Текст книги "Герои Аустерлица (СИ)"

Автор книги: Августин Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Глава 11

Посиделки местечкового высшего общества продолжились в прежней поре. Но теперь, когда все собравшиеся за столом поняли, что у меня есть свои собственные принципы, которые я не намерен менять, даже будучи в бедственном положении нищего пленника, носящего единственный комплект форменной одежды, да и тот выпачканный бурыми пятнами от засохшей и замытой крови, смотрели на меня уже по-другому. Более внимательно и настороженно. Они не понимали, что же от такого человека, который отказался пить за здоровье Наполеона, следует ожидать.

Не только дамы, но и мужчины теперь то и дело бросали в мою сторону взгляды, наблюдая, как я уверенно разрезаю мясо с помощью ножа и вилки, как осторожно отправляю в рот кусочки пищи, как аккуратно пережевываю их, совсем не чавкая, в отличие от виконта, баронета, капитана Годэна, да и некоторых из женщин, как запиваю вином по глотку, а не залпом. Я же, при этом, удивлялся сам себе, поскольку раньше не был таким рафинированным эстетом. Похоже, давала о себе знать память княжеского тела, вышколенного соответствующим воспитанием аристократических манер.

После третьего тоста, неожиданно произнесенного молодым баронетом за скорейшее окончание войны и прочный мир, служанки убрали со стола недоеденные останки поросенка, выставив на стол новую перемену блюд. На этот раз подали птицу: жирных фазанов и маленьких куропаток, запеченных с яблоками, грушами и вишнями. Были принесены и расставлены по столу новые графины, наполненные вином, которые красиво переливались хрустальными гранями, отражая огоньки свечей. А пани Бронислава прошла к клавесину и начала музицировать, играя мелодии Моцарта вперемежку с какими-то еще, мне не знакомыми.

Под музыку и после четвертого тоста, поднятого виконтом Леопольдом за процветание родного края, застолье пошло веселее. Начались разговоры между гостями. И оба ближайших соседа по столу начали приставать ко мне с вопросами.

– А скажите, князь, эти пятна на вашем мундире, случайно, не от крови ли? – беспардонно спросил виконт, тыча пальцем в бурые разводы на моем колете.

Я ответил так же бесцеремонно, не проявив ни грамма толерантности, да еще и приврав:

– Да! Вы угадали! Это кровь врагов, которая брызгала на меня во время сражения, когда я пронзал их своим клинком. И я теперь ношу эти отметины, как награду и напоминание о собственной доблести.

Тут же и баронет задал вопрос:

– И сколько человек вы закололи?

Я коротко произнес:

– Не считал.

А виконт Леопольд воскликнул:

– Как интересно! И как же вы в плен попали?

На что я честно ответил:

– Напоролся в атаке головой на шальную пулю и упал. Наверное, я бы умер, но меня вовремя заметили и отвезли в лазарет. Сам Наполеон набрел на меня и распорядился о лечении.

– Сам император? Во это да! – восхитился Влад.

– Что же это получается, князь, наш император Бонапарт спас вас, а вы не хотите пить за его здоровье? – внезапно вмешался в беседу капитан Годэн. И тон его показался мне очень недобрым.

Я даже подумал, что этот злой француз, наверное, вот-вот вызовет меня на дуэль. И как я буду с ним биться в своем немощном состоянии, когда даже нормально наесться пока боюсь, чтобы желудок не перегружать после недавней комы? Но, обстановку разрядил полковник Ришар, приказав Годэну:

– Капитан, уже давно стемнело. Проверьте караулы.

И, как только капитан удалился выполнять команду, Ришар объяснил, повернувшись ко мне:

– В этой провинции неспокойно. В окрестностях замка действуют разбойники, нападая в темноте. Ни один из них пока не пойман. Потому приходится усиливать охрану на ночь.

А виконт Леопольд тут же дополнил сказанное своими измышлениями:

– Да, старики говорят, что нынешняя война пробудила в наших краях фекстов. Они снова почувствовали дыхание смерти. Эти твари неуловимы, но несчастий причиняют немало, убивая людей на дорогах и на окраинах поселений, и выпивая их кровь.

– И кто же такие эти фексты? – спросил я, чтобы подыграть Леопольду, уведя разговор от моего презрения к Наполеону.

– Они сродни вампирам! Это ожившие мертвецы. И они бессмертны, – охотно объяснил виконт Моравский.

Но ему возразил баронет:

– Не бессмертны, хотя и весьма живучие. Я слышал, что их можно убить стеклом или осиновым колом, если попасть прямо в сердце. А простое оружие их не берет. Обычные пули пролетают их тела насквозь, не причиняя вреда, а колотые и резаные раны на них тут же затягиваются.

Мистическая тема явно вызвала интерес. Даже заскучавшая Иванка встряла в разговор:

– Бабушка мне говорила, что фексты от дьявола!

– А я слышал, что это старые моравские солдаты, которые купили себе колдовство неуязвимости во время Тридцатилетней войны, в те времена, когда еще не всех ведьм сожгли на кострах, – сказал Влад.

Я был рад, что отвлек их от своей персоны, развив эту мистическую тему, которую почти вся компания с удовольствием подхватила. Подвыпившие присутствующие уже порядком надоели мне. После тяжелого дня с тряской дорогой и хорошего ужина мое все еще слабое тело банально желало поскорее лечь в постель и заснуть. Да и мой денщик, терпеливо стоящий рядом, уже очень сильно проголодался и, наверняка, тоже был бы не против, вкусив остатки господского ужина вместе с другими слугами, улечься на боковую у себя в коморке.

Беседой, ведущейся на нашем конце стола, заинтересовался и полковник Ришар, сообщив:

– Господа, все это было бы очень интересно про этих ваших фекстов, если бы разбойники на самом деле не убили пару дней назад на склоне соседней горы двух наших солдат из конного патруля. И пока непонятно, кто это сделал и зачем.

«Партизаны, конечно! Ясное дело! Наверняка, моравские народные мстители убивают французских оккупантов», – подумал я про себя, а вслух проговорил:

– Прошу меня простить. Я еще не оправился от ранения и очень устал с дороги. Посему разрешите откланяться.

Потихоньку мне удалось встать и двинуться в сторону винтовой лестницы с помощью Степана, который заботливо поддерживал меня под локоть. Наверное, я представлял собой в ту минуту жалкое зрелище. В замызганном колете и заштопанных лосинах, да еще и с повязкой на голове я двигался неуклюже, словно глубокий старик, подумав о том, что хорошо бы завести себе пока трость ради дополнительной точки опоры, потому что выпитое вино сделало мои ослабленные ноги совсем ватными. Тем не менее, я благополучно добрался до своей комнаты, желая уже поскорее завалиться на кровать, когда снаружи внезапно началась перестрелка.

Звуки походили на частую пальбу из разных охотничьих ружей. Впрочем, здесь в военных действиях нередко применялись именно разные ружья. В русской армии использовались ружья почти трех десятков типов от разных производителей с разбросом по году выпуска чуть ли не в сотню лет, имеющие различные диаметры каналов стволов. И это создавало серьезные проблемы для снабжения войск боеприпасами. Правда, интенданты как-то выкручивались, выдавая бойцам принадлежности для самостоятельного литья пуль, называемые пулелейками.

С началом войн с войсками Наполеона русская промышленность долго не успевала перейти на единые стандарты. Хотя в этом имелась насущная необходимость, тем более, что каждый род войск вооружался своим собственным видом ружей. И калибр этого разнородного стрелкового вооружения составлял от 13,5 до 22 миллиметров. Насколько я помнил, только в 1805 году наконец-то в России приняли единый калибр для ружей и пистолетов, составивший 7 линий, или 17,78 мм. Но, воплотили в жизнь это решение, понятно, не быстро. И чехарда с разношерстным стрелковым оружием продолжалась еще долго.

У французов дела со стрелковым вооружением обстояли ненамного лучше, чем в русской армии. Французская линейная пехота вооружалась ружьями образца 1777 года, имеющими калибр 17,4 мм и модификации 1799 и 1801 годов, слегка укороченную и облегченную, которой вооружали вольтижеров. Прицельно такое ружье било на 120 метров, но неудачное крепление кремниевой пластинки на курке часто приводило к осечкам. И потому солдаты при любом удобном случае старались поменять свои ружья на трофейные. Промышленность Франции тоже не справлялась с единообразием вооружения, потому все трофейное оружие, захваченное по всей Европе, сразу же пускалось в дело. Вот и тут за окном моей комнаты стреляли разные калибры, судя по звукам всей этой разноголосицы.

Сначала я решил, что баронесса решила удивить гостей фейерверком, но, когда одна из пуль разбила стекло в окне, я понял, что все это вовсе не увеселения, а самая настоящая попытка штурма крепости. Осторожно выглянув в разбитое окно, я увидел, что в свете почти полной луны к замку по склону быстро поднимаются какие-то вооруженные люди, а французские фузилеры стреляют по ним со стен.

Внизу смолк клавесин и заголосили женщины. И я поспешил обратно к винтовой лестнице, так быстро, как только мог в своем немощном состоянии. Проголодавшийся Семен Коротаев, сам двигаясь бочком и хромая, тем не менее, проворно подскочил ко мне и помогал спуститься. Я же, преодолевая головную боль, усталость, общую слабость и опьянение, напрягал мышцы, как мог. На лестнице было темно, не горели ни свечи, ни факелы. И я едва не навернулся на узких ступеньках. Но, кое-как ощупью, вдоль стеночки, поддерживаемый денщиком, преодолел первые три, когда на меня чуть не налетела пани Иржина, бегущая снизу. Сжимая в одной руке канделябр с тремя свечами, а другой подобрав полы длинного платья, она, освещая себе путь и увидев меня, прокричала по-французски:

– Скорее, князь! Следуйте за мной! На верхнем ярусе башни можно запереться, чтобы переждать стрельбу!

За ней, приподняв пышные юбки, уже торопились в укрытие ее родственницы, а следом за ними и Леопольд с Владом, да еще и не менее испуганная, чем они, прислуга, несущая следом за господами зажженные свечи. Стрельба снаружи, между тем, не прекращалась, а, наоборот, усиливалась с каждой минутой. Вскоре к ней добавились еще и вопли раненых. Ошеломленный такой переменой обстановки, я пропустил хозяйку замка по лестнице мимо себя, и она застучала каблучками, взбираясь дальше по крутой лестнице. Я же, поскольку все-равно не поспевал за остальными, попятился обратно к лестничной площадке и отошел вместе с денщиком в сторону, чтобы пропустить всех бегущих наверх. И только потом мы с Семеном двинулись следом за ними, а путь нам освещала служанка Маришка с подсвечником в руке, куда была воткнута одинокая, но толстая свеча.

Третий ярус башни, погруженный в темноту, баронесса, ее гости и слуги проскочили на одном дыхании, быстро достигнув тупика наверху винтовой лестницы. Там имелась толстая дверь, оббитая ржавым железом, которую Иржина распахнула с усилием и с ужасным скрипом, впустив всех в просторное помещение дозорной площадки, находящейся под шатровой крышей. И оттуда на нас сразу пахнуло холодом.

Когда мы со Степаном последними поднялись на верхнюю башенную площадку, слуги уже зажигали факелы, запас которых имелся там в железном ящике возле входа. Рядом стоял и бочонок с какой-то маслянистой жидкостью, по запаху напоминающей керосин, куда прислуга обмакивала факелы прежде, чем зажечь их от горящих свечей и закрепить в железных держателях, расположенных на стенах. Как только помещение наполнилось светом, я тут же разглядел страх в глазах собравшихся. Стрельба все не утихала и более того, звуки выстрелов приблизились к башне. А левретка баронессы, сидящая на руках у служанки, громко поскуливала при каждом новом хлопке, что еще больше пугало женщин. Вскоре стрельба стала реже, но снизу начал отчетливо доноситься звон клинков и крики.

Глава 12

На верхней площадке башни между стрелковых бойниц, возле которых стояли какие-то старинные сундуки, охраняемые манекенами рыцарей в латах, гулял холодный ветер, создавая сильный сквозняк, потому женщины сразу же инстинктивно сгрудились около единственного источника тепла – кирпичной трубы большого камина, в котором все еще продолжало играть пламя внизу, в трапезном зале. Широкая каминная труба, пронзая все ярусы и шатровую крышу над башней, исправно выводила продукты горения наружу. И к этому времени она уже хорошо прогрелась по всей длине. Потому баронесса и ее родственницы вместе со служанками инстинктивно жались к трубе, обступив ее со всех сторон. А виконт и баронет, которым не достались места возле теплой трубы, выглядели растерянными и ежились от холода возле стен в свете факелов и свечей, быстро расставленных прислугой на сундуках.

Тем временем, звуки сражения, доносившиеся снизу, уже из внутреннего двора, не прекращались, лишь делаясь все громче. А я в тот момент предположил, что местные моравские партизаны совсем обнаглели, раз решились штурмовать замок. И, если это так, то мне следовало хотя бы попытаться защитить женщин. Происходящее, похоже, не было просто вылазкой банды разбойников или небольшого отряда партизан. Судя по звукам, напавших оказалось неожиданно много. И, надо признать, действовали они против французского гарнизона довольно умело, нагло и успешно.

Я подумал, что если все это, действительно, устроили местные, то тут уже ощущался масштаб настоящего крестьянского бунта, не меньше. Если эти бунтовщики ворвутся на башню, то хозяйке замка, как и ее родне, конечно же, несдобровать. Разъяренные крестьяне, скорее всего, их всех не только изнасилуют, но и подденут на вилы. А в ярости и недобрых намерениях штурмующих я не сомневался. Было понятно, что, раз крестьяне пошли на такое, то взбунтовались не на пустом месте.

Возможно, к вооруженному мятежу местных жителей подтолкнули не только война, оккупация, изъятия продовольствия и рабочей скотины в пользу армии Наполеона, но и сама пани Иржина, которая, например, настолько плохо вела хозяйство, что настроила население против себя? Не оттого ли крестьяне затеяли маленькую революцию против поработителей по образцу французской? Но, точных причин происходящего я, понятное дело, тогда не знал, как и не понимал, чем же в подобной ситуации возможно защититься от толпы без огнестрельного оружия? Да еще и сил для какого-либо эффективного сопротивления у меня не имелось.

Но, деваться стало некуда, когда Степан Коротаев, никого не спрашивая, решительно сорвал со стены одну из сабель, привешенных на фоне рыцарского щита в качестве украшения интерьера, а вторую, скрещенную с ней, тоже сдернул со скоб и подал мне. Вот и пришлось неожиданно вооружиться холодным оружием. Не стану же я говорить денщику, что, вообще-то, к бою на длинных клинках не привычен? Боксер я, а не фехтовальщик!

Впрочем, это я в прошлой жизни боксером был. А тот князь Андрей, который до меня в этом теле сидел, одинаково хорошо владел и саблей, и палашом, и шпагой. И потому моя рука сразу уверенно легла на сабельную рукоятку. Несмотря на подмену его сущности моей, мышечная память князя никуда не делась. Рефлексы тела срабатывали неплохо, в чем я уже убедился недавно за ужином, поглощая угощения весьма манерно, не хуже самых рафинированных петербургских аристократов.

Коротаев же и вовсе, судя по всему, был виртуозом клинкового боя. Во всяком случае, крутанув саблей в воздухе и почувствовав ее баланс, рядовой лейб-гвардеец тут же развалил вдоль на две половинки, от фитиля до основания, свечу в ближайшем подсвечнике, поставленном слугами на один из сундуков. И этот жест произвел впечатление на баронессу. Иржина сказала дрогнувшим голосом:

– Срывайте замки с сундуков! Внутри сложено оружие.

Пока Коротаев вместе с виконтом и баронетом ломали замки старых сундуков, используя вместо ломов тяжелые длинные мечи, позаимствованные у рыцарских манекенов, я поинтересовался у баронессы:

– Как вы думаете, почему штурмующие так быстро проникли за стены? Я что-то не слышал со стороны стен звуков штурма. Такое впечатление, что напавшие сходу ворвались во двор. Не может ли здесь иметь место предательство?

На что Иржина ответила с грустью в голосе:

– Этот замок давно уже не годился в качестве крепости. В стенах прорехи в нескольких местах. После того, как больше века назад замок осаждали венгры и внутри цитадели был пожар, Гельф долго разрушался. Какое-то время после пожара в нем находились разбойники, потом разбойников выбили и поставили гарнизон. Но, солдаты совсем не занимались ремонтом. И, когда мой покойный муж настоял поселиться здесь, замок представлял собой руины, которые надлежало отстраивать заново. Муж мой пребывал в иллюзиях, что сможет все восстановить, хотя денег на серьезный ремонт у нашей семьи не имелось. А потом его хватил удар… Поэтому мы привели в порядок совсем немного…

В сундуках обнаружились старинные ружья даже не с кремниевыми, а с фитильными и колесцовыми замками. Вот только, все эти мушкеты и аркебузы изрядно проржавели и требовали отбраковки негодных экземпляров и, как минимум, серьезной чистки оставшихся. К тому же, к ним не имелось ни пуль, ни пороха. Так что оружие, предоставленное баронессой, оказалось бесполезным.

Тем временем, судя по звукам, бой уже приблизился к башне, в которой мы находились. И я спросил у Иржины:

– А где полковник Ришар?

Вдова ответила:

– Когда послышались выстрелы, он ушел к своим солдатам узнавать, в чем дело. Больше я его не видела. Пули начали разбивать окна, и мы все поднялись сюда.

– Понятно, – сказал я.

Приметив маленькую дверцу в наружной стене, я приказал Степану проверить, что за ней. Оказалось, что это выход на специальный балкон-машикуль, нависающий над входом в башню и оборудованный вертикальными бойницами, а также желобами для поливания штурмующих горячей смолой или кипящим маслом. Пройдя туда следом за денщиком, я оказался прямо над схваткой, происходящей возле башенного крыльца. Но, к этому моменту нападавшие уже настолько плотно смешались с французскими солдатами, защищавшими замок, что будь у нас даже смола с маслом, подготовленные к использованию надлежащим образом, их уже невозможно было бы применить выборочно только против неизвестных врагов без риска для французов. Стрелять в дерущихся при тусклом лунном свете тоже не представлялось возможным по той же причине.

Бойцы обеих сторон, расстреляв друг в друга заряды и быстро смешавшись, повсеместно перешли к рукопашной, не имея более времени для долгой дульной перезарядки огнестрельного оружия. Хотя отдельные выстрелы все еще продолжали звучать, их точность оставляла желать лучшего, а основная схватка теперь велась именно с помощью клинков и ружейных штыков. Звон металла и крики наполнили весь замковый двор. А у самого основания нашей башни схватка выглядела особенно ожесточенной.

Но, что это? Оказавшись на балконе, я отчетливо услышал русскую речь! Вернее, так хорошо знакомый солдатский трехэтажный мат, который нельзя было перепутать ни с чем! Кто-то громко орал:

– Вашу мать через три дыры! Семеновцы! Усилить натиск! Еще немного, и лягушатники лягут!

У меня екнуло сердце. Неужели сюда каким-то чудом пробился наш Семеновский пехотный полк лейб-гвардии, старейшее подразделение, созданное еще из потешных войск Петра Великого? Правда, поговаривали, что именно семеновцы принимали самое активное участие в убийстве императора Павла. И с тех пор репутация полка в армии сильно пострадала. Может, это просто какие-то дезертиры, присоединившиеся к местным бандитам?

Вот только не время сейчас было рассуждать и гадать, поскольку внизу нападавшие, усилив напор, неожиданно сломили сопротивление французов и вломились в башню. И теперь нас от них отделяла лишь длина винтовой лестницы. Значит, придется встречать, кем бы они ни были. Если свои, то вреда не причинят, а если враги, то лучше погибнуть сразу, чем потом при пытках и прочих издевательствах. И потому я, собрав все остатки сил, заковылял к лестнице с саблей в руках вместе со Степаном. Может, хоть одного врага зарублю? Тем более, что замковая лестница закручена таким образом, что те, кто обороняется сверху, имеют преимущество в размахе холодным оружием над теми, кто атакует снизу.

Они поднимались осторожно, освещая лестницу факелами, взятыми внизу и подожженными от огня в камине. Когда показались из-за поворота винтовой лестницы, то я увидел совсем уже рядом их суровые лица, перекошенные от ярости. Понимая, что их может встретить град пуль, свои ружья со штыками они выставили вперед, а решимость убить противника или погибнуть горела в глазах у каждого. Причем, оружие они, скорее всего, уже успели перезарядить прежде, чем начать подъем по винтовой лестнице на самый верх башни. Меня обнадеживало лишь то, что их мундиры, забрызганные кровью, действительно, принадлежали Семеновскому полку: черные с синими воротничками и с белыми штанами, заправленными в сапоги из черной кожи, а на головах у некоторых бойцов даже сохранились форменные киверные шапки!

Медлить я не мог. Надо было сразу же попытаться договориться, если только они не дезертиры. А если все-таки дезертиры, то придется или бросаться в самоубийственную атаку, или принимать смерть, не сходя с места. Впрочем, это был последний шанс. Потому я набрал полную грудь воздуха и, попробовав воспроизвести командирский голос, прокричал им:

– Стойте, братцы! Я ротмистр кавалергардов, князь Андрей Волконский! Со мной Степан Коротаев, рядовой Конного полка лейб-гвардии! Мы здесь в плену!

Удивительно, но бойцы остановились, не став стрелять в нас. Видимо, сыграло роль то, что мы со Степаном были одеты в остатки формы, которую они тут же узнали. А сзади чей-то могучий бас пророкотал:

– Расступись!

И я узнал по голосу того, кто только что яростно ругался и приказывал семеновцам усилить натиск. Выбравшись вперед, он окинул взглядом наши с Коротаевым потрепанные мундиры и представился:

– Федор Дорохов. Поручик Семеновского полка, разжалованный в рядовые. Я здесь командую.

С его клинка капала кровь, форма была изодрана и окровавлена, головной убор отсутствовал, а на лбу пламенел свежий косой порез, нанесенный, видимо, вражеским клинком. Передо мной стоял человек среднего роста, широкоплечий, но стройный, его вьющиеся светлые волосы спутались от крови и пота, а голубые глаза, при этом, оставались холодными и внимательными в то время, как тонкие губы извивались в нагловатой и хищной ухмылке. Тем не менее, взгляд его выдавал не только непростой напористый характер, но и достаточно прозорливый ум. Что и подтвердилось, когда он крикнул бойцам:

– Отставить штурм башни! Здесь свои!

А в моей голове бешено завертелись зубчатые колеса мыслей: «Не тот ли это Дорохов, который Долохов в романе у Льва Толстого, известный петербургский бретер и повеса?»

И я спросил его:

– А не знакомы ли вы, случайно, с моим другом Пьером Безруковым?

Тут же выражение его лица смягчилось, и, улыбнувшись уже вполне безобидно, Федор произнес:

– Как же! Разумеется, близко знаком! Нас познакомил князь Анатоль Карягин! А потом столько было вместе с Пьером интересных приключений! Особенно одно мне очень запомнилось, когда мы втроем раздобыли живого медведя, затащили его в карету и повезли к актрискам. После, когда кто-то позвал полицию, мы схватили квартального, привязали его к спине медведя и отправили плавать в Мойку! Вот уж потехи тогда было!

И Федор Дорохов рассмеялся, а вслед за ним засмеялись и его бойцы, опустив оружие.