Текст книги "Колдовская сила любви (СИ)"

Автор книги: Аристарх Нилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Она посмотрела на него и сказала:

– Скажи, а если я напрошусь к тебе… в гости, ты откажешь?

– Нет, – совсем просто ответил он, продолжая смотреть ей в глаза.

– И не назовешь меня после этого… – она не успела произнести ничего, потому что он поцеловал её и ответил:

– Я никогда не назову тебя иначе, как просто Маша, любимая и желанная…

Глава 2

– Мам, это я пришла, – крикнула, Маша, закрывая за собой входную дверь. Мария Андреевна выглянула из своей комнаты, и, поздоровавшись, сказала, что звонил Василис, перезвонит ближе к девяти.

– Спасибо.

– Ты есть будешь?

– Да, ужасно голодна, – ответила Маша, встряхнув копной волос и направляясь в сторону ванной комнаты.

– Ты чего так поздно вернулась?

– По Москве соскучилась. С таким удовольствием прогулялась. Погода чудная, снег, а мороз всего четыре градуса.

Она прикрыла дверь в ванную и стала раздеваться, чтобы принять душ.

Стоя под горячими струями воды, она вспоминала свидание с Анатолием.

– Неужели, – думала Маша, – она могла решиться на такое? Изменить мужу. И не просто изменить в каком-то порыве чувств, а совершенно осознанно?

Потоки горячий воды лили ей прямо на лицо, а она водила мочалкой по коже и вспоминала, как совсем недавно нежно касался её тела Анатолий.

– Наваждение какое-то. А может, нет? Может, что-то другое толкнуло её на этот шаг, заставило вопреки рассудку, броситься в его объятия?

Стук в дверь, прервал её мысли.

– Маша, еда готова и ждет тебя на столе на кухне, я пошла спать.

– Хорошо, мам, спасибо. Я сейчас выхожу.

Она выключила воду, взяла полотенце и стала утираться. Нацепив махровый халат, вышла из ванны и направилась на кухню.

С аппетитом съев приготовленный ужин, она достала из холодильника пакет сока, налила полный стакан и, отправилась в свою комнату.

Волосы были еще сырые и она, намотав на них полотенце, скинула халат и легла на постель, поставив сок возле кровати на столик. Погасив свет, она предалась воспоминаниям только что проведенного свидания.

Каким оно было? Сумбурным, порывистым, страстным? Пожалуй, в нем было всё. Но главное, в нем была любовь, которая с новой силой загорелась в сердце Маши. Она снова, как когда-то как на крыльях летела на сегодняшнее свидание с Анатолием. Собираясь в музей, она уже тогда понимала, каким-то внутренним чувством, что это лишь повод, на самом деле, она хотела именно его, и только его. Услышать, обнять, расцеловать и снова, как и раньше испытать чувства близости и ни с чем не сравнимой любви с человеком, которого она любит, несмотря на годы, которые прошли с момента их последней встречи. Поток невысказанных слов и чувств теснились в ней, и она ждала ответных чувств и страстной любви. И Анатолий дал ей то, чего она ждала. Те два часа, что она провела у него, перечеркнули три года разлуки. Они были снова вместе, и ей этого было достаточно.

Она лежала на постели и всем телом ощущала, как он сильно сжимает её в своих объятиях, как страстно и горячо целует, и она, со всей силой страсти, на которую возможна, отдается ему.

Она на ощупь нашла стакан с соком и, сделав глоток, поставила его на место. Потом повернулась на бок, и попыталась заснуть, но в этот момент прозвенел звонок телефона, и она вспомнила, что мать сказала ей, что должен позвонить Василис.

– Как не кстати, – подумала она, и подняла трубку телефона.

– Алло.

– Мари, это я, – услышала она знакомый голос.

– Да, я слышу.

– Я звонил.

– Мама мне передала. Я гуляла по Москве и поздно пришла, слегка устала и решила лечь спать пораньше.

– У тебя всё нормально?

– Да. Как ты?

– У меня все нормально, но я соскучился.

– Я тоже. Скоро приеду.

– Хорошо, тогда спокойной ночи и до скорого. Завтра позвоню.

– Пока.

Она положила трубку и неожиданно почувствовала, как слезы накатились на глаза. Она поняла, что впервые в жизни пошла против собственной совести, впервые обманула и не просто человека, а родного и близкого, своего мужа. Почему она так поступила? Почему жизнь распорядилась так, что она, выйдя замуж, как ей казалось по любви, продолжает любить другого человека и теперь вынуждена так низко себя вести? Она скинула полотенце, которое было у неё на голове и, уткнувшись в него лицом, продолжала рыдать. Она понимала, что, осознавая свой поступок и осуждая его в душе, она не сможет ничего поделать с собой. Это было выше её сил и потому она снова пойдет к Анатолию, и чем всё это закончится, она не знала.

Утром она проснулась с головной болью. Не выспавшись, она прошла на кухню и налила себе крепкий кофе. Вошедшая на кухню мать поинтересовалась её кислым видом.

– Голова болит.

– Это вчерашняя прогулка по городу на тебя повлияла. Выпей таблетку.

– Нет, я кофе выпила, пойду, оденусь и пройдусь.

– Опять? – неожиданно спросила мать.

– Да, я думаю, что это не от погоды. У меня последнее время, часто голова по утрам стала болеть, – соврала Маша. Врач сказал, что мне надо больше на воздухе находиться.

– Возможно, тогда действительно, прогуляйся. К обеду вернешься?

– А сколько времени?

– Десятый час.

– Не знаю, как получится.

– Смотри, тебе виднее… – снова многозначительно сказала Мария Андреевна и, повернувшись, вышла из кухни.

Прошла неделя.

Маша сидела в своей комнате перед зеркалом и приводила себя в порядок, подкрашивая веки. В этот момент в комнату тихо без стука вошла мать.

– Ты уходишь?

– Да, мне надо съездить по делам, – односложно ответила она, продолжая внимательно смотреться в зеркало и держа в руке кисточку.

Мария Андреевна облокотилась на дверной косяк и неожиданно для Маши спросила:

– Ты понимаешь, что ты делаешь?

– Ты о чем?

– А ты не догадываешься?

– Абсолютно.

– Ты улетаешь через три дня, как ты будешь смотреть в глаза Василису или тебе совершенно все равно?

– Я сдала билет, – спокойно ответила Маша.

– То есть, как сдала?

– Так сдала и всё.

– А Василис в курсе?

– Конечно. Я еще позавчера ему позвонила и сказала, что у меня непредвиденные дела, и я задержусь на неопределенное время.

– Ах, даже так?

– Да, так, – жестким голосом произнесла Маша, – и прошу тебя ма, не вмешивайся в мою жизнь. Я взрослый человек и прекрасно отдаю себе отчет в том, что и как делаю. В конце концов, я сама разберусь со всеми проблема. И потом, с чего ты вдруг так переполошилась? – она защелкнула косметичку и повернулась лицом к матери.

– Значит, Анатолий снова возник на твоем горизонте, и как только ты его увидела, в тебе снова возникли надежды, что он женится на тебе?

– А вот это неважно.

– Неважно, что? Женится или…

– Все неважно. Я повторяю, – почти выкрикнула Маша, – не вмешивайся в мою жизнь.

Она впервые так разговаривала с матерью и, понимая это, добавила, понизив голос:

– Давай не будем ссориться и пререкаться. Я действительно взрослая женщина и сама разберусь во всём.

– Смотри, как бы не пожалеть потом, – и повернувшись, она вышла.

– Возможно, – вдогонку ей крикнула Маша.

Настроение после разговора с матерью испортилась, но она собралась и, схватив сумочку, бросилась из квартиры, словно боялась, что мать встанет у двери на её пути и со словами, – не пущу, – перекроет ей путь. Выйдя на проспект, она поймала такси и поехала к Анатолию.

Они лежали на скрипучей софе. Был первый час ночи, но ей, после разговора с матерью, совершенно не хотелось уходить. Она нехотя встала и стала одеваться. Все это время Анатолий лежал и смотрел, как она это делает. Она поправила юбку и, наклонившись, поцеловала его.

– Ну, я пошла?

– Может, хоть до такси провожу?

– Не надо. Тебе завтра на работу. Или ты волнуешься за меня? – вдруг кокетливо спросила она.

– Конечно.

– Все, я пошла, – и она выскользнула из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Выйдя на улицу, она подняла воротник шубы, так как ночь была морозная и температура наверняка перевалила за отметку минус десять. На небе во всю сияли звезды, и яркая луна освещала улицы лучше фонарей. Она направилась ловить такси, а сама в это время мысленно прокручивала в памяти очередную встречу с Анатолием. С каждой новой встречей её чувства росли всё сильнее и сильнее. Её не просто тянуло к нему, а безумно влекло. Она уже не сопротивлялась этой внезапно одолевшей страсти, а плыла по течению и чем дальше, тем оно ускорялось, и вслед за ним неизбежный водоворот ожидал её в конце. Но она старалась не задумываться над тем, что развязка рано или поздно может наступить, а может наоборот, она ждала этого, чтобы раз и навсегда покончить с этим бесконечным потоком лжи мужу, которая сопровождала её все эти дни.

– Вот здесь притормозите, пожалуйста, – она передала водителю деньги и вышла из машины. Поднявшись на лифте на свой этаж, открыла дверь и, стараясь не шуметь, скинула сапоги и босиком направилась в свою комнату. В этот момент в коридоре зажегся свет и перед ней возник Василис. Он стоял около двери комнаты и смотрел на неё. Она испуганно и удивленно посмотрела на него и единственное, что смогла произнести, было:

– Ты?

– Да, я.

– Что случилось, так вдруг неожиданно приехал и без предупреждения? – все еще с испугом в голосе произнесла она.

– Были причины. Пройдем, надо поговорить, – и он приоткрыл дверь, пропуская её.

– Да что произошло, ты можешь сказать, в конце концов?

Он вошел следом за ней и осторожно прикрыл дверь. Они стояли посредине комнаты и молча смотрели друг на друга. Она первая не выдержала его сурового взгляда и тихо произнесла:

– Да я тебе изменила. Ты всё правильно понял, почему я не вернулась сразу, и какие непредвиденные дела у меня оказались в Москве. Но это выше моих сил, понимаешь? – она подняла голову и посмотрела на него.

– Понимаю и потому, – он сделал паузу и неожиданно спокойно, без истерики и крика, произнес, – я готов дать тебе развод и свободу.

Она ожидала чего угодно, только не этих слов, и потому ошеломленная таким заявлением, не нашлась сразу что ответить. Её раздирали противоречивые чувства. Она неожиданно поняла, что теряет любящего её мужа, спокойную и беззаботную жизнь, а взамен получает свободу и любимого человека. Она молчала, словно стояла у последней черты и не знала, что делать. Пауза затянулась и в этот момент Василис, с давно забытым ей вежливым голосом, произнес.

– Завтра утром я улетаю обратно в Афины. Вопрос о разводе не займет много времени. Чтобы ты и твоя мама не испытывали материальных трудностей, я открою на твое имя счет на двадцать пять тысяч долларов. Думаю, что этих денег тебе хватит на некоторое время.

– Василис? – снова виноватым голосом произнесла она, – ты даже не хочешь ничего услышать в мое оправдание?

– Нет. Не хочу. Я надеялся, что мы сможем любить друг друга. Во всяком случае, я так на это надеялся. Но видимо я ошибся. Я действительно слишком поторопился, посчитал твой ответ принять мое предложение и выйти за меня замуж, за истинные чувства, но это оказалось не так. Я сам виноват. Надо было подождать, дать тебе самой осознать, любишь ли ты меня или нет. Прости, надеюсь, что время, проведенное вместе, не причинило тебе слишком много боли в разлуке с тем, кого ты действительно так любила и любишь.

– Но почему?

– Что почему?

– Почему ты прилетел, будучи так уверен, что я кого-то люблю, кроме тебя?

Василис внимательно посмотрел на неё и твердым голосом произнес:

– Скажи честно, что это не так, и я поверю.

Она смотрела в его ясные глаза, и у неё не было сил соврать, и потому она опустила голову и тихо произнесла:

– Ты прав, прости.

– Ну что же, значит не судьба, значит, я ошибся в твоих чувствах. Пусть счастье улыбнется хотя бы одному из нас, – он дотронулся до её руки и решительным шагом направился из комнаты, прошел по коридору и, надев пальто, вышел из квартиры.

Маша тяжело опустилась на кровать и горько зарыдала.

Прошло три дня. Василис на следующий день после разговора, улетел обратно в Афины, а она осталась в Москве. Разговор с матерью не получился. Точнее он состоялся, но ни к чему хорошему не привел. Наоборот, он впервые за много лет их взаимоотношений, отдалил их друг от друга. Сидя за столом в кабинете отца, она утирала глаза платком, перебирая в памяти разговор с матерью, который состоялся накануне.

Сразу после ухода Василиса, Мария Андреевна показалась из-за двери своей комнаты.

– Он уехал?

– Да, – обреченно произнесла Маша.

– Этого следовало ожидать.

– Возможно.

– Думаю, что ты сама во всем виновата. И винить его за это не вправе.

– А я никого не виню.

– Так ли?

– Мама, я знаю, что ты хочешь сказать, что я дура, что поступаю, не просто глупо, а безрассудно. Ну и пусть. Ведь я люблю его, понимаешь, люблю. И мне наплевать, что всё катится под откос, куда угодно. Слышишь меня? – Маша не замечала, как усиливался её голос.

Мария Андреевна стояла, прислонившись к косяку, и молча смотрела на дочь. Её сердце наполнилось болью из-за переживаний за неё, но она понимала, что ничем помочь, этой взрослой женщине, которая оставалась для неё вечно маленькой девочкой, она уже не могла, даже при всём своем желании. Она выросла, и в своих поступках, мнение матери было для неё всего лишь высказыванием близкого и родного человека. Повлиять на решения, которые она принимала, она была не в силах. Она знала это, и потому ей было так тяжело, ведь боль и волнение за её судьбу, оставались при ней.

– Ты что молчишь? – услышала Мария Андреевна голос Маши, а потом всё закружилось, и она потеряла сознание.

В тот вечер с ней было плохо. Вызванная скорая, констатировала стенокардию. Маша просидела всю ночь около постели матери и только под утро, ушла к себе. На следующий день участковый терапевт, сказала, что всё обошлось. Инфаркта, слава богу, не было, но надо полежать.

Маша понимала, что волновать мать в таком состоянии не следует, и старалась быть дома, но сердце неумолимо рвалось к Анатолию. Впрочем, он был занят на работе, а вечерами усиленно занимался. Она старалась лишний раз не звонить ему, но это было слабым утешением и потому, в конце дня, перед самым окончанием работы, звонила и как бы оправдывалась, что мать болеет и потому, она не может приехать к нему.

Так прошла неделя. Марии Андреевне стало немного лучше и Маша, наконец, смогла вырваться к Анатолию. Они договорились по телефону встретиться и посидеть в ресторане.

Перебрав в шкафу висевшие платья, она, наконец, остановила свой взгляд на одном из них. Элегантное и вместе с тем строгое платье она привезла из Греции. Одев и посмотрев на себя в зеркало, она вдруг подумала: – почему всё так запутано и сложно в этой жизни? Почему дорога к счастью усеяна острыми шипами? Она покрутилась перед зеркалом, решив, что выглядит вполне нарядно и привлекательно, и, улыбнувшись самой себе, отправилась в коридор.

Вечер выдался холодный, несмотря на то, что по прогнозу обещали не более семи градусов мороза. Маша остановилась возле перехода, где они договорились встретиться с Анатолием. Она посмотрела на часы. Стрелки показывали начало седьмого. Подняв взгляд, она заметила, как он поднимается по лестнице, легко перешагивая через две ступеньки. Его лицо сияло и улыбалось, словно его только что повысили или наградили. Впрочем, Маша это отнесла на свой счет и потому улыбнулась ему и радостная встретила его возгласом:

– Я так рада тебя видеть.

– Я тоже.

– Ты сияешь, как медный чайник.

– Что ты говоришь? Значит, есть от чего, если ты это заметила.

– Правда?

– Конечно.

– Тогда расскажи, что случилось.

– Потом расскажу, пойдем, а то опоздаем.

Они прошли в переулок и остановились у дверей ресторана. Портье приоткрыл дверь и вежливо поинтересовался:

– Добрый вечер, у вас заказан столик или нет?

– Да, на шесть тридцать, ответила Маша.

– Проходите, – и он широко открыл дверь перед ними.

Уютный зал ресторана встретил их приглушенным светом, тихой музыкой и бесшумно снующими между столиками официантами. Оставив вещи в гардеробе, они прошли в зал и сели за предложенный им столик, с которого сразу же убрали табличку, на которой было написано «заказ на 18–30».

– Что будем есть? – спросила Маша.

– На твой вкус.

– Раз так, тогда, – и она, отыскав глазами официанта, поманила его рукой. Тот подошел и, предложив меню, сказал, что подойдет, как только они решат, что заказывать.

– Нет, нет, – сказала Маша, – можете принять заказ прямо сейчас, – и она продиктовала официанту список блюд.

Они сидели в ожидании, когда принесут заказанные блюда, и молча смотрели друг на друга, каждый, думая о своем. Они не начинали разговор, поскольку рядом с ними, то и дело возникал официант, который то расставлял какие-то сервировочные приборы, потом, принес тарелку с хлебом, рюмки, салфетки. Наконец перед ними поставили большие тарелки с аппетитно пахнущим мясом с гарниром и графин с коньком, после чего, пожелав приятного аппетита, удалился.

Анатолий, вызвавшийся сам налить коньяк в рюмки, наполнил их наполовину живительной жидкостью, которая в свете лампы, стоящей посреди стола, отражалась в хрустальных фужерах и переливалась огнями. Подняв бокал, он произнес:

– За нас, за любовь и удачу, которая нам сопутствует в этой жизни.

Маша посмотрела влюбленными глазами на Анатолия и молча, чокнувшись бокалом, пригубила коньяк.

– Ты так и не ответил, чем вызвано твоё столь радостное настроение? – спросила она, и отрезав тонкий кусочек мяса, положила его в рот.

– Ты все же заметила, хотя я старался изо всех сил. Однако ты права, сегодня особенный день.

– И чем же он особенный? – спросила Маша, и вся внутренне напряглась, ожидая, что сейчас Анатолий, наконец, признается ей в любви, и она скажет ему, что разводится и скоро будет свободна и готова соединить с ним свою судьбу.

– Меня отправляют на дипломатическую работу в Бельгию.

– Тебя?

– Меня. Я узнал об этом буквально два часа назад, – не скрывая радости, произнес Анатолий.

– И когда ты уезжаешь? – неожиданно изменившимся голосом, произнесла Маша.

– Точно не знаю, но, по всей видимости, недели через три, максимум месяц.

– Значит, – она положила вилку рядом и посмотрела на Анатолия, который с аппетитом ел мясо, – мы снова расстанемся на…

– Да, но ты ведь скоро тоже уедешь к мужу? – перебил он её.

– Возможно, но это ничего не меняет, точнее нет, меняет в наших отношениях, – она запуталась, не зная, что сказать.

– Постой, ты о чем? – он вдруг посмотрел на неё удивленным взглядом, – Зачем нам портить жизнь друг другу. Разбивать твою семью, начинать мою жизнь в наспех сколоченном доме, когда я еще не встал на ноги, не оседлал, так сказать, окончательно свою удачу.

Маша смотрела на Анатолия и все больше и больше осознавала, как тает, исчезает перед ней этот иллюзорный образ человека, который она сама когда-то нарисовала перед своим мысленным взором. Не было больше этих красивых глаз, этого милого, любимого лица, этого приятного, нежного голоса. Перед ней сидел человек, который достиг своей цели и совсем не любит её. Нет, возможно, он любил её, но совсем не так, как она. Он готов был, возможно, и дальше встречаться, вплоть до самого отъезда и потом, в дальнейшем, по приезде в Москву, но не более. Никогда, он не скажет ей: – милая, родная Машенька, я жить не могу без тебя. Думы и мысли мои все эти годы были только о тебе. Я проклинал тот день, когда сказал тебе, что ухожу, что жизнь и помыслы все эти годы были только в одном, вернуть тебя и сказать только два слова, прости, и будь моей.

Но ничего этого он не сказал, Он снова, как тогда, сказал, что они не могут быть вместе, потому… Впрочем, какое это имело значение, почему они не могли быть вместе. Она глядела на него. Он осторожно отрезал мясо, изящно держа, как и полагается вилку в левой, а нож в правой руке, а перед тем, как положить в рот очередной кусок, что-то рассказывал ей и улыбался, но она ничего этого не слышала. Все расплывалось перед ней как в тумане.

Жизнь, как три года назад снова остановила свой бег и на секунду замерла. Она посмотрела по сторонам, и ей показалось, что присутствующие в зале, замерли, отложили в сторону ножи, вилки и бокалы с вином и смотрят и слушают её, смеются и одновременно плачут вместе с ней над её горем. И все это было словно в замедленном кино, когда пленку прокручивают с меньшей скоростью, и ты можешь видеть, как изменяется мимика лица человека, как падает капля вина из бокала на белоснежную скатерть стола.

Она сидела и не могла что-либо произнести. Её словно всю парализовало. Ей казалось, что мир перевернулся, что такое не бывает, такого не может быть дважды. Но оно произошло здесь и сейчас.

Она с трудом, чтобы не зарыдать, произнесла:

– Наверно ты прав, как всегда.

Он снова налил коньяк и, подняв рюмку, сказал:

– Может быть, выпьем за моё назначение?

– Конечно, я рада за тебя. Ты заслужил этого как никто. Своим трудом, своей энергией, своим… – она не договорила, чокнулась и выпила коньяк до дна. Поставив рюмку на стол, она открыла сумочку, чтобы достать из неё носовой платок, потом неожиданно достала кошелек, вынула из него сто долларов и, положив на стол, тихо произнесла:

– Расплатись, пожалуйста, мне надо ехать. Я забыла тебе сказать, что у меня сегодня самолет, – и, не дожидаясь ответа, бросилась прочь.