Текст книги "Развод в 50. Двойная жизнь мужа (СИ)"
Автор книги: Ася Петрова
Соавторы: Селин Саади
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Глава 60. Гордей
Три года назад
Я ослабляю галстук, откидываю голову назад и устраиваю свою шею на подголовнике кожаного кресла. Приятное солнце, такое долгожданное для Питера, бьёт в окно, заставляя мою щёку гореть.
Я ощущаю себя жутко уставшим и неспособным мыслить. В моём возрасте уже всё чаще возвращаешься к мыслям о прошлом, о том, сделал ли ты всё правильно, прожил ли жизнь так, как хотел. Есть ли тебе за что стыдиться, успел ли ты попросить прощения у тех, кто его так долго ждал.
В двадцать мы все амбициозны, готовые рваться до высот, несмотря ни на что. А сейчас я оборачиваюсь назад, смотрю с тоской в глаза всему пройденному пути – и мне есть за что стыдиться. Есть за что себя не уважать. Увы.
Часто вспоминаются строки из песни Градского, которые сейчас понимаешь совсем иначе.
Как молоды мы были, как искренно любили, как верили в себя…
Святым оставаться не получается, даже если ты пытаешься идти в конечном итоге к свету.
Я хочу отдыха. И нет, дело не в том, что физически моё тело истощено. Дело в том, что эмоциональная усталость настолько велика, что даже самые ясные мысли больше не приходят в голову. Ты пытаешься вырыть им этот путь, проложить дорогу, но в очередной раз утопаешь в боли, разочаровании и сочувствии к самому себе.
Я уверен, что рано или поздно с этим сталкивается каждый, кто живёт на нашей планете.
Мне грустно, что уже больше десяти лет я живу вдали от своей семьи. Хоть они и приняли мой выбор, остались со мной, я всё равно ощущаю вину. Что в погоне за своими амбициями, в погоне за деньгами, я в какой-то момент перестал ощущать вкус жизни. Всё приелось.
Еда ресторанная, поездки заграничные, встречи с влиятельными людьми вызывают лишь отвращение и тоску. И самым вкусным кажется та самая жареная картошка со шкварками, которую я ел в общаге на последние деньги.
Жаль, что я мало принимал участие в воспитании сына, а дочери уж и подавно не хватило отцовского плеча и ласки. И пускай я для неё самый любимый папочка, я всё равно чувствую себя полным дерьмом – за то, что она так безусловно любит, хотя я не заслужил.
Я пропустил много утренников в саду, я не был на вручении аттестата в школе, я не видел, как она ночью сбегала к подружкам на ночёвку. Я всё просрал.
Прикрываю глаза, продолжая себя топить в своей боли. Сегодня именно такой день, когда я готов поставить точку в работе, уйти досрочно на пенсию, просто уволившись. Закрыть эту главу навсегда.
Работа не позволила мне даже оказаться на похоронах собственной матери, которая тяжело болела. Марта ходила к ней в больницу, Марта делала примочки от пролежней, переворачивала её на бок и меняла, блядь, подгузники.
А я, родной сын, в это время наступал себе на горло, подписывая очередную левую бумажку, обеспечивая своей семье финансовую безопасность. Хотя от этой деятельности ничего хорошего делать не приходится.
– Гордей Михайлович, к вам посетитель. Говорит, что по личному вопросу.
Стук в дверь выбивает меня из моих мыслей. Приоткрываю глаза, смотрю на своего секретаря. Она отчего-то извиняюще на меня смотрит. Наверное, у меня на лице написано, как чертовски я устал.
– Кто там? Имя назвали?
– Там женщина, она попросила, чтобы вы её приняли. Сказала, что очень важный разговор.
Понятия не имею, кто это может быть. Марту знают. Евка бы точно позвонила, да и женщиной её назвать язык не поворачивается. Девчонка ещё.
– Ладно, пригласи. И кофе мне сделай, пожалуйста. Желательно покрепче.
– Конечно.
Она прикрывает за собой дверь, а я собираюсь с духом, встречая гостью. Сначала не понимаю, кто это, хотя взгляд женщины скользит по мне, словно я должен тут же встрепенуться, увидев её. Но у меня полный штиль.
Выглядит женщина плохо... Вернее, наверное, нельзя так говорить. Женщина выглядит очень тускло, словно жизнь её непроста и приносит тяготы. Может, пришла квоту какую-то просить? Так я этим вообще никогда не занимался – ей не ко мне.
– Здравствуй, Гордей.
Она делает шаг вперёд, всё ещё неуверенно. Я жмурюсь, не понимаю, почему на «ты», но всё же приветствую её.
– Я, видимо, должен вас знать, – киваю. – Но, если честно, меня сейчас окружает так много людей, что я попросту забыл. Приношу свои извинения. По какому вы вопросу?
– Прошло много лет. Конечно, ты забыл… – она вздыхает с какой-то болью. И почему-то я начинаю копаться где-то глубоко в себе, пытаясь найти ответ. – Я и не надеялась, что ты помнишь. Хотя… мечтала, что ты хотя бы вспоминаешь иногда.
Последняя её фраза, жест рукой... И меня словно окатывает ледяной водой. Это тот самый скелет в шкафу, о котором я не то что боялся вспоминать – я молился, чтобы он пылился там до конца моих дней, покрываясь многолетней паутиной.
Но ведь закон бумеранга существует. Не правда ли? За все грехи придётся платить рано или поздно.
Горло сдавливает, словно удавка. Я немею, потому что не хочу верить, что это она. Я просил исчезнуть, и она отлично справлялась с этой задачей столько лет.
Почему сейчас? И главное – зачем?
По спине проходит озноб, меня лихорадит.
– Ольга? – выходит очень хрипло и как-то неуверенно.
– Узнал всё-таки. Позволишь, я присяду?
Она отодвигает стул и опускается на него. А я, словно парализованный, продолжаю хоронить себя заживо.
Она откроет рот – и моей жизни придёт конец. Я струсил много лет назад, я спрятал эту тайну, а теперь она на поверхности.
– Ты изменилась.
– Жизнь оказалась не так проста, Гордей, – она усмехается. – Знаешь, а ты всё такой же красивый. И тебе возраст к лицу.
Я молчу. Что я, блядь, должен на это ответить? Я хочу, чтобы она исчезла… Вновь. Как кошмар.
Потому что она – напоминание того, как чертовски отвратительно я поступил и не нашёл смелости признаться Марте.
И сейчас не найду. Потому что заранее знаю ответ. Она не простит. Ну не сможет просто.
А мне до смерти страшно терять семью. До боли и ломоты в костях.
– Я, наверное, не буду ходить вокруг да около...
Она начинает, а у меня сердце леденеет. Благо секретарь, что приносит напитки и заставляет Ольгу замолчать, даёт мне передышку. Минутную. Но такую нужную.
Дверь вновь закрывается. Ольга снова смотрит на меня и рушит меня до конца своими словами. Выжигает полностью, оставляя лишь пепел.
– Гордей, я не собиралась рушить твою жизнь и вот так нагло заявляться к тебе. Но… жизненные обстоятельства вынудили меня. У тебя есть сын. У нас, вернее… Паша. И ему нужна медицинская помощь. Прошу тебя, не будь безучастным в этой беде.
Взрыв. И меня разносит на атомы. Скручивает пополам. И словно в эту секунду, как только она замолкает, я осознаю весь масштаб трагедии.
Осознаю, что больше не будет ничего, как прежде.
Да начнётся мой персональный ад.
Глава 61. Марта
Стою в Шереметьево, высматривая всех, кто выходит в зону встречи пассажиров. Пока их не вижу, но буквально привстаю на носочки, чтобы из множества загоревших и уставших людей найти своих.
Хоть все были против встречи, делать мне всё равно нечего, потому и решила приехать. Так что им и такси не придётся вызывать.
Я и не думала, что настолько успею соскучиться. Но сейчас мне так и хочется потискать всех и каждого. Особенно, конечно, внука. Но и дочь, и сына обнять тоже хочется. Хоть, Кирилл и уехал позже, но я уверена, что ему отдых тоже пошёл на пользу.
Снова смотрю на часы, как же долго…
Поднимаюсь на носочки и высматриваю, мотая головой, не замечая, что в этот момент ко мне кто-то подходит.
– Я не стал тебе звонить предупреждать, Ева просила приехать, встретить…
Голос Гордея раздаётся внезапно, и я резко оборачиваюсь. Он с несколько даже виноватым видом смотрит на меня. Уже без трости, что даже на долю секунды как-то непривычно. Выглядит явно лучше, чем до этого. Может быть, всё-таки завершил лечение?
Хочется в это верить.
– Я не против, Гордей, ты их отец и дедушка… – говорю спокойно: – Ты хорошо выглядишь.
Всё же озвучиваю, потому что я рада, что он, в конце концов, поправляется. Вопреки всему, что происходит в его жизни.
– Спасибо, – кивает он, поджав губы: – Комплимент в твою сторону зачтётся? – спрашивает, чуть приподнимая уголок губ.
В другой бы раз, я бы улыбнулась в ответ, а он глазами источал свою любовь. Но сейчас в них боль потери. Глупо делать вид, что я не вижу этого и не знаю этого.
Однако не всё так просто в наших механизмах под названием душа. Потому что это как раз и не механизм вовсе, а очень хрупкая и ранимая составляющая нас, которую если уничтожить, невозможно будет жить дальше. Как прежде, точно.
– Я, думаю, не стоит, – отвечаю вежливо, как отвечаю студентам на их восхваления, Гордей кивает.
Молчит. А люди вокруг все идут и идут…
Разбредаются в стороны, кто-то громко приветствует своих друзей. Кто-то встречает с букетом возлюбленную, высоко поднимая и кружа её в воздухе, раскидывая искры своего счастья. Кто-то явно встречает маму, обнимая и тут же забирая сумки.
Так много всего можно здесь увидеть. В этих нескольких секундах целая настоящая жизнь и безусловная любовь.
Пусть может эта пара завтра расстанется, сегодня они безмерно любят друг друга. Даже если это друзья, которые шумно встречают друг друга – это тоже любовь, просто другая. Ну и, конечно, материнская, та, которую, чтобы убить, нужно очень постараться.
– Помнишь, как мы встречали тебя как-то из командировки? – картинки навевают и наш личный эпизод любви и счастья.
Оборачиваюсь на Гордея с лёгкой улыбкой.
– Конечно, Марта. Ты приехала и привезла детей с собой. Они очень скучали… – хрипит он тут же: – А я и не думал, что вы собрались меня встречать… – киваю с улыбкой, потому что хотела сделать сюрприз: – Я даже мимо прошёл, – усмехается он, качая головой: – Читал отчёты, и вообще по сторонам не смотрел, – продолжает Гордей: – А зря…
– А потом Ева закричала на весь аэропорт, – со смехом говорю я: – Я попросила просто крикнуть, но она завопила настоящей сиреной.
Гордей кивает и тоже смеётся вместе со мной.
– И я увидел вас, – смотрит в глаза: – В очередной раз подумал, что у меня самая невероятная семья…
На глаза наворачиваются слёзы. И этой сентиментальности я совершенно не рада. Но да, это был такой же счастливый момент для всех нас, как и для этих людей сейчас.
Внутри от тоски и боли будто натягиваются канаты, а на языке так и крутится один вопрос.
– Скажи, – почти шёпотом я прошу: – Она уже тогда была?
Знаю, что режу себя на живую, но мне впервые хочется узнать, чтобы если и выжигать, то всё, даже такие самые ценные и дорогие сердцу моменты.
Гордей смотрит в глаза, а потом так резко подходит ближе, что я несколько теряюсь. Обхватывает ладонями лицо, прислоняясь своим лбом к моему.
– Нет, Марта… Нет. – выдыхает он: – Только ты. Прошу, только не стирай нашу историю полностью.
Всхлипываю от напряжённости этого момента и выдыхаю воздух из лёгких. Сейчас даже не стыдно плакать, потому что он всё осознаёт, чёрт возьми.
– Прости… – вновь и вновь он повторяет, а я не могу.
– Мама! Папа! – в этот момент на весь зал раздаётся крик и я резко отпрянув, пытаюсь утереть глаза.
Посылаю улыбку в сторону наших детей и вижу, как счастливая дочь тут же ускоряется к нам. Дальше идут невестка с внуком, а за ними и сын.
Громкие и крепкие объятия, множество поцелуев в пухлые загорелые щёчки нашего богатыря и со стороны кажется, что наша семья идеальна.
Однако за каждой такой картинкой скрываются свои тайны. И наши мы пережить не в силах. Хотя совру, если не скажу. Мне на одну секунду…буквально на одну, хочется поверить и прокричать самой себе «у нас получится». Мы способны остаться вот этими людьми, которые сейчас с улыбками обнимают друг друга и смотрят с любовью в глазах так, что ты чувствуешь – вы семья.
– Пап, как там Паша? – слышу тихий вопрос Евы, когда мы движемся на выход в зону парковки.
Снова обращаю свое внимание малышу на руках, но слух…будто я уже покопалась в собственных шестерёнках и настроила их на максимальный уровень распознавания речи.
– В порядке, с сиделкой и частенько в центре…
– А когда можно приехать навестить? Он ведь не забыл меня за это время? – Ева настолько полна энтузиазма, что я слегка удивлена, но запретить или отговаривать не имею права.
У них, у всех один отец.
– Дочь, когда захочешь, что за вопросы? – Гордей в своей манере даёт понять, вопрос отдаёт глупостью, на что дочь широко улыбается.
– Мам, ты как? – Кирилл обнимает одной рукой за плечи, а второй катит два чемодана.
– Всё хорошо, сынок, – отвечаю с лёгкой улыбкой.
Его глаза изучающе рассматривают, но, в конце концов, он кивает. А затем и вовсе двигается к Гордею, и по заметно сниженному голосу я понимаю тему их разговора.
Наконец, подходим к парковке, я указываю, где моя машина.
– Моя в другой стороне, – тут же озвучивает Гордей: – Кир, вы, наверное, со мной, места больше?
– Да, – кивает сын и, видимо, им есть что обсудить.
– Окей, я с мамой, расскажу про отдых, – принимает распределение Ева.
– Вот ключи, идите пока, я догоню, – Гордей, чуть нахмурившись, отдаёт сыну брелок.
– Так, поняла… Мам, давай свои, – Ева тут же лезет ко мне в карман.
Усмехаюсь, но достаю свой ключ от Вольво и отдаю ей.
Сама же не совсем понимая, чего хочет Зарудный, остаюсь в замешательстве.
– Я хотел сказать, что всё в порядке, – начинает он: – Охрану отозвали, больше никому ничего не угрожает…
Вскидываю бровь, но я и так догадалась, учитывая, как резко все сорвались домой.
– И тебе тоже? – с ощутимым скепсисом спрашиваю, потому что знаю этого человека.
Глава 62. Гордей
Три года назад
Руки подрагивают. Я уже полчаса не решаюсь вскрыть конверт, который точно разделит мою жизнь на «до» и «после». Я намеренно оттягивал момент встречи с ребёнком, чтобы убедиться в том, что он мой.
Нельзя давать детям ложные надежды. Вдруг я не его отец, и Ольга врёт. Намеренно. Хотя она довольно легко согласилась на то, чтобы сделать тест. Значит, ей скрывать нечего.
Выдыхаю, делаю глоток ледяной воды. А лучше бы выпить виски. Но я пообещал Марте, что завяжу. И так много проблем было с алкоголем раньше, чтобы сейчас пошатнуть то хрупкое доверие, что есть между нами.
Его и так скоро не будет совсем. Я знаю, что тайное всегда становится явным – это закон жизни. И долго скрывать всё равно не удастся. Я должен быть готов ко всему.
Канцелярским ножом делаю ровный разрез сбоку. Остаются считанные секунды до правды. Я вытаскиваю плотную белую бумагу, свернутую пополам. Не спешу разворачивать, собираясь с духом.
Секунда. Две. Три.
Совпадение 99,99%. Что ж…
Откладываю тест в сторону, опуская руки и голову на стол. Лежу, почти не шевелясь, словно мёртвый. Сердце не прыгает и не скачет от волнения – наоборот, заводится в медленном ритме, готовое вот-вот остановиться.
Я должен сам ей сказать. Так будет правильно. Я обязан сделать это. Марта не заслужила жить во лжи. Не заслужила быть обманутой.
Но я знаю – я её потеряю. И это страшно. Почему-то в мире принято считать, что у мужчин не бывает страха, что мы можем всё контролировать, в том числе и свои эмоции. Но это не так. Нас просто учили, что нельзя показывать слабости, нельзя открывать свои уязвимые места.
А что делать, если по-настоящему страшно и больно? Проходить этот путь в одиночку? Тогда зачем вообще семья?
– Привет, любимый. Что-то случилось?
Она будто чувствует моё напряжение.
– Нет, просто соскучился, – начинаю издалека. – Как у вас дела?
– Как обычно: много работы, домашних забот. Ждём тебя на следующие выходные. Ева уже распланировала всю программу – куда пойдём, что будем есть… Как обычно, – Марта усмехается, а я улыбаюсь в ответ. Хоть она и не видит.
– Марта, – мой голос становится серьёзнее, – я хотел обсудить с тобой очень важную вещь. Это неправильно – делать это по телефону, но и ждать до моего приезда я не вижу смысла. В общем… Сейчас ты меня возненавидишь, возможно, проклянёшь, но молчать я не могу. У меня есть сын. Ему одиннадцать лет. Я сам узнал о нём недавно. Это очень долгая история, но я не могу больше держать тебя в неведении. Чувствую себя полным дерьмом.
На том конце – гнетущая тишина и молчание. Я закрываю глаза и сжимаю веки, молюсь про себя, чтобы она хоть что-то ответила.
– Марта? – выходит хрипло, на выдохе.
Но снова ничего.
– Марта, ты тут?
– Гордей! – голос звонкий и радостный. Я теряюсь на секунду, ничего не понимаю. – Прости, родной. Меня отвлекли – курьер приехал. Я убегала встречать, а трубку оставила на столешнице. Ты что-то хотел сказать?
Я умираю заживо. По-другому это чувство не описать. Вся моя смелость улетучивается, я не могу вновь повторить эти слова. Они будто сковывают горло и не выходят наружу.
Цепляюсь за эту возможность как за шанс. А что, если это не просто так? Что если это знак, что я не должен говорить?.. Так ведь не бывает, да?
Судьба даёт мне возможность всё исправить. Решить этот момент. Урегулировать.
Бля…
– Думаю, может, уехать из Питера и перебраться к вам поближе. Нахрен этот город и эту работу. Зато буду с вами.
– Ох… Это неожиданно, конечно, – в её голосе слышно сомнение, я распознаю это сразу. – Если тебе совсем плохо, родной, то, конечно.
– Марта, что случилось?
– Нет, ничего. Просто… Понимаешь, у меня сейчас не самое лучшее положение в университете. Есть нюансы. Я тоже думала увольняться. Но если у тебя серьёзные трудности, то я перетерплю.
Качаю головой. Не хочу, чтобы она страдала. Не хочу делать ей ещё больнее.
– Нет. Забудь. Я просто, видимо, устал. Не проблема – возьму отпуск, и мы съездим куда-нибудь. Хорошо? Да и куда я без работы, – смеюсь в трубку вымученно и с болью. – Меня хватит на месяц, а дальше заскулю от скуки.
– Это точно! Но если ты решишь – я поддержу, Гордей. Ты и так много для нас сделал.
Не только хорошего, Марта. Есть и другая сторона моей жизни, о которой ты так и не узнала.
Мы ещё немного разговариваем, обсуждаем Еву и её учёбу, Кирилла и его достижения.
После разговора остаётся осадок. Теперь нужно переговорить с Ольгой, решить, как поступить дальше, познакомиться с ребёнком. Я же не моральный урод. А раз тест показывает, что он мой – я должен взять ответственность. Тем более мальчик болен.
Пишу ей короткое смс с местом и временем.
На место подъезжаю заранее. Ольги ещё нет. Заказываю себе крепкий кофе – в последние дни почти не сплю, нервы не дают сомкнуть глаз.
Она появляется буквально через минут семь. Идёт медленно, неуверенным шагом. Голова опущена вниз, руки крепко сжимают сумку.
– Здравствуй.
Я киваю ей, предлагая присесть.
– Оль, давай сразу к делу. Тест подтвердил моё отцовство. Я готов финансово вложиться в лечение ребёнка, готов познакомиться с ним. Участвовать буду в воспитании, но сразу скажу – регулярно рядом быть не смогу. Сама понимаешь, у меня семья. Прошу тебя: всё, что происходит, должно быть строго конфиденциально. У меня должность. Я не хотел бы огласки.
– Гордей… – её глаза расширяются. – Если бы я хотела разрушить твою карьеру и семью, я бы не стала так долго молчать. Это ведь… было моё решение – оставить Пашку.
– Честно признаться, я сильно зол на тебя. Но будет глупо перекладывать всю ответственность, потому что ребёнок – это результат действий двух сторон. Ты была юна и глупа, я это понимаю. В общем, Оль, семьёй мы никогда не будем, думаю, ты и сама это понимаешь. Но сына я не брошу. Я сниму вам квартиру, организую приём у врача. Твоя задача сейчас – подготовить ребёнка к правде. Я не хочу быть «левым дядей», пусть знает, что я его отец. Так будет правильно.
– Конечно, Гордей. Господи… – с её глаз срываются слёзы. – Спасибо тебе! – она перехватывает мою ладонь, целуя её. Я на секунду тушуюсь от такого жеста. – Я ведь знала, что ты не гнилой человек, что не пошлёшь. Ты святой, Гордеюшка. Самый лучший.
Ольга начинает рыдать, осыпая меня благодарностями. Я пытаюсь её успокоить, чтобы она перестала реветь.
– Ольга, тише. Вылечим его. Обещаю.
Забираю руку. Смотрю на женщину внимательно, вспоминая, какой она была. Сейчас от той живой девушки ничего не осталось – потухла.
Жалко её становится. По-человечески.
Она не виновата в том, что родила больного ребёнка.
Глава 63. Марта
– Тебе тоже? – с нажимом повторяю, глядя на него.
– Да, – кивает он, но едва ли я вижу его железную уверенность, которая типична для Гордея, когда он в чём-то уверен.
– Ладно, – принимаю его желание скрыть правду, потому что я уже даже не на тех правах, чтобы интересоваться. – Я рада, что тебе удалось всё утрясти.
Озвучиваю с лёгкой улыбкой, поджав губы. Гордей резко вскидывает голову к небу, и я вижу, как дёргается его кадык. Он сглатывает – так и стоит несколько секунд.
– Всё в порядке? – хмуро интересуюсь, видя его потерянность.
Я могу догадываться, с чем это связано. Более того – это отдаётся и во мне спазмом в груди.
– Я знаю, что это глупость, и ты, вероятно, не захочешь… но, может быть, мы проведём этот вечер вместе? Я был бы крайне признателен, если ты позволишь…
Он смотрит на меня. Глаза мужчины источают безнадёжность и одиночество.
Я знаю, потому что и в своих я вижу это. Не всегда, нет. Но вечерами, находясь в квартире одна, рассматривая огни города за окном, мне так хочется вернуться в ту жизнь.
Потому что там всегда была опора. С закрытыми глазами я могла упасть и не бояться разбиться. А сейчас – нет. Сейчас я сама разбита изнутри.
В попытке собрать себя я беру эти мелкие осколки, складывая друг к другу и пытаясь превратить эту мозаику в то подобие души, которая была у меня раньше.
– Я думаю, ненадолго можно. Тем более уверена – мы оба соскучились по нашему внуку, – спустя короткую паузу я реагирую на его вопрос, кивая и пожимая плечами.
Вижу, как он в ответ будто даже подбирается весь.
– Тогда увидимся у тебя, – напоследок с ощутимой надеждой в голосе говорит он.
– Хорошо, Гордей.
Разворачиваюсь по направлению к машине и не оборачиваюсь. Но это оказывается не так легко. Однако в какой-то степени это и не нужно. Я чувствую его взгляд на себе. Знаю, как он может прожигать своими словами, горящими глазами.
Я до сих пор всё это помню. И, признаться, за несколько месяцев я бы не смогла забыть.
Любая женщина, которая отдавала себя с любовью в браке, не сможет выкинуть полжизни. Это даже невозможно. Эмоции – это та часть, которая всегда с тобой.
Мозг запрограммирован таким образом, что повсюду ключи и катализаторы. Будь то ваша песня из динамиков машины, шоколад, который он тебе постоянно дарил, или даже книга, которую ты читала, когда в очередной раз этот мужчина переключал внимание на себя.
Эти все мелочи и составляют вашу жизнь. Несмотря на рутину, несмотря на быт, несмотря на работу и занятость – это навсегда остаётся в вас. И чтобы искоренить всё это, нужно просто-напросто остановить биение сердца. Иначе – никак.
– Ну чего, мам? – в своих суждениях я и не замечаю, как открываю дверь машины и сажусь за руль.
Ева тут же наклоняется ближе в надежде, что я сейчас ей всё выдам.
– Чего? – поворачиваюсь, строя удивление.
– Мам?! – дочь закатывает глаза. – Что папа сказал?
Прежде чем нажать на кнопку запуска, задумываюсь.
– Сказал, что нам нужен семейный вечер, – улыбаюсь дочери, пряча свою горечь, которая никуда не делась. – Так что у нас семейная тусовка.
Смеюсь, на что вижу довольное лицо Евы.
– Класс! Может, тогда заказать что-нибудь? А? Из нашего любимого ресторана, как в старые добрые?
Последнее звучит от дочери чуть тише, но я всего лишь киваю с натянутой улыбкой, не подавая вида, что «как в старые добрые» больше никогда не будет.
До дома дальше мы добираемся, выбирая блюда по предпочтениям каждого, как и обычно. Дорога немного затягивается уже на подъезде к нашему комплексу. Но мы находим, чем заняться, потому что выбор – дело непростое.
А в этом ресторане идеально всё. Каждое блюдо, которое мы пробовали, оставляло после себя настоящий космический оргазм вкусовых рецепторов. И хозяйка этого ресторана – невероятная женщина, которая вызывает лишь восхищение и восторг. Лично мы не знакомы, но я читала её биографию и тот путь, который она прошла, чтобы сейчас держаться в топе и утирать всем нос.
Заезжаю в паркинг, а Ева тем временем читает от кого-то сообщение.
– Они тоже подъезжают. Папа хотел в ресторан заехать, но я сказала, что мы заказали.
Поднимаемся на лифте и входим в квартиру.
– Дом, милый дом! – тут же, раскинув руки, кружится дочь.
– Хочешь сказать, что на отдыхе было плохо? – улыбаюсь ей. – Раз уж у нас на сегодня изменились планы – с тебя подробности на нашем девичьем рандеву.
Дочка кивает, а потом вдруг порывисто обнимает меня.
– Милая? – обнимаю в ответ, поглаживая по позвоночнику.
– Спасибо, мам, – шепчет она. – Мы давно вот так не собирались… и, честно, папы не хватает. Очень.
Она отрывается от меня и заглядывает в глаза, а я, погладив её щёку и убрав прядь волос от лица, просто молча киваю. Мы слышим голоса в подъезде, а значит, оставшаяся часть на подходе. Возможно, мне и стоит объяснить ей, чтобы она не обольщалась. Могу признаться и, раскрыв душу, сказать, что моя душа ещё надломана… но и ложную надежду вселять в её сердце я не хочу. Потому что мне крайне хочется верить, что когда-то я окончательно приду к тому, чтобы исцелиться. Ведь смогу же найти этот рецепт исцеления после предательства, правда?
