Текст книги "Глаз времени"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

Соавторы: Стивен М. Бакстер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

11. Наедине с космосом

– Эй, олух, мне нужно в туалет!

Конечно же, это была Сейбл, которая из спускаемого модуля криком поздравляла его с наступлением нового дня.

В своем сне он вернулся домой, к Наде и мальчикам. Космонавт висел вниз головой в своем спальном мешке, словно летучая мышь на ветке, и только тусклый моргающий свет лампочек аварийного освещения малой мощности разгонял вокруг него темноту. Коле потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и понять, где он находится. О, он все еще здесь. Все еще на этом наполовину списанном корабле, который бесконечно кружится вокруг неожиданно онемевшей Земли. Какое-то время космонавт оставался в спальном мешке, стараясь вернуться в свой прерванный сон.

Коля находился в бытовом отсеке вместе с их скафандрами и прочей ненужной одеждой, окруженный рухлядью, которую они везли со станции. Сейчас они вряд ли смогут открыть люк и выбросить все это в космос. Решение о том, что он будет спать здесь, помогло им выиграть для себя немного больше пространства или, если называть вещи своими именами, не дало трем космонавтам, находящимся на взводе оттого, что они оказались неизвестно на какое время замкнутыми в тесном пространстве «Союза», друг друга поубивать. Но спать здесь было весьма неуютно. Коля чувствовал запах выброшенного гниющего белья, которое Сейбл окрестила «казацкими портянками».

Коля застонал, потянулся и одним движением вытащил себя из мешка. Он направился к небольшой уборной, открыл ее, нажав на стене кнопку, и включил насосы, которые должны были вывести его продукты жизнедеятельности в пустоту космоса. Когда им стало понятно, что на орбите придется задержаться, пришлось откапывать эту уборную из-под груды мусора, ведь их возвращение домой должно было занять всего несколько часов, поэтому остановки на туалет не планировалось. Этим утром ему пришлось подождать, чтобы закончить. Коля был обезвожен, а его моча была густой и жглась, как будто бы не хотела покидать его организм.

Оттого, что он был только в нижнем белье, подштанниках и нательной футболке с длинными рукавами, его трясло от холода. Чтобы «Союз» продержался в рабочем состоянии как можно дольше, Муса приказал оставить включенными лишь самые необходимые системы жизнеобеспечения, да и те держать на минимальной мощности. Поэтому корабль постепенно стал холодным и сырым. На стенах начала появляться плесень. Благодаря невесомости воздух понемногу наполнился пылью, кусочками отслоившейся кожи, сбритой щетиной и остатками еды, не желавшими оседать на пол. У космонавтов постоянно засорялись глаза, и они все время чихали. Вчера Коля провел маленький эксперимент и подсчитал, что за час он чихнул двадцать раз.

Шел десятый день. Сегодня они совершат очередные шестнадцать бессмысленных витков вокруг Земли и, возможно, доведут их общее число, начиная с того момента, как неизвестно куда пропала станция, до ста шестидесяти.

Коля закрепил на бедрах специальные браслеты. Эти ремни из эластичного материала должны были защитить его от дисбаланса жидкостей, вызванного микрогравитацией, и были достаточно тугими, чтобы ограничивать потоки жидкости из ног, при этом не останавливая их. Он надел комбинезон, который в действительности был еще одной находкой, откопанной из груды барахла в бытовом отсеке.

После этого он пробрался через открытый люк в спускаемый модуль. Ни Муса, ни Сейбл даже и не глянули на него: всем им ужасно надоело лицезреть друг друга. Коля крутнулся в воздухе и с легкостью, наработанной практикой, опустился в свое левое кресло. Как только он освободил проход, Сейбл вылетела в люк, и Криволапов услышал, как она во что-то врезалась.

– Лови завтрак, – сказал Муса и пустил по воздуху поднос.

На нем были закреплены клейкой лентой тюбики и банки с едой, уже открытые и наполовину съеденные. Они давно успели покончить с небольшим запасом еды на борту «Союза» и теперь приступили к аварийному рациону, который должен был поддерживать их силы после приземления: консервированное мясо и рыба, тубы с овощами в сметане и сыром, даже немного леденцов. Но питательным это назвать было трудно. Коля провел пальцем по каждой пустой банке и высосал остававшееся в них содержимое прямо в воздухе.

Как бы там ни было, а есть им не сильно хотелось, что было одним из странных эффектов пребывания в невесомости. Но вот по горячей пище, которую они в последний раз ели еще на станции, Коля действительно очень соскучился.

Муса решительно принялся за исполнение своих ежедневных обязанностей в твердом намерении наладить связь с командованием.

– Стерео один, Стерео один… – повторял он.

Не важно, сколько часов он на это тратил, ему, как и прежде, никто не отвечал. Но что им еще оставалось делать?

Сейбл была «наверху» и рылась в бытовом отсеке. Ей удалось найти детали старого устройства любительской радиосвязи, с помощью которого космонавты, находящиеся на орбите, в былые времена могли выйти на связь со своими поклонниками по всему миру, особенно со школьниками. Со временем интерес общественности к МКС пропал, и этот элемент стареющей станции за ненадобностью разобрали, упаковали в ящик и погрузили на «Союз» с целью последующей утилизации. Теперь Сейбл пыталась заставить его заработать. Может случиться, что им посчастливится поймать чей-то сигнал или даже самим его отправить, используя длину волны, на которой их обычные средства связи работать не могут. Муса по привычке наорал на нее, когда она пыталась подключить свою находку к источнику электропитания корабля. Назревал очередной спор на повышенных тонах, но на этот раз Коля решил вмешаться.

– Шансов, конечно, мало, но это может сработать, – сказал он. – Что плохого может случиться?

Он подался вперед и нажал на клапан бортового резервуара с водой. Из него вылез водяной пузырь, несколько сантиметров в диаметре, и направился к Колиному лицу. Зная, что в тот момент Муса с жадностью смотрит ему в затылок, Криволапов широко открыл рот – иначе получил бы нагоняй, если бы упустил хоть одну каплю. Из всех ограничений, введенных капитаном «Союза», ограничение потребления воды было самым невыносимым. В отличие от МКС, на корабле не были предусмотрены системы переработки и повторного использования. Переоборудованный для кратковременных скачков с земли на орбиту и обратно, «Союз» имел в своем распоряжении лишь небольшой резервуар.

– Даже в пустыне воду по карточкам не выдают, – возразила тогда Сейбл с типичным для нее недовольством в голосе. – Рано или поздно ты все равно ее выпьешь. По-другому не получится…

Были ли ограничения Мусы правильной мерой или нет, а вода все равно заканчивалась.

Из ящичка на стене Коля достал средство для чистки зубов. Это был рулон муслина, пропитанный зубной пастой с резким запахом, от которого отрывали и обматывали на палец кусочек, после чего засовывали в рот и водили по зубам. Криволапов использовал его осторожно, стараясь высосать весь мятный вкус: странным образом он помогал утолить жажду.

Вот так у Коли начинался новый день. Он не мог помыться, потому что у них давно закончились влажные полотенца, используемые для этой цели. Неудивительно, что от них пахло теми «казацкими портянками» в бытовом отсеке. Но по крайней мере все они оставались такими же, как прежде.

Муса продолжал печально взывать в темноту, а Коля вернулся к самому себе назначенной обязанности, заключавшейся в наблюдении за Землей.

Криволапов любил занимать себя созерцанием Земли, тем самым разбавляя однообразие долгих часов пребывания в космосе. Станция, как теперь «Союз», плыла по орбите всего лишь в нескольких сотнях километров над ее поверхностью, и поэтому у него не было того чувства одиночества и уязвимости, которое испытывают путешественники на Марс, когда смотрят на отдаляющийся голубой остров, на котором они родились. Для Коли Земля была огромной и какой угодно, но только не пустой.

Пролетев половину орбиты, он оказывался над обширными просторами Тихого океана, чью поверхность тревожили следы идущих кораблей или поднявшаяся с островов пыль. Даже сама земля в большинстве своем была свободна от людей: через Азию и северные территории Африки протянулись пустыни, на которых лишь изредка был виден лагерный костер. Люди селились в основном на побережьях или в долинах рек. Но с орбиты даже города было трудно разглядеть: когда он искал Москву или Лондон, Париж или Нью-Йорк, то мог различить только серые круги, теряющиеся среди зелено-коричневых земель деревень и сел.

Не хрупкость Земли поражала его, а ее необъятность. И не величие завоевания человеком планеты, которое и так было очевидным, а незначительность размеров его владений на ней, даже в первой половине двадцать первого века.

Но все это он мог наблюдать до того, как все произошло…

Коля старался разглядеть внизу что-то знакомое. Геометрия Земли с малой орбиты казалась без изменений: каждые девяносто минут он мог наблюдать, как лучи восходящего солнца с поразительной быстротой проникают сквозь слои атмосферы и плавно сливаются в извивающиеся потоки, будучи сначала темно-красными, затем оранжевыми, а потом желтыми. Формы и расположения континентов, пустыни, распределение вершин горных хребтов – все это выглядело таким, как и всегда.

Но под потоками света, в границах материков, были заметны перемены.

Произошли сдвиги ледниковых щитов. Ему было прекрасно видно, как лед через Гималаи пробивает себе пути в низменности. А вот Сахара не везде оставалась пустыней: то тут, то там появились новые оазисы, зеленые клочки, ограниченные участками с прямолинейными краями, которые в длину могли достигать пятидесяти километров. Также он заметил, что отрезки пустыни каким-то образом появились среди зеленых просторов дождевых лесов Южной Америки. Неожиданно мир превратился в нескладную мозаику. Но те странные кусочки зелени в пустыне уже увядали. С каждым новым днем ему становилось все заметнее, как эта зеленая глазировка умирала.

Если изменения на теле планеты были слегка заметны, то их влияние на человечество оказалось весьма существенным.

Днем увидеть с орбиты города и фермы было всегда нелегко. Но теперь даже те длинные шоссе, в свое время пересекавшие красное сердце Австралии, куда-то исчезли. Британия, легко узнаваемая по своим очертаниям, казалась покрытой толстым одеялом лесов от границ Шотландии до Ла-Манша: Коля нашел Темзу, но она была намного шире, чем он ее помнил, а вот Лондона не было. Однажды Криволапов заметил яркое оранжево-желтое сияние посреди Северного моря. Оказалось, что это горела нефтяная вышка. От нее поднимался огромный столб дыма и расстилался над всей Западной Европой. Когда они были в зоне охвата радиосигнала того места, Муса отчаянно пытался выйти с кем-то на связь. Но ему никто не ответил, и не было видно, чтобы корабли или самолеты спешили на помощь работникам пылающей вышки.

И так было повсюду. Если та сторона, на которой был день, поражала Колю своими изменениями, то та, на которой была ночь, разрывала ему сердце. Огни городов, которые с высоты напоминали ожерелья на шее у континентов, потухли и пропали бесследно.

Куда бы он ни смотрел, он видел одну и ту же картину. Но было и несколько исключений. В центре пустыни часто вспыхивал лагерный костер, хотя Коля мог принять за него вспышки от ударов молний. В Средней Азии, у границ Монголии, плотность разбросанных костров была больше. На месте того, что было Ираком, расположился город, но маленький и какой-то одинокий. Ночью его огни мерцали, как костры или пламя масляных фонарей. Явно не электрические… Сейбл утверждала, что видела признаки обитания людей на месте, где находился Чикаго. Однажды экипаж «Союза» любовался видом обширного сияния у западного побережья США. Оказалось, что это тектонический разлом: из разорванной земли вытекали потоки раскаленной лавы. Вскоре волны вулканического пепла и пыли лишили космонавтов и этого зрелища.

На первый взгляд казалось, что человечество перестало существовать. Больше ничего сказать было нельзя. Россия была пуста. Москва исчезла, и Колина семья – Надя и мальчики – пропали вместе с ней.

Космонавты осторожно обсуждали то, что могло вызвать столь жуткие метаморфозы. Возможно, что разразилась большая война, которая уничтожила все население Земли. Такая гипотеза казалась наиболее вероятной. Но в таком случае они должны были слышать, как отдают приказы военным, как взлетают в воздух МБР[12]12
  Межконтинентальные баллистические ракеты.


[Закрыть], уловить одинокие мольбы о помощи и, не приведи Господь, наблюдать, как сгорают города. И какая такая сила могла сорвать с места и перенести за сотни километров ледники и куски покрытой растительностью земли и сделать их частью совершенно противоположного ландшафта?

Рассуждения об этом никогда далеко не заходили. Возможно, им всем не хватало воображения, чтобы объяснить происходящее на планете. А может быть, они боялись, что их разговоры могли каким-то образом воплотить их худшие опасения в действительность.

Коля старался рассуждать логически. Внешние датчики «Союза» функционировали отлично. Разработанное специально для ведения фотосъемки МКС в космосе, это оборудование могло сохранять изображения в электронном виде фактически бесконечно. Коле не составило бы труда настроить его так, чтобы оно было направлено на Землю. Орбита «Союза», тень, оставшаяся от орбиты станции, не охватывала всю планету, но далеко простиралась по обе стороны от экватора. Поэтому, по мере того как Земля вращалась вокруг своей оси, в объектив их камер попадали новые и новые ее территории. Таким образом, у Коли появилась возможность вести фотографические записи о состоянии планеты с большим охватом с севера и юга.

«Союз» продолжал одиноко кружить над планетой, и Коля упорно не позволял негативным мыслям лезть в голову, он старался контролировать свои эмоции и страхи и просто фотографировать то, что видел. Казалось странным то, что где-то в обширной электронной памяти этого съемочного оборудования хранились изображения станции, которые они сделали сразу же после расстыковки, изображения того, что исчезло бесследно. Исчезновение МКС было вступлением к разворачивающейся симфонии странностей, с которыми они столкнулись.

Сейбл потребовала, чтобы ей объяснили смысл столь тщательного фотографирования. В отличие от этого, ее идея с любительской радиостанцией должна была установить связь с кем-то на Земле, благодаря чему у них появлялась возможность выжить. Какая польза от всех этих фотографий? Коля не видел надобности оправдываться перед ней. Больше в мире никто не мог этого сделать, и он считал, что Земля заслуживала того, чтобы у нее был свидетель изменений.

Кроме того, насколько ему было известно, вполне могло оказаться, что его жены и маленьких сыновей больше нет. Если это так, тогда какой вообще смысл во всем, что они делают?

Погода была нестабильной: огромные системы низкого давления издевались над океаном и продвигались к суше, оставляя после себя в атмосфере электрические бури. Из космоса они представлялись прекрасным зрелищем: вспыхивающие, разветвляющиеся молнии между тучами запускали цепную реакцию, которая могла бы охватить целый континент. А над экватором тучи скапливались в огромные стада, и Коле казалось, что они пытаются дотянуться до него. И тогда он вдруг представлял себе, как «Союз» затягивает в этот грозовой фронт. Возможно, моря и воздух находились в таком же волнении, как и земля. Шли дни, зрелище медленно ухудшалось. Но почему-то усиливающийся внизу мрак приносил Коле непонятное облегчение. Он чувствовал себя, как ребенок, который верит, что все плохое уйдет, если его не видеть.

Когда Коля больше не мог смотреть на планету, он поворачивался к своему лимонному дереву. Маленькое, как бонсай, оно стало объектом его собственных исследований на станции. На второй день после того, как они застряли на «Союзе», он достал его из специального ящика, и теперь оно стояло под его сиденьем. Когда-нибудь, путешествуя на борту огромных космических лайнеров к другим планетам, люди будут выращивать фрукты прямо в космосе, и его, может быть, запомнят как пионера в области исследования новых путей культивирования жизни вне Земли. Теперь казалось, что все эти возможности канули в небытие, а вот маленькое деревце осталось. Коля брал его на руки и подставлял потокам солнечных лучей, которые наполняли корабль сквозь иллюминаторы, и ртом брызгал на его листочки драгоценную воду. Когда он потирал их между пальцами, то чувствовал резкий запах, который напоминал ему о доме.

Странности изменившегося мира, скрываемого гладью воздушного моря, были таким контрастом почти домашнему уюту их «Союза», что порой им казалось, что то, что они наблюдают в иллюминаторе, – какое-то нереальное световое шоу.

В полдень десятого дня из люка бытового отсека показалась голова Сейбл.

– Если вам сейчас нечем заняться, – сказала она, вися вниз головой, – то предлагаю поговорить.

Укутанные в тонкие серебристые спасательные одеяла мужчины развернулись в своих креслах. Сейбл проскользнула на свое место.

– У нас кончается все, – перешла она прямо к делу, – еда, вода, воздух, влажные салфетки, а у меня к тому же еще и тампоны.

– Но ситуация на Земле еще не нормализовалась… – начал было Муса.

– Да брось ты, – оборвала его Сейбл. – Разве не ясно, что ситуация и не собирается нормализоваться? Что бы на Земле ни случилось… в общем, кажется, что там так все и останется. А мы останемся здесь.

– Мы не можем приземлиться, – тихо сказал Коля, – без координации с Земли.

– Технически, – сказал Муса, – мы можем и сами войти в атмосферу. Автоматизированные системы «Союза»…

– Да-да, – перебила его Сейбл. – «Этот Маленький Космический Корабль Смог Бы», верно?

– Но помощи нам ждать будет неоткуда, – продолжал Коля. – Ни вертолетов, ни врачей. Мы пробыли в космосе три месяца, плюс еще десять незапланированных дней. Мы будем слабы, как те котята. Возможно, нам даже вылезти из спускаемого модуля не удастся.

– В таком случае, мы должны обязательно приземлиться недалеко от людей, – ответил Муса. – И не важно каких. Понадеемся на их милосердие.

– Не очень-то радостная перспектива, – сказала Сейбл, – но ничего не поделаешь. А что нам еще остается? Навсегда остаться на орбите? Ты этого хочешь, Коля? Сидеть здесь и фотографировать, пока язык к небу не прилипнет?

– Может оказаться, что это лучший конец по сравнению с тем, что ждет нас внизу, – ответил Коля.

Здесь, на борту медленно умирающего «Союза», он хотя бы был на своей территории. Коля действительно не мог себе представить, что поджидает их на Земле, и не был уверен, что у него хватит храбрости встретиться с этим лицом к лицу.

Муса подался вперед и положил здоровенную ладонь Коле на колено.

– Нас не готовили к такому: ни программа космонавтов, ни… традиции. Но мы – русские. И если даже мы окажемся последними русскими, что вполне возможно, мы должны жить или умереть, как подобает русским.

В этот момент Сейбл разумно решила, что от комментариев ей лучше воздержаться.

– Тогда нужно приземляться, – неохотно ответил Коля, кивнув.

– Ну, и слава Богу, – сказала Сейбл. – Теперь только бы решить, где?

Коля вдруг вспомнил, что «Союз» был рассчитан на посадку исключительно на землю: в случае посадки на воду, как это когда-то сделали американцы, они обязательно погибнут, если никто им вовремя не придет на помощь.

– Мы можем решить, лишь в каком месте войти в атмосферу, – сказал Муса, – после чего окажемся в руках программы автоматического выполнения действий. Когда раскроется парашют, мы уже не будем хозяевами своей судьбы. Увы, но данных о погоде у нас тоже нет: ветер может отнести модуль на сто километров в сторону. Поэтому нам нужен обширный район твердой и ровной поверхности, что означает: садиться необходимо в Центральной Азии, как с самого начала планировали наши конструкторы.

Казалось, он ожидал от Сейбл возражений, но женщина лишь пожала плечами и сказала:

– Это не такая уж плохая идея. В Центральной Азии мы обнаружили следы жизни людей, все те костры – ничего современного, конечно, просто людские поселения, но довольно кучно расположенные. Нам нужно найти людей, и этот район нам подходит так же, как и любой другой.

Все казалось разумным, но Коля заметил непонятную твердость в том, как Сейбл шевелила губами, словно она уже просчитывала наперед все возможные ситуации, в которых они могут оказаться после приземления.

Муса хлопнул в ладоши.

– Вот и хорошо, – сказал он. – Раз мы со всем определились, то нет причины затягивать. Теперь нужно подготовить корабль…

Вдруг в бытовом отсеке зазвучал гудок.

– Черт, – сказала Сейбл. – Это моя любительская радиостанция.

Одним движением она влетела в люк.

Действительно, простой детекторный приемник, который Сейбл собрала и установила в бытовом отсеке, поймал два сигнала.

Один был устойчивым пульсом, сильным, но явно автоматическим и шел откуда-то из Ближнего Востока. А вот второй оказался людским голосом, скрипучим и слабым.

«…Отик. Это старший уорент-офицер Кейси Отик, Воздушно-космические силы США и ООН, нахожусь в крепости Джамруд, Пакистан, всем, кто меня слышит. Пожалуйста, выйдите на связь. Я – старший уорент-офицер Кейси Отик…»

Сейбл широко улыбнулась, обнажив белые зубы.

– Американец! – воскликнула она. – Я так и знала!

И стала настраивать замысловатый прибор, чтобы успеть ответить раньше, чем «Союз» отплывет слишком далеко от зоны радиоприема.