Текст книги "Герои Аустерлица (СИ)"

Автор книги: Августин Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 25

– Ах, вот оно что! Так твоя жена еще и ребенка ждет! А ты тут со мной закрутил! Подло воспользовался моим одиночеством! Каков мерзавец! Убирайся! – выкрикнула Иржина мне в лицо свое возмущение.

Влепив мне пощечину, баронесса повернулась ко мне спиной, взбежав на второй этаж. Я же молча потер ударенную щеку. И, глядя ей в след на то, как длинная юбка Иржины волочится по ступенькам, не тронулся с места. Я был ошарашен тем фактом, что эта красивая женщина влюбилась в меня. В этот момент я пытался разобраться в себе. Испытывал ли я слишком сильные чувства по отношению к ней? Скорее, все-таки нет. Безусловно, для меня общение с ней оказалось приятной романтической интрижкой. Но, не более того.

С минуту я стоял в холле, переваривая произошедшее. А потом, когда ее шаги затихли где-то наверху, я принял решение отложить разговор о деловых аспектах предстоящего отъезда на время ближе к отправлению. Нужно было дать Иржине какое-то время, чтобы она остыла после истерики. Потом я вышел из особняка, собираясь осмотреть трофеи, захваченные нашим отрядом, чтобы выбрать из них все то, что пригодится в походе. Нам понадобятся здоровые лошади, исправное оружие с боеприпасами и продовольствие. Остальное, включая лишнюю амуницию, всех пленных и легко раненых лошадей, я намеревался оставить на территории Гельфа.

Даже после наших пререканий я не отказывался от идеи позаимствовать провиант у баронессы, но, разумеется, не в качестве акта грабежа. Компенсировать все издержки я планировал тем, что выпишу ей напоследок щедрый вексель. Конечно, я предвидел, что мой отец Николай Андреевич отнюдь не обрадуется подобным расходам. Но, во всяком случае, я надеялся, что, благодаря выделению приличной компенсации вдове барона, я смогу найти какой-то компромисс внутри себя самого с собственной совестью и честью на фоне всего того, что произошло между мной и Иржиной. Деньги могли помочь замять скандал, тем более, что баронесса, как я понял, нуждалась в средствах постоянно, поскольку содержание ее старого замка все время требовало больших затрат.

Вместе с Дороховым мы пересчитали трофеи, которых оказалось немало. Помимо ружей, у обозников имелся неплохой запас пуль и пороха. Еще у французских фуражиров оказалась вполне приличная касса, обнаруженная при вскрытии небольшого, но тяжелого сундучка покойного капитана. Выяснилось, что этот сундучок был набит серебряными монетами почти доверху. И все-таки главным приобретением, несомненно, стали лошади. Смертельно ранеными оказались всего пять из них. Солдаты добили их и разделали на мясо. А раненых легко животных, которых набралось с дюжину, отвели на конюшню, поручив там заботам конюха. Здоровых же лошадок досталось нам все равно достаточно много, почти сотня голов. И это позволяло всем нашим бойцам передвигаться верхом. Имелись теперь в нашем распоряжении и фуражные фургоны, похожие на знаменитые дилижансы Дикого Запада. Причем, один из них был нагружен мешками с овсом, а это означало, что лошади на время перехода будут сыты.

Проспав несколько часов, Влад к вечеру оклемался и приступил к своим обязанностям, взяв на себя заботы о раненых. Толстяк Леопольд тоже оказался достаточно образованным. Во всяком случае, по моей просьбе он без труда наметил простым карандашом предстоящий маршрут на карте, а я перерисовал его, снабдив не только Дорохова, но и всех унтеров на случай, если отряду в пути придется разделиться. Занимаясь приготовлениями к походу, я пропустил и обед, и ужин. Впрочем, мой денщик Степан Коротаев не давал мне умереть с голоду, принеся с кухни рульку с тушенной капустой и картофельные пирожки.

Весь вечер ушел на подготовку к походу. Как только общими усилиями солдат, унтеров и нас с Дороховым все приготовили к выдвижению, и осталось лишь погрузить на телеги провизию, я рискнул вновь попытаться решить этот самый «продовольственный вопрос» с Иржиной. Она как раз ужинала вместе с родственниками, но я совсем не желал разговаривать прилюдно. Потому попросил слуг, чтобы баронессе передали о том, что я желаю переговорить с ней по важному делу. Ожидая ее, я смотрел на свечные огоньки, пляшущие в легком сквозняке над серебряными канделябрами, возвращенными расхитителями в баронский особняк.

В этот момент на меня снова нахлынули воспоминания прежнего князя Андрея. И перед моим мысленным взором почему-то всплыл эпизод, когда князь Ипполит Карягин увивался, словно змей, возле Лизы, помогая ей одеваться вместо лакея. Выглядело это так, будто бы он нагло лапает мою супругу. Да и морда у него в этот момент была хитрющая. Чертов ловелас – вот кто он такой! Помнится, я, то есть еще тот прежний князь Андрей, попытался поставить тогда его на место, обратившись к Ипполиту весьма пренебрежительным тоном, презрительно процедив ему сквозь зубы: «Па-азвольте, сударь!» Так, обычно, господа обращаются к лакеям. Но, князь Ипполит сделал вид, что не заметил мой тон, хотя подобная колкость для любого другого дворянина могла бы послужить поводом к вызову на дуэль.

Отвратительная семейка эти Карягины! И, подумать только! Эти неприятные люди и есть самые лучшие друзья моей жены! Вспомнилось тут же и еще, как Лиза сказала в присутствии Пьера, что вовсе не понимает, зачем мужчины едут на войну. Да она вовсе не патриотка! Никакого чувства долга по отношению к Родине она не испытывает! Да и на белку она похожа со своей этой постоянно вздернутой верхней губой. Вылитая злая хищная белка – вот кто она! И зачем мне такая жена? Что ждет меня с ней? Постоянные семейные скандалы? Если только…

Мои мысли прервало появление баронессы. Иржина все-таки вышла ко мне в холл из гостиной. На ней было бархатное платье бордового цвета с глубоким вырезом под шеей и с оборками из черного кружева, а на золотых ювелирных украшениях сверкали рубины, отражая своими кровавыми гранями пламя свечей. Выглядела она потрясающе. Но, я не собирался говорить ей комплименты и прочие банальности, а сразу перешел к делу:

– Баронесса, наш отряд готов к маршу. И все, что нам нужно получить от вас прежде, чем мы покинем Гельф, так это продовольствие на дорогу. Как только загрузим его на телеги, так сразу и отправимся. Я выпишу вам вексель, который покроет убытки…

Внезапно подбородок ее задрожал, а на глаза навернулись слезы. Дрогнувшим голосом она порывисто проговорила:

– Хоть ты и негодяй, Андрэ, что скрыл от меня свой брак, но я не собираюсь уступать тебя этой твоей Лизе! Я слишком долго страдала в одиночестве, а потому намерена за тебя бороться! Я поеду с тобой!

Такого поворота я не ожидал. Слушая Иржину, я поражался этой женщине. И где только ее гордость и честь баронессы? Да она ведет себя не лучше любой хабалки, считающей, что законная жена – это не стена, а значит, ее можно подвинуть!

Недоумевая от навязчивости этой женщины, я пробормотал:

– Да как же ты поедешь в такой трудный и рискованный поход, который и для закаленных боями солдат совсем не легкая прогулка? Мы сейчас уходим в неизвестность. Наш путь пройдет по дорогам среди гор, продуваемых всеми ветрами. Возможно, в пути нам придется отбиваться от неприятеля. Очень вероятно, что французы вышлют по нашему следу кавалерию. Вряд ли они простят нам разгром гарнизона Гельфа и фуражной роты. Потому, скорее всего, наш отряд постараются перехватить на марше и уничтожить любой ценой. И оторваться от преследования лихих кавалеристов на медленных обозных лошадках мы не сможем. Высока вероятность того, что не все наши бойцы доберутся до пункта назначения…

Иржина перебила:

– Я не боюсь трудностей, Андрэ! Я сопровождала своего покойного мужа в военных походах не один раз. Я пригожусь. Я не такая изнеженная, как другие дамы моего круга. Я дочь генерала и стрелять умею. Если будет нужно, то и врага подстрелю. Еще я не боюсь крови и умею оказывать помощь раненым.

Тут в моем мозгу промелькнула циничная мысль, что, раз женщина сама хочет, то почему бы не использовать это ее желание во благо? И потому я проговорил:

– Ладно, если ты, на самом деле, хочешь сама от скуки ощутить все трудности войны на самой себе, то присоединяйся. Но учти, что это недешевый аттракцион. С тебя тогда причитается недельный запас провизии для моих бойцов.

К моему удивлению, перспектива встрять в боевые действия и поделиться запасами еды с солдатами Иржину не остановила. Наоборот, она явно приободрилась. Вытерев слезы шелковым носовым платочком с вышитыми вензелями, баронесса сказала:

– Еда нужна не только для твоих бойцов, но и для моих родственников. Я, разумеется, возьму их с собой. Нам понадобятся несколько фургонов, чтобы все погрузить…

– Не хватало мне еще в боевом походе организовывать защиту твоей родни! – перебил я.

Она опустила взгляд, но сказала твердо:

– А что мне прикажешь с ними делать? Оставить этих женщин в Гельфе на произвол оккупантов я не могу. После того, как вы устроили кладбище французов посреди моего замка, ничего хорошего моих родственниц не ожидает.

– Так французы же весьма благородны и цивилизованны. Они не воюют с женщинами. Это же общеизвестно, – сказал я.

– Может, и не воюют. Но используют всегда и во все места, – проговорила Иржина весьма откровенно. Она сверкнула на меня глазами, потом добавила:

– Ты что же думаешь, что ко мне не приставал этот полковник Ришар, когда был жив? Еще как приставал! Только грань приличий все-таки не переступал, когда отвергала его ухаживания. Он был хоть как-то воспитан, в отличие от совсем уж мерзкого Годэна, который взял привычку подкарауливать меня в разных закутках, стараясь улучить момент, когда рядом нет свидетелей, чтобы попытаться прижать меня и залезть под юбку. Мне едва удавалось выкрутиться из его липких объятий. А уж служанкам моим вообще проходу не давали эти французы. Маришку, например, французские солдаты изнасиловали в первый же день их пребывания здесь. Я, разумеется, пожаловалась тому же Ришару. Но, добилась только того, что их посадили под арест на пару дней, а потом, якобы, устроили военно-полевой суд, на котором Ришар с Годэном постановили, что это Маришка виновата во всем. Она, оказывается, сразу трех солдат совратила своим непристойным видом, ведь они ворвались к ней в комнату, застав ее без одежды! Всех насильников оправдали и из-под ареста выпустили. Теперь же все будет еще хуже. Как только французы вновь займут крепость, они найдут тут трупы своих и станут допрашивать всех свидетелей. А я не могу допустить, чтобы мои близкие подверглись насилию, пыткам или стали заложницами. И сама не хочу этого для себя. Да и весь Гельф давно заложен за долги. Как только война прекратится, замок у меня отберут кредиторы. Так что терять мне нечего. Предоставь мне повозки, и я распоряжусь собираться немедленно.

Выслушав ее, я более не стал возражать, лишь кивнул в ответ на ее просьбу о гужевом транспорте. Она же резко развернулась и удалилась без всяких сантиментов, перейдя из холла в гостиную к своей родне. Баронессе, похоже, предстоял весьма непростой разговор с родственницами. Глядя в след Иржине, я подумал, что ее мотивы и заботу о близких можно понять. Она боится не только гнева французов, но и банкротства.

Вот только, новые обстоятельства осложняли подготовку к походу. Впрочем, трофейных фургонов имелось достаточное количество. Для родственниц баронессы места в повозках, конечно, хватит. А большой разницы от того, будут ли в колонне пять груженых фургонов или десять, нет. На общую скорость передвижения количество фур повлияет мало. Просто само их наличие на марше сильно замедлит нас. Но и совсем без обоза в долгом походе не обойтись. Тем более, что мы с Дороховым намеривались продолжить путь от замка Здешов-Козел дальше. Ведь целью мы себе ставили достижение границы нашего Отечества.

Глава 26

Весь остаток вечера и большая часть ночи ушли на сборы в дорогу. Во дворах замка горели многочисленные костры, освещая наши приготовления. Не только солдаты, но и слуги Иржины грузили мешки с припасами в фургоны. А служанки баронессы устраивали места в повозках для ее родственниц, не забывая взять в дорогу и весьма объемный багаж каждой из женщин. Да и сама Иржина распорядилась забрать из замка, упаковать надлежащим образом и прихватить с собой все самое ценное: серебряные подсвечники и столовые приборы, фарфоровые сервизы, свои драгоценности, а также гардероб дорогих платьев и мехов.

Кладовые Гельфа оказались не столь щедры, как я надеялся. Баронесса не соврала о своем банкротстве. Продовольственных запасов нашлось совсем немного. Но, на переход до крепости Здешов-Козел должно хватить с избытком для того, чтобы обеспечить нашим солдатам в пути нормальный рацион: кашу, сдобренную маслом и кусочками мяса, сало, сыр, вино, хлеб и сухари. Достаточно много погрузили в фургоны лишь муки, которую в замок регулярно привозили с мельницы. Да еще и всякую домашнюю живность взяли с собой в живом виде.

Один фургон даже пришлось переоборудовать под передвижной загон для нескольких свинок, коз и баранов, а в другой солдаты поставили деревянные ящики-клети с курами. Третий вез мешки с мукой. Четвертый нагрузили кониной, салом и колбасными изделиями из кладовых замка. На пятый фургон положили прочие припасы. Шестой предназначили под запасные ружья, бочонки с порохом и мешочки с пулями. На седьмой телеге ехали палатки, прочая амуниция и шанцевые инструменты. Восьмой фургон вез лежачих раненых. Их будет сопровождать Влад, которого я назначил нашим ротным фельдшером. Родственницы Иржины, ее служанки и их поклажа заняли два фургона, а сама баронесса решила ехать в собственной бричке.

На самом деле, ничего удивительного в наличии у нас солидного обоза не было. За армиями этого времени всегда тащилось много обозников, которые выполняли задачи обслуживания солдат и офицеров в длительных переходах. Обозные телеги, обычно, везли не только продовольствие для людей и лошадей, оружие, боеприпасы, амуницию, но и, например, дрова для обогрева или даже питьевую воду, если в этом возникала необходимость. А еще войсковой обоз часто дополняли маркитантки. Это были женщины, добровольно пустившиеся в путь вместе с солдатами. Некоторые из них являлись женами или любовницами военнослужащих, но большинство маркитанток просто искали приключений, стараясь находиться поближе к мужчинам, соскучившимся по женскому обществу.

Вопреки расхожему мнению, далеко не все из маркитанток были падшими женщинами, торговавшими плотскими утехами. Многие из них имели таланты предпринимательниц, везя с собой и продавая в пути разнообразные товары, всякие полезные мелочи, вроде иголок, ниток, пуговиц и пряжек, необходимые в нелегком солдатском быту. Также среди этого женского контингента имелись профессиональные прачки, швеи, поварихи и прочие рукодельницы, которые брали плату с воинов за свои услуги. Конечно, подобный заработок доставался этим дамам нелегко, поскольку маркитанткам приходилось разделять с солдатами все трудности походов. И всегда для этих женщин существовала опасность погибнуть или получить увечья во время военных действий. Я подумал, что если рассматривать Иржину, ее родственниц и служанок в этом качестве, то и у нас в обозе маркитантки тоже теперь имелись.

Когда все уже было готово к выезду, и людям осталось лишь занять места в седлах и в фургонах, я приказал построить солдат и обратился к ним с небольшой речью:

– Братцы! Скоро мы отправимся в путь сквозь холод и горы. Нам предстоит далекий и трудный марш с подъемами и спусками на ледяном ветру. Но, как бы не было тяжко, нам не будет на нашем пути тяжелее, чем солдатам нашего славного генералиссимуса Александра Васильевича Суворова в его труднейшем переходе через Альпы. А он, как известно, преодолел Альпы с честью и с победой! Потому и мы просто обязаны преодолеть все трудности. Ведь перед нами вовсе не Альпы, а всего лишь Карпаты. И как бы трудно не пришлось в пути, какие бы испытания нам не выпали по дороге, пусть каждого согревает мысль о том, что идем мы домой, в Россию!

– Ура! Слава России и государю императору! – грянули в ответ семеновцы.

Все они показали себя отличными бойцами в недавних стычках с неприятелем. И потому я, глядя на них, верил в их мужество и выучку. Все-таки они гвардейцы, а не обычные линейные пехотинцы. Семеновцы обладают отменной стойкостью и не побегут даже перед превосходящими силами противника. Во всяком случае, я на это очень надеялся, уже успев увидеть их в деле и убедившись, что опыт ведения боевых действий они усвоили хорошо.

Начав свою историю от потешного войска Петра Великого, семеновцы за столетие проявили себя во многих сражениях, сражаясь за царя и Отечество. Этот полк долгое время считался примером для других подразделений русской армии. Вот только запятнали гвардейцы-семеновцы себя не так давно тем, что в покушении на императора Павла участвовали. С тех пор их в армии многие недолюбливали, а рядовыми стали комплектовать Семеновский полк из крестьян, а не из дворян, как раньше.

Понеся немалый ущерб в репутации, тем не менее, отменную выучку и боеспособность семеновцы сохранили. Во всяком случае, те солдаты, которые пришли с Дороховым, это уже наглядно мне продемонстрировали. Да и молодые крестьяне, которые служили в Семеновском полку, все отличались мощным телосложением, высоким ростом, недюжинной силой, хорошим здоровьем и безропотным послушанием командирам. Из семеновских офицеров в отряде после мясорубки у плотины Аугеста уцелел только Дорохов, но унтеров у него под началом осталось достаточно. Так что структура управления остатками роты, несмотря на все потери, не развалилась. Пройдясь вдоль строя и еще раз осмотрев бойцов, я приказал выступать.

Семеновцы, разумеется, кавалеристами не были, как и моравские добровольцы, влившиеся в нашу сводную роту. Но, каждый рядовой пехотинец, будучи крестьянином от рождения, с детства умел неплохо обращаться с лошадьми. Деревенские жители издревле на лошадях пахали, сеяли, отвозили урожай и ездили между населенными пунктами. Так было в любой стране Европы. И не только в Европе, конечно. К началу эпохи Наполеоновских войн в этом отношении во всем мире пока что не изменилось ничего. Эпоха механизированного транспорта и сельскохозяйственной техники еще не наступила, да и не собиралась наступать в ближайшие десятилетия. А потому лошадь по-прежнему оставалась необходимым и полезнейшим рабочим и транспортным животным, с которым очень важно уметь поладить, и о котором нужно постоянно заботиться.

Прежде, чем сесть верхом, солдаты проверяли, правильно ли надеты седла, хорошо ли подтянуты подпруги и удобно ли выпущены по длине стремена. Я тоже проверил упряжь своего трофейного жеребца прежде, чем забраться в седло. Этот очень даже недешевый черный конь с белым пятном на лбу достался мне от вражеского фельдъегеря, захваченного в плен. Причем, мне его добровольно уступил Дорохов, хотя трофей принадлежал Федору по праву. Ведь это именно благодаря смекалке поручика нам удалось захватить вражеского коня вместе с седоком без всяких повреждений. Потому я не хотел брать себе этот приз. Но, Дорохов настоял, убедив меня, что подобный конь должен принадлежать старшему офицеру, командиру нашей сводной роты, кем я теперь и являлся.

И мне показалось, что, когда поручик окончательно протрезвел, то все-таки почувствовал себя неудобно, в долгу передо мной. И не только по той причине, что я хлопотал в штабе о возвращении ему офицерского чина, но и из-за того, что разговаривал он со мной поначалу весьма дерзко, не желая подчиняться мне, как старшему по званию. Впрочем, я обиду на него уже не держал. Во-первых, совесть у парня все же имелась. И, во-вторых, при всей сложности его характера, Дорохов оказался командиром храбрым и эффективным, а я оценивал людей по делам их. Потому все прежние хулиганские выходки Федора для меня сейчас мало что значили. Гораздо важнее было то, что моим заместителем оказался бесстрашный и умелый офицер, преданный воинской службе и Отечеству.

Князь Андрей считался отличным наездником. Потому и я, оказавшись на его месте, в грязь лицом не ударил. Память тела помогла мне удобно устроиться в седле без риска натереть себе пятую точку. Тяжелые пистолеты, сделанные, как выяснилось, на заказ в Швейцарии и подаренные покойному Ришару за боевые заслуги маршалом Иоахимом Мюратом, о чем гласила надпись, выгравированная на серебряной пластине снизу футляра, я переложил в седельные кобуры, чтобы не били в грудь на скаку. После чего, еще раз проверив, застегнуты ли пряжки на кожаных сумках, висящих с каждой стороны от седла, в которых помещался мой личный багаж, состоящий из трофейных вещей, принадлежавших мертвому французскому полковнику, когда он еще был жив, я подал знак рукой Дорохову, начав движение колонны первым.

Следуя за мной, лошади пошли друг за другом неторопливым шагом. С отправлением из-за Иржины и ее родственниц, которые собирались в дорогу весьма медлительно и нерасторопно, забывая то одно, то другое в последний момент, как обычно это бывает с рассеянными женщинами, мы все-таки сильно задержались. И потому начали движение позже на несколько часов, чем я планировал. Но, наконец-то наш боевой караван, выдвинувшись из ворот крепости в то время, когда уже достаточно рассвело, постепенно начал покидать Гельф. В утреннем морозном воздухе дышалось легко, а ясное в большей своей части небо с кучевыми облаками, лежащими достаточно далеко от нас над темными горбами гор, давало надежду, что погода будет благоприятствовать походу.

Всадники поехали друг за другом, а за ними, скрипя колесами под тяжестью грузов, потащились фургоны, впереди которых катилась бричка Иржины. Кучером у нее был Януш, одетый в венгерский бекеш, похожий на укороченный тулуп из овчины. А сама бричка выглядела переполненной багажом. Баронесса же, кутаясь в длинную шубу с капюшоном, похожую видом на темную норковую, еще долго оглядывалась на свой замок, бывший много лет ее домом.

Остановившись на обочине, я пропускал вперед своих всадников, внимательно осматривая каждого из них. Вскоре мимо меня проехал и экипаж баронессы. Взглянув на Иржину, я заметил, что в ее глазах стояли слезы. Иржина грустила, поскольку понимала, что едет в неизвестность. Но, поравнявшись со мной, она постаралась приободриться, промокнув глаза платочком и попытавшись улыбнуться. Я же приветственно махнул ей рукой и, поскакав в голову нашей кавалькады на своем быстром черном коне, приказал Дорохову выслать разведывательные разъезды и организовать арьергард на случай преследования.

Когда отъехали от замка, выйдя из-под защиты крепостных стен и склона горы, на открытом месте сделалось промозгло, поскольку налетел морозный ветер. И я поежился в своей трофейной французской шинели с меховым подбоем, ранее принадлежавшей все тому же полковнику Ришару, думая о том, каково было солдатам Суворова переправляться в высокогорье через вечные снега Альп. Ведь, кроме плаща из сукна, называемого епанча, у суворовских солдат никакой теплой одежды не имелось. А регулярное зимнее обмундирование появилось только после того героического похода.

Правильно восприняв сей опыт, император Павел распорядился внести изменения в вещевое довольствие армии и снабжать в холодное время солдат шинелями, тулупами-душегрейками и даже валенками. Я же приказал позаботиться о том, чтобы перед дальней зимней дорогой бойцы нашей роты утеплились, насколько возможно, надев, у кого были, шинели поверх мундиров. К счастью, у французских фуражиров мы взяли в качестве трофеев немало теплых вещей. И пока я не переживал о том, что бойцы получат обморожения. Тем более, что дневная температура все еще держалась выше нуля, хотя рано утром дорожные обочины покрылись инеем, а под конскими копытами иногда хрустел лед в лужицах, замерзших за ночь.