Текст книги "Герои Аустерлица (СИ)"

Автор книги: Августин Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 13

Впрочем, как подсказывали мне воспоминания прежнего князя Андрея, всплывшие из памяти тела с некоторым опозданием, он, то есть теперь я, этого человека знал и прежде, хотя и мельком. Помнится, даже представлял его, уже разжалованного, Кутузову во время смотра Семеновского полка в Браунау. А потом и перед сражением при Шенграбене сталкивался с ним, увидев тогда Федора, разговаривающим с французскими солдатами на их языке. А потом было доложено, что во время сражения он взял в плен французского офицера и, несмотря на ранение, оставался в строю.

Этот его подвиг в штабе учли. Даже была составлена бумага о возвращении Федору офицерского звания и позволено ему было пока временно командовать взводом вместо убитого поручика. Но, официально объявить об этом собирались уже после сражения при Аустерлице. А во время битвы что-то пошло не так. Не совпадали события с книгой графа Толстого, как и фамилии действующих лиц не совсем совпадали, хотя и казались созвучными. И я снова убеждался, что реальность вокруг меня присутствовала несколько иная, не совсем из книги графа Т., раз этот самый здешний Федор Дорохов, а не Долохов, каким-то образом оказался со своими семеновцами в замке Гельф, за десятки верст от места сражения под Аустерлицем.

Тут Дорохов, тоже вспомнив меня, проговорил:

– А вы сильно изменились после смотра в Браунау. Так исхудали, что и не узнать с первого взгляда. Да и ранение, я смотрю, получили.

И Федор указал пальцем на повязку вокруг моей головы.

– Вас я тоже узнал не сразу. В таком боевом виде я вас прежде никогда не видел, – признался я.

– Хм, даже не подумал бы, что штабной офицер из свиты самого Кутузова попадет в плен, – проговорил Дорохов. И тут же приказал бойцам:

– Вниз, братцы! Здесь делать нечего! Нужно помочь нашим очистить от лягушатников все закоулки этой крепости!

Повинуясь приказу своего командира, семеновцы начали быстро спускаться, а Дорохов, пройдя мимо меня и поднявшись на верхнюю площадку башни, где сразу же увидел баронессу, ее родню, друзей и слуг, испуганно жмущихся к теплой каминной трубе, спросил:

– А это что за люди?

И я представил ему хозяйку замка, а также всю ее компанию, выглядевшую теперь весьма жалко и растерянно. На что Федор пробурчал что-то про законные трофеи, похотливо глядя, при этом, на женщин. Но, я сразу осадил его прыть, твердо сказав:

– Они отнеслись ко мне весьма дружелюбно, а потому я беру их всех под свое покровительство.

Он глянул на меня недовольно, зло процедив сквозь зубы:

– Ладно, я их не трону. Но замок мы все равно разграбим по праву победителей. Мои семеновцы заслуживают вознаграждения, как и те моравские партизаны, которые присоединились к нам за время похода сюда из-под Аустерлица, не так ли, князь?

А я все-таки не удержался от того, чтобы поинтересоваться, что стало причиной подобного марша Семеновского полка?

И Федор поведал мне:

– Тут не весь полк, а только мой взвод и еще часть нашей роты. Всего нас было 57 человек, но сейчас уже осталось меньше. Некоторых убили. Мы отстали от основных сил. Когда отступали вместе с арьергардом Ланжерона и Дохтурова, то попали под сильный артиллерийский обстрел на переправе у плотины Аугеста. Там был настоящий ад. Я видел, как ядром убило нашего генерала вместе с его конем. Но, мы все-таки вырвались, укрывшись в ближайшем лесу. Правда, как потом выяснилось, двинулись мы впопыхах не в ту сторону. Пытались пробираться на восток сквозь леса, чтобы соединиться с нашими отступающими войсками, но заблудились, получается. Так и напоролись на банду местных разбойников, состоящую из трех десятков дезертиров австрийской армии, которые представились нам партизанами, ненавидящими французов. И они охотно к нам присоединились, сделавшись нашими проводниками и показав дорогу к этому замку, который так плохо укреплен, что мы без особого труда ворвались внутрь через бреши в стенах с разных сторон. У местных в этом деле свой интерес. Они желают разграбить замок. И я не собираюсь останавливать их от такой забавы.

Сказав так, Дорохов сбежал по лестнице вниз, последовав за своими бойцами. И бой на территории крепости продолжался еще некоторое время, пока все наконец-то не затихло окончательно ближе к полуночи.

Как только разжалованный поручик вывел своих бойцов из башни, баронесса подошла ко мне вплотную и неожиданно взяла за руку, решительно потащив за собой на площадку возле лестницы, где взволнованно зашептала мне в самое ухо:

– Князь, я слышала весь ваш разговор с этим бандитом. И обязана отблагодарить вас за вашу решимость защитить меня и моих гостей. Можете располагать мной…

Признаться, я не ожидал от нее столь откровенного намека. Похоже, эта женщина рассчитывала, что я тут же растаю и обниму ее, а то и поцелую. Но, мне было не до того, тем более, что тут же следом за нами на площадку приковылял Коротаев, да и виконт с баронетом высунулись полюбопытничать. Вспомнив, что Степан так и не поужинал, я сказал Иржине:

– Благодарю за доверие. Предлагаю спуститься вниз. Мой денщик сильно проголодался, как и ваши слуги. Да и холодно здесь.

И, опираясь на руку Степана, я заковылял по лестнице вниз, отметив про себя, что пережитый стресс, подбросив в кровь приличную порцию адреналина, сказался на моем самочувствии в лучшую сторону. Во всяком случае, я чувствовал значительный прилив бодрости, голова болела значительно меньше, а головокружение и вовсе прекратилось, отчего и смог двигаться увереннее. Силы ко мне постепенно возвращались. И княжеское тело, еще недавно совсем чужое, уже вполне хорошо слушалось. А я начал привыкать к нему, словно бы оно принадлежало мне по праву рождения.

Когда мы спустились, то застали внизу разгром. В трапезном зале семеновцы, хоть и пробыли недолго, но закусили славно, перебив, при этом, дорогую посуду, рассовав столовое серебро по карманам, перевернув стулья, истребив остатки ужина и допив вино, отчего моему денщику, который совсем уже оголодал, пришлось довольствоваться обгрызанием костей и доеданием хлебных корок. А прислуге баронессы и вовсе ничего уже не досталось. Правда, молодая и довольно симпатичная служанка Маришка, которой Семен явно понравился, позвала его ужинать на кухню, в которую, как оказалось, вел из башни подземный ход, и где бравые бойцы Семеновского полка еще не успели похозяйничать.

Через некоторое время, когда звуки боя, доносящиеся снаружи, затихли, слуги и сама баронесса попытались выйти из башни, чтобы добраться до господского дома. Как выяснилось, этот двухэтажный особняк, в котором проживала хозяйка замка, располагался в центральной части крепости. Жилой дом, окруженный садом, был отделен от остальных строений крепости еще одной каменной стеной. И путь туда лежал сквозь внутренние ворота. Вот только бойцы, вооруженные ружьями, которых Дорохов оставил охранять вход в башню, получили от него приказ никого не впускать и не выпускать до особого распоряжения. И напрасно я пытался увещевать семеновцев, что, мол, подчиняться они должны теперь мне, как старшему по званию. Эти суровые парни, закаленные в боях, оставались непреклонными. Приказ их собственного боевого командира, пусть и разжалованного поручика, но доказавшего в сражениях свою храбрость и преданность бойцам, оставался для них важнее, чем команда какого-то пленного ротмистра.

Мои пререкания с солдатами вскоре прервал сам Дорохов, появившись из темноты в компании каких-то людей в гражданских камзолах, но при оружии, видимо, тех самых моравских партизан, которые присоединились к его отряду.

– Что здесь за спор? – спросил он сходу.

А я ответил:

– Ваши солдаты, похоже, забыли о субординации и дисциплине. Они не желают подчиняться старшему по званию.

– И правильно делают! В этом походе их командир – это я, и только я. А у меня не забалуешь! И каждый из них знает об этом. Дисциплина у меня железная. Злостных нарушителей лично расстреливаю перед строем. Но, кажется, все подобные нарушители дисциплины уже перевелись. Что же касается вас, то, хоть вы ротмистр и князь, но, при этом, в строю сейчас не находитесь, поскольку только что освобождены мною из плена и состоите на излечении. Как я вижу, у вас серьезное ранение в голову. И, согласитесь, пока никому не известны его последствия для ваших способностей. А подчиняться инвалиду боевая часть, каковой являемся я и мои солдаты, не может.

Иными словами, Дорохов изящно намекал на мою возможную умственную неполноценность. Каков мерзавец!

– Но, позвольте! С чего вы взяли, что пуля задела мой мозг? Я адъютант самого Кутузова. А он тоже, знаете ли, был ранен подобным образом. И что же? Кутузов тоже недееспособен по-вашему? К тому же, мое ранение не отменяет ни звания, ни должности, – попробовал я возмущаться.

А он сказал:

– Вот потому мы, семеновцы, будем стараться обеспечить вам безопасность до полного выздоровления, а также доставку вас поближе к Кутузову. Здесь же, в походе, уж простите, буду и дальше командовать я.

– Черт знает, что вы себе позволяете! – проворчал я. И добавил:

– Да будет вам известно, Федор, что именно я настоял на том, чтобы в штабе не просто похвалили вас за пленение вражеского офицера, а написали бумагу о восстановлении вас за этот подвиг в офицерском звании. А вы мне благодарность такую… Признаться, не ожидал…

Тут он взял меня за локоть и отвел в сторону, где сказал, существенно сбавив тон:

– Не гневайтесь, князь! Я не желаю вас оскорбить, а всего лишь забочусь о вашем здоровье. И, разумеется, я признаю ваше главенство. Устав для меня свят. Но, я же прекрасно вижу, в каком вы сейчас состоянии, и как вам тяжело даже передвигаться без посторонней помощи. Вам нужно, хотя бы, окрепнуть, чтобы смогли командовать боем. Потому пока отдыхайте, а я позабочусь об остальном.

Я раскрыл было рот, чтобы высказаться, но Дорохов не позволил мне сделать этого, тут же добавив совсем тихо:

– Есть и еще одно обстоятельство, почему я противлюсь вашему командованию. Я хорошо понимаю, что в этом походе мой отряд вынужден действовать вопреки всем правилам чести, подобно разбойникам. По-другому нам просто не выжить в таких суровых условиях, в которых мы оказались по воле обстоятельств, отбившись от нашей армии. И потому я готов взять всю ответственность на себя, чтобы, тем самым, уберечь честь вашу.

Подумав над его словами несколько секунд и поняв, что здравый смысл в том, что он предлагает, все-таки имеется, я успокоился и сказал ему тоже уже совершенно спокойным тоном:

– Ценю ваши усилия ради спасения моей чести, поручик, и обещаю, что навязывать себя на роль командира отряда не намерен до своего выздоровления. Но, давайте договоримся, что вы будете, хотя бы, советоваться со мной. И еще одно. Будьте добры не грабить здесь, хотя бы, вот эту башню, в которой квартирую я, а также находятся те персоны, которым я покровительствую.

– Договорились, князь. Охрану башни я не сниму. Мало ли, как поведут себя моравские партизаны, когда напьются? Да и враги могут внезапно ворваться в замок. Нашу стрельбу, наверняка, слышала вся округа. Боюсь, что до армии Наполеона вести отсюда дойдут быстро, – сказал Дорохов и вместе с командирами партизан отправился в сторону ворот, ведущих во внутреннюю часть крепости.

Провожая взглядом его фигуру, подсвеченную неровным светом факелов и уверенно идущую среди еще теплых трупов французских солдат, уборкой которых пока никто не занимался, я подумал о том, что помимо той субординации и дисциплины, которая прописана в армейском Уставе, существует и иная негласная иерархия, основанная на личных качествах и авторитете боевых командиров.

Глава 14

Разговор с Федором Дороховым кое-что прояснил для меня. Во всяком случае, я осознал, что пока, несмотря на мое звание и происхождение, в глазах Дорохова выгляжу полной развалиной, инвалидом, раненым в голову с неизвестными последствиями, к которому надлежит проявлять вежливость, но не более того. Я знал, что такие люди, как этот поручик, сделавшийся самостоятельным полевым командиром, по-настоящему уважают лишь силу. А никакой силы за мной, в данный момент и в этих обстоятельствах, понятное дело, не стояло. И Дорохов прекрасно понимал это. Чем беззастенчиво и воспользовался, чтобы не допустить меня к командованию под благовидным предлогом создания условий для моей безопасности и выздоровления. В глубине души я, разумеется, на Дорохова по-прежнему злился, хотя и примирился с ним внешне. Но, умом я все-таки понимал, что Федор в чем-то прав. Ни к чему мне сейчас портить свою репутацию.

Вот только, все равно оставалась опасность, что слухи о том, как князь Андрей Волконский проявил черную неблагодарность по отношению к баронессе Иржине Краваржи фон Шварценберг, позволив негодяю Дорохову разграбить ее замок, рано или поздно могут дойти до великосветских салонов Петербурга. А род Шварценбергов весьма древний и уважаемый в среде аристократии Восточной Европы. Например, фельдмаршал Карл Филипп Шварценберг известный военачальник Австрийской империи и друг герцога Фердинанда Австрийского. После сражения с войсками Наполеона при Ульме, состоявшегося совсем незадолго до Аустерлица, в середине октября, войска герцога Фердинанда и Шварценберга сумели организованно отступить, избежав разгрома, в отличие от менее удачливого барона и военачальника Карла Мака, армию которого Наполеон разбил. Хоть баронесса, похоже, была вдовой одного из отпрысков младшей ветви Шварценбергов, тем не менее, по негласному правилу, принятому среди аристократов, чести подобных фамилий никому не позволено наносить урон без соответствующей сатисфакции.

И, разумеется, это происшествие потом ляжет грязным пятном на мою репутацию в высшем обществе, чего мне совсем не хотелось бы. Ведь я рассчитывал заручиться поддержкой самой влиятельной аристократии. А я просто обязан добиться расположения людей, которые держат в своих руках реальную власть, если действительно хочу проведения скорейших реформ в России, хотя бы в области военного дела. Для этого мало просто попасть в тело князя и прижиться в нем. Надо еще не только благополучно вернуться из плена поскорее, но и приобрести в Петербурге авторитет, достаточный для того, чтобы наладить контакты с нужными людьми, с теми представителями имперской элиты, от которых зависят важные рычаги государственного управления. И только заполучив подобные связи, можно будет начать успешно продвигать в жизнь свою собственную программу серьезных изменений на государственном уровне, для которой мне понадобится влияние не только на высших чиновников правительства, но и на самого самодержца.

Я понимал, что один человек в деле поворота всей имперской государственной машины на новый курс сможет совершить не так много, если только он сам не император. Да и император без верного окружения из единомышленников сможет мало. Тому имелся пример покойного Павла. И потому мне предстояло создавать свою влиятельную политическую организацию с новой идеологией патриотической направленности, а для этого, конечно, собственная репутация очень важна. И я подумывал, не назвать ли мне эту организацию, например, «Союз героев Аустерлица»?

Немного побыв наедине с собственными мыслями и взбодрившись, подышав свежим холодным ночным воздухом, а затем вернувшись в башню, я обнаружил, что прислуга занята спешным наведением относительного порядка. Пожилой Януш, который, как я уже понял, выполнял при баронессе обязанности мажордома, лакея и мастера на все руки одновременно, где-то раздобыв молоток и гвозди, заколачивал обрезками досок те места в филенчатых деревянных оконных рамах, откуда вылетели стекла, разбитые пулями во время штурма. Беата, жена Януша, веником сметала стеклянные осколки в большой железный совок. В это же время Маришка вместе с двумя другими молодыми служанками, имен которых я не знал, убирала на столе. А мой денщик помогал девушкам. Перекусив на кухне, выглядел Степан гораздо бодрее.

Я направился в его сторону, но в этот момент баронесса, неожиданно подойдя ко мне с противоположной стороны от входа в башню, бесцеремонно взяла меня под руку, сказав по-французски:

– Князь, пришло время нам объясниться.

– По поводу чего вы просите объяснений? – не понял я.

– Неужели вы в сговоре с этими негодяями? – ответила Иржина вопросом на мой вопрос.

Я проговорил в той же манере:

– Если я правильно понимаю, вы называете негодяями русских солдат? Я не ослышался?

Она вспылила:

– Они не ведут себя, как честные солдаты, послушные государю, а грабят мой замок вместе с разбойниками! Я даже не смогла пройти в свой особняк, чтобы попытаться спасти имущество! Меня и мою прислугу туда просто не пустили! Вообще никуда не выпустили из этой башни! Это возмутительно! Так скажите же мне прямо, я нахожусь под арестом? Я теперь ваша заложница?

– Это не так. Охрана усилена ради безопасности, – попытался я успокоить женщину.

Но, она настаивала на своем:

– Вы лукавите, князь! Не забывайте, что я слышала ваш разговор на лестнице с солдатским командиром. Я в тот момент подумала, что вы защитите меня и мое имущество, потому дала вам обещание авансом… Но, вы так ничего и не сделали! Наоборот, как я вижу, вы сговорились с этим разбойником!

Тут уже и я спросил, кое-что сопоставив:

– Так вы, оказывается, знаете русский язык! А почему же говорили со мной все это время исключительно на французском?

Но, моя фраза не смутила Иржину, вздернув вверх свой хорошенький носик, она с гордостью произнесла:

– Да будет вам известно, что моя бабушка была русской графиней. И я вполне неплохо понимаю ваш язык, хотя много лет, с того времени, как бабушка умерла, я на нем не разговаривала, поскольку и повода не имелось. В нашу глушь русские заезжают редко. Но, тут появились вы. И я несколько раз приезжала к мельнику, интересуясь вашим здоровьем в то время, пока вы лежали без памяти. Голос бабушкиной крови во мне пробудился, наверное, раз так внезапно захотелось помочь русскому князю. А вы, оказывается, в сговоре с этими бандитами, чем меня очень сильно разочаровали.

Выслушав ее, я сказал:

– Постойте, пани Иржина, не разбрасывайтесь обвинениями, умоляю вас. Выслушайте сначала мое предложение.

Она притихла, захлопав глазками, надеясь, наверное, что сразу предложу интим. Но, я предлагал всего лишь выход из сложившейся деликатной ситуации:

– Видите ли, баронесса, военные действия продолжаются. И, уверяю вас, что я не имею ни малейшего отношения к тому, что полем боя внезапно сделался ваш замок. Для меня весь этот штурм тоже стал полной неожиданностью. И ни в каком сговоре с командиром отряда, который атаковал здесь французов и, надо сказать, успешно ликвидировал их гарнизон в этом опорном пункте, я не состою. Надеюсь, вы не станете отрицать того, что ваш замок сделался опорным пунктом французов – это же факт неоспоримый.

Иржина попыталась оправдаться:

– Я в этом не виновата. Французы не спрашивали меня, когда разместились здесь. Они просто пришли сюда и остались.

Я же продолжал:

– Сейчас уже не столь важно, по вашей воле французские солдаты заняли Гельф, или вопреки ей. Они расположили здесь гарнизон, а этого по законам войны вполне достаточно, чтобы замок сделался законной целью для русской армии, которую и представляют русские солдаты, взявшие крепость с боем. И теперь эта крепость является нашим опорным пунктом. А вы обязаны подчиняться военной администрации. Вы же подчинялись французам, не так ли? Так что же вам мешает подчиняться русским?

– Но, французы замок не грабили! А ваши грабят! К тому же, они ворвались сюда вместе с местными разбойниками! – все еще возмущенно проговорила баронесса.

– Это не разбойники, а местные партизаны, присоединившиеся к русскому отряду, – сказал я. И добавил:

– Отряд понес потери и нуждается в снабжении. И то, что вы называете грабежом, на самом деле является лишь пополнением запасов за счет трофеев. Потому предлагаю вам составить опись всего того, что солдаты забрали, и подписать эту опись, уточнив, что все отдано вами русским солдатам добровольно. В таком случае, вы сможете потом получить компенсацию, подав прошение государю. И я обещаю вам в этом деле содействие, как свидетель вашей добродетели.

Иржина не знала, что и сказать. И я воспринимал ее молчание, как знак согласия. Пока мы с ней беседовали, начали подтягиваться и все остальные участники посиделок у баронессы. Оказалось, что они разместились в гостевых комнатах на втором и третьем этажах этой Охотничьей башни, выполняющей в замке функцию гостевых апартаментов. Несмотря на очень позднее время, гости вновь собрались в трапезном зале ради десерта, откушать который им ранее помешало вторжение отряда Дорохова.

За это время слуги едва успели вернуть интерьеру подобие порядка: следы пребывания солдат постарались вычистить, а грязную и битую посуду вместе с испачканной скатертью заменили новым комплектом. Правда, многих серебряных столовых приборов и некоторых канделябров недосчитались, но, на такие мелочи гости, как люди с хорошими манерами, внимания не обратили. Тем более, что на десерт с отдельной кухни, специально предназначенной для приготовления угощений гостям, по подземному ходу были доставлены вкуснейшие сладкие пироги с вишневой, грушевой и яблочной начинкой. А в качестве напитков слуги подали чай и кофе, которые, к моему счастью попаданца, не были уже к этому времени здесь диковинкой.

С начала XVIII века по всей Европе активно внедрялись чайные и кофейные традиции. Правда, кофе появился в Старом Свете на целый век раньше, чем чай, потому кофейный напиток к началу XIX столетия все-таки был популярнее. Но, княжеская память подсказывала мне, что и популярность чая в последнее время возросла, особенно в Восточной Европе, поскольку сухопутный маршрут доставки его из Китая был налажен через Россию. И русские купцы охотно поставляли различные чайные сорта в соседние страны. По морю чай тоже везли из Индии и Китая, но, в основном, торговцы из Англии и Голландии, которые держали цены выше.

Так что у стола за чаем и кофе гости баронессы вновь собрались, чтобы подкрепиться, заев и запив стресс, вызванный недавним штурмом. Дамы за это время не только поправили прически, но и переодели платья. На их оголенных плечах сверкало золото ожерелий и драгоценные камни, словно бы они явились на бал. Впрочем, никаких танцев не предполагалось, поскольку солдаты зачем-то перевернули клавесин, разбив его прикладами, видимо, в поисках тайников, отчего хрупкий музыкальный инструмент пришел в негодность.

Половина свечей к этому моменту догорела, и в зале стоял таинственный полумрак. А тени от каминного пламени создавали причудливые фигуры на стенах и потолке, заставляя присутствующих переговариваться между собой полушепотом. Вся аристократическая публика, находившаяся в трапезном зале в этот момент, давала понять своим видом, что, несмотря на возвращение видимости порядка, каждый из них хорошо понимает сложившееся положение. Они молча принимали свою новую зависимость от русских солдат. Никто из них не роптал открыто, но все приуныли настолько явно, что я составил для себя четкое мнение, более не сомневаясь, что этим людям ближе французы, чем русские. Во всяком случае, под французов все эти дамы лягут охотнее.