Текст книги "Герои Аустерлица (СИ)"

Автор книги: Августин Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава 29

Взяв легко ранеными двух пленных солдат противника и допросив их, мы поняли, что противостояли нам вовсе не фуражиры боевых частей, а зеленые новобранцы, которыми командовал туповатый и самонадеянный тыловой лейтенант. Этот немолодой тупица, призванный в армию из гражданских чиновников, видимо, не знал никакой иной тактики, кроме линейного построения, все же гораздо больше характерного для войн монархической эпохи прошлого XVIII века, чем для более маневренной войны, которую старался вести Наполеон, применяя не только классические пехотные линии, но и активно внедряя новую тактику ведения боевых действий рассыпным строем и атаки колоннами.

К тому же, увидев наши французские шинели и то, как после первых же выстрелов мы прыснули в канаву, лейтенант обозников решил, что перед ним всего лишь отряд дезертиров, которые струсили принимать бой и оттого спрятались за дорожной насыпью. Потому этот самоуверенный дурак и подумал, что, развернувшись в линию, напугает нас одним лишь видом наличия регулярных войск. Но, он здорово просчитался, за что и поплатился, получив в рукопашной схватке штыком прямо в сердце от одного из семеновцев.

Несмотря на то, что победа над обозниками далась нам легко и быстро, трое наших получили ранения. Двое солдат все-таки напоролись на вражеские штыки, а один из бойцов Дорохова поймал пулю. И лишь по счастливой случайности груз-200 на этот раз не пополнился нашими мертвецами. Да и наши трехсотые оказались ранены легко. Впрочем, в условиях отсутствия антибиотиков любая рана здесь могла стать летальной, и выживаемость раненых более зависела от индивидуальных особенностей организма противостоять инфекции, нежели от мастерства медиков, которое пока являлось, скорее, приятным и редким исключением из общего правила антисанитарии и просто пещерной некомпетентности, царящей тут в медицине практически повсеместно.

Как только бой закончился, я приказал воспользоваться временным лагерем лесозаготовителей для отдыха. Время едва перевалило за полдень, но люди в нашем отряде уже устали, поскольку большинство из них не сомкнуло глаз за всю ночь, участвуя в погрузочных работах. И я намеревался предоставить время бойцам на дневной сон, понимая, что, хотя бы, час им обязательно нужно поспать. А уже потом, подкрепившись и отдохнув, солдаты продолжат путь с новыми силами. Ведь, если судить по карте, впереди нам предстояла более трудная часть пути с крутыми подъемами на горной дороге, поскольку высота гор в восточном направлении постепенно увеличивалась.

Но, самая большая проблема заключалась в том, что двигались мы слишком медленно. И потому до замка Здешов-Козел добраться за один дневной переход нечего было и мечтать. Хотя Леопольд Моравский и не соврал. Просто этот аристократ мог позволить себе мчаться между замками на дорогих скакунах, подкрепленных не менее породистыми запасными лошадьми, спокойно преодолевая расстояние в семь десятков верст за один световой день. Мы же с нашим громоздким обозом тащились очень медленно, делая не больше шести верст за час на пологом подъеме.

Победа над новобранцами, никогда еще не участвовавшими в сражениях и отправленными в обозники, далась нам легко. Но, обольщаться не стоило. И, если придется заночевать в дороге, то надлежало выбрать место достаточно защищенное для того, чтобы внезапно нагрянувшая неприятельская кавалерия не застала нас врасплох. А что французские кавалеристы рано или поздно настигнут нас, я не сомневался. Меня даже удивляло, что до сих пор не настигли.

Впрочем, если даже из Ольмюца с самого утра выслали жандармов на поиски фельдъегеря, то пока эти жандармы пробрались в замок Гельф и освободили там пленных, прошло немало времени. К тому же, уезжая, ворота мы закрыли, а тяги опущенной железной решетки обрубили, чтобы ее не так-то просто было поднять. И пока они там провозились, прошло никак не меньше трех часов. Послать же гонца из Гельфа в Ольмюц с докладом о нашем выдвижении тоже требовало времени, как и само принятие решения командованием гарнизона об отправке погони.

Да и выделение наряда войск для этой цели не произойдет за считанные минуты. В штабе сначала разработают операцию против нас. Военная бюрократия работает не быстро. А кавалеристы, получив приказ, тоже вряд ли соберутся в путь за считанные минуты. Следовательно, какое-то время до встречи с вражеской кавалерией у нас оставалось. Вот только мне совсем не хотелось, чтобы кавалеристы настигли нашу колонну на марше.

Впрочем, лагерь-бивуак французских лесозаготовителей подходил для встречи вражеской конницы гораздо лучше, чем дорога. Если тут организовать оборону с умом, то конница лишится своего преимущества. Мы же вполне сможем отбиться, защищенные лесом с трех сторон от кавалеристских атак, если с четвертой стороны разместим препятствие, например, в виде поваленных друг на друга деревьев. И потому я обратился к только что освобожденным драгунам, все еще сжимавшим в руках пилы и топоры.

– Братцы, драгуны! Наша пехотная рота Семеновского полка, совершающая рейд по тылам неприятеля, только что сумела освободить вас из французского плена. Но, нас преследует вражеская кавалерия. Потому я приказываю вам еще немного поработать для того, чтобы сделать засеку возле нашего лагеря. Необходимо обезопасить обоз, в котором находятся раненые и беженцы. Обещаю, что после предоставлю всем, кроме караулов, два часа дневного отдыха.

Тут один из драгун вышел вперед и сказал:

– Семеновская рота, говоришь? А ты кто таков будешь, ряженый во французскую шинель?

Я тут же скинул свой маскировочный наряд, под которым был надет мой потрепанный мундир, и произнес:

– Ротмистр кавалергардов, князь Андрей Волконский, адъютант Кутузова.

Потом добавил, внимательно рассматривая дерзкого темноволосого и кареглазого драгуна, обросшего бородой, который сразу замолчал:

– Вы, кажется, не представились.

Он немного смутился, но сказал твердо, глядя мне в глаза:

– Кирилл Ширяев, вахмистр второго эскадрона Санкт-Петербургского драгунского полка. Нами командовал подполковник Михаил Дмитриевич Балк.

– А в плену вы как оказались? – спросил я.

Тут он опустил взгляд, пробормотав:

– Раненым меня французы подобрали, как и других наших после того, как мы схлестнулись с французской кавалерией на юг от деревни Працен. Там мы пытались атаковать французов во фланг, но попали под огонь артиллерии лягушатников. Наши, кто уцелел, откатились обратно, а мы остались лежать, кому не свезло…

– Понятно, – тихо проговорил я. И тут же поинтересовался, повысив голос так, чтобы все драгуны, обступившие нас, услышали:

– Кто еще здесь из унтер-офицеров?

Мундиры их находились в плачевном состоянии, испачканные и изорванные, а знаки различия французы сорвали. И потому определить кто из них какого звания по внешнему виду не представлялось возможным. Впрочем, еще четверо унтеров сразу откликнулись. А это значило, что боевое управление драгунами можно восстановить. Их оказалось тут почти с полуэскадрон. Вот только проблема заключалась в том, что эти бойцы привыкли воевать верхом на резвых и сильных конях, которыми я не мог их обеспечить. И потому я сказал им честно:

– Братцы! Я выдам вам лошадей, но у меня есть только крестьянские. Не знаю, сможете ли воевать на таких…

Но, едва драгуны услышали о лошадях, как глаза их загорелись, а унтеры сказали чуть ли не хором:

– Ваше высокоблагородие, дайте лошадок, какие есть. А мы их сами обучим!

– Решено. Но только сначала засеку сделайте против неприятельской кавалерии. А за это время и наши основные силы вместе со всеми лошадьми сюда подойдут, – сказал я, тут же распорядившись, чтобы Дорохов съездил к обозу и привел его к биваку.

Назначив командиром освобожденных из плена драгун вахмистра Ширяева, я наблюдал за тем, как они, приободрившись, взялись выполнять мои распоряжения. Несколько человек Ширяев назначил в трофейную команду, которая занялась убитыми французами, оттаскивая трупы к краю поля, где и предполагалось их похоронить. Большинство же драгун взялись за строительство засеки. Они тянули уже сваленные на вырубке деревья к выходу прогалины в сторону дороги, умело используя себе в помощь лошадей, распряженных из трофейных телег, нагруженных дровами.

И уже совсем скоро импровизированная простейшая засека, представляющая собой самый обыкновенный завал из целых деревьев, набросанных внахлест друг на друга, создавала серьезное препятствие. Ветви специально не обрубали, и они торчали высоко вверх, создавая довольно плотную изгородь. Через такое препятствие вряд ли перескочит кавалерийская лошадь без риска сходу пропороть себе живот об ветки, которые, к тому же, драгуны специально заостряли, обрубая их кончики наискось топорами. Работали они со знанием дела, ведь и сами были кавалеристами, отлично понимающими все нюансы атаки всадников.

Наблюдая за ними, я вспоминал памятью князя Андрея, дополненной своей собственной попаданческой, что со времен Петра Великого в русской армии разных видов кавалерии имелось немало: гусары, уланы, кирасиры, конные егеря, конные лейб-гвардейцы, кавалергарды… Драгуны от всех этих конников отличались хотя бы тем, что название их происходило от слова «драконы». Этакие монстры линейной кавалерии, мастера кавалерийского боя, храбрые рубаки на тяжелых лошадях, из средств индивидуальной защиты имеющие лишь каски из лакированной кожи с высокими гребнями, сделанными из конских хвостов, которые предназначались для смягчения ударов холодного оружия противника по голове.

Эти отчаянные вояки пришли в кавалерию изначально из пехоты, посаженной на лошадей. Оттого и выдавали им мундиры зеленого цвета. И до сих пор драгун учили не только премудростям кавалерийского искусства, но и ведению боя пешими. Также обучали их и саперному делу. С шанцевым инструментом они управлялись прекрасно. Так что навыки у них имелись весьма разнообразные, чем и воспользовались французы, задействовав пленных драгун на лесозаготовках.

Вскоре подъехал обоз, а с ним и вторая половина всех наших сил. Остававшиеся с обозом для его охраны семеновцы и моравские добровольцы весьма удивились, увидев не только трупы французов, которые драгуны закапывали на краю поля, но и самих драгун, грязных, оборванных и заросших бородами. А драгуны, конечно, тоже удивились, обнаружив, что нас, действительно, почти целая рота. Ведь вахмистр Ширяев потому и переспросил меня поначалу довольно дерзко, что не поверил, посчитав тот небольшой отряд, который я привел пешком для боя с французским конвоем, совершенно недостаточным для того, чтобы называться ротой гвардейского Семеновского полка.

К моменту, когда основная часть нашего отряда прибыла к вырубке, драгуны как раз заканчивали изготовление засеки из поваленных деревьев, оставив лишь узкий проезд к лесу, перпендикулярный дороге, который можно было легко перекрыть в любой момент, развернув поперек одну из телег, нагруженную дровами. На территории вырубки у французских конвоиров стояли три большие палатки из вощеной парусины, потому ставить дополнительные смысла пока не имелось. Ведь мы не собирались оставаться на ночевку.

Трофейными палатками я разрешил воспользоваться только женщинам: Иржине, ее родственницам и служанкам. Мужчинам же предстояло отдыхать под открытым небом у костров, которые разожгли, чтобы согреться и приготовить пищу. В предгорьях стоял легкий морозец. И я не хотел, чтобы кто-нибудь простудился или обморозился на отдыхе. Потому костров зажгли столько, чтобы их тепла хватило всему личному составу. Ведь дров у нас имелось в избытке.

Впрочем, каждый из воинов был вполне привычен к спартанским условиям походов. Потому никто не жаловался. Наоборот, каждый солдат радовался привалу с теплом костра. Поев кашу из котелков, солдаты быстро засыпали на еловых лапах, заботливо подстеленных драгунами каждому. Эти универсальные трудяги войны, только что освобожденные из плена, очень помогли быстро обустроить бивак. Сами же драгуны не торопились отдыхать, а восторгались тем, что я позволил им выбирать себе лошадей, поскольку каждый из них уже сильно соскучился по седлу. Я же радовался тому, что наш отряд получил пополнение в полсотни сабель и пистолетов, которыми я сразу вооружил всех драгун из оружейных запасов, вывезенных из замка Гельф.

Глава 30

Мне же отдыхать было некогда. Приходилось на привале заниматься ранеными, помогая Владу проводить операции прямо рядом с нашим медицинским фургоном, поставленным вдали от других недалеко от костра. Заодно я обучал этого лекаря-недоучку, как правильно накладывать швы. Наверное, со стороны выглядело довольно комично, что недоучившийся медик из двадцать первого века пытался научить чему-то такого же недоучку из века девятнадцатого. Впрочем, мой авторитет в области медицины теперь в глазах Влада стал непререкаемым после того, как я удачно зашил его рану.

Поняв, что знаю много чего, что не знает он, баронет наконец-то начал следовать моим советам без лишних разговоров, кипятя инструменты и тщательно обрабатывая себе руки перед операциями. Впрочем, кое-какими врачебными премудростями Влад все же владел, поскольку практиковался в Вене у толкового австрийского хирурга. Например, он умел доставать пули из ран с помощью зонда, чего никогда не пробовал делать я сам. И, главное, у Влада в саквояже имелся набор здешних медицинских инструментов. Примитивных, конечно, с виду, но скальпели, ланцеты, пинцеты, иглы, щипцы и зажимы в этом наборе присутствовали. Имелись даже пила для костей и большой кривой нож для ампутаций.

Кстати, мне крупно повезло найти медика в наш боевой отряд, поскольку их пока вообще-то обучали очень мало. Единицы лекарей, как в России этого времени называли врачей, приходились на многие тысячи населения. В уездных городах обычным делом являлось наличие всего одного доктора. Дефицит кадров был ужасный. Правда, по указу императора Павла в Санкт-Петербурге и Москве к началу XIX века на базе госпитальных медицинских школ уже открыли медико-хирургические академии, но, отпрыски знатных фамилий редко желали учиться подобной науке, сопряженной с непосредственным и постоянным общением с больными. Большинство аристократов от подобного просто носы воротили, поскольку прикасаться к простолюдинам и пачкаться в чужой крови многие из них считали занятием маргинальным, вредящим дворянской чести.

Тем необычнее для наших раненых солдат было то, что их командир князь и адъютант самого Кутузова неплохо разбирается в медицине, помогая ротному фельдшеру, который тоже не простолюдин, а целый баронет! Глядя на то, как мы вдвоем, такие знатные и аристократичные, лечим раненых, вытаскивая пули и зашивая раны, они не переставали удивляться и умиляться, полностью нам доверяя. Ведь, если не доверять таким благородным лекарям, то каким же тогда доверять? Раненые успокаивались от одного нашего вида, убеждая себя в наших чудодейственных медицинских познаниях. И подобный позитивный психологический настрой, разумеется, помогал раненым в выздоровлении.

Как я уже понял из разговоров с Владом, все местное лечение, если не считать хирургии, базировалось на клизмах и кровопускании. Переломы лечили привязыванием лубков, а такие простые вещи, как наложение гипса на сломанную конечность, еще не практиковали. Ну и никаких тебе рентгенов, анализов и прочего, на чем можно выстраивать более или менее точный диагноз. Так что оказывать помощь раненым приходилось интуитивно, опираясь только на внешние признаки.

Влад прихватил с собой и кое-какие препараты, например, хинин от лихорадки, считавшийся тут чуть ли не самым передовым достижением фармацевтики, рвотное, слабительное и мазь для заживления ран. Вот только не было у Влада никаких обезболивающих, кроме сомнительной настойки какого-то опиата. Потому приходилось давать раненым алкоголь внутрь и применять его же в качестве антисептика. Дефицита пока не наблюдалось, поскольку несколько бочонков с бренди мы вывезли из Гельфа. По этой причине все раненые у нас вскоре были пьяными. И те из них, кто почувствовал себя после наших с Владом усилий получше, даже начали петь песни. Пели, впрочем, негромко, себе под нос. И только один из солдат заголосил во всю глотку, отчего его даже успокаивать пришлось, чтобы другим отдыхать не мешал.

– Как звать тебя? – поинтересовался я, когда он все-таки перестал голосить и лишь пялился на меня осоловелыми серыми крупными глазами.

– Дениской кличут, – пробормотал он.

Этому бойцу мы с Владом извлекли пулю из левого бедра. Она, к счастью, кость не задела. Но все равно, Дениска, понятное дело, испытывал сильную боль. Вот и дали ему порцию бренди побольше. А алкоголь на разных людей действует по-разному. Дениску почему-то потянуло петь песни.

– Так вот, Дениска, еще раз другим солдатам отдыхать помешать вздумаешь, и прикажу тебя в лес отнести. Там орать будешь, пока волки тебя не сожрут. Понял? – припугнул я служивого.

– Как не понять, ваше высокоблагородие! Не надо меня в лес. Я как мышь лежать буду, – промямлил раненый.

– Вот и лежи тихо, – сказал я, выбравшись из крытого фургона, в котором лежали раненые, на воздух. Этот Дениска оказался последним из всех, кого мы с Владом прооперировали возле костра, а потом затащили в повозку.

Сам Влад уже сидел на корточках близко к огню. Он устал и грел руки, привалившись спиной к нашему импровизированному операционному столу, который представлял собой простые козлы, сколоченные из досок и накрытые простыней, полностью покрытой кровавыми пятнами после нашей работы по спасению раненых. Скинув с себя тяжелый фартук мясника, прихваченный в Гельфе, и сняв кожаные нарукавники, в которых помогал Владу оперировать, я вымыл руки теплой водой с помощью солдата-семеновца по имени Иван, который помогал нам управляться с ранеными. Он и сам получил ранение в левый бок от вражеского штыка в недавней стычке возле дороги. Впрочем, острие только пропороло солдату мышцы, скользнув по ребрам и не причинив серьезного вреда. А, поскольку я быстро зашил парню рану, то и крови он потерял немного, оставшись на ногах и добровольно вызвавшись помогать нам возле медицинского фургона.

Своего же денщика Степана Коротаева я прикомандировал на время нашего путешествия к обозу в качестве телохранителя Иржины. И Коротаев очень обрадовался подобному назначению, ведь его отношения со служанкой баронессы Маришкой развивались весьма успешно. А Маришка в пути с Иржиной была неразлучна, поскольку единственная из всех служанок удостоилась чести ехать вместе с баронессой в бричке. Учитывая это, я подумал о том, что в качестве телохранителя для беженок мне никого лучше и не найти, поскольку Степан будет драться за свою женщину до последней капли крови. К тому же, я поручил Степану создать из драгун собственный маленький, но хорошо вооруженный конный отряд, этакое «охранное отделение», которое будет сопровождать в пути наших знатных обозников: Иржину, ее родственниц и Леопольда Моравского.

И только я вспомнил обо всей этой компании, как увидел, что Иржина гуляет под ручку с Леопольдом по вырубке, о чем-то с ним беседуя и улыбаясь этому толстяку. На мгновение я даже почувствовал укол ревности. Но, они двигались в сторону нашего костра, а баронесса, приблизившись, сразу развеяла мои подозрения, томно проговорив на французском:

– Ах, князь, я уже скучаю без вашего общества и попросила виконта проводить меня к вам.

Женщина подошла к костру и протянула ладошки ближе к огню, желая согреть их. При этом, стрельнув глазами в мою сторону, она произнесла с явным намеком:

– Андрэ, я так замерзла в пути. Мне очень не хватало тепла вашего костра.

– Неужели, баронесса? Я приказал своему денщику позаботиться о вас в дороге. Разве он не развел костер, чтобы согреть вас? – спросил я.

Она объяснилась:

– Нет, нет, князь! Степан прекрасно выполняет ваше поручение. Он весьма учтив и заботлив. Он сразу развел огонь, едва мы остановились на привал. Но, там у огня собрались мои родственницы, а они постоянно меня упрекают за то, что я заставила их зимой пуститься в это опасное путешествие. И у меня нет сил постоянно выслушивать их упреки. Особенно недовольна моя тетя Радомила, а Эльшбета ей постоянно поддакивает. Это просто невыносимо! Потому мне пришлось искать поддержки в вашем обществе. Да и Влад тоже тут.

Баронет привстал от костра и учтиво поклонился, заговорив с Леопольдом:

– А вы как переносите дорогу, виконт?

– Могло быть и лучше, Влад. Но, ничего, есть повод немного растрясти живот, – улыбнулся толстяк. Потом добавил:

– В молодости я проезжал от Здешова до Гельфа или от Гельфа до Здешова за один дневной переход. Кони у меня были быстрые. Теперь же приходится трястись в фуражном фургоне, и это продлится неизвестно сколько. Но, я не ропщу. В конце концов, я не был в своем родовом замке уже пять лет, а сейчас по воле обстоятельств возвращаюсь туда, где родился.

Услышав такую интересную подробность, я вмешался в разговор:

– Так разве вы приехали в гости к баронессе не из своего замка? Тогда, разрешите полюбопытствовать, откуда?

Он объяснил:

– В последние годы я жил в Вене. Оттуда мне сначала пришлось бежать от войны в Ольмюц, а в Гельф я приехал уже потом, после Аустерлицкой битвы, надеясь переждать в крепости нашествие французов. Покойный барон был моим другом и дальним родственником. Он познакомил меня с Иржиной. Мы дружили семьями, ездили в гости друг к другу. Но, после смерти барона моя супруга тоже умерла. Потому, решив, что раз уж и мне судьба определила стать вдовцом, я воспользовался гостеприимством любезной вдовы барона. Потом из Гельфа я собирался ехать в свой замок Здешов-Козел, но тут пришли французы, сразу конфисковав моих лошадей вместе с экипажем и отослав их своему начальству в Ольмюц. Поэтому я смог продолжить путь к себе домой лишь сейчас вместе с вами.

– Ах, вот оно что! Теперь мне понятно ваше присутствие среди гостей Иржины, – проговорил я.

А сам подумал, что этот толстяк с хитрой физиономией, похожей на морду жирного кота, пожалуй, мог вынашивать планы женитьбы на вдовствующей баронессе. То-то он с ней так любезничал! Даже руку подал галантно, проведя женщину ближе к костру. И она с удовольствием грелась, усевшись на толстое бревно, лежащее рядом, которое драгуны еще не успели разделать на дрова.

– Не угодно ли бренди, виконт? – спросил Влад, отхлебнув напиток из походной манерки.

При этом, флягу он протянул Леопольду. Но, толстяк отказался, проговорив:

– Нет, лучше не надо, а то, боюсь, в дороге голова закружится. С вашего позволения, я предпочел бы угоститься вечером, перед сном. Вы же знаете, как плохо я переношу подобные возлияния. В прошлый раз зачем-то французов решил освободить из темницы, хотя ненавижу их, когда трезв…

– Ну, как знаете, виконт, – проговорил баронет, продолжая отхлебывать по маленькому глотку из манерки, смакуя вкус крепкого напитка.

– Как тут у вас возле костра прелестно, князь! – воскликнула Иржина, лукаво поглядывая на меня.

Я же в этот момент смотрел наверх, на облака, летящие по ветру и затягивающие декабрьское небо, делая его серым, отчего дневной свет короткого зимнего дня быстро тускнел. Окидывая бивак взглядом, я наблюдал, как большинство солдат по-прежнему дремлют возле костров. И в этот момент я думал о том, что надо бы уже расшевелить все это «сонное царство». Если, конечно, мы хотим добраться засветло до ближайшей деревни, обозначенной на карте.

Но, мне никого расшевеливать не пришлось. Поскольку в этот момент прискакал неутомимый Дорохов, которому я поручил организацию охраны нашего временного лагеря. Поручик громко кричал:

– Замечена французская кавалерия! Сюда скачет целый эскадрон!

И уже от одного этого крика весь наш походный бивак пришел в движение. Солдаты, которые только что, вроде бы, сладко спали, укрывшись ельником, вскакивали от костров и, хватая оружие, тут же начинали его чистить, чтобы потом зарядить. А процесс заряжания был весьма непростым, в дюжину этапов. По команде «Заряжай!» боец брал ружье, потом открывал пороховую полку, потом вытаскивал из патронташа-лядунки бумажный патрон с отмерянным заранее количеством пороха, потом этот патрон разрывал, насыпая порох на полку ружья и закрывая ее. И только после этого солдат помещал пороховой заряд в ствол, а сверху него забивал пулю с помощью шомпола. Заряженное ружье следовало поднять в положение «На плечо». Все эти приготовления солдаты немедленно начали проделывать по моей команде, которую повторяли во все концы лагеря унтер-офицеры.