Текст книги "Зеленая Роза или Двенадцать вечеров"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Принц-жаба

Жила-была принцесса. Играла она как-то раз золотым мячиком, размахнулась да и угодила им прямо в колодец. Расплакалась с досады. Вдруг откуда ни возьмись – жаба.

– Что, милая, плачешь? – спрашивает.

– Как не плакать? – отвечает принцесса. – В колодец золотой мячик уронила. Достанешь – возьму тебя во дворец. Всякий день будешь со мной из одной тарелки есть.

Жаба мигом скакнула в колодец и вытащила мячик, но только протянула его принцессе, та хвать мячик и наутек. Звала, звала ее жаба – все понапрасну.

Прибегает принцесса во дворец, а там обедать садятся. Едва расселись, служанка и говорит: «Там у двери какая-то жаба требует, чтоб ее допустили к принцессе».

– Пусть войдет, – повелел король.

Поведала жаба, как дело было, а король и говорит:

– Дала слово, дочка, – держи!

И приказал принцессе есть вместе с жабой.

Бедной девушке стало так тошно, что она едва притронулась к пище. После обеда хотела было прилечь принцесса, но тут жаба захныкала, что тоже хочет спать.

– Раз так, – рассудил король, – придется тебе, дочка, взять ее с собою.

Принцессе сделалось совсем гадко. Посадила она жабу в спальне на коврик, а сама быстренько на постель.

Но жаба не унимается:

– Спать хочу! Возьми меня к себе под бочок!

До того надоела жаба принцессе, что соскочила она с постели, схватила жабу и с размаху швырнула ее об стену. В тот же миг жаба обернулась красивым нарядным юношей.

– Я заколдованный принц, – поклонился он девушке. – Злая колдунья превратила меня в жабу и сказала, что чары развеются, когда меня ударит принцесса.

Услыхав это, принцесса бросилась к отцу и все ему рассказала. А так как принц был очень хорош собой, во дворце тотчас решили сыграть свадьбу.

Свадьбу сыграли, жили-поживали, курочек едали, да мне не давали.

31 ДЕКАБРЯ
Вечер седьмой

Хуан-солдат, Иисус Христос и апостол Петр

Идут как-то Иисус Христос и апостол Петр по белу свету, а навстречу им Хуан-солдат. Отслужил он положенный срок и присел на обочине отдохнуть. Христос и говорит святому Петру: пойди, мол, попроси у Хуана табачку. А надобно сказать, у солдата всего две понюшки и оставалось. Подошел апостол Петр к Хуану и попросил у него табачку – тот понюшку и отдал. Потом, по слову Христову, попросил святой Петр у Хуана два реала. У того и было-то всего четыре, но и тут не поскупился солдат – отдал половину апостолу. После попросил святой Петр у Хуана хлеба – солдат и отдай ему пол-краюхи.

Тогда Христос с Петром взяли Хуана с собой, и побрели они по белу свету втроем. Шли они, шли да и проголодались. Видят, пастух стадо гонит. Купили у него барашка. Христос и говорит:

– Кто его заколет?

– Я, – откликнулся Хуан-солдат, – я заколю!

– А кто его нам зажарит?

– Я и зажарю, – молвит Хуан-солдат.

Сказано – сделано. Заколол Хуан барашка, зажарил его, да только вместо того чтоб на стол подать, взял да и съел его целиком за один присест. Собрались все к трапезе, Христос и говорит:

– Где жаркое-то?

– Да, – оживился апостол Петр, – куда оно подевалось?

– Черти унесли, – отвечает Хуан-солдат.

Ладно, – черти так черти.

Идут дальше. Пришли в деревню, слышат – колокола по покойнику звонят.

– Кто умер? – спрашивают.

– Графская дочка умерла, – отвечают им, – скоро хоронить будут.

Христос и молвит одному крестьянину:

– Отведи-ка нас в дом умершей.

Проводили их к дому, Христос и говорит родителям:

– Хотите, воскрешу вашу дочь?

Те обрадовались.

Вошел Христос к покойнице и велел подать котел с кипятком. Трижды окунул он мертвую в бурлящую воду – она и воскресла. Счастливые родители дали им четыре тысячи реалов, и пошли они дальше.

– Слушай, чудак, – не выдержал Хуан-солдат, – что ж ты не запросил восемь тысяч?

Разделил тут Христос деньги на четыре части, а Хуан-солдат и спрашивает: кому, дескать, четвертая? Нас-то всего трое!

Христос и говорит:

– А как иначе? Всем поровну, а четвертая часть тому, кто жаркое съел.

– Мне, значит! – обрадовался Хуан.

И смекнул, что проговорился:

– Ладно, – молвит, – так и быть, теперь один пойду.

– Как знаешь, – отвечает Христос, – попомни только, что один раз в жизни тебе уже повезло.

Приходит Хуан в другое селенье. Слышит, опять по покойнику звонят.

– Кто, – спрашивает, – помер?

– Умерла, – отвечают, – дочка королевская, нынче ее хоронят.

Попросил Хуан проводить его во дворец, и говорит королю:

– За восемь тысяч реалов я воскрешу вашу дочь.

Обрадовался король, но пригрозил:

– Если обманешь, велю тебя немедля повесить!

Потребовал Хуан котел с кипятком и пожелал остаться с покойницей наедине. Трижды окунул он ее в кипяток, да понапрасну: принцесса и не думает воскресать. Видят слуги, не выходит Хуан, сидит, пригорюнившись, и не знает, как быть. Схватили его под руки, посадили на осла и повезли на виселицу.

Вдруг, откуда ни возьмись, навстречу Христос с апостолом Петром.

Хуан и кричит:

– Вот они, вот они, мошенники! Это они надоумили меня покойников в кипяток окунать!

Те же спрашивают, за что это Хуана на казнь везут. Христос выслушал ответ и говорит:

– Проводите меня во дворец. Я воскрешу королевскую дочь.

И правда – слово свое сдержал. Увидал король дочку, живую и невредимую, и на радостях отпустил Хуана-солдата с миром.

– Слушай, Хуан, – говорит Христос, – ты не думай, что можешь творить чудеса, как я. Да попомни, тебе уже дважды повезло. Следующий раз будет последним.

Тут апостол Петр толкает Хуана в бок и шепчет:

– Не валяй дурака, чурбан! Проси скорей райского блаженства – другого такого случая не представится!

– Какое, к черту, райское блаженство! – отмахнулся Хуан. – На что оно мне? Подарите-ка мне лучше грушевое дерево. И если кто на мою грушу влезет, чтоб вовек спуститься не мог без моего на то соизволения. Да еще – чудо-дубинку, такую, чтоб отдубасила каждого, стоит мне крикнуть: «Давай, дубинушка!» А еще охота мне полную золота волшебную котомку, чтоб раскрывалась и закрывалась только по моему велению.

На том и порешили. Получил Хуан, что хотел, и стал опять жить-поживать. Годы идут, а Хуан знай себе веселится да тешится: монеты у него не переводятся; а если кто на волшебную котомку и позарится, для того про запас чудо-дубинка да груша заколдованная имеются. Загонит Хуан злодея на дерево, а слезть не дает.

Прошло много лет. Раз один черт и говорит другому:

– Старый стал Хуан-солдат. Пора нам его к рукам прибирать. По справедливости наш он теперь – от райского-то блаженства сам отказался! Кого бы за ним послать?

А другой отвечает:

– Давай пошлем Иуду!

– Так тому и быть, – молвит первый, – пусть за ним Иуда идет.

Приходит Иуда к Хуану, стучит в ворота.

– Кто там? – опрашивает Хуан-солдат.

– Это я, Иуда.

– Зачем пришел?

– За тобой.

Отворил ему Хуан-солдат и говорит:

– Что ж, заходи, коли пришел. Я мигом соберусь. Только знаешь, дорога длинная, надо бы еды прихватить. Полезай-ка ты вон на то дерево да собери все груши, какие приглянутся.

Влез Иуда на грушу, а слезть не может. Тут Хуан-солдат и подмигнул своей дубинке: «Давай, дубинушка!» Та и рада стараться: такого жару задала Иуде, что едва жив остался. Не скоро позволил ему Хуан слезть с заколдованной груши. А чертям пришлось слать к солдату другого гонца. Тот постучался в ворота и говорит:

– Открывай, Хуан, пробил твой час!

А Хуан отвечает:

– Входи, входи! Однако дорога-то долгая, без денег не обойтись. Сунь-ка руку в котомку да выгреби оттуда побольше.

Сунул черт руку в котомку, а вытащить, ясное дело, не может: котомка-то одному солдату повинуется! Кивнул тут солдат дубинке: «Давай, дубинушка!» – та и ну выплясывать. Так отделала нечистого, что одно мокрое место осталось.

И снова стал себе Хуан жить-поживать.

Прошли еще годы, и вот сделался Хуан совсем старым, да и котомка его почти опустела. Настал день – уж и жизнь ему не в радость. Вскинул он котомку на плечи и побрел потихоньку к адским воротам. Постучался и слышит:

– Кто там?

– Это я, Хуан-солдат!

– Хуан-солдат? – отвечают. – Уж больно ты умный, коли думаешь, будто мы тебе откроем! Ведь это ты бедолагу Иуду чуть не до смерти отколотил, да и черта не помиловал. Ступай себе, поищи другого места: у нас тебе жарковато покажется.

Делать нечего, побрел Хуан прочь. Шел он, шел с котомкою за спиной и сам не заметил, как очутился у райских врат. Постучался Хуан и открыл ему апостол Петр:

– Вот, – говорит, – нежданный гость! Какими судьбами? Не ты ли променял некогда райское блаженство на мешок золота?

– Я? – удивился Хуан. – Загляни сам в котомку – увидишь: я к тем деньгам и не притронулся.

Развязал Петр котомку и сунул в нее голову – поглядеть, так ли это. Сунуть-то сунул, а вытащить не может, потому что Хуан не велит. Тут апостол Петр раскричался:

– Отпусти меня! Отпусти, мошенник!

Так вопил, что сам Иисус Христос вышел на крик – узнать, отчего такой шум.

– Ба! – говорит. – Хуан-солдат! Ты что со святым Петром сделал? Или не разумеешь, дурья башка, что с котомкой на голове он не может на страже стоять?! Эдак на небеса пролезет кто ни попадя!

Но Хуан все упрямится. Делать нечего! Пришлось Христу впустить его в рай – и тогда Хуан сжалился и освободил святого Петра.

Спел соловушка-певец, тут и сказочке конец.

Невеста трех женихов

Была у отца дочь-раскрасавица, да на беду упрямица и строптивица. Раз посватались к ней три жениха. Отец им и отвечает: мне-то, мол, все трое по сердцу, а дочке самой решать, за кого замуж идти. А та возьми и скажи:

– Всяк по-своему хорош, так бы и вышла за всех троих!

– Что ты, доченька! Где ж это видано?

– Мне все трое по нраву, – упирается дочка. – Как выбирать?

– А какой больше? – допытывается отец.

– Все трое хороши, – стоит на своем дочка.

Запечалился бедный отец, но делать нечего: придется сказать женихам, что красавице все трое по сердцу. Думал он, думал и додумался: повелел он им побродить по миру да отыскать невесте в подарок чудесную вещицу, какой свет не видывал. Кто добудет самую редкую – тот и жених.

Пустились все трое в путь, каждый своей дорогой. Долго ли, коротко ли блуждали они, только очутились, наконец, за морями, за горами, на чужой стороне. Да вот незадача – ни один не сыскал чудесной вещицы, какой свет не видывал! Первый жених уж совсем было духом пал, – вдруг навстречу ему старичок.

– Купи, – говорит, – у меня зеркальце.

Заартачился первый жених: зачем, мол, мне зеркальце, и вдобавок такое маленькое и неказистое.

– А затем, – отвечает старик, – что есть у него дивное свойство: показывает оно владельцу тех, кого тот пожелает.

Убедился первый жених, что старик не лжет, и раскошелился, купил зеркальце.

Второй жених в те же края попал. Встретил и он на улице старика, и тот предложил ему купить склянку бальзама.

– Да на что мне бальзам? – удивился второй жених.

– Как знать! Глядишь, и пригодится, – отвечает старик. – Есть у этого зелья дивное свойство – воскрешать мертвых.

Тут как раз несут мимо покойника. Старик и капнул бальзама на губы мертвецу – тот мигом ожил, встал из гроба и пошел себе домой, здоровехонек. Увидел это второй жених и раскошелился, купил бальзам.

В ту пору третий жених брел в тоске по берегу моря. Вдруг волны выбросили на берег огромный сундук. Он раскрылся, и вышло из него несметное множество народу.

Последним вылез маленький старичок – и прямиком к третьему жениху.

– Купи, – говорит, – у меня сундук.

– Да к чему он мне? – удивился юноша. – Разве что на дрова сгодится!

– Ну уж нет! – отвечает старик. – Есть у сундука дивное свойство: вмиг переносит он владельца, куда тот пожелает. Это святая правда – спроси-ка у тех людей, они только что из Испании.

Убедился юноша, что старик не лжет, и раскошелился – купил сундук, дорого заплатил.

На другой день встретились все три жениха, довольные своими покупками, и решили: пора назад, в Испанию.

Первый рассказал про волшебное зеркальце. Стоит пожелать, – и увидишь в нем, кого захочешь. Тут вынул он зеркальце и пожелал взглянуть на невесту трех женихов.

Да вот горе – увидали они ее мертвой, в гробу!

– Есть у меня животворный бальзам! – воскликнул второй. – Но, пока вернемся домой, бедняжку уже похоронят.

– У меня есть сундук-быстролет! – воскликнул третий. – Он вмиг домчит нас на родину!

Влезли они в сундук и оглянуться не успели, как очутились на месте. И поспешили к отцу своей нареченной.

Отвели их в комнату, где лежала покойница. Второй жених приблизился и окропил ее губы бальзамом. Поднялась она из гроба, стала еще красивей, обернулась к отцу, да и говорит:

– Ну что? Теперь и сам видишь: все трое хороши, как тут выберешь?

Груши тетки Нищеты

Жила на свете старушка-побирушка – тетка Нищета с сыном Голодом. А хижину их пес Тарро сторожил.

Жили они подаянием да плодами, что поспевали к осени на ближней груше. И всем бы тетка Нищета была довольна, если б не мальчишки-воришки: вмиг дерево обчистят. Старухе за ними не угнаться, – так она стала Тарро науськивать. Он залает, кинется, разгонит шельмецов, да разве за ними уследишь?

Шел как-то зимой мимо хижины бедняк, попросил приюта. Тетка Нищета дверь ему отворила.

– Заходи, – говорит, – поешь с нами. Вот похлебка, вот хлеб. Люди добрые дали.

А после охапку соломы, на которой спала, пополам поделила:

– Стели в углу да спи!

Постелил гость солому и проспал ночь. И странное дело: пес старухин, Тарро, на него и не тявкнул – ластится, руки лижет, а ведь никого, кроме хозяев, и не признавал никогда. Наутро поблагодарил незнакомец за приют и уходить собрался. А за окном вьюга метет.

– Пережди непогоду, – говорит ему тетка Нищета, – погоди. Я скоро вернусь, хлеба принесу, – люди добрые дадут. Поешь – и пойдешь.

Удивился незнакомец старухиной доброте и остался. Вернулась тетка Нищета, принесла хлеба, накормила гостя, а он ей на прощанье и говорит:

– В награду за доброту твою исполню я любое твое желанье. Ты не смотри, что я в рубище. Что хочешь, проси!

– Не надобно мне ничего! – отвечает Нищета.

А гость стоит на своем, так что пришлось ей, в конце концов, уступить.

– Вот что, – говорит, – сделай. Если кто залезет на грушу мою без позволенья, пускай так на ветке и висит, пока я слезть не разрешу! Очень уж груши у меня хороши, да не доспевают, – ребятишки рвут.

– Немного же тебе надо, тетка! Ну, будь по-твоему!

И ушел. А желанье тетки сбылось.

Стали к осени груши поспевать. Ребятишки полезли за грушами – и на дереве повисли. Не могут слезть! Идет тетка Нищета, увидала воришек, схватила палку и давай их колошматить:

– Ах вы, бесстыжие! Будете знать, как на чужое зариться!

Отколошматила и говорит:

– Слезайте!

Они с дерева и посыпались, а Тарро как зарычит, как кинется – штаны бедолагам порвал.

И с тех пор, как ни хотелось сорванцам груш, никто к тому дереву, что у старухиной развалюхи росло, и близко не подходил. Всласть они с сыном в тот год груш поели! И не знали с тех пор хлопот с урожаем.

Прошло время. Совсем уж состарилась тетка Нищета. Вышла как-то на порог и видит – стоит у самых дверей скелет с косой на плече:

– Пришел твой час, тетка Нищета! Собирайся!

А Нищета заупрямилась:

– Да мне бы теперь только жить да жить! Дай хоть на старости лет покою порадоваться!

Но Смерть не отстает:

– Идем!

И решила тетка Нищета попросить напоследок об услуге. Да так жалостливо просила, что согласилась костлявая:

– Чего тебе надобно? Говори!

– Я пока в дорогу соберусь, а ты, сделай милость, сорви мне четыре груши с верхней ветки! Мне не достать, а оставлять жалко!

– Ладно, достану. Иди, собирайся!

Влезла Смерть на дерево, сорвала груши – еле дотянулась! А слезть не может. И так и сяк пробовала – не получается. Глянула вниз, а под деревом тетка Нищета стоит, хохочет:

– Ты уж там посиди, – кричит, – а я пока поживу в свое удовольствие!

Так Смерть на дереве и осталась. А время идет, – не знают люди, что и думать. Старикам дряхлым да больным уж и свет не мил, так измучились, – а смерти все нет. Иным уж за двести лет перевалило. В больницах теснота страшная, стон стоит – все Смерть зовут, а ее нет как нет. Уж и с ножами кидаться друг на друга стали, да изувечились только. И в окна бросались, да что толку – руки-ноги переломали. Даже на войне люди погибать перестали – только калечились. А все потому, что сидит Смерть на груше у тетки Нищеты и слезть не может.

И решили люди Смерть отыскать. Ходят, ищут – куда она запропастилась? И вот как-то один лекарь слышит знакомый голос (а были они с костлявой друзья закадычные):

– Эй, приятель!

Он голову поднял и видит: сидит Смерть на дереве.

– Пособи! – говорит. – Слезть не могу!

Побежал он к соседям за топором. Хотели срубить чертово дерево, да не вышло, – стоит себе целехонькое, не берет его топор!

Нашлись и такие, что на дерево полезли: думали, стащат Смерть, но не тут-то было, – сами повисли, как груши! А тетка Нищета в окошко глядит да посмеивается:

– Повисите пока, потрепыхайтесь! Все равно не слезете, пока я не велю!

И поняли люди, какая у тетки Нищеты власть. Из каких только городов, из каких только стран гонцов к ней не выслали!

– Сжалься, – просят, – исстрадались люди!

И сжалилась тетка Нищета, но поставила свое условие:

– Пусть Смерть о нас с сыном навеки забудет. И пока я сама ее трижды не позову, пусть не приходит за мной!

Смерть приняла теткино условие, и та позволила ей с дерева слезть. А уж как спустилась костлявая, как взялась за косу, так по всей земле мор пошел – умирали все: кто зажился, и кто смерти искал, и кому срок пришел. Только тетка Нищета с сыном Голодом до сих пор живут.

Может, и так

Жил на свете король, и была у него дочка-упрямица. Что ни спросят, она отвечает: «Может, и так!» – будто слов других не знает. Тревожится король – ей замуж пора, а кто ж ее возьмет, когда она одно, как попугай, твердит? Думал он, думал и придумал: велел объявить, что за того дочку отдаст, кто заставит ее другие слова вымолвить.

– А того, – говорит, – у кого не выйдет, жизни лишу!

Много рыцарей съехалось к дворцу попытать счастья, но, как ни старались, ничего не добились. Всем одно отвечала принцесса: «Может, и так!» Пришлось королю казнить незадачливых женихов. А один сеньор побоялся сам свататься. «Дай, – думает, – слугу найму, пускай попробует. Вдруг заставит заговорить принцессу? Если не выйдет, так его казнят, не меня, а если выйдет, разве отдаст король дочь свою за слугу? Ни за что! Тут я и объявлюсь. Решено! Теперь надо слугу смышленого подыскать».

И пошел сеньор по постоялым дворам да рынкам. Ходит, приглядывается, – а подходящего слуги нет как нет. Один слишком боек, другой глуп, третий и вовсе пройдоха. Наконец увидал пастуха. Сидит, олью готовит, – похлебка кипит, он ее помешивает.

– Чем занят? – спрашивает сеньор.

– Да вот выскочек топлю!

– Что-что?

– Фасолины в кипятке прыгают, того и гляди выскочат, а я их на место!

– Ну, ты молодец! А отец твой чем занят?

– Отец мой окольным путем пошел, чтоб побыстрей вернуться.

– Как так?

– Ну, не в гору же идти!

– И то правда! А мать чем занята?

– Тесто месит, чтобы хлеб испечь, который мы на прошлой неделе съели.

– Как так?

– А вот так. На прошлой неделе взяли мы хлеба в долг, а теперь отдавать надо!

– Понятно. А брат?

– Брат на охоте. Кого убьет, бросит, а кого не изловит, домой принесет.

– Да на кого ж он охотится?

– На блох, сеньор. Каких придавить не сумеет, тех назад на себе притащит.

– Ай да брат! А сестра?

– Сестренка слезы льет. Прошлогоднее веселье оплакивает.

– Это почему же?

– В праздники так славно повеселилась, что не сегодня-завтра родит!

Понравились сеньору речи пастуха. Рассказал он ему про принцессу: «Надо бы ее разговориться заставить».

– Ладно! – отвечает пастух. – Можно и попытать счастья. Только давай писаря с собой возьмем, чтоб слова ее записать, если будет что записывать.

– Это ты хорошо придумал. Пойдем за писарем!

Отыскали писаря и отправились втроем во дворец. Попросили у короля позволения с принцессой поговорить. Он велел их в тронный зал провести. Пастух поклонился принцессе и говорит:

– Ваше Высочество! Позвольте вам такую историю рассказать, какой вы еще не слыхали!

– Может, и так.

И начал пастух плести свои небылицы.

– Отец мой до того богат, что овец у нас и не считано: коз одних две тысячи, а коров не меньше пяти сотен!

– Может, и так! – отвечает принцесса.

– И столько они молока дают, что пруд пришлось вырыть, глубокий-преглубокий. Там молоко и плещется.

– Может, и так.

– А я иду как-то по лесу, грызу орешки. Выронил один, гляжу, а он уже пророс. Я оглянуться не успел, как из росточка кедр громадный вымахал – ветками за небо цепляется.

– Может, и так.

– Вернулся домой. Говорю матери: «Дай поесть!» А она меня за птичьими яйцами посылает. Увидел я гнездо на кедре и полез за ним, точно кошка. Лез, лез и вижу – врата передо мной райские, а рядышком Святой Петр сидит, башмак починяет.

– Может, и так.

– А поодаль старик арбузами торгует. Пить мне захотелось, я и купил арбуз. Стал резать, а он такой громадный, что нож мой внутрь провалился. Я за ним прыгнул – надо ведь нож отыскать! Хожу, ищу, а навстречу мне крестьянин. «Что тебе здесь понадобилось?» – спрашивает. «Нож, – говорю, – ищу. А ты?» – «А я уж вторую неделю соху отыскать не могу!» Ну, думаю, надо мне назад выбираться. Вылез, огляделся. Говорю Святому Петру: «Мне бы вниз спуститься». Он отвечает: «Оно бы и можно, да пока ты ножик искал, буря внизу разыгралась – кедр с корнем вырвала. Не знаю, чем тебе и помочь! Вот есть у меня удочка, да коротковата – до земли не достает. Впрочем, попробуй!» Удочка и правда коротковата оказалась. Повис я на ней – а земли не видно; как руки-ноги не переломал, ума не приложу. Однако сама видишь, живой остался!

– Может, и так.

Разозлился пастух, поглядел на короля и говорит:

 
Может, в том-то и секрет,
что секрета вовсе нет?
А принцесса, Ваша милость,
дура дурой уродилась!
 

И тут принцесса как закричит: «Вон отсюда, бесстыдник!» А пастуху только того и надо:

 
Шпарь, чернильная душа,
я добыл себе невесту.
А хозяин – ни шиша!