Текст книги "Я не сдамся! (СИ)"
Автор книги: Аврора Добрых
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
Глава 7
День летел за днем, не давая опомниться, но тоска и обида время от времени брали свое. Когда ночью все укладывались спать, Маша бывало тихонько плакала, отвернувшись к стене. В какие-то дни ей было так тяжело и невыносимо, что до одури хотелось позвонить Диме, чей номер она до сих пор помнила наизусть. Но звонить ему было нельзя – эта очевидная мысль витала в воздухе даже в самые тяжелые моменты. Поэтому девушка сдерживалась, проглатывала слезы и занимала себя работой настолько, насколько это вообще было возможно.
В зале магазина она трудилась как пчелка, сновала туда-сюда, неустанно что-то переделывая и перекладывая. Даже покупатели заметили, что магазин стал куда более организованным и опрятным. Маша не уставала носиться от стеллажа к стеллажу, проверять просрок, расставлять упавшие товары по местам, сортировать загнивающие овощи и фрукты, мыть полки, разбирать огромные паллеты и таскать ящики с коробками.
Если покупатели задавали вопрос, она сразу бросала все дела и бежала на помощь, чтобы человек обязательно остался довольным. Благодаря этой отзывчивости ее так полюбили постоянные покупатели, что нередко подходили просто поздороваться. А некоторые, особо сердобольные посетители, замечая худобу и общий измотанный вид девушки, даже дарили ей шоколадки, фрукты и прочие лакомства. Одна пожилая женщина однажды принесла Маше целый тазик румяных пирожков и вручила его со словами: «Кушай, девочка. Ты такая красивая, хорошая, но уж больно доходная. Так и упадешь тут, не евши». Маша не привыкла к такому и потому всячески пыталась отнекиваться от попыток себя накормить, но люди были непреклонны. Кто-то просто уходил, оставляя ее наедине с очередной шоколадкой, кто-то настаивал, а женщина с пирожками вообще чуть не прослезилась, едва заслышав слова отказа. Девушке ничего не оставалось, как взять тазик и тоже чуть не расплакаться от переполнявшей ее благодарности.
Что касается самой работы, то, в целом, Маше все нравилось. Она никогда не страшилась тяжелой работы, делала все, что в ее силах. Главное, чтобы работа была честная и не унижала достоинство – это было основным критерием. Платили очень мало, и в Москве молодая девушка вполне могла подыскать для себя что-то куда более прибыльное, но большинство предложений не входило в Машин моральный лист. А в другие места с приличной зарплатой ее бы не взяли из-за отсутствия образования и квалификации. Поэтому работу в сетевом магазине она считала великой удачей и остерегалась даже мысленно сетовать на судьбу.
Как бы благодарна она ни была за предоставленный ей кров, Маша понимала, что ей нужно откладывать каждую копейку, чтобы однажды суметь арендовать комнату в коммуналке. Узбекская семья прекрасно к ней относилась, но это не повод воспринимать их доброту как должное. Чем меньше у этих людей голодных ртов, тем сытнее можно накормить остальных. А Машин голодный рот вообще был посторонним, и девушка испытывала постоянные угрызения совести. По этой причине она старалась есть как можно меньше, что, вероятно, и привело к ее болезненному внешнему виду. Она откладывала добрую половину зарплаты, оставляя деньги лишь на нужды кота и нехитрую еду для себя самой, хотя узбекская семья кормила ее и отказывалась брать деньги.
Однако средств все равно было слишком мало, поэтому девушка попросила Саломатхон помочь ей найти работу уборщицей. Уже на следующий день женщина принесла хорошие новости: через сменщиц, с которыми она вместе мыла подъезды в своем доме, ей удалось узнать о свежей вакансии. Теперь каждые два дня, до начала смены в магазине, Маша ходила мыть полы в соседние двухэтажные здания. Это были постройки дореволюционной эпохи барачного типа; большинство квартир в этих зданиях были коммунальными. Работа оказалась тяжелой, а деньги обещали совсем небольшие, но девушка радовалась такой подработке, ведь теперь у нее получится откладывать немного больше.
В этих двухэтажках царила своя особая атмосфера. Большое количество коммуналок и особый контингент, который там проживал, налагало свой отпечаток на состояние подъездов – к моменту Машиного прихода те пребывали в крайне плачевном состоянии. Когда девушка в первый раз увидела, с чем ей придется иметь дело, она чуть расплакалась в прямом смысле этого слова. Подъезды были ужасные, темные, мрачные, грязные и очень плохо пахли. Каждый раз, когда Маша приходила мыть полы, она выгребала кучу бутылок, мусора и силилась избавить помещение от отходов человеческой жизнедеятельности.
Было неясно, кто гадит прямо в подъезде – сами жильцы или же пришлые гости, – но факт оставался фактом: кто-то справлял нужду или оставлял содержимое желудка прямо на лестничной клетке. Заткнув нос и морщась от вони, Маша старалась исправить ситуацию и намывала подъезды дочиста. Ее сменщица, напротив, лишь пробегалась по этажам, создавая видимость уборки. Но винить ее Маша не могла – прекрасно понимала причины такого отношения.
Недели через две жильцы двухэтажек заметили, в чью смену их подъезд сверкает чистотой, и даже стали время от времени хвалить новую уборщицу, проходя мимо. Однажды, намывая полы, Маша не заметила, как к ней подошла женщина со второго этажа. Она курила и ее силуэт окутывал густой клуб дыма.
– Ты что ли техничка новая? – спросила она, облокотясь на перила.
На часах едва пробило семь утра, а женщина уже была слегка подшофе.
– Я, – не разгибаясь, ответила Маша.
– А как звать-то? – женщина выпустила еще один клуб дыма в потолок.
– Маша.
– Слушай меня, Маша, мы тут люди простые, коммунальные, понимаешь?
– Угу, – кивнула девушка, хотя не понимала, к чему клонит собеседница.
– Так вот я тебе прямо и скажу: козырная ты техничка.
Покашливая, женщина начала спускаться на первый этаж. Уже на выходе из подъезда она крикнула Маше, просунув голову в пролет:
– Мы тут будем стараться вести себя прилично, не сорить, не сцать, как говорится. Раньше не особо-то и хотелось соблюдать приличия. Другая техничка – ленивая сука!
Растерянно пробормотав «спасибо», девушка пожала плечами и принялась дальше намывать полы.
Убирая подъезды, она часто думала о коте: как он там, не скучает ли, не обижает ли его кто. Однако все то время, что Маша жила с семьей Саломатхон, Маркиз чувствовал себя вполне вольготно. Он важно расхаживал по квартире, не боясь такого количества жильцов, охотно играл с детьми, давал себя погладить, а еще охотнее принимал угощения. Если ему хотелось остаться одному, он уходил на балкон или забирался на верхотуру шкафа. Кота до того хорошо кормили, что Маша со временем заметила, что ее пушистый компаньон изрядно заматерел и округлился в боках.
Что касается взрослых жильцов квартиры, то больше всего Маркиз любил дядю Бекзода. Тот часто брал кота на руки, клал себе на грудь и ходил с ним по комнатам, почесывая за ухом. Под мурчание усатого трактора мужчина заходил в каждую комнату, подолгу стоял у окна и постоянно что-то приговаривал. Судя по реакции остальных, говорил он что-то очень забавное, потому что никто не мог удержаться от улыбки. Когда Маша спросила у Саломатхон, что именно повторяет узбекский старец, та ответила:
– Он говорит: «Вот смотрите, какой у меня сыночек рыженький, да пушистый. А какой ласковый! Даже лучше, чем мои старшие отроки».
Иногда в квартире становилось очень шумно и людно, особенно по вечерам. Маша заметила, что на ужин часто приходят люди, которые не проживали в квартире на постоянной основе. В большой компании всегда было весело, но, конечно, не обходилось без проблем. Самая большой из них была ванная комната, которая полагалась одна на всех. А еще она находилась в конце коридора и потому очень часто, когда Маша пыталась уснуть на своем матрасе, нескончаемый поток людей постоянно вырывал ее из теплых объятий Морфея. Но это были мелочи, которых она практически не замечала. К ней относились как к своей, и это дарило ей потрясающее и уже давно забытое ощущение семьи. Особо ей нравилось проводить время с детьми. Те были удивительно добрые, воспитанные и при этом по-детски любознательные. Маша без конца таскала им угощения из магазина, которые покупала каждый день, а дети учили ее нехитрым словам национального языка. Уже через пару недель девушка могла сказать «доброе утро», пожелать добрых снов и много других простых фраз.
Жизнь повернулась совершенно в новое русло, теперь все было иначе. Порой Маше становилось интересно, что же там у Димы. Какова его жизнь сейчас, все ли с ним хорошо, и успел ли он перевезти свою невесту в отремонтированную квартиру. Но больше всего девушке было интересно, не сожалеет ли он о том, что выгнал ее в никуда с котом наперевес. Было до сих пор сложно поверить, что он смог так с ней поступить.
Маша и подумать не могла, что совсем скоро они с Димой вновь встретятся, и эта встреча будет далеко не из приятных.
Глава 8
Шли дни, а Маша, не сбавляя темпа, усердно продолжала работать в магазине. Управляющая Лариса Евгеньевна оценила старания новой сотрудницы: уж слишком безропотно та выполняла любую работу. А еще девушка никогда не жаловалась на дополнительные часы, которые никто не оплачивал. Как-то раз управляющая подозвала Машу к себе и сказала:
– Со следующей неделе посажу тебя за кассу. Саломатхон всему научит, все расскажет-покажет. Если хорошо себя зарекомендуешь, отправлю тебя на обучение. Хочешь стать замом?
От удивления Маша не сразу нашлась с ответом.
– Я? Вашим замом?
– Ну а кто, Маш? Видишь здесь другого кандидата? – Управляющая обвела рукой зал. – У нас бешеная текучка, половина кассиров – из сторонней организации, остальной штат даже не всегда понимает по-русски, а те, кто понимает, бухают два через два.
– А как же Саломатхон? Она ведь здесь давно, работает хорошо, покупатели ее обожают...
– Думаешь, я ей не предлагала? Она где-то раз в полгода уезжает на родину и отсутствует месяц-полтора. Говорит, пока не может не выезжать. Отказывается, в общем.
– А как же Валера? Он же зам...
– Валера синий ходит уже третий день и дышит на покупателей перегаром. Не замечаешь что ли? В общем, некогда мне тут с тобой лясы точить: готова на кассу, а потом в замы заместо Валеры?
– Конечно! – горячо воскликнула Маша. – Лариса Евгеньевна, спасибо вам.
– Это тебе спасибо, что такая хорошая. Такой молодежи сейчас днем с огнем не сыщешь. Все, беги в молочку – покупатели жалуются, что там просрока много.
С того дня Маша начала работать еще усерднее и порой задерживалась на два-три часа после смены, если на приемке была нужна помощь. Оплаты за это было не предусмотрено, но девушка не переживала. Работа помогала отвлекаться от мрачных мыслей, а после тринадцати часов работы организм уже ничего не хотел, кроме как рухнуть в кровать без задних ног. Правда, кровать Маше пока занимал матрас, но она верила, что скоро станет замом, зарплата станет больше, и тогда получится снять комнату. Семья Саломатхон принимала ее как родную, но девушка не могла быть нахлебницей, ей становилось физически больно от мысли, что она объедает этих людей и злоупотребляет их добротой. Денег семья по-прежнему не принимала, но, по крайней мере, со временем Маша смогла начать приносить продукты и помогать с готовкой. Так она чувствовала себя гораздо лучше.
По утрам, до смены в магазине, девушка продолжала мыть подъезды четырех двухэтажек – по два подъезда в день. Платили до смешного мало, а работы было невпроворот. В том подъезде, где Маша встретила женщину с сигаретой, действительно стало гораздо чище, но в остальных сохранялась прежняя ситуация. Казалось, жильцы специально мусорят, справляют нужду и чего только не делают, не доходя до квартиры. Но выхода не было – отказываться от этой работы Маша не могла. Любые, даже самые маленькие деньги, были нужны ей как воздух.
В последний день перед тем, как начать обучение работе на кассе, Маша зашивалась в зале. Трое сотрудников не вышло на смену, поэтому девушка за весь день даже не присела, не говоря уже о том, чтобы поесть. Но уже завтра все будет иначе, поэтому она держалась вполне бодро. А вот ее внешний вид оставлял желать лучшего: грязная рабочая жилетка, замызганные китайские «кроксы», всклокоченные волосы, грязь под ногтями, потрескавшаяся кожа на пальцах и лиловые синяки под глазами. Ужасно хотелось есть, пить и спать, но до конца смены оставалось еще полтора часа.
Маша стояла возле овощного отдела и чистила ящики от пропавших овощей и фруктов. Те, что не совсем пропали, откладывала в специальную коробку для дальнейшей уценки. Ее руки выглядели просто ужасно.
«Вот заработаю и сделаю маникюр», – подумалось Маше. От этой идеи стало чуть легче.
Зал почти опустел. Под конец смены в магазин заходили разве что подростки да случайные покупатели, но они не доходили до овощей, в основном, закупались в отделах со снеками и алкоголем.
И тут Маша вдруг услышала голоса. Двое молодых людей направлялись в ее сторону, где помимо овощей и фруктов были отделы с молочкой, заморозкой и колбасами.
Дима.
Машу словно ударило током. Раньше он никогда не ходил в магазин, предпочитал заказывать продукты на дом. А сейчас он здесь. И не один. Рядом с ним шла девушка. Та самая Надя, чьи волосы сияли как сотни карат, а ноги росли от ушей. Запах ее дорогих духов, казалось, заполонил собой все пространство. Живота совсем не было видно, но ведь и срок у нее еще маленький – всего несколько месяцев.
Надя негромко смеялась, держа Диму под руку, а тот улыбался и катил перед собой тележку. Маше захотелось превратиться в гнилую картофелину, которую она зачем-то сжимала в руке. Хотелось исчезнуть, стать невидимой... что угодно, лишь бы ее не заметили. Она присела за ящиками, молясь, чтобы этим двоим не приспичило купить фруктов.
Ей повезло. Надя потянула Диму к стеллажу с творожками, сырками и прочими десертами.
– Боже, – раздался ее голос, – здесь столько сахара, но я сойду с ума, если мы ничего не купим.
– Малышку потянуло на сладкое?
В его голосе звучало столько умиления, что Маше захотелось умереть на месте. Это было невыносимое чувство. Теперь он любил другую, а о старой девушке даже не вспоминал. И если это можно было переносить, не видя и не слыша его, то в тот момент, сидя за ящиками с картошкой, девушка на живую ощущала всю эту боль.
– Зай, можно я возьму вот эти?
– В смысле? Нужно! Я заполню для тебя всю тележку, тебе не надо спрашивать. Просто показывай, что хочешь.
– Но я же поправлюсь, – кокетливо отвечала Надя, – не боишься?
– Каждую ночь мы будем скидывать, все, что ты наешь. Видела, какую кровать привезли? Давай, показывай, что возьмем.
Маша выглянула из своего укрытия. Надя вытягивала пальчик с длинным острым ноготком, покрытым черным лаком, и тележка начала стремительно наполняться. Молочные коктейли, творожные сырки, дорогущее суфле, многочисленные творожки, тортик со взбитыми сливками... В последний раз Маша ела в пять утра и теперь держалась за голодный живот, опасаясь, что эти двое услышат его урчание.
– Зай, мы забыли авокадо и рукколу. Здесь же это продается?
– Сейчас посмотрим, мась.
«Нет, нет, умоляю, только не это... Не идите сюда!»
Маша хотела было убежать в другой отдел, но, когда выпрямилась, на нее в упор смотрел Дима. Слезы сами по себе брызнули из ее глаз. Утерев их грязной рукой, девушка замерла на месте. Но он уже отвернулся. Сделал вид, что не заметил. Как предсказуемо.
– Надь, пошли, – сказал он своей новой любимой. – Уже устал здесь торчать. Завтра я куплю тебе авокадо, обещаю.
– В смысле?? А это кто? – Надя кивнула на Машу. – Думаешь, я ничего не видела??
– Где? Ты о чем вообще?
– О рыжей телке возле картошки. Не держи меня за идиотку. Кто это?
– Да никто, откуда мне знать? Работает здесь, наверное. Я не знаком со всеми, кто здесь трудоустроен, глупенькая. Пошли. Нам еще надо взять тебе зефир. Ты же хотела зефир?
«Никто. Теперь я стала никем. Забавно», – невесело усмехалась Маша, глядя этим двоим вслед.
– Я поняла! – воскликнула Надя, оборачиваясь назад. – Твоя бывшая что ли? Она же была рыжая. Я видела в инсте. Только там она выглядела получше. Вот так встреча. Ты не говорил, что она здесь работает!
– Я не знал об этом, Надь, – процедил Дима. – Забей на нее, какая нам разница, где она работает? Пошли, куплю своей масе зефира.
– В следующий раз скажи своей бывшей, чтобы не пялилась так на тебя. Она меня пугает. Грязная какая-то, выглядит нездорово. Еще не хватало, чтобы она начала нас преследовать, зай.
Дима прыснул от смеха:
– Ты у меня такая смешная. Не бойся, я не дам тебя в обиду тетке в грязном жилете.
Они даже не пытались понизить голос. Намеренно говорили громко, в лоб, чтобы Маша все слышала.
Когда они наконец скрылись из виду, девушка забежала в подсобку и, прислонившись в нераспакованному паллету, горько заплакала.
Глава 9
Маша не спала всю ночь, хоть и была смертельно уставшей. Она без конца ворочалась, у нее никак не получалось принять удобное положение, а ведь обычно с этим не возникало никаких проблем. Глаза не закрывались, хотя держать их открытыми было больно – в открытые веки словно насыпали песка. Голова раскалывалась; было то жарко, то холодно. В итоге девушка поднялась раньше Саломатхон и, сев на кухне на подушку, принялась плакать. Так действительно становилось легче. Каждая выплаканная слезинка будто окутывала мягкой шалью, пряча ото всех невзгод.
Вскоре проснулась и Саломатхон – пора было собираться и идти мыть полы в подъездах. Как только женщина вошла на кухню, Маша тут же утерла слезы и направилась умываться в ванную.
– Все хорошо? – спросила женщина вслед.
Не поднимая глаз, девушка ответила:
– Все в порядке, не переживайте, просто голова разболелась. Скоро все пройдет. Пойду умоюсь, и сразу полегчает.
Умывшись ледяной водой так, что все лицо стало жечь от холода, девушка наконец выдохнула. Посмотрев на себя в зеркало, она заметила, что действительно выглядит не совсем здорово. Она значительно похудела, румянец пропал с ее щек, а черты лица заострились. Коллеги с работы часто делали ей комплименты по поводу острой линии подбородка, точеных скул и фарфоровой кожи, но Маша при всем желании не могла разделить их мнение. В то утро в зеркале она видела лишь утомленную девушку с краснющими глазами, распухшими от рева губами и всклокоченными волосами.
Слезами горю не поможешь, мысленно проговорила она, после чего запретила себе плакать. Закрутив непослушные рыжие волосы в тугой пучок, она ткнула в свое отражение указательным пальцем и велела ему не падать духом.
Выходить из дома рано было сплошным удовольствием: безлюдные улицы, легкий ветерок, солнышко, ленивое поднимающееся из-за линии горизонта, свежий воздух, пение птичек. Дышалось до того легко, что даже настроение само по себе как-то становилось лучше. Правда, стоило девушке зайти в первый по списку подъезд, как на нее тут же обрушилось все уныние этого места.
Несмотря ни на что, Маша решительно принялась за уборку. Физическая активность всегда поднимала настроение – эту истину она хорошо усвоила, еще будучи воспитанницей детского дома.
Некоторые подъезды были чище других. Вероятно, там между коммунальными квартирами царила дружба, или же просто было меньше жильцов с пагубными привычками. Но вот в одном подъезде всегда было особенно грязно, намного хуже, чем в других. Именно он и достался девушке в тот день. На втором этаже кто-то навалил кучу прямо на пороге одной из квартир и, судя по всему, это было сделано намеренно, в знак вражды.
Пришлось Маше задержать дыхание и, превозмогая рвотный рефлекс, убирать все с порога. Интересно было то, что в конце каждой уборки девушка чувствовала себя намного лучше. Будто, делая чужой подъезд чище, она вымывала всю грязь и из своей жизни тоже.
В 8:45 Маша с приятным волнением в груди поспешила на смену в магазин. Очень ответственный день – Саломатхон будет учить, как работать на кассе.
– Готова, Маш? – спросила женщина перед открытием.
Девушка выдохнула:
– Готова. Правда, боязно немного, вдруг недостача какая.
– Не бойся. Тут главное – внимательность. Все остальное приложится. – Саломатхон указала на стул рядом с кассой. – Давай-ка садись. Вот увидишь, здесь нет ничего сложного.
Учиться новому было интересно, но, к своему стыду, Маша никак не могла сосредоточится – сказывалась бессонная ночь и вчерашнее Димино появление в магазине.
«А вдруг они опять зайдут, вот прямо сейчас? – в панике думала девушка. – Как мне тогда себя вести? Сделать вид, что все в порядке? Или что я их не знаю? Или, наоборот, распахнуть символические объятия, мол, здрасьте, Надежда, Дмитрий, как сами, как настроение?»
Саломатхон заметила, что ее подопечная не совсем внимательна и переспрашивает все по несколько раз. Совместно пробив покупки первым утренним покупателям, женщина решила дать Маше отдых.
– Пойдем, заварю нам чаю. Амина посидит на кассе, ее одной будет достаточно, людей нет в магазине.
Заварив чай на травах, который был привезен из солнечного Самарканда, сотрудницы сели за маленький столик в подсобном помещении.
– Расскажи, что тебя тревожит, – попросила Саломатхон. – Так оно легче станет.
– Да мне нечего рассказывать, вы и так все знаете. В один прекрасный момент он просто решил разорвать со мной все отношения, как будто меня никогда не существовало.
– Ну, с этим ты уже давно примирилась. Направила всю свою обиду в энергию и начала бегать по торговому залу как заводная. Наша Лариса Евгеньевна не нарадуется на тебя. Но что такого случилось вчера? Не просто же так ты плакала с утра на кухне. Видела этого Диму, да?
Маше стало стыдно, она даже почувствовала, как ее щеки залились нездоровым румянцем.
– Я… да, видела. Он вчера приходил. Со своей невестой, которая ждет ребенка.
– Ну и пес с ним, а? У нас как считается: от добра добра не ищут, и у вас такая есть поговорка, да?
– Есть, – улыбка тронула Машино лицо. Она была удивлена, что похожие выражения существуют у двух абсолютно разных народов, это как-то роднило.
– Ты себя не кори зазря. За боль, за слезы, за обиду. Дай себе время все это пережить. Рано или поздно он забудется, точно тебе говорю.
Маша обняла ладонями кружку с дымящимся чаем.
– Забудется. Я все для этого сделаю, чтобы поскорее забылся. Но если они начнут регулярно сюда ходить… Это как ткнуть острым карандашом в едва затянувшуюся рану, понимаете?
– Ох как понимаю. – Саломатхон положила перед Машей конфету «Раковые шейки». – Я тоже когда-то была молодая, и был у меня тогда жених. Сначала нас с ним просто сосватали родственники. Никто и не думал, что полюбим друг друга. Долго мы вместе с ним ходили, просто за ручку, как влюбленные, а как подрастать стали, так он на другую залез и ребенка ей сделал с первого раза. Сыграли они сразу свадьбу, ведь у нас в селе это был большой позор. А я собралась и к тетке поехала сюда вот, в Москву, и давай работать. Тоже всю свою печаль направила в трудовое русло. Училась даже, книги читала. А потом как-то раз приехали мы с теткой в Самарканд проведать родных, и встретила я своего мужа. Мы с ним из одного села, росли вместе, но практически не общались. А тут я приезжаю – а он так возмужал, окреп, на голову выше меня стал. Сильный, смелый, добрый. И теперь гляди: пятеро детей у нас. Муж работает, я работаю, дом строим в Самарканде. Трехэтажный, из белого кирпича! А о том, первом сосватанном женихе давно не думаю, уже и не вспомню, как он выглядел. Рядом с моим мужем он померк и навеки исчез из памяти.
Маша улыбнулась:
– Спасибо за эту историю, мне стало гораздо легче, правда. И на душе теперь тепло-тепло. Надеюсь, ваш дом быстро достроится и будет самым красивым в округе. Самый красивый дом, где живут самые любящие люди. Давайте выпьем за это!
Смеясь, Маша и Саломатхон слегка стукнулись кружками с чаем.
– Вот, среднего сына привезли, работает Маджид. Теперь дело быстрее пойдет. Потом вернемся все вместе в родной Самарканд. А больше мне для счастья ничего и не надо.
– Ну что вы, еще много чего будет надо! Дом – это хорошо, но на нем же жизнь не закончится. Появятся новые цели и радости. Саломатхон, а можно я вас спрошу? Вопрос, конечно, дурацкий, но…
Женщина улыбнулась, и паутинки мелких уютных морщинок собрались у нее возле глаз:
– Не бывает дурацких вопросов. Спрашивай.
– А о чем вы мечтаете?
– Ну как, здоровье, чтобы все живы были, чтобы дом… Детей, внуков в жизни устроить.
– Нет, я имею в виду вашу мечту, которая именно для вас. Не для семьи. Чего бы хотелось лично вам?
Тут женщина замялась, она взяла конфетку со стола и, развернув ее, задумалась. Наконец, она робко улыбнулась и сказала:
– На океан бы поглядеть. Чтобы вот с чайками, белым песком, чтобы корабли плавали с парусами, и было видно ноги под водой. Настоящий океан.
– Это просто замечательная мечта! – в искреннем восторге воскликнула Маша. – Знаете, а я уверена, что будет в вашей жизни океан. И не один раз. И чайки будут, и корабли, и даже морские звезды на дне, а рядом с ними ноги, которые стоят на мягком песке и смешно искажаются в прозрачной воде. Поверьте, мечты сбываются, я это точно знаю.
