Текст книги "В огне рождается сталь"

Автор книги: Ай У

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– И все действительно были согласны?

– Так ведь не каждый отвечал, а надо было всем вместе громко крикнуть: «Согласны!», а кто кричал недостаточно громко, то бригадир спрашивал его грозным голосом: «Ты что, не ел, что ли?»

«Неужели это действительно так?» – изумленно подумал Лян Цзин-чунь и внимательно посмотрел в лицо рабочему, словно стараясь угадать, не перехватил ли тот через край. Ли Чэн-линь поймал этот взгляд.

– Товарищ секретарь, ты можешь спросить об этом и у других рабочих.

Лян Цзин-чунь, опустив голову, молча курил. Наконец он задал еще один вопрос:

– Вот собираетесь на своем мартене развернуть соревнование. А как вы, новые рабочие, к нему относитесь?

– Мы просто не знаем, что это такое.

– Но ты, наверное, слышал, что говорят другие.

– Они говорят, что если мы выиграем, то бригадиру будет почет. О нем напишут в стенгазете, в «дацзыбао», а то и корреспонденты придут к нему. А если проиграем, то уж не попадайся ему на глаза.

– Рабочие, значит, не хотят выиграть?

– Хотят! Если мы выиграем, то нас же меньше ругать будут! – рассмеялся Ли Чэн-линь.

Секретарь парткома криво усмехнулся. Он взял в руки книжку, которую до его прихода читал Ли Чэн-линь, и посмотрел на обложку. Это оказался старый, неинтересный роман, и Лян Цзин-чунь спросил:

– Книга интересная?

– Нет, в ней нет никакого содержания, – несколько замялся Ли Чэн-линь.

– А почему ты не учишься? Ведь многие рабочие сейчас на занятиях, так ведь? – спросил Лян Цзин-чунь.

– Устанешь за целый день так, что вечером трудно заставить себя идти на занятия, – ответил Ли Чэн-линь.

Лян Цзин-чунь понял, что на этого молодого парня работа нагоняет тоску, к учебе его не тянет, и он старается развеять эту тоску тем, что читает никчемные книги. Лян Цзин-чунь решил подбодрить рабочего. Он сказал, что руководство завода обязательно исправит положение у них в бригаде, и посоветовал ему начать учиться и не вешать голову. Перед уходом он хлопнул его по плечу:

– Ты не бойся своего бригадира, говори то, что думаешь, а мы всегда тебя поддержим.

«Из восьми рабочих смены Юань Тин-фа трое явно недовольны, – думал Лян Цзин-чунь, возвращаясь домой. – У одного очень плохое настроение, а два хотят перейти в другую смену. Это дело не шуточное. Завтра с самого утра надо будет поговорить еще с несколькими рабочими… А затем следует изучить обстановку и на других мартенах».

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

У Цинь Дэ-гуя был выходной день. Утром он надел свой самый лучший костюм и причесался перед зеркалом, чего с ним раньше никогда не случалось. Обычно в выходной день – по утрам он намечал программу на целый день: идти в кино, в бассейн или же покататься на велосипеде вокруг парка. Словом, ему предстоял день отдыха и удовольствий. Теперь все изменилось, мысли его были заняты только Сунь Юй-фэнь, и он мечтал лишь о встрече с ней.

Сердце его охватили мучительные сомнения: стоит встречаться или нет? Узнав об ее отношениях с Чжан Фу-цюанем, он рассердился и даже начал мысленно укорять ее. Подумав, что она не очень серьезная девушка, он твердо решил больше не встречаться с ней. Но сегодня он начал колебаться в своем решении. Ведь она знакома с Чжан Фу-цюанем уже не первый день и еще по дороге в деревню говорила о нем. Так с какой же стати сейчас укорять ее за это знакомство? Ведь могут же быть у нее знакомые мужчины!

И Цинь Дэ-гуй почувствовал, что все его опасения просто смешны. Надо только спросить ее, как она к нему самому относится, а ее отношения с другими парнями его не касаются. Раз он ее любит, то нужно стараться заинтересовать ее собой. А его взаимоотношения с Чжан Фу-цюанем разрешатся очень просто – он перейдет на другой мартен. И ему надо обязательно встретиться сегодня с ней, а иначе выходной потеряет для него всякий интерес. Он твердо решил пользоваться любым поводом для встречи с ней. И первый повод уже есть: ведь он еще не дал ей ответа на предложение о соревновании! И будь сегодня воскресенье, он, даже не завтракая, помчался бы к ней в общежитие. Но, к сожалению, сегодня не воскресенье и надо дожидаться до четырех часов дня, а затем идти к заводским воротам и ждать ее там. «Нет, – вдруг решил он, – лучше всего пригласить ее пообедать в ресторан, а затем проводить до вечерней школы. Она не сможет отказаться. Ведь прошлое ночное путешествие с ней о чем-нибудь да говорит! Если я узнаю, что она снова собирается в деревню, то обязательно попрошу отпуск и поеду тоже».

От таких мыслей на душе у него стало светлее.

Не успел Цинь Дэ-гуй позавтракать, как его позвали к телефону. Ему сказали, что его разыскивает секретарь парткома, и поэтому просили срочно приехать на завод. Цинь Дэ-гуй сел на велосипед и помчался на завод. Им овладело беспокойство. Он так и не удосужился выяснить причины поджогов печи и не знал, что ему сказать, если секретарь парткома спросит об этом. Но тут же его мысли снова перескочили на встречу с Сунь Юй-фэнь, и он сообразил, что раз будет на заводе, то можно встретиться с ней в обеденный перерыв и обсудить все вопросы, связанные с соревнованием. Обычно, когда он работает в дневную смену, он, ни на секунду не может покинуть мартен, и поэтому встречи с девушкой в обеденный перерыв невозможны. Проезжая мимо завода по ремонту электрооборудования, он с надеждой осматривал заводскую территорию в надежде увидеть ее хотя бы на секунду, но ничего, конечно, не увидел: девушка была в цехе.

2

Прежде всего Цинь Дэ-гуй решил разыскать Хэ Цзы-сюе и узнать, зачем все-таки его вызывает Лян Цзин-чунь. Но Хэ Цзы-сюе только почесал затылок.

– Я ничего не знаю. Мне только известно, что все эти дни секретарь парткома беседовал со многими рабочими.

– А о чем он беседовал? – заинтересовался Цинь Дэ-гуй. Чтобы секретарь парткома выяснял что-то у рабочих – это было несколько непривычно для него.

– Я сам еще в толк не возьму, в чем дело, – усмехнулся Хэ Цзы-сюе. – Похоже, что он интересуется отношениями между рабочими и их начальниками. Ты иди поговори с ним – и все сам узнаешь.

По хитрой ухмылке Хэ Цзы-сюе сталевар понял, что он все знает, но просто не хочет сказать.

– Старина Хэ, что ты водишь меня за нос? Если есть какое дело, то говори прямо, а нечего меня посылать к секретарю парткома завода.

– Почему это я вожу тебя за нос? – возразил Хэ Цзы-сюе, – просто секретарь парткома расспросит тебя кое о чем, ты и отвечай на его вопросы, вот и все.

Войдя в кабинет Лян Цзин-чуня, Цинь Дэ-гуй сразу же сообщил ему о том, что он пока не выполнил задания и еще не выяснил причину поджогов печи.

– Товарищ секретарь, я должен внести ясность в один вопрос. Кое-кто распускает слухи, будто я нарочно сжег свод печи. Это клевета. Разве я, коммунист, могу совершить такую подлость?

Лян Цзин-чунь выпустил вверх струю дыма и очень спокойно сказал:

– Товарищ Цинь Дэ-гуй, мы верим, что ты не мог обмануть партию, – он еще хотел было добавить, что из рассказов рабочих узнал, как Цинь Дэ-гуй неоднократно выручал в трудную минуту другие мартены, и что это лучшее свидетельство того, что у него нет шкурнических интересов, однако в последний момент сдержался и ничего больше не сказал.

– Товарищ секретарь, я давно уже хочу с тобой поговорить, да ты все время занят.

– А ты заходи в любое время. Если я буду занят, то мы условимся поговорить в другой раз. – Лян Цзин-чунь сделал глубокую затяжку и продолжил: – Ты занят, я занят – вот никак и не можем выкроить время для беседы. Я хочу у тебя выяснить вот что: как все вы, живущие в общежитии, проводите свободное время?

– Если мы работаем в дневную смену, то кончаем в четыре часа дня. После работы обязательно бывает или собрание или совещание. Часам к шести все возвращаются в общежитие. У меня есть велосипед, и я приезжаю несколько раньше. А те, у кого нет велосипедов, идут пешком и тратят на ходьбу минут сорок-пятьдесят. Пообедав, к восьми часам отправляемся на курсы по повышению грамотности или на курсы по техминимуму. А около десяти часов вечера ложимся спать – ведь надо рано вставать на работу. Когда мы работаем в ночной смене, то занятий не бывает, и мы целый день отдыхаем. В вечернюю смену немного получше, днем бывает только два часа занятий.

– А есть у вас время почитать газеты?

– Иногда читаем, но только не каждый день.

– Вот это уже плохо! – громко сказал Лян Цзин-чунь и похлопал сталевара по колену. – Ты помнишь древнее изречение: «Человек без убеждений – все равно что незакаленное железо»? Сейчас новое время, и если человек не интересуется делами своей страны, не изучает ее внешнюю и внутреннюю политику, то он обязательно уподобится незакаленному железу. Если находящийся на передовой линии промышленного строительства сталевар не будет читать газет, то он не будет знать, о чем сегодня сказал Председатель Мао Цзэ-дун или какое заявление сделал премьер Чжоу Энь-лай. Он не будет знать о том, как дерутся наши народные добровольцы, сколько построено новых железных дорог, как идет строительство на реке Хуайхэ, или о том, какие предприятия работают лучше других и какие важные совещания проходят в нашей столице. Я знаю, что ты по-государственному относишься к своим обязанностям. Пример: случай с открытием выпускного отверстия на седьмом мартене. Но ты не читаешь газет, а значит, и не знаешь, как развивается наша страна, как день ото дня обновляется ее облик. Ты ведь с партизанских времен помнишь только лежащие в развалинах разрушенные города и не знаешь, как они отстроились, какие заводы там выросли. Если ты будешь читать газеты, то увидишь, что наша страна каждый день делает шаг вперед, добивается все новых и новых успехов, что каждый день на ее просторах вырастают новые стройки, – таким путем ты еще лучше познаешь ее красоту, еще сильнее полюбишь ее и еще больше захочешь не щадить ради нее своей жизни. Пословица хорошо говорит: «только сто раз закалившись, сталь становится настоящей сталью!» И мы должны непрерывно учиться и учиться, закаливать себя беспрерывно! Ведь политическое самообразование – одна из этих «ста закалок».

– Товарищ секретарь, я обещаю, что отныне я ежедневно буду находить время, чтобы читать газеты.

Секретарь парткома подошел к нему, положил ему на плечо руку и весело сказал:

– Хорошо, я знаю, что ты выполнишь свое обещание. Но я возлагаю на тебя и другие надежды – ведь ты агитатор. Ты должен заинтересовать этим и рабочих своей смены. Обсуждай с ними текущие события, и они сами станут читать газеты или будут просить кого-нибудь почитать им.

– Товарищ секретарь, можешь на меня положиться!

– У меня есть к тебе предложение. Ты сейчас в какой смене работаешь?

– В третьей.

– Значит, ты хорошо знаешь рабочих третьей смены всех мартенов. И я надеюсь, что ты всех их заинтересуешь чтением газет.

– Хорошо! – твердо ответил Цинь Дэ-гуй. Он взглянул на секретаря парткома, смотревшего на него с надеждой, и добавил: – Это можно попробовать… Только пусть к этому делу приложит руки и старина Хэ, он ведь секретарь партийного бюро и председатель цехового профкома.

– Конечно, он должен будет помочь. Я еще хочу, чтобы профком завода помог рабочим сочинять куайбань[10]10
  Куайбань – куплеты наподобие наших частушек.


[Закрыть], посвященные текущим событиям, рисовать плакаты на внутренние и международные темы. А в большом зале, где мы обычно проводим собрания, можно организовать культурно-просветительные мероприятия. Завтра после работы я соберу всех агитаторов, – улыбнулся Лян Цзин-чунь, – и прочитаю вам доклад о текущем моменте.

– Вот это хорошо! – И, видя, что секретарь парткома молчит, Цинь Дэ-гуй нерешительно спросил:

– Я могу идти?

– Садись, посиди еще немного, – он взял Цинь Дэ-гуя за руку. – Мне кажется, что на вашем мартене неважные отношения между третьей и второй сменами. Как ты думаешь, в чем здесь причина?

– Никак я не могу понять, в чем тут дело, товарищ секретарь, – нахмурил брови Цинь Дэ-гуй. – Я только чувствую, что рабочие других бригад, после того как я добился рекорда, стали ко мне плохо относиться.

Лян Цзин-чунь немного помолчал. В кабинет доносился приглушенный шум мартенов. По заводскому двору шел поезд: в окнах дребезжали стекла и содрогалось все здание. Но вот шум поезда затих, и Лян Цзин-чунь с едва уловимой улыбкой сказал:

– Я слышал, что некоторые утверждают… Правда, возможно, что и это клевета, но нам все же не мешает поговорить об этом… Так вот говорят, что все ваши раздоры с Чжан Фу-цюанем происходят из-за какой-то девушки. Это так?

Лицо Цинь Дэ-гуя стало пунцовым, и, опустив голову, он ответил:

– Такая девушка существует. Да вы сами, товарищ секретарь, видели ее прошлый раз на вокзале. Мы с ней из одной деревни, друг друга знаем с детства.

Лян Цзин-чунь действительно вспомнил, что он видел на вокзале с Цинь Дэ-гуем очень привлекательную девушку. Она была бы подходящей парой Цинь Дэ-гую. Он понял, что парень любит ее, и спросил:

– У вас хорошие отношения?

– Не могу сказать, что очень, – честно признался Цинь Дэ-гуй. – Так, просто товарищеские.

– Цинь Дэ-гуй, я вовсе не намерен вмешиваться в вашу дружбу, любовь – это дело личное. – Секретарь парткома немного помолчал и уже строго закончил: – Но ты подумай, может быть, действительно именно это влияет на ваши отношения с Чжан Фу-цюанем?

Каждое слово парторга попадало точно в цель. Цинь Дэ-гуй сам догадывался, да и знал из слов Юань Тин-фа, что причина всех его недоразумений с Чжан Фу-цюанем заключается в Сунь Юй-фэнь. Но он не хотел в это верить. И сейчас он молчал, от волнения на лбу у него выступил пот. – Цинь Дэ-гуй, ты должен понять, почему еще как следует не развернулось соревнование… Одна из причин именно в том, что между бригадами вашего мартена нет единогласия.

– Товарищ секретарь, ты прав. Переведите меня на другой мартен!

– Это не решение вопроса, – покачал головой Лян Цзин-чунь. – Ведь и после твоего перевода ваши отношения с Чжан Фу-цюанем не улучшатся, и так или иначе может произойти столкновение. К тому же девятый мартен – это сейчас знамя завода. Мы только что подняли это знамя и не должны опускать, нужно приложить все наши силы, чтобы высоко нести его. Как же ты можешь бросить мартен в трудную минуту?

Сталевар молчал, понурив голову.

– Цинь Дэ-гуй, – после минутного молчания продолжал секретарь парткома, – ты должен все обдумать. Как, по-твоему, что нужно делать, если личные интересы сталкиваются с общественными?

– Товарищ секретарь, это я понимаю. Узнал еще в партизанском отряде.

Лян Цзин-чунь взял сталевара за руку:

– Раз понимаешь – превосходно! – Он отпустил его руку и встал. – Вот и весь мой разговор с тобой!

Он проводил Цинь Дэ-гуя до двери и на прощание сказал:

– Учти, что самая лучшая любовь не та, за которой гоняются, а та, которая приходит сама.

3

Цинь Дэ-гуй молча вышел из кабинета, сел на велосипед и поехал. От его первоначального намерения посидеть после беседы в клубе, посмотреть журналы, дождаться обеденного перерыва и пойти искать Сунь Юй-фэнь теперь не осталось и следа. Он быстро пронесся мимо завода по ремонту электрооборудования, не бросив даже взгляда в его сторону.

Он не поехал в общежитие, а повернул в сторону парка. Но Цинь Дэ-гуй не стал ни сидеть в беседке, ни любоваться цветами, ни кататься на лодке, не зашел даже в зверинец, а вышел на узкую тропку и поднялся по ней вверх на гору. Здесь он поставил около дерева велосипед, а сам сел рядом. Вокруг было тихо. Он хотел было уже снова спуститься вниз, но подумал, что все равно идти некуда, и лег под деревом. Сквозь ветви дерева пробивались лучи солнца, где-то неумолчно трещали цикады, а от травы и цветов шел дурманящий запах.

На сердце у Цинь Дэ-гуя было тяжело. Он машинально вырывал травинку за травинкой, постепенно «выполов» все пространство вокруг себя. Он рассеянно смотрел на вздымавшиеся на западе трубы заводского района. Лучи солнца позолотили все вокруг, и только в той стороне, где находились заводы, прозрачная голубизна неба была затемнена плотными клубами тяжелого черного дыма. И он неожиданно вспомнил, что уже однажды видел этот город с горы – только с другой, расположенной далеко отсюда. Город тогда еще находился в руках гоминдановцев. Солнечные лучи так же, как и сейчас, золотили городские крыши, но над заводским районом не подымался ни один дымок.

Как много воды утекло с тех пор! Сейчас он рабочий – хозяин не только этого города, но и всей страны! А в те времена ему приходилось и днем и ночью выполнять партизанские задания, и он не имел за душою ничего, кроме пистолета и гранат. Все было захвачено врагом, и даже лес становился ему приютом только на одну ночь: наутро он больше не принадлежал ему. А сколько сейчас у него земли! Весь Китай, за исключением Тайваня, принадлежит ему. И разве есть во всей стране уголок, где гоминдановские бандиты посмели бы ныне сказать: «Это наше!»? На его глазах происходит великое преобразование его Китая, и по сравнению с этим любое личное дело кажется незначительным. Разве можно из-за личных переживаний забывать об этом! И чего хорошего он нашел в ней? Ветреная девчонка – бросается на шею первому встречному и, конечно, не стоит того, чтобы столько мучиться из-за нее. Нет, он не поддастся этому чувству! Во имя чего он жертвовал своей жизнью? Для чего он освобождал этот город и весь Китай? Зачем изгонял гоминдановцев? Разве не для того, чтобы пришел, наконец, сегодняшний день?

Цинь Дэ-гуй смотрел на город, на деревни и на раскинувшиеся вокруг них поля совсем другими глазами. «Я – твой верный сын, – шептали сами собой его губы, – я люблю тебя, ради тебя я проливал свою кровь и сейчас готов отдать всю свою жизнь до конца!»

Он бодро вскочил на велосипед и помчался в город.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

Директора завода Чжао Ли-мина вызвали на совещание в Пекин, и все дела легли на плечи Лян Цзин-чуня. Директор перед отъездом поручил Лян Цзин-чуню осуществить два мероприятия. Во-первых, во время ремонта четвертого мартена внедрить предложение советских специалистов – произвести наварку подины печи доломитом, что должно было значительно удлинить срок ее службы. Пока это нововведение применили только на нескольких мартенах, а на остальных оно должно было осуществиться во время ремонта каждой печи. Дело это не легкое. Приступать к нему можно было только через шесть суток после начала работы вышедшей из ремонта печи. Для наварки подины доломитом требовалась очень высокая температура, а это угрожало целости свода печи. Требовались большие знания и умение, чтобы провести эту работу. На втором мартене ее закончить так и не удалось. Во время ремонта девятого мартена это удалось осуществить, но лишь благодаря умению Юань Тин-фа, которому после этого было присвоено почетное звание «Отличника производства».

И теперь директор распорядился наварку подины поручить Юань Тин-фа. Решили дать ему в помощь одного из бригадиров четвертого мартена. Нужен был еще один, но третьего никак не могли найти.

– Может быть, нам привлечь еще Цинь Дэ-гуя? – предложил Лян Цзин-чунь.

– Ни в коем случае! – сразу же отверг это предложение Чжао Ли-мин. – Мы еще точно не выяснили причин порчи свода девятого мартена, и он не очень-то старается, чтобы скорее выяснить это, поэтому я не совсем доверяю ему. Надо будет поручить расследование кому-нибудь из инженеров.

Второе поручение директора касалось развертывания соревнования. Он предложил начать соревнование сразу же после того, как будет переложен свод на девятом мартене. При обсуждении этого вопроса Лян Цзин-чунь рассказал директору все, что он знал о положении на девятом мартене из докладов Хэ Цзы-сюе.

– Так что тут дело не только в ремонте свода, – закончил свой рассказ Лян Цзин-чунь. – Надо еще решительно покончить с неприязненными отношениями между бригадами этого мартена.

– Мне кажется, что ты должен подвергнуть серьезной критике Цинь Дэ-гуя, – сердито сказал директор. – Он член партии и обязан нести ответственность за создавшееся положение. А он сам не только не содействует сплочению рабочих, а, наоборот, усугубляет раздоры. Это просто безобразие! Ты не должен относиться к нему со снисхождением. Мы можем допускать кое-какие послабления по отношению к простым рабочим, но ни в коем случае не к коммунистам. Надо призвать его к соблюдению партийной дисциплины.

– Правильно, к членам партии мы не можем проявлять мягкотелости, за проступки их надо строго критиковать. Но сначала мы должны иметь какие-то факты.

– Прежде всего надо добиться, чтобы он сам рассказал обо всем начистоту!

– Мне кажется, что в очень большой помощи нуждается и Юань Тин-фа, – тихо промолвил Лян Цзин-чунь, стараясь переключить разговор на другой объект.

– Что? Юань Тин-фа? А он тут при чем?

– Я интересовался им очень внимательно: технический уровень у него довольно высок, работает он также весьма и весьма неплохо. Но он не хочет делиться ни с кем своим опытом, не желает раскрывать свои технические знания, да и в отношениях с рабочими у него проявляются вредные замашки. – Он помолчал и добавил: – Это мое мнение, и основывается оно на реальных фактах.

– Но ты в этом случае должен быть очень и очень осторожным, – предупредил директор. – Сейчас Юань Тин-фа находится в центре внимания, и у него есть немало завистников, способных оклеветать заслуженного мастера. Мы прежде всего должны исходить из того, как он работает; сейчас от него зависит многое, и мы не можем без достаточных оснований его критиковать.

– Раз это очень хороший рабочий и мы связываем с ним много наших надежд, то тем более мы должны оказать ему поддержку, а не баловать его!

– Ты не должен забывать, что он беспартийный!

– Именно таких рабочих, как он, мы должны воспитывать и принимать в партию.

– Конечно, я вовсе не возражаю против того, что его надо воспитывать, – только надо быть с ним поделикатнее, это такой человек, от которого добрым словом добьешься больше, чем окриком.

После отъезда директора Лян Цзин-чунь занялся реконструкцией четвертого мартена. Он посовещался с инженерами, с техниками и, наконец, вызвал к себе Хэ Цзы-сюе, чтобы наметить конкретные мероприятия.

– Боюсь, что трудновато будет перевести Юань Тин-фа на другую работу. Всякий раз его об этом просил сам директор, а сейчас директор уехал.

– Я тоже подумывал об этом, поэтому ты заранее должен поговорить с ним, помочь ему понять, что настоящие передовые рабочие должны прежде всего исходить из интересов дела, а не из своих личных интересов. Попытайся разъяснить ему эту истину.

Хэ Цзы-сюе двинулся к выходу, но его остановил вопрос Лян Цзин-чуня.

– А где сейчас Цинь Дэ-гуй?

– Он в общежитии, в двенадцать часов ночи ему заступать на смену, тебе нужен он?

– Соедини меня, пожалуйста, с ним по телефону.

– Скажи мне, – спросил Лян Цзин-чунь, услышав в трубку голос Цинь Дэ-гуя, – ты можешь взять на себя ответственность за наварку подины?

– Могу, товарищ секретарь. Если мне поручат это дело, то я с охотой возьмусь, – обрадовался Цинь Дэ-гуй.

– А ты можешь гарантировать, что не испортишь под?

– Главное, следить, чтобы не сгорел свод печи, в таком случае и под не будет поврежден.

– Как по-твоему, кто еще может справиться с этой работой?

– Лучше всего мастер Юань, – и, опасаясь, что секретарь парткома не понял его, он объяснил: – Юань Тин-фа.

– А кроме него, есть еще кто-нибудь?

– Конечно, есть. – И Цинь Дэ-гуй назвал еще две-три фамилии.

– Вот и хорошо, – закончил разговор секретарь парткома, – меня только это и интересовало.

2

Выйдя из кабинета секретаря парткома, Хэ Цзы-сюе задумался над данным ему поручением. Иметь дело с Юань Тин-фа вообще было трудно, обязательно нарвешься на неприятный разговор или услышишь в ответ колкости. Но сейчас деваться было некуда, придется все стерпеть.

Мысль об этом разговоре не выходила у него из головы, и он решил отложить все дела и наметить план беседы с Юань Тин-фа. «Ты передовой рабочий, – скажет он ему, – активист, «Отличник производства» нашего завода, представитель авангарда рабочего класса!» Эти похвалы придутся по сердцу Юань Тин-фа – он любит, когда его хвалят. «Наш рабочий класс стал руководящим классом потому, что мы не гонимся за личной выгодой, а думаем прежде всего о наших общих интересах». Да, именно так и следует начать эту беседу.

Он подошел к девятому мартену и тут узнал, что Юань Тин-фа спустился вниз, к регенераторам, подающим в печь подогретый воздух и генераторный газ. Хэ Цзы-сюе по железной лестнице пошел вниз. Неподалеку шла разливка металла. Из огромного стотонного ковша текла огненная струя металла, а рядом из изложниц, уже заполненных сталью, вырывались огненные брызги. От жары накалились даже металлические поручни лестницы. Хэ Цзы-сюе поспешно сошел к регенераторам, здесь было посвежее: дул ветерок со стороны шихтового двора.

Юань Тин-фа обернулся и увидел подошедшего сзади Хэ Цзы-сюе.

– Что, опять будешь расследовать? – подковырнул он Хэ Цзы-сюе, намекая на затянувшееся расследование причин повреждения свода печи. Ему было неприятно, что Хэ Цзы-сюе так незаметно появился за его спиной.

– Не шути, мне надо поговорить с тобой о важном деле, – серьезно ответил Хэ Цзы-сюе. – Давай здесь побеседуем. – В этом месте было прохладнее и не было такого сильного шума, как наверху.

– Здесь будем говорить? – удивился Юань Тин-фа. – А если наверху что-нибудь случится, то кто отвечать будет? – и он стал подниматься по лестнице вверх.

– Вот тип, – пробормотал Хэ Цзы-сюе. – Чем дальше, тем больше с ним сладу нет! – И он тоже стал взбираться вверх. Раскрасневшийся Юань Тин-фа в это время наблюдал за процессом плавки. Воротник и капюшон его куртки стали мокрыми от пота, но он не обращал на это внимания. Хэ Цзы-сюе, видя, что он действительно очень занят, решил, что сейчас для разговора не очень подходящее время и лучше уйти. Однако Юань Тин-фа сам остановил его:

– Ты не уходи, я как раз сам хотел поговорить с тобой.

Хэ Цзы-сюе подошел поближе к мартену.

– Скажи, выяснили вы, почему разрушился свод или еще нет? – серьезным тоном спросил Юань Тин-фа.

– А зачем ты спрашиваешь меня об этом? Это я должен тебя спросить: почему ты не выяснил причин?

– А почему ты решил, что я не выяснял? – с укором ответил Юань Тин-фа. – Ты стал таким бюрократом, что не спроси я, ты сам и не вспомнил бы об этом.

– Что же ты выяснил? Давай ближе к делу! – обиделся Хэ Цзы-сюе.

Но Юань Тин-фа ничего не ответил, а снова повернулся к мартену. Хэ Цзы-сюе повторил свой вопрос.

– Я ведь не работаю в других сменах, как же я мог что-нибудь узнать? – ответил мастер. – Мне только интересно, что ты успел разузнать насчет меня.

– А тебе-то чего беспокоиться? Знаешь пословицу: «если у тебя на душе все чисто, то монахи могут спокойно спать», – улыбнулся Хэ Цзы-сюе.

– По-твоему выходит, что все дело во мне, Юань Тин-фа? – рассердился мастер.

– Как же я без доказательств могу валить все на тебя?

– Именно потому, что нет никаких доказательств, мы и не верим друг другу, – ответил Юань Тин-фа, и лицо его помрачнело.

– Но тебе ведь начальство верит, – примирительно сказал Хэ Цзы-сюе.

– Верит? – сердито переспросил Юань Тин-фа. – А разве ты не присутствовал при том, как директор велел мне писать объяснение?

– Но ведь совершенно ясно, что директор имел в виду вас всех троих, а не только тебя. Пожалуй, его слова даже больше относились к Цинь Дэ-гую.

Юань Тин-фа, ничего не ответив, снова подошел к печи. Отдав необходимые распоряжения, он стал вытирать пот с лица. Хэ Цзы-сюе также вытер лицо, подошел к мастеру и искренним тоном сказал:

– Старина Юань, руководство действительно верит тебе. Вот и сейчас тебя хотят привлечь к реконструкции четвертого мартена. Это доказательство того, что тебе верят.

– Лучше бы уж мне не верили, – покачал головой Юань Тин-фа. – Когда встречаются трудности, то мне верят. А когда их нет, то на меня одно за другим сыплются подозрения. Я же не мальчишка! – сердито сказал он и снова отвернулся.

Хэ Цзы-сюе тяжело вздохнул, понимая, что продолжать разговор нет смысла.