Текст книги "В огне рождается сталь"

Автор книги: Ай У

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Нет, я просто приходил в столовую, хотел посмотреть, хорошо ли вас кормят, – улыбнулся Хэ Цзы-сюе. – Говорят, что в последнее время у тебя появилась целая компания девушек и ты ищешь среди них себе невесту?

– Какую невесту? – улыбнулся Чжан Фу-цюань.

– Ну и скрытен же ты, бить тебя надо. Ты что же это вздумал меня обманывать? – с улыбкой продолжал подшучивать над ним Хэ Цзы-сюе.

– Я тебя не обманываю, – холодно ответил Чжан Фу-цюань, решив, что в его отношениях с Сунь Юй-фэнь нет пока ничего особенного и поэтому лучше о них не говорить.

Почувствовав, что сталевару неприятно продолжать этот разговор, Хэ Цзы-сюе переменил тему:

– Ну, а работа как идет в последнее время? С Цинь Дэ-гуем отношения наладились?

– Мы не разговариваем, – нахмурился Чжан Фу-цюань.

– Как это получилось, что он вчера принял от тебя смену и у него застыл металл, – стараясь говорить спокойно, спросил Хэ Цзы-сюе.

– Разве и за это я в ответе? – настороженно усмехнулся Чжан Фу-цюань.

– Цинь Дэ-гуй не обвиняет тебя. Я просто хочу выяснить, когда ты добавил железной руды.

– Как обычно. Стану я придумывать какой-нибудь новый способ! – сердился Чжан Фу-цюань.

– А мне кажется, что ты сделал это несколько рановато, – по-прежнему с приветливой улыбкой сказал Хэ Цзы-сюе, однако глаза его внимательно следили за выражением лица сталевара, словно хотели проникнуть в какую-то тайну.

– Я готов поклясться, что сделал это вовремя, – не моргнув глазом, твердо повторил Чжан Фу-цюань.

Видя, что так ему ничего не добиться, Хэ Цзы-сюе сменил тактику:

– Старина Чжан, а как ты думаешь, почему металл мог застыть?

– Он действительно застыл? Ты сам это видел? Почему ты веришь Цинь Дэ-гую на слово? – сердито спросил Чжан Фу-цюань и пренебрежительно махнул рукой. – Я не верю этому вздору!

– А я не верю, чтобы Цинь Дэ-гуй мог соврать, такого за ним не водилось, – строго, уже без всякой улыбки произнес Хэ Цзы-сюе.

– Ну, конечно, он никогда не врет! – иронически улыбнулся Чжан Фу-цюань.

– Но я все-таки спрашиваю тебя: когда же Цинь Дэ-гуй поступил нечестно?

– А говорил ли тебе Цинь Дэ-гуй о том, что он старается добиться успеха у девушек?

– Об этом я его не спрашивал, это его личное дело.

– Должен был спросить. Тебя все должно интересовать, а не то скоро в бюрократа превратишься.

Хэ Цзы-сюе внимательно посмотрел в лицо Чжан Фу-цюаня, затем сказал:

– Я не верю, что его увлечение девушками может привести к каким-либо неприятностям, – тут он помолчал и умышленно добавил: – Я думаю, что Цинь Дэ-гуй порядочный человек.

– Порядочный? – рассмеялся Чжан Фу-цюань и, наклонившись к самому лицу Хэ Цзы-сюе, горячо заговорил: – Скажи мне, пожалуйста, если другой человек любит девушку и они вскоре собираются пожениться, а он, Цинь Дэ-гуй, потеряв голову, бегает за ней, дарит ей туфли, то разве это порядочно?

– Что ж, возможно, он ведет себя неправильно, – слегка нахмурив брови, ответил Хэ Цзы-сюе.

– Ты должен с ним поговорить, подействовать на него.

– Да, здесь потребуется немало усилий… – с непроницаемым лицом произнес Хэ Цзы-сюе и улыбнулся. – Так вот прошу тебя передать этому влюбленному, чтобы его личные интересы не мешали работе. А если ты этого не сделаешь, то придется обозвать бюрократом и тебя.

– Это не так просто, – поспешно ответил Чжан Фу-цюань.

– А я думал, что стоит только тебе захотеть, как это непременно дойдет до его ушей.

– А какой толк будет от моих слов?

– Очень большой, очень, – по-прежнему с улыбкой говорил Хэ Цзы-сюе. – Я уверен, что после твоих слов он одумается. Ведь он рабочий и поймет, что только невежественные люди могут из-за личной неприязни наносить ущерб государству.

– Лучше ты сам с ним потолкуй, – поспешно проговорил Чжан Фу-цюань, изо всех сил стараясь показать свое беспристрастие к личным делам Цинь Дэ-гуя.

– Я хотел бы, чтобы ему об этом говорили все, не только я один, – с серьезным лицом сказал Хэ Цзы-сюе. – Нужно, чтобы он почувствовал силу коллектива.

4

Распрощавшись с парторгом, Чжан Фу-цюань вошел в общежитие и прилег на кровать. В комнате было прохладно, через открытое окно залетал легкий ветерок и приятно освежал лицо. Трое соседей сталевара сладко спали. Тишина и прохлада клонили ко сну. Но Чжан Фу-цюань никак не мог уснуть, он свернул одеяло и подложил его под подушку, а сам сел, вытащил сигарету, закурил и невидящим взглядом уставился в окно. Мысли сталевара были далеко. То перед его глазами вставал парк и смеющиеся девушки, которых он обучал езде на велосипеде. А через секунду он уже сидел с ними в кино и жадно следил за происходящим на экране. Вот от неожиданности кто-то из них вскрикнул, уронив веер. Вот они весело смеются, забрызганные водой. Но Чжан Фу-цюань не отрывает своего восхищенного взгляда только от одной из них. Она нравится ему, но он ее побаивается.

«Да, Дин Чунь-сю права: мне надо как-то отличиться», – подумал он вдруг. Если бы не было Цинь Дэ-гуя, то года за полтора упорного труда он овладел бы техникой сталеварения. А тут ему приходится оспаривать первенство у Цинь Дэ-гуя. После разговора с Дин Чунь-сю он уже решил было еще раз тайком подсидеть Цинь Дэ-гуя. Но слова Хэ Цзы-сюе породили в его душе сомнение. Действительно, ведь он рабочий, и не к лицу ему портить государственное достояние. И он решил придумать что-нибудь такое, от чего пострадал бы один Цинь Дэ-гуй. И он пожалел, что не сказал Хэ Цзы-сюе о тех нечестных методах, которыми добивается своих скоростных плавок Цинь Дэ-гуй. А следовало бы назначить специальную комиссию для расследования. Но если даже этого нельзя раскрыть, то все равно можно припугнуть Цинь Дэ-гуя, чтобы он угомонился. А не будет у него скоростных плавок, значит не будет и новых рекордов, а раз так, то не будут ему в голову лезть и мысли о покупке женских туфель.

Чжан Фу-цюань не прочь был рассказать обо всем этом Хэ Цзы-сюе, но опасался, как бы у того не возникло подозрение, что он сам тоже знает все эти хитрости производства… Так что, пожалуй, лучше промолчать. Но как же тогда все-таки вывести Цинь Дэ-гуя на чистую воду?

От таких беспокойных мыслей Чжан Фу-цюань приуныл. Он решил, что, пожалуй, лучше всего будет не встречаться больше с девушками. Но ему вовсе не хотелось проиграть это состязание Цинь Дэ-гую. Ведь он ничуть не хуже Цинь Дэ-гуя и сможет бороться с ним в честном поединке.

5

Раньше Чжан Фу-цюань жил в деревне – трудился в поле, был возчиком, работал в лавке. После земельной реформы получили землю, правда совсем не так уж много, приходилось еще и арендовать, так как семья была большая. Когда в деревне стало известно, что городу требуются рабочие, Чжан Фу-цюань задумался. Он слышал, что рабочие зарабатывают значительно больше крестьян. И с зонтиком в руках и котомкой за плечами он отправился в город.

Вначале Чжан Фу-цюань никак не мог привыкнуть к заводу. Он не выносил жары мартена. Проносящиеся вверху вагонетки повергали его в ужас. А когда начинали выпускать из печи искрящийся огненный металл, он от страха закрывал глаза. Особенно же трудно ему приходилось в ночную смену, когда он засыпал буквально на ходу.

И первые полгода он все время тосковал о родной деревне. Как хорошо бывало там полежать после обеда в тени дерева, любуясь облачками, плывущими по синему небу, и незаметно засыпать под убаюкивающий стрекот кузнечиков, а вечером, когда на небосклоне появлялась луна, нехотя вставать и ехать обратно, всю дорогу весело распевая песни! А когда хозяин уезжал в город, можно было вдоволь поболтать и посмеяться с приказчиками соседней лавки. Картины этой привлекательной жизни заставляли сладостно замирать его сердце и наводили на грустные размышления.

И вот в один из выходных дней он, наконец, поехал в деревню. Все оказалось не так, как в мечтах. Вид приземистых домишек, тусклые коптилки навеяли на него уныние. Почтительные, а иногда и завистливые взгляды односельчан льстили ему. Но он понимал, что они вызваны не новым темно-синим костюмом, а тем, что его окружает ореол славы представителя рабочего класса. В деревне не было ни театра, ни кино, ни радиоприемников. А ведь все это заняло уже немалое место в его жизни. И он с большой радостью возвратился обратно в город. Теперь он во время работы больше всего боялся сделать какую-нибудь ошибку, надеясь со временем стать техником или начальником цеха, чтобы работать подальше от огнедышащего мартена. Поэтому-то он вечно и улыбался, опасаясь произвести на кого-нибудь неблагоприятное впечатление. На должность бригадира его выдвигали Юань Тин-фа и Хэ Цзы-сюе, которым он нравился своей вежливостью, серьезным отношением к работе и тем, что никогда не лез напролом и не был виновником ни одной аварии. Он и сам никогда не думал, что станет врагом Цинь Дэ-гуя. И даже сейчас удивлялся, когда вспоминал, что они с Цинь Дэ-гуем стали непримиримыми врагами. Но тут же ему приходило в голову, что в этом виноват не он – ведь Цинь Дэ-гуй первый начал презирать его, – и в груди его закипела злость. «Вот сволочь, – ругался он про себя. – Думает, что с Чжан Фу-цюанем можно так просто сладить!»

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

1

Лян Цзин-чунь жил в побеленном домике, построенном по японскому образцу. При входе с улицы в нем был узенький коридорчик, в котором с трудом можно было поместить велосипед. За следующей дверью – коридор больших размеров. Справа от него располагались три просторные комнаты с большими окнами, через которые были видны редкие деревья и цветник. Слева находились кухня, ванная, туалетная комната, кладовая и небольшая комната для домработницы.

Его жена Цю Би-юнь осмотрела квартиру и удовлетворенно улыбнулась.

– Можно подумать, что мы никуда и не переезжали.

– Боюсь, что у тебя не будет сил расстаться и с этим местом, – улыбнулся Лян Цзин-чунь.

– А это еще неизвестно. Надо сначала посмотреть, понравится ли работа.

– Радость в работе заключается в преодолении трудностей. – Лян Цзин-чунь взглянул на проголодавшихся ребятишек и повел их на кухню, добавив на ходу: – Но нам не о чем спорить. Думаю, что как только ты приступишь к работе, так тебя уже от нее не оторвешь.

До этого Лян Цзин-чунь был парторгом одного из дальних рудников. Это было тихое, спокойное место. Железную руду рабочие добывали глубоко под землей, и наружу не доносились даже громкие взрывы. Контора рудника и жилые дома находились в живописной местности, вокруг домов росли сосны, тополя, абрикосы. Прямо за окнами свешивались бананы. Весной все склоны горы превращались в сплошной сад из персиковых и абрикосовых деревьев. Приезжавшие сюда работники из центра обычно удивленно восклицали: «Да разве это рудник – это же настоящий парк!»

Цю Би-юнь работала в профкоме рудника. Она очень привыкла к своей работе и поэтому, узнав о переводе мужа и ее самой, сперва было отказалась ехать.

– Ты езжай, а я попрошу, чтобы меня оставили здесь.

– В нашей стране много прекрасных мест, и надо везде побывать.

– Так, значит, мало мы с тобой постранствовали, когда были партизанами?

– Сейчас повсюду произошли большие перемены, и, пожалуй, не узнаешь даже давно знакомых мест, – старался заинтересовать жену Лян Цзин-чунь. – Если бы меня послали, например, с геологической партией – это было бы совсем здорово! Мечтаю исколесить всю нашу страну!

– А по-моему, ты просто еще не изжил своих партизанских привычек, вот тебя так и тянет к перемене места.

– Нет, ты не права! Ты просто не понимаешь, как сильно я люблю наш новый Китай! А разве тебе не хочется увидеть своими глазами все перемены в нашей жизни? По правде говоря, я давно уже заметил, что у тебя с идеологией не все в порядке.

– Как так не все в порядке? – воскликнула Цю Би-юнь. – Не пристало тебе, секретарю парткома, бросать слова на ветер, давай доказательства!

– А ты вспомни получше, у меня не только есть доказательства, но я даже когда-то уже говорил тебе об этом.

– Ничего не помню! – рассердилась Цю Би-юнь и отвернулась от мужа.

– Ты хоть вспомни, что ты профсоюзный работник и не должна таким тоном разговаривать с секретарем парткома, – рассмеялся Лян Цзин-чунь.

– Да ведь тебя уже перевели в другое место, какой же ты для меня теперь секретарь! Так что хватит воображать.

– Это верно, распоряжение пришло, но дела я пока не сдал, так что как ни кинь, а сегодня я еще секретарь парткома, – продолжал шутить Лян Цзин-чунь.

– А если так, то выкладывай доказательства! Нечего выкручиваться!

– Да я ничего особенного и не хотел сказать. Просто ты не очень любишь смотреть документальные фильмы и киножурналы, они быстро надоедают тебе, а это…

– Кино – это дело личного вкуса каждого, – перебила мужа Цю Би-юнь.

– Вот ты бы и занялась изучением своего вкуса, – сказал Лян Цзин-чунь и хотел еще добавить: «Этот вкус и является твоим недостатком!» – но, взглянув на сердитое лицо жены, промолчал.

– А разве я боюсь это сделать?

– Ты сама подумай! О чем рассказывают наши документальные фильмы и киножурналы? Они рассказывают о живой жизни, о новом облике нашей родины! Недавно, например, я видел, как пришел первый поезд по новой Чэнду-Чунцинской железной дороге, как укрощают реку Хуайхэ, разве это не интересно?

– А кто говорит, что неинтересно? Мне только не нравится, что некоторые из них плохо сняты, да и звук часто пропадает. На экране люди открывают рот, а ничего не слышно, это же просто курам на смех! – сказала, покраснев, Цю Би-юнь.

– Да я вовсе не об этом! Конечно, некоторые фильмы еще не совсем хорошо сделаны. Ты меня не поняла. Я имею в виду то, что ты обращаешь мало внимания на свой идеологический рост, к примеру, ты частенько не читаешь газет, особенно когда очень занята.

Хотя Цю Би-юнь была женщина упрямая и с характером, но она всегда находила в себе силы, чтобы честно признаться в своих недостатках.

– Да, ты прав… Действительно, ты кинохронику смотришь жадно, как ребенок, и радуешься каждому новому кадру. Мне кажется, я просто начала стареть.

– Можно сказать, что твои недостатки уживаются рядом с твоими достоинствами. Все равно как в чудесном лесу: вверху растут сказочно прекрасные цветы, а внизу под деревьями укрылись ядовитые грибы. Я очень люблю эти цветы, но ненавижу ядовитые грибы. Эти грибы – твои недостатки. Если ты занята одной работой, то ты только на нее и обращаешь внимание, а до всего остального тебе и дела нет. Не только дела нет, но и никакого интереса нет. Все равно как если бы ты занималась дома по хозяйству и ни разу не посмотрела бы в окно. А за окном растаял снег, распустились цветы – словом, произошли огромные перемены, а тебя ничего не интересует.

– Ты, конечно, прав, – усмехнулась Цю Би-юнь. – Но я всегда не любила людей, которые хватаются то за одно, то за другое и все делают плохо.

– Я и не призываю тебя к этому. Я говорю, что каждый человек, кроме того, что он выполняет свою работу, должен еще проявлять интерес ко всему, что происходит вокруг него, в его стране, должен радоваться ее прогрессу, каждому ее шагу вперед.

– Так, по-твоему, выходит, что я и не патриотка? – рассердилась Цю Би-юнь.

– Да нет же! У меня нет ни капли сомнения в том, что ты любишь родину, – поспешно возразил Лян Цзин-чунь. – Я только говорю, что если человек вовсе не интересуется успехами своей страны, не радуется им, то он легко может превратиться в обывателя.

– А в чем это проявляется? – с тревогой в голосе спросила Цю Би-юнь.

– В чем проявляется? – строгим голосом переспросил муж, но тут же смягчил тон: – Когда такого человека переводят на другое место или забирают у него подчиненных, с которыми он сработался, он подымает шум, выражает недовольство! Вот и выходит, что он беспокоится только о своем участке и ничего не хочет знать о более важных нуждах других участков промышленного строительства. Но это я к примеру сказал. А у тебя то же самое может проявиться в чем-нибудь другом…

– Да, со стороны, конечно, человеческие недостатки виднее… Может, мне поступить в партшколу?

– Это неплохо. Только нужно посоветоваться с нашим руководством. Тебя могут не отпустить… Или нужно как-то наладить учебу без отрыва от производства. В общем над этим нужно еще как следует подумать…

2

После того как Лян Цзин-чунь поужинал, пришел директор завода со всей семьей. Чжао Ли-мин нес на руках дочку, другой ребенок держался за его руку, а старшая дочь шла следом за матерью. Они решили навестить секретаря парткома в связи с приездом его семьи.

Чжао Ли-мин очень любил своих детей. Придя домой с работы, он все свое свободное время отдавал им. И дети платили ему той же любовью.

Цю Би-юнь приветливо встретила гостей, дала ребятишкам конфет и хотела отправить их играть в другую комнату. Но не тут-то было! Они сгрудились вокруг отца и ни за что не хотели покинуть его.

– Стоит мне вернуться домой, как я превращаюсь в маму, – пошутил Чжао Ли-мин.

– А у нас совсем не так, – рассмеялась Цю Би-юнь. – Когда отец возвращается с работы, то и сам не занимается детьми и они не подходят к нему. Он как уткнется в книги, так все забывает на свете!

Затем гости начали расспрашивать Цю Би-юнь, как она доехала, как устроилась. Но постепенно разговор перешел на заводские дела.

– Реконструкция мартенов, предложенная советскими специалистами, – оживленно рассказывал Чжао Ли-мин, – позволяет на каждом мартене увеличить производство стали на двадцать-тридцать тонн в сутки. Думаешь, что уже все трудности позади, но тут же вырастают новые, – директор помолчал немного. – Старина Лян, ты знаешь, что Юань Тин-фа почти каждый день выдает скоростные плавки? Я думаю, что следует обобщить его опыт и распространить на все мартены. И на этой основе развернуть соревнование за дальнейшее повышение выпуска стали. Как ты на это смотришь?

– Правильно! – согласился Лян Цзин-чунь. – Обобщить опыт крайне необходимо, да и трем бригадирам девятого мартена следует обменяться опытом, а то у них сейчас разлад. Почему на одной и той же печи у них такие разные результаты?

– Тут все дело в квалификации. Юань Тин-фа, например, познал все секреты плавки, у Цинь Дэ-гуя же дело обстоит хуже, а Чжан Фу-цюань и вовсе отстает.

– Я думаю, – задумчиво сказал Лян Цзин-чунь, – что здесь еще дело и в том, что некоторые, имея достаточный практический опыт, не хотят учиться, считают, что достигли всего и учеба – это не их удел.

– Ай-й-я, снова вы затеяли совещание, – проговорила жена директора Чжоу Юэ-вэнь и поднялась со своего места. – Ведь сейчас надо отдыхать! – и она повернулась к Цю Би-юнь.

– Пойдемте посмотрим, хватит ли вам привезенных с собой вещей, – и они обе вышли в соседнюю комнату.

А Чжао Ли-мина одолели ребята. Им надоело слушать скучные разговоры взрослых, и они все время тащили отца к выходу.

– Ладно, – сдался, наконец, Чжао Ли-мин и встал с места. – Вы ведь ни на минуту не успокоитесь! – и он снова обернулся к Лян Цзин-чуню: – Такие вопросы решаются легко. Надо устроить несколько собраний, посвященных критике и самокритике, на них вскроются недостатки каждого работника, и затем останется только лечить их, а вот… – Тут он начал успокаивать младшую дочь, которая нетерпеливо теребила его за рукав:

– Обожди, сейчас пойдем… Так я и говорю, что с обобщением технического опыта будет куда труднее, культурный уровень многих очень низок, сами они не могут толком осмыслить свой опыт, а другие вообще слабы в техническом отношении, не знают просто, к чему и как приложить руки. – И он медленно направился к выходу.

– Юэ-вэнь, пора идти! – позвал он жену и снова обернулся к Лян Цзин-чуню: – Ходить с детьми одно беспокойство. – Но на его лице было выражение полного счастья.

3

Уложив детей спать и приведя в порядок разбросанные повсюду вещи, Цю Би-юнь прошла в спальню. Верхний свет здесь был потушен, и только настольная лампа бросала кружок света на раскрытую книгу. На окне шевелились тени деревьев. Лян Цзин-чунь сидел на кушетке и молча курил.

Цю Би-юнь подошла к столу и взглянула на книгу. В глаза ей бросились крупные иероглифы:

«Большевистская партия в борьбе за осуществление социалистической индустриализации страны».

Она любила смотреть книги, которые читает муж. И частенько нужную ему книгу Лян Цзин-чунь находил под подушкой у жены. Цю Би-юнь села рядом с ним и тихо спросила:

– Ну, как на заводе?

– Все в порядке!

Цю Би-юнь знала хорошо характер своего мужа и догадывалась, что эти слова вовсе не означают, что на работе действительно все в порядке и нет никаких трудностей. Наоборот, они означают или наличие множества новых неразрешенных вопросов, или же говорят о том, что появление новых трудностей неизбежно. Если же он отвечал: «Брожу в потемках!» – то можно было твердо сказать, что в каком-то деле он не нащупал еще необходимой ему нити.

Сегодня у Лян Цзин-чуня было прекрасное настроение, и Цю Би-юнь не хотелось, чтобы он слишком уставал от серьезных разговоров, поэтому она решила просто поболтать с ним и спросила:

– Как ты находишь директора? Работать с ним легко?

– Мне он нравится, – ответил Лян Цзин-чунь.

– Говорят только, у него слишком упрямый характер, как ты думаешь?

– Ты же знаешь, что мне любой человек, если он горячо предан делу нашей партии, всегда понравится. По правде говоря, нам следует всячески развивать хорошие качества других людей, ибо при этом сам сможешь кое-чему научиться.

– Ты не любишь говорить о недостатках других людей, – усмехнулась Цю Би-юнь.

– Об этом надо говорить тогда, когда это может принести пользу людям, например, на собраниях, посвященных критике и самокритике. Но я очень не люблю, когда недостатки товарищей избирают темой для семейных разговоров.

– Значит, со мной об этом уже и поговорить нельзя? – обиделась Цю Би-юнь.

– Поговоришь раз, другой, и это может превратиться в привычку. А от нее нет пользы ни другим, ни себе. Так можно сделаться сплетником.

– Я думаю, что в некоторых случаях это все же может принести пользу. Часто во время такого разговора себя видишь как в зеркале, – продолжала спорить уверенная в своей правоте Цю Би-юнь.

– Конечно, так бывает во время доклада, когда приведенные в нем примеры учат людей. Такой доклад приносит пользу, – и Лян Цзин-чунь взял в свои руки руку жены, как бы желая этим отвлечь ее. – Как тебе нравится наша квартира?

– Очень хорошая. Лучше даже, чем была у нас на руднике.

– Ты завтра утром обязательно сходи посмотри город, он тебе понравится. А в воскресенье осмотришь наш завод, вот тогда ты поймешь, какой огромный скачок вперед сделал наш Китай.

– Непременно схожу. Надо будет только ребят получше устроить, – напомнила мужу Цю Би-юнь.

Лян Цзин-чунь еще до приезда на завод слышал, что здешний директор отличается упрямым характером. Однако за эти десять дней совместной работы он убедился, что Чжао Ли-мин прекрасный человек. Ему нравились ясные, исполненные глубокого смысла темпераментные выступления директора на собраниях. Он видел, что директор часто бывает в цехах, нередко останавливается у пышущих жаром мартенов и, прикрывая лицо, сквозь защитные очки наблюдает за ходом плавки. И даже когда он возвращается в свой кабинет, лицо его, опаленное огнем мартенов, еще долго продолжает оставаться красным, а под глазами проглядывают темные полосы от въевшейся в кожу угольной пыли. Когда было получено особо ответственное задание, он дневал и ночевал на заводе, изредка ложась прикорнуть на стульях в своем кабинете, укрывшись старым солдатским войлочным одеялом. Увидев как-то рано утром спящего на стульях директора, Лян Цзин-чунь не смог удержаться от вопроса:

– Спать здесь, пожалуй, не очень удобно?

– Еще как удобно! – рассмеялся директор. – В партизанском отряде мы частенько спали просто на снегу.

– Так ведь сейчас не военные дни.

– Производство металла – это тот же фронт.

Чжао Ли-мин действительно никак не мог забыть свою военную жизнь. Его испытанный друг – пистолет с патронами и сейчас еще хранился в ящике письменного стола, а сам он до сих пор подпоясывался военным ремнем.

И днем и ночью Чжао Ли-мин думал только об одном: как увеличить производство стали. Эти мысли были написаны даже на его лице. Если все в порядке и выпуск металла увеличился, то лицо директора сияло, он то и дело шутил и смеялся. Если же дела обстояли плохо, то директор был мрачным, даже злым и разговаривал короткими, отрывистыми фразами.

Некоторые работники, прежде чем идти по какому-нибудь делу к директору, выясняли, какова дневная выработка. И если оказывалось, что план недовыполнен или никакого увеличения по сравнению с предыдущим днем нет, то они предпочитали идти к главному инженеру или другому руководящему работнику заводоуправления.

Лян Цзин-чуню директор очень нравился, и он считал его хорошим работником. Увидев, что тот в плохом настроении, он обязательно шел поговорить к нему, придумывал различные способы, чтобы помочь разрешить мучивший его вопрос. И независимо от настроения директора он всегда думал о нем: «Вот человек, который никогда не знает усталости!» Волевой, энергичный Чжао Ли-мин заставлял его подтягиваться. И не раз после очередной встречи с директором он думал: «На производственном фронте нужны именно такие бойцы!»

4

Однажды Лян Цзин-чунь отправился в мужское общежитие. Он уже побывал там как-то раз днем, осмотрел спальни, читальный зал, клуб и другие помещения, прикидывая в уме, может ли все это удовлетворить запросы рабочих. Он тогда же подумал, что для полноты впечатления следует заехать сюда еще раз вечером.

И вот сейчас он решил выполнить свое намерение.

Каждое предприятие имело общежитие для одиночек и дома для семейных. Общежития занимали обычно двух– или трехэтажные здания, внутри которых, кроме комнат для отдыха, размещались столовая, клуб, библиотека-читальня, ванные комнаты. Эти дома имели паровое отопление, водопровод, канализацию. Можно с уверенностью сказать, что они ни в чем не уступали лучшим студенческим общежитиям.

Лян Цзин-чунь оставил велосипед у входа и вошел в вестибюль. Его внимание сразу же привлекла стенная газета, в которой сообщалось о новых обязательствах, принятых рабочими всех трех смен девятого мартена. Секретарь парткома сначала зашел в читальный зал. Здесь множество рабочих читали газеты, журналы, книги. Никто не обратил внимания на Лян Цзин-чуня. Только библиотекарь, по фамилии Пан Мин, поспешно подошел к нему и поздоровался. Это был очень симпатичный человек невысокого роста, выдвиженец из рабочих. Свое дело он освоил хорошо, кроме того, он отвечал и за выпуск стенгазет. Лян Цзин-чунь, чтобы не мешать читающим, нагнулся к его уху и тихо сказал, что хотел бы встретиться с рабочими первой смены девятого мартена. Ему хотелось побеседовать с ними и выяснить, как руководит своей сменой Юань Тин-фа. Беседа с Цинь Дэ-гуем на вокзале не давала ему покоя.

Пан Мин повел секретаря парткома на второй этаж, где размещались спальни. Во всех комнатах царила тишина, только из-за одной или двух дверей доносилось тихое наигрывание губных гармошек. Шедший впереди Пан Мин обернулся к Лян Цзин-чуню и извиняющимся тоном проговорил:

– Много рабочих ушло на занятия в вечернюю школу, в это время не легко найти кого-нибудь! – Он говорил таким тоном, словно на него ляжет вина, если секретарь парткома не переговорит с нужными ему людьми. К счастью, в одной из комнат оказался один из рабочих первой смены девятого мартена, и Пан Мин познакомил его с Лян Цзин-чунем. Рабочего звали Ли Чэн-линь, он сидел около окна и читал книгу.

Лян Цзин-чунь сначала расспросил рабочего, откуда он, женат ли, давно ли поступил на завод. Он всячески старался расположить к себе рабочего и заставить его говорить откровенно. Однако тот чувствовал себя весьма скованно. Узнав, что Ли Чэн-линь только полгода работает на заводе, секретарь парткома спросил:

– Тебе нравится работа?

– Очень нравится!

– А сталь варить уже научился?

– Откуда же было научиться? Рано еще.

– Надо поскорее учиться, дружище.

– Это нелегко.

– Нелегко, но ты должен сам стараться поскорее выучиться. Если ты больше будешь расспрашивать опытных рабочих, то они тебе во многом помогут.

Ли Чэн-линь молчал. Тогда секретарь поинтересовался:

– Может быть, у тебя есть какие-то трудности?

Но рабочий как будто и не решался раскрыть рта. Лян Цзин-чунь начал уговаривать его:

– Теперь руководство завода будет устранять все, что мешает рабочим жить и трудиться. Так что давай говори!

– Да… вот… как-то не очень-то хорошо задавать много вопросов, – помедлив, нерешительно ответил Ли Чэн-линь.

– Что значит, нехорошо задавать вопросы?

– Когда я только поступил на завод, я очень радовался этому. Я очень любил спрашивать обо всем незнакомом, чего не видел раньше, – возбужденно начал рассказывать, наконец, Ли Чэн-линь. – Но несколько раз нарвался и решил больше не лезть со своими вопросами. Теперь только смотрю, что делают другие, и сам стараюсь делать так же. – Чувствовалось, что рабочий рассказывает о наболевшем.

Такое положение в первой смене весьма огорчило секретаря парткома. Теперь он понял, почему многие рабочие просят перевести их в смену Цинь Дэ-гуя.

– Да, видно, у вас работают по старинке! Придется кое-кого подправить! – он помолчал, а затем спросил: – Как относится к тебе бригадир?

Ли Чэн-линь низко опустил голову и ничего не ответил.

– Да ты говори! Не бойся! Если он несправедлив, то мы заставим его исправиться. А не захочет, так можно и понизить в должности, сместить. Партия не допустит, чтобы один человек притеснял другого.

– Наш бригадир с гонором, очень уж он любит ругать рабочих, – с нескрываемой неприязнью сказал Ли Чэн-линь. – Стоит что-нибудь сделать не по его, как он тут же начинает кричать, что ты зря хлеб ешь… ну, и больше этой работы не доверяет.

– Хорошо, что ты сказал об этом, мы непременно займемся его поведением, – успокоил рабочего Лян Цзин-чунь. – А ты не говорил об этом с Хэ Цзы-сюе? Ведь он председатель профкома вашего цеха. Бывает он в цехе?

– Бывает, и часто. Но когда он приходит, мы все заняты. Освободишься – тоже неловко говорить с ним. Ведь он сразу заводит разговор с бригадиром, в крайнем случае с первым и вторым подручными. Разве наш брат простой рабочий посмеет вмешаться в их беседу?

Лян Цзин-чунь глубоко затянулся, поговорил немного о том, о сем, а затем спросил:

– Ты участвовал в собрании, когда вы обсуждали последние обязательства?

– Участвовал.

– Все, наверное, принимали горячее участие в этом обсуждении?

Ли Чэн-линь сидел с таким видом, словно он ничего не понимает.

– Рабочие-то все выступали? – снова спросил Лян Цзин-чунь.

– Бригадир сказал, что обязательства нам подходят, и вовсе не просил никого выступать.

– Вот как?

– Он заранее написал все обязательства, а затем велел первому подручному Ван Юн-мину прочесть их вслух. Когда тот прочел, бригадир спросил: «Вы согласны или нет?» Все ответили: «Согласны!»