Текст книги "Развод в 50. Двойная жизнь мужа (СИ)"

Автор книги: Ася Петрова

Соавторы: Селин Саади
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава 16. Гордей

Сижу в своём домашнем кабинете, облокотившись на массивный стол. Фотография Марты стоит передо мной – черно-белый снимок с её улыбкой, полной жизни и тепла. Черно-белый снимок, который она терпеть не может, потому что, по ее словам, на нем она выглядит слишком серьезной. А для меня этот снимок – напоминание о том, кто она есть: мой компас, мой свет, моя семья. И всё, что я сделал, превратило ее жизнь в хаос.

Кирилл должен прийти с минуты на минуту. Я знаю, что он злится, и не жду от этого разговора лёгкости. Но мне нужно, чтобы он выслушал меня. Не потому, что я ищу прощения – я знаю, что его не заслужил. Я просто хочу объясниться.

Дверь открывается, и он входит без стука, сжимая плечи. Открыл своими запасными ключами.

Его взгляд тяжелый, а шаги твёрдые, словно он готов к сражению.

– Я здесь, – говорит он коротко, садясь напротив меня.

– Спасибо, что пришёл, – начинаю я, но он только качает головой.

– Давай ближе к делу. У меня мало времени.

Я глубоко вздыхаю.

– Кирилл, мне нужно, чтобы ты выслушал меня. Вся эта ситуация с Ольгой… она началась намного раньше, чем ты думаешь.

Он хмурится, но ничего не говорит. Я продолжаю, стараясь удерживать голос ровным.

– Это было, когда меня только перевели в Питер. Я получил должность, ты помнишь. Это был важный шаг для нашей семьи.

– Помню, – отвечает он. – Тогда ты начал жить на два города.

– Да, – киваю я. – В первый месяц меня позвали на корпоратив. Я плохо знал коллектив, хотел вписаться, показать, что я свой человек.

Кирилл молчит, но в его взгляде читается напряжение.

– Я перепил. Глупо, неосторожно… и проснулся утром не у себя.

Он резко выдыхает, его пальцы стискивают подлокотник стула.

– Не у себя? – повторяет он, глядя на меня, как на чужого.

– У неё, – отвечаю я. – Это была Ольга. Тогда она работала секретаршей в администрации. Молодая девушка, провинциалка, которую устроила её тётка по знакомству. Она была… совсем молодая. Я даже не помню, как это произошло.

– Ты это серьезно сейчас? – в его голосе звучит презрение. – Ты хочешь сказать, что это была просто ошибка? Ночной трах, который привел… вот к этому?

– Да, Кирилл, – повторяю твёрдо. – Это была ошибка. Я сам был в шоке от того, что произошло.

– Тогда почему ты продолжил? – он бросает вопрос, как камень. – Почему она снова появилась в твоей жизни?

Я сжимаю руки в кулак, чтобы удержать себя от волнения.

– Она ушла из администрации почти сразу после этого. Я больше не видел её… много лет. А потом, когда Паше было почти десять, она нашла меня. Сказала, что у нас есть сын.

– И ты сразу поверил? – перебивает он, нахмурившись.

– Нет, – говорю я честно. – Я проверил всё. Анализы подтвердили.

– И ты решил, что можешь просто взять на себя ответственность? – в его голосе столько сарказма, что он почти обжигает.

– Я решил помогать материально, но больше ничего. Она была для меня только прошлой ошибкой, Кирилл. А Паша… он мой сын. Я не мог игнорировать это.

Кирилл качает головой, его глаза полны гнева.

– Значит, ты годами лгал маме. Ты жил с нами, улыбался, играл роль примерного мужа, а в это время у тебя был ещё один ребёнок?

– Я не думал, что это выйдет наружу, – признаюсь я. – Я хотел защитить вас от этого.

– Защитить? – он вскакивает, его голос становится громче. – Ты не защитил никого, папа. Ты разрушил всё. Ты думаешь, что мама это переживёт? Ты знаешь, что ты сделал с её жизнью?

– Я знаю, – отвечаю я тихо. – Но я всё равно должен был тебе это рассказать.

Он стоит передо мной, тяжело дыша.

– Это… отвратительно, – говорит он наконец. – Ты даже не представляешь, как это слышать. Ты предал нас всех, папа.

– Я не спорю с тобой, – говорю я, поднимаясь. – Я хочу всё исправить, Кирилл. Я не хочу терять вас.

– Ты уже потерял, – отрезает он, направляясь к двери, – Ты ведь живешь с этой женщиной, отец. Ты мог просто помогать ей и своему отпрыску бабками, но нет… Ты решил строить, блядь, семью. Когда у тебя уже была семья!!!

– Кирилл, подожди, – прошу я, но он даже не оборачивается.

– Хватит, отец. Я выслушал тебя. Теперь живи с этим сам.

Дверь захлопывается за ним, оставляя меня одного. Я снова падаю в кресло, чувствуя, как стены кабинета сужаются вокруг меня. Я знал, что этот разговор будет тяжелым, но не думал, что он оставит такую опустошающую пустоту.

Потерять доверие сына – это хуже, чем я мог себе представить. Но, как бы больно ни было, я не могу позволить себе сдаться. Я должен найти способ восстановить семью, даже если это будет стоить мне всего остального.

Глава 17. Марта

Лекция прошла ну просто отвратительно. Смотрю на учеников кивая им со скупой улыбкой, а сама буквально недовольна ни своей работой, ни собой.

Почему я позволяю ему влиять на меня тогда, когда уже все ясно и озвучено? Почему не могу взять и собраться с мыслями, чтобы делать то, что я люблю?

Чертов предатель!

Нервно складываю в стопку кипу бумаг и глубоко вдыхаю. Хорошо, что на сегодня это все, останется только заняться организационными и административными вопросами кафедры, хотя если честно вчерашний вечер за просмотром фильмов с мороженым был очень кстати, и я не прочь повторить.

Вся эта ситуация не выходит у меня из головы. Долбит и долбит в одно и то же место, как мигрень.

Выхожу из аудитории и направляюсь на кафедру. Ученики то и дело кивают и здороваются, но по большей части все же боятся меня. К слову, это та дистанция, которая необходима в моей работе. Иначе только бац слабину, сядут на шею, как всему молодому преподавательскому составу. Мы, кто можно сказать, прожженый спец, пытаемся помочь, но опыт дело наживное. И пока на себе не прочувствуют, не выявят свою оптимальную схему работы. Регламенты регламентами, а подход все равно у каждого уникальный. Все мы разные и особенные.

На последнем слове мысль обрывается, переключаясь на нее. А насколько особенна она…

Я помню, как Гордей ухаживал за мной. Очень красиво и ненавязчиво, вплоть до того, что буквально предчувствовал в какую сторону я сейчас поверну. Он не торопился, в какой-то даже степени тормозил. Болезненная улыбка оседает на губах, потому что я помню как однажды не выдержала и спросила когда уже он перейдет к более интересным и приятным для меня действиям. Он тогда так долго и хрипло смеялся, что я как завороженная наблюдала за ним. А потом резко взял, притянул к себе, и практически показал все грани порока. Я влюбилась в него быстро, скорее даже мгновенно. Это было очень просто, и от того бурная жизнь тогда только началась, и если уж откровенно, она всегда была не очень спокойной. Мне казалось, что это даже некий залог нашего успеха.

Только по факту я была наивной дурой, внимая иллюзию страсти, счастья и крепкого брака.

– Доброго дня, – вхожу в деканат, наблюдая нашего секретаря и нескольких преподавателей.

– Ой, Марта Сергеевна, а мы как раз о вас, – смотрят на меня, а я в ожидании жду подробностей: – Точнее, о вашем муже, – немного смущенно говорит Юля, наш преподаватель филологии: – И о браке.

Собственный взгляд тут же тускнеет, и я перевожу свое внимание на документы на стойке, а тело напрягается до такой степени, будто разом все мышцы сводит.

– Варечка, есть что на подпись? – задаю вопрос секретарю и она отрицательно качает головой: – Так почему вы перемывали мне косточки? – свожу на шутку, цепляя легкую улыбку.

Убеждена, что никто не поймёт мою вынужденную игру, а моя нарочитая позиция держать свою семью на расстоянии от работы сейчас как никогда в плюс.

– Ну просто Соню бросил парень, точнее, как бросил, он изменил ей, и она сегодня сама не своя, мы даже вызвали Оксану Игоревну на замену.

Чувствую, как пальцы руки резко немеют, и пытаясь размять.

– Я сочувствую ей, – девочки кивают: – Но это не повод убиваться и лить слезы, – более серьезно добавляю: – Ведь измена это очень болезненный, но единичный удар под дых. Однако, добивает себя женщина сама, наносит себе короткие удары постоянно утопая в тех воспоминаниях. В то же болючее место. Еще и еще. Снова и снова.

– Точно, – подхватывает Полина, тоже историк немногим моложе меня, но уже в разводе как несколько лет: – Ты прямо очень четко описала состояние периода после… – хмыкает она: – Все удивляюсь откуда в тебе столько мудрости, Марта…

Она одна из немногих со мной на ты, потому что уже считай около пятнадцати лет вместе трудимся. Киваю ей, но оставляю реплику без ответа.

– Так что девчонки, к черту мужиков, – чуть громче заявляет она: – Наслаждайтесь жизнью, берите от нее все, а когда встретите того самого, прежде чем довериться, проверяйте. Послушайте мудрую женщину, – смахивает невидимую прядь озорно шутя в конце, а я качаю головой, и наконец, покидаю деканат, чтобы доработать, а потом скрыться дома.

К тому же я просила Еву сегодня остаться дома, чтобы поговорить с ней конкретно и серьезно. Иначе, ее кривляния и поведение до добра не доведут, особенно после того, как она пыталась манипулировать мной ради своей банковской карты.

Глава 18. Марта

Сижу за кухонным столом, заварив себе чай, который, кажется, потерял вкус. Чашка уже наполовину остыла, а я не сделала ни глотка. Дом погружен в тишину, нарушаемую только приглушенными звуками телевизора из комнаты Евы. Это не тишина покоя, это тишина, которая давит, как груз.

Она пришла поздно ночью. Я слышала, как хлопнула входная дверь, как каблуки застучали по полу, как она скинула куртку на пол, не потрудившись повесить её. Меня это не удивило, но внутри всё равно сжалось.

Я смотрю на дверь её комнаты. Внутри борются два чувства: желание оставить всё как есть и пойти поговорить с ней. Но что я могу ей сказать? Что всё это рушит меня? Что мне больно видеть, как она разбрасывает свою жизнь, как будто ей ничего не стоит?

Поднимаюсь. Если я не сделаю это сейчас, то не сделаю никогда.

Я стучусь, не дожидаясь ответа, вхожу. Ева лежит на диване, её волосы растрепаны, в одной руке телефон, в другой – бутылка газировки. Она бросает на меня взгляд из-под длинных ресниц.

– Ты что, не видишь, что я занята?

Я игнорирую ее тон, сажусь в кресло напротив.

– Нам нужно поговорить, Ева.

Она тяжело вздыхает, бросая телефон на диван.

– Ну, давай, только быстро. У меня планы.

– Планы? – спрашиваю я, стараясь сдерживать голос. – Какие ещё планы, Ева? Очередная вечеринка? Тусовка с друзьями, имена которых ты забудешь через неделю?

– И что с того? – голос звучит как вызов. – Это моя жизнь.

Я закрываю глаза, пытаясь успокоиться.

– Ева, я просто хочу понять, что происходит. Почему ты так себя ведёшь?

– А как я себя веду? – она вскидывает голову. – Ты можешь объяснить, что тебе не нравится? Что я живу не так, как ты?

– Да, – говорю честно. – Ты живешь, будто ничего не имеет значения. Ни твои близкие, ни ты сама.

– Ты серьёзно? – Она усмехается, её глаза сверкают злостью. – Ты думаешь, я должна быть, как ты? Всё своё время пахать на работе, забывать о себе, чтобы всем вокруг было хорошо?

– Я не забывала о себе, Ева, – возражаю я. – Я жила для вас. Для нашей семьи.

Она резко садится, её лицо пылает.

– Ты это называешь жизнью? Мама, я видела тебя! Ты всегда была усталой, измученной, вечно занятый человек, который думал только о том, как всё устроить. А про себя ты забыла. Вот почему папа… – замолкает, прикусывая губу, но я уже поняла, что она хотела сказать.

– Заканчивай, – говорю я, чувствуя, как внутри всё рвётся. – Не смей обвинять меня в том, что он сделал.

– Я никого не обвиняю, – шепчет в ответ, но я слышу в ее голосе раздражение. – Просто, может, тебе стоит перестать делать вид, что ты такая правильная.

– Я не правильная, – чувствую, как горло сдавливает. – Я просто пыталась быть для вас тем, кем считала, должна быть. А ты… ты отталкиваешь всех, кто пытается тебе помочь.

Она бросает взгляд в сторону, ее лицо становится закрытым, как нечитаемая маска.

– Может, мне никто и не нужен, – тихо произносит, поджимая губы.

– Нужен, – говорю я, придвигаясь ближе. – Ты просто боишься это признать.

Ева смотрит на меня, и я вижу в её глазах боль, которую она так долго скрывала за маской равнодушия.

– Ты ведь думаешь, что я слабая, да? – вдруг говорит она. – Ты считаешь меня пустой, бесполезной.

– Нет, – отрицательно качаю головой, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. – Я думаю, что ты потерялась, Ева. И мне больно это видеть, потому что я хочу помочь, но не знаю, как.

Она отводит взгляд, её плечи подрагивают.

– А мне кажется, что ты просто хочешь контролировать меня, – шепчет она.

– Нет, – говорю твёрдо. – Я хочу понять тебя. Но ты не подпускаешь никого.

Ева вдруг встаёт, оборачивается ко мне.

– А ты сама понимаешь себя? Ты ведь тоже потерялась, мама. После папы, после всего этого… ты больше не знаешь, кто ты такая.

Её слова, как удар, но я знаю, что в них есть доля правды.

– Да, – признаюсь, с трудом выдавливая слова. – Я не знаю. Но я ищу себя. А ты даже не пытаешься.

Ева смотрит на меня, её лицо смягчается, но она тут же отворачивается, как будто боится показать, что мои слова задели ее.

– Я не такая, как ты, мама, – говорит она тихо.

– Я знаю. Но это не значит, что мы не можем понять друг друга.

Она молчит. Потом берет телефон и делает вид, что разговор окончен. Я понимаю, что добилась не так много, но хотя бы что-то.

Когда я выхожу из её комнаты, внутри меня всё ещё боль. Эта пропасть между нами становится всё глубже, и я не знаю, смогу ли я когда-нибудь её преодолеть. Но я знаю одно: я буду пытаться. Потому что, несмотря на всё, она остается моей дочерью.

Глава 19. Гордей

Смотрю в документы, пробегая глазами, ставлю нужные пометки и откладываю влево. Дальше следующий, тут не ввожу поправок, поэтому ставлю подпись и откладываю вправо.

Работа выполняется автопилотом, хоть и процессы запущены, тем не менее, необходимо все сделать правильно. К тому же, требования сверху на последних чтениях совсем уже выходят за рамки, а как донести, черт возьми, что народу это не понравится, ума не приложу.

Уже и прямо, и в обход пытались ведь доложить, а эти доклады словно даже и не слушают.

В свое время, когда я хотел в политику, мне казалось, что море по колено, я сделаю этот мир лучше, помогу нуждающимся, улучшу социальные привилегии… однако, в первый год, оказавшись в одной из невзрачных партий понял, что мое представление не сошлось с реальностью. Да только тогда сработал обратный принцип, любой ценой добился тех реализаций, которые есть в моих планах. Шаг за шагом, спотыкаясь, и порой закрывая глаза на то, что не схоже с принципами, я шел, менял партии, рос внутри государственного аппарата. Как говорила Марта, я уже многое сделал на два города, однако, собой все равно недоволен. Это как извечное противостояние, даже когда ты его не чувствуешь, оно есть. И тот кто не был тут, вряд ли поймёт о чем я.

Ставлю пометки, потому что вижу ошибки, допущенные Матвеем, и откладываю ручку, снимая очки.

Надавливаю на глаза, бросая взгляд на окно. Уже поздний вечер, работу можно было бы и отложить, но толку мне скитаться по квартире, в которой настолько тихо, что даже жутко.

Снова смотреть в потолок и тосковать, так хоть мозг занят. Только хочу встать и открыть окно, чтобы впустить морозный воздух, как слышу какую-то суету за дверьми. То ли крики, то ли не пойми что там происходит.

Встаю из-за стола, собираясь выяснить, что за проблема, однако, в эту же секунду дверь с громким стуком раскрывается, и в кабинете оказывается растрепанная и явно разъяренная Ева, а за ней моя испуганная секретарша.

Хмурюсь, глядя на дочь, и киваю на выход сотруднику. Она тихо выскальзывает, закрывая дверь, а я смотрю на дочь.

– Что случилось? – осторожно спрашиваю, а она буквально пышет гневом.

– Нет, я понимаю, – начинает она с явным ехидством: – Мама забила на все, придумав себе эту необходимость впахивать, когда у тебя есть деньги, – усмехается она, а я лишь раздражаюсь и больше хмурюсь: – На тебя, на меня, внук не считается, это ж такой долгожданный пупс, – с сарказмом добавляет она: – Но ты, пап! Ты! – подходит ближе и тычет пальцем: – Четырнадцать лет братишке?! Серьезно?!

Прикрываю глаза с шумным выдохом. Дерьмовее ситуации не придумаешь.

– Сядь, пожалуйста.

Указываю на стул, но она лишь скрещивает руки на груди и качает головой.

– Ты трахнул какую-то левую бабу по-пьяни, принял этого урода и играл с нами в семью! То есть я для вас полный стыд, несуразная пьяница, дочь, которая и даром не нужна, а там у тебя еще какой-то уродец?!

Она буквально выкрикивает это все, и я вижу, как слезы срываются с ее глаз.

– Нет, Ева! – твердо отвечаю на ее крики: – Ты не стыд, и тем более не смей даже думать, что ты не нужна! Ты наша дочь, и вопреки всему, мы тебя любим, дочка, – вижу, что ей сейчас наплевать на мои слова, она обижена и зла, она предана, и это больно, я осознаю: – Прости меня, принцесса… – поджимаю губы: – Кирилл услышал ту правду, которую я не могу стереть, и Паша…

– Нет! – верещит она вдруг: – Даже не смей называть мне его имя! – ее глаза буквально наливаются кровью, и мне больно видеть эту ненависть, а точнее это словно истребляет меня изнутри: – Я ненавижу! – цедит, а я виновато опускаю голову, потому что она имеет право: – Вас обоих ненавижу! Всех! – кричит от этой боли, и я не смею ей запрещать: – Тебя! Его! Ту бабу! Маму! Всех! Чтобы вы все…

Запинается на полуслове и резко выходит. Практически выбегает, с силой раскрыв дверь моего кабинета. Позволяю уйти, потому что ее характер это цунами, и сейчас лишь раздразнить больше, если пытаться что-то доказать и объяснить. Однако, то как ноет внутри от потери моей семьи, это теперь пожизненно со мной. Пора привыкать к этому, научиться существовать и делать все, чтобы вернуть их. Пусть хотя бы даже одну редкую улыбку в свою сторону увидеть, это будет уже тем, что позволит вдохнуть поглубже.

Глава 20. Марта

Обеденное время в университете обычно наполнено лёгким шумом. Столовая, с её резкими запахами подогретой еды и гулом голосов, – это не то место, где я люблю задерживаться. Я скорее прячусь здесь за чашкой чая, иногда перебрасываясь парой слов с коллегами.

Сегодня всё кажется обычным: студенты оживлённо обсуждают лекции, преподаватели за соседними столами тихо шутят о сложностях с новой системой учёта. Но я ощущаю, что что-то не так. Лёгкие взгляды, которые бросают на меня коллеги, сопровождаются странной тишиной, как будто они хотят что-то сказать, но боятся.

– Марта Сергеевна, – звучит знакомый голос. Это Татьяна Юрьевна, преподаватель с кафедры философии, всегда улыбчивая и любезная. Но сейчас её лицо не выражает ничего, кроме жалости. – Как вы держитесь?

– Простите? – я поднимаю на неё глаза, чувствуя, как внутри зарождается странное беспокойство.

Она переглядывается с Ольгой Петровной, которая сидит рядом. Ольга кивает и делает вид, что занята своим телефоном, хотя явно подслушивает.

– Ну… – Татьяна запинается. – Просто мы все в шоке.

– В шоке от чего? – спрашиваю я, чувствуя, как внутри что-то обрывается.

Татьяна выглядит так, словно хочет проглотить свои слова, но потом наклоняется ближе и говорит:

– Вы, наверное, ещё не видели статью?

– Какую статью?

Татьяна вытаскивает телефон, быстро что-то ищет и, немного поколебавшись, протягивает его мне. Я смотрю на экран и чувствую, как мир вокруг начинает кружиться.

«Чиновник Гордей Зарудный разводится с женой после тридцати лет брака. Официальные источники пока не подтверждают, но инсайдеры утверждают, что супруги уже начали процесс развода. Сам Зарудный комментариев не даёт.»

Я перечитываю текст снова и снова, словно от этого смысл изменится. Но слова остаются такими же: «разводится», «процесс», «30 лет брака».

– Это что, какая-то ошибка? – спрашиваю я, поднимая глаза на Татьяну.

– Мы все очень сочувствуем вам, – тихо говорит она. – Это… ужасно, что такие вещи обсуждаются публично.

– Публично… – я произношу это слово шёпотом, чувствуя, как внутри меня нарастает паника.

Я поднимаюсь, почти не замечая, как стул задевает соседний стол. Мимоходом ловлю любопытные взгляды студентов и коллег, но не останавливаюсь. Мои шаги становятся всё быстрее, пока я не оказываюсь на улице.

Воздух холодный, влажный, пахнет снегом. Я опираюсь на стену университета, достаю телефон и трясущимися руками набираю номер Гордея.

– Алло? – его голос звучит спокойно, но я тут же срываюсь.

– Гордей, ты видел эту статью? – говорю я, чувствуя, как голос поднимается на октаву выше.

– Марта… – начинает он, но я перебиваю:

– Почему ты меня не предупредил?! Ты понимаешь, что это значит? Все теперь знают. Все!

– Я пытался связаться с тобой, – отвечает он. – Но ты не брала трубку.

– Потому что я не хочу говорить с тобой! Но разве это повод для того, чтобы я узнавал о таких вещах из новостей?!

Он молчит, и это молчание сводит меня с ума.

– Ты хотел обезопасить себя? – продолжаю я. – Чтобы никто не подумал, что ты недостаточно компетентен? Или что?

– Я хотел защитить тебя, Марта, – говорит он тихо. – Чтобы пресса не трогала тебя, чтобы никто не строил догадок.

– Отлично получилось, – горько усмехаюсь я. – Теперь все университеты страны будут обсуждать, как я потеряла мужа.

– Это не моя вина, – возражает он, и в его голосе появляются резкие нотки. – Это утечка. Я не давал никаких комментариев.

– Значит, кто-то дал за тебя, – бросаю я.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Кричать бесполезно.

– Нам нужно что-то придумать, – говорю я, чуть тише. – Легенду. Что-то, что позволит сохранить наши карьеры.

– Легенду? – переспрашивает он.

– Да. Чтобы это не выглядело как скандал. Мы скажем, что расходимся мирно. Без взаимных претензий, без лишних комментариев.

– Это разумно, – соглашается он. – Я готов всё организовать.

– Нет, – перебиваю я. – Не ты. Я сама разберусь. От тебя мне нужен только один комментарий: «Это личное дело».

– Марта…

– Я больше ничего не хочу слышать, Гордей.

Я отключаюсь, чувствуя, как телефон выскальзывает из моей ладони. Мир вокруг кажется размытым. Я пытаюсь глубоко дышать, но воздух словно не достигает лёгких.

Легенда. Я всегда была хороша в написании историй, которые защищают других. Только вот кто защитит меня?