Текст книги "Трагедия 22 июня: блицкриг или измена?"

Автор книги: Арсен Мартиросян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 60 страниц)

Разве это «обезглавливание армии», если из 36 898 чел. уволенных по различным основаниям 33,77% достаточно быстро были реабилитировали и восстановлены в РККА – уже в 1939 – 40 гг., а к 22 июня 1941 г. их количество возросло до 40,65%?

Разве это бесчеловечное отношение к командным кадрам, если власть нашла в себе мужество признать ошибки, внимательно рассмотреть жалобы и прошения, и из 19 106 чел., уволенных по политическим мотивам, реабилитировать к 22 июня 15 тыс. чел.? Да-да, в чем конкретно бесчеловечное отношение, если в условиях резкого пополнения РККА офицерскими кадрами – с 206 тыс. в 1937г. до 680 тыс. к 22 июня 1941 г. – шла борьба фактически за каждого офицера, попавшего под увольнение? Ведь, казалось бы, какую «погоду» могли сделать те же 15 тыс. реабилитированных и восстановленных в РККА, если, к примеру, одних только офицеров запаса с 1937 по 1940 г. было подготовлено 448 тыс. чел.? Ведь эти 15 тыс. чел. составили всего-то 3% от числа подготовленных офицеров запаса!

Ан нет, власть была заинтересована разобраться во всем и с каждым тщательно, признавая допущенные ошибки [325]325
  К слову сказать, одним из первых приказов Л. П. Берии на посту наркома внутренних дел СССР был приказ от 17 июня 1939 г. «О порядке вызова военнослужащих в органы НКВД», которым было запрещено вызывать военнослужащих в НКВД без согласия и ведома комиссаров воинских частей. Примечательно, что в преамбуле этого приказа Берия прямо указал, что имеющая до этого место практика вызовов военнослужащих в НКВД нервирует личный состав РККА и РККФ! (См.: Органы государственной безопасности в Великой Отечественной войне. Т. 1. Накануне. Кн. 1 (ноябрь 1938 – декабрь 1940 г). М., 1995. С. 51 – 52). А до этого, 13 января 1939 г., по инициативе того же Л. П. Берии был издан совместный приказ НКВД и НКО СССР «О работе особых отделов НКВД», согласно которому аресты рядового и младшего начальствующего состава должны были согласовываться с Военными советами округов, а среднего, старшего и высшего начсостава – с наркомом обороны. Еще один приказ Берии – «Об упорядочении проверки военнослужащих и вольнонаемных, проводимых через особые отделы НКВД» от 28 августа 1939 г. – положил конец массовой проверке, сохранив ее только для номенклатуры ЦК ВКП(б) командного политического состава и вольнонаемных, имеющих допуск к секретной и шифровальной работе (в отношении двух последних приказав см.: Абрамов В. Лубянка Открытые материалы Смерш. Советская военная контрразведка против разведки Третьего рейха. М., 2005. С. 54 – 55). Так что начиная с середины января 1939 г. за все аресты военнослужащих органами госбезопасности в равной степени отвечали как Военные советы округов, так и лично нарком обороны. Поэтому списывать все на Берию да на Лубянку уже не только просто нечестно, но и подло, ибо документы не позволят этого.


[Закрыть] . Потому и вернулись в строй эти 15 тыс. лиц командно-начальствующего состава.

В то же время было бы явно не по-человечески отмахнуться от того факта, что доже просто досрочное увольнение из рядов Вооруженных сил для лиц, связавших с армией свою жизнь, свою судьбу, – событие горькое и неприятное. А что уж говорить о тех, кто так и остался арестованным и осужденным на различные сроки, и особенно о тех 1634 офицерах (в т. ч. и высших), которые завершили свой жизненный путь не только досрочно, но и прежде всего трагически: ведь даже не на поле битвы с посягнувшим на Родину врагом сложили свои головы, а в расстрельном подвале Лубянки, как посягнувшие на честь, свободу, независимость и суверенитет Родины «враги народа», изменившие все давшей им Родине…

Но виноват ли в том Сталин, который свыше полутора десятков лет кряду терпел всевозможные заговоры в РККА, вдохновлявшиеся и организовывавшиеся в основном Троцким и К°?!

Виноват ли в том именно тот самый Сталин, который не только терпел это, даже невзирая на многочисленные сообщения органов госбезопасности (в т. ч. и из-за рубежа) о зреющем заговоре, но и прежде всего пытался увещевать, урезонить не в меру тщеславную и амбициозную генеральскую оппозицию, применяя до 1937 г., как правило, мягкие меры (хотя и без арестов тоже не обходилось)?

Виноват ли в их трагедии тот самый Сталин, который еще 4 мая 1935 г., совершенно открыто предупредил генералов, что ему хорошо известно, как они «угрожали свергнуть нынешнее руководство, угрожали убить» кое-кого из высшего руководства (а ведь угрожали убить-то как раз самого Сталина!), дав тем самым им не только понять, что если и не все, то очень многое об их заговоре ему известно, но и реальной шанс все-таки прекратить свою заговорщическую, подрывную деятельность? (см. Застольные речи Сталина: Документы и материалы / Сост. В А. Невежин М., 2003. С. 78).

Виноват ли в их трагедии тот самый Сталин, который не только открыто предупредил их, что ему многое известно об их заговоре, не только дал им шанс превратить свою заговорщическую деятельность, но и не менее открыто же предупредил их 15 мая 1935 г. о том, что если они не поймут ничего и не прекратят своей заговорщической деятельности, то их ожидает печальная участь «врагов народа»?

Тогда, 15 мая 1935 г., Политбюро ЦК ВКП(б) приняло очень важные решения: 1. Создать Оборонную комиссию Политбюро для руководства подготовкой страны к возможной войне с враждебными СССР державами. 2. Создать Особую комиссию Политбюро по безопасности для ликвидации врагов народа 3. Провести во всей партии две проверки – гласную и негласную. 4. Обратиться ко всем членам и кандидатам партии с закрытым письмом о необходимости повышения большевистской бдительности, беспощадного разоблачения врагов народа и их ликвидации».

Тем самым Сталин открыто и однозначно предупредил всю внутреннюю оппозицию, включая, естественно, и военную, генеральскую, что в связи с надвигающейся угрозой войны он более не намерен терпеть какую бы то ни было оппозицию и ее подрывную деятельность. Кстати, он не впервые это сделал – еще во время первой «военной тревоги» в 1927г. он точно так же ставил задачу – «…чтобы укрепить тыл, надо обуздать оппозицию» (см.: Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927 – 1939. Документы и материалы: В 5-ти т./Под ред. В. Данилова. Т. 1. М., 1999. С. 25).

Более того, решительный тон этого постановления как бы требовал от всей оппозиции прекратить свою заговорщическую деятельность перед лицом надвигающейся угрозы войны, иначе участь ее, оппозиции, будет печальна.

Подчеркиваю, что Сталин сделал это, что называется, с открытым забралом – главари оппозиции, в т ч. и генеральской, прекрасно знали об этом постановлении Политбюро ЦК ВКП(б), но, как всегда, похерили такое предупреждение.

Виноват ли Сталин в их трагедии, если спустя всего-то семь месяцев после упомянутого выше постановления, о котором главари генеральского заговора знали, т. е. в декабре 1935 г., даже не Лубянка, а военная разведка положила ему на стол полностью совпадавшие с ранее докладывавшимися чекистскими данными о заговоре, но добытые на этот раз в недрах 2-го Бюро Генерального штаба (военная разведка) Франции неопровержимые, в т. ч. документальные сведения о совместном с германскими генералами заговоре высокопоставленных советских военных, направленном на свержение советской власти и физическую ликвидацию ее высшего руководства в результате военного переворота, который должен был быть осуществлен в ходе предполагавшейся войны с Германией на фоне едва ли не молниеносного поражения РККА, которое они же, заговорщики, сами и подготавливали (см.: РГВА. Ф. 33987. Д. 770. Л. 170 – 180)?

Виноват ли он в том, что эти и без того подтверждавшиеся иными сведениями данные к моменту разгрома заговора генералов многократно подтвердились, после чего уже никак нельзя было терпеть заговор?!

Виноват ли Сталин в том, что именно Тухачевский назначил военный переворот на 12 мая 1937 г.?

Виноват ли Сталин в том, что главари оппозиции и их соучастники изначально договорились между собой о том, что в случае провала и ареста они будут откровенно «закладывать» максимально большее количество людей, прежде всего ни в чем не виноватых, дабы в их невинных страданиях «растворить» свою вину и ответственность за преступления перед государством. «Разве он виноват в том, что они целенаправленно приняли именно такую, с позволения сказать, «тактику защиты» – что-де чем больше посадят невинных, тем быстрее прекратятся репрессии против истинных заговорщиков и непримиримых оппозиционеров?

Явно не шибко умная от природы вдова Н. И. Бухарина – Ларина А. М. – открыто проболталась об этом (Незабываемое. М., 1989. С. 308), даже и не поняв, что пригвоздила тем самым все эти т. н. невинные жертвы сталинизма к позорному столбу Истории!

Разве виноват он в том, что эта падаль, сиречь т. н. «ленинская гвардия», даже ответственность за содеянное и то не могла и не умела нести по-человечески?!

Так что же, выходит, что Сталин ни в чем не виноват?!

Ну так и прежде всего Сталин не нуждается ни в нашем осуждении, ни в нашем одобрении. И уж тем более нельзя мерить такого гиганта позаимствованным у лысого карлика-имбецила крошечным кукурузный аршинчиком.

Мы всего лишь обязаны просто понять его – чтобы, быть может, понять что-то в самих себе. Ну, хотя бы то, как мы все, 300-миллионный советский народ, умудрились прос…ть свою Великую Родину, отдав ее на растерзание современным вандалам…

Ведь Сталин тогда ее не отдал на заклание их предкам (в т. ч. и идейным)…

Ну а если уж так охота все-таки бросить ретроспективный упрек в адрес Сталина, то для начала не грех бы уяснить, что тогда время было иное, люди были иные, и законы тоже были иные. И с современной, тем более оболваненной даже и не демократией, а действительно же дерьмократией меркой к ним ну никак нельзя подходить…

А уяснив все это, очевидно, нетрудно будет понять, почему боевая стойкость наших солдат в Великой Отечественной войне была в 17 раз выше, чем в царской армии в период Первой мировой, офицеров – в 8 раз выше, генералов – в 6,5 раза [326]326
  Мухин Ю.Убийство Сталина и Берии. С. 250 – 252.


[Закрыть].

Так что такая армия таких храбрейших львов, столь ожесточенно яростно защищавших свою Родину, что с первого же дня вогнали гитлерюг в дикий, постоянно нараставший животный страх перед возмездием – нет, такая армия не могла просто так, на целых 80% угодить в плен («без вести пропасть») уже в самом начале войны! К слову сказать, к началу битвы под Москвой осталось всего 7 – 8% от той кадровой армии, с которой СССР вступил в войну.

Не случайно поэтому, что среди ветеранов Великой Отечественной войны, к глубокому сожалению, меньше всего тех, кто провоевал с 22 июня 1941 г. по 9 мая 1945 г., но особенно мало среда них тех, что первыми принял на себя удар вермахта…

Простые солдаты и офицеры не виноваты в той трагедии. Они-то как раз молодцы – в тех наитяжелейших условиях так жестоко били врага, что нет ни одного донесения германских военных в начальный период агрессии, где бы они не расписывали всю свирепую ярость и ожесточенность сопротивления наших войск, практически мгновенно, но самостоятельно перешедших к единственно возможной тогда активной обороне, да еще и в духе Барклая де Толли – Кутузова!

Трагедия могла произойти и действительно произошла только в результате подставы войск западной группировки, и имя этой подставы: НЕМЕДЛЕННЫЙ ВСТРЕЧНО-ЛОБОВОЙ КОНТРБЛИЦКРИГ (КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ) ПРИ «ЖЕСТКОЙ ОБОРОНЕ» В ВИДЕ ДЫРОК ОТ БУБЛИКОВ!

Умышленная ли подстава была или нет – не мне судить, хотя о некоторых аналогиях придется рассказать, но об этом позже. Но то, что подстава была, – это совершенно однозначно!

Потому что «органическая ненависть» начальника Генерального штаба, генерала армии Жукова Г. К. к штабной работе при поддержке ничего нового в стратегии противника не видевшего наркома обороны маршала Тимошенко С. К. привела к тому, что войска натурально были подставлены под разгром.

Охватившая, к глубокому сожалению, наши войска вполне закономерная в тот момент и в той ситуации паника имела одну уникальную особенность, о которой, за редким исключением, предпочитают не вспоминать. Дело в том, что в подавляющем большинстве случаев в начальный период войны паника начиналась, как правило, с воплей о том, что-де командиры предали!

Конечно, абсолютное большинство, т. е. 99,99%, командиров никакими предателями не были, хотя отдельные мерзавцы и сволочи, к сожалению, имелись. Однако сам факт таких обвинений в действующей армии не случаен – простые солдаты, что называется, всеми фибрами ощущали какую-то неведомую, непонятную им, нередко фантастическую несуразность действий командиров на фоне еще более неведомой и непонятной им, невесть откуда взявшейся фантастически не адекватной реальности мощи противника.

Очень примечательно в этой связи описание механизма возникновения паники в связи с возможным окружением, которое в своей аналитической записке от 3 сентября 1941 г. «О некоторых важных вопросах войны» на имя Сталина дал 1-й секретарь ЦК КП(б) Белоруссии ПК. Пономаренко. «6. В частях чрезвычайно нервно относятся к возможности окружения. Воля командиров и действия частей парализуются во многих случаях тотчас же после того, как воображение создало картину окружения, хотя действительного тактического окружения наших соединений почти никогда не бывало» (?! – А. М).

Это до чрезвычайности интересное заявление. Если это так, а сомнений в том быть не может – уж слишком серьезна фигура Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко как 1-го секретаря ЦК КП(б) Белоруссии, обратившегося к Сталину с глубоким анализом хода войны за первые два с лишним месяца боевых действий, то и вовсе выходит страшная картина: в окружение и «котлы» наши войска попадали в результате паники и паралича воли!

Но они-то на пустом месте не возникают и не происходят. Для этого войска изначально должны быть поставлены, причем в первую очередь решениями и действиями ГШ, в очень специфическую ситуацию, при которой они непременно возникнут. То есть, по сути дела, должны быть расставлены. К глубочайшему сожалению, так оно и было. Ведь все решения и действия ГШ во главе с Жуковым (и под особым патронажем Тимошенко) были сведены, в чем еще многократно убедимся, к организации немедленного встречно-лобового контрблицкрига единым 4500-километровым фронтом, а когда это не вышло, потому как и выйти-то не могло по определению (об этом речь также еще впереди), то изготовившиеся к такому варианту действий и имевшие на руках предписания ГШ только для такого варианта войска мгновенно оказались на редкость в крайне уязвимом в точки зрения обороны положении. Именно в этот момент и начинались растерянность, паника, паралич воли и т. д. и т. п. При жесткой иерархичности системы военного мышления и особенно действий ничего иного произойти и не могло!

«Так называемые окружения почти во всех случаях выглядят следующим образом: в тылу действующего соединения или частей определяются просачивающиеся подвижные, маневрирующие группы противника. Воображение начинает дополнять силы противника. Рвется связь между частями, и никто не пытается ее восстановить, считая это обстоятельство нормальным в условиях окружения. Начинается выход из окружения или отдельных частей или групп, или одиночками» (по сути дела то было организованное массовое дезертирство с поля боя под видом выхода из окружения; цит. по Досье гласности. 2003 № 7/8(23) С. 11. – А. М.)

А теперь – особое внимание, ибо предстоит столкнуться с откровенно напрашивающимся крайне нелицеприятным вопросом: зачем уже в середине первого дня войны Жукову и Тимошенко понадобилось пытаться на самом высшем уровне узаконить в представлении Сталина фактически едва ли не тотально охватившую наши войска ситуацию паники, за что они оба нарвались на очень резкий отлуп со стороны Иосифа Виссарионовича?

Помните, еще в самом начале первой главы приводился пример того, как Сталин врезал им обоим в 13.00 по московскому времени 22 нюня: «Вы прикрываетесь внезапностью. Имейте в виду – немцы внезапностью рассчитывают вызвать панику в частях нашей армии».

Так вот, кто бы объяснил вразумительно, на кой хрен уже в середине первого дня войны двум высшим военным руководителям СССР понадобилось это?! Ведь даже с точки зрения аргументации их заявление Сталину о внезапности было более чем глупым – ведь всего-то 12 часов назад они сами же отправили в войска директиву, первая же строка текста которой так и начиналась – «возможно внезапное нападение»! Более того, к 13.00 22 июня они еще сами-то толком не знали, что происходит на фронтах!

В самом деле, ну кто бы вразумительно объяснил, зачем им это понадобилось?! Лично сам автор может вразумительно объяснить лишь последствия такого узаконения: Слава Богу, что оно не имело место. Но, не приведи, конечно, Господь Бог, в противном случае развал армии происходил бы на законных основаниях, как, впрочем, и ее усиленный этим драп от противника! Уж не этого ли добивались Жуков и Тимошенко от Сталина?! Но тогда тут же всплывет иной, еще более нелицеприятный вопрос: а это-то зачем им понадобилась?

В начальный период войны на имя Сталина хлынул поток отчаянных жалоб от рядового состава РККА на приводящую к массовой гибели личного состава и потере позиций несуразность действий командиров всех уровней. В принципе это неслыханное явление, когда войска откровенно жалуются на командиров уже в ходе войны, но оно, к сожалению, имело место, причем чем больше дней проходило с момента начала агрессии, тем чаще в этих жалобах звучали откровенные намеки на предательство командования всех уровней, а нередко и прямые утверждения на сей счет.

Вот, к примеру, одно из многих писем начального периода войны на имя Сталина (стиль и орфография оригинала сохранены): Письмо А. Ф. Окунева, В. Г Кузнецова, А. И. Бычкова в Политуправление РККА и И. В. Сталину.

15 августа 1941 г.

В ПОЛИТУПРАВЛЕНИЕ РККА. КОПИЯ – В ЦК ВКП(Б) СЕКРЕТАРЮ ЦК И. В. СТАЛИНУ

от политбойцов-членов ВКП(б) Окунева А Ф., п/б №3483297, Кузнецова В. Г., Бычкова А. И.

Считаем нужным сообщить следующее:

Вместе с другими товарищами политбойцами в начале августа мы прибыли на Смоленское направление на участок фронта, занимаемый 89 дивизией

И что же? Прекрасный боевой дух политбойцов в несколько дней был п одорван бессмысленной (на наш взгляд преступной) тактикой изолированных наступлений отдельных рот и батальонов на линию обороны противника (при отсутствии наших танков и самолетов). Причем все эти наступления проводились днем, словно нарочно для того, чтобы побольше вывести из строя наших политбойцов (из которых в основном состояли роты 400, 536 полков, так как основной состав выбыл раньше). Так, 6/VIII с. г. днем по открытому полю, не имея перед собой никакой определенной задачи, наступила 7-я рота 3 батальона 400 [стрелкового] полка; поползав по полю взад – вперед, она потеряла половину состава (?! – А. М.)

Так было 12-го августа с ротой 2 батальона 526 с[стрелкового] полка; 11 августа с разведотрядом 8 роты 3 батальона 400 [стрелкового] полка и т. д. и т. п.

В итоге за неделю был истреблен не только боевой дух, но личный состав: от сотен политбойцов 400, 526 [стрелкового] полков остались десятки, и единицы. В результате так организованных, вернее, совсем неорганизованных наступлений наши замечательные политбойцы умирали на поле боя с горьким сознанием бессмысленной гибели.

И верно: получилось избиение наших людей днем в открытом поле. Следует отметить, что подобная тактика непродуманных наступлений проводилась и до нашего прибытия. Она привела к огромным потерям, разброду целых подразделений, к самострелам. Командование указанных полков таким образом расходует человеческий материал как нерадивый хозяин.

Помимо больших бесцельных потерь, надо указать на отсутствие достаточной заботы о бойцов, их питании и отдыхе. Отдельные полки 89 дивизии двигались к фронту полуголодные, иногда не получая пищи по два-три дня. Тыловые службы обеспечены питанием в несколько роз лучше, чем бойцы на передовых позициях, где они находятся уже около месяца.

Все это мы наблюдали сами, слышали от массы бойцов. Сейчас мы находимся в госпитале и решили написать это письмо, считая необходимым принять нужные меры, ибо такие факты имеют место до сих пор у нас и могут иметь место на других участках фронта.

В заключение выражаем непоколебимую уверенность в полной победе под подлым врагом – немецким фашизмом.

С ком. приветом Окунев, Кузнецов из Ленинградской организации, Бычков из Тамбовской организации»

(цит. по: Досье гласности. 2003. № 7/8(23). С. 5)

Авторы письма были абсолютно правы – подобное творилось фактически повсеместно на советско-германском фронте и по сути дела продлилось вплоть до Победы, в чем еще убедимся.

Далее метко прозванный простыми солдатами «мясником» Жуков, к примеру, в бытность командующим Западным фронтом уже в 1942 г., 30 марта указанного года письменно же подтвердил, что это повальная ситуация в армии, ну и заодно сам себя же и высек, ибо накатал тогда следующее: «В Ставку Верховного главнокомандования и Военный совет фронта поступают многочисленные письма от красноармейцев, командиров и политработников, свидетельствующие о преступно халатном отношении к сбережению жизней красноармейцев пехоты. В письмах и рассказах приводятся сотни примеров, когда командиры частей и соединений губят сотни и тысячи людей при атаках на не уничтоженную оборону противник и не уничтоженные пулеметы, на неподавленные опорные пункты, при плохо подготовленном наступлении. Эти жалобы, безусловно, справедливы и отражают только часть существующего легкомысленного отношения к сбережению пополнения…»(ЦАМО РФ. Ф. 353. Оп. 5879. Д. 74. Л. 320).

Долее идут драконовские, но справедливые в такой ситуации меры, назначенные Жуковым.

Однако же и во-первых, почему сбережение жизней должно было касаться только пополнения – что, жизни уже давно находящихся на фронте того не заслуживали, что ли?!

Во-вторых, какого хрена надо было ждать до 30 марта 1942 г., когда уже со всей очевидностью захлебывалась наша Ржевско-Сычевская операция, осуществляемая Западным фронтом под командованием самого Жукова с 8 января по 20 апреля 1942 г.?

Я именно потому так резко ставлю вопрос, что просто физически не могу понять, почему для того, чтобы уразуметь такое, нужно было именно девять с лишним месяцев самого кровавого периода воины?! Неужели раньше нельзя было сообразить? Ведь сам Жуков только и знал, что с 22 июня занимался именно этим преступно халатным отношением к сбережению не только жизней пополнения или красноармейцев пехоты, но и военнослужащих вообще! Именно так он и готовил и эту операцию тоже. Чего ради понадобился такой приказ, если, к примеру, Сталин, мерзкие поклепы на которого Жуков городил с 1955 г. и до самой своей смерти, призывал, отчаянно призывал к тому же еще два года назад – в 1940 г., 17 апреля? Что это за двухлетнее тугодумство генералитета? И тугодумство ли вообще?! Вопрос этот именно потому справедлив, что вся эта директива Жукова от 30 марта 1942 г. при всей справедливости установленных ею драконовских мер и тем более объективности описанного в ее преамбуле совершенно однозначно и целенаправленно напарывается на следующее острое определение: это был а чистейшей воды документальная отмазка лично Жукова за уже совершенно очевидные к 30 марта 1942 г. крайне печальные итоги осуществлявшейся под его командованием операции и особенно за очень серьезные потери в живой силе!

Жуков совершенно открыто, документально сделал вид, что он тут ни при чем! И сделал так именно потому, что с самого начала войны Сталин непрерывно ужесточал свои требования к максимальному сбережению жизней простых солдат и в начале 1942 г. за это уже можно было лишиться не только погон, но и свободы, а то и жизни…

Масштабы же потерь в этой операции были таковы, что Жуков уже явно почувствовал реальную возможность опасного визита с еще более опасными вопросами представителей особого отдела, а то и Управления Особых отделов из Москвы, которое подчинялось лично Сталину. Потому-то и такая документальная отмазка, с привязкой даже к данным СВГК, глупейшая по всем параметрам: 8 января начать операцию а только без малого через три месяца, на исходе уже давно захлебнувшейся операции наконец-то сообразить, что жизнь людская и к ровь людская – чего-то да значат?! Вот уж действительно «полководец»-«мясник»!

В 1941 г. это было особенно характерно для основных наших трех фронтов – Северо-Западного, Западного и Юго-Западного, командующие которыми – соответственно Кузнецов, Павлов и Кирпонос, руководствуясь предвоенными предписаниями ГШ и НКО (т. е. Жукова и Тимошенко), буквально губили вверенные войска, едва ли не как дрова «сжигая» их частями в неравных боях и гитлеровских «котлах»! Командиры же частей, выполняя приказы вышестоящего начальства, также задавались тем же вопросом – отдает ли вышестоящие командование хотя бы себе отчет в том, что происходит, или все их указивки только для того, чтобы документально обезопасить свои головы и шкуры?!

Вот почему приказ Сталина № 270 от 16 августа 1941 г. и отличался драконовскими мерами в отношении именно командиров – он предоставлял каждому военнослужащему право требовать от вышестоящего начальства драться в окружении до последней возможности, а если командир или часть красноармейцев «предпочтут сдаться в плен – уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными». Вот почему он вынужден был весь 1942 г. вдалбливать генералитету, как на самом деле надо воевать (об этом см. в гл. II раздела III).

Едва ли не самым первым в отечественной мемуарной литературе на это обстоятельств попытался было обратить внимание К. К. Рокоссовский, но опять-таки, явно не без содействия Жукова, вмешалась цензура. Потому что к этой проблеме Рокоссовский обратился с позиций командира механизированного корпуса, в статусе которого он и вступил в войну, затем рассматривал его же с позиций командующего армией, фронтом и, наконец, Маршала Советскою Союза – одного из двух главных маршалов Победы. А это было уже чересчур и для властей, и для Жукова – вот и обкорнали рукопись Рокоссовского. Об этом однозначно свидетельствует содержание сделанных цензурой купюр: «…Но о чем думали те, кто составлял подобные директивы, вкладывая их в оперативные пакета и сохраняя за семью замками? Ведь их распоряжения были явно нереальными. Зная об этом, они все же их отдавали, преследуя, уверен, цель оправдать себя в будущем, ссылаясь па то, что приказ для «решительных действий» таким-то войскам (соединениям) ими был отдан. Их не беспокоило, что такой приказ – посылка мехкорпусов на истребление. Погибали в неравном бою хорошие танкистские кадры, самоотверженно исполняя в боях роль пехоты [327]327
  Не только мехкорпуса и танкисты. Это замечание Рокоссовского касается всех войск.


[Закрыть] .

Даже тогда, когда совершенно ясно были установлены направления главных ударов, наносимых германскими войсками [328]328
  Удивительное дело – ведь по словам Рокоссовского выходит, что до 22 июня в округах даже и не ведали, хотя бы в предположительном плане, об основных направлениях ударов вермахта. Но Генштаб-то располагал информацией ГРУ и разведки Лубянки по этому вопросу! Что же выходит, что в округа информация не сообщалось? Да и как тогда понимать деятельность разведотделов округов? Они, что, тоже либо мух считали, либо не докладывали добытую информацию командованию? Да нет же! Знали, все, что нужно было, – знали! Тогда что же произошло?


[Закрыть] , а также их группировка и силы, командование округа оказалось не способным взять на себя ответственность и принять кардинальное решение для спасения положения, сохранить от полного разгрома большую часть войск, оттянув их в старый укрепленные район.

Уж если этого не сделал своевременно Генеральный штаб, то командование округа(КОВО, где служил Рокоссовский.– А. М.) обязано было это сделать, находясь непосредственно там, где развертывались трагические события.

Роль командования округа свелась к тому, что оно слепо выполняло устаревшие и не соответствующие сложившейся на фронте и быстро менявшейся обстановке директивы Генерального штаба… Оно последовательно, нервозно и безответственно, а главное, без пользы пыталось наложить на бреши от ударов главной группировки врага непрочные «пластыри», т. е. не подготовленные соединения и части. Между тем заранее знало, что такими «пластырями» остановить противника нельзя: не позволяли ни время, ни обстановка, ни собственные возможности. Организацию подобных мероприятий можно было наладить где-то в глубине территории, собрав соответствующие для проведения этих мероприятий силы. А такими силами округ обладал, но они вводились в действие и истреблялись по частям.

Я уже упоминал выше о тех распоряжениях, которые отдавались командующим фронтом М. П. Кирноносом в моем присутствии и которые сводились к тому, что под удары организованно наступающих крупных сил врага подбрасывались по одной – две дивизии. К чему это приводило? Ответ может быть один – к истреблению наших сил по частям, что было на руку только противнику» [329]329
  Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М, 1997. С 55 – 56. (издание включает все купюры цензуры, восстановленные по оригиналу рукописи маршала).


[Закрыть] .

Что же касается принципиальной стороны дела в масштабах уже всего Первого стратегического эшелона, особенно же его первого оперативного эшелона, то механизм подставы войск под разгром был запущен в действие Генеральным штабом (Жуковым) еще до 22 июня 1941 г. И вот как это произошло в реальности.

Как известно, действия армии любого государства регламентируются Уставами, в т. ч. и Полевыми. Совершенно естественно, что такой же был и в РККА, в т. ч. и принятый весной 1941 г.

Согласно этому документу, кстати, не слишком отличавшемуся от своих предшественников, ширина фронта обороны армии не должна была превышать 30 – 100 км [330]330
  Мельтюхов М.Упущенный шанс Сталина. С. 397.


[Закрыть].

На деле же, в среднем, на круг, по всем основным приграничным округам выходило по 170 – 176 км [331]331
  Там же.


[Закрыть]. Соответственно, где-то чуть больше, где-то чуть меньше.

Если следовать прямолинейной логике, т. е. попросту не учитывать ничего другого, то устойчивость армии в обороне оказалась пониженной против нормативной в диапазоне от 1,7 до 2,2 раза! [332]332
  Сразу же прошу извинить за возможно показавшиеся неуместными дроби. На прошу также понять и автора; за каждым знаком до запятой и тем более после запятой – сотни тысяч, миллионы жизней простых солдат и офицеров И у автора нет никакого права забывать об этом – уж слишком много до сих пор еще не упокоенного по-человечески их праха! Так что все цифры сейчас будут именно такими – не взыщите!


[Закрыть]

Но это понижение устойчивости в обороне всего лишь против нормативного уровня по нашему Уставу. На деле же реальная картина была куда трагичней, потому как ширина участка прорыва для армий вермахта определялась всего в 25 – 30 км! [333]333
  История Второй мировой войны М., 1974 Т. 3. С. 340.


[Закрыть]Если считать только по нормативам, то у гитлерюг уже получалось превосходство в 3 – 4 раза!

На деле же одна наша армия с вдвое против собственного же норматива пониженной устойчивостью в обороне должна была испытать на себе мощь 5 – 7 вражеских армий!

Если сложить чисто арифметически, то получим превосходство ударной силы армий вермахта над устойчивостью наших в обороне в диапазоне от 7,3 до 9,3 раза.

Так, 22-я армии (генерал-лейтенанта Ершакова) вначале прикрывала Витебское направление, но через несколько дней боев на ее долю выпала задача обороны 200-километрового рубежа от Витебска до Себежского укрепрайона. Этот случай описан даже в романе И. Ф. Стаднюка «Война».

Если, например, исходить из норматива вермахта, то 22-я армия, выходит, должна была противостоять мощи аж 8 армий? Мыслимое ли это дело? И каков же должен был быть результат такого противостояния? Надо полагать, что и так понятно, ну а Ершаков оказался в плену…

На самом же деле, по вынужденности повинуясь «логике кровавой алгебры» боя, придется не складывать, а умножать, потому как во сколько раз слабее устойчивость нашей армии в обороне, во столько раз выше и превосходство ударной силы противника на поле боя. Следовательно, подлинное превосходство – в диапазоне от 9,5 до 15 раз!

Будете ли после этого удивляться, что наши армии, мягко говоря, долго не удерживались в обороне в первые часы, дни и недели войны?

А после первых же немыслимо жутких потерь устойчивость армий в обороне еще более кратно снижалась, а бреши, которые им приходилось собой прикрывать, становились еще больше!

Еще хуже обстояли дела с шириной фронта обороны стрелковых корпусов – по Уставу им было положено 20 – 25 км [334]334
  Мельтюхов М.Упущенный шанс Сталина. С. 397.


[Закрыть], а в действительности же вышло по 84 – 92 км [335]335
  Там же.


[Закрыть]. То есть устойчивость нашего стрелкового корпуса в обороне оказалась пониженной против нормативной в диапазоне (в среднем) от 3,5 до 4,6 раза!

Исходя только из Устава, это уже не просто заведомо проигрышная ситуация – ведь ширина фронта прорыва для армий вермахта была шириной 25 – 30 км! Один стрелковый корпус против целой армии?! И это еще мягко сказано!

Вот, например, боевой состав некоторых армий вермахта при вторжении: 6-я армия– 11 пехотных дивизий (2, 44, 56, 57, 62, 75, 111, 168, 297, 298 и 299-я), 213-я охранная, 4-я армия– 18 пехотных дивизий, 1 кавалерийская, 2 охранные и 2 бригады.

Одна пехотная дивизия вермахта в момент вторжения – это 16 859 чел., 299 орудий и минометов, в т. ч. 72 противотанковых [336]336
  Анфилов В. А. Провал «Блицкрига». М., 1974. С 72.


[Закрыть]. Значит, в сумме, например, в 6-й армии было 185 449 чел. и 3289 орудий, в т. ч. 792 – противотанковых. Охранную дивизию не учитываю, хотя это и не совсем верно.