Текст книги "Названия я так и не придумал, так что принимаю предложения (СИ)"

Автор книги: Artur Frashner

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

–Максим.– Начал Павел Иванович нарочито официально.– На тебя поступают жалобы из отдела кадров.– Он указал ему список на краешке стола. И стал ждать, что тот ответит.

–Ну, я просто еще не успел разобраться и видишь, тут такое дело получается. Я постараюсь исправиться и работать лучше.– Максу было не по себе. Он чувствовал себя словно нашкодивший ученик младших классов, распятый на педагогическом совете.

–Понятно.– Босс повел взглядом по своему столу, затягивая столь болезненное для подопечного молчание.– Понимаешь Макс. У нас серьезная организация. Мы работает на благо города. От нас зависит благосостояние его жителей. Поэтому мы обязаны работать быстро и хорошо. Мы те, кто не имеет права на ошибку. Понимаешь?– Он поднял взгляд на Макс и стал ждать обратной реакции. Тот ни уверенно, и пристыжено кивнул в ответ.– Если бы у тебя не было моих рекомендаций, то тебя бы давно уволили за любую ошибку. Ошибка Тут, может обернуться, серьезными последствиями Там.– Он указал в сторону улицы и дождался еще одного неуверенного кивка в ответ.– Хорошо, что ты это понимаешь. И я постараюсь тебе помочь. Теперь мне придется самолично с тобой поработать в свободное время. И если ты будешь упорно трудиться, то мой опыт, думаю, позволит сделать твою работу легкой для тебя, и полезной для окружающих.– Тут он снова замолчал, подводя итог сказанному в виде одобрительных слов со стороны собеседника.

–Хорошо. Слушай Паш, а ты заходи ко мне сегодня вечером.– Он не уверен, можно ли было босса называть по имени, но он никогда не звал бывшего одноклассника по-иному, и пробовать что-то новое в такой ситуации он побоялся.

–Не сегодня. Я сообщу, когда мне лучше к тебе зайти.– Он вновь стал перелистывать бумаги на столе и полностью потерял интерес к разговору. Макс какое-то время сидел, не зная, идти ему или разговор еще не окончен. Пока, наконец, Шеф не заметил его снова, и не показал, улыбнувшись, жестом руки, что подчиненный может быть свободен. Макс наибыстрейшим образом постарался испариться из кабинета и по-возможности никогда там больше не появляться.

 Встретились они через несколько дней, недалеко от дома Павла Ивановича. Сперва перекусили, потом отправились в бар. Платить за обед пришлось Павлу Ивановичу, так как Макс забыл свой кошелек дома. За обедом о делах разговор не начинали. Паша рассудительно сказал, что за едой говорить о делах, как то не к месту. Потом разговор перешел к бару. Заказали графин “беленькой” и разной соленой закуски. Вспоминали старые времена. Макс много рассказывал о том, чем кто и как занимается.

 Странно, как люди становятся все более обычными в наших глазах по-истечению долгого времени и под давлением социальной среды. Даже скорее не столько обычным, сколько стандартными.

 Проблема искусственного интеллекта в невозможности сделать осознанного выбора. Массы алгоритмов для решения задач иногда не поддающихся воображению. Машина может выполнять любую задачу. Машина сильнее и имеют намного больший потенциал, нежели человек. У машины, как у сверх существа есть, пожалуй, только один минус. Один небольшой минус, которого нет у человека и делающий человека сверхсуществом. Машины могут все, но только не могут этого понять.

 Если решать задачу, в условии которой дано только два пути и надо не прерывно двигаться вперед, человек непременно выберет один из путей, ведь надо двигаться. Машина скорей всего самоуничтожиться, так как не в состоянии двигаться в таких условиях. Интересно то, что есть другой вид невозможности выбора и этом непрерывного действия. Так ведут себя элементарные частицы, которые в такой ситуации выбирают сразу оба пути и движутся по обоим одновременно. Машины навсегда останутся нашими рабами, ведь они могут думать только то, что мы им можем объяснить, и не могут нечего осознать самостоятельна.

 В таком большом обществе из нас все чаще делают машин. Мы перестаем осознавать и все больше верим тому, что в нас вкладывают. Попробуйте придумать что-то новое, относительно революционное, и попробуйте донести это до окружающих. Как бы это, не было логично окружающие ни способны это осознать. Мы каждый день используем машины как рабов, и каждый день делаем осознанный выбор быть машинами.???

-А как там Надя поживает?– уже немного навеселе и с мутнеющим взглядом спросил Паша.– Стала журналисткой, как собиралась?

–Да, это детская мечта была. Она в институте чето там вела. Я не знаю, я в команде был.– Макс был куда более стройным, нежели Паша, да и съел куда меньше. Так что у него уже давно начал заплетаться язык и движения стали более плавными и хаотичными.– В настоящей ведь жизни все совсем не так. В школе нам-то кажется: начну жить, все получиться, а как жить начинаешь, дак все получается ни так как думал. Никто уже не дает инструкций что делать, а без них уже как-то и не понятно становиться.

–То есть у нее теперь новая мечта?

–Ну, что-то вроде того. В жизни не до мечтаний. После института мы с ней поженились. У нас старшему уже восемнадцать стукнуло, а младшенькой еще только десять. Теперь у нее другие заботы. Теперь у нас семья. Видишь, семья многое меняет в жизни.– Макс все чаще опрокидывал стопки и все сильнее уходил в свои собственные мысли. Павел меньше пил и больше слушал.– Раньше ее часто приглашали на работу. Она даже работала журналисткой-стажеркой, и писать пыталась. Только потом у нас появился первый. Надо было семью поднимать, понимаешь? Мечтать, не было времени. – Тут он опрокинул еще одну, и уставился в какую-то точку на стене. Павел тоже выпил и надолго задумался.

 Разлив еще по стопочке, Павел Иванович поинтересовался.

–А ты мог бы устроить мне встречу с Надей.– Для пьяного он говорил на удивление вкрадчиво и тихо.

–Да запросто, хочешь, заходи к нам в гости на днях. Посидим, вспомним былое.– Максу кажется, понравилась идея, встретиться в знакомой обстановке. Наверное, он все-таки чуть побаивался босса.

–Нет, ты не понял. Я хотел узнать, возможна ли нам с ней встретится вдвоем...

–Вдвоем?– Макс несколько опешил.– А почему вдвоем?

–Понимаешь.– Тут он придвинулся поближе к столу– В школе, когда вы с ней встречались, я был в нее очень сильно влюблен. Ты может, не знал этого. И есть кое-какие личные темы, которые мне бы хотелось с ней обсудить в более интимное обстановке. Ну, чтобы только я и она. Примерно, как мы с тобой сейчас. Мы же обсуждаем темы, ну мужские, о которых при ней говорить бы не стали?– Тут он жестом руки быстро показал сперва на себя потом на собеседника, и когда тот неопределенно кивнул, Павел продолжил.– Ну вот. Первая любовь, все такое. Мне при тебе в детали вдаваться, как-то сне удобно. Будь другом, поговори с ней.– Макс немного растерялся. Наверное, таким же голосом, как Павел Иванович уговаривал растерянного Макса, Ева уговаривала Адама попробовать запретный плод.– Ну, так что поговоришь, дружище?

–Ну да, наверное.– Максу было неудобно отказать, но и говорить видимо было не очень удобно. В любом случае ситуация была щекотливая. Поэтому Паша быстро перевел тему в другое русло, более отвлеченное и к этому разговору в этот день больше не возвращался.

 Расстались они уже под сильным градусом, как раз такие, когда кроме собеседника замечать кого-то очень трудно и единственновозможным кажется продолжить веселье. Однако более ответственный босс был ни приклонен, и они разошлись по домам. Павел Иванович перешел дорогу, доехал до своего этажа, зашел домой, открыл бутылку водки и апельсинового сока и всю ночь смотрел телевизор, закутавшись в плед.

 Неделя тянулась для Макса бесконечно. Павел Иванович решил порадовать его своим звонком в конце недели. И заодно напомнить "другу" об их устной договоренности, по поводу свидания с его женой.

–Да слушаю.– Голос Макса звучал властно и решительно.

–Привет это Павел. Ты говорил с инвесторами.– Инвесторы – это был предлог для звонка.

–Нет еще. А я не понимаю, зачем с ними разговаривать и о чем. Дом ведь расселяют. Его, вроде, аварийным признали. Зачем тогда инвесторы?– Теперь уже голос звучал совсем по-другому. Он потерял всю былую властность и стал каким-то неуверенным. Макс заикался в конце каждого предложения.

–Тебе что не объяснили, как работает программа расселения? Есть люди, у которых есть деньги. Они хотят, что-нибудь с этими деньгами сделать и если для этого им нужно здание, то они идут к нам. Платят нам деньги, и подбирают себе подходящее здание. Мы предлагаем жильцам капитальный ремонт здания. Они всегда соглашаются. Все хотят бесплатный ремонт за счет государства. Делаем вид, что ремонтируем, потом находиться какая-нибудь аварийная неисправность и оплаченные специалисты по ремонту признают дом аварийным. Аварийный дом стоит примерно на тридцать процентов дешевле. Расселяем жильцов. Потом признаем дом пригодным к жилью, то есть, отменяем аварийное состояние. Все это делается у нас так, что выше никто даже не знает, что мы его аварийным признаем. Потом завышаем цену на дом, и продаем инвестору. Получается в среднем, дом продается дороже в полтора раза. Разницу кладем себе в карман. Все запомнил?– Макс слушал, как мог, но Павел Иванович говорил быстро, да и не ожидал он такого от администрации, поэтому во всем он разобраться не успел.

–Ну, кажется да. А чиму ты тогда не миллионер? Ведь продать дом в полтора раза дороже – это ептваюмать сколько денег. Да и к тому же, как я понял ты, и откаты получаешь от инвесторов.– Макс говорил честно, но еще более не уверенно. Он не знал, можно ли ему это вообще спрашивать.

–Ну, во-первых, с чего ты взял, что я не миллионер? А во-вторых, там ведь не только я кормлюсь, вся администрация в деле. Оценкой, например, занимается гурион, а ведь есть еще те, кто делают ремонт, те, кто выдают разрешения, те, кто просто закрывают глаза… да много кто. Слушай, а ты с женой поговорил? Ну, помнишь, о чем мы договаривались? Она могла бы ко мне зайти на этих выходных.– Павел, наконец, добрался до главной части своего звонка.

–С женой? Да конечно, я передам ей про выходные.– По голосу можно было легко понять, что Макс еще не успел поговорить, но сказать боссу правду о не выполненном поручении побоялся.

–Хорошо, ну до понедельника тогда. Мне еще надо тут пару звонков сделать.

–Да, пока.– Макс улыбался трубке, но в душе он был совсем, ни рад происходящему.

 Он ждал ее с самого утра. Она позвонила, он предложил встретиться у него. Она не отказала и теперь он не находил себе место. Непоколебимый монолит нервничал, как будто ждал первого свидания. Она вспоминалась ему той, которую он помнил еще в детстве. В детстве, они мало разговаривали, поэтому в его фантазии, она входила к нему домой, и между ними проскакивало, что-то вроде искры зарождающейся любви. У них она была молчалива, но понятная им обоим

 В двери прозвенел звонок. Паша нажал кнопку видеофона.

–Да, Надюша? Поднимайся.– Связь отключилась. В голове началась паника. Все ли он убрал по местам. Последний раз  он убирался много лет назад, поэтому опасался, что уже мог забыть, как это делается. Сбегал проверить, дошла ли у него буженина. Готовил он последний раз еще студентом и далеко не буженину, так, что на готовку он потратил особенно много усилий. Осмотрелся с ног до головы, достаточно ли представительно ли он выглядит. И всё это он проделал за, каких-то семь минут. Наконец его мучения достигли апогея и в дверь тихонько постучали. Павел выкрикнул из кухни: "Открыто", и устремился встречать дорогих гостей.

 На пороге стояла Она. Ее легкие джинсы и простенький свитер, резко контрастировали с его парадно-выходным костюмом тройкой. Надежда постарела, но невинность ее грациозных движений осталась прежней. Павел Иванович снова на мгновение почувствовал себя Пашей. Тем влюбленным в Надю Пашей, который писал ей стихи. Он опять почувствовал от нее нечто манящее. Что-то такое, что нельзя увидеть, но что окутывает тебя целиком и создает какую-то легкую эйфорию по всему телу. Боже, одно только прикосновение могло осчастливить его на всю жизнь. Он хотел ее попробовать.

–Привет.– Она смущенно улыбнулась. Голос выдавал ее давно не девичий возраст.– Как у тебя тут все роскошно.– Она осмотрелась вокруг, подмечая мелкие детали дорогой обстановки. Паша пришел и понял, что совсем позабыл, кто именно он  хозяин всей этой роскоши.

–Да, стараемся по-немножко.–  Он не знал, что конкретно ей понравилось и что она считает роскошью, потому как давно к этому привык и вообще мало замечал, что твориться у него дома.– Раздевайся!... то есть я имел в виду, снимай обувь. Я тут приготовил тебе тапочки. Проходи в гостиную.– Он суетливо показывал, все о чем говорил и сейчас был похож на того мальчика Пашу, который не знал, как заговорить с девачкой Надей. Она прошла в гостиную. Паша расторопно предложил ей присесть на стул, галантным движением придвинув  его ей.

–Хых, как у тебя дорого.– Она медленно водила взглядом по комнате. Павел Иванович в это время пошел на верхний ярус за кухонную стойку сервировать ужин.– Охо, какая у тебя огромная плазма. Хы.– Павел плохо понимал, о чем она говорит и совсем не узнавал ее манеру речи.

 Она вывернула из себя еще пару комплиментов: ужину, комнате, интерьеру. Павел Иванович напротив, рассказывал разные интересные истории, услышанные от сослуживцев, но скоро заметил, что Надя не очень охотно в них вникает и на все реагирует одинаковым Хыхом. Так постепенно они перешли на разговоры и обсуждение своих бывших одноклассников и времен своей давно ушедшей молодости. Обсудили, кто, чем занимается после школы. Выяснили, кто женился, кто умер, кто остался, как был, а кто сел в тюрьму. Не заметно они подошли к тому, кто в кого был влюблен.

–Надь.– Улыбаясь после еще одной услышанной истории о горестях и превратностях своих одноклассников Павел.– Та может, не знала, но когда мы вместе учились, я в тебя был сильно влюблен...– он отпил из бокала с вином и принялся наблюдать за ее реакцией из-за бокала. Она давно ни выпускала бокал, и надо заметить, вино порядком ударило ей в голову.

–Знала.– Надя не глядела на него, она смотрела, как кружиться вино в покручиваемом ей бокале.– Мне Виталик рассказал в выпускном классе. Ты мне стихи еще писал.– Тут она подняла на него взгляд и Павел Иванович немного смутился.– Красивые стихи.– Паша не знал, что на такое отвечать. Он вообще не бывал в таких ситуациях. Почему-то сейчас он почувствовал, что не бывал никогда в таких ситуациях, потому что именно эта ситуация не давала ему покоя с самой школы и пока он ее не пройдет, он никогда не сможет двигаться дальше. Но мальчик Паша так и не нашелся, что ответить. Зато она нашлась. Все также, не отрывая взгляда от него, она предложила.– Покажи мне спальню.

 Дальше у Паши все было, как во сне и в себя он пришел уже только поутру. Утром он по-обыкновению проснулся рано. Ее уже рядом не было, она ушла еще под утро. Его это нисколько не огорчило. Одному, в своем кондоминиуме, ему почему-то было комфортней. Он почистил зубы, принял душ, приготовил себе завтрак из остатков вчерашнего ужина. Все, казалось, таким же, как и обычно. Но день виделся светлее, еда вкуснее, даже чистка зубов имела какой-то важные сакральный смысл. Сегодня время никуда не бежало и не проходило, как обычно. Сегодня время просто шло, секунда за секундой. Павел Иванович даже позволил себе бокал вина и легкую классическую музыку перед работой.

 Сегодня Монолит, придя на работу, наконец заметил лица трепетно взирающих на него коллег. Его немного смутили их взгляды. До этого он никогда не обращал внимания на их взгляды. Он вообще не замечал, что у него на работе работает кто-то кроме него. Сегодня Павел Иванович ответно поздоровался с каждым, и стал гадать, это он только сегодня обратил внимание, что с ним здороваются или они только сегодня с ним поздоровались, потому что он как-то по особенному выглядел. День прошел на удивление быстро. Работа шла, как никогда хорошо. Сегодня Непоколебимый Монолит любил... свою работу. Вечером ему позвонил Макс.

–Ало. Паш ты не занят? Может, сходим куда-нибудь? Выпьем, о работе поговорим.– Макс говорил непринужденно, но Паша догадывался, что речь может пойти не только о работе.

–Да, хорошо. Давай, где и в прошлый раз, ладно?– В любой другой день Павел Иванович отказался бы, вечером у него обычно не было лишней энергии на, что-то кроме сидения перед телевизором. Однако сегодня у него хватило бы энергии на что угодно. Он не хотел этого разговора о Наде с ее действующим мужем, но сегодня ему было, немного все равно и Паша был очень даже, ни против, пропустить пару стопочек, на ночь глядя.

 День закончился также хорошо, как и начался. Макс с Пашей порядком набрались и о Наде речь так и не зашла. Павлу Ивановичу показалось, что Макс и не собирался говорить о жене. Он скорее даже сознательно избегал эту тему.

 Шли недели. Павел Иванович время от времени виделся с Надей. С Максом же он встречался каждый вечер, а иногда и проводил с ним целые дни.

 Макс оказался очень веселым человеком. Павлу Ивановичу казалось, что Макс почти и не изменился со времени школы, когда он был настоящим сорвиголова. Они много пили несколько раз ходили в казино. Пару раз их даже забирала милиция, но когда Павел Иванович приходил в, то состоянии, когда уже, получается, говорить, их быстро отпускали, как административных работников. Павел Иванович всё больше времени проводил у Макса дома, всё больше времени проводил с Надеждой. Они стали практически одной семьей.

 Типичная картина: кухня, навесные тумбочки покрытые белым лаком, пошарканный стол, облезлые стулья, не уступающие возрастом обитателям дома, тускловатая лампочка под потолком, явна недостаточная, даже для этого небольшого помещения, холодильник произведенный на совесть в былые социалистические времена с командной системой экономического уклада, когда тех кто делал не на совесть расстреливали, того же производства обгорелая плита, выцветшие обои на стенах с разбросанными на них, безвкусными точками того безвкусного, но доброго времени, паркетный пол, из синя зеленого пластмассового паркета, деревянные подоконники грубо покрашенные в белый цвет и заклеенные бумажными полосками на вечные времена окна. Бутылка водки на столе, квашеная капуста в полиэтиленовом пакете, маринованные огурчики с помидорчиками из трехлитровой стеклянной банки. Пьяный Павел Иванович и хорошо выпевшие Макс с Надей. Гул телевизора в соседней комнате и редкие крики ссорящихся детей.

 В какой-то момент, когда ты все еще пьяный, ты начинаешь задумываться о своем состоянии, пытаешься его оценить со стороны. Вспоминаешь себя трезвого, чтобы сравнить. Сперва вспоминаешь вчера, и обнаруживаешь, что вчера тоже был пьяный. Потом силишься взять дальше по временной шкале и вспоминаешь события недельной давности. Немного затертые, но еще сохранившиеся воспоминания о том, как был сильно пьян. Долго думая, откапываешь из глубин памяти себя месячной давности. Какие-то уже не связанные картинки. Картинки, глядя на которые ты не можешь поверить, что это происходило с тобой. Глядишь со стороны навечно пьяного себя самого. Сидишь, пьяный и пытаешься вспомнить, когда последний раз был трезв, но уже не можешь.

 Павели Иванович огляделся вокруг. За столом сидели такие же пьяные, но очень от него далекие,  люди. Надя, которая уже не казалось такой вкусной и привлекательной. Ее живость и проникающую во все окружавшее жизненную силу, изжила обычная рутина. Она постарела, и постарела ни телом, она стала стареть душой. Ее голос больше не был как раньше. Раньше он был такой живой, чистый, немного наивный, забирающийся в самое сердце, вне зависимости от того сердилась она на тебя или хочет поцеловать. Раньше ее голос обезоруживал, заставлял просто ее слушать и кивать на любое ее слово. Сейчас ее голос стал грубым, а ее речи поверхностными и недалекими. Паша уже ни видел в ней ту, чьи изгибы лица казались ему чем-то не по-земному идеальными, ту, чей характер и внутренний мир виделся не иначе, как рай на земле, той, что он когда-то писал стихи. Она казалась ему уставшей женщиной с потрепанной внешностью и ограниченными мечтами, женой неудачника Максом.

 В детстве Максу все давалось легко. Он всегда был во всем первый и всегда был везде главный. Душа компании. Сердце команды. Да, Макс был отличным парнем, и он не чуточки не изменился. Сейчас у него семья, дети, убогонькая квартирка и почти полное отсутствие средств к существованию. Его жизнь никогда уже ни будет лучше той, что была у него в школе. Его пятнадцать минут славы прошли. И самое ужасное, что он это знает. Он давно смирился с тем, что лучше уже не будет.

 Сильнейшее опьянение на грани буйства и параноидальная алкогольная депрессия заставили Павла Ивановича, не говоря ни слова собраться и уйти. Вначале он хотел пойти домой. Но будучи пьяным, ни смог вспомнить, где дом. Вспоминая куда ему идти, он забрел в близлежащий бар подумать. Заказал пол литра “беленькой” и стал задавать себе давно наболевшие вопросы. Почему он не счастлив? Что ему делать? Он всегда думал, что хотел быть, как Макс, а хотел ли он этого? И чего он хотел на самом деле? Что не так с ним и его жизнью? Почему он ненавидит свою работу? Почему он так устал просыпаться каждое утро? Почему? Почему? Почему?

–Можно?– За всеми этими раздумьями он не заметил, как к нему подсел не кто иной, как Макс.– Ты куртку забыл.– Макс налил немного из графина в рюмку Павла Ивановича и выпил залпом. Пьяным он совсем ни выглядел и выпил видимо для смелости.

–Да плевать мне на куртку. Ты мне скажи лучше, почему все так? Ты посмотри, как мы живем, неужели тебе ни тошно так жить? Ты вспомни, каким ты был? Что с тобой случилось? Где ты себя потерял? А я?... я ничем ни лучше. Все ждал чего-то, ждал. И так себя и не нашел в итоге. Дурак. Я думал, если я бы стал тобой, я бы был счастлив, а оказалось, что мы одинаково не далеко ушли. Почему так?– Павел Иванович пристально посмотрел на бывшего одноклассника, с выражением последней надежды в глазах получить ответ на свои вопросы.

–Знаешь, в чем-то ты прав мы похожи. Ты хотел быть как я, а я хотел быть похожим на тебя . Хотел быть "Непоколебимым Монолитом".– Макс смотрел в никуда. Нельзя ни слушать человека который рассказывает для никого.– Все живут одинаково. Куда делась идея тотальной уравниловки? Осмотрись по сторонам, все просто с ней смирились. Я родился, учился, потупил в институт, работа. Черт бы побрал эту работу. Но после института, куда уже деться? Отринуть работу, значит признать, что ты все жизни совершал чужие ошибки. Ну, что же я тоже их совершал, лишь бы ни признавать, что я не прав.

 Мы с Надей были совсем молодые, когда поженились. Как все кажется мило, когда оглядываешься на тот ранимый возраст. Что же, я ее добился. Я ее любил. Честно слово. Потом появились дети – плоды любви. Она всегда превращает любую проблему в ничто своей улыбкой.

 А вот глядите на меня начальника отдела продаж. Такова карьерная идиллия каждого менеджера.  Да, было время.– Тут Макс сделал крошечную паузу, чтобы залить в глотку подогретую в руках водку, занюхать руковом и продолжить говорить.–  В обществе принято не озвучивать, что делать дальше. “Мам, а что дальше?”. “Дальше ты пойдешь учиться и станешь самым прилежным учеником в мире”. “Выпускной, Мам?” “Институты уже ждут тебя сынок. Ты будешь большим бизнесменом – серьезным человеком».

 А когда тебе двадцатьдевять и спросить то, как-то уже ни удобно. Вот, как это будет... “Сколько ты еще будешь сидеть на моей шее?”. Причем неизвестно кто кого спросит раньше. Ну что же, мне тридцать лет. Кризис дамы и господа. Еще год и надо что-то кушать. Вы когда-нибудь голодали? Сразу скажу это ни вкусно. Но как, ни странно вполне съедобно. Самолюбие приходица проглотить первым. Боже, что ты с собой только ни делаешь когда встречаешь себя... Ты? Ну что ты умеешь? Что ты видел? Куда ты пойдешь? А маленький Отто уже, как два дня ничего ни ест.

   Все, наверное, смотрели историю, когда неудачник папа убивает всю голодную семью. На деле оказываеться сложно ни стать тем папой. Всегда что-то надо менять. Надо бросать курить. Конечно надо. Нада завязывать с выпивкой. Да, нельзя так жить. Хорошо бы похудеть. Ну что я за чучело. Но это все подождет, пара кормить ребенка. Самый простой способ заработать, делать то что знаешь.  Я всю жизнь учился и продавал. Продавцы больше не нужны. А за учебу больше ни платят. Значит, пойду что-нибудь продам.

 Телефон. Телевизор. Вкусно. Вкусней всего был телефон. Есть и другие телефоны. Надо найти их владельцев...

 Стоя у метро люди проходят как-то сами собой. Трудно поверить, что они видят что-то кроме себя. Еще такие  как я – учатся, работают. Все еще такие же. Построили себе постсоциальную иллюзию. Мне нужно, что по-проще. Не потому, что  ленив, наоборот, я деятельный, просто мне нельзя ошибиться. Отто не поймет. Может он будет космонавтом. ДА! Жизнь для него большой бал с излишком приглашений. Интересно когда я остался один? Но всему свае время, даже умирать нужно вовремя. Так говорят.– Еще одна стопка улетучилась в его паузе.– В начале у нас с женой была такая страсть. Мы хотели друг друга каждую секунду. Годы прошли, появились дети. Страсть ушла. Ты знаешь, мы так многого хотели совершить, хотели изменить мир. Я не изменил мир, не реализовал свои мечты. Но хоть мы и похожи, я не такой как ты. Я доволен своей жизнью, и если меня спросить, то я не о чем не жалею и ничего не хочу менять. Я люблю своих детей. Люблю жену, хотя наши отношения давно уже только дружеские и она меня совсем ни привлекает. Может быть, я не так себе представлял свою жизнь,  но я счастлив в браке. А на вопрос почему, потому что я на своем месте.

 В дверь позвонили. Макс редко открывал дверь лично, тем более, когда сидел в кресле и смотрел телевизор. Надя только, что вышла в магазин, и Макс решил, что она просто забыла ключи. Он быстро встал и, не отрывая взгляда от телевизора, прошел через комнату в прихожую и открыл дверь.

–Привет Макс.– На пороге стоял Павел Иванович. Они не виделись уже где-то два месяц. Макс, наверное, впервые со школы увидел Пашу не в деловом облачении. Павел Иванович был одет в  серое пальто, из-под которого выглядывали белые штаны и желто-красная рубашка, какие обычно бывают с коротким раковом. На ногах были бело-коричневые лакированные ботинки.

–Здорова.– Они обменялись рукопожатиями. Макс не был особенно смышленым и поэтому, немного завис от неожиданности и удивления.– Что-то тебя давно не видно. Работу прогуливаешь что ли?

–Да нет. Я уволился.– Паша потупил взгляд, выдавая, всю важность и глубину такого шага для себя.– Я попрощаться зашел...– Макс несколько опешил. Не часто к нему приходили бывшие одноклассники попрощаться перед отъездом.

–А ты что куда-то уезжаешь?

–Да. В Никарагуа решил съездить. Я же там не был никогда.– Он поднял взгляд поглядеть, как Макс среагировал на слово Никарагуа, но Макс никак не среагировал, он возможно вообще, ни знал этого слова.– Давно хотел там побывать. Говорят рай на земле.

–Понятно. В наши-то края вернешься еще?– Макс спрашивал больше из вежливости.

–Нет, не вернусь.– Его взгляд на мгновение стал прозрачным и он задумался на это мгновение о чем-то очень важном.– Ну, как бы там ни было, удачи тебе.– Паша достал какой-то пакет завязанный узлом.– Я тут скопил немного, работая в администрации. Мне уже не нужно, а у тебя все-таки дети растут.– Он протянул Максу пакет. Тот взял без задней мысли и положил на тумбочку в прихожей. Они некоторое время помолчали. Павел Иванович улыбнулся, и медленно стал спускаться по лестнице, насвистывая что-то не мелодичное. Макс спокойно смотрел ему в след, не зная, что надо делать в таких ситуациях.

–Паш. Ты может, Надю подождешь? Она в магазин пошла, минут через пять вернешься. Вам, наверное, с ней попрощаться нада.– Окликнул бывшего босса Максим. Павел Иванович задержался на несколько секунд, подумал и ответил.

–Нет, не надо.– И пошел восвояси, размашисто шагая в бело-коричневых лакированных ботинках и белоснежно белых штанах с рубашкой и совершенно ни вписывающимся в общую композицию серым плащом.

Стыд и Гордость.

Если хочешь всегда быть правым, будешь всегда говорить правду.

  -Деда, а куда мы идем?– мальчик лет пяти, явно был рад прогулке. Лето действует на всех детей одинаково. Он был еще в том возрасте, когда дети уже все понимают и впитывают, но еще слишком мало знают, для того чтобы в полной мере оценивать происходящее вокруг. Интересно, почему к детям прислушиваются только мудрые люди?

–Мы идем гулять, и заодно, раз уж все равно вышли, заглянем в администрацию.– Дедушка был уже стар. Выглядел он уставшим и сохранившим на лице отпечаток тяжелого военного детства. В администрации он хотел подать заявление о новых налоговых льготах для ветеранов великой отечественной войны. Год от года льгот и дотаций ветеранам прибавлялось, год от года их становилось все меньше, год от года они все меньше в них нуждались.

 Дедушка, как и все люди в возрасте, имел привычку никуда не торопиться, поэтому вышел заранее. Прием по вопросам льгот начинался в полдень. Они с внуком вышли в восемь утра, чтобы не стоять в очереди. Старики встают рана, у них уже нет времени спать. Дети встают рано, они слишком спешат бодрствовать. Мальчик Антоша весь практически светился от радости, он любил гулять с дедушкой. Взрослые всегда куда-то торопиться, они всегда заняты и рядом с ними ты чувствуешь себя очередным неотложным делом. Старики куда менее торопливы, всегда ответят на вопросы и с интересом тебя выслушают. А много ли надо маленькому ребенку для счастья. И уж точно каждый не любит, когда его не воспринимают в серьез.

 Солнце уже встало и вовсю освещало большие каменные дома. Антоша шел с задором, вымеривая прыжками бетонную улицу. Маленькие дети все замечают. Мы можем ходить по одной улице десять лет, а узреть ее по-настоящему лишь однажды. Дети каждый раз смотрит на нее. В глазах детей ты никогда не умрешь, потому что они всегда будут оживлять тебя в своих глазах.

–Антош пойдем, зайдем купить кое-что. Я помню, ты не любишь рынки, но мы ненадолго я обещаю, а потом с меня мороженное, договорились?

–Идет.– Антоша скорей всего и так бы согласился. Дети не любят, когда им указывают, что делать, но понимают, что знают не достаточно, чтобы делать это самим и если их хорошо попросить они никогда не откажут. Не один ребенок не любит рынки. И взрослые для них все-таки диковинка, с возрастом они привыкают к большим людям, но привыкнуть и понять не одно и, то же. Большое скопление больших, суетливых, не смотрящих под ноги людей доставляет психологический дискомфорт. Поэтому дед решил сперва купить мороженное, у продавца с холодильником торговавшего у самого входа, а потом уже создавать психологический дискомфорт внуку. Для ребенка с мороженым, любая проблема решается куда более приятно и сладко. Дедушка рассматривал диковинные названия, из которых он знал только вафельный стаканчик. Поняв, что сам он выбрать, не сможет, да и выбирает он не себе, дед передал право выбора внуку. Этот маленький человечек, который еще не умел читать и писать, с легкостью сделал самый вкусный выбор. На рынке даже в такую рань было полно народу. Дед хорошо знал цены на этом рынке, потому, что он уже пзакупался тут много лет. Обойдя пару прилавков, он выбрал один, с самой длинной очередью.