Текст книги "Развод в 50. Двойная жизнь мужа (СИ)"

Автор книги: Ася Петрова

Соавторы: Селин Саади
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 64. Гордей

Полтора года назад.

– Папа, – я только переступаю порог квартиры, когда Ольга распахивает дверь, а Пашка вжимается в мое тело, скрепляя руки в достаточно крепкие объятия.

Ольга улыбается, пытается услужливо помочь мне с пальто и тут же тянет руки к пакетам, что я привез.

– Мы тебя очень ждали! – ее глаза сверкают, она не врет, что ждали. Это видно невооруженным взглядом.

– Там гостинцы для Паши и продукты.

Я киваю на пакеты, которые Ольга все же берет в свои руки и тащит на кухню.

Сын утаскивает меня в комнату, демонстрируя новые приобретенные навыки. Лечение идет на пользу, приступы эпилепсии стали значительно реже, а речевая функция и вовсе улучшилась.

Сейчас он вполне может писать простые предложения и неплохо читает. Именно этими навыками он и хвастается, вслух читая мне «Маленького принца» .

– Ты молодец, Паша.

Ребенок открыто улыбается, и мое сердце екает. Я часто задавался вопросом, почему я так сильно проникся к нему? Потому что чувствовал свою вину? Или пытался грехи отмолить… Или мне просто стало жалко пацана, который по факту ни в чем не виноват?

Все эти пункты сработали. Но главное было другое… Я чувствовал, как сильно он нуждается во мне. Сильнее, чем Ева и Кирилл. Паша всегда звонит мне сам, не просит игрушек и дорогих подарков, ему достаточно отеческого плеча. Это не значит, что я своих детей по-разному люблю. Нет. Просто впервые за столько лет я почувствовал безусловную любовь от такого особенного человека.

Может, он был дан мне, чтобы что-то осознать… Я пока только разбираюсь в себе. И в своих чувствах.

– Обед готов.

Ольга аккуратно заглядывает в комнату и зовет нас. Готовит она вкусно – очень простую, но домашнюю еду. – Как ты отдохнул? – после обеда Ольга встает к раковине помыть посуду, я же допиваю чай с лимонным пирогом. – Выглядишь усталым.

Она пытается залезть на ту территорию, которая под запретом. Туда нельзя. Вход воспрещен.

И я должен заткнуться и молчать. Не обсуждать с ней.

Но столько боли и обиды накопилось внутри, что порой человеку нужно простого человеческого... – выговориться.

– Не получается ничего у меня. Семья сильно отдалилась. И что бы я ни делал – всё мимо.

Прикрывая глаза, в голове тут же мелькают картинки нашего семейного отдыха, на который я возлагал большие надежды. Марта по итогу почти не вела со мной беседы, постоянно читая литературу – будь мы на пляже или в номере. Ева ныла весь отпуск: отель не тот, еда не та, солнце слишком жарит, скучно, и так далее… А сын попросту отказался ехать, сославшись на то, что уже большой для таких семейных поездок.

Было одиноко среди любимых людей.

Словно за годы жизни в разных городах, мы стали чужими друг другу.

– Гордей, – Ольга откладывает полотенце и присаживается на стул, сев прямо напротив меня, – я знаю, что не имею права просить тебя о таком… Но я же вижу, как ты несчастен. Твой брак изжил себя. О тебе никто не заботится, никто не спрашивает, что ты ел, чем занимался. Одиноким быть не страшно, – она пожимает плечами, – страшно быть одиноким среди тех, кто дорог.

– Оль, мы уже обсуждали это. Я здесь только ради Паши. Это мой крест. Но как женщину... – откидываясь на спинку стула, потому что Ольга намеренно пытается сократить расстояние, – как женщину я тебя не хочу. Не люблю, понимаешь? Её люблю. А тебя – нет.

– А ты знаешь, я поняла, что любовь – не самое главное… Есть вещи куда более важные. И я тебя люблю, Гордей. Моей любви хватит на нас двоих. Она тянет руку ко мне, но я тут же встаю со стула и отхожу к окну.

– Ну ведь ей плевать на тебя! Ваш брак – это привычка и долг. Вы существуете как семья только потому, что «так надо». А не потому, что есть чувства.

– Всё, Оль. Это запретная тема. Хватит. Я разберусь сам.

Выдвигаюсь в сторону коридора. Нужно устраивать вылазки с сыном куда-то. Чтобы меньше быть здесь, рядом с ней. Потому что каждый раз, как я переступаю порог квартиры, я даю ей надежду.

Надежду на то, что мы возможны. Но нет. Мы абсолютно невозможны.

– Если ты боишься её реакции, давай я сама ей всё расскажу про нас. Она поймёт.

Ольга выбегает за мной в коридор. Хватает за рубашку в попытке остановить меня.

– Не смей, – рычу, слегка отталкивая, – слышала? Не смей. Нет нас, Ольга… Если ты только попробуешь сунуться к Марте – я жалеть тебя не стану, поняла? Прежде чем что-то сделать или сказать, хорошенько подумай.

– Прости.

Она опускает голову и отходит назад. Я же накидываю пальто наспех, прощаюсь с Пашей, объясняя, что срочные дела по работе, и ухожу.

С места не трогаюсь. В машине гудит печка, за окном – не то снег, не то дождь… И полная беспросветная жопа.

– Скажи мне, почему с нами так происходит?

Я срываюсь и звоню ей. Мне чертовски не хватает моей Марты. Я словно теряю её. С каждым днём всё больше и больше. И эта мука невыносима.

– Гордей, о чём ты?

– Ты прекрасно меня понимаешь. Скажи мне, что любишь! Я на стену лезу от твоей холодности.

Она молчит, забивая ржавый гвоздь в моё сердце, который тут же отравляет всю кровь.

– Я не знаю, Гордей. Правда, не знаю. Я просто… так привыкла быть без тебя, что не понимаю, что чувствую.

Я вроде взрослый мужик, мне почти полтинник, но я разрешаю себе слёзы. Живой ведь, блядь…

Это и есть моя карма. Карма за то, что промолчал и не сказал ей тогда всю правду. Как и не сказал сейчас.

Она ведь что-то чувствует, наверно… Женщины всегда чувствуют.

– Давай попробуем исправить, Марта. Я без тебя подохну.

– Исправь, Гордей. Потому что я не знаю, что делать. Мы словно… чужие друг другу.

Кладёт трубку, оставляя за собой долгие гудки, которые раздражают перепонки. Почему любовь прошла? Почему у неё она прошла?

От тоски хреново сильно. Я знаю, что делать… Я уже так делал. Проявлял слабость. И сейчас позволяю себе. А после подумаю, что делать.

Мне нужен коньяк. Срочно. Хоть я и бросил пить, но если сейчас капля этанола не упадёт в мой организм – я просто сойду с ума.

Глава 65. Марта

Мы в гостиной, ребята красочно рассказывают, как прошёл их отдых. На журнальном столике – блюда из ресторана, которые доставили около часа назад. И теперь, наевшись до отвала, мы сидим на диване. Не очень хорошее времяпрепровождение после плотного, позднего ужина, но сегодня ладно. Гордей сидит на полу, разложив игрушки перед Ваней. Они там что-то обсуждают на языке ребёнка и активно играют.

Я же периодически вылетаю из общей семейной идиллии, наблюдая за бывшим мужем. Что ни скажешь, он не плохой человек. Даже его поступок по отношению ко мне, не позволит думать так о нём.

Ева хохмит сегодня больше всех, вводя нас в курс своих курортных приключений. Дети дают понять и глазами и своими эмоциями, что это решение провести вечер вместе было как никогда кстати.

Ощущение, что на мгновение будто всё, как прежде. Вот Кирилл, нежно обнимая загоревшую жену, улыбается сыну, который реагирует на рожицы дедушки. Ева умиляется, дополняя это всё своими двумя копейками. Я с теплотой наблюдаю за этой картинкой и осознаю, что изменилось по факту всё.

Нет больше тех нас. Той семьи, которая упорно не ценила друг друга. Нет тяжёлой ауры этого дома, в который иногда, полагаю, каждому не хотелось входить. Нет скандалов, этих тщетных попыток найти баланс. Не задумываясь о том, что он изначально был нарушен внутри нас…и, по существу, начинать надо было с себя.

Этого нет.

Сейчас мы другие.

Сегодняшний вечер, он открывает то, к чему мы вроде бы стремились последний год так точно. Впрочем, и сами ничего не делали для этого. Ведь каждый просто бросил-то душевное и, по факту, важное на самотёк. Подумаешь, нет эмоций…да только чёрт возьми, они были: раздражение, недовольство, глупые обиды. Всё это в прямом смысле, разрасталось в доме, как грибок.

В какой момент я приняла, что Гордея больше нет, чем он есть, я не знаю. А когда стала молча это копить в себе, и вовсе не скажу. Но в один прекрасный день я просто заперлась внутри.

Привыкла сама.

Оплатить счета – один момент. Сломалась сантехника – две минуты на заявку и дата визита мастера уже обсуждается. Не работают ключи от паркинга – пошла в управляющую компанию разбираться. Нужно поменять масло в машине – несколько статей, чтобы почитать, как это, и вот я уже на шиномонтажке наблюдаю за работой рабочего. Слабый напор воды в кране – снова заявка и мастер.

Всё это, казалось бы, бытовые мелочи, которые решает каждый самостоятельный человек. Но нет. Пусть я была в состоянии решать подобные вопросы всегда, однако, знала я за мужем. И просто-напросто не касалась многих моментов, связанных с нашим укладом жизни.

А потом вдруг они все стали моими моментами. Однажды, как топором по голове я осознала, что я отдельно существую. Безусловно, с любовью и, естественно, привычкой к этому человеку, но я же одна.

Когда Гордей был в Москве, он, бесспорно, старался всё урегулировать. Спрашивал, что необходимо, когда и как. Наперед оплачивал транспондеры, коммунальные платежи, проверял всё ли в рабочем состоянии дома. Полностью проводил чек-ап моей машины. Но этого не хватало на полное время его отсутствия. Да и что скрывать, в момент, как ты перенимаешь одну из ведущих ролей на себя, ты уже не видишь смысла даже озвучивать то, от чего тебе хотелось бы освободиться...

Оно само собой так выходит. Никто здесь ни прав, не виноват.

Обычно психологи налево и направо советуют уходить от подобных отношений. Они называют это – мужчина, свесивший ножки с ваших плеч. Но и здесь у меня есть свой взгляд и своя правда. В моём случае тридцать с лишним лет брака, за которые Зарудный не свесил ножки, а скорее я подтолкнула его к тому, чтобы это сделать. В какой-то мере.

Конечно, это касается отнюдь не всех вопросов, Гордей никогда не переставал обеспечивать нас. Мы не нуждались ни в чём. Мои средства всегда были только моими. Эту безопасность он с лихвой дал всей нашей семье.

Только вот партнёрство на этом пути, мы оба как будто потеряли.

– Марта? – слышу его голос и вопросительно вскидываю брови: – Я говорю, не хочешь чашечку кофе? Ребята уже собираются…

Он указывает на то, что семейство сына в процессе сборов, явно чтобы уложить малышню. Ева под шумок залезла в свой смартфон, а это может быть совсем надолго. Но и по её выражению лица вижу, что специально это делает.

Несмело киваю Гордею, и тут же принимаюсь помогать жене сына. Прощаемся с ними, целуя в обе щеки нашего сладкого мальчугана и провожая у дверей.

– Я налью, – озвучиваю я, как только дверь за ними закрывается.

– Мне несложно, если ты позволишь. – перенимает инициативу Зарудный.

Даю ему эту возможность обслужить нас.

На кухне он сразу же направляется к кофемашине, не спрашивая, что я буду. Вероятно, за столько лет эта информация въедается в тебя. Я же сажусь за стол и наблюдаю за его действиями. На языке крутится вопрос, который оставляет за собой массу необъяснимых сомнений.

– Как там Ольга? – наконец, не ожидая от само́й себя, на выдохе выпаливаю.

Замечаю, как его рука застывает в воздухе у кнопки старта. Сама же, кажется, не дышу. Хоть и должна бы уже привыкнуть после всего, что случилось.

Гордей медленно поворачивается, а затем решительно шагает ко мне. Сглатываю, не представляя, что он скажет.

Садится напротив не спуская своего тяжёлого взгляда. Так и сидим, пронзительно глядя друг на друга, будто уже начали этот внезапный диалог. Без кофе и слов, лишь с сердцем, которое в этот момент, даже, будучи растоптанным, чувствует свою половину души.

Глава 66. Гордей

Несколько месяцев назад

– Ты не мог бы со мной съездить сегодня к врачу? – Ольга звонит неожиданно, прерывая меня от работы. – Я нашла хорошего специалиста, он предлагает новые методики лечения.

– У меня очень много работы. Поезжай одна, потом расскажешь.

– Гордей, – Ольга устало вздыхает, – ты от меня как от огня бежишь. Я прошу тебя сделать это ради сына. Ты тоже должен послушать, что нам скажут.

Я задумываюсь. Я бы и правда хотел поучаствовать и встретиться с врачом, потому что Паше нужен новый подход к лечению. Но лишний раз пересекаться с Олей – нет никакого желания.

Знаю, что сам дал ей повод думать, что между нами что-то большее, чем сын. Это ведь к ней я постыдно сбегал последние годы – каждый раз, когда у меня были трудности. Прекрасно справлялся с тем, чтобы зарываться головой в песок.

А сейчас надоело. Надоело вести эту тайную жизнь. Не могу больше смотреть в глаза Марты. Мы наконец-то отбросили с ней наши обиды, у нас только начало налаживаться. Мне снова двадцать, и я встречаюсь с самой красивой и умной девчонкой.

Только тот двадцатилетний Гордей был чист, как белый лист. Ему было что предложить юной рыжей девушке.

А этому Гордею… предложить нечего. И всё же за семью бороться надо. Я должен наконец-то сказать Марте правду. Пусть она проклинает меня, но лгать больше нет сил. Устал жить как на пороховой бочке.

Не знаешь, где рванёт.

– Ладно, я подъеду. Скинь адрес.

Ольга благодарит меня, начинает вновь свою шарманку про любовь, но я уже кладу трубку.

До приёма у врача остаётся немного времени на работу, чтобы закрыть важные дела. Сердце отчего-то сегодня беспокойно бьётся. Я пишу своей жене, спрашиваю, как дела.

У неё лекция… Наверное, поэтому она молчит.

Что ж, ладно. Через несколько дней я планирую свой приезд в Москву, наберусь смелости и всё расскажу. Закончу этот порочный круг.

Оля ждёт меня в приёмной. Как только замечает мой силуэт – тут же вскакивает и идёт навстречу. Улыбается, тянется рукой, чтобы коснуться, но я машу головой: не нужно.

– Я же просто хотела поприветствовать, – она пожимает плечами, обидевшись на меня.

Пусть лучше обижается. Так проще с ней существовать.

Довольно молодой доктор встречает нас, рассказывает о своём опыте работы с такими детьми, как Паша. Я тут же отмечаю его профессионализм, задаю вопросы по плану лечения. И получаю абсолютно корректные и точные ответы.

Меня всё устраивает.

– В таком случае, я думаю, мы можем начать заниматься с вашим сыном уже на следующей неделе. Но мне бы хотелось для начала познакомиться с Павликом, например, в этот четверг. Что думаете?

– Без проблем, – тут же киваю. – Я привезу его.

– Вот и договорились.

Мы прощаемся. Чувствую себя немного лучше – из-за того, что ребёнку помогут. У нас уже приличный прогресс, но всё же… не хватает завершённости процесса.

– Подвезёшь меня, Гордей? – Ольга в гардеробе набрасывает на себя пальто и останавливается у двери, ожидая меня.

– Я без машины. На такси приехал. Хочу прогуляться.

– Правда? Можно я с тобой? Давно не гуляла по центру.

– Оль, – нужно ей аккуратно отказать, чтобы истерик не было, – я устал и хотел бы побыть один. Хорошо?

Она обиженно кивает, опуская голову. Но так правильно. По-человечески мне её жалко, но я ведь не могу всю жизнь играть роль, которая мне не принадлежит. Это у них в квартире, когда Паша рядом, я стараюсь быть примерным семьянином, чтобы у него было меньше переживаний, которые плохо влияют на детскую психику. А его приступы сейчас почти исчезли, нельзя допускать повторных рецидивов.

Но когда сына рядом нет – то мне же необязательно играть эту роль.

– Ладно, я поняла. До метро хотя бы вместе дойдём. Не будем же как два посторонних человека на расстоянии идти.

– Пошли.

Мы выходим, я щёлкаю в солнечном свете Спас на Крови, который, как обычно, прекрасен, хоть и в строительных лесах. Хорошее расположение у клиники, ничего не скажешь.

Шагаем в сторону Казанского собора, идём молча. Мне хочется тишины, которой так не хватает порой.

Ольга тормозит у Дома книги, хватая меня за руку.

Ей – в сторону метро, а мне – прямо, к Казанскому. Нам не по пути. Что тогда, много лет назад, было не по пути, что сейчас.

Только прошлое исправить я не могу, а настоящее – вполне. Это мне под силу.

– Мне очень больно и обидно, Гордей, – у неё загорается зелёный, пешеходы начинают переходить дорогу, но Ольга стоит на месте. На глазах слёзы, и меньше всего на свете я сейчас хочу прилюдной истерики. – Я старалась все эти годы, всё для тебя делала. Откачивала тебя после запоев, рядом была, поддерживала, когда ты плакался из-за проблем с женой. И что сейчас получаю? Вот такое пренебрежение и холодное молчание? За что?

– Я планирую всё рассказать жене. Не могу больше жить с этим грузом на сердце. Оль, мы с тобой натворили дел – до конца жизни не отмоешься.

– Ты сделаешь большую глупость, Гордей. Твоя Марта не простит. А я готова тебя принять вот такого, чужого… Будь просто рядом. Она никогда не узнает про меня и Пашу. Я сохраню тайну.

– А я так не хочу. Заебался. Чувствую себя скованным по рукам и ногам. Ты же ещё молодая, найдёшь себе того, кто оценит, Ольга. Пашу я не кину – я сразу тебе дал понять, что за это можешь не переживать. Но в остальном – я больше не могу. И да, спасибо тебе за то, что вытаскивала из дерьма… Но это не любовь, Оль. Вовсе не она. Любят не за что-то, а вопреки. Понимаешь?

Она опускает лицо в ладони, рыдая. А я смотрю на красивое небо. Загорается красный. Пешеходы вновь тормозят у края поребрика.

– Поцелуй меня в последний раз. Умоляю.

– Прекрати.

– Поцелуй, – она повышает голос, и несколько человек оборачиваются на нас.

Злость внутри поднимается.

– Домой, – цежу сквозь зубы. – Домой иди.

Она смотрит прямо на меня, ждёт. А я не стану целовать. Если поцелую – значит, нет цены моим словам. Хотя им давно нет цены. Они обесценились. Но есть шанс исправить.

Поворачиваюсь в сторону, чтобы сделать шаг, но Ольга налетает ураганом. Я даже не успеваю сориентироваться, как она прыгает на меня, и её губы начинают двигаться.

– Любимый…

– Совсем с ума сошла? – отталкиваю её, гнев тут же топит меня. – Ольга, ты охренела?

– Это был прощальный поцелуй. Спасибо.

Она пожимает плечами и уходит. А я ещё стою несколько минут на месте, не могу пошевелиться.

Чувство, которое преследовало меня с утра, теперь заполняет полностью.

Тревожность подкатывает к горлу.

Что-то точно произойдёт. Я это знаю.

В чувства меня приводит звонок. Моя прекрасная женщина словно чувствует, что что-то не так. Я собираюсь с мыслями и отвечаю.

– Привет, дорогая, – стараюсь звучать спокойно, хотя внутри – буря. – Как ты? Как лекция прошла?

– Привет, – родной голос отчего-то дрожит. – Всё хорошо. Ты как? Чем занят?

– Да ничего особенного, – отвечаю. – Вышел погулять. Сегодня в Питере солнце, ты бы видела. Первый раз за год выбрался просто так пройтись, совещание отменилось.

– Гуляешь? Где именно?

– На Невском был, сейчас вот к Казанскому подхожу, – говорю я. – Марта, тебе бы понравилось. Очень красиво.

Что-то именно в эту секунду происходит, этот внезапный звонок сбивает с толку. Но я рад слышать её. Всегда рад. И голос любимой Марты заставляет меня забыть о том, какой я урод.

Несколько дней… Я буду в Москве. Сяду напротив и всё ей расскажу. Вряд ли услышу такие тёплые нотки, как сейчас. Но расскажу. Пусть узнает от меня.

Глава 67. Марта

Гордей пристально смотрит, прежде чем ответить на мой вопрос.

– Я могу сейчас молить тебя простить меня, забыть то, что невозможно выдурить из головы, – медленно, чётко говоря, он начинает: – Могу встать на колени, Марта, и целовать твои ноги… и я, чёрт возьми, готов это делать. Но и я знаю тебя… – он улыбается, поджав губы.

Киваю ему, потому что не позволила бы ему таких действий. Если просто увидеть это, то навсегда в своей голове превратить сильного мужчину в слабого и жалкого.

А я так не хочу. У меня нет такой цели и нет таких потаённых желаний, дабы он страдал и переступал через свою гордость. У мужчин, она иная.

Стоит только на долю процента это допустить, их мозг сделает всё сам. И буквально за несколько месяцев после такой, казалось бы, мелочи, вы перед собой видите уже не мужчину, а человека, у которого ничего не получается. Который пропадает в какой-то бездне. Неважно ментально, эмоционально или физически. Он просто в силу конкретно этого обстоятельства, коснувшегося их гордости потерял то, что у него было, и это не о семье.

Это о статусе, о мышлении и самоценности. И гораздо глубже, чем люди думают, и никто ведь даже не задумывается. Потому что в большинстве браков каждый думает за себя. Редкость сейчас – тандем. Пусть и каждая женщина будет кричать о том, какой у них прекрасный союз…

– Я сделал много ошибок. В отношении тебя и детей особенно, – многозначительно продолжает он: – И, единственное, я сейчас могу тебе сказать, что я очень сожалею, Марта. До таклй степени, что ежедневно, ежесекундно ищу варианты, как могу загладить вину. Настолько, что поселившуюся в груди одиночество и пустоту, я принимаю, потому что это наказание. И я буду наказывать себя каждый божий день, который отведен мне здесь… Я не изменю случившегося, родная моя… – вижу как его глаза краснеют, а сама отчаянно контролирую свои эмоции: – Я прошу у тебя прощения за свою слабость. За то, что не справился. За то, что не стал тем плечом, которым ты меня видела. За то, что в какой-то момент исчез и сломался. Потерялся в недрах этих ошибок и не нашел выход. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, – он шумно выдыхает и берет небольшую паузу, сглатывая: – И надеюсь, что ты хотя бы позволишь быть рядом с вами, потому что иначе… – он хмурится и замолкает.

А я спешно и нервно утираю бегущие слёзы.

– Хватит, Гордей, – шепчу, потому что больно.

– Я осознаю, что ты ушла, Марта. Но я продолжу тебя любить, даже если ты в это не веришь.

– Гордей, мне сложно, пойми…

Пытаюсь я вставить свои слова, но он продолжает.

– Я знаю, – соглашается он: – Всё, что касается Ольги, больше никогда это не потревожит тебя. Я не допущу, но это не значит, что я и она – возможны. Ты должна понимать, никогда не было и мысли не о нас. Ты – моё самое желанное и красивое продолжение, и это в моей парадигме никогда не менялось. Я бы не смог любить кого-то другого, даже если бы мы продолжали жить как соседи. Я и она не были семьёй, я, прежде всего, был связан с особенным сыном. Если ты когда-нибудь захочешь…просто скажи, и я расскажу тебе всё без утайки.

Я верю ему в том, что он способен выложить эту правду. Только вот хватит ли моей выдержки для того, чтобы слушать.

– Зарудный, – шепчу я, даже не собрав то, что хочу сказать: – Я в какой-то степени тебя простила… – признаю́ эту мысль вместе с тем, как озвучиваю: – Однако, это не значит, что я могу принять. Я не держу зла, пусть мне и обидно. Но я не двадцатилетняя девочка, которая не видит проблем, что копились в нашей жизни, – перевожу дыхание, шумно вдыхая воздух: – Ты был моим героем, Гордей. Невероятным мужчиной, который делал мою жизнь полной. Но ты прав в том, что последнее время мы жили как соседи. Когда это случилось, я не знаю, но вдруг ты оказался очень далеко, понимаешь? Я тоже приложила к этому руку, потому что мы оба были в браке, не ты один виноват… – сглатываю, чтобы сказать ему главное.

Только замечаю, что он кивает и опускает взгляд на столешницу.

– Но… – поднимает свои глаза на меня.

Этот взгляд ранит. Хотя, чёрт возьми, не должен. Резко вскидываю свои к потолку, пытаясь остановить вновь просящиеся слёзы.

– Я не могу. – глухо сиплю, глотая ком в горле.

– Да, – кивает Зарудный, а я от напряжения и эмоций готова зареветь в голос.

Кажется, впервые после того, как узнала о его предательстве.

– Не плачь, прошу тебя, – просит он, а я лишь рвано дёргаю грудной клеткой в попытке бесшумно пережить эту слабость: – Я всё понимаю и не требую ничего, – говорит он, сильнее, хмуря брови.

Знаю, что и сам едва сдерживается. Вижу по подрагивающим рукам на столешнице, по тому, как порой уводит глаза и сильнее морщит лоб.

– Здесь, – вдруг достаёт он конверт из кармана своего пиджака: – То, что я обещал тебе, но так и не сделал. Прими, пожалуйста. – кладёт его на стол и осторожно двигает в мою сторону.

Аккуратно утирая уголки глаз и шмыгая носом, молча киваю.

– Спасибо тебе за этот разговор, Марта. За то, что выслушала.

Коротко шепчет он, прежде чем встать со стула. Встаю вслед за ним и молча сопровождаю до прихожей. Там он накидывает своё пальто, и на секунду обернувшись, посмотрев в мои глаза, он молча выходит, закрывая за собой дверь.