Текст книги "Названия я так и не придумал, так что принимаю предложения (СИ)"

Автор книги: Artur Frashner

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

–Вы думаете, что рас я отменил дотации десять лет тому назад, то значит, все эти дети были мной каким-то чудесным образом убиты?– он старался сохранять спокойствие и напускать больше абсурда в то, что было понятно каждому сидящему в комнате.– Дотация была восстановлена через месяц. Нас просто не устраивали условия, обозначенные в первом договоре. Если хотите, можете проверить.– Он был убедителен. Мэр, как и любой политик, врал честно. Он знал, что нельзя трогать лицо отводить взгляд, разводить руками, моргать глазами, или пялиться на собеседника.– Подумайте сами, к чему мне вообще,  лично похищать такое количество человек? Это же столько времени прошло... Для чего мне это вообще может быть нужно? Я этот город, можно сказать, на своих плечах поднял. Зачем мне так методично уничтожать его будущее? Да и вскрылось бы это давно. Это же, столько человек без вести если пропало. Да подумайте же вы головой! Это просто недоразумение. Вы уже сделали меня калекой, одумайтесь. Задумайтесь хоть на секунду, что это могло быть просто неудачное стечение обстоятельств. Вы собираетесь меня убить? Я вам клянусь, что это не я. Я детьми клянусь.– Тут черная инквизиция неожиданно стала шевелиться, и мэр прекратил поток слов, который для него был не более, чем набор нужных, для создания определенного мнения в чужих мыслях, слов. Человек в черном медленно, как будто страдал артритом, и каждое движение ему давалось с большим трудом, придвинул к Саше фотографию. Мэр долго смотрел на фото и молчал, может, искал слова, может быть просто,  что-то вспомнил. Все, наверное, может быть.

 Это была фотография старшей дочери мэра, которую, уже примерно два месяца, как уехала учиться.

–

 Алекс взял для себя небольшую паузу. Надо признать, он ждал несколько большей реакции от своего Партнера. За все время рассказа с небольшими детальными аннотациями и пояснениями, Алекс ни заметил каких-либо перемен в положении тела собеседника. Если его вообще можно было назвать собеседником. Не сказать, что фабриканта это смущало, только, пожалуй, слегка пугало. Уж больно не адекватная у него получалась реакция на услышанное. Но с другой стороны,  эти домыслы были всего лишь точкой зрения самого Алекса, основанной на собственном опыте. Досели, ему не приходилось наблюдать, как человек воспринимает подобные признания. Он собирался с мыслями. Его рассказ покрывал события многих лет. Для него эти события стали не более чем прошлым, он не мог выделить какую бы то ни было важность в том или ином случае. А большую часть из них, он даже плохо помнил. Для него такие вещи стали более чем рутиной. Что-то вроде похода в бар, на “поиграть в бильярд с друзьями”. Никто не помнит все свои походы в бар, так и Алекс не мог вспомнить все случае совершенного им насилия.

–За время нашего обучения в университете прогибло 4 девушки и еще две пропали без вести. После смерти своей дочери, ректор стал очень замкнутым и малость грустным. При ее жизни он был другой. Любил студентов и хорошие шутки, а после стал любить запираться в своем кабинете безвылозно. Как бы там ни было, но в университете про этот случай все узнали. И хотя нас не поймали, мы допустили много важных просчетов. Главным, из которых – не смогли скрыть факт насильственной смерти. Полиция сразу стала искать в числе ее ухажеров. Благо ни я, ни Саша туда, ни в коей мере, ни подпадали, и у нас обоих имелось как минимум по два готовых алиби, но по счастью к нам полиция даже не пришла. Я не знаю, кого обвинили в этом и ни уверен, что вообще кого-то обвинили, ибо мы с братом старались, показушно мала, интересоваться ведением дела. В любом случае, после этого студенты стали излишни параноидальны. Каждый подозревал каждого. Только вообразите, что сделали с теми, у кого и, правда, имелись тайные романы. Молодежь бывает крайне жестока, должен заметить. Особенно к аутсайдером, а по какой-то причине, убийц местные искали именно среди малообщительных и замкнутых мальчиков.– Он задумался на мгновение. Сейчас было очивидно, что он вспоминал одну из картин такого прилюдного унижения очередного “пойманного” убийцы.– Ну да ладно. Прошлое прошлому.

 Ощущения от убийства – это эйфория. На другой день ты просыпаешься всегда бодрым и выспавшимся. Всегда с хорошим настроением. Ощущения, что ты способен на все чувствуется, как пульс под кожейю. И все получается. Кажется, что если бы сейчас была необходимость полететь, то ты бы взял и полетел. Я уверен, что это сильней, чем ощущение счастья. Счастье вообще чувство тихое, хотя, пожалуй, и более продолжительное.

 И люди вокруг тоже замечают твою перемену. Все вокруг тебе улыбаются, все смеяться над тварями шутками, все хотят быть ближе к тебе. И кажется, что кругом играет музыка в такт твоим движениям по миру. Ты – абсолют!

 Если так призадуматься, то это похоже на ночную жертву богам, дабы получить их благословение утром. И, черт побери, эта жертва стоит того.– Алекс аж причмокивал от удовольствия, когда это говорил.– Плохо только то, что от этого ощущения буквально за четыре месяца не остается и следа. Срок действия этого лексира прямо пропорционален опыту его добывания, и это тоже не большая проблема.

 Мы стали выискивать своих жертв на вечеринках. Там бывали разные люди, большинство уходило, и никто за ними ни следил. Как волки мы выбирали самую малозащищенную из овец. У подвыпивших девушек не могло быть шансов. Нас было,  двоя, мы были сильней, трезвей, и пользовались снотворным. Мы решили,  что очередной случай ни должен выглядеть, как убийство. Иначе полиция возьмет в разработку серийного убийцу, а это совсем другой масштаб, в полиции далеко ни одни идиоты работают, знаешь ли. Мы опасались попасться. Автомобильная авария, к примеру, ни вызывала особых подозрений. Две девушки напились, угнали машину и слетели с дороги.

 В такой ситуации, жертв нельзя было мучить или иметь с ними половой акт. Только спланированная смерть, не более.

 Пока мы доучивались, нас это сильно мучило. Свидетели, Кровожадность во-первых крайне любопытна (при наличии ненаказуемой возможности для экспериментов), и во-вторых, это продляет действие самого лексира. Мы стали часто мечтать. В наших мечтах мы представляли себя египетскими тиранами, которые мучили людей ежедневно забавы ради. Или римскими правителя, не знавшими насыщения в извращениях. Создание себе маленького государства, как маленькой лужайки с пасущимся на ней стадом, стало нашей навязчивой идеей. Пожалуй, мы стали маньяками.

 Проведя много времени в поисках такой возможности, мы нашли самую очевидную и самую законную. Вместо того чтобы ехать в древний Рим или Египет, мы решили просто стать главами правительства в современном обществе. В президенты мы ни метили, хотя там перспектив куда больше, но времени требуется слишком много. Хотя конечно мы и ни отвергали такую возможность. Сашка запросто может стать главой всего района, или мэром нашей обожаемой столицы. Он себя кругом хорошо зарекомендовал. В любом случае от добра, добра ни ищут. Мы ждали конца срока обучения. У нас был план.

–

  Первую дверь – синию, пришлось взламывать. Хенк с Эдом позаботились о том, чтобы на место предполагаемого преступления приехала целая бригада криминалистов. Улик доказывающих совершение, как минимум нескольких преступлений было предостаточно.

  Двери взламывались по-очередной, в присутствии свидетелей. Первая открытая дверь показала, что замки были сделаны на совесть. Около часа ушло на взламывание и спиливание двери.

 За дверью оказалось довольно просторное помещение, имевшее продолговатую форму. Примерно квадратов пятьдесят, шестьдесят по площади. Справа стоял стол, похожий на канцелярский. По правой стене были развешаны цепи различных размеров и форм. Также на стенах можно было видеть ошейники и в углу большие мешки. Как в дальнейшем выяснилось, в них было что-то вроде собачьего корма. По левую руку от входа, вдоль ближней стены, в два этажа были клетки. Что-то на подобии небольших вольеров. Вообще, вся обстановка напоминала приют для домашних животных. Клетки были маленькими. Примерно полтора метра на полтора. Помещение было очень чистым и светлым. Клеток было много примерно штук 60 . В семи из них оказались не доехавшие до университета подростки.

 Подростки были обнажены до нижнего белья. На шеи им были одеты ошейники. Некоторые из них имели отчетливые травмы разной степени тяжести. Правда, врятле эти травмы могли угрожать их здоровью. Помещение было на удивление теплым, видимо оно делалось изначально с подогревом стен и пола, что само по себе довольно странно. Странно, что его никто так и не нашел. Надо было, очень постараться, чтобы не замечать существование этого подвала. Подростки были напуганы и напоминали загнанных зверей. Видимо им ни давали спать, потому, как онивсего  боялись и с трудом понимали, что от них хотят. При этом они были довольно активны и даже слегка агрессивны по отношению к криминалистам, пытающимся им помочь выбраться из этого животного положения.

 За второй дверью – красной. Оказались всяческие приспособления сексуального характера. Помпы, фалоэмитаторы, цепи, плетки, небольшая клетка в углу, Андреевский крест и тому подобные приспособления для нетрадиционного секса. Криминалистов было около тридцати человек. Это были люди напоминавшие статистов при съемке фильма. Они беспристрастны в  обычной ситуации. Но в этой обстановке все были очень задумчивы и зажаты в самих себе. Криминалисты собирали улики со всего, что только видели. И в поисках очередных отпечатков , или при сборе очередного образца крови из небольшого пятнышка на том или ином фаллосе, или плетке, каждый невольно задумывался, как эта кровь могла тут оказаться.

–Ну что ты думаешь?– Эд подошел к Хенку. всем было не по себе. Хенку было комфортней в такой обстановке, чем остальным. Все-таки он привык вести замкнутый образ жизни. Эду было же напротив, все это тяжело и противно.

–Мне казалось, что когда такое видишь, думаешь, о том, как такое могло прийти кому-то в голову.– Слова шли не ровно, мысли видимо давались с трудом. Но Хенк тоже был не против общества напарника, в такой обстановке страшно оставаться одному.

–А вот и нет. Если хорошо пофантазировать представить, наверное, как рас можно. И совершить, оказывается, тоже можно. А я вот думаю, что сложнее? Совершить... или заставить себя вообразить?

–Я и думать об этом ни хочу. Ни столкнись со всей этой ерундой, так боже упаси, чтобы такое в голову пришло. У меня ведь тоже семья. Ты помнишь? А ведь дочки мэра и его брата не было среди тех, кого мы нашли в красной комнате.– Хенку было, как будто холодно. Он переминался с ноги на ногу, греясь от веющего от всего этого холода.

–Видишь, я имел в виду, что когда делаешь это просто движение в одну пусть и ужасную сторону. Они зашли дальше, это их выделяет, но они далеко не одиноки на этом пути. Этот путь явно связан с чем-то совсем бесчеловечным, но, по-моему, куда сложнее все это увидать, не двигаясь по нему. То есть просто взять и представить, не будучи, таким как они.– Эд понимал, что его напарник все уже давно себе представил. И от этого ему, так часто, бывало грустно.

–

 Мэр понимал всю серьезность положения. Он отчаянно хотел выбраться живым. Если начать задавать себе вопросы. Для чего я живу? Что в жизни имеет подлинную ценность? Существует ли любовь? Ради чего все это? Что я должен сделать? Почему я это именно я? Так ли мне это нужно? И так далее. Задавая себе подобные вопросы, можно найти тысячи причин, перестать жизнь. Но чтобы не переставать жить достаточно только одной причины. Мэр хотел жить. У него была эта причина. Он уже понял по какой причине его мучитель не испытывает к нему личной симпатии или угрызений совести. Понял что это не происки его деловых партнеров или просто завистников. Понял что те причины, которые заставили его мучителя так с ним поступить, никуда не денутся от красноречия мэра. И чем больше он понимал тем меньше он находил шансов для того чтобы совершить какой бы то не было маневр и остаться в живых.

–Мая дочь тоже пропала. И вы думаете, я бы стал похищать собственную дочь? Вы должны знать, кого вы похитили. Вы должны знать, что я за человек. Разве я похож на того кто на такое способен? Разве я мог бы похитить собственного ребенка или причинить ему любой другой вред? Боже мой, да ни один отец в мире не способен на такое? Вы ошиблись. Вдумайтесь, какой мне резон вам сейчас врать? Что я этим сейчас выиграю? Я понимаю, что вы уже меня живым не отпустите... Мне уже без разницы, что будет со мной, понимаете? Но я не собираюсь признаваться в том, чего не совершал.– Мэр знал, что все люди иногда сомневаются. У всех живых существ на пути к цели хотя бы раз да проскакивает в голове вопросы: ”А не ошибся ли я?”, “Правильно ли выбрал цель?”. И если успеть поймать этот момент, заставить кого-то хоть на секунду усомниться в своей правоте и вовремя развить в нем эти сомнения, то можно изменить какую угодно ситуацию. Мэр это знал.

 Он любил визуализировать свои мысли, так ему было понятнее. Он представлял, что черный инквизитор – это огромный черный пес, который избрал его своей добычей и уже бежит в его сторону. Но он знает, как действовать в таких ситуациях. Он будет стоять, ни шелохнувшись и тверда зная, что какой бы не был большой этот черный мститель, как бы быстро он на него не бежал, он все равно убежит обратно. В самый последний момент, когда уже пес будет готовить прыгнуть, что бы схватить жертву, у него в глазах промелькнет крошечная тень сомнения. В этот момент он на неуловимую малость сбавит ход и как будто бы станет чуть-чуть меньше. В этот самый момент, стоявший до этого, не шелохнувшись, человк, резко и насколько это возможно без лишних движений пойдет по направлению к своему противнику, который уже и так на расстоянии шага. И вот тут произойдет неожиданное для стороннего наблюдателя, но вполне понятное событие для участников действа. Пес испугается, резко затормозит и быстро попятиться назад, с взглядом увидившим нечто ужастное.  Этот страх он запомнит на всю жизнь. И уже никогда больше не попробует напасть на свой страх. Один вовремя сделанный шаг может отличать хищника и его жертву. Но чтобы сделать этот шаг надо иметь чертовски хорошие нервы.

–Я этого не делал!– четко, громко и с расстановкой сказал мэр после небольшой паузы. Тело его перестало елозить на неудобное кресле, все движения прекратились, а взгляд замер на черном пятне вместо лица. Он был полностью сосредоточен и выглядел таким уверенным в себе, что кажется, если его сейчас было поставить на воду, то он пойдет прямо по ней.

 Человек в черном прозванный инквизицией еще некоторое время сидел  полностью неподвижно. Потом неожиданно, скорей всего даже для самого себя, встал и быстро вышел. Все это длилось, наверное, секунды три, но в итоге мэр остался один... один пристально глядящий в лицо своей улыбающейся дочери в день ее выпускного вечера...

–

 В черной комнате нашли множество различных приспособлений пыток и убийств. Комната оказалась продолговатой формы. Смежная стена с красной комнатой объясняла, почему та была идеально квадратной формы. Заходя в комнату можно было сразу почувствовать странновато-неприятный запах серы и сырости.

 В отличие от красной комнаты эта комната была предназначена совсем для других целей. Весь пол имел наклонную плоскость. Комната была мрачновата и плохо освещена. Весь пол был устлан черным кафелем. И судя по крану торчащему из стены, с навинченным на него шлангом это было сделано для того чтобы отмывать напором воды комнату от крови и тому подобных продуктов сопровождающих процесс пытки. Тут в ряд стояли различные машины. При входе сразу напротив можно было увидеть большую дыбу. С колесом, закручивающим веревки в основании и большим рычагом для облегчения закручивания. Вид дыбы довольно красноречиво говорил о том, что она использовалась для того чтобы пытать и калечить. Веревка затвердела от запекшейся крови. Стол для мученика был в форме коробки, по краям были невысокие боковые стенки видимо для того чтобы мученик ни съехал с него. Дыбу явно протирали, но одного протирания было явно не достаточно, потому как в краях можно было обнаружить ошметки чей-то кожи, забытые здесь бох знает как давно.

 Дальше шла железная перегородка напоминающая душевую кабинку, только железная. Внутри она была вся мокрая и обгоревшая. Криминалисты выяснили в дальнейшем, что она использовалась для поджигания людей заживо. Хотя видимо, из-за слабой вентиляции часто использоваться она не могла.

 На другой стене примерно в том же месте была достаточно длинная перекладина, с которой свисали цепи и крючья. Использовавшиеся, по-видиму, для подвешивания в разных ипостасиях испытуемых.

 Поодаль от местного крематория, стоял стул с брусков вместо спинки. По брусу было прикреплено приспособление, служившие, для ввинчивания в череп железного болта. Это было почти единственное чистое от мельчайших останков место. Трудно точно сказать, почему именно, возможно оно использовалось намного реже других, а возможно оно было просто еще новое.

 По углам стояли какие-то приспособления похожие на буквы. Эксперты так и не смогли определить их точно назначения, но, по всей видимости, они служили для закрепления определенных поз. Для каких именно целей нужны были такие позы, так осталось загадкой, о разгадке которой никому не хотелось  догадываться.

 Вообще, помещение было очень даже достойным, и напоминал какой-то зловещий тренажерный зал сил зла. Тут же было и некоторое подобие электрического стула. Отличие от обычного электрического стула состояло в том, что электричество могло быть подведено зональное к любому из фиксирующих,  сидящего на нем человека, креплению. Также от источника питания, укрепленного позади стула и питающегося от генератора, отходил щуп. Щуп позволял экспериментировать с электрическим воздействием по всему телу мученика или мученицы.

 На всей левой стене, чуть поодаль от турника с цепями, по стене были развешаны различные топоры, ножи, напильники, щипцы, молотки, ножницы, шила и тому подобные столярные приспособления.

 В самом конце комнаты стоял огромный чугунный чан. Он был особым образом вкопан в фундамент, так что представлял собой наполовину небольшой бассейн, наполовину небольшой колодец, с закрывающейся крышкой люка. Никаких улик на этой, поражающей своей практичностью и зловещими намерениями, конструкции найдено не было. Но, что она использовалась, это можно было сказать наверняка, хотя никаких предположений каким именно образом вслух высказано не было.

 Было здесь и огромное колесо. К колесу привязывали людей и через систему шестеренок вращали. Привязанные проходя под основанием колеса, получал чудовищные травмы костей. Судя по примерам аналогичных устройств во времена инквизиции, колесо могло переломать все кости своему подопечному. На колесе было найдено довольно много образцов крови. Можно было подумать, что кому из организаторов сего места импонировал именно этот вид развлечений.

 Нашли еще одну, весьма, интересную по себе находку. Большой баллон жидкого азота. Опять же возникла проблема, для чего он применялся, ибо никаких особых улик на нем обнаружено не было, как и человеческих останков.

 Криминалисты как-то мало обсуждали свои профессиональные находки в этом деле. Никто не хотел и не пытался восстановить всю картину происходившего здесь. Но если призадуматься, то скорей всего баллон использовался для замораживания частей тела, некоторых из пленников. Баллон имел маленький шланчег, из которого при повороте ручки выпускалась струя жидкого азота. Заморозить человека целиком такой струей не представлялось возможным, но превратить одну из его конечностей (скажем руку или ногу) в ледяное изваяние, было даже очень удобно. Хотя это конечно не более, чем домыслы.

 Еще, около одной из стен, стоял стол похожий на приспособления для солярия. Вся конструкция была сделана из толстого обитого железом дерева. По сути это был огромный пресс. У этого пресса были шесть крепежных конструкции, по три с каждой стороны. Каждый крепеж представлял собой толстый штырь с винтовой нарезкой, соединяющий верх с низом. Мученика клали между этими двумя соединенными промеж собой штырями стола и прикручивали их друг к другу по резьбе на штырях. Чем сильнее закручивались штыри, тем плотнее прижимались к друг другу два тяжелых стола. Таким образом, они медленно, но верно раздавливали человека лежащего между ними. Останков на этом столе нашли, как и в большинстве мест этой комнаты довольно много, дерево вообще все хорошо впитывает в себя. Во-время исследование сей конструкции было сделано открытие, что такая пытка прессовыванием могла длиться довольно иногда до нескольких недель, судя по характеру разложения тканей.

 Белую комнату открыли последней. Белая комната отличалась от чёрной, красной и синей. Комната была необычайно светлой. И напоминала что-то среднее между стоматологическим кабинетом и моргом. В любом случае комната вполне подходила для медицинской работы.

 Комната была совсем не большой и имела смежную стенку с синей комнатой, в которой содержались похищенные дети. Посредине комнаты стоял железный стол на колесиках, такой же, какой используют для вскрытия трупов. По стенкам стояли стеклянные шкафы и навесные полки с металлическими столами. В кафах и полках были разные препараты и бутылки. Стены и пол в комнате были отделаны светлым кафелем, на пример комнаты с приспособлениями для пыток. Шланг также имелся, только тут стояло целых два умывальника, и на один из кранов был надет шланг. Комната по заверению экспертов оказалась на сто процентов стерильной, не нашли никаких следов даже элементарного пребывания людей в этом месте. Казалось, это была совсем новая комната, как большая игрушка в подарочной упаковке которую еще ни успели развернуть и которая только и ждет утра, чтобы ее подарили, и ее озарило детская счастливая улыбка.

 Шкафы и полки были заполнены всем, что было нужно и ненужно для медицинских исследований различных степеней важности. Тут можно было найти практически все от элементарных бинтов и дезинфицирующих растворов вроде перекиси водорода, до сухой серной кислоты в таблетках. Одну из полочек нашли уставленную бутылками со всевозможными ядами. Яды имелись на любой вкус и цвет. Яды насекомых, земноводные, млекопитающих, растений, синтетический, промышленный, названий столько, что можно по ним было составлять энциклопедию ядов. Большая часть бутылёчков были пользованные. С какой целью установить было невозможно, но все говорило о том, что в этой ящики кто-то себя очень уютно чувствовал. Даже расстановка бутыльков намекала на полную осмысленность процесса использования.

Не было тут недостатка и в скальпелях с различными газами, наполнявшими аэрозольные банки.(???) Масса нужных и ненужных наименований. Кто-то из оперативной группы криминалистов, после того как установили тут полное отсутствие следов, довольно верно пошутил с горечью назвав эту комнату “Набором Юного Мед работника”. И звучало это и правда как то не смешно, а горько, потому, что комната хотя и выглядела как операционная, но пахла ни привычным и немного отталкивающим запахом стерильности, а запахом детскости. У чужих детей ни всегда приятный запах, он похож на резкий запах какой-то мягкости. Он очень спокойный и умиротворяющий. Наверное, его действие на человека тесно связано с врожденным инстинктами, но в этой комнате этот запах мягкости сжимал сердце холодным ощущением чего-то ужасного...

–

  Алекс никогда не курил, но сейчас ему почему-то хотелось закурить и откинуться в своем неудобном кресле. На его лице была животная ухмылка. Он ни испытывал стыда и не чувствовал себя больше, чем он есть на самом деле. Хотя в животном мире, это очень распространенный инстинкт перед лицом опасности. Алекс четко понимал, чего от него хочет Партнер, и он, не скрывая, вспоминал прошлое, во всех необходимых подробностях. Наверное, он многое упустил и не упомянул. Если бы ему дали наводящие вопросы или возможность подготовиться заранее, то скорей всего он бы смог рассказать все куда более информативно. Только от него не этого было нужно, и он понимал это. Партнер хотел услышать его рассказ, именно так, как он себе это видел. То, что он чувствовал, то, что думал, то, чем мотивировал свои поступки. И в этом Алекс не стал его обманывать. Алекс набрал в легкие воздуха и продолжил повествование.

–Город N весь славный. Живет тихим, мирным укладом. Люди хорошо работают, хорошо отдыхают. Живут немного обособленно, но дружно и регулярно наращивают городской потенциал. Помню, когда Сашу избрали мэром. Я это хорошо запомнил. Ему всегда нравилось внимание, его не могли ни выбрать. С его-то харизмой и бескомпромиссностью к проблемам. Когда он только пришел, город был совсем обычным местом. Но он построил фабрику, наладил производство, поднял сельское хозяйство. Раньше приходилось закупать часть продуктов у соседей. А это транспортировка, да и цену они навинчивали безбожно. Саша во много раз удешевил весь процесс, он предоставил горожанам возможность питаться почти бесплатно. И город всегда платил ему уважением.– Алекс стал чуть менее охотно выговаривать слова. Да и незначительных пауз стало нарочито много. Может, он не хотел рассказывать дальше, но может и просто подбирал слова.– Мы много чего построили в городе, и много вещей стало при нас лучше. Не найдется такого человека в городе, который не был бы нам обязан личной услугой. Вот и стипендия для детей города, это ведь тоже на благо города задумывалось. Мы забирали их на рассвете, Саша всегда сам вел автобус. Пока они ждали моего приезда на городскую площадь, Саша угощал всех желающих солеными чипсами и сухариками. Соль выводит из организма много воды и поэтому к середине дороги они дружно хотели пить. Прохладительные напитки и сильное снотворное, вот и все что требовалось. План простой до невероятия и в тоже время действенный до неприличия. Нет ничего подозрительного в автобусе с уснувшими в нем людьми. В здании сельского надела у нас под фундаментом оборудован просторный подвал из четырех секций. В одну из секций мы их и отвозили. Посторонние там бывают только четыре раза в год так, что опасаться там особо нечего. Вход в подвал находиться в помещение для инвентаря, за котлом. Я сам все это проектировал. Помимо помещения для клеток, в котором мы их держали, там есть еще три комнаты разной площади.– Дальше Алекс довольно методично описал остальные комнаты, перечислив до мелочей, что в них было, но, ни словом не обмолвившись, для чего и как это использовалось.– Из инвентарного помещения с котлом есть выход не только под фундамент, но и к конвейеру по обработке мясной продукции. Там же ее и заготавливают. У нас с Алексом туда свободный доступ в любое время и поэтому мы спокойно могли пользоваться электрическими мясорубками и большими скороварками. Большую часть маркировали и разносили по морозильникам. Так что получается, дети города N никогда ни покидали город N.– лицо Алекса совершенно ничего не отражала. Его, пожалуй, больше мучило, что такое серьезное дело они провернули, не проявив какой-то сверхчеловеческой изобретательности чем то, что они сделали и с каким хладнокровием.– Единственное что приходилось очень рана вставать. Шум там услышать нельзя, но лучше было успеть до того, как люди туда работать придут, тогда точно никто ничего не заподозрит.

 Алекс еще помолчал некоторое время. Он излил все, что хотел. Партнер продолжал неподвижное бдение. Кажется, Алекс его не замечал, он глубоко погрузился в свои мысли, и теперь даже неудобное кресло не могло вывести его из этого состояния. Внезапно он взял фотографии, резким движением сложил их все вместе и стал разглядывать верхнюю. На фотографии была темноволосая девочка лет  семнадцати, со скобками на зубах.

–Минди Симонс дочь Лесли Симонс и Артура Симонса. Артур торговал книгами. Книги были их семейной страстью. Жена работала в библиотеке. Дочка была очень начитана с самого детства. Я помню, когда она родилась, мы с Артуром напились и поехали купаться. А он все рассказывал про свою дочку, которой еще не исполнилось даже два дня. Получается, он рассказывал про свою дочку дольше, чем она еще жила на свете. Девчушка была большой выдумщицей. Ее влекли короли принцы и древние замки с драконами отвагой и доблестью рыцарей. Мы ее живьем сварили.– Он взял ее фотографию за краешек и выкинул на стол.– Надежда Стайр девушка редкой красоты.– Следующая фотография была с девушкой удивительной красоты, редкая симметрия лица с очень мягкими чертами, почти белые волосы и голубые глаза. Улыбка была такая очаровательная, что можно было подумать, что если это существо заговорит, то это будет,  похоже на звучание флейты.– Она всегда купалась в лучах общего внимания. Когда она заходила куда-нибудь, то освещала собой все вокруг. Она сгорела. Не целиком мы сжигали ее по частям, и живьем.

 Бен Дусс чудовищной силы мальчик. В его семнадцать лет он был сильнее двух взрослых людей. Идеальный спортсмен. Он очень долго не умирал, почти неделю висел на собственных кишках и еще, и материться ухитрялся. Он умер от обезвоживания, как это ни удивительно.– Алекс продолжал выкидывать фотографии из своих рук на стол, некоторые пролетали мимо стола и падали на стол. Сейчас он отбрасывал их от себя на всегда.

–Наташа Гинесс. Мне всегда было интересно, имеет ли она какое-нибудь отношение к книге рекордов или к пиву. Она умерла от страха. После месяца издевательств и насилия у нее случился инфаркт во время очередного сеанса прижигания половых органов.

 Альберту Цвейгу ввинтили винт в череп. Худощавый умник был. Его голова могла перевернуть мир физики. Но она, ни смогла пережить железного винта.

 Сонечка, такая милая девочка. До самого конца думала, что это шутка. А когда ее снова насиловали, только всхлипывала и уверяла, что ничего никому не расскажет. Умерла под прессом со сломанными костями. Еще часа два мучилась, потом перестала дышать.

 Каин погиб на операционном столе после экспериментов с кислотой. Точно сказать от чего и в какой момент почти невозможно. Когда они умирали на столе, уместней было бы говорить, что умерили они в тот момент, когда попадали в эту комнату, потому как шансов оттуда выбраться не было никаких.

 Он продолжал называть имя за именем. Он вспоминал разные детали и факты из жизни лиц, которые были изображены на выпускных фотографиях. Он всех их хорошо знал и всех их хорошо помнил. Местами он вспоминал их родителей друзей и родственников. Вспоминал их поступки, их характеры. И всегда вспоминал, как они умерли и как вели себя перед смертью. Многие ни верили до конца. Некоторые умоляли отпустить. Нашелся и такой, который смеялся до самого последнего момента своего существования над своими мучителями, призирая страх и боль. Смотреть на его фотографию, Алексу было тяжелей всего. Он ни жалел, ни кого из них. Он видел  в их смерти высшее благо для себя. Для него они были просто материал. Дорогой и редкий материал. Люди часто в пагоне за чем-то дорогим и редким теряют человеческий облик. Но все-таки ему было грустно смотреть в лицо такому смельчаку... не потому что он никогда не совершит уже тех героических и, ни постижимых поступков, каковые ему было суждено совершить, а потому что ему больше никогда не удастся его помучить.