Текст книги "Приключения-77"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)
– Медвежья лапа сам у меня его взял. Говорит, очень хорошо ружье.
– Мало ли что ему может понравиться. Ружья передавать нельзя.
Они еще долго шли по снегу. Наконец Долган остановил нарту.
– Вот за теми кустами его палатка, – шепотом сказал коряк. – Надо тихо пешком идти. Мои собачки могут разбудить его собачек, а собачки – Медвежью лапу. Теперь он спит крепко.
Было половина второго ночи. Они шли молча. Впереди – Сергеев, за ним каюр. Лейтенант проверил пистолет и положил его в карман брюк. Луна скрылась за тучку, было темно. В темноте островки кедрача походили на безмолвный поселок. Сергеев часто останавливался, поджидал Долгана, тихо спрашивал про палатку Антонова. Но каюр указывал рукой дальше. Было так тихо, что Сергееву думалось, что оглох в своей меховой шапке. Где-то рядом спят собаки Антонова, которые своим лаем могут разбудить хозяина. Сергеев напрягал слух и зрение, чтобы вовремя увидеть их.
– Вот здесь, за этим кустом, – зашептал Долган и показал на куст кедровника, похожий на огромный стог сена.
Сергеев взял в руку пистолет и, медленно, бесшумно ступая, стал обходить куст. И вдруг нога его не нашла опоры, и он кубарем полетел куда-то вниз. С четырех сторон над ним были высокие ровные стены снега. Вскочил на ноги. Под ногами была твердая площадка.
– Здесь стояла его палатка, – сказал Долган и прыгнул к Сергееву. – Одна яма осталась. Дня два как уехал, видишь, уже снегом подзасыпало.
– А может, он где-то здесь недалеко, – с надеждой спросил лейтенант.
– Убежал...
– Что будем делать?
– Однако, спать. Собачек кормить. Утром снова будем ехать. Очень собачки ноги намаяли.
– Ты знаешь, где его искать?
– Может, у Нельвида... У него, ух, дочка хороша. Медвежья лапа туда может поехать.
Решили переночевать в яме. Пока Долган ходил за нартой, Сергеев наломал веток кедрача, разжег костер. Каюр принес спальные мешки из оленьих шкур – кукули, хлеба, сушеную рыбу – юколу. Поставили на огонь чайник. Спали в кукулях на зеленых ветках кедровника.
Ночь на севере длинная. Проснулся Сергеев, а все темно. Долган давно вылез из своего кукуля и уже кормил собак. Его ласковый разговор с собаками слышался с бугра. Лейтенант полежал еще две минуты, потом быстро стащил с себя кукуль и запрыгал у разожженного Долганом костра. Размялся, умылся снегом, и усталость, сон словно рукой сняло. Тело налилось силой, бодростью, словно и не мотался столько часов по тундре на собачьей упряжке, не ночевал у костра.
– Однако, надо чай рулить да ехать, – сказал подошедший каюр, снимая чайник с палки. Он уже успел накормить собак, увязал нарту. – Убежит в тундру Медвежья лапа, трудно будет его найти. А убежит, если про тебя узнает.
А на востоке уже пылала заря, яркая и холодная. Напившись чаю, путники отправились в дорогу. Собаки, отдохнувшие за эти часы привала, рванули нарту галопом. Они повизгивали, словно радовались новому дню, дороге, снегу.
Сергеев оперся на полоз нарты ногой, навалился спиной на дугу и с интересом рассматривал кусты вечнозеленого стланика, кедрача, теперь покрытые инеем, и склоны сопок, заснеженные и пылающие красным пожаром от лучей восходящего солнца. Красота! Человек живет в суете, обыденности, не замечая всей красоты окружающего его мира. Обкрадывает себя. И он, Сергеев, раньше не обращал внимания на весь этот странно открытый им сегодня, удивительный мир с восходами солнца, с пылающим снегом, радужным инеем. «Смотри, Андрей, на всю эту красоту, запоминай», – говорил он себе.
Собаки по-прежнему мчались вперед, иногда огибали высокие сугробы, засыпанные снегом кусты кедрача. Долган сидел задумавшись. О чем он думает? Видит ли он это таинство нарождения нового дня?
– Долго ехать до стойбища Нельвида? – спросил Сергеев. – Может, зря едем, Медвежьей лапы там нет?
– Часа три, а то и чуть-чуть больше. Медвежья лапа там должен быть. У него знакомая там, дочка Нельвида. Ух, красива!
– Он что, женился на ней?
– Нет, ей еще четырнадцать лет. Говорит, пусть подрастет, а там женится.
Задумался Сергеев. Долго ехал молча. «Вот ведь как еще может быть. Один какой-то гад ездит по стойбищам, торгует спиртом, спаивает пастухов, совращает девушек. Он один может пошатнуть веру пастухов в работу красных яранг, лекторов, нанести вред колхозному хозяйству. Разгуливает на свободе... Срочно надо изолировать такого от общества».
Через три часа они подъехали к трем палаткам. Вокруг бродили олени. Они разгребали копытами рыхлый снег и доставали ягель. На шеях некоторых позвякивали медные колокольчики.
Приехавших встретила целая орава собак. Собаки с лаем набросились на путников. Пастухов не было. Долган разогнал остолом псов, которые скоро успокоились. Ездовые собаки, как успел заметить Сергеев, миролюбивее и доверчивее, чем обычные дворняжки его родной Сибири.
В палатке полумрак. Направо докрасна раскаленная железная печурка. Слева, в углу, на куче шкур две женщины и мальчишка лет шести. Посреди, навалившись на столб, сидел пьяный коряк. Он уставился невидящим взглядом на вошедших.
– Амто, Нельвид, – поздоровался Долган. – Приехали к тебе в гости. Встречай.
– Однако, я, Вася, немного пьян, – протягивая руку Долгану, говорил пастух. Он никак не мог подняться на ноги, падал. – Олешек мало-мало собирали, а потом приехал... – Нельвид подозрительно поглядел на Сергеева, – зять приехал, и мы с ним... – наконец он поднялся на ноги и, падая снова, обхватил шею Долгана. – Двадцать олешек не нашли, – рассказывал пастух.
– Где твой зять? – помогая Долгану усадить Нельвида, спросил Сергеев.
Пастух опустился на шкуру, уставился немигающими глазами на лейтенанта и молчал.
– Где Медвежья лапа? – в свою очередь, спросил Долган.
– Кто он? – Пастух боднул головой в сторону лейтенанта.
– Со мной, друг-тумгутум. – Долган сел рядом с пастухом. – Нам нужен твой зять, Медвежья лапа, сам понимаешь...
– Ты что-то, Вася, мне сегодня не-не нравишься. А Медвежья лапа уехал.
– Когда уехал? – У Сергеева от нетерпения задрожал голос. – В какую сторону уехал?
«Не так я с ним, не так, – думал он. – Можно все испортить».
– В тундру уехал... – Нельвид опустил голову на грудь. – Давно уехал.
– Я все скажу, все! – вдруг выкрикнула одна из женщин и вскочила со шкур.
Сергеев обернулся и внимательно поглядел на нее. Это была девочка невысокого роста, вокруг белого круглого лица ее свисали черные, как крыло ворона, длинные волосы. На девочке бордовое теплое платье. Она была крепкого телосложения и действительно красивая.
– Я все скажу, – повторила она.
– Ты забыла Авзелкута?! – закричал пастух. – Я тебе скажу!
– Он не мой жених! Он злой! Он убил Авзелкута!
– Как убил?!
– Оленью шкуру на рот клал, долго держал. Авзелкут задохся, – сказала девочка и зарыдала.
– Молчи, дочка, молчи! Он может вернуться, – стала упрашивать девочку молчавшая до этого мать.
– Когда и куда уехал Медвежья лапа? – Сергеев вплотную подошел к пастуху. – Говори, если не хочешь, чтобы я взял тебя как соучастника убийцы.
– Он все выглядывал, а когда увидел вас, поехал. Полчаса назад. Я покажу, вы его догоните. Возьмите его, он злой. Это очень плохой человек, страшный, – сквозь горькое рыдание говорила девочка.
И опять нарта Долгана мчится по тундре. Солнце уже повернуло за полдень, а они едут и едут. Видно, рано заметил их Антонов, да пока разговаривали с пастухом, время ушло. Впереди все бегут и бегут две широкие параллели – следы Антоновой нарты. Долган уже дважды щупал пальцами след, проверяя на давность. Мороз крепкий – след моментально твердеет.
«Хорошая дочка у пастуха, – думал Сергеев, – смелая».
– Однако, начальник, Медвежья лапа нас может легко подстрелить, – вдруг сказал Долган. – Карабин у меня бил ух как метко.
– Погоняй собак, – торопил каюра лейтенант. – Догоним.
Если вначале нарта Антонова шла на северо-восток, уходила дальше в тундру, то теперь она круто сворачивала на юг, в сторону села. «Молодец девчонка, – снова думал Сергеев, – если бы не она, сколько времени зря могли потерять, распутывая среди разбитого оленьими ногами снега следы Антонова. Старик бы не показал, а она молодец».
Мчатся собаки вперед, поскрипывает под полозьями прихваченный морозцем снег. Убегают назад заросли вечнозеленого кедровника.
– Скоро догоним? – спросил Сергеев каюра после очередного изучения следов нарты Антонова.
Долган минуту молчит, оглядывается вокруг, смотрит на след.
– Догоним... У него нарта очень тяжелая, видишь, как сильно режет снег. У нас легче, хоть нас и двое... Собачки у Медвежьей лапы хорошие, сильные, а наши мало-мало устали.
– Давай, чтобы до темноты догнать. Настанет ночь, да еще вдруг пурга начнется – уйдет, – с тревогой в голосе сказал Сергеев.
– Пурги вроде бы не должно.
Антонова они увидели неожиданно и очень близко. След петлял по зарослям кедровника, шел по широкой долине между двух невысоких сопок, потом свернул под большим углом влево. Выехали на равнину, и вот он в каких-то двухстах метрах. Видно, не ждал он погони. Мало ли чью нарту увидел у стойбища Нельвида. Возможно, за спиртом кто из коряков приехал. Но после смерти зоотехника бояться стал Антонов всякой приближающейся нарты, каждого человека подозревать начал. Он и помчался от стойбища Нельвида из осторожности, подальше от греха.
– Гони! – толкнул Сергеев каюра.
– Однако, спешить не надо. Поймет, стрелять будет.
– Гони! Он боится нас.
Но собаки сами, увидев впереди собратьев, залаяла, дернули сильнее нарту. Услышал лай Антонов, оглянулся и вдруг заорал на собак громким, гортанным голосом. Нарта его помчалась так быстро, что лейтенант сразу заметил, как стало увеличиваться расстояние между их нартами.
– Быстрее! – стал торопить снова Сергеев. – Стой! Стой, Антонов! – закричал лейтенант и выстрелил из пистолета вверх.
Антонов повернул голову на звук выстрела и, размахивая остолом на собак, сильнее погнал их.
– Гони!
– Нельзя гнать. Теперь он и так от нас не уйдет. Собачки скоро устанут от такой быстрой езды.
Но расстояние между нартами увеличивалось, а Долган даже, как заметил Сергеев, притормаживал свою нарту.
«Уйдет ведь, – волновался лейтенант и с тоской глядел на солнце. Оно уже висело совсем низко. – Наступят сумерки, ночь, а там...» Не хотелось думать, что будет дальше. Но еще больше забеспокоился Сергеев, когда увидел, что Антонов резко свернул направо и скоро скрылся за кедрачом.
«Этот расстреляет из-за кустов, как куропаток», – вдруг подумал лейтенант, критически глядя на свой ТТ. Пистолет что надо, но против карабина, что детский пугач против пушки. После выстрела Антонов, конечно, понял все, постарается во что бы то ни стало уйти. А страх за совершенное преступление и боязнь ответственности могут толкнуть на другое, более страшное преступление.
Тоскливо вдруг стало на душе лейтенанта. Впервые попал он в такую ситуацию. Что стоит Антонову соскочить с нарты, залечь с карабином за куст. Забеспокоился и каюр. Не доезжая поворота, он направил нарту прямо.
– Куда ты? Давай по следу!
– Молчи, начальник, охотник лучше место знает, – сказал Долган.
– Уйдет ведь.
– Этот путь короче. Все равно Медвежья лапа выедет в распадок, а мы там будем раньше. – Каюр сильнее замахал остолом на собак.
Теперь нарта неслась по редкому заснеженному кедрачу. Маленькие зеленые кустики, словно веточки елочек, торчали из снега. Здесь снегу много, слежался, твердый и жесткий, как наждак.
«А если Антонов специально повернул направо, хитрый ход? Увидит, что мы прямо поехали, вернется назад – и в тундру, а там его только Фомкой звали», – размышлял Сергеев.
Солнце висело совсем низко. Оно было огромное и оранжевое.
«Часа полтора, от силы два – и будет темно, – думал лейтенант. – Через сопку ехать Антонов едва ли решится. Сопка высокая и крутая».
Скоро лейтенант понял замысел Долгана и обрадовался. Два пути: один Антонова и другой их – сходились в одном распадке. Вдоль этого распадка стояли сопки, крутые и высокие. И действительно, каюр скоро уперся остолом в снег, нарта протянула немного вперед и остановилась. Следов выезда из распадка не было, значит, Антонов еще не проезжал.
– Надо его здесь ждать, – сказал Долган, соскочил с нарты и стал привязывать собак к кусту. – Как раз на нас выедет. Вот-вот появится. Из-за этого куста и жди его, – говорил он.
Сергеев забежал за соседний особенно большой куст и затаился. Он внимательно осматривал все впереди и ждал. Но там угрюмо стояли заснеженные кусты, а над ними справа и слева высокие склоны сопок.
Прошло несколько минут, а Антонов не появлялся.
«Обманул, видно, – снова засомневался лейтенант. – Я его здесь жду, а он, может, в обратную сторону махнул. А вдруг и он нас в засаде ждет...»
– Давай, Вася, поедем навстречу! – крикнул Долгану. – Так околеем тут, ночь застанет.
– Надо здесь ждать, – сказал неуверенно Долгам и стал разворачивать собак в распадок.
– Поедем, а то, может, он вернулся назад, – сказал Сергеев и вышел из-за куста.
И снова нарта мчится вперед, навстречу неизвестности. А солнце совсем низко. Оглядывается Сергеев, не видно Антонова.
«Вернулся... назад вернулся», – волнуется следователь.
И тут они снова увидели Антонова. Собаки его неслись прямо на нарту Долгана. Через минуту-две дюжины злых собак смешаются в один сплошной клубок и будут драть друг друга до тех пор, пока люди не растащат их в стороны. Долган уперся остолом в снег.
– Стой, Антонов! – крикнул Сергеев. – Тормози! Но Антонов и не думал тормозить. Нарта его неслась с бешеной скоростью.
– Тормози! – Лейтенант взмахнул пистолетом.
И вдруг грохнул выстрел, громкий и резкий. Эхо ударило в зеленые кусты, склоны сопок и заглохло. Сергеева словно оглушило. Он увидел, как из ствола карабина Антонова заструился легкий дымок. Собака взвыла, и лейтенант заметил, как одна из них в их упряжке упала. Другие – шарахнулись в сторону А эта, в застегнутых ремнях, начала волочиться, марать снег в ярко-красный цвет.
Нарта Антонова пронеслась мимо. Сергеев услышал, как тот щелкнул затвором карабина, в снег упала желтая гильза. Долган соскочил с нарты, ножом отрезал ремни убитой собаки, ногой оттолкнул в сторону и стал быстро разворачивать нарту.
Сергеев ясно все видел, слышал, но был словно в обмороке. Словно он не участник этих событий, а кто-то посторонний и все наблюдает со стороны.
– Что же ты не стрелял, начальник? – с укоризной спросил Долган.
И этот вопрос, и взгляд каюра, в котором ясно можно было прочитать слово «тюха», вернули Сергеева к действительности. Он спрятал пистолет в карман.
Скоро они миновали тот куст, где так удачно Долган выбрал место ему для засады. Теперь нарта Антонова мчалась метров на триста впереди. Сергеев видел, как Долган ленивей стал погонять собак, а они устали, часто зубами хватали снег и плелись еле-еле.
Сергеев проклинал себя за минутную растерянность. Не ожидал он от Антонова такого дерзкого поступка. А надо было все предусмотреть. Конечно, Антонов ждет темноты. Собаки у него крепкие, выносливые. Он сможет ехать и ночью. А у Долгана собаки хуже, к тому же у него меньше их в упряжке. Гнетуще на него действовала и приближающаяся ночь. Где-то надо будет переночевать, покормить собак, отдохнуть. А завтра снова начинать сначала. И долго ли так он сможет выдержать? Конечно, он выдержит, а вот Долган может отказаться. Главное – он, Сергеев, сам виноват в том, что увернулся от него Антонов. Надо было сидеть в кустах и ждать.
Лейтенант глядел на широкую спину Долгана и размышлял.
«Что, интересно, думает он обо мне? Смеется, наверное? «Почему не стрелял?» – спрашивает. Не мог же я, в самом деле, стрелять в Антонова. Не ожидал, что напролом пойдет? А что ему оставалось делать? Можно было раньше до этого додуматься».
– Что молчишь, Василий? – спросил у Долгана. – Скажи, куда мы хоть заехали? Далеко ли от поселка?
– Совсем недалеко. Километров шестьдесят.
– Шестьдесят? До колхоза шестьдесят километров?
– Может, меньше. Медвежья лапа хитрый. Он места эти знает. Сюда и ехал. Далеко отсюда тундру он не знает, потому боится ее.
– Что ты предлагаешь делать? – снова спросил Сергеев.
– Надо еще ехать, а там спать будем. Вон, видишь, Медвежья лапа направо поехал. Непонятно зачем. Там река, много торосов, очень дорога там плохая. Зачем он туда поехал? – говорил Долган, поворачивая собак по следу Антонова. – Тут совсем недалеко его бывшая стоянка.
– Это здесь мы вчера были?
– Совсем рядом.
Неожиданно Сергеев увидел далеко впереди на темнеющем горизонте одну нарту, другую, четвертую. Нарты мчались навстречу Антонову. – Гони быстрее! Видишь нарты? – Сергеев показал Долгану в сторону горизонта.
– Вижу. Потому, оказывается, Медвежья лапа на реку свернул. Он раньше нас их увидел.
– Давай быстрее! – снова заторопил лейтенант каюра. – Правее, правее держи!
Сергеев был приятно удивлен, когда увидел нарты. Кто ехал на них, он не знал, но был уверен, что это пришла ему помощь. И не зря, конечно, Антонов бросился сломя голову к реке, где, как сказал Долган, очень плохая дорога.
Это действительно была помощь. Как потом узнал лейтенант, председатель колхоза Дорофеев еще вчера вечером, когда нарта Долгана с Сергеевым выехала из села, позвонил секретарю. Он сообщил Ивану Матвеевичу свои соображения и просил того разрешить ему, Дорофееву, принять участие в задержании злостного преступника. Огородников возражать не стал, а, наоборот, велел принять все меры в оказании помощи молодому следователю
Дорофеев организовал четыре нарты, семь человек из пастухов и охотников. Выехали они рано утром, а на месте их ночевки были в обед. Занесенное снегом место палатки и уже развеянный пепел от костра Долгана и Сергеева – все говорило Дорофееву о том, что лейтенант с каюром, отдохнув, направились на поиски Антонова.
– Оглядеть все вокруг внимательно, – распорядился Дорофеев.
Скоро один из охотников наткнулся на тайник Антонова. Это был шалаш, сделанный из толстых веток кедровника. Теперь он был почти полностью занесен снегом. Сухие зеленые ветки и насторожили охотника.
В шалаше стояла железная бочка, в которой осталось литров десять спирта, мешок, набитый пыжиками. Здесь же было несколько новых кукулей, кухлянок, торбасов и целая кипа выделанных оленьих шкур.
– Меха собирал... Знает, что мех нынче в дефиците, – сказал председатель, рассматривая это богатство. Вначале он засомневался: забирать ли все или покараулить, взять вместе с хозяином. Но потом решил все погрузить на нарты, сделать привал, покормить собак, напиться чаю и ехать вслед Сергееву.
Когда выехали дальше, солнце стояло совсем низко. А через час увидели нарту Антонова, а потом и Долгана.
– Гони! Быстрее! – торопил Сергеев каюра.
– Теперь он никуда не убежит, – весело улыбаясь, говорил Долган. Сам председатель приехал. Вон окружают. Теперь Медвежьей лапе не уйти.
И тут до их слуха донесся короткий треск выстрела, потом более громкий и протяжный.
«Как плохо получается, – думал лейтенант, – перестреляют друг друга». Сомнений не было, стрелял Антонов и стреляли те, приехавшие.
– Давай быстрее! Ну пожалуйста, – просил Сергеев Долгана. – Его надо живым брать.
– Собачки совсем устали, не бегут, – говорил каюр.
Сергеев соскочил с нарты, но бежать в тяжелой меховой одежде трудно, много не пробежишь.
– Окружай! – донесся до лейтенанта голос Дорофеева.
«Молодец, – подумал Сергеев, – видно, старый фронтовик».
Лейтенант видел, как Антонов размахивал карабином, слышал его сердитый крик. На собак ли он кричал, или на преследователей, понять не мог. И тут нарта вдруг опрокинулась, Антонов свалился в снег.
«Круто повернул, – отметил про себя Сергеев. – Шустрый мужик». Лейтенант увидел, как Антонов вскочил на ноги, кинулся за нартой. Но собаки его, напуганные криком, выстрелами, мчались так стремительно, что даже тяжелая нарта, которая теперь волочилась боком, не могла остановить их.
«Теперь, братец, не уйдешь». – Лейтенант увидел, как расстояние между Антоновым и уехавшей нартой все увеличивается. Догнать нарту Антонов не может, а вокруг него уже соскакивали с нарт люди.
– Стой! Не подходи! Перестреляю! – прохрипел Антонов и остановился. Бежать он не мог и теперь с трудом переводил дыхание. Но пастухи подбегали все ближе. – Стреляю! – снова заорал Антонов, и гул выстрела коротким эхом отозвался в кустах, кедровника.
– Стойте! Не подходите! – Сергеев уже подбегал к пастухам.
Все остановились в десяти-пятнадцати шагах от Антонова, образовав неровный замкнутый круг. Посреди стоял с карабином у плеча Антонов. Сергеев теперь смотрел на этого уставшего, тяжело дышащего человека. На нем все меховое: кухлянка, брюки – канайты, торбаса – сапоги, на голове лисий треух. Из-под низко надвинутого на лоб треуха на Сергеева зорко глядели маленькие и злые глаза. Антонов высок и широк в плечах.
«Сильный и злой, – отметил про себя Сергеев. – Лет тридцать будет, не меньше. А вон и его медвежья лапа...» – Лейтенант отметил, что левая нога Антонова стоит носком внутрь.
Сергеев окинул взглядом пастухов и охотников. У двух из них были ружья (они, видно, стреляли. Стреляли вверх для того, чтобы нагнать страху), у одного в руках какой-то ремень (вязать, наверное), у других – только остолы. У Дорофеева не было ничего.
– Брось пистолет, а вы ружья, – сказал Антонов, глядя на лейтенанта. – Живьем я вам не дамся, а четырех решить могу, – задыхаясь, говорил он. – В магазине у меня еще четыре патрона. Мне терять нечего, все равно вышка.
– Антонов, советую глупостями не заниматься, положь карабин, – спокойно сказал Сергеев и шагнул вперед.
– Еще один шаг и... – Антонов навел карабин прямо в голову лейтенанту.
Сергеев остановился, неприятная дрожь пробежала по спине. Черное отверстие ствола глядело прямо в лоб. Нет, он не боялся преступника. Вокруг него такая помощь. Лейтенант лихорадочно думал, как выйти из этого положения: не погубить людей и взять этого негодяя живым. По всему видно, этот гад, не задумываясь, может пустить ему пулю в лоб.
– Твои предложения, – сказал Сергеев. «Десять шагов, я, пожалуй, не успею пробежать по рыхлому снегу. Первый выстрел мне, а второй Дорофееву. Охотников он думает запугать. Что придумать?»
Но дальше все произошло так стремительно, что последовательность своих действий Сергеев не помнит. Сначала он увидел, как взмахнул рукой один из пастухов, длинный ремень, будто змея, в один миг обвил шею Антонова. Лейтенант бросил свое тело в сторону. В то же мгновение ему в лицо полыхнул огонь, мочку его уха пронзила сильная боль, словно ее ужалила пчела. А на Антонова уже навалились пастухи. Они шумели, размахивали руками.
– Не бейте! Судить его будем! – Сергеев в один миг очутился у разгневанной толпы пастухов. – Бить нельзя! Вяжите!
– Не шуми, лейтенант, сейчас они его спеленают, – сказал Дорофеев, подходя к Сергееву. – Чуть он тебя...
– Спасибо вам за помощь. Вовремя подоспели, – сказал лейтенант.
– Не мне спасибо, людям.
Не успел Антонов глазом моргнуть, а на шее чаут накинут. Как хора заарканили.
Сергеев только улыбнулся.
Скоро вереница из шести нарт двигалась по тундре. Громко и, как казалось лейтенанту, радостно и оживленно каюры покрикивали на собак. Сергеев и председатель ехали на одной нарте.