Текст книги "Аттические ночи. Книги XI - XX"
Автор книги: Авл Геллий
Жанр:
Античная литература
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
Глава 16
О том, что перевод [75]75
75 Геллий, которого очень интересуют проблемы перевода (см. Noct. Att., VIII, 8; Χ, 22, 3; XIV, 1, 32; XVII, 20, 8; XX, 5, 13), довольно необычным образом употребил здесь слово mutatio, засвидетельствованное в значении «перевод» еще только один раз (Quint., II, 14, 4).
[Закрыть]некоторых греческих слов на латинский язык весьма затруднителен, как, например, греческого слова πολυπραγμοσύνη
(1) Мы нередко обращали внимание на большое количество понятий, которые невозможно ни обозначить одним словом, как в греческом, ни даже, если мы используем много слов, объяснить их с достаточной ясностью и точностью, как это делают греки, называя их одним единственным словом. (2) Недавно нам принесли сочинение Плутарха, [76]76
76 Плутарх – см. комм. к Noct. Att., I, 1, 1.
[Закрыть]и мы прочли его заголовок – Пер! πολυπραγμοσύνης («О любопытстве»). Когда же один человек, в равной степени несведущий и в греческой литературе, и в греческом языке, стал спрашивать, кому принадлежит книга и чему она посвящена, мы ему сразу же сказали, кто является автором, но не смогли сразу объяснить, о чем именно написана эта книга. (3) Тогда, подумав, что будет не вполне правильно перевести название книги как De negotiositate [77]77
77 Слово, по-видимому, образовано самим Геллием (более нигде не встречается) от хорошо известного прилагательного negofiosus (занятый делами; деловой; хлопотный). Геллий пытается дать буквальный перевод понятия πολυπραγμοσύνη, которое обычно переводилось на латинский язык словом curiositas (любопытство, любознательность). Сам Плутарх определяет предмет своего исследования так: «Любопытство – это как бы страстное желание знать чужие изъяны, и с недугом этим всегда, видимо, связана зависть и злоба» (De curios., 1; Перевод Η. Брагинского).
[Закрыть](«О занятости многими делами»), я решил поискать то, что было бы, как говорится, буквальной передачей этого слова. (4) Ничего из прочитанного не приходило мне на память и, даже пытаясь самостоятельно составить одно слово из [понятий] nеgotio (дело, занятие) и multiiudo (множество) по образцу употребляемых нами muluugia (разнообразные), multicolora (многоцветные), multiformia (многообразные), я не мог образовать [ни одного слова], которое не являлось бы грубым и нелепым. (5) Однако не менее грубо сказал бы тот, кто захотел бы выразить [на латинском] одним словом такие [понятия], как πολυφιλία (дружба с многими людьми), πολυτροπία (многообразие; хитрость), [78]78
78 Данное слово является первой характеристикой Одиссея в «Одиссее»; оно встречается уже в первой строчке поэмы.
[Закрыть]πολυσαρκία (избыток плоти, тучность). (6) Вот почему, пробыв довольно долго в молчании, я ответил, что мне не представляется возможным определить одним словом это понятие, и потому я готов в связной речи объяснить, что означает это греческое слово.
«Итак, – сказал я, – πολυπραγμοσύνη по-гречески [означает стремление] приступить ко многим вещам и заниматься ими всеми. Именно этому и посвящена книга, как на то указывает ее заголовок». (7) Тогда из-за моего невнятного и незавершенного ответа этот необразованный человек решил, [79]79
79 Ratus (решил) – конъектура Гроновия; в рукописях либо слово пропущено, либо стоит iratus (гневный), что не соответствует контексту.
[Закрыть]что πολυπραγμοσύνη – это добродетель. Он сказал: «Этот Плутарх, о котором я прежде не слышал, побуждает нас к тому, чтобы взяться [за как можно большее число] дел и быстро и тщательно делать многое [одновременно]. Название же этой самой добродетели, о которой он, по твоим словам, намеревается говорить в самой книге, он весьма кстати поместил в заголовок [своего сочинения]». (8) «Совсем не так, – сказал я. – Ведь то, о чем говорится по-гречески в этой книге, вовсе не является добродетелью, а то, что ты подумал, не соответствует ни тому, что я хотел сказать, ни тому, что написал Плутарх. Ибо в этом сочинении он по мере возможности отвращает нас от планирования и стремления [заниматься] без разбора огромным количеством всякого рода необязательных дел. (9) Однако, – продолжал я, – я полагаю, что вина за твою ошибку заключена в моем неуклюжем объяснении, ведь я не смог даже во многих словах ясно выразить то, что у греков говорится четко и ясно одним словом».
Глава 17
О том, что означает в старинных преторских эдиктах [выражение] «qui flumina reianda publicc redempta habent» (тe, кому государством отдана на откуп забота об очищении рек)
(1) Как-то раз мы сидели в библиотеке храма Траяна, [80]80
80 Траян основал две библиотеки: греческую и латинскую; они располагались к северу от форума Траяна.
[Закрыть]и, хотя мы изучали что-то другое, нам попали в руки эдикты древних преторов, [81]81
81 Претор – см. комм. к Noct. Att., I, 22, 6.
[Закрыть]с которыми мы с удовольствием ознакомились. (2) Итак, мы обнаружили, что в одном относительно древнем эдикте было написано следующее: «Qui flumina retanda publice redempta habent, si quis eorum ad me eductus fuerit, qui dicatur, quod eum ex lege locationis facere oportuerit, non fecisse…» (Если кто-либо из тех, кому государством отдана на откуп забота об очищении рек, будет выведен передо мной и про него скажут, что он не сделал того, что ему полагалось совершить по положению закона…). [82]82
82 Геллий, процитировав интересующую его часть фразы, опустил завершающую формулу:…damnatum esto («…да будет осужден»).
[Закрыть](3) Итак, мы задались вопросом, каково же значение слова retanda. [83]83
83 Помимо «Аттических ночей», слово засвидетельствовано только у Феста (Fest. Р. 336, I. 25).
[Закрыть]
(4) Тогда кто-то из моих друзей, сидящих с нами, сказал, что ему довелось читать в седьмой книге Гавия [84]84
84 Fr. 2 Fun. Гавий Басс – см. комм. к Noct. Att., II, 4, 3.
[Закрыть]«О происхождении слов», что retae называли деревья, нависающие с берегов рек, либо стоящие [прямо] в их руслах. Название же было произведено от слова rete (сеть), ибо они, словно сетями, захватывали проходящие корабли, мешая им плыть. Вот почему, по его мнению, возникла привычка определять сдачу на откуп рек как retanda. Последнее означает, что реку надлежит чистить (purganda), чтобы корабли, попадающие в такого рода заросли, не задерживались и не подвергались опасности.
Глава 18
Какое наказание для воров предусматривал Драконт Афинянин в законах, написанных им для афинского народа, какое впоследствии – Солон, а позже – наши децемвиры, составившие Двенадцать таблиц; здесь же добавлено, что у египтян воровство признается законным и дозволенным, а у лакедемонян [воровству] предаются со страстью и широко практикуют его как полезное упражнение; и кроме того, [здесь же] приведено заслуживающее упоминания высказывание Катона о том, как надлежит наказывать воров
(1) Драконт Афинянин, [85]85
85 Драконт Афинский – один из первых греческих законодателей, составивший для Афинского государства в 621/620 г. до н. э. первые письменные законы. С историко-правовой точки зрения законы Драконта были первыми правовыми нормами, обязательными для всех и принятыми для устранения традиций кровной мести, характерной для родоплеменного общества.
[Закрыть]который слыл человеком добропорядочным, был знатоком права божественного и человеческого. (2) Этот Драконт был первым из всех афинских законодателей. (3) В своих законах он посчитал необходимым в наказание вору предписать смертную казнь за любую кражу. Законы его содержали и многие другие излишне суровые наказания. (4) Этими его законами, ибо они казались слишком жестокими, афиняне перестали пользоваться не по чьему-либо распоряжению или приказу, а по молчаливому согласию, не зафиксированному письменно. [86]86
86 Согласно Плутарху (Sol., 17), законы Драконта (кроме законов об убийстве) были официально отменены Солоном.
[Закрыть](5) Затем афиняне применяли более мягкие законы, составленные Солоном. [87]87
87 Солон – см. комм. к Noct. Att., II, 12, 1.
[Закрыть]Этот Солон был одним из семи мудрецов. [88]88
88 Семь мудрецов – см. комм. к Noct. Att., I, 3, 1.
[Закрыть]В своих законах Солон постановил наказывать воров не как ранее Драконт – смертной казнью, а двойным штрафом.
(6) Наши же децемвиры, [89]89
89 Децемвиры – см. комм. к Noct. Att., VIII, 1.
[Закрыть]которые, после того как цари были изгнаны, записали на Двенадцати таблицах [90]90
90 XII Tab. VIII, 13 sq. Двенадцать таблиц – см. комм. к Noct. Att., I, 12, 18. О суровости древних законов против воровства см. также: Noct. Att., VI, 15; в дальнейшем Геллий посвящает дискуссии по поводу законов Двенадцати таблиц между юристом Секстом Цецилием и Фаворином целую главу (Noct. Att., XX, 1).
[Закрыть]законы для римского народа, не прибегли в наказаниях за любого вида кражу ни к равной [Драконту] суровости, ни к излишней мягкости. (7) Ибо вора, схваченного с поличным на месте преступления, [91]91
91 Речь идет об одном из ключевых понятий римского законодательства – противопоставлении furtum mamjestum («явной кражи»), когда вор пойман с поличным, и furtum nес manifestum («неявной кражи»), когда вору удалось скрыться; за явную и неявную кражу предусматривались разные наказания.
[Закрыть]разрешалось убить только в том случае, если он совершал кражу ночью или, будучи захвачен днем, сопротивлялся с оружием в руках. (8) Что же касается остальных воров, застигнутых с поличным, то свободных было предписано высечь и передать пострадавшему от кражи, если только дело происходило днем и вор не защищался с оружием в руках. [92]92
92 Дальнейшая судьба вора, отданного потерпевшему, была неясна уже самим римским юристам: становился ли он немедленно его рабом или в течение 60 дней мог быть выкуплен третьим лицом и только после истечения этого срока продан в рабство (Gajus III, 189).
[Закрыть]Рабов, захваченных с поличным, [децемвиры] предписывали бить плетьми и сбрасывать со скалы, но несовершеннолетние подростки, по желанию децемвиров, под надзором претора должны были быть наказаны плетьми, [после чего] возместить причиненный ущерб. [93]93
93 Ulpian. Dig., 47, 2, 23.
[Закрыть](9) Те же кражи, что были расследованы «с чашей и перевязью» (per lancem liciumque), [94]94
94 Т. е. с соблюдением всех установленных формальных норм. Речь идет об очень архаичной процедуре, описанной у Гая: «Он предписывает только то, чтобы желающий провести расследование, проводил его обнаженным, обвившись перевязью и имея при себе чашу; если он что-либо обнаружит, то по закону эта кража будет считаться явной» (Gajus III, 189). Сам Гай объяснял этот курьезный обычай тем, что нагота должна была исключить возможность принести что-либо под одеждой; ту же функцию выполняла чаша, занимавшая руки дознавателя. Ср. также: Fest. Р. 104, 1. 5.
[Закрыть]наказывались так же, как и явные кражи. [95]95
95 То есть ответственность за кражу возлагалась на лицо, в доме которого была обнаружена похищенная вещь.
[Закрыть]
(10) Теперь, однако, от этих законов децемвиров отошли. Ведь если кто пожелает судиться по поводу явной кражи в соответствии с законом и порядком, то он получает четырехкратное возмещение. [96]96
96 Ср.: Gajus IV, 173.
[Закрыть](11) Явной же кражей (furtum manifestum) является, согласно Мазурию, [97]97
97 Fr. 7 Hushke. Целий Мазурий Сабин – см. комм. к Noct. Att., III, 16, 23.
[Закрыть]та, что обнаруживается во время ее совершения. [98]98
98 То есть когда вор пойман с поличным.
[Закрыть]Конечным моментом совершения [кражи] считается [тот], когда [похищенное] полностью перенесено туда, куда его начали уносить. (12) Наказанием за furtum conceptum, как и за furtum oblatu [99]99
99 Согласно Гаю, за furtum conceptum нес наказание хозяин дома, где в результате обыска в присутствии свидетелей (упрощенная форма обыска с пониженной ответственностью в отличие от упомянутого выше quaestio lance et licio) была обнаружена похищенная вещь (III, 186). В то же время понесший наказание за furtum conceptum мог возбудить против вора, продавшего или передавшего ему на хранение краденое, дело по обвинению в furtum oblatum (Gajus III, 187).
[Закрыть]служит штраф в тройном размере.
Впрочем, что такое [furtum] conceptum и [furtum] oblatum, а также многое другое того же рода, заимствованное из достойных обычаев предков, [каждый] может не без приятности и не без пользы для познания прочесть в книге Сабина под названием «О кражах». (13) Там также написано – а это весьма непривычно для большинства, – что объектом кражи могут быть не только люди и предметы движимого имущества, которые можно тайно унести и спрятать, но также земельные владения и постройки; так, был осужден за кражу колон, который обокрал своего господина, продав его владение, которое арендовал. (14) [В этой книге можно встретить] и еще более неожиданные [вещи]. Так, Сабин рассказывает, что был осужден за воровство человек, который, когда беглый раб случайно попался на глаза своему хозяину, словно бы драпируясь, прикрыл раба тогой, чтобы господин его не увидел. [100]100
100 Fr. 7 Hushke. Ср.: Gajus II, 51.
[Закрыть]
(15) Что касается всех прочих видов краж, которые называются неявными (пес manifesta), то за них [децемвиры] установили наказание двойным штрафом. (16) Я вспомнил, кроме того, что прочел в книге юриста Аристона, [101]101
101 Fr. 1 Hushke. Титий Аристон (2-я пол. I в. н. э. – нач. II в. н. э.) – крупный юрист, ученик Кассия Лонгина, близкий друг и корреспондент Плиния Младшего (Epist. I, 22, 1; V, 3; VIII, 14).
[Закрыть]весьма образованного человека, следующее: у древних египтян, народа, который, как известно, искусен в изобретениях и научных открытиях, а также проницателен в познании сути вещей, все виды краж были дозволены и безнаказанны. [102]102
102 Cp.:Diod. I, 80.
[Закрыть]
(17) Говорят, что у лакедемонян – этих рассудительных и энергичных людей, свидетельства о делах которых не столь отдалены во времени, как то, что касается египтян, – как пишут многие известные авторы, повествующие об их обычаях и нравах, был [следующий] закон и порядок относительно воровства. Оно практиковалось их молодежью не ради постыдного корыстолюбия, не ради возмещения расходов, необходимых для удовлетворения страстей, и не для стяжания богатства, но в качестве упражнения и обучения военному делу. Дело в том, что, [по мнению спартанцев], благодаря воровству приобретаются ловкость и опыт и в военных хитростях, и в выносливости при ночных бдениях, и в умении быстро [и незаметно] подкрадываться, что укрепляет и закаляет души молодых людей.
(18) Однако же Марк Катон в речи, которая озаглавлена «О разделе добычи между воинами», в страстных и выразительных словах жалуется на произвол и безнаказанность расхищения государственных денег. Эти слова, поскольку они нам очень понравились, мы приписали [ниже]: «Воры, совершившие кражу у частных лиц, – сказал он, – проводят время в тюрьме в оковах, а расхитители казенного – в золоте и пурпуре». [103]103
103 Fr. 224 Malc.
[Закрыть]
(19) Однако же, несмотря на то сколь тщательно и строго мудрейшими людьми определено, что является кражей, я не считаю нужным оставить без внимания следующее: пусть никто не думает, что вором является только тот, кто незаметно берет или тайно уносит. (20) У Сабина во второй книге «Гражданского права» есть следующие слова: «Кто покусился на чужое имущество, хотя должен был осознавать, что поступает вопреки воле владельца, считается вором». [104]104
104 Fr. 2 Hushke.
[Закрыть](21) У него же в другой главе: «Кто поднял брошенное [105]105
105 Слово jacens (брошенное) восстановлено на основании текста «Дигест» (47, 2, 43, 4); все рукописи дают tacens (молчащий), что в данном контексте бессмысленно.
[Закрыть]чужое [имущество] с целью получения прибыли, обвиняется в краже вне зависимости от того, знал он, чье это имущество, или нет». [106]106
106 Fr. 3 Hushke.
[Закрыть]
(22) Вот что написал сам Сабин в той [книге], о которой я только что сказал, насчет краж вещей. (23) Однако мы должны помнить в соответствии с тем, что я написал выше, что кража может произойти и без того, чтобы брать [чужое], когда только разум и душа допускают ее совершение. (24) Вот почему Сабин говорит, что не сомневается в том, что следует осудить за воровство господина, приказавшего своему рабу совершить кражу. [107]107
107 Fr. 4 Hushke.
[Закрыть]
Книга XII
Глава 1
Рассуждение философа Фаворина, которым он старается убедить знатную женщину не отдавать рожденных ею детей кормилице, но вскармливать своим собственным молоком [108]108
1 Ср.: Plut. De liber. educ, V, 36: De am. Prolis, 495 F.
[Закрыть]
(1) Однажды в нашем присутствии философу Фаворину [109]109
2 Фаворин – см. комм. к Noct. Att., I, 3, 27.
[Закрыть]передали, что жена одного из его слушателей и последователей совсем недавно родила и [семья его] пополнилась новорожденным сыном. (2) Фаворин сказал: «Пойдемте посмотрим на роженицу [110]110
3 В ряде рукописей вместо visum puerperam (посмотреть на роженицу) стоит visum puerperam (посмотреть на ребенка).
[Закрыть]и поздравим отца». (3) Тот был сенаторского сословия, из знатного рода. Мы последовали за Фаворином к дому, к которому он направился, и вошли вместе с ним одновременно. (4) Тогда в первой комнате он обнял хозяина, поздравил его и сел. И когда Фаворин расспросил, сколь долго длились роды и сколь болезненны были схватки, и узнал, что молодая женщина, обессиленная родами и бессонницей, заснула, то начал говорить более обстоятельно. Он сказал: «Я ничуть не сомневаюсь, что сына она будет кормить своим молоком». (5) Однако когда мать молодой женщины стала говорить ему о том, что следует ее поберечь и нанять для сына кормилиц, чтобы не добавлять к страданиям, которые она перенесла при родах, тяжкие и трудные обязанности кормления, Фаворин сказал: «Прошу тебя, женщина, позволь ей быть матерью своему сыну полностью и целиком. (6) Ибо разве не противно природе быть матерью не до конца, а наполовину – произвести на свет ребенка и тут же его бросить? Вскормить в чреве своей кровью некое существо, которое еще не видела, а теперь не кормить своим молоком того, кого можно видеть, – уже живого, уже человека, с плачем взывающего к материнскому долгу? (7) Или ты думаешь, – сказал он, – что природа дала женщинам грудные соски как своего рода изящные родимые пятнышки не для того, чтобы кормить детей, а ради украшения груди? (8) Так, конечно же, к вам это не относится, многие подобные странные женщины стремятся иссушить и угасить этот священнейший источник человеческого тела, кормилицу рода людского, несмотря на опасность свертывания и порчи молока, словно [боясь] лишиться признаков красоты. Они делают это с тем же безрассудством, с каким они же при помощи преступных приемов добиваются того, чтобы плод, зачатый в их теле, родился преждевременно, дабы кожа живота не покрылась складками и не отвисла от тяжести ноши и труда родов. (9) Раз достойно общественного проклятия и всеобщей ненависти, что в то самое время, когда человек формируется и наделяется душой, он умерщвляется в самих руках природы-созидательницы, сколь же мало отстоит от этого [желание] лишить уже приобретшего облик, уже родившегося сына питания своей собственной, уже известной [ему] кровью.
(10) „Но не имеет значения, чье это будет молоко, – ведь именно так говорят, – пока дитя кормится и живет“. (11) Почему же тот, кто это говорит, – если уж столь мало внятно ему природное чувство, – не думает, что не имеет также значения и то, в чьем теле и благодаря чьей крови человек был зачат и обрел жизнь? (12) Разве оттого, что [эта жидкость] побелела из-за [воздействия] воздуха и тепла, она не является той же кровью, находящейся ныне в грудях, что прежде была в утробе? (13) Разве не проявляется изобретательность природы и в том, что, после того как эта кровь-созидательница в недрах сформировала все тело человека, когда приближается уже время родов, [она] поднимается в верхние части тела и оказывает поддержку при первой встрече с жизнью и светом, предлагает новорожденному знакомое и привычное пропитание? [111]111
4 Ср.: Macr. Sat., V, 11, 14, который воспроизводит § 13 (частично) и 20.
[Закрыть](14) Вот почему не напрасно полагали, что, подобно тому как сила и природа семени способны образовать сродство души и тела, точно так же имеют эту способность природные особенности и свойства молока. (15) Замечено, кстати, что все это относится не только к людям, но и к животным. Ведь если козлята питаются овечьим молоком или ягнята – козьим, [то, как] известно, у одних шерсть становится более жесткой, а у других волоски делаются более мягкими. (16) Также и у деревьев и плодовых растений сила и могущество природных свойств гораздо больше зависят от ухудшения или улучшения [качества] земель и вод, которые их питают, чем от самого семени, брошенного [в землю]. Ведь часто можно видеть прекрасное цветущее дерево, которое погибает, будучи пересажено в более засушливое место. (17) Что за ужасная идея – портить благородство только что рожденного человека, его тело и душу, изначально наделенную благими свойствами, неуместным и вредным кормлением чужим молоком? В особенности же, если та, кого вы используете для вскармливания молоком, – рабыня или рабского происхождения, или, как часто бывает, родом чужестранка или из варваров, нечестна, уродлива, бесстыдна, если она выпивает. Ведь по большей части [кормилицей] без разбора берут ту, у которой в это время есть молоко. (18) Итак, позволим ли мы, чтобы этот наш младенец подвергался опасному соприкосновению и воспринял в свое тело и душу дыхание худшей в сравнении с ним души и тела? (19) Именно по этой причине, клянусь Геркулесом, что нас часто удивляет, некоторые дети честных женщин ничуть не походят на своих родителей ни телом, ни душой. (20) Таким образом, наш Марон поступает тонко и искусно, поскольку, следуя знаменитым стихам Гомера:
вынес обвинение не только рождению, подобно Гомеру, за которым следовал, но также и самому дикому и свирепому зверю, ставшему кормилицей; ибо он прибавил от себя:
поскольку, очевидно, большое влияние на зарождающиеся нравы оказывает характер кормилицы и природа молока. Эта природа, уже с самого начала пропитанная субстанцией отцовского семени, образует также из души и тела матери новое врожденное свойство. (21) И кроме всего прочего, кто же может не обратить внимания и пренебречь тем, что [женщины], которые бросают своих новорожденных, отказываются от них и отдают другим для кормления, разрушают или, по крайней мере, ослабляют ту цепь и связь любви, которыми природа соединяет родителей и детей. (22) Поистине, когда дитя удаляют с глаз куда-либо в иное место, эта сила материнского пыла понемногу ослабевает, весь трепет непереносимого волнения стихает, и о сыне, переданном другой женщине для кормления, забывают почти как об утраченном в результате смерти. (23) Стремление же души, любви и привязанности самого ребенка сосредоточены на той, которая его кормит, и потому [такой ребенок] не испытывает никаких чувств и тоски по отношению к матери, что его родила, как это бывает с подкидышами. И по этой причине – когда оказываются забытыми и стертыми все составляющие природной любви, которую, как кажется, испытывают по отношению к отцу и матери так воспитанные дети, – такая любовь в значительной части является не естественной, но показной и надуманной».
(24) Я слышал, как Фаворин произнес эту речь по-гречески. Я воспроизвел его высказывания ради общей пользы, насколько смог вспомнить. [Что же касается] красоты [стиля], изобилия и разнообразия слов, то все латинское красноречие едва сможет их достичь, а мои скромные способности (mea tenuitas) – никоим образом.
Глава 2
О том, что Сенека, рассуждая о Квинте Энний и Марке Туллии, проявил себя легковесным и несведущим в суждении
(1) Об Аннее Сенеке некоторые говорят как о писателе крайне малополезном, открывать книги которого нет никакого смысла, поскольку речь его кажется вульгарной и банальной, а его сюжеты и мысли полны или нелепым и пустопорожним напором, или же легковесными адвокатскими вывертами, [114]114
7 Sausidicali argutia (адвокатскими вывертами) – конъектура Фогеля, принятая современными издателями. В рукописях здесь в основном quasi dicaci argutia, что можно перевести как «так сказать, колкой игривости».
[Закрыть]а образованность у него доморощенная и плебейская, ничего не воспринявшая из древних писаний: ни их приятности, ни их достоинства. Другие же, не отрицая, что его слог не слишком изящен, отмечают, что в тех вопросах, которые он рассматривает, у него нет недостатка в знании и учености, [нет недостатка] также в суровости и строгости при обличении пороков и [дурных] нравов, чем он и привлекает к себе. (2) Мне нет нужды давать оценку его таланта в целом и высказывать критические замечания обо всех его сочинениях. Однако же мы представим здесь для рассмотрения те его фразы, где он высказывает суждения о Марке Цицероне, Квинте Энний [115]115
8 Квинт Энний – см. комм. к Noct. Att., I, 22, 16.
[Закрыть]и Публии Вергилии.
(3) Дело в том, что в двадцать второй книге «Нравственных писем», адресованных Луцилию, [116]116
9 P. 540 Reynolds = XXII, 1 Mazzarino. Сохранившиеся письма Сенеки к Луцилию разделены на 20 книг, содержащих 124 письма; таким образом, Авл Геллий цитирует не дошедшую до нас книгу писем.
[Закрыть]он говорит, что Квинт Энний написал следующие достойные насмешки стихи о Цетеге, [117]117
10 Марк Корнелий Цетег – консул 204 г. до н. э.; Цицерон дал весьма высокую оценку его ораторскому таланту (Brut., 58–61).
[Закрыть]древнем муже:
Dictust ollis [118]118
11 Конъектура Гроновия; рукописное чтение – dictus tollis или tolleres – не дает удовлетворительного смысла.
[Закрыть]popularibus olim,
Qui turn vivebant homines atque aevum agitabant,
Flos delibatus populi Suad [119]119
12 Восстановлено издателями по Cic. Brut., 59; у Геллия во всех рукописях Suada.
[Закрыть]medulla.
(Был некогда назван теми людьми,
Что жили тогда и свой век проводили,
Цветом отборным народа и сердцем самим Убежденья). [120]120
13 Ann., v. 306 Vahlen = v. 305 Skutsch. Перевод А. Я. Тыжова. Приведенные Геллием стихи также цитирует Цицерон, отмечая, что Энний использовал слово Suada для передачи греческого имени богини убеждения Пейто (Brut., 58–59).
[Закрыть]
(4) И далее он пишет по поводу тех самых стихов следующее: «Я удивляюсь, что столь красноречивейшие и преданные Эннию мужи превозносили как лучшие [эти его] комичные стихи». Например, Цицерон определенно к числу удачных стихов относит и эти. [121]121
14 Cic. Brut., 59.
[Закрыть](5) И еще следующее говорит он о Цицероне: «Неудивительно, что нашелся кто-то, кто написал эти стихи, раз был тот, кто их похвалил; если только Цицерон, величайший из ораторов, не выступал здесь в защиту собственного дела и не хотел [добиться] того, чтобы его собственные стихи воспринимались как хорошие». (6) А затем он пошлейшим образом добавляет: «У самого Цицерона даже в прозе можно обнаружить нечто, из чего станет понятным, что не попусту Цицерон читал Энния». (7) Затем он перечисляет, что именно ему не нравится у Цицерона как заимствованное у Энния (Enniаnа), а именно, что [тот] так написал в книгах «О государстве»: «Как лакедемонянину, Менелаю была присуща, так сказать, сладостная приятность речи (suaviloquens)»; и в другом месте: «Пусть он стремится к краткоречию (brevilo-quentia) в том, что надлежит говорить». [122]122
15 Cic. De Re publica, V, 9,11. Обе цитаты, в свою очередь, представляют собой переложение отрывка из Илиады (III, 212–214). Сенека в данном случае порицает композиты, образованные по греческому образцу и не свойственные собственно латинскому языку; искусственно созданные подобным образом слова довольно широко использовались древними латинским авторами.
[Закрыть](8) И там этот пустомеля прощает Цицерону его ошибки, говоря: «Этот порок свойственен не собственно Цицерону, но [его] времени; так необходимо было говорить, пока читались подобные [произведения]». (9) Затем он добавляет, что Цицерон вставил эти [слова] для того, чтобы должным образом избежать упрека за до крайности выспреннюю и изысканную речь.
(10) В том же произведении [Сенека] так выражается по поводу Вергилия: «Наш Вергилий вставил некоторое количество грубых (duros) стихов, нарушающих норму и порой не укладывающихся в размер без какой-либо иной причины, кроме как из желания, чтобы народ, увлеченный Эннием, в новой песне узнал кое-что из древнего».
(11) Слова Сенеки вызывают досаду; тем не менее я не оставлю без внимания и следующие остроты этого безрассудного и нелепого человека. Так, он говорит: «Есть у Квинта Энния некоторые столь значительные мысли, которые, хотя были написаны среди тех, от кого разит козлом, могут иметь успех и среди умащенных благовониями». И далее, раскритиковав стихи о Цетеге, которые мы привели выше, он добавляет: «Те, кто любят такого рода стихи, будь уверен, восхищаются и ложами Сотерика (lесtos Soterici)». [123]123
16 Сотерик – неизвестный персонаж; обычно выражение «ложа Сотерика» понимают как синоним грубой, неискусной работы. Однако lectos может быть понято не только как существительное lectus (ложе, постель), но и как participium perfecti passivi от глагола legere (читать), тогда перевод будет: «и прочитанным у Сотерика». Кроме того, lectus может обозначать «избранные стихи».
[Закрыть]
(12) Сенека, конечно, покажется достойным чтения и изучения молодым людям, как тот, кто сопоставил честь и цвет (honorem coloremque) старого стиля с ложами Сотерика, словно нечто безусловно малоизящное, уже позабытое и достойное презрения. (13) Впрочем, можно услышать, как вспоминается и цитируется кое-что немногое из того, что тот же Сенека хорошо сказал сам. Например, по поводу человека жадного, алчного и томящегося жаждой денег, он заметил: «Какое значение имеет то, сколько ты имеешь? Ведь гораздо больше то, чего ты не имеешь». (14) Не правда ли, хорошо сказано? Конечно хорошо. Однако же не настолько сказанное хорошо помогает подрастающим молодым людям, насколько сказанное очень плохо (pessime) оказывает дурное влияние, тем более, если худшего больше, и при этом что-либо говорится не в качестве рассуждения (ε̉νθύμημα) по поводу незначительного и простого дела, но [предподносится] как совет в деле сомнительном.
Глава 3
Каково происхождение и значение слова «lictor» и разнящиеся мнения на этот счет Валгия Руфа и Туллия Тирона [124]124
17 Tironis (Тирона) – общепринятая конъектура Бентли; рукописное чтение – Ciceronis (Цицерона).
[Закрыть]
(1) Валгий Руф [125]125
18 Fr. 1 Fun. Гай Валгий Руф (I в. до н. э.) – писатель, ритор и грамматик. Судя по отзывам древних авторов, особую известность он приобрел как поэт, хотя известны также его грамматические комментарии и трактат о лекарственных растениях. Был дружен с Горацием, который упоминает его в своих произведениях (Od., II, 9; Serm. I, 10, 82). От произведений Валгия Руфа сохранились лишь незначительные отрывки.
[Закрыть]во второй книге сочинения, которое он озаглавил «О вопросах, затронутых в письмах», говорит, что слово lictor (ликтор) [126]126
19 Ликторы – служители, сопровождавшие высших должностных гражданских и военных лиц Рима, а также жрецов. Помимо этого ликторы служили курьерами, являлись стражами, а вне города исполняли по приказу магистрата обязанности палача.
[Закрыть]образовано от ligare (связывать), поскольку, когда римские магистраты приказывали кого-либо сечь розгами, то такому [человеку] обычно связывали и сковывали ноги и руки, и тот из числа посыльных, кто должен был связывать (officium ligandi), назывался ликтором (lictor). Он использует для подтверждения этого постулата слова Марка Туллия, взятые из речи, произнесенной им в защиту Гая Рабирия: (2) «Ликтор, свяжи (conliga) руки». [127]127
2 °Cic. Pro Rab., 13. Ср.: Liv., I, 26, 11; VIII, 7, 19; Non. P. 73, I. 26. Фест, также производящий слово lictor от глагола ligare, предлагает несколько иную этимологию: «Называются ликторами, поскольку носят связанные (ligatos) пучки розг» (Р. 103, I. 1).
[Закрыть]Такова точка зрения Валгия.
(3) Мы с ним вполне согласны, однако Туллий Тирон, [128]128
21 Туллий Тирон – см. комм. к Noct. Att., I, 7,1.
[Закрыть]отпущенник Цицерона, писал, что слово «ликтор» образовано либо от līmus (пурпурная перевязь; жреческий передник), либо от līcium (пояс). Он говорит: «Ведь поперечной перевязью, которая называется limus, были опоясаны те, кто сопровождал магистратов».
(4) А если кто из этого заключит, что слова Тирона более правдоподобны из-за того, что первый слог в слове lictor, как в līcium, долгий, а в соответствующем глаголе (то есть в ligare) – краткий, то это к данному вопросу не относится. [129]129
22 Ср.: Noct. Att., IX, 6.
[Закрыть]Дело в том, что как lictor (ликтор) от ligare (связывать), так и lector (читатель) от legere (читать), vītor (плетельщик корзин) от viere (плести), [130]130
23 Viendo – vitor – общепринятая конъектура Унгера; рукописное чтение – vivendo (жить) – victor (победитель), что явно ошибочно.
[Закрыть]tūtor (защитник) от tueri (заботиться), structor (строитель) от struere (строить) произносятся с долгими гласными, бывшими краткими [в исходных словах].
Глава 4
Стихи, взятые из седьмой книги Квинта Энния, в которых содержится изображение характера и обходительности человека невысокого общественного положения по отношению к высокопоставленному другу
(1) Энний, [131]131
24 Квинт Энний – см. комм. к Noct. Att., I, 22,16.
[Закрыть]описывая и рассказывая в седьмой книге «Анналов» с изяществом и знанием дела историю Геминия Сервилия, [132]132
25 Не вполне понятно, какой именно Сервилий Геминий здесь упомянут. Большинство исследователей склоняется к тому, что речь в данном случае идет о консуле 217 г. до н. э., убитом в битве при Каннах, хотя известен еще Публий Сервилий – консул 252 и 248 гг. до н. э.
[Закрыть]человека благородного, [изложил также], каким умом, какой обходительностью, какой верностью, какой сдержанностью в речах, каким знанием древностей, а также старинных и современных обычаев, какой твердостью в сохранении тайны, какими, наконец, средствами и утешениями для облегчения [133]133
26 Minuendas (для облегчения) появляется только в позднейших кодексах XV в. (ср. аналогичное выражение: Cic. De fin., 1, 51); рукописи дают в основном muniendas (для укрепления).
[Закрыть]тягот жизни подобает обладать другу человека, превосходящего его по происхождению и положению в обществе. (2) Что касается меня, то я считаю эти стихи достойными не менее усердного и частого упоминания, чем наставления философов об обязанностях. (3) К тому же столь досточтим в этих стихах отзвук древности, очарование столь беспримесно и до того далеко от всякого притворства, что, по моему мнению, [словам этим] следует повиноваться, придерживаться их и соблюдать как древние и священные законы дружбы. (4) По этой причине я счел необходимым их записать [на тот случай], если кто-нибудь сразу же захочет [с ними ознакомиться]:
Вымолвив так, он зовет того, с кем часто охотно
Стол свой, и речи свои, и дела любезно делил он
Всякий раз, когда был утомлен, когда дня проводил он
Большую часть в совещаньях о высших делах государства
Или в сенате святом, иль на форуме шумном, широком,
С кем он смело мог говорить о большом и о малом,
И пошутить, и излить хорошее или худое.
Все, что поведать хотел, доверять ему мог без опаски,
Вместе, вдвоем, иль на людях с ним любил пребывать он,
Ибо того никаким рассуждением разум недобрый
Не убедил, чтоб он поступил несерьезно иль дурно.
Верный то был человек, ученый, в речи искусный,
Тем, что имеет, довольный, блаженный, приятный и умный.
Был в обращеньи хорош и скуп на слова: говорил он
К месту всегда; знал он много о том, что в веках отошедших
Люди свершили, и знал старинные, новые нравы,
Также законы богов и древних людей. Осторожный,
Мог если нужно сказать, и мог умолчать, если нужно.
Между сражений его призывает Сервилий. [134]134
27 Ann., v. 234 Vahlen = v. 268 Skutsch. Перевод С. А. Ошерова. Текст местами сильно испорчен, так что перевод передает только общий смысл.
[Закрыть]
(5) Как утверждают, Луций Элий Стилон [135]135
28 Луций Элий Стилон Преконин – см. комм. к Noct. Att., I, 18,1.
[Закрыть]имел обыкновение говорить, что Квинт Энний написал это о самом себе и описание это сделано на основе нравов и характера самого Квинта Энния. [136]136
29 Fr. 51 Fun.
[Закрыть]
Глава 5
Речь философа Тавра о способе и путях перенесения боли согласно доктрине стоиков
(1) Когда мы с философом Тавром [137]137
30 Кальвизий Тавр – см. комм. к Noct. Att., I, 9, 8. Присутствие Тавра на Пифийских играх подтверждается найденной в Дельфах надписью (Syll.3, 868А).
[Закрыть]направлялись в Дельфы на Пифийские игры, чтобы увидеть собрание почти всей Греции, то во время этого путешествия мы прибыли в Лебадею [138]138
31 Лебадея (совр. Ливадия) – город на западе Беотии, религиозный центр с оракулом Трофония.
[Закрыть]– старинный город в земле Беотии. Там Тавру сообщили, что один его друг, видный философ стоического направления, прикован к постели тяжким недугом. (2) Тогда, прервав свой путь, ибо вообще-то ему следовало двигаться быстрее, и покинув повозки, он поспешно отправился увидеть [больного]; мы же по привычке последовали за ним туда, куда он направлялся. И, войдя в дом, где находился больной, мы увидели человека, страдающего болями и спазмами кишечника, что греки называют κόλον, и одновременно – сильной лихорадкой. Он издавал сдавленные стоны и вздохи, а из груди его вырывалось затрудненное дыхание, свидетельствующее не столько о боли, сколько о сражении с болью.
(3) После того как Тавр позвал врачей и побеседовал с ними о лечении, которое надлежит применить, он укрепил [своего товарища] в сохранении терпения, приведя в пример его же собственную выдержку, которую в нем наблюдал. Когда мы вышли из дома и направились к повозкам и спутникам, Тавр сказал: «Вы видели, конечно, зрелище не самое приятное, однако же полезное для познания – встретившихся и сражающихся философа и боль. Сила и природа болезни совершали то, что им свойственно – мучение и разлад членов [тела], а разум и природа души действовали в противоположенном направлении, что также им свойственно: он твердо переносил, сдерживал и ограничивал внутри себя приступы сильной боли. Никаких воплей, никаких плачей, никаких других не красящих его звуков он не издавал; только, как вы видели, [такие звуки], которые свидетельствовали о сражении добродетели и тела за обладание человеком».
(4) Тогда один молодой человек из учеников Тавра, не лишенный познаний в области философии, сказал: «Если острота боли [139]139
32 Acerbitas doloris (острота боли) – общепринятая конъектура Крамера, рукописное чтение – corporis (тела) – не дает удовлетворительного смысла.
[Закрыть]столь сильна, что она борется против воли и решения души, вынуждая человека, вопреки его желанию, стенать и признавать злом свирепствующую болезнь, почему же тогда у стоиков боль называется „безразличное“, а не „зло“? [140]140
33 Об этих ключевых понятиях стоической философии см.: Noct. Att., I, 2, 8—12; II, 7, 19; IX, 5, 5 и соответствующий комментарий.
[Закрыть]И почему, далее, приверженец стоической философии может быть чем-то принуждаем или почему боль [может его к чему-либо] принудить, тогда как стоики имеют обыкновение говорить, что боль ни к чему не принуждает и что мудреца невозможно ни к чему принудить?»
(5) На это Тавр, уже с повеселевшим лицом – казалось, что соблазн этого вопроса ему приятен, – сказал: «Если бы этот наш друг чувствовал себя лучше, то отстоял бы подобные вынужденные стоны от превратного толкования и, как я думаю, решил бы для тебя этот вопрос; я же, как ты знаешь, во многом не согласен со стоиками или, лучше сказать, со Стоей. Ведь они часто противоречат и сами себе, и нам, [141]141
34 То есть перипатетикам, к которым, как указывает Геллий (Noct. Att., VII, 14, 5), принадлежал сам Тавр.
[Закрыть]как показано в книге, которую мы по этому вопросу сочинили. [142]142
35 Скорее всего, основным источником для написания данной главы и послужила книга «Περὶ τη̃ς α̉νάθειας τω̃ν Στοικω̃ν».
[Закрыть](6) Однако, чтобы тебе угодить, я скажу, как говорится, менее учено, но более ясно. Будь здесь кто-либо из стоиков, он, полагаю, не преминул бы все это изложить с большим числом отступлений и более замысловато. Ты же, я думаю, знаешь это старое и весьма известное выражение:
Затем он стал следующим образом рассуждать о боли и стонах недужного стоика. (7) „Природа всех вещей, – сказал он, – которая нас породила, внушила и привила нам в те самые минуты, когда мы родились, любовь и привязанность по отношению к самим себе до такой степени, что для нас практически нет ничего столь дорогого и важного, как мы сами, и она, природа, решила, что это есть основание сохранения непрерывности человеческого рода, когда каждый из нас с момента появления на свет изначально приобретает чувства и привязанности, которые древними философами были названы τά πρώτα κατά φύσιν (первейшие свойства по природе), что [означает] радоваться тому, что хорошо для собственного тела, и избегать всяческих неудобств. Затем, по мере взросления, из своих собственных начал (ex suis seminibus) возникает разум, [а вместе с ним] и расчет при принятии решений, и рассмотрение истинной честности и полезности; более тонкое и основательное различение благ и противоположного им>. [144]144
37 – дополняет Бентли.
[Закрыть]Так и достоинство добродетели появилось прежде всего прочего и отделилось от [понятия] прекрасного, а какое-либо внешнее препятствие, которое могло бы помешать обладать им, заслужило презрение; ведь было решено, что нет иного истинного непосредственного блага, кроме достоинства, и нет никакого иного зла, кроме позора. Все прочее, находящееся посередине [между этими крайностями], как принято считать, не является ни достойным, ни позорным, ни хорошим, ни дурным. Однако [среди этих нейтральных категорий] были выделены и отделены друг от друга предпочитаемые (productiones) и не предпочитаемые (relationes), которые сами [стоики] называют προηγμένα и α̉ποπροηγμένα. [145]145
38 Соотношение греческих и латинских философских терминов можно себе представить следующим образом: producta, productiones = προηγμένα – относительные внешние блага (здоровье, красота и т. д.), которые не являются абсолютными благами, но и не относятся к числу зол (у Цицерона соответствующие понятия передаются через participium perfecti – producta, praeposita, praecipua); reducta, reductiones = α̉ποπροηγμένα – вещи не предпочитаемые, то, что не является реальным злом, чему, однако, не следует отдавать предпочтение перед реальными благами (Цицерон использует participium perfecti – remota, reiecta (De off., III, 51)). Однако в тексте Авла Геллия употреблено другое слово – relationes (отношения, отнесения). Кроненберг исправляет его на традиционное reductiones, Стефаний – на reiecliones (отклонения); его конъектуру помещает в основной текст Маршалл. Однако Мараш предлагает оставить relationes без эмендации, полагая, что это слово может быть понято как абстрактное существительное от refero – относить, уносить (в сторону).
[Закрыть]Вот почему наслаждение и боль – в том смысле, насколько это простирается до тех пределов, в которых жизнь можно считать блаженной и счастливой, – остаются в области срединной [между ними], и про них принято думать, что они не относятся ни к [категории] доброго, ни к категории дурного. (8) Однако в силу того, что своими первыми чувствами – болью и наслаждением – только что родившийся человек был наполнен до правоспособного и разумного возраста, а также благодаря тому, что [он] по природе своей склонен к наслаждению, а от боли, как от злейшего врага, бежит и прячется, разум, возникший позже, едва ли может вырвать с корнем и погасить эти изначально и глубоко внедрившиеся привязанности. Однако же разум постоянно с ними сражается и, если они усиливаются, угнетает их, подавляет и заставляет себе подчиняться и повиноваться. (9) Итак, вы видели философа, опирающегося на решение своего разума тогда, когда он боролся с силой болезни и приступами боли, ни в чем не уступающего, ничем не обнаруживающего [свое состояние], как обыкновенно поступают многие страждущие, которые громко сетуют и жалуются и называют себя бедными и несчастными. Он же издавал только сильные вздохи – знаки и проявления того, что он не побежден и не угнетен болью, а стремится ее побороть и одолеть.








