Текст книги "Колдовская сила любви (СИ)"

Автор книги: Аристарх Нилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Все лечу. К чаю чего купить?

– Все есть, давай, я не прощаюсь.

Минут через сорок Маша уже открывала Зое дверь. Даже в полумраке коридора, Маша смогла рассмотреть Зоин загар.

– Ты что на юге была? Так загорела.

– Анапа, море, солнце, фрукты. Машка, я так рада тебя видеть, – они обнялись и расцеловались.

– Мария Андреевна добрый вечер.

– А, Зоенька, рада тебя видеть, – высунувшись из-за двери своей комнаты, произнесла Мария Андреевна, – Маша, я пойду, там фильм идет интересный, не буду вам мешать.

– Хорошо мам. Зой, пошли на кухню.

Они вошли на кухню. Маша поставила на плиту чайник и полезла в холодильник за едой.

– Машка, брось ты свою жрачку, лучше расскажи, что произошло, я же вся горю от нетерпения.

Маша все же успела достать из холодильника лоток, в котором лежали сыр, масло и колбаса, поставила его на стол и присела.

– Ой, Зоя, я даже не знаю с чего тебе начать рассказывать.

– Можно с конца, лучше сначала, кстати, у тебя хоть фото его есть?

– Нет конечно, какое фото.

– А лет ему сколько?

– Ну что ты затараторила, сколько, да почем. Я, собственно говоря, вообще мало что о нем знаю.

– Это как понять? – удивленно произнесла Зоя.

– Очень просто. Короче. Вышла я из отпуска, а вечером после работы, у самых ворот музея он ко мне подкатил с букетом цветов. Так мол и так, был на экскурсии, увидел вас, решил познакомиться.

– А ты?

– А что я, дала свой домашний телефон.

– Молодец, правильно сделала. А дальше?

– Короче пригласил на балет в Большой.

– На балет, он что старпер?

– Зой, никакой он не старпер, но и не мальчик. Ему тридцать семь.

– Однако, – и Зоя присвистнула, – четырнадцать лет разница.

– Нет, выглядит он вполне нормально. Одним словом, сходили мы на балет, я возьми и скажи, что не особо большая поклонница балета.

– И потащила его в постель.

– Зойка, ну тебя к черту.

– А, значит, он потащил тебя в постель?

– Вовсе нет. Он пригласил меня на прием в посольство.

– Куда!?

– На прием в Греческое посольство.

– Так он что, иностранец?

– Ну да, ты же мне не даешь и слова сказать, своими репликами.

– Все молчу. Слушай, ну, ты даешь. А дальше что было?

– Короче веселимся, танцуем. Я возьми и схохми, а он воспринял это совсем иначе. Короче встал на колени и попросил моей руки.

Зоя прикрыла рот рукой, словно боялась выдать очередную фразу.

– Я растерялась, короче обернула все в шутку. Потом он напросился к нам с мамой в гости, а на следующий день улетел на две недели в Афины по делам.

– И всё?

– Нет, не все. Перед отъездом, он пригласил меня встретиться. Мы прошлись немного, поболтали о жизни, а, уходя, он мне подарил вот это, – и Маша показала Зое кольцо, которая она носила всю неделю на пальце.

– Слушай, обалдеть можно. С бриллиантами, точно?

– Угу.

– Машка, ты растешь в цене.

– Зой, ну, что ты, в самом деле, как на базаре.

– Машунь, ну я так ради прикола, ты же знаешь мою натуру. Это все мура, ты лучше скажи, сама-то что думаешь?

– Так ведь он письмо мне оставил.

– Так чего же ты молчишь?

– Короче пишет, что ждет моего ответа, либо да, либо нет.

– И ты, конечно, вся в сомнениях, как тебе быть.

– Естественно.

– Знаешь, я твоя подруга, если ты таковой меня считаешь, и скажу, тебе решать.

– Я так и знала, что ты один в один повторишь слова мамы.

– Интересно, а ты что, ждала, что я тебе скажу, Маша, хватай мужика и тащи под венец, такое, можно сказать счастье выпало. Так нет. Не скажу, потому что я его не видела, не слышала, и как я могу что-то говорить, если ты сама не знаешь, любишь ты его или нет.

– Знаешь, он такой внимательный, обходительный.

– Машка, ты чего сдурела, в своем уме? При чем тут любовь и внимательный, обходительный. Человека сначала полюбить надо. А потом рассматривать все его качества. Это тебе не фрукты-овощи на базаре покупать. Дайте мне, пожалуйста, вон тот, не мятый и без гнили.

– А может, я вначале рассмотреть его хочу со всех сторон, а потом сказать, да или нет.

– А, ну если так, то извини. Только я не замечала раньше у тебя таких закидонов.

– С годами люди меняются.

– Ой, какие годы, ты чего, уже тридцатник разменяла?

– Нет, но…

– Понятно, тогда молчу.

– Чай будешь?

– Буду.

Маша сняла с плиты чайник, достала из шкафа заварку и недоеденную с прошлых выходных, коробку конфет.

– Он подарил? – спросила Зоя, открывая коробку и рассматривая крышку с красивыми надписями на английском и немецком языках.

– Он.

– И как, есть можно, или наши лучше?

– Обычные конфеты.

Зоя взяла конфету и откусила.

– Обычные, ты права.

– А ты что ожидала, что они особенные?

– Да нет, так просто. Слушай, ты хоть в двух словах скажи какой он.

– Ну, так, – Маша на секунду задумалась, представив себе образ Василиса со стороны, и ответила, – высокий, статный, с небольшой бородой.

– И всё? – спросила Зоя, делая глоток чая из чашки, – а глаза, волосы, голос.

– Ой, Зой, ну что я присматривалась, к нему что ли.

– Зоя закашлялась, подавившись, и Маша постучала ей по спине.

– Нет, Машка, с тобой не соскучишься. Только что мне говорила, что должна рассмотреть его со всех сторон, и тут же говоришь, что не присматривалась.

Понимая, что Зоя права, Маша смутилась, и словно оправдываясь, произнесла:

– Как тебе сказать, я и, правда, сама не могу разобраться в своих чувствах. Все так внезапно произошло, что до сих пор не могу опомниться. Ты сама посуди, три раза встретились, практически ничего не знаем друг о друге, и вдруг на тебе, выходи замуж или расстанемся навсегда.

– А что тут такого. Любовь, как в романах. Кстати, а ты не спросила его, был он женат или нет, есть ли дети?

– Ничего я не спрашивала. Но, скорее всего не был.

– А ты как определила?

– На приеме, посол обмолвился, что он закоренелый холостяк и удивился, как это мне так быстро удалось его заарканить.

– Так прямо и сказал?

– Ну не совсем так, но что-то в этом духе.

– С тобой все ясно.

– И что тебе ясно?

– То и ясно, что по-моему, ты и впрямь заарканила мужика. Другое дело, что ты никак не поймешь одного…

– И чего же я такого не пойму?

– Думаю, что хочешь ты того или нет, он тебе тоже не безразличен.

– Что ты говоришь, и с чего это ты так решила?

Зоя вдруг мечтательно посмотрела на Машу и ответила:

– Это только кажется, что мы про себя все знаем, а на самом деле, жизнь сама решает за нас многое, и тогда понимаешь, какая ты на самом деле.

– Это ты о чем?

– Так ведь я не одна ездила в Анапу.

– Как не одна, а с кем?

– С Ленькой.

– Да ты что. Вы же уже год как не встречались. Если мне память не изменяет, он ни слова не говоря, уехал после университета в какую-то экспедицию и о нем ни слуху не духу, а ты за год ни слова мне о нем. Я ничего не понимаю.

– А что тут понимать, Маша. Я сама себя не понимаю. Уехал он и словно вакуум наступил вокруг меня. Мужики шарахаются, как черт от ладана.

– Ну, с твоим-то языком, это понятно.

– Вот именно, а что делать, привычка, вторая натура. Короче, единственный человек, который меня терпел, уехал. И знаешь, только тогда я поняла, что без него тоска.

– Да ты что, а мне ни слова.

– Веришь, приду с работы, и волком выть хочется, впору, собрать манатки и за ним, в тайгу или пустыню, туда, где он.

– А он что, за это время тебе ни строчки не написал?

– Два месяца спустя, пришло письмо, потом еще. Писал, как он там живет, чем занимается, как работает и так далее, и ни строчки о любви.

– Ни строчки?

– Ни строчки.

– А ты?

– А что я? Я тоже писала, как работаю, все в том же духе.

– Ну и дура.

– Верю, потому не сержусь.

– Зой, прости. Сама такая.

– Да ладно тебе. Знаю, что дура. Короче, приехал в Москву, аккурат, ты в отпуск уехала. Он заявился с рюкзаком, бородатый, обросший как медведь. Ну, ты помнишь его, щуплый как пацан, а тут вваливается этакий таежный мужик. Я даже не узнала его сначала. Потом смотрю, Леня. Сердце, как застучит…

– Ну?

– Что ну, короче, переспали мы с ним.

– Да ты что! Прямо так сразу?

– Маш, ну ты че, как детский сад. Не сразу конечно, а спустя пару дней.

– А дальше?

– Что дальше, дальше, то, что он всего на неделю приехал по делам экспедиции. Оказывается, он где-то в Монголии. Взахлеб рассказывал, звал с собой, уговаривал.

– Подожди, а между вами-то что?

– Как что, любовь-морковь. Я уже почти что согласилась, но потом что-то произошло, видимо прежний мой характер взбрыкнул, сказал мне, ты что-то девонька слишком быстро под мужское влияние попала, а где твоя решительность, злость на всех мужиков мира. Короче, он уехал. Я в слезы, волосы рвать на себе. Писем нет. Монголия, это всё равно, что на Марсе, короче месяц назад возвращается, ну мы с ним и махнули на три неделю в Анапу. Можно сказать медовый месяц провели. Машка, ты себе не представляешь, как закрою глаза, с ума сойти можно.

– Правда?

– Честное слово. Он такой… – Зойка закрыла мечтательно глаза.

– И что теперь?

– Как что, расписаться мы решили, ты свидетельницей будешь, а потом мы с Леней в экспедицию вместе через два месяца едем.

– Ты, в экспедицию! А как же я?

– Я тебе письма писать буду.

– И мне за все это время ни слова, подруга называется.

– Маш, так, когда же я тебе могла рассказать, когда сама видишь, как все закрутилось. И потом, ты в отпуске была, потом я. Мы почитай два месяца не виделись.

– Да не слушай ты меня. Это я так к слову. Выходит, не я одна в водоворот жизни попала.

– Да брось ты, водоворот жизни. Слово-то, какое. Ты еще Катерину из «Грозы» вспомни. Радоваться надо, жить, любить, мечтать о будущем. А ты, водоворот. Не чуди. Приедет твой Василис, скажи ему, люблю и согласно выйти замуж.

– Скажешь тоже. Слушай, а твой Леня, он как тебе в любви объяснился?

– Да ни как.

– То есть?

– Почему-то все считают, что мужики первыми должны делать предложения. А я считаю, вовсе не обязательно.

– И что, ты сама ему сказала?

– Конечно. В первую же ночь. Представляешь, лежим, а я ему говорю, – Лень, ты меня любишь? А он, – с четвертого курса, не уж-то не догадывалась?

– А чего тянул всё это время?

– Боялся, что отошьешь.

– Ну и зря. Штурмом надо брать, а ты всё ждал.

– Так ведь дождался.

– А потом я повернулась к нему и говорю, – дураки мы с тобой оба.

– А он мне, – не мы одни такие. Главное, что любовь-то с нами осталась.

– Ну, тут я его, конечно, обняла и всё такое прочее.

– Зойка, как я тебе завидую. Честное слово, по-хорошему.

– Вот и ты попробуй со своим Василисом. Иногда думаешь одно, а чувства сидят где-то внутри и дремлют, а потом всплывают на поверхность и думаешь, что же я не видела их. Вот же он, любимый и родной мне человек. Рядом, а ты не замечала.

Маша обняла Зою, и они не сговариваясь, расплакались.

– Слушай Маш, у тебя выпить есть чего?

– Сейчас найдем.

Маша полезла в холодильник и нашла початую бутылку конька, которая стояла в холодильнике невесть сколько.

– За что пьем? – спросила Маша, подымая рюмку.

– За нас, за то чтобы наше счастье не прошло мимо нас.

Они выпили и рассмеялись, потому что обоим было радостно на душе.

Глава 4

Звонок телефона, во вторник вечером, застал её врасплох. Она разговаривала перед этим с Зоей, и после её звонка прошло не более пяти минут. Маша почему-то решила, что она перезванивает, забыв что-то сказать, и потому подняв трубку, произнесла:

– Это я.

– Добрый вечер, я в Москве.

Маша сразу же сообразила, что это не Зоя, а Василис, и сердце учащенно забилось.

– С приездом. Вы так неожиданно вернулись. Я ждала вас почему-то к концу неделю.

– Я успел закончить все дела раньше, и сразу вернулся, поскольку…

Возникла пауза. Маше даже показалось, что что-то произошло, в их отношениях, и он не знает с чего начать. Это еще сильнее взволновало её, и она почувствовала, как часто-часто забилось сердце. Маша молчала, и он произнес:

– Мне очень не терпелось вас увидеть, поэтому я прилетел раньше времени.

Она не знала, что ответить. В ней боролись одновременно желание разом положить этому конец и сказать, что между ними всё кончено, что как бы он ни старался, она не любит его и никогда не сможет полюбить, но одновременно другой голос говорил совсем другое. Неужели ты не понимаешь, что он любит тебя. Он не пытается просто затащить тебя в постель в поисках приключений в чужой стране, сделать своей любовницей. Он предлагает тебе руку и сердце, а ты, дуреха, упираешься руками и ногами и даже не пытаешься взглянуть правде в глаза и посмотреть на себя изнутри. Чего тебе еще нужно? Эти противоречивые чувства, одновременно атаковали её и сквозь них, она услышала слабый голос Василиса.

– Извините, Маша, вас не слышно, может быть мне перезвонить?

– Нет, нет, все в порядке. Вы можете сейчас приехать? – неожиданно для самой себя, произнесла она.

– Конечно. Через час буду у вас.

– Хорошо, я жду, – и она медленно положила трубку.

– Машенька, кто-то звонил? – спросила Мария Андреевна, проходя мимо Машиной комнаты.

– Василис вернулся из командировки. Через час заедет.

– Вот как, что же ты молчишь, надо же встретить гостя.

– Нет. Он заедет просто ко мне на пару минут.

– То есть как на пару минут?

– Так, я попросила его приехать. Пора решить этот вопрос.

– Решить вопрос? Какой?

– Я не хочу ходить вокруг да около. В конце концов, мы не дети. Он взрослый человек и морочить ему голову я не собираюсь.

– В этом я с тобой согласна, только…

– Что только?

– Ничего. Ты действительно уже достаточно взрослая и поступай, как знаешь.

– Ты так считаешь?

– Как я считаю, ровным счетом не должно отражаться на твоем решении. Я тебе уже сказала, что ты уже взрослый и самостоятельный человек, а стало быть, сама должна определиться, любишь ты его или нет.

Мария Андреевна вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь, оставив Машу одну. Она достала из шкафа своё любимое платье, которое она одевала на выпускной вечер в институте, причесалась, чуть, чуть подвела губы и отложила в сторону косметичку. Потом снова подошла к зеркалу и посмотрела на себя.

– А что, очень даже ничего, – сказала она себе.

– Ты готова? – спросил внутренний голос, и добавил, с некоторой долей ехидства, – И жалеть не будешь?

– Готова, – ответила Маша и отвернувшись от зеркала, повторила, – готова.

Несмотря на то, что Маша пыталась успокоиться и собраться перед серьезным разговором, звонок в дверь, заставил её вздрогнуть и почувствовать учащение пульса.

Она открыла дверь. Василис, стоял на пороге с розой в руках.

Странно, подумала Маша, как символично, Анатолий тогда тоже принес только одну розу, правда тогда она была алая, а Василис принес белую. Впрочем, что за ерунда и суеверие.

– С приездом, – радушно произнесла она и, взяв протянутую Василисом розу, предложила пройти.

– Спасибо. Я действительно только из Аэропорта.

– Я думала, вы из посольства звонили.

– Еще успею там побывать. И вообще, я до понедельника считаюсь в командировке.

– Почти как у нас.

Он улыбнулся и ответил, – По-моему, это везде одинаково.

– Наверно. Что же мы стоим в коридоре, – опомнившись, сказала Маша, пойдемте.

– Как прикажете.

– Прошу, – и она провела Василиса в папин кабинет. Шторы были приспущены, и потому она включила люстру. Он дошел до письменного стола и повернулся. Маша продолжала стоять в дверях, всё еще держа розу в руке.

– Я знаю, что это выглядит по-мальчишески, и не совсем к лицу мне, тем более в таком возрасте и… И потом, в каждой стране есть свои традиции, условности и вполне возможно, что своим поведением, я вас даже обидел, нежели чем… Короче, вы вправе думать обо мне так, как я того заслуживаю, и будете, безусловно, правы. Но я хотел сказать, то есть, нет, хочу сказать, что все, что я говорил, было правдой и вы…, – он замолчал. Маша смотрела на его растерянное лицо, и вдруг увидела его совсем другим, каким никогда не видела до этого. От былой уверенности, вдруг не осталось и следа. Перед ней предстал будто бы другой человек. В нем словно на фотографии запечатлелись и переплелись все чувства разом, радость, боль, нежность, отчаяние, надежда. Она смотрела на него и понимала, что с ней что-то происходит. Слова, которые она приготовила ему сказать, таяли, превращаясь лишь в эхо ушедших мыслей, а на смену им летели совсем другие. Её другое я, кричало и звало её навстречу чувствам, которые словно бы парили в воздухе. Ей вдруг отчаянно захотелось броситься к нему, обнять, прижаться к его небритой щеке, и, повторяя только одно слово, люблю, нежно целовать его, но ноги не слушались её, и она боялась сделать шаг, который разделял её от этого человека, пока еще такого далекого.

Она почувствовала, как волна желания вдруг стала овладевать ей. С ней давно такого не было. С тех пор, как она последний раз лежала в постели с Анатолием, прошли почти два года и с тех пор, ни раза у неё не было близости с мужчиной. И вот это чувство снова вошло в неё и ей почему-то стало стыдно, она чувствовала, как покрылась румянцем, как горят её щеки, как струйкой стекает пот по спине и она в оцепенении продолжала стоять и смотреть на Василиса.

Он молча поднял глаза и посмотрел на неё и тихо произнес:

– Я люблю вас Маша и мне всё равно, что вы ответите мне сейчас, потому что…

– Если вы меня любите, то почему вам все равно, что я отвечу?

– Потому что вы не запретите мне продолжать вас любить.

Неожиданно он подошел к ней, нежно взял её руку в свои ладони и почти шепотом сказал:

– Прощайте Маша, – и поднял глаза. Их взгляды встретились, и в этот момент она прижалась к нему и, обвив руками шею, с нежностью и одновременно со всей страстью стала его целовать.

Роза своими шипами больно колола руку, но она не замечала этого. Ей было не до этого. Жар страсти возрастал в ней с каждой минутой, и она ничего не могла с собой поделать. Он обнимал её своими сильными мужскими руками и одновременно прижимал к себе. Словно боялся отпустить, боялся, что она вырвется от него, рассмеется и обернет все в шутку. И Маша чувствовала это, понимала и потому не сопротивлялась. Ей было приятно и хорошо.

Наконец он отпустил её, но продолжал держать за руку.

– Но вы так мне ничего не ответили?

Она улыбающимися от счастья глазами посмотрела в его карие глаза и ответила:

– Я согласно стать вашей женой, – и словно испугавшись этих слов, покраснела, и оробела.

Он прикоснулся губами к её руке, а она нежно провела рукой по его черным, как смоль волосам и прижалась к ним щекой.

Последующий месяц Маша помнит смутно. Всё было так быстротечно, скоропалительно и сумбурно, что порой она сама не понимала, что происходит, и что ждет её на следующий день.

Оформление загранпаспорта, повторный визит к Маше домой, и официальный разговор с её мамой об их намерении пожениться и возможности в скором времени уехать жить в Грецию. Потом неожиданный отзыв Василиса на два года на родину и решение в связи с этим оформить их брак на родине, увольнение с работы и так далее и тому подобное. Калейдоскоп событий, которые проскочили за столь короткий срок, был столь насыщен, что за всем этим, многое стерлось в памяти. Но главное, что осталось в ней за всей этой суматохой, было то, что все эти дни, Машу постоянно мучил вопрос, почему она так поступила? Почему, в последний момент, вопреки решению, которое она приняла, она в последний момент сама, не ведая того, поступила иначе и бросилась в объятья Василиса? Неужели любовь, которая всё это время дремавшая в ней к нему, проснулась и в последний момент, крикнула, – опомнись, что ты делаешь, посмотри, ведь он любит тебя, а ты его. Ты что, ослепла?

А кто-то другой, лица, которого не было видно, потому что он стоял спиной к ней, тихо нашептывал, – а как же я, или все забыто? Любовь, нежность, ласки?

И в ответ, Маша говорила, нет кричала, остервенело, словно пыталась оправдаться, – а ты предложил мне руку и сердце? Ты гладил меня и говорил, что люблю? Ты дал мне надежду?

Фигура горбилась, сутулилась и тихо отвечала: – А ты хотела этого? Ты ведь тоже молчала, ты ни разу не сказала мне, что любишь? Кто ты и кто я? Простой провинциал, изо всех сил рвущийся к месту под солнцем. Есть любовь, но есть и гордость.

– Ерунда, – отвечала она ему.

– Раз ерунда, значит, все стало на свои места, каждый получил то, что хотел. И не нужно себя упрекать. Ты все сделала правильно.

Иногда она просыпалась среди ночи, и шла на кухню за таблеткой от головной боли и снотворным. Она ложилась и, успокаивая себя, говорила, – я все правильно сделала, и пусть этот дурацкий сон больше никогда не снится мне. И мирно засыпала.

В начале ноября они уехали в Афины, предварительно официально зарегистрировав брак в одном из московских загсов. Всё было совсем не так, как она себе это когда-то рисовала в мечтах, а буднично и просто. Она сама настояла на этом, заявив, что если Василис хочет, он может устроить пышную свадьбу дома у себя на родине. Здесь в Москве, она даже не афишировала об этом среди своих друзей и знакомых. Знала только Зоя, которая была свидетельницей в загсе, из-за чего ей пришлось на неделю задержаться в Москве перед отъездом в Монголию к Леониду, который уехал туда двумя неделями раньше. Кстати сказать, Зоя сыграла свадьбу в отличие от Маши, по полной программе. И хотя играли дома, а не в кафе, собралось человек тридцать. Было весело, и Маша от души радовалась за неё, хотя и расстраивалась, что, возможно, не скоро увидит подругу. За пять лет учебы в Университете и потом, работая, они настолько сдружились, что доверяли друг другу свои девичьи секреты и потому расставание на неопределенно долгое время, было для обеих грустным и болезненным.

Больше всех радовалась за Машу, конечно же, мама. Мария Андреевна была счастлива, когда Василис попросил у неё руки дочери, и благословила обоих с легким сердцем. Единственно, что её огорчало, их внезапный отъезд в Грецию. Она оставалась одна и из ближайших родственников в Москве у неё была только сестра покойного мужа. Да и то, она часто болела, и к тому же плохо слышала, поэтому разговаривать с ней было весьма тяжело и сложно. Перспектива остаться одной в большой квартире, была не из приятных. Конечно, она знала, что наступит время, когда Маша рано или поздно выйдет замуж, станет жить самостоятельно, но она все равно останется рядом. А теперь им предстояло расстаться, надолго, возможно навсегда. Ей не хотелось об этом думать, потому что понимала, что так надо, что любовь и благополучие её дочери главнее её старческого эгоизма, и потому даже намеком не упомянула, что ей будет одиноко в Москве без неё. Впрочем, Маша и сама понимала это и не раз говорила матери, что будет ей звонить по возможности как можно чаще.

До её отъезда в Афины, оставалось три дня. Она сидела на кровати. Василис задерживался на работе, и она не знала чем заняться. Мать, которая за те две недели, что в их квартире поселился зять, уже привыкла и потому, постучала в дверь, прежде чем войти.

– Мам, входи.

Мария Андреевна вошла и, посмотрев на дочь, сказала:

– Ну что, чемоданное настроение?

– Вроде того.

– Вася, задерживается? – так они между собой называла Василиса.

– Да, позвонил, сказал, что приедет к девяти.

– Может, пойдем пока чайку попьём?

– Пойдем.

Она встала и отправилась вслед за матерью на кухню. Поставив на плиту чайник, они сели в ожидании, когда он закипит.

– И всё же я не понимаю, почему ты решила оставить свою фамилию?

– Моя мне больше нравится. И потом, мы уезжаем, переоформление кучи документов на новую фамилию потребует столько времени. Не бери в голову, мам.

– Я не беру. А ты с Васей посоветовалась по этому поводу?

– Он сказал, что это как я решу.

– Он ради тебя на все согласный.

– Да уж.

– Что это ты так вздыхаешь. Радоваться должна, что муж так к тебе относится.

– Вот я и радуюсь.

– Я вижу, как ты радуешься.

– Ой, мама, все нормально. Я вот только одного боюсь.

– Чего же ты боишься?

– Как меня там встретит его родня. У него ведь в Афинах родственников тьма. Скажут, ну привез заморскую диву, своих не хватает.

Мария Андреевна рассмеялась. Вот уж нашла, о чем горевать. Как встретят, так и встретят. Главное, что он тебя любит, а всё остальное ерунда.

– Возможно, но всё же.

– Все через это проходят. Мне тоже было страшно знакомиться с родителями твоего отца. В отличие от тебя, мне было куда сложнее.

– Это чем же?

– Покойная свекровь и свекор были людьми образованными, жили в Москве, а кто я? Студентка и Свердловска. Приехала в Москву на учебу и на тебе, за москвича ухватилась.

– Мам, тогда были другие времена.

– Какие бы времена не были, а нравы остаются. А ты, как никак из России, да еще из Москвы, окончила МГУ, папа был дипломатом.

– Ой, мам, ну при чем тут папа дипломатом.

– Извини, это я так к слову.

Маша налила чай и достала из холодильника коробку конфет.

– Мам что-нибудь еще достать к чаю?

– Нет, я ничего не буду.

Они молча пили чай, размышляя, каждая о своем. Маша посмотрела на мать, и ей так стало её жалко оставлять здесь одну, и она подумала: – как она будет здесь без меня? Надо забрать её к себе сразу, как только представится возможность.

– Мам, а ты приедешь к нам жить, когда мы обустроимся?

– Посмотрим, чего сейчас загадывать.

– Значит приедешь.

– Коли мне станет здесь совсем тоскливо, приеду.

Она взяла пустую чашку, помыла и поставила на полку.

– Я пойду к себе, почитаю. Если что, позовешь.

– Хорошо.

Маша, осталась на кухне одна. Подлив еще чаю и взяв конфету, она задумалась. Невольно вспомнилась их первая ночь с Василисом.

После загса они приехали к Василису. Он жил недалеко от посольства в одном из переулков Нового Арбата. Небольшая, но уютная и хорошо обставленная двухкомнатная квартира в современном доме, выглядела настоящей холостяцкой берлогой. Маша была здесь всего один раз, и то, всего несколько минут, когда они заскочили с Василисом за документами, которые он забыл дома. К приезду жены, квартира немного изменилась с того времени. В основном это коснулось того, что в ней сделали генеральную уборку и все расставили по своим местам. Она робко вошла в комнату и, положив сумочку, в которой лежал паспорт, с еще «не остывшим» штампом о регистрации брака, и повернулась к Василису. Он подошел к ней. Она провела по его щеке рукой и, привстав на цыпочки, поцеловала в губы.

– Можно я буду звать тебя просто Вася?

– Ваася, – повторил он, немного коверкая произношение своего имени по-русски, и рассмеялся.

– Согласен, а я тебя, Мари?

– И я согласна, – и тоже рассмеялась.

Он нежно обнял её и совсем тихо спросил:

– Я так хочу тебя, так сильно хочу тебя, Мари.

– Знаешь, я то же. С того момента, когда ты стал на колени и попросил моей руки.

– Правда?

– Правда. Просто я не верила, что такое может быть.

– Такое?

– Да, такое. Ведь мы виделись только второй раз в жизни, и вдруг предложение.

– А вот и не правда, не второй, а в четвертый раз. В первый раз мы виделись в музее на экскурсии, потом спустя месяц, возле музея, наконец, сходили в Большой театр.

– Ты прав, – улыбаясь, ответила она, все сильнее прижимаясь к нему и не замечая, что и он и она, продолжая разговаривать, расстегивают пуговицы на одежде. Пиджак упал на пол, за ним рубашка, Маша увидела его волосатую грудь, и страсть еще больше усилилась в ней. Она не успела скинуть платья, как оба упали на кровать, обнимая и целуя друг друга. Спустя несколько минут, так и не раздевшись до конца, он овладел ей. Эти мгновения показались им вершиной блаженства, словно они занимались этим впервые в жизни.

Минут через десять, он стал снимать с неё остатки одежды, и покрывать её тело поцелуями. Ей было щекотно, но приятно, когда он касался губами её тела. Борода немного щекотала, но это было приятно. Она запустила свои руки в его густые черные волосы и нежно гладила их, или наоборот, когда чувствовала, что возбуждение нарастает, хватала и крепко держала их руками, одновременно закусив губу, чтобы не закричать от нестерпимого блаженства, которое испытывала, и о котором почти забыла.

Василис откинулся на спину и тяжело дышал. Она почувствовала, как постепенно успокаивается его дыхание и после этого, повернувшись на бок, сначала поцеловала его, потом провела рукой по его курчавым завиткам на груди и, рассмеявшись, стала снова заводить его в любовной игре.

Обо всем этом, она, улыбаясь, вспоминала, продолжая сидеть на кухне, и держа в руках, давно опустевшую чашку с чаем. Эту ночь, точнее день и вечер, она вряд ли когда-нибудь забудет. Именно тогда, она по-настоящему поняла, что такое удовольствие от близости с мужчиной. Её взгляд был устремлен в никуда. В грезах, она снова и снова переживала то блаженное чувство простых человеческих чувств и эмоций, которые во все времена были одинаковы.

В этот момент раздался звонок в дверь. Она вскочила и бросилась к двери. Вошедший Василис, видя её улыбающийся вид, вынул из-за спины букет цветов. Она обняла его за шею, поцеловала и тихо, словно боялась, что мать может услышать из своей комнаты, прошептала:

– Я так ждала тебя и так соскучилась.

– Правда? – слегка удивленно произнес он.

– Честное слово. И вообще, – она вдруг секунду помедлила, а потом так же тихо произнесла, – мне так хочется тебя, как в нашу первую ночь.

– Тогда я живо иду в ванну, – и он обнял её и поцеловал.

Они приехали в аэропорт за три часа до отлета. Вещей было довольно много, и она решила, что с багажом могут возникнуть проблемы. Однако Василис и его знакомый из посольства, который провожал их, помог быстро оформить необходимые документы на отправку вещей. Маша в это время сидела в зале ожидания вместе с мамой. Накануне, она долго уговаривала её не ехать в аэропорт, поскольку это всегда сопряжено с утомительным ожиданием оформления визовой процедуры и так далее, но она все равно настояла на своем, и поехала их провожать.

– Главное, ты не о чем не думай. Со мной всё будет хорошо. Не пропаду. Буду звонить, а как все наладится, приеду навестить, а там видно будет. Жизнь сама расставит все на свои места, чего раньше времени загадывать.

– Главное, ма, ты питайся нормально. Мы будем тебе регулярно присылать деньги через друзей Василиса из посольства, поэтому ради Бога, покупай и ешь как можно лучше.

– Обязательно, и икру каждый день и черную и красную, – смеясь, произнесла Мария Андреевна, – Маша, ну о чем ты говоришь. Я как раньше питалась, так и сейчас буду, ну к чему мне все эти деликатесы. До сих пор не пойму, зачем вы накануне накупили мне столько еды, ведь пропадет же.

– Ничего не пропадет. Вот приедешь сегодня, поешь, вечером.

– Маша, я тебя умоляю, успокойся.

– Так ведь я за тебя волнуюсь. Нас двое, а ты тут одна остаешься.

– Так ведь я дома остаюсь. Ты лучше себя береги. Главное особенно не налегай на местные фрукты и овощи. Для начала ешь осмотрительно, чтобы аллергии не было и расстройств желудочных. Новые продукты вещь серьезная для организма. К ним надо адаптироваться.