и дышало покоем, миром и счастьем.
– Хороший у вас район! – похвалил Лян Цзин-чунь.
– Только немного шумно от строительства, – улыбнулся Юань Тин-фа и показал рукой в сторону стройки, где на освещенных электрическими лампами лесах и ночью не прекращалась работа.
– Если работаешь в дневную смену, то куда идешь отдыхать после работы? – с интересом спросил Лян Цзин-чунь.
– Никуда не хожу, – ответил слегка удивленный Юань Тин-фа.
– А выпить не любишь? – Лян Цзин-чунь улыбнулся.
– Так… понемножку, – не удержался от улыбки и Юань Тин-фа. Скованность его постепенно проходила.
Лян Цзин-чунь продолжал расспрашивать, любит ли он ходить в кино, в театр. Юань Тин-фа чувствовал себя все свободнее. Наконец разговор перешел на заводские дела. Секретарь парткома похвалил сталевара за отличную работу.
– Я ругаю себя за то, что не варю сталь еще быстрее, – возбужденно произнес Юань Тин-фа. – Хочется ведь дать стране побольше металла. Видите, сколько сейчас строится хороших домов для рабочих! Раньше и во сне не могло присниться, что настанут такие дни. Как подумаешь об этом, так хочется работать еще лучше.
– Очень хорошо, что ты хочешь давать побольше стали, нашим промышленным стройкам нужно ее много. Я скажу тебе одну вещь: в будущем году или через год мы начнем выполнение пятилетнего плана, тогда стали потребуется еще больше. О мощи государства судят по тому, сколько оно выплавляет стали. Наше государство очень велико, и нам надо еще построить много металлургических заводов. Ты знаешь, что мы сейчас начинаем создавать новые металлургические базы в Баотоу и Ухане?
– Знаю.
– Но этих металлургических комбинатов будет недостаточно, – продолжал не спеша рассказывать Лян Цзин-чунь. – Мы должны создавать еще много металлургических заводов и на северо-западе и на юго-западе страны.
– Вот это будет здорово! – не удержался от восторженного восклицания Юань Тин-фа.
– Но создание заводов сопряжено с большими трудностями. Сначала не будет еще всех необходимых условий… – вздохнув, сказал Лян Цзин-чунь и нахмурил брови.
– Да, трудностей будет много. Некоторые районы расположены далеко в горах, нелегко туда доставлять оборудование, – согласился Юань Тин-фа. Он был очень доволен, что секретарь парткома говорит с ним о таких важных вещах.
– Это еще не главная трудность, в самое далекое место можно проложить железную дорогу. Трудность в том, что нельзя будет сразу найти такое большое количество сталеваров.
– Да… сложная проблема!
– Но мы должны преодолеть и эту трудность. Стоит нам спасовать, как это сейчас же скажется на нашем социалистическом строительстве, оно замедлится, не будет движения вперед. А застой – наш самый страшный враг. Лян Цзин-чунь остановился и посмотрел на мастера. – В нашей повседневной работе на заводе мы должны не только закаливать сталь, но должны закаливать и людей, должны воспитывать сталеваров для новых металлургических заводов! Поэтому теперь, Юань Тин-фа, на твои плечи ложится двойная задача: плавить побольше стали и воспитывать побольше сталеваров.
Юань Тин-фа стоял молча, не отводя взгляда от секретаря парткома.
– Я знаю, – продолжал с улыбкой Лян Цзин-чунь, – что рабочие твоей смены хотят познать искусство сталеварения. И ты, Юань Тин-фа, должен их научить этому.
– Я ведь сам не ахти как образованный, как же я смогу их обучать?
– Это неважно, ты им понемногу объясняй, и они поймут. Я слышал, что когда они не очень понимают твои объяснения, то не осмеливаются переспросить тебя. Некоторые из них работают в твоей смене год, а то и два, но почти ничему еще не научились, это их волнует. Да ты сам пойми, как им не волноваться, если кругом идет бурное социалистическое строительство, а они не могут ничему научиться? Это очень плохо. Надо относиться к ним с уважением, обращаться с ними, как с родными братьями.
При этих словах Юань Тин-фа покраснел до корней волос.
– Товарищ Юань Тин-фа, – секретарь парткома старался говорить как можно мягче, – ты сам подумай: если во всей стране будет только около десятка опытных сталеваров, то разве мы сможем успешно осуществить социалистическое строительство? Нет! Нам нужно не одну тысячу умелых сталеваров, только тогда мы справимся с этой задачей. А раз так, то мы можем считать, что выплавка стали – только одна половина государственной задачи, стоящей перед сталеварами; другая же, не менее важная, – подготовка новых кадров. И я сегодня пришел к тебе, чтобы поговорить об этом. Мы глубоко благодарны советским специалистам не только за то, что они передают нам свои знания, мы должны учиться у них отношению к людям. Нужно советоваться с рабочими, побольше прислушиваться к их мнениям. Недаром пословица говорит: «три сапожника стоят одного Чжугэ Ляна»[11]11
Чжугэ Лян (181—234 гг.) – выдающийся политический и военный деятель древнего Китая.
[Закрыть]. И ты неверно поступаешь, если иногда не даешь им высказать свое мнение.
– Ты прав, товарищ секретарь, – согласился покрасневший как рак мастер, – я относился к ним неправильно. Но больше этого не будет.
– Вот и хорошо. Этого мы от тебя и ждем! – пожал ему на прощанье руку Лян Цзин-чунь.
Юань Тин-фа понимал, что секретарь парткома прав. И скажи он ему только, что надо готовить сталеваров, Юань Тин-фа легко бы согласился с этим. Но секретарь парткома сообщил еще, что рабочие его смены выражают недовольство, и это прозвучало для него тяжелым укором. Теперь он уже не безупречный работник, а человек, имеющий недостатки. И особенно злило его, что руководимые им рабочие посмели тайком жаловаться на него и поставили тем самым своего бригадира в глупейшее положение.
3
Когда Юань Тин-фа явился домой, вид у него был удрученный.
– Секретарь парткома уже ушел? – посмотрев на мужа, тихо спросила лежавшая на кане Дин Чунь-сю.
Юань Тин-фа не обратил внимания на слова жены и молча вытянулся на кане, уставившись широко раскрытыми глазами в темноту.
Дин Чунь-сю села и с беспокойством спросила:
– Что с тобой? Что он тебе сказал?
Юань Тин-фа помолчал, а затем неожиданно разразился бранью:
– Черт бы его побрал, этого гада!
– Ай-й-я! – испуганно воскликнула Дин Чунь-сю. – Как можно ругать такими словами секретаря парткома!
Юань Тин-фа свирепо сверкнул на жену глазами.
– У тебя поистине голова не на месте! Как я мог обругать секретаря парткома? Я ругаю этих ублюдков рабочих! Какой-то из них пожаловался на меня!
– Ну и нечего выходить из себя! – рассердилась Дин Чунь-сю. – Разве мало людей, которые стараются втихомолку наговорить на других?
– На тех, кто болтает за спиной, я не обращаю никакого внимания! – немного было успокоился Юань Тин-фа, но потом снова разошелся: – Вот сволочи, всюду пролезут, пошли жаловаться к секретарю парткома!
– А мне казалось, что секретарь парткома был очень вежлив.
– Вежлив! – рассвирепел Юань Тин-фа. – Каждое его слово впивалось в сердце, словно пуля.
– Так ты с ним поругался? – беспокоилась Дин Чунь-сю, хорошо знающая вспыльчивый характер мужа.
– Почему ты так решила? – холодно спросил Юань Тин-фа.
Дин Чунь-сю успокоилась.
– Я вовсе не боюсь его! – сердито сказал Юань Тин-фа. – Но что поделаешь, если он говорит так, что это тебя никак не обижает… Вот ведь сволочи! – не мог он успокоиться.
– О чем же все-таки говорил с тобой секретарь парткома? – немного помолчав, снова спросила Дин Чунь-сю.
– И чего ты пристала ко мне? Женщинам вообще следует поменьше совать нос в чужие дела!
Дин Чунь-сю молча улеглась на кане. Затем она встала и тихо сказала:
– Раздевайся и ложись спать, я сейчас выключу свет.
– Обожди немного! – Юань Тин-фа поднялся, достал сигарету и так и остался сидеть с незажженной сигаретой в руке.
Внезапно в дверь постучали, и в комнату вошел живущий неподалеку Хэ Цзы-сюе. Дин Чунь-сю поспешно вскочила и предложила гостю место на кане. Хэ Цзы-сюе с улыбкой достал сигарету, зажег ее и дал прикурить хозяину.
– Что случилось? – с беспокойством спросила Дин Чунь-сю.
– Ничего! – Хэ Цзы-сюе обвел глазами комнату и рассмеялся. – В комнате у вас прибрано так, словно вы приготовились к встрече Нового года.
– А разве сейчас не каждый день похож на новогодний праздник, – весело ответила Дин Чунь-сю. – Зарплата большая, да и премии частенько получаем, всего не истратишь. – Ей хотелось как-то разрядить обстановку, и поэтому она обрадовалась неожиданному гостю.
– Я тоже буду проситься, чтобы меня перевели на мартен, – сдельщины у нас нет, премиальных – тоже, принесешь жене зарплату, а она ей ничуть не рада, – пошутил Хэ Цзы-сюе.
Юань Тин-фа выпустил изо рта струю дыма и неожиданно сказал:
– Вот это хорошо! Я в бригадиры не гожусь, так ты меня и сменишь.
– Ты все шутишь! – улыбнулся Хэ Цзы-сюе.
– Вовсе не шучу, не справляюсь я со своими обязанностями, – вспылил Юань Тин-фа.
– И что же ты собираешься делать?
– Буду таскать корзины с грузом, разве черную работу не люди выполняют? – казалось, что Юань Тин-фа всю свою злость вложил в этот ответ.
– Но это же просто курам на смех, чтобы мастер скоростных плавок пошел в разнорабочие! – продолжал смеяться Хэ Цзы-сюе.
– Ну и пусть смеются! Сказал, что стану таскать корзины, значит стану! – лицо Юань Тин-фа посерело от злости.
– А какая зарплата у разнорабочего? – поинтересовалась у Хэ Цзы-сюе Дин Чунь-сю.
– Очень маленькая, немногим более ста тысяч юаней в месяц.
– И что за вздор ты болтаешь! – сразу же набросилась на мужа Дин Чунь-сю. – Тебе платят сейчас пятьсот-шестьсот тысяч, так ты от них отказываешься и хочешь получать какие-то сто тысяч!
– Если тебя вынудят – так ничего не поделаешь… И корзин могут не дать! – буркнул Юань Тин-фа.
При этих словах Хэ Цзы-сюе невольно покраснел. Ему послышался в них намек на то, что он настроил секретаря парткома против мастера, передав тому высказывания рабочих. Сделав глубокую затяжку, он серьезно сказал:
– К этому делу я вовсе не причастен. Секретарь парткома сам все разузнал, я даже и не знал об этом, – тут он криво улыбнулся. – Мне тоже в этот раз попало. Говорит, что я оторвался от масс, не знаю, чем живут рабочие… По совести говоря, эта критика секретаря парткома в мой адрес совершенно правильна, все соответствует истине, он ни слова не сказал зря, – и Хэ Цзы-сюе обернулся к Дин Чунь-сю. – Только вот встретить мы его хорошо не сумели. Я уже собрался ложиться спать – стук в дверь, и входит он. Приди старина Цинь или старина Юань – в этом не было бы ничего особенного. А то ведь секретарь парткома! Никто из домашних уже и не думал о сне. Жена после его ухода устроила мне скандал: почему заранее не предупредил, что секретарь парткома придет? В доме, мол, все перевернуто, как в собачьей конуре! А я откуда мог знать?
Дин Чунь-сю самодовольно улыбнулась, но не стала говорить, что муж заранее предупредил ее о приходе Ляп Цзин-чуня.
Тем временем лицо Юань Тин-фа посветлело, и Хэ Цзы-сюе решил воспользоваться этим.
– Лян Цзин-чунь смотрит в самую суть вещей, – перешел он на серьезный тон. – Он только похвалил тебя за то, что ты самокритично относишься к себе, но говорит, что ему показалось, будто на сердце у тебя есть еще какие-то заботы.
– А сказал он, какие это заботы? – настороженно спросил Юань Тин-фа.
– Если известный всему заводу мастер скоростных плавок, отличник производства неожиданно соглашается подвергнуться критике со стороны других рабочих, то как ты думаешь, есть у него заботы или нет?
– Нет, – быстро ответил Юань Тин-фа, лицо его при этом почему-то покраснело.
– Как же тогда с собранием, посвященным критике? Будем проводить или нет?
– Конечно, будем! Я же сказал – разве этого недостаточно? Чего мне бояться критики, разве меня раньше не критиковали?
– Вот и хорошо! – кивнул головой обрадованный Хэ Цзы-сюе.
– У меня только есть вот какие сомнения. Раньше эта критика никак не влияла на работу. Ты критикуешь, а они на следующий день опять все делают по-прежнему. Лучше всего бывало, когда поговоришь с человеком один на один, это приносило больше пользы! – чувствовалось, что Юань Тин-фа успокоился, однако он по-прежнему был готов отстаивать свою прежнюю точку зрения.
– Я только что обсуждал этот вопрос с секретарем парткома. Он говорит, что тогда основная масса рабочих еще не стала активной, и они неохотно высказывали свое мнение.
– А теперь что изменилось? – холодно спросил мастер.
– Сейчас рабочие видят, что их поддерживает начальство, и поэтому станут говорить.
– А почему же раньше не поддерживали? – с укором спросил Юань Тин-фа.
– Да вот, забюрократились, – со смехом ответил покрасневший Хэ Цзы-сюе и уже серьезно добавил: – Я тоже готовлюсь подвергнуться критике. Тебе что! У тебя одна бригада – и десяти человек не наберется. А по мне откроют огонь человек триста, а то и больше!
– Неужели ты не боишься? – участливо спросила Дин Чунь-сю.
– А чего мне бояться? Я коммунист и обязан публично признать свои ошибки. Страшно не знать своих ошибок – в этом таится настоящая опасность… Старина Юань, я хочу, чтобы завтра твоя бригада высказала свое мнение о моей работе. И ты сам как следует подумай об этом… – Тут он с улыбкой обернулся к Дин Чунь-сю. – А тебе повезло. Завтра о твоих делах напишут в стенгазете совета домохозяек.
– Ай-й-я, это правда? – радостно воскликнула Дин Чунь-сю. – А я думала, что секретарь парткома шутит.
– Как может секретарь парткома шутить? – Хэ Цзы-сюе поднялся с кана, подошел к двери, посмотрел на нарисованные мелом кружочки и улыбнулся: – Вот это работа!
– Это заслуга Юань Тин-фа, а я тут при чем? – проговорила Дин Чунь-сю, поглядывая на улыбающегося мужа.
– Вы только подумайте, – продолжал со смехом Хэ Цзы-сюе, – и здесь наглядно виден мой бюрократизм. Живу так близко, а ничего не знал! Надо было прийти секретарю парткома, чтобы об этом стало известно!
Юань Тин-фа сидел с невеселым видом. Дин Чунь-сю взглянула на мужа и решила, что не следует особенно проявлять свою радость. Она поправила подушки у спящих детей и серьезным тоном сказала:
– По правде говоря, разве у меня нет этого, как вы там говорите, «изма»?
– Ты все шутишь, откуда в тебе быть бюрократизму? – укоризненно проговорил Хэ Цзы-сюе.
Дин Чунь-сю серьезно сказала, показывая рукой на ребятишек:
– Я иногда рассержусь и начинаю ругать их, а то и нашлепаю. А потом думаю, что не надо было их ругать и бить. Дети – они ведь несмышленыши, а умей они говорить – обязательно покритиковали бы меня.
– Ты критикуешь себя правильно, надо будет и об этом написать завтра в стенгазете, – в тоне Хэ Цзы-сюе не слышалось и капли насмешки. – Здесь многие женщины бьют детей, я никак не могу спокойно смотреть на это.
– По правде говоря, меня можно считать только наполовину этим… как его, – рассмеялась Дин Чунь-сю.
– Наполовину бюрократом? – подсказал Хэ Цзы-сюе.
– Конечно, наполовину. Я хотя бью и ругаю их, но очень люблю их, беспокоюсь и болею душой за них, стараюсь по-вкуснее покормить, получше одеть…
– А коммунисты по-настоящему хорошие люди, – восторженно сказала Дин Чунь-сю после ухода Хэ Цзы-сюе. – Они не только беспокоятся о том, чтобы ты имел работу и хорошо жил, но и стараются еще сделать человека лучше. – Она взглянула на мужа и тихо, задушевным голосом добавила: – Я тебя спрашиваю…
Недовольный Юань Тин-фа вопросительно посмотрел на жену.
– Я тебя спрашиваю, – каким-то необычайно ласковым тоном сказала Дин Чунь-сю, – почему ты не станешь членом партии? Ты посмотри, старина Хэ…
– Я отсталый элемент, – перебил ее муж. – Все вы стали очень передовыми, а я один остался отсталым.
Дин Чунь-сю поняла, что муж еще не перестал злиться, и не решилась продолжать разговор. Немного помолчав, она все же сказала:
– Ты все-таки подумай над тем, что тебе сказал секретарь парткома. Во всяком случае, он к нам хорошо относится.
– У меня слишком тупая голова, она совершенно не умеет думать, – злым голосом ответил Юань Тин-фа.
Дин Чунь-сю тяжело вздохнула, выключила свет и молча улеглась спать.
Юань Тин-фа долго ворочался с боку на бок.
«Ни за что не буду руководить реконструкцией четвертого мартена, – сердито подумал он. – Почему же он ни словом не обмолвился о реконструкции нашей печи? Все равно, как бы там ни было, а я на эту работу не пойду!» – с этой мыслью он и заснул.
4
Когда на следующий день Юань Тин-фа возвратился с завода, Дин Чунь-сю, радостная, выбежала навстречу мужу:
– Ты скажи, люди над нами не смеются? Они действительно написали обо мне в стенгазете?
Юань Тин-фа ничего не ответил жене, лег на кан и отвернулся к стенке. Дин Чунь-сю поняла, что он чем-то недоволен. В таком состоянии лучше его не трогать.
Приготовив обед, Дин Чунь-сю поставила на кан столик на низких ножках, накрыла его и позвала мужа кушать. Когда он поднялся, она тихо спросила:
– Что случилось-то опять? Чем ты недоволен?
– Почему недоволен? – притворился изумленным Юань Тин-фа и с сарказмом добавил: – Я всем очень доволен, очень!
Дин Чунь-сю не могла долго выдержать тягостного молчания и снова спросила:
– Сегодня ты опять выдал скоростную плавку?
– Нет! – холодно ответил Юань Тин-фа. Поев, он отбросил в сторону палочки и зло заявил: – Завтра я не пойду на работу!
– Что случилось? – изумилась Дин Чунь-сю.
Муж долго молчал и только потом раздраженно бросил:
– Черт бы их побрал, они превратили меня в мечущуюся по углам крысу!
– Кто же это сделал?
Юань Тин-фа молча посмотрел в окно на заходящее солнце и зло выругался:
– Вот сволочи, только поступили на завод, а уже туда же… лезут со своим мнением!
– Значит, тебя критиковали…
Юань Тин-фа сидел мрачнее тучи. Дин Чунь-сю собрала посуду и снова с беспокойством спросила:
– О чем же они говорили?
– Нечего «совать лошадиную морду в загон к быкам»! – свирепо крикнул на жену Юань Тин-фа. – Поменьше вмешивайся в заводские дела.
– Ты что-то очень странно ведешь себя сегодня, – не могла успокоиться Дин Чунь-сю. – А в стенгазете ведь написано, что вся наша семья очень беспокоится о делах завода…
– Вот ты и ступай завтра на завод! Пусть они каждый день расписывают твою семью.
Дин Чунь-сю понимала, что лучше всего сейчас взять посуду и уйти на кухню, так можно будет избежать скандала, однако она не могла удержаться, чтобы не сказать:
– Если бы нашлось, кому смотреть за детьми, то я пошла бы на завод.
Юань Тин-фа вскочил с кана и вытолкал жену за дверь.
– Убирайся, черт бы тебя побрал, убирайся скорее!
Но тут громко расплакались ребятишки, Дин Чунь-сю вернулась в комнату и, успокаивая детей, растерянно сказала мужу:
– Ты совсем с ума сошел, так ведь можно детей перепугать.
Но Юань Тин-фа уже нельзя было остановить, он схватил жену, снова вытолкал ее и запер дверь на замок.
– Убирайся на свой проклятый завод! – кричал он. Дети заплакали.
– Открой дверь, ты с ума сошел! – просила обеспокоенная Дин Чунь-сю.
Но Юань Тин-фа так и не открыл дверь. Услышав, что дети перестали плакать, Дин Чунь-сю вышла в коридор. Проходя мимо комнаты совета домохозяек, она хотела было зайти туда, но, увидев столпившихся около стенгазеты женщин, прошла мимо. Ей стало очень стыдно: вот так образцовая семья! Она вышла на улицу и подумала, что сейчас лучше всего поговорить с секретарем парткома, но ома не знала, где он живет. Тогда она пошла к Хэ Цзы-сюе. Тот еще не вернулся с за-вода. Дин Чунь-сю ничего не оставалось, как вернуться домой.
Она осторожно толкнула дверь – открыто. Увидев, что муж носит на руках ребенка, она несколько успокоилась.
– Забирай его скорее, – недовольно проговорил муж, – он мне уже надоел.
– Так быстро? Ведь ты его, наверное, только что взял! – Дин Чунь-сю взяла ребенка к себе на руки и стала кормить его грудью. – А ведь я целый день, с утра до вечера, вожусь с детьми. Убедился, что смотреть за детьми куда труднее, чем работать на заводе?
– Тебе-то что, ведь он сразу успокоится, только дай ему грудь! – ворчал Юань Тин-фа, но в его голосе уже не чувствовалось злости. Видимо, возня с детьми смягчила его. – А ты пойди на завод, покрутись у наших мартенов, которые раскаляются больше чем на тысячу градусов.
– Неужели от этого все вы стали там такими вспыльчивыми? – перевела разговор Дин Чунь-сю. – А разве раньше директор тебя не критиковал, да и секретарь парткома вчера… – она замолчала, опасаясь снова вызвать гнев мужа.
– У тебя нет никакого соображения! Как ты можешь сравнивать двух старых кадровых работников, руководителей, с какими-то…
– Не стоит это принимать близко к сердцу! – сказала Дин Чунь-сю. – Ты просто зря сердишься.
Юань Тин-фа только сокрушенно махнул рукой и еще больше помрачнел.
– Никак не пойму, что происходит у вас на заводе, – посочувствовала мужу Дин Чунь-сю. – Если дальше будут позволять рабочим болтать всякий вздор, то кто же согласится быть бригадиром? Может быть, тебе следует рассказать обо всем секретарю парткома? Мне кажется, что он вникает в каждое дело, как же он мог не увидеть этого?
Юань Тин-фа скривился, словно от зубной боли, и ничего не сказал.
– Конечно, он очень занят, ты бы разыскал его и поговорил, вместо того чтобы так страдать… Даже на работу идти не хочет!
Юань Тин-фа поднял голову и со всей силой стукнул кулаком по кану.
– Никого я искать не пойду! – закричал он с перекосившимся от злости лицом.
Дин Чунь-сю недоуменно посмотрела на мужа, она никак не могла понять его и решила промолчать.
5
На следующее утро Дин Чунь-сю встала пораньше, приготовила завтрак и начала будить мужа. Однако он не вставал.
– Быстрее вставай, – начала она трясти его за плечо, – завтракай да иди на работу.
– Отстань, не шуми! – огрызнулся Юань Тин-фа и перевернулся на другой бок.
– Ты что, неужто, правда, не пойдешь на работу? – забеспокоилась Дин Чунь-сю. – Она села рядом с мужем, взяла его за руку и сказала: – Ты подумай: люди тебя покритиковали, и ты их покритикуй, никто ведь рта тебе не закрывает… Вставай быстрее!
Но Юань Тин-фа по-прежнему не обращал внимания на просьбы жены. Тогда она стащила с него одеяло и попыталась поднять, но он сердито оттолкнул ее.
– Может быть, ты себя плохо чувствуешь? – спросила обеспокоенная Дин Чунь-сю. – Так я сейчас найду рикшу и отвезу тебя в больницу.
– Не нужно никакого рикши! Я просто не выспался!
– Значит, для тебя сон уже стал важнее работы? – рассердилась Дин Чунь-сю. – А что ты скажешь секретарю парткома? Так и заявишь: я, мол, не выспался?
– Оставь меня в покое! – вспылил Юань Тин-фа.
– Не кричи. Отвечай лучше на мой вопрос. Что ты скажешь секретарю парткома? Злость твоя тут не поможет! – твердо стояла на своем Дин Чунь-сю.
– Что я – язык проглочу перед ним, что ли?! – разошелся Юань Тин-фа. – Хочу пропустить один день, неужели он меня за это расстреляет?
– Пропустить день! – не унималась Дин Чунь-сю. – Ты нарочно хочешь меня разозлить? Нет, ты уж меня извини! Вчера только люди в стенгазете читали, что я образцовый член семьи, а сегодня ты выкидываешь такой номер! С каким лицом после этого я буду смотреть в глаза людям?
Юань Тин-фа хмуро сел, не проронив ни слова.
– Ты скажи мне, чем я перед тобой провинилась? – с укором повысила голос Дин Чунь-сю. – Скажи!
В это время проснулись дети, и Дин Чунь-сю занялась ими. Юань Тин-фа продолжал молчать.
– Не хочешь отвечать? Обожди, мы соберем совет домохозяек и обсудим этот вопрос!
– Ладно, созывай это бабье, пусть клюют меня. Я сейчас ничего не боюсь, все равно люди называют меня отсталым элементом.
– Кто это говорит, что ты отсталый элемент? Я никогда не слышала, чтобы тебя так называли. Это просто твои выдумки, – она старалась говорить как можно мягче. – Ведь все тебя хвалят, называют мастером скоростных плавок, отличником производства. Ты должен беречь свою славу! Если бы ты плохо себя чувствовал, то даже пожелай ты идти на работу, я все равно не пустила бы тебя. Но сегодня ты не болен, а идти не хочешь. Я всегда говорила, что ты сильный человек, ничего не боишься. И как ты мог испугаться нескольких слов? Люди, которые болтали всю эту ерунду, увидят, что ты не пришел после критики, они и в самом деле подумают, будто ты отсталый элемент, и станут тебя высмеивать. Ты сам подумай, разве можно выставлять себя им на посмешище!