Текст книги "Развод в 50. Двойная жизнь мужа (СИ)"

Автор книги: Ася Петрова

Соавторы: Селин Саади
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 34. Гордей

Я лежу в больничной палате, уставившись в потолок. Тихий гул аппаратов, монотонный ритм капельницы, приглушённый свет – всё это давит на меня, но больнее всего давит пустота рядом. Я хочу чувствовать её руку, слышать её голос, знать, что она здесь. Марта… Как мне не хватает её. Её взгляда, тёплого и спокойного, её уверенности, её ласки. Я закрываю глаза, представляя, как она касается моего лба, как поправляет одеяло, как просто держит меня за руку. Но её нет.

Дверь резко распахивается, вырывая меня из мыслей, и в палату входит Ольга. В глазах у неё тревога, в руках сжата сумочка, плечи напряжены. Она приближается ко мне, и я понимаю, что этот разговор неизбежен.

– Гордей… – её голос дрожит. – Я так боялась за тебя. Ты даже не представляешь, как мне было страшно!

Я смотрю на неё, глубоко вздыхаю. Мне нужно поставить точку, нужно сказать ей правду, какой бы жестокой она ни была.

– Оля, нам нужно поговорить.

Она кивает, надеясь, что я скажу ей что-то важное, нужное. Что-то, что оставит её рядом. Но я не собираюсь давать ложные надежды.

– Марта подала на развод, – произношу я, не отводя взгляда.

Она замирает, её руки сжимаются в кулаки.

– Но… – голос её срывается. – Это ведь значит, что мы можем быть вместе, правда? Что теперь ты свободен?

Я закрываю глаза на мгновение, прежде чем сказать:

– Нет, Ольга. Мы не будем вместе.

Она моргает, не веря услышанному. Потом хватает мою руку, прижимает её к груди.

– Но почему?! – в её голосе отчаяние. – Ты говорил, что я важна, что я не просто так в твоей жизни! Ты заботился о нас, о Паше! Разве это ничего не значит?

Я мягко, но уверенно вытягиваю руку из её пальцев.

– Я заботился о сыне. И буду продолжать. Он мой ребёнок, и я никогда не оставлю его. Буду помогать, приезжать, брать его в отпуск, навещать. Но тебя, Ольга… тебя в моей жизни больше не будет.

Она медленно садится на стул у кровати, её плечи трясутся.

– Нет… – шепчет она. – Ты не можешь так поступить со мной. Я люблю тебя, Гордей! Ты был для меня всем! Я не справлюсь без тебя!

Я провожу рукой по лицу, чувствуя, как эта сцена изматывает меня ещё больше.

– Оля, я совершил огромную ошибку. Я повёл себя как последний урод – с тобой, с Мартой, со всеми. Но теперь я понимаю, чего хочу. И это не ты. Единственная женщина, которую я любил, – это моя жена.

Она зажимает рот рукой, её глаза наполняются слезами.

– Ты просто так меня бросишь? – её голос срывается на хриплый шёпот.

– Да, – произношу я. – Я ставлю точку. Прости меня.

Она смотрит на меня долго, не мигая, а затем резко встаёт. Её лицо бледное, в глазах гнев и боль.

– Ты ошибаешься, Гордей, – голос ледяной. – Ты думаешь, что Марта тебя простит? Что она примет тебя обратно? Она тебя ненавидит. Она никогда не вернётся. И тогда ты поймёшь, что потерял всё. Ты будешь один.

Я молчу. Возможно, она права. Но если есть хоть один шанс вернуть Марту, я должен попробовать.

Ольга делает шаг назад, смотрит на меня в последний раз и выходит, захлопнув за собой дверь. В комнате снова тишина. Но теперь она не угнетает, а даёт облегчение.

Я закрываю глаза. Впереди трудный путь. Я знаю это. Но если бы Марта была рядом, если бы я мог снова почувствовать её тепло…

Я должен попытаться. Должен доказать, что любовь не так легко уничтожить, что ошибки можно исправить.

Дверь снова приоткрывается, и появляется медсестра.

– Вам нужно отдохнуть, – говорит она мягко.

Я киваю, но знаю – отдых мне не нужен. Мне нужно только одно. Вернуть Марту.

Глава 35. Марта

Собираюсь с силами, чтобы войти в его палату, потому что наличие этой недалеко женщины изрядно напрягает. Особенно после тех попыток выяснения своего положения. И как только наглости хватает?!

Вдыхаю в грудь побольше воздуха, прежде чем войти в его палату. Но когда приоткрываю дверь, то вижу лишь, что Гордей нахмурив брови смотрит в планшет и что-то там изучает.

– Стоит все же попросить персонал относиться к тебе попроще, – озвучиваю я, с упреком глядя на него.

В принципе, он отделался легким испугом. Есть некоторые осложнения с физической активностью, но это и не мудрено. Однако, в остальном, мозг довольно быстро старается прийти в форму. Да, требуется больше времени на чтение, изучение, сложение, умножение, но это не беда.

– Привет, родн… – он осекается так будто забылся, а я изваянием застываю.

Такое казалось бы простое слово, но сейчас оно делает так больно.

– Ева заходила? Я сняла ей отель, она хочет побыть немного в Питере, – наконец, озвучиваю, пока Гордей прожигает меня своими глазами.

– Да, расспрашивала про Павла… – озвучивает он низко: – Нам надо поговорить, Марта. Обо всем.

Подхожу к окну, собираясь прикрыть форточку, потому что уже морозит в палате. Или просто мне теперь перманентно холодно.

– Да, когда твое состояние будет лучше, чем умеренное, – говорю тоном, не принимающим возражений: – В связи с твоим лечением, процедура развода остановлена. Как только…

– Марта, – Гордей чуть повышает голос: – Посмотри на меня.

Прикрываю глаза и делаю несколько коротких вдохов, только после этого поворачиваюсь.

– Если тебя это тяготит, я готов сейчас дать свое согласие на все, – говорит он с печалью, но с полной уверенностью: – Я прекрасно осознаю, что даже наш разговор, он не изменит решения, историчка…

– Гордей, – шепчу на его обращение, а он кривит уголок губ.

Пока это выглядит чуть иначе чем обычно, но нисколько не вызывает отвращения у меня. Что, к слову, плохо.

– Я серьезно. – добавляет он: – Я хочу признаться во всем, сказать, как было на самом деле. Не утаивая ни единой мысли. Да, поздно спохватился, старый дурак, но я жить не смогу, если этого не сделаю… Я не жду прощения, не смею даже открыто надеяться, но пока не началась моя отмена, а она уже в процессе, мы должны решить этот семейный вопрос.

Хмурюсь на последнее высказывание и вопросительно смотрю на него.

– В каком смысле? Какая отмена, Гордей? – я ошарашена словами.

Нет, понятное дело должны наверное быть последствия, но что значит отмена…

– Ты ведь знаешь иногда приходилось принимать не простой выбор, – киваю, все еще с изумлением глядя на него: – И есть некоторые решения, которыми я не горжусь, но без них не получил бы поддержки…

– Гордей, ты работал сутками, придумывал, как улучшить социальную защиту, как увеличить пенсию, как организовать больше мест в школах и садах… – перебиваю его, потому что была свидетелем его многочисленных попыток.

– Да, – он кивает, но взгляд его все равно остается таким же жестким: – Но там не всегда работает только твое усердие и благие намерения. К сожалению, есть своего рода плата за то, что ты хочешь двигать в массы.

Раскрываю рот и сажусь в кресло, что стоит у койки.

– И что это значит?

– Пока я полагаю, тихое линчевание внутри кружка важных, а дальше будет видно. Матвей сообщил, что все мои документы на стопе, и уже есть тот, кем меня могут заменить...

– Именно поэтому, Марта, я хочу сейчас, пока у меня есть это время тишины, провести его с тобой, даже если и сознаваться во всем дерьме, которое натворил, – он поджимает губы, а в глазах настоящая просьба.

Это второй раз, когда он настолько обессилен. Точнее, когда я вижу его таким. И это явно не то, что я хотела бы видеть. Даже несмотря на наши испорченные отношения и боль.

– Мы будем говорить втроем? – пытаясь абстрагироваться от новостей о его карьере, невзначай спрашиваю.

Но Зарудный качает головой.

– Ты ее больше здесь не увидишь, я достаточно популярно, наконец, объяснил, – скептик во мне хочет ехидно вздернуть бровь, но вместо этого я чувствую лишь, что это начало чего-то не очень приятного для нас всех.

– Я бы не была так уверена на этот счет. Обиженная женщина, не получившая своего, Гордей, опаснее даже твоих политических шишек…

Глава 36. Марта

Я замечаю это по выражению лица Гордея за секунду до того, как дверь палаты распахивается. Он ещё секунду назад был так уверен, что её здесь не будет, но вот она – Ольга.

Я закатываю глаза, не скрывая иронии. Да, Гордей, конечно. Конечно, она пришла. Потому что Ольга всегда приходит, когда это ей нужно.

– Пашенька, иди к папе, он так соскучился! – заливается она с порога, не обращая внимания на меня, будто я тут прозрачная.

Я перевожу взгляд на мальчика. Высокий для своих четырнадцати, но сутулится, будто старается занять как можно меньше места. Широкие ладони, неловкие, как у подростка, который ещё не привык к изменившемуся телу. Глаза тёплые, добрые, но взгляд чуть расфокусирован, словно он больше смотрит внутрь себя, чем наружу. На губах застыла лёгкая улыбка – какая-то открытая, беззлобная, как у ребёнка, который не умеет обижаться.

Я сразу понимаю, что он особенный. Не потому, что кто-то говорит об этом вслух, а потому, как он стоит, как осторожно оглядывает комнату, будто старается угадать, что от него ждут. Умственные отклонения. Они словно лёгкая дымка в его взгляде, в манере говорить, в том, как он переминается с ноги на ногу.

– Папа, привет, – говорит он, улыбаясь так искренне, что даже я чувствую укол внутри.

Гордей медлит. Совсем на секунду. Потом приподнимается на локтях, подзывая к себе сына.

– Привет, сынок, – говорит он, и его голос звучит тепло.

Мне становится нечем дышать.

Я не должна быть здесь. Я не должна это видеть.

Я резко вскакиваю с кресла, и оно отодвигается назад с глухим звуком. Прохожу мимо них, не глядя на Гордея, не глядя на Пашу, не глядя на Ольгу, которая, кажется, улыбается мне вслед. Я выхожу в коридор, и только там позволяю себе вдохнуть полной грудью.

Злость. Обида. Боль.

Я сжимаю кулаки. Не хочу чувствовать этого, не хочу быть той, кто вот так стоит, вцепившись ногтями в ладони, потому что не может справиться с эмоциями. Но легче от этого не становится.

Я слышу, как за мной закрывается дверь. Ольга, будь она неладна.

– Думаю, им нужно побыть вдвоём, – говорит она, и я вздрагиваю от её голоса.

Медленно поворачиваюсь к ней. Она стоит чуть в стороне, сложив руки на груди. Взгляд у неё победительный, даже если она делает вид, что просто спокойная. Я знаю таких женщин. Я теперь знаю её.

– Подлое оружие, Ольга, – говорю я тихо. – Прикрываться ребёнком.

Она усмехается.

– Это не оружие, Марта. Это жизнь. У Гордея есть сын. И он имеет право на своего отца так же, как и твои дети.

– Ева и Кирилл не были тайной, – напоминаю я ей. – Они росли, зная, что у них есть отец. А твой сын появился в нашей жизни, потому что ты решила, что пора. Не потому, что Гордей сам захотел это изменить. Ты просто пришла и расставила всё так, как тебе нужно.

Она делает шаг ко мне. В глазах холод.

– Ты можешь ненавидеть меня, сколько хочешь, – говорит она. – Но Паша будет в жизни Гордея. Я сделаю всё, чтобы он был там. Как можно больше. Как можно больнее для тебя. Потому что он не просто ребёнок, Марта. Он особенный. И ему нужен отец. Больше, чем твоим детям когда-либо нужно было.

Я смотрю на неё. На эту женщину, которая разрушила мою жизнь. И впервые за всё это время я чувствую не только боль. Я чувствую что-то другое.

Я чувствую, что сейчас начинается новая война. И я хочу ее ужасно ударить побольнее, что несвойственно мне.

Глава 37. Марта

– Марта Сергеевна, вы же понимаете, что вашему супругу нужна реабилитация, – доктор с серьезным выражением лица смотрит на меня: – В любом случае это должен быть либо стационар, либо реабилитационный центр на некоторое время.

Киваю, потому что мы уже это обсуждали с врачом. Но сейчас я уже знаю, что предпринять и выяснила все, что нужно.

– Да, именно по этой причине, мы едем в Москву, – отвечаю доктору, который вполне ожидал от меня подобного решения.

– Тогда, необходимо еще раз проверить все анализы и прочее, и хочу сразу сказать, что передвигаться лучше на поезде.

– Да, да, я и не спрашиваю про перелет, слишком мало времени прошло, зачем рисковать, – я в полной мере понимаю врача: – Я буду очень благодарна, если все будет проделано в ближайшее время, и если выписка из больницы останется между нами, – многозначительно глядя в сторону доктора, озвучиваю я.

Он показывает знак «рот на замок», и я одними губами говорю ему «Спасибо», прежде, чем покидаю его кабинет. Иду в сторону палаты Гордея, а покоя все равно не дает недавний разговор с Ольгой. Точнее та констатация факта, что она всячески хочет пристроить сына. И как бы мне не было горько и что бы я не испытывала по отношению к мальчику, я отчаянно не хочу, чтобы информация об отъезде дошла до нее.

Сейчас мне неважно, чего она хочет и как она будет жить, пока Гордей не встанет крепко на ноги, я не допущу никакого плотного взаимодействия. А как только его реабилитация закончится, оформятся документы на развод, там он уже будет вправе сам решать что ему делать, как поступать и как жить. Это уже будет не мое дело.

Подхожу к палате, собираясь озвучить решение Гордею, и открываю дверь.

– Поговорили? – тут же он спрашивает, зная, что меня вызывал врач.

– Да, – он выжидательно смотрит на меня, и я вижу, что его еще гложет та ситуация, когда я видела Пашу: – Я оформила тебя в реабилитационный центр, это предписание врача.

Он кивает, но я чувствую это упрямое нежелание в нем. Он вообще готов был выписаться, но никак не поступать в новую больницу.

– И куда? – хмуро спрашивает, а я подхожу чуть ближе к его койке.

– В Москву, – коротко озвучиваю, на что он удивлен, но тут же кивает.

– В сторону дома это неплохо, – задумчиво говорит он: – Спасибо тебе… За все.

Всматривается, и я вижу как медленно тянет свою ладонь к моей руке, что держится за поручень его койки.

В течении пары секунд наблюдаю за этим его движением, но не могу пересилить себя и убираю свою руку.

Гордей поджимает губы и опускает свою руку. Я же отворачиваюсь, собираясь забрать вещи, которые больше здесь не пригодятся.

– Я отправлю часть вещей с Кириллом. В самолет тебе нельзя, поэтому мы поедем на поезде, – объясняю ему, складывая мыльные принадлежности: – Сначала нужно будет пройти повторную диагностику, чтобы врач убедился…

– Марта, – глухой шепот Гордея заставляет меня резко замолчать.

Оборачиваюсь на него немного встревоженно, а он смотрит с такой тоской, что даже не по себе становится.

– Я не знал о его существовании очень долгое время, – говорит он то, что я слышала из его интервью: – А когда узнал, провел все необходимые тесты, чтобы убедиться. Я тогда… не представлял, что делать, как я смогу. А когда подтвердилось, что он мой сын, ребенок, которому требуется дорогостоящее лечение… Как я мог отказаться от него, Марта?

Сглатываю, сжимая в руках небольшое полотенце.

–Ты поступил правильно, – озвучиваю я, поджав губы: – Никто, кроме тебя не сможет помочь мальчику…

Мне больно это говорить, но это та истина, которую я обязана принять. У моего мужа есть внебрачный ребенок. И этот ребенок болен. Мать этого мальчика сделает все, чтобы не потерять эту поддержку и помощь.

Я все прекрасно понимаю. Все. Однако, это не значит, что я буду со всем согласна. Даже несмотря на развод.

– Марта, – Гордей откидывается на приподнятую спинку койки и прикрывает глаза: – Хотел бы я вернуть время вспять и все изменить. Сделать так, чтобы никогда наша семья так не страдала от моих рук.

Прикрываю глаза, сама принимаясь дальше собирать ненужные вещи.

– Но это уже не исправишь, Гордей. – тихо озвучиваю, прежде чем выйти из палаты: – Сейчас придет доктор, я пока отдам вещи Кириллу. Мы уедем сегодня, и это самое верное решение. Как только ты встанешь на ноги, ты сможешь вернуться в Питер… К сыну.

Глава 38. Марта

Я веду машину медленно, плавно, стараясь не создавать резких движений, будто каждое лишнее потрясение может растревожить хрупкое равновесие. В салоне тихо, лишь мерно гудит двигатель, а в воздухе ещё витает терпкий аромат утреннего кофе, который я так и не успела допить.

Гордей сидит рядом, пристёгнутый, чуть сутулясь, с пустым взглядом, устремлённым в окно. Его лицо бледное, напряжённое, словно вырезанное из камня, а пальцы нервно теребят край рукава. Я вижу – он мыслями где-то далеко, и эта отстранённость режет меня сильнее любого холодного слова.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю, не отрывая глаз от дороги, но краем зрения ловлю, как его плечи слегка подрагивают от вздоха.

– Нормально, – отвечает он слишком ровным голосом. – Лучше, чем вчера.

Ложь. Или полуправда.

– Хорошо, – киваю, следя за светофором, словно он – единственное, что удерживает меня в реальности. – После процедуры тебе надо будет отдохнуть. Я завезу тебя домой.

Гордей коротко фыркает и потирает пальцами висок, будто пытается стереть усталость, въевшуюся в кожу.

– Марта, мне не восемьдесят лет, чтобы ты возила меня на процедуры, как немощного старика.

Я на секунду прикусываю губу, подбирая слова.

– Я не думаю, что ты немощный, – отвечаю спокойно, но мягко, чтобы он не услышал в моём голосе ни капли жалости. – Просто хочу, чтобы ты нормально восстанавливался.

Он молчит, но я чувствую, как в его руках напрягаются сухожилия, как пальцы медленно сжимаются в кулаки. Гордей ненавидит принимать помощь, особенно от меня. Особенно теперь.

Ведь он всегда был самым сильный в нашей семье, теперь эта роль перешла мне.

Машина плавно останавливается у больницы, я паркуюсь, выключаю двигатель. В салоне застывает тишина, густая и тяжёлая.

Гордей медленно расстёгивает ремень, поворачивается ко мне. В его взгляде столько всего – усталость, гордость, благодарность, боль.

– Спасибо, – говорит он глухо, будто через силу. – Я сам.

– Конечно, – киваю, не возражая.

Он выходит, аккуратно прикрывает за собой дверь. Я наблюдаю, как он идёт к входу – медленно, но упрямо, будто борется с невидимым сопротивлением. Только когда его фигура исчезает за стеклянными дверями, я перевожу взгляд на телефон, но в голове всё ещё звучит его глухое «спасибо».

Опять. Двадцать первый раз за неделю. Ольга.

Я смотрю на экран, сжимаю губы и сбрасываю вызов. Через минуту звонок повторяется. Ещё один. Я закрываю глаза, глубоко вдыхаю, ощущая, как нарастает напряжение.

Затем я принимаю вызов.

Нужно было заблокировать, но подсознательно чувствую, что если отправлю ее в блок, то беды не миновать. Хотя от этой женщины в целом ничего хорошего ожидать не стоит.

– Ну наконец-то! – визжит Ольга, её голос звенит от напряжения, словно туго натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. – Где он?! Куда ты его увезла?!

Я медленно выдыхаю, стараясь не поддаться её истерике.

– Он на процедурах. Всё, что тебе нужно знать.

– Какие процедуры?! – её голос срывается, пронзая тишину. – Почему ты мне ничего не говоришь?! Я тоже его женщина! Мне нужно знать, что с ним!

Я сжимаю руль сильнее, чувствуя, как в груди закипает раздражение.

– Гордей не хочет гостей, – отвечаю ровно, удерживая голос в ледяном спокойствии. – Как только ему станет лучше, он сам свяжется с сыном.

– Ты врёшь! – Ольга почти кричит, её дыхание сбивается, превращаясь в злые, прерывистые глотки воздуха. – Ты специально его прячешь, да? Думаешь, выиграла?! Думаешь, он теперь твой?!

– Ольга, – мой голос остаётся твёрдым, хоть внутри всё сжимается в тугой узел. – Сейчас важно только одно – его здоровье. Всё остальное не имеет значения.

– Тебе легко говорить! – Она резко втягивает воздух и всхлипывает, но тут же откидывает слабость, превращая её в ярость. – Ты всё отняла! Ты забрала его! Ты всегда была у него на первом месте! Всегда!

Я опускаю веки на мгновение, пытаясь скрыть вспышку эмоций.

– Я не забирала его, – тихо, но отчётливо отвечаю. – Он же взрослый человек, который делает выбор сам. Гордей сказал, что поставил точку между вами. Я просто не хочу, чтобы ты его тревожила сейчас. Ему станет легче… И вы решите все между собой.

– Да что ты вообще понимаешь?! – Она задыхается от злости, её слова звучат хрипло, но каждое бьёт точно в цель. – Думаешь, если ты будешь играть в святую, тебе всё сойдёт с рук?! Ты же сама виновата! Если бы ты не была такой холодной, он бы не ушёл к другой!

Моё сердце делает глухой удар о рёбра, но я держусь.

– Это не твоё дело, Ольга.

– Нет, теперь моё! – Её голос снова взлетает в истерике, ломкий, острый, как битое стекло. – Если ты не скажешь, где он, если ты продолжишь держать его подальше от нас… Я вам всем устрою сладкую жизнь! И тебе, и Кириллу с Евой, и всей вашей чёртовой семье!

Она тяжело дышит, словно только что пробежала марафон.

Я молчу.

– Если ты думаешь, что можешь всё контролировать, ты ошибаешься, – наконец шипит она в трубку, и в её голосе – обещание разрушения. – Я не отступлюсь.

– Сделай, как считаешь нужным, – спокойно отвечаю, голос даже не дрогнул. – Я сказала всё, что хотела.

И отключаю телефон. На этот раз точно блокируя номер.

В салоне машины воцаряется гробовая тишина. Только в висках пульсирует отголосок недавнего разговора, словно эхо далёкого взрыва.