Текст книги "Синтез Йоги. Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Ауробиндо Шри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Все вещи здесь являются единым и неделимым, вечным трансцендентным космическим Брахманом, который в своей видимости разделен на вещи и существ; это лишь видимость, так как истинно он всегда один и равен во всех вещах и существах, а разделение есть лишь поверхностный феномен. Пока мы живем в невежественной видимости, мы являемся эго, и подчинены качествам Природы. Порабощенные проявлениями, привязанные к двойственностям, мечущиеся между добром и злом, грехом и добродетелью, печалью и радостью, болью и удовольствием, доброй и злой судьбой, успехом и поражением, мы беспомощно следуем за железным или позолоченно-железным колесом Майи. В лучшем случае мы имеем лишь бедную относительную свободу, невежественно называя ее свободой воли. Но это в самой основе своей является иллюзорным, поскольку через нашу персональную волю выражают себя качества природы; именно сила Природы, охватывающая нас, не охваченная нами, определяет, чего мы будем хотеть, и как мы будем хотеть этого. Природа, а не независимое эго, выбирает цель, к которой мы будем стремиться, рассуждающей ли волей, или бездумным импульсом, в любой момент нашего существования. Если, напротив, мы живем в объединяющей реальности Брахмана, мы идем за эго, и переступаем границы Природы. Ведь тогда мы возвращаемся к нашему истинному "я", и становимся духом; в духе мы пребываем над импульсацией Природы, становимся выше ее качеств и сил. Достигая совершенной ровности в душе, разуме и сердце, мы реализуем наше истинное "я" единства – единое со всеми существами, единое также с тем, что выражает себя в них и во всем том, что мы видим и переживаем. Ровность и это единство являются необходимым двойным основанием, которое мы должны заложить для божественного бытия, божественного сознания, божественного действия. Не единые со всем, мы духовно не являемся божественными. Не равные душой ко всем вещам, событиям и существам, мы не можем видеть духовно, не можем знать божественно, не можем иметь божественные чувства к другим. Высшее Могущество, Вечное и Бесконечное, ровно ко всем вещам и ко всем существам, и, поскольку оно ровно, оно может действовать с абсолютной мудростью, в соответствии с истиной своих работ и своей силы и в соответствии с истиной каждой вещи и каждого существа.
Это также единственная истинная свобода, возможная для человеческого существа – свобода, которой он не может иметь, пока не вырастет из своей ментальной отделенности и не станет сознательной душой в Природе. Единственная свободная воля в мире – это единая божественная Воля, для которой Природа играет роль исполнительницы, ибо она есть мастер и создатель всех остальных воль. Человеческая свободная воля может быть реальной в ощущении, но, как все вещи, принадлежащие качествам Природы, она лишь относительно реальна. Разум скачет в вихре природных сил, удерживает равновесие между несколькими возможностями, склоняется в одну или другую сторону, устанавливает и имеет ощущение выбора: но он не видит, он даже смутно не осознает Силу позади, которая определила этот выбор. Он не может видеть ее, поскольку эта сила есть нечто тотальное и для наших глаз неразличимое. Самое большее – разум может лишь различить с приблизительной ясностью и точностью нечто из сложного разнообразия и частных решений, посредством которых эта Сила осуществляет свои неисчислимые процессы. Частичный сам по себе, разум едет на части машины, не сознавая девять десятых движущих средств во Времени и окружении; не сознавая свою прошлую подготовку и будущее направление; но, поскольку он едет, он думает, что он направляет машину. В определенном смысле так и есть: ведь та отчетливая склонность разума, которую мы называем нашей волей, то твердое установление склонности, которое представляет себя как свободный выбор – это одна из могущественнейших детерминант Природы, но она никогда не является независимой и единственной. За этим мелким инструментальным действием человеческой воли есть нечто, широкое и могущественное и вечное, что наблюдает за тенденцией этой склонности, и навязывает нашей воле повороты. Есть всеобщая истина в Природе, большая, чем наш индивидуальный выбор. И в этой всеобщей Истине, равно как и над ней и позади нее, имеется нечто, что определяет все результаты, его присутствие и тайное знание устойчиво поддерживает ход событий Природы, динамическое, почти автоматическое восприятие правильных отношений, меняющихся или постоянных необходимостей, неизбежных шагов движения. Существует тайная божественная Воля, вечная и бесконечная, всезнающая и всемогущая, выражающая себя в универсальности и в каждой частности всех этих временных и конечных, несознательных или полусознательных вещей. Это могущество или присутствие, которое имеется в виду Гитой, когда она говорит о Господе в сердце всего существующего, который направляет все существа, как бы оседлавшие машину благодаря иллюзии Природы.
Эта божественная Воля – не чуждое Могущество или Присутствие; она близка нам, и мы сами являемся ее частью: ведь это наше высочайшее "Я" обладает ею, и поддерживает ее. Но только она не является нашей сознательной ментальной волей; она весьма часто отвергает то, что наша сознательная воля принимает, и принимает то, что наша сознательная воля отвергает. Ведь наш поверхностный разум знает лишь малую часть вещей, в то время как этот тайный Единый знает все – и всю целостность, и каждую деталь. Наша воля сознательна в разуме, и то, что она знает, она знает лишь благодаря мысли; божественная Воля сверхсознательна по отношению к нам, поскольку в своей сути она супраментальна, и она знает, потому что является всем. Наше высочайшее "Я", которое обладает универсальным Могуществом и подерживает его, не есть ни наше эгоистическое "я", ни наша личная Природа; это нечто трансцендентное и универсальное, и эти меньшие вещи – лишь его пена и текучая поверхность. Если мы отрекаемся от нашей сознательной воли, и даем ей стать единой с волей Вечного, тогда и только тогда достигаем мы истинной свободы; живя в божественной свободе, мы не будем больше цепляться за эту скованную, так называемую свободную волю, марионетку, не ведающую свободы, иллюзорную, относительную, прикованную к ошибкам своих собственных неадекватных витальных мотивов и ментальных построений.
**
В нашем сознании должно быть четко установлено разграничение – важнейшее разграничение между механической Природой и свободным Господином природы, между Ишварой озаренной божественной Воли и множеством исполнительных принципов и сил Природы.
Природа – не как она есть в своей божественной Истине, являющаяся сознательным Могущесвом Вечного, но как она выглядит для нас в Неведении – это исполнительная Сила, механическая в своей поступи, сознательно не разумная в нашем переживании ее, хотя все ее действия инстинктивно абсолютно разумны. Сама по себе не будучи мастером, она наполнена само-сознающим Могуществом, которое обладает бесконечным мастерством, и благодаря этому мастерству, ведущему ее, она правит всем, и в точности исполняет работу, предназначенную ей Ишварой. Не получающая, а дающая наслаждение, она несет на себе ношу всех наслаждений. Природа в качестве Пракрити является пассивно активной силой – потому что она совершает движения, навязанные ей; но внутри нее есть Единый, что знает, – некая сущность пребывает там, сознающая все ее движения и процессы. Пракрити работает, неся в себе знание, мастерство, восторг Пуруши, Существа, связанного с ней и пребывающего в ней; но она может разделить их только путем подчинения и отражения того, что наполняет ее. Пуруша знает, и он тих и неактивен; он содержит действие Пракрити в своем сознании и знании и наслаждается им. Он дает санкцию на работы Пракрити, и она совершает то, что санкционировано им, для его удовольствия. Пуруша сам не исполняет; он поддерживает Пракрити в ее действии, и разрешает ей выражать в виде энергии, процесса и готового результата то, что он воспринимает в своем знании. Это – разграничение, сделанное Санкхъей, и, хотя это не вся истина истин, и в любом случае не высшая истина Пуруши и Пракрити, все же это – действенное и незаменимое практически знание в низшей полусфере существования.
Индивидуальная душа, или сознательное существо в мире форм, может отождествить себя с переживающим Пурушей или с этой активной Пракрити. Он попадает, благодаря этому отождествлению, в то подчинение и механическую работу, которые являются характерными для нее. Или даже, благодаря полному погружению в Пракрити, эта душа становится бессознательной или подсознательной, спящей в своих формах, как в земле или в металле, или почти спящей, как в растительной жизни. Там, в том несознании, она подчиняется господству Тамаса – принципа, могущества, качественной формы неясности и инерции; Саттва и Раджас присутствуют там, но они скрыты толстым покровом Тамаса. Переходя к своему собственному характерному роду сознания, но еще по-настоящему не сознательная, поскольку господство Тамаса еще слишком велико, воплощенное существо все больше начинает подчиняться Раджасу – принципу, могуществу, качественной форме действия и страсти, побуждаемых желанием и инстинктом. Так формируется и развивается животная природа: с ограниченным сознанием, с зачаточным интеллектом, с раджасично-тамасичными витальными привычками и импульсами. Идя далее от великого Несознания к духовному состоянию, воплощенное существо выделяет Саттву, принцип света, и получает относительную свобооду и мастерство и знание, и вместе с этим – ограниченное и обусловленное чувство внутреннего удовлетворения и счастья. Человек, ментальное существо в физическом теле, должен иметь, но не имеет такой природы, кроме немногих среди множества одушевленных тел. Обычно в нем слишком много темной земной инерции и тревожной, невежественной животной силы, чтобы быть душой света, равно как и разумом гармоничной воли и знания. В человеке имеет место несовершенное и все еще затрудненное и и прегражденное восхождение к истинному характеру Пуруши, свободного мастера, знающего и наслаждающегося. Ведь принципы земного и человеческого опыта относительны, ни один не дает своего единственного и абсолютного плода, все перемешаны друг с другом, и чистого действия ни одного из них нет нигде. Именно их смешанное и непостоянное взаимодействие определяет опыт эгоистического человеческого сознания, качающегося на неуравновешенных весах природы.
Сведение сознания к пределам эго является признаком погружения воплощенной души в Пракрити. Яркое клеймо ограниченного сознания можно видеть в постоянной неровности разума и сердца и в смешанном конфликте и дисгармонии их разнообразных реакций на касания опыта. Человеческие реакции бесконечно колеблются между дуальностями, созданными подчинением души Природе, и ее часто интнсивной, но трудной борьбой за мастерство и наслаждение, борьбой большей частью неэффективной. Душа вращается в бесконечном круге привлекательных и болезненных противоположностей Природы, успеха и неудачи, злой и доброй судьбы, добра и зла, греха и добродетели, радости и печали, боли и удовольствия. И только когда, пробуждаясь от своего погружения в Пракрити, она достигает единения с Одним и единения со всеми существованиями, может она стать свободной от этих вещей и найти правильное отношение к этой исполнительной мировой Природе. Тогда она становится безразличной к ее низшим качествам, равной в разуме к ее дуальностям, способной к мастерству и свободе; она пребывает над ней, как знающий на высоком троне, и свидетель, исполненный спокойного, интенсивного, ничем не омраченного восторга собственного вечного существования. Воплощенный дух продолжает выражать свои возможности в действии, но он больше не вовлечен в неведение, больше не связан его работами; его действия больше не имеют последствий внутри него, но только последствия снаружи, в Пракрити. Все полностью движение природы становится для него вздыманием и опадением волн на поверхности, которые не имеют значения для его необъятного мира, его обширного восторга, его огромной универсальной ровности или его безграничного Бого-существования.*
*Не обязательно для Кармайоги принимать безоговорочно всю философию Гиты. Мы можем рассматривать ее, если хотим, как изложение психологического опыта, полезное как практический базис Йоги; здесь оно полностью обоснованно, и полностью соответствует высокому и широкому опыту. По этой причине я счел уместным описать его здесь, насколько это возможно, языком современной мысли, избегая всего, что относится скорее к метафизике, чем к психологии.
**
Таковы условия наших усилий, и они указывают на идеал, который может быть выражен в данных или эквивалентных им формулах.
Жить в Боге, а не в эго, двигаться, широко обоснованно, не в маленьком эгоистическом сознании, но в сознании Всеобщей Души и Трансцендентного.
Быть совершенно ровным во всех событиях и ко всем существам, и видеть и чувствовать их, как одно с собой, и одно с Божественным; чувствовать все в себе и все в Боге, чувствовать Бога во всем и себя во всем.
Действовать в Боге, а не в эго. И здесь, во-первых, не выбирать действие, ссылаясь на персональные нужды и стандарты, но в послушании велениям живой высочайшей Истины свыше. Затем, как только мы достаточно обосновались в духовном сознании, не действовать никогда больше нашей отдельной волей или движением, но более и более позволять действию происходить и развиваться под воздействием и водительством божественной Воли, которая превосходит нас. И последний, высший результат – возвыситься до тождества в знании, силе, сознании, действии, радости существования с Божественной Шакти; чувствовать динамическое движение, не подавляемое смертным желанием и витальным инстинктом и импульсом и иллюзорной ментальной свободной волей, но озаренно понятое и развернутое в бесконечном само-восторге и в бесконечном само-знании. Ведь это – действие, которое приходит благодаря сознательному подчинению и слиянию природного человека с божественным "Я" и вечным Духом; именно Дух всегда превосходит и руководит этой мировой Природой.
**
Но какими практическими шагами само-дисцмплины можем мы прийти к этому совершенству?
Исключение всей эгоистической активности и ее основания, эгоистического сознания, несомненно, является ключом к желанному совершенству. И, поскольку на пути работ действие является тем узлом, который мы должны развязать в первую очередь, мы должны стараться развязать его в центре, где он завязан, в желании и в эго; ведь иначе мы развяжем только случайные нити, а не центр нашей зависимости. Таковы два узла нашего подчинения этой невежественной и разделенной Природе – желание и эго-чувство. Из этой пары желание изначально живет в эмоциях и ощущениях и инстинктах, и оттуда воздействует на мысль и волеизъявление; эго-чувство, на самом деле, тоже живет в этих движениях, но оно пускает свои глубокие корни также в мыслящий разум и его волю, и именно там оно становится полностью само-сознающим. Таковы эти близнецы, мрачные могущества мучительного всемирного Неведения, которых мы должны осветить и изгнать.
В области действия желание имеет много форм, но наиболее могущественная из них – страстная жажда, или стремление витального "я" к плодам наших работ. Плодом, которого мы домогаемся, может быть награда внутреннего удовольствия; это может быть свершение некой предпочтительной идеи, или некой взлелеянной воли, или удовлетворение эгоистических эмоций, или же гордость успеха наших высочайших надежд и амбиций. Или это может быть внешняя награда, вознаграждение полностью материальное, – блаженство, положение, хорошая судьба, или любое другое исполнение витального или физического желания. Но все они одинаково являются соблазнами, посредством которых эгоизм владеет нами. Всегда эти удовлетворения вводят нас в заблуждение чувством мастерства и идеей свободы, тогда как в реальности нас запрягает и направляет, или седлает и погоняет хлыстом некая грубая или тонкая, благородная или низкая фигура слепого Желания, что правит миром. Поэтому первое правило действия, установленное Гитой – делать работу, которая должна быть сделана, без какого-либо желания плодов, niskama karma.
Простое правило по видимости, но все же, как трудно следовать ему с чем-то похожим на абсолютную искренность и освобождающую целостность! В бо'льшей части наших действий мы используем этот принцип очень мало, если вообще используем, и даже тогда – большей частью как некий противовес нормальному принципу желания, и чтобы смягчить крайнее действие тиранического импульса. В лучшем случае, мы удовлетворены, если приходим к умеренному и дисциплинированному эгоизму, не очень шокирующему наше моральное чувство, не слишком жестко агрессивного по отношению к другим. И нашей частичной само-дисциплине мы даем различные имена и формы; мы приучаем себя путем практики к чувству долга, к твердой верности принципу, стоической силе духа или религиозному смирению, спокойному или экстатическому повиновению воле Бога. Но не эти вещи имеет в виду Гита, хотя и полезны они на своем месте; она устремляется к чему-то абсолютному, несмягченному, не идущему на компромиссы, к повороту, отношению, которое изменит все состояние души. Не контроль разума над витальным импульсом является его правилом, но сильная недвижимость бессмертного духа.
Тестом, который она устанавливает, является абсолютная ровность разума и сердца ко всем результатам, ко всем реакциям, ко всем событиям. Если добрая судьба и злая судьба, если уважение и оскорбление, если слава и позор, если победа и поражение, если приятное событие и печальное событие оставляют нас не только непоколебимыми, но и незатронутыми, свободными в эмоциях, свободными в нервных реакциях, свободными в ментальном мнении, не отвечающими ни малейшим волнением или вибрацией ни в какой частице природы – тогда мы обладаем абсолютной свободой, на которую нам указывает Гита, но не иначе. Мельчайшая реакция является указанием, что дисциплина несовершенна, и что какая-то часть нас принимает неведение и порабощение и его законы, и все еще цепляется за старую природу. Наше само-завоевание только частично завершено; оно все еще несовершенно или нереально на некой протяженности, или в некой части, или на малейшем клочке земли нашей природы. И из-за этого крошечного камешка несовершенства может рухнуть все достижение Йоги!
Существуют определенные подобия ровного духа, которые не должны быть ошибочно приняты за глубинную и широкую духовную ровность, которой учит Гита. Существует ровность разочарованного смирения, ровность гордости, ровность жесткости и безразличия: все они эгоистичны по своей природе. Неизбежно они приходят в процессе садханы, но они должны быть отвергнуты, или трансформированы в истинную тишину. Существуют также, на более высоком уровне, ровность стоика, ровность преданного смирения или мудрой отчужденности, ровность души, устраняющейся от мира и безразличной к его деяниям. Они тоже недостаточны; они могут быть первыми приближениями, но они являются, большей частью, только первыми стадиями души, или несовершенными ментальными приготовлениями к нашеу вступлению в истинное и абсолютное, само-сущетвующее широкое ровное единство духа.
Ведь, определенно, такого великого результата невозможно достичь немедленно и без каких-либо предварительных стадий. Сначала мы должны научиться выносить удары мира незатронутыми и тихими в центральной части нашего существа, даже когда поверхностный разум, сердце, жизнь сильно потрясены; недвижимые в основе нашей жизни, мы должны отделить душу, наблюдающую позади, или невосприимчивую глубоко внутри, к этим внешним работам нашей природы. Впоследствии, распространяя этот покой и твердость отчужденной души на ее инструменты, медленно будет становиться возможным излучать мир от светлого центра к более темной периферии. В этом процессе мы можем принять временную помощь многих небольших стадий; определенный стоицизм, определенная философия покоя, определенная религиозная экзальтация могут помочь нам в неком приближении к нашей цели, или мы можем призвать даже менее сильные и возвышенные, но все еще полезные могущества нашей ментальной природы. В конце мы должны либо отбросить, либо трансформировать их, и прийти взамен к целостной ровности, совершенному само-существующему миру внутри и даже, если мы можем, ко всеобщему неуязвимому, само-уравновешенному и спонтнному восторгу во всех наших частях.
Но как будем мы тогда продолжать действовать вообще? Ведь обычно человеческое существо действует, потому что оно имеет желание, или чувствует ментальную, витальную или физическую нужду или потребность; оно ведомо необходимостями тела, жаждой богатства, почета или известности, или страстным желанием личного удовлетворения разума или сердца, или страстным желанием могущества или удовольствия. Или он охвачен и подталкиваем моральной потребностью или, наконец, потребностью или желанием сделать свои идеи, или свои идеалы, или свою волю, или свою партию, или свою страну или своих богов господствующими в мире. Если ни одно из этих желаний, и никакое другое, не должно быть пружиной нашего действия, могло бы казаться, что все побудительное или мотивирующее могущество устранено, и само действие должно неизбежно прекратитться. Гита отвечает (на этот вопрос) своим третьим великим секретом божественной жизни. Все действия должны совершаться все более и более Богонаправленно и, заключительно, в Бого-обладаемом сознании; наши работы должны быть жертвоприношением Божественому и, наконец, сдача всего нашего существа, разума, воли, сердца, чувств, жизни и тела Единому должны сделать Любовь к богу и Служение богу нашим единственным мотивом. Эта трансформация мотивирующеей силы, и самого характера работ является, на самом деле, ее (Гиты) главной идеей; это основание ее уникального синтеза работ, любви и знания. Наконец не желание, но сознательно ощущаемая воля Вечного остается единственным водителем нашего действия и единственным автором его инициативы.
Ровность, отречение от всего желания плодов наших работ, действие, совершаемое как жертвоприношение высшему Господину нашей природы и всей природы – таковы три первых Богонаправленных подхода на пути Кармайоги Гиты.
Глава IV
Жертвоприношение, Триединый Путь и Господин Жертвоприношения.
Закон жертвоприношения является обычным действием божественного, которое было привнесено в мир в самом начале, в качестве символа солидарности вселенной. Именно благодаря притяжению этого закона обожествляющее, спасающее могущество нисходит, чтобы ограничить и исправить и постепенно устранить ошибки эгоистического и саморазделенного творения. Это нисхождение, это жертвоприношение Пуруши, Божественной Души, подчинившей себя Силе и Материи, чтобы иметь возможность одушевить и озарить их, является семенем спасения этого мира Несознания и Неведения. Ведь «с жертвоприношением в качестве их товарища» – говорит Гита – «Отец Всего создал эти народы». Принятие закона жертвоприношения означает практическое признание эго того, что оно не единственное в мире, и не является главой мира. Это его принятие того, что, даже в этом, очень фрагментарном существовании, есть над ним и позади то, что не является его собственной эгоистической личностью, что-то большее и более совершенное, более божественное Все, требующее от нас подчинения и служения. На самом деле, жертвоприношение накладывается и, где нужно, навязывается универсальной Мировой Силой; она берет его даже от тех, кто сознательно не признает этого закона, – неизбежно, потому что такова внутренняя природа вещей. Наше неведение, или наше фальшивое эгоистическое видение жизни не имеют значения для этой вечной основополагающей истины Природы. Ведь это истина Природы – что это эго, которое мыслит себя отдельным независимым существом, и претендует на то, чтобы жить для себя, не является и не может быть ни независимым, ни отдельным, и не может жить для себя, даже если ему хотелось бы, но, скорее, все связаны вместе тайным Единством. Все, что существует, непрерывно и с необходимостью отдает наружу из своего запаса; из его ментальных средств из Природы или из витальных ценных качеств и приобретений и принадлежностей выходит поток, направленный ко всему, что есть вокруг. И всегда, с другой стороны, оно получает что-то из своего окружения, в качестве возмещения за свое добровольное или невольное приношение. Ведь только благодаря этой отдаче и получению оно может осуществлять свой собственный рост, что в то же время помогает и сумме вещей. Со временем, хотя поначалу медленно и частично, мы учимся совершать сознательное жертвоприношение; даже, в конце, мы радуемся тому, что отдаем себя, и то, что мы видим как принадлежащее себе, в духе любви и преданности, Тому, что выглядит в данный момент отличным от нас, и определено является иным, чем наши ограниченные личности. Жертвоприношение и Жертвоприношение и божественное воздаяние за наше жертвоприношение тогда становится радостно принимаемым средством нашего заключительного совершенства, ведь они признаются теперь нами в качестве пути к исполнению в нас вечной цели.
Но чаще всего, жертва приносится совершенно бессознательно, эгоистично, и без знания или принятия смысла великого мирового ритуала. Именно так огромное большинство земных созданий делает это; и когда это делается так, индивидуум извлекает лишь минимум естественной неизбежной выгоды, достигает благодаря этому медленного болезненного прогресса, ограниченного и истязаемого мелочностью и страданиями эго. Только когда сердце, воля к знанию и разум присоединяются к этому закону и с удовольствием следуют ему, может прийти глубокая радость и счастливая плодотворность божественного жертвоприношения. Знание этого закона разумом и радость сердца достигают наивысшей точки при осознании того, что это именно нашему собственному "Я" и Духу, и единому "Я" и духу мы отдаем. Все это верно, даже когда мы предлагаем себя все еще нашим собратьям или меньшим Могуществам и Принципам, а еще не Высшему. "Не ради жены" – говорит Яджнявалкья в Упанишадах – "но ради "Я" дорога жена нам." Такова, в низшем восприятии индивидуального "я", суровая действительность за разноцветными и страстными происками эгоистической любви, но в высшем восприятии, внутреннее значение этой любви тоже не эгоистично, а божественно. Вся истинная любовь и все жертвоприношение в сути своей являются Природными противопоставлениями изначальному эгоизму и его разделяющему заблуждению; это ее попытка повернуть от необходимой первой раздробленности к восстановленному единству. Все единение между существами является, по сути, само-отысканием, слиянием с тем, от чего они отделились, и открытием своего "я" в других.
Но лишь божественная любовь и единство могут обладать в свете тем, что человеческие формы этих вещей разыскивают во тьме. Ведь истинное единство есть не просто скопление и содружество, как у физических клеток, связанное общими жизненными интересами; это даже не эмоциональное понимание, сочувствие, сплоченность или близкое схождение вместе. Только тогда мы действительно едины с теми, кто отделен от нас границами Природы, когда мы уничтожаем границы и находим себя в том, что казалось нам не нами. Содружество есть витальное и физическое единство, его жертвоприношение – жертвоприношение взаимной помощи и уступок. Близость, симпатия, сплоченность создают ментальное, моральное и эмоциональное единство, их жертвоприношение – взаимная поддержка и взаимное удовлетворение. Но истинное единство духовно, его жертвоприношение – это взаимная самоотдача, взаимопроникновение нашего внутреннего содержимого. Закон жертвоприношения движется в Природе к своей наивысшей точке – совершенной и неограниченной самоотдаче; он пробуждает сознание одного общего "я" в дающем и принимающем жертвоприношение. Высшая точка жертвоприношения есть вершина также и человеческой любви и преданности, когда они пытаются стать божественными; ведь здесь также высочайший пик любви направлен к небесам полной взаимной самоотдачи, ее вершина – трепетное слияние двух душ в одну.
Эта глубокая идея всемирного закона – центр учения о работах, данного в Гите; духовное единение с Высшим посредством жертвоприношения, неограниченная самоотдача Вечному является сутью ее доктрины. В расхожем понимании, жертвоприношение является актом болезненного самопожертвования, строгого самоподавления, трудного самопринижения, этот вид жертвоприношения может доходить даже до калечения себя и до самоистязания. Эти вещи могут быть временно необходимыми в суровом стремлении человека превзойти свое природное "я"; если эгоизм его природы неистов и упорен, он должен быть тогда встречен иногда сильным внутренним подавлением и уравновешивающим неистовством. Но Гита отговаривает от всякого избыточного насилия по отношению к себе; ведь "я" внутри по-настоящему есть развивающееся Божество, это Кришна, это Божественное, его не нужно тревожить и истязать, как Титаны мира тревожат и мучают его, но должно все больше и больше поощрять, лелеять, лучезарно раскрывать божественному Свету и силе, радости и широте. Вовсе не свое "я", а банду внутренних врагов духа мы должны обескуражить, прогнать, закласть на алтаре роста духа; безжалостно вырезано может быть то, чье имя – желание, гнев, неровность, жадность, привязанность ко внешним удовольствиям и боли, – когорту узурпирующих демонов, являющихся причиной страданий и ошибок нашей души. Это должно рассматриваться не как часть своего "я", но как самозванцы и извратители настоящей и более божественной природы нашего "я", они должны быть принесены в жертву в самом резком смысле этого слова, какой бы боли отражение они не могли отбросить при своем уходе в сознании искателя.
Но истинная суть жертвоприношения – не само-подавление, но самоотдача, его цель – не само-принижение, но само-исполнение, его метод – не само-умерщвление, но большая жизнь, не калечение себя, но трансформация наших естественных человеческих частей в божественные члены, не самоистязание, но переход от меньшего удовлетворения к большей Ананде. Есть только одна болезненная вещь, вначале, для необработанной или мутной части поверхностной природы – это необходимая требуемая дисциплина, отказ, нужный для поглощения несовершенного эго, но за это может иметь место быстрая и громадная компенсация в открытии настоящей более великой или окончательной завершенности в других, во всех вещах, в космическом единстве, в свободе трансцендентного "Я" и Духа, в восторге касания Божественного. Наше жертвоприношение – это не отдача без всякого возврата или плодотворного принятия с другой стороны, это взаимный обмен между воплощенной душой и сознательной Природой в нас, и вечным Духом. Душа знает, что отдает себя Богу не напрасно; ничего не требуя, она тем не менее обретает бесконечные сокровища божественного Могущества и Присутствия.
