Текст книги "Колдовская сила любви (СИ)"

Автор книги: Аристарх Нилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Прошу, – произнесла Маша, – баранина по-гречески.

– Шутка, – произнес Василис.

– Почему шутка, а понимаю, я вечно вас разыгрываю. Вы уже так к этому привыкли, что решили, что это очередной розыгрыш. На этот раз вовсе нет. Мы с мамой действительно приготовили баранину по-гречески. Во всяком случае, так значилось в рецепте. Правда, мама?

– Честно говоря, я и сама не знаю, что из этого получилось.

Видя, что Василис немного сконфузился, Мария Андреевна, пришла ему на помощь.

– Вы больше слушайте её. Молодости свойственно шутить. На то она и молодость. Я права?

– Безусловно.

– Во всяком случае, рецепт рецептом, но я думаю, вы сами, попробовав, скажете, действительно это по-гречески, или так, образное название, проще говоря, русский новодел, – и она положила гостю порцию мяса, и гарнир.

Маша украдкой посматривала на Василиса, пытаясь определить по его виду, удалась баранина или нет, впрочем, она понимала, что он как истый дипломат и как гость, в любом случае похвалит их кулинарное искусство. Не выдержав, она спросила:

– Что скажете?

– Очень вкусно. Почти как дома. Единственно чего не хватает…

– Свежего орегано, – сказала Мария Андреевна, – я правильно угадала?

– Совершенно верно.

– Ну, тут уж ничего не поделаешь. У нас в России эту травку не культивируют. Но я добавила в маринад сухую смесь. В инструкции было заявлено, что оно туда входит.

Маша с удивлением смотрела то на мать, то на Василиса, совершенно не понимая, о чем идет речь.

– Я что-то никак не пойму о чем вы говорите?

– Видите ли, Мари, в Греции, да и в Италии, орегано добавляют как обычную приправу. Это вроде вашей петрушки или укропа. Но и без неё, мясо получилось чудесное. Честное слово.

Маша искоса посмотрела на мать, так как, безусловно, похвала больше относилась в адрес матери, чем ей.

Разговор неожиданно перешел на кулинарную тему, и Маша еще больше удивилась тому, как мать за неделю почерпнула массу сведений об особенностях греческой кухни. Она рассказала, что оливковое масло, она, к сожалению, не употребляет для приготовления блюд, во-первых, в силу дороговизны, а во-вторых, ввиду того, что в России больше привыкли пользоваться подсолнечным. А вот оливки, она с большим удовольствием ела, когда они с мужем жили в Стокгольме, правда это было давно, и она совсем забыла их вкус. И уж совсем поразило Машу, когда та, начала рассказывать Василису о том, что, к сожалению, не смогла приготовить греческого десерта, так как абрикосы и инжир можно достать, а вот греческий йогурт в Москве, это вряд ли.

Маша прикрыла глаза рукой, так как улыбка на её лице вот, вот могла перейти в смех, и ей еле удавалось сдерживать его. Да, мама действительно была женой дипломата, подумала она, так подготовится к встрече, интересно, что ещё она почерпнула из особенностей греческой жизни в своих книжных исканиях?

Между тем ужин подошел к концу и перед чаем, Мария Андреевна предложила Василису и Маше немного передохнуть, пока она накроет стол к чаю.

– Мам, может, я помогу?

– Нет, ты уж лучше развлеки гостя в папином кабинете.

Они прошли в кабинет отца. Василис посмотрел на фотографию на стене.

– Надо полагать, это ваш покойный отец?

– Да.

– Вы очень похожи.

– Вы находите?

– Несомненно.

Василис обвел взглядом комнату.

– У вас хорошая библиотека, вы позволите? – и он достал с полки томик Пушкина.

Перелистав несколько страниц, он поставил книгу на место.

– Знаете, Маша, жаль, что я не очень хорошо владею русским языком. Он очень музыкальный и лиричный. Я начал учить русский язык и мне больше всего нравились детские сказки Пушкина. Помните – У лукоморья дуб зеленый, на дубе том златая цепь… не поэзия, а музыка слов. Вам так не кажется?

– Пушкин, Лермонтов, Есенин. Стихи для любого возраста и состояния души.

– Полностью с вами согласен.

Он отдернул занавеску, посмотрел в окно и неожиданно переменил тему разговора.

– Значит, вы не пошли по стопам отца, а кончили…

– Университет, историко-архивный факультет.

– Стали архивистом. Пушкинский музей, как шаг на пути к открытию древних цивилизаций, я правильно понял?

– Нет, что вы. Я всего лишь раз ездила на раскопки, да и то на практике. Я, если так выразиться «книжный червь». Архивы, рукописи, составление, описание, выяснение, кто, когда и зачем писал, и так далее и тому подобное.

– И как, вам нравится?

– Как сказать. Пока да. Я всего год как окончила университет.

– Значит вам…

– Двадцать три. Простите, а вам?

– Тридцать семь.

– Да!

– Вы хотели сказать, какой старый.

– Ничего подобного.

– Я шучу.

– Вот, переняли у меня привычку шутить.

– Стараюсь, а разве это плохо?

– Да, нет.

– Прошу к столу, чай готов, – прокричала Мария Андреевна, не входя в комнату, в которой находились Маша с Василисом.

– Нас зовут пить чай, – произнес Василис и направился в гостиную.

На столе стоял электрический самовар, торт, конфеты и блюдо, на котором лежали фрукты, которые, как сразу поняла Маша, принес Василис. Рядом стояла плошка, в которую Мария Андреевна выдавила взбитые сливки.

– Кажется, и впрямь принесли киви, а я думала, что вы опять пошутили, – смеясь, произнесла Маша, увидав в вазочке, которая стояла на столе среди клубники, банана и ананаса, зеленые кружочки киви.

За столом шла непринужденная беседа. Маша старалась молчать, так как основная беседа шла между матерью и Василисом. Та рассказывала о том, в каких странах они бывали, будучи на дипломатической службе, вспоминала, какие-то забавные случаи и в то же время весьма тактично выясняла, где до этого работал Василис, и как ему видятся те перемены, которые происходят в нашей стране.

Василис оказался воистину дипломатом. Несмотря на многосложность его высказываний, трудно было оценить, его собственное отношение ко всему, что происходило. Выяснилось только, что до России, он работал долгое время на родине в министерстве, затем в посольстве в Болгарии.

Они поседели еще какое-то время, и Василис поблагодарив за гостеприимный прием, откланялся. Уже в коридоре, когда Маша провожала его, он поцеловал ей руку и тихо, видимо опасаясь, что Мария Андреевна услышит его, произнес:

– У вас чудесная мама, теперь я понимаю в кого вы.

– Вы заблуждаетесь. У нас с ней совершенно разные характеры.

– Это вам только так кажется. Со стороны всегда виднее, уверяю вас.

– Не буду спорить.

– Еще раз благодарю за чудесный вечер и… Если позволите, пригласить вас…

– Смотря куда?

– Я придумаю что-нибудь, чтобы вам понравилось, и вы не смогли отказать.

– Вам откажешь, а потом ноту, – смеясь, произнесла Маша.

– Значит, договорились!? – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Василис.

– Там видно будет, но в целом предложение принято.

– Спасибо, – и Маша закрыла за ним входную дверь.

Постояв несколько секунд, она вошла на кухню, где мать мыла грязную посуду и села на табурет у стола.

– Ну, что скажешь, ма?

Мать молча продолжала мыть посуду, о чем-то думая про себя, потом взяла полотенце, вытерла тарелку и положила её в стопку уже протертых.

– Мам, ты чего молчишь?

– А ты сама-то что думаешь?

– Ничего, мне интересно твое мнение.

– Ах, мое мнение. Так вот я тебе так скажу. Он от тебя не отстанет до тех пор, пока ты не скажешь ему да или нет.

– В смысле?

– В том самом. Дорогая моя, это не мальчик, это взрослый мужчина, который нашел, или, по крайней мере, считает, что нашел свое счастье и потому, будет продолжать добиваться твоей руки, и ждать когда ты скажешь либо да, либо нет. Если нет, он отстанет от тебя, и как бы не сложилась его жизнь в дальнейшем, ты останешься в его сердце навсегда.

– Мам, мне кажется, ты преувеличиваешь. Обычный роман, если и не курортный, то, во всяком случае, в чужой стране, где другие женщины, другие нравы, все иначе. Вот и всё.

– Извини, ты мелешь чепуху. Причем тут чужая страна, другие женщины и нравы. Любовь, дорогая моя, это совсем иное. Он просто влюблен, поверь мне.

– Но почему ты так считаешь?

– Потому что я прожила достаточно много, чтобы оценить поведение человека, и вижу, какие чувства владеют им.

– Ну не знаю, ты прямо Кашперовский, какой-то, или прорицательница. Может, и по руке мне погадать сможешь?

– А вот это я в тебе первый раз наблюдаю.

– Что именно?

– Вот то самое.

– Что именно?

– Колючий характер.

– Какой есть.

– Зря, ты ведь не такая. Не пойму только зачем настраивать себя на такой лад.

– Я и сама не знаю, – неожиданно произнесла Маша, и Мария Андреевна сразу почувствовала печальные ноты в голосе дочери. Она повесила полотенце на ручку холодильника и присела рядом.

– Я тебе так скажу. Не любишь его, сразу скажи и не «пудри мужику мозги», как в народе говорят, а если сама не знаешь, тогда прежде чем ответить крепко подумай. Прости, но любовь к Анатолию крепко затуманила тебе мозги, вот ты и не можешь никак переключиться. Все сравниваешь.

– Ничего я не сравниваю.

– Сравниваешь, а то я не знаю. Еще как сравниваешь. Любовь, дорогая моя, иногда веревки вьет из человека, особенно из женщины. Ты вроде сопротивляешься, а сама не замечаешь, как она уже косичку сплела. А вот расплести её, ой как трудно и больно. Так и ты. Поселился в твоем сердце один и пока не выйдет, другому зайти в него трудно. А уж двоим, точно не поместиться. Вот потому и мается человек. Такова жизнь, и ничего тут не поделаешь.

– Так что же мне делать, мама, посоветуй?

– А вот тут я тебе не советчик. Это ты сама должна решать. В любви советчиков не ищут, даже у матери.

Маша положила голову матери на колени и тихо произнесла:

– Как хорошо быть маленькой. Игрушки, школа. Ни забот, ни хлопот, ни сердечных страданий. А тут, – и она пустила слезу.

– Горе ты мое, луковое. В жизни еще столько всего будет, а ты уже нюни распустила. Ты посмотри лучше на себя. Да Курочкина против тебе, цыпленок.

– Какая еще Курочкина?

– Как какая, мисс Мира 92, вон недавно по телевизору показывали.

– Скажешь тоже, – утирая слезы, произнесла Маша.

– То и скажу. Слезами делу не поможешь. И еще, не только сердцу внимай, но и разуму. Присмотрись к нему, а там видно будет.

– Ты так считаешь?

– Да, так считаю.

Глава 3

Василис позвонил на следующий день в воскресенье. Маша еще лежала в постели и, подняв трубку, невольно взглянула на часы. Было начало одиннадцатого.

– Господи, ну кто такую рань решил позвонить?

– Алло, это Мари, – раздался в трубке знакомый голос.

– Да, – ответила Маша, пытаясь придать голосу менее недовольный характер, что явно плохо удалось, так как в ответ она услышала:

– Я понял, что разбудил, прошу простить. Дело в том, – он сделал паузу и добавил, – я вечером должен по делам улететь на родину, на неделю, возможно две, но прежде чем улететь, очень хотел бы вас видеть.

– В котором часу ваш самолет?

– В 21–25.

– Понятно, – ответила Маша и еле удержалась, чтобы не зевнуть, – хорошо, какие у вас предложения насчет встречи?

– Давайте просто прогуляемся, погода чудесная, потом посидим где-нибудь в ресторане. Принимаете мое предложение? – и Маша уловила в его голосе новые интонации. Ей показалось, что он просил её, но не так как раньше, а иначе, словно боялся, что она откажет, сославшись на усталость или плохое самочувствие.

– Только мне надо время чтобы собраться.

– Конечно, в двенадцать у Ленкома, вас устроит?

– Постараюсь, не опоздать.

– Я буду ждать в любом случае.

– Хорошо, – со смешинкой в голосе, произнесла Маша. Положив трубку, она посмотрела на потолок и, откинув одеяло, побежала в ванную.

Сидя в комбинации перед туалетным столиком и приводя лицо в порядок, она увидела отражение заглянувшей в её комнату матери.

– Далеко собираешься?

– Василис звонил, предложил прогуляться по Москве. Так сказать буду персональным гидом, – ответила Маша, повернувшись лицом к матери, держа в руке кисточку для туши.

– Когда тебя ждать?

– Не очень поздно. Он сегодня уезжает на родину.

– Надолго?

– Сказал, что на неделю-две, – она снова повернулась к зеркалу и продолжила заниматься макияжем.

– Передай от меня привет, – и, повернувшись, она вышла.

– Обязательно.

Маша вышла из метро, обогнула здание издательства Известия и, перейдя через улицу, свернула к зданию Ленкома. Еще издали она увидела Василиса, который поджидал её у входа в театр, держа в руках цветы. Увидев Машу, он помахал ей рукой и поспешил навстречу.

– Мерси, – неожиданно произнесла она, принимая цветы, – куда пойдем?

– Давайте прогуляемся по бульвару.

– Тогда пошли, – и она решительно взяла Василиса под руку.

– Знаете, я иногда подрабатываю по выходным, вожу экскурсантов по Москве. Правда, не пешком, а на автобусе. Посадка в районе ГУМа, далее по маршруту.

– Я не знал, получается, вы мой персональный гид на сегодня?

– Вроде того, – произнесла она и рассмеялась, – кстати, вам привет от моей мамы.

– Спасибо, как она, не очень устала после такого утомительного приема, который вы устроили в мою честь?

– Не без этого, но я помогала.

– Это понятно.

– Ваша мама, настоящая жена дипломата и многое почерпнула из особенностей этой работы.

– С чего вы решили?

– Так подготовиться и узнать о быте и кулинарии Греции, не всякий может.

– Ах, вот вы о чем, – Маша снова от души рассмеялась, – надеюсь, она не перестаралась?

– Нет, что вы, мне было так приятно. У вас просто чудесная мама.

– Это да. Мы с ней очень мирно живем. Ссоримся иногда, но в основном по пустякам. В конце концов, сейчас очень сложное время. Еще вчера была одна страна, а сегодня другая. Для пожилых людей такое понять, и тем более оценить, очень трудно.

– Да, в нашей стране, тоже были времена, когда были и перевороты и к власти приходили военные, так что мы, в какой-то мере больше других понимаем, каково это смена приоритетов, понятий и взглядов.

– Как же, помню, еще по школе, хунта «черных полковников», я правильно назвала?

– Совершенно верно. Переворот в 67 году, спустя шесть лет отмена монархии и установление президентского правления, спустя год, падение хунты.

– Подумать только, всего двадцать лет назад, у вас в стране была монархия.

– В ряде стран Европы, она до сих пор существует. По-моему в этом нет ничего предосудительного, вы так не считаете?

– Нет, конечно, просто, мы, как это лучше сформулировать, вышли из другого мира. Нас учили в школе, потом в институте, что самодержавие, это плохо, это деспотизм, тирания и тому подобное зло. Сейчас понимаешь, что все это не так, особенно в наше время, но отказаться от образа, который тебе так долго вдалбливали, не так просто.

– Безусловно. Однако пройдет совсем немного времени и произойдет переоценка ценностей, а вместе с этим, изменится восприятие и осознание того, что имеет место в действительности.

– Чтобы оценить и понять, надо не только слышать, о чем идет речь, но и реально видеть, осязать, так сказать, предмет спора. Во всяком случае, в архивном деле, которым я занимаюсь, документы порой говорят одно, а факты свидетельствуют о другом. Как определить, где истина, а где вымысел?

– Согласен. Наверно и в жизни так бывает. Не всегда можно оценить того или иного человека по его словам. Можно говорить одно, а поступать совершенно иначе и наоборот. Вам приходилось сталкиваться с таким?

– Не часто, но приходилось.

– Конечно, особенно это характерно для политиков, да и вообще публичных людей. Когда тебя окружают люди, которые внемлют твоему слову, слишком большой соблазн сказать совершенно не то, что думаешь. Но это их удел, они рабы, точнее, заложники своей профессии.

– А дипломаты? Тоже или нет? – неожиданно с подвохом спросила Маша.

Василис смутился, но тут же нашелся, что ответить:

– На работе, скорее да, а в жизни вряд ли. Что такое дипломат, обычный чиновник, мало чем отличающийся от любого другого. Канцелярия, бумаги, прошения, переписка и прочая рутинная работа. В отличие от вас, я не испытываю большого удовлетворения от своей работы.

– Тем не менее, продолжаете ей заниматься.

– Что делать, есть причины, по которым приходится заниматься этим.

– И если не секрет, какие?

– Во-первых, я этому учился, и посвятил достаточно много лет, так что начинать что-то заново, несколько поздновато, а во-вторых, я продолжаю дело своего отца.

– Вот как, он тоже дипломат?

– Был. Сейчас он на пенсии, а до этого был послом в ряде стран. Кроме того, мой старший брат, тоже работает в посольстве. Как видите, семейная традиция.

– Теперь я понимаю, почему вы так удивились, что я не пошла по стопам своего отца.

– Вовсе нет. Хотя только вначале, и то, скорее по инерции. Вы правы, женщинам не пристало заниматься политикой. Есть масса других, гораздо более интересных профессий для этого.

– Вы случайно не сторонник патриархата, или может быть, вы исповедуете ислам?

– Нет, что вы, вовсе нет. Греция, так же как и Россия одна из немногих стран исповедующих православие.

– Но у нас есть некоторые отличия.

– Да, но они не такие явные, как между католицизмом и православием.

– Безусловно.

– А что касается патриархата, то уверяю вас, когда говорил о других профессиях, я вовсе не имел ввиду, что женщина должна обязательно сидеть дома и заниматься детьми и домашним бытом, хотя это в принципе, её право решать, и если ей это нравиться и в её натуре, то почему бы и нет.

– А кем бы вы хотели видеть свою будущую супругу? – неожиданно спросила Маша.

Василис несколько притормозил шаг, и задумался, после чего, произнес:

– А почему вы меня об этом спросили?

– Просто так.

– Хорошо, я отвечу. Я бы хотел видеть её скорее домашней хозяйкой, нежели чем вечно занятой бизнес-леди, думающей как сделать карьеру, но в то же время, умной, образованной и главное, любящей женщиной.

– Интересный ответ.

– Вы находите?

– Да.

– А что, позвольте в нем интересного на ваш взгляд.

– По крайней мере, откровенность.

– Ах, вы это имели в виду. Думаю, что если бы я сказал, что-то другое, вы сразу бы определили, что я слукавил.

– Почему вы так решили?

– Потому что вы достаточно умная и проницательная женщина.

– Это комплимент?

– Если хотите.

– Спасибо.

Они не спеша дошли до конца Петровского бульвара и повернули на Рождественский.

– Какой длинный бульвар?

– Он опоясывает кольцом центр Москвы, но в принципе, каждый отрезок имеет свое название. Сейчас мы идем по Рождественскому, потом начнется Сретенский, за ним Чистопрудный и так далее.

– Я заметил в Москве очень мало старых зданий, я имею в виду дома, которым триста или более лет.

– Безусловно, в этом отношении, Москва мало похожа на города Европы. Да это и понятно. Испокон века, это был малоэтажный деревянный город. Потом нашествие Наполеона и в 1812 году Москва сгорела, остались лишь каменные постройки. Затем Революция, масса памятников старины было разрушено, вместо них строились дома, которые сейчас принято называть эпохой сталинского периода, высотки пятидесятых. Семидесятые годы ознаменовали собой строительством Калининского проспекта, ныне Новый Арбат. Вот поэтому и возим гостей столицы и показываем довольно своеобразный облик столицы. Останкинская башня и храм Василия блаженного, Кремль и гостиница Россия, Арбат и высотки. Это все равно, что в одном зале выставить живопись импрессионистов, иконопись и Глазунова.

– Пожалуй, вы правы. В Европе все совершенно иначе. Каменные постройки дали возможность сохранить для потомков архитектуру шестнадцатого-семнадцатого веков. Удивительно, когда идешь по улочкам Флоренции и видишь на доме табличку, на которой написано, в этом доме жил Данте Алигьери. Невольно останавливаешься и начинаешь понимать, что он жил в тринадцатом веке и, стало быть дому, без малого восемьсот лет. Возникает чувство удивления, восторга и непонимание того, как такое возможно. Войны, эпидемии, стихийные бедствия, все что угодно приходит на ум, а дом стоит, сотни лет и будет стоять после тебя еще не одно поколение и удивлять всех проходящих мимо него.

– Вот видите, история это очень интересная наука. Потому я и выбрала её. А историко-архивная деятельность, позволяет заглянуть вглубь веков и понять, как жили до нас люди, что чувствовали, переживали.

– Вы мечтали когда-нибудь оказаться в прошлом, чтобы увидеть воочию тот мир, который изучаете?

– Представьте себе, нет. Это работа. А по натуре, я живу сегодняшним днем и думаю скорее о будущем, чем о прошлом.

– Замечательно.

– Вы так считаете?

– Да, я сам думаю больше о будущем, чем о прошлом. В прошлом всегда есть то, что хотелось бы исправить. Это приводит к тому, что портится настроение, а думы о будущем, это как мечты. Может, сбудется, а может, нет. Но очень хотелось бы, чтобы сбылось.

– Вы мечтатель?

– Нет, что вы, скорее просто трезво смотрю на будущее, стараюсь его хоть как-то осуществить, но в душе надеюсь поймать птицу счастья.

– А что, по-вашему, такое птица счастья?

– Не знаю. Наверное, когда человеку просто по-человечески хорошо в этом мире, дом, работа, семья, дети, это и есть птица счастья.

– И всё?

– А разве этого мало?

– Наверно вы правы, я не задумывалась об этом.

– И правильно делали.

– Почему?

– Потому что, когда задумываешься, начинаешь думать, что тебе то не удалось, этого у тебя нет, и так далее. Как правило, это ни к чему хорошему не приводит.

– Может быть, – задумчиво произнесла Маша.

– Ну вот, а там начинается Чистопрудный бульвар. Метро Чистые пруды, Тургеневская, здание центрального почтамта, известный Булгаковский дом. Вы читали «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова?

– Нет.

– Нет? Напрасно. Очень интересный роман. И знаете, на мой взгляд, весьма актуальный.

– В каком смысле?

– В прямом. Смесь мистики, чертовщины, соцреализма, быта и нравом Москвы тесно переплетаются с нынешним временем.

– Вы так считаете?

– Да. Именно в такой момент, когда на смену одной формации приходит другая, на ум приходят всевозможные мистические настроения. А в сочетании с повседневной жизнью, когда с одной стороны тебе говорят о высоких материях, а с другой, возникают вопросы о хлебе насущном, он очень хорошо вписывается в сегодняшний день.

– В таком случае, постараюсь прочесть при случае.

Они продолжали не спеша прогуливаться по бульвару, потом зашли в ресторан и Маша, которая до этого всего пару, тройку раз бывавшая в них, получила представление о том, как можно пообедать, при наличии твердой валюты.

На десерт Василис заказал мороженое с дольками ананаса и горячий шоколад.

Проголодавшаяся Маша, которая только в ресторане, вспомнила, что она даже не успела позавтракать, так как торопилась на встречу, с аппетитом съела всё, включая десерт, и попросила еще соку, чтобы запить приторный шоколадный напиток.

Они вышли из ресторана, и Василис украдкой взглянул на часы, однако его взгляд не ускользнул от Маши, и она спросила:

– Вы не опаздываете, возможно, вам надо собраться перед дорогой?

– Вы позволите, я довезу вас до дома?

– Конечно.

Василис поймал такси и назвал адрес. Пока они ехали до Машиного дома, он не проронил ни слова. Машина остановилась у подъезда и они оба вышли.

– Вы подымитесь к нам?

– Нет, я только хотел попрощаться и…, – он замолчал.

Маша поняла, что Василис хочет что-то сказать и не решается, словно боится услышать от неё, что ему не на что надеяться и ждать, что между ними все кончилось, так и не начавшись, и потому он молчал.

– Ну что же, как говорят, хорошей дороги и скорого возвращения.

– Вы будете меня ждать? – вдруг произнес он, и она почувствовала, как слегка задрожал его голос. Впервые, этот взрослый, солидный мужчина, до этого проявлявший полное хладнокровие в отношении с ней, произнес слова, которых она хотя и ожидала от него, но не в таком тоне.

– А вы и впрямь хотите этого?

– Да, очень.

– Значит, мне ничего другого не остается, как ждать.

– Я могу вам сделать маленький подарок?

– Мне, подарок? – глаза Маши заблестели, словно в детстве, когда детям делают подарки.

– Да, вам, – и он неожиданно извлек из кармана пиджака небольшой сверток, завернутый в разноцветную бумагу и перевязанный золотистой ленточкой, и передал его Маше.

– Что это? – с удивлением, произнесла она.

– Знаете, не открывайте его прямо сейчас. Лучше дома, хорошо?

– Хорошо, а что это секрет, точнее сюрприз? – и Машино сердце вдруг необычно сильно забилось, то ли от желания поскорее узнать, что внутри, то ли от предчувствия, что она догадывается что там, и если да, то, права ли она.

– Все доброго, – он взял её руку, поцеловал, нежно посмотрел и внезапно повернулся и пошел в сторону арки, где продолжала стоять машина, на которой они приехали. Он сел и машина, визжа тормозами, резко выехала со двора.

Маша стояла в полном недоумении, продолжая держать в руке подарок. Потом открыла дверь подъезда и чуть ли не бегом бросилась домой. Стоя в лифте, она готова была развернуть ленточки, чтобы поскорее узнать что там, но все же удержалась, открыла дверь квартиры и, не снимая туфель, вошла в свою комнату и только тогда, развязала бант, буквально сорвала обертку и увидела небольшую коробочку. Её сердце застучало еще сильнее, она зачем-то зажмурилась и открыла коробку. Постояв секунду, она открыла глаза и увидела кольцо с пятью маленькими бриллиантами. По привычке прикусила нижнюю губу, а сердце продолжало стучать все сильнее и сильнее, и жар наполнял её всю, словно она запыхалась от бега на шестой этаж. Она вынула кольцо и надела его на палец. Бриллианты сверкнули от солнечных лучей, падающих из окна, и волшебной музыкой отозвались в её сердце. Она протянула руку, чтобы посмотреть на кольцо на руке, потом положила коробку на тумбочку и в этот момент заметила, что в крышке коробки сложена бумажка.

– Вряд ли это чек от кольца, – подумала она и, вынув бумажку, развернула её. Это была записка от Василиса.

Дорогая Маша!

Я уезжаю домой. Пробуду самое большее две недели. Мы оба понимаем, что наши взаимоотношения, хотя и не зашли далеко, слишком глубоки, по крайней мере, для меня. Вы вправе отказать мне и тогда кольцо, останется просто подарком от иностранца, случайно вторгнувшегося в Вашу безмятежную жизнь. Но если Вы так же испытываете ко мне чувства, то пусть оно станет обручальным кольцом, символизирующим, что мои слова, сказанные Вам на приеме, это не просто шутка, а слова искренних чувств и любви к Вам. Как только приеду, тотчас позвоню.

Любящий Вас, Василис.

Маша прочитала письмо до конца, потом перечитала его вновь и слезинка скатилась и упала на записку. Она не заметила, как мать вошла в её комнату и стоя у двери смотрела на неё и понимала, что в жизни её дочери происходит, что-то очень важное, что во многом определит её судьбу на последующие годы, а может и на всю оставшуюся жизнь. Она стояла и молчала, потому что слова были не к чему. Ей и так было все понятно. Увидав мать, Маша бросилась к ней, обняла за шею и разревелась. И Мария Андреевна впервые почувствовала в них не горечь слез, а радость и она не стала утешать дочь, а только гладила её по голове и радовалась вместе с ней, потому что поняла, что в сердце дочери входит новая любовь.

Она допоздна засиделись с матерью на кухне. Пили чай, ели торт, оставшийся после вчерашнего приема гостя и разговаривали, точнее по большей части говорила мать. Нет, она не читала Маше нравоучений, не давала советов, она просто рассказывала о себе. О том, как они познакомились с папой, как он ухаживал за ней, как сделал предложение. Как давно и как недавно это было. Маша слушала мать, положив голову на сложенные на столе руки и не перебивала. Она впервые слышала от матери эти признания, и ей было интересно. Она словно по-другому оценивала и узнавала своих родителей. Оказывается, они тоже были когда-то молодыми и так же влюблялись, мучились, переживали и радовались, что и к ним пришла любовь.

Потом она рассказала Маше, как они впервые отправились вместе за границу, как было страшно и в то же время интересно. Как сложно было войти в новый, непонятный и замкнутый мир дипломатического представительства. Потом, спустя несколько лет, когда они поехали в капиталистическую страну уже втроем, снова пришлось привыкать, к изобилию товаров на полках магазинов, к враждебному, как тогда казалось окружению, к интригам, которые непременно были атрибутом закулисной жизни. Через многое пришлось пройти и все же, они прожили очень интересную, насыщенную жизнь, полную любви и взаимопонимания.

Маша сидела, слушала, и ей казалось, что мать читает ей книгу, роман, действующими лицами которой, была семья дипломатов, настолько живо и образно она рассказывала о своей жизни.

Часы в гостиной пробили час ночи и Мария Андреевна, словно опомнившись, произнесла:

– Маша, что же мы с тобой так засиделись, тебе же завтра на работу. Ты совсем не выспишься, а я то же хороша, старая кошелка, баснями тебя кормлю, а про время совсем забыла. Давай-ка спать, а то завтра проспишь.

Маша встала, обняла мать, поцеловала и сказала:

– Чтобы я без тебя делала?

– То же самое что и со мной. Все иди спать, завтра придешь с работы, и поговорим.

Два дня пролетели незаметно. Работа, переводы, которые в понедельник подбросили на всю неделю вперед, так что вечера, и половина ночи были заняты до предела. Однако записка со словами любви и предложением руки и сердца, постоянно вставали перед ней немым вопросом – как быть, что ответить. Мать, несмотря на то, что Маша все ей рассказала и даже прочла записку, молчала, словно воды в рот набрала. Маша прекрасно понимала, что в целом, мать совершенно права, когда сказала ей, что это ей жить и, стало быть, ей решать такие вопросы, и советчиков здесь не может быть и всё же…

Сидя на работе, она нет-нет, а задумывалась, что ей ответить не только Василису, когда он вернется в Москву, а, прежде всего самой себе. Она не могла разобраться в собственных чувствах, которые пробудились в ней. Она раз за разом прокручивала в памяти все встречи, разговоры с ним, пытаясь найти в них ответ, любит ли она его, или нет.

В пятницу, придя домой, она решила пораньше лечь спать, чтобы, наконец, выспаться, но в этот момент зазвонил телефон и в трубке раздался Зоин голос:

– Алло, квартира Зотовых?

– Зой, привет, это я.

– Привет, сто лет не слышала твой голос. Как ты?

– Нормально, а ты?

– Я тоже.

– Ты куда пропала? Звонила после отпуска, тебя нет.

– Так я тоже в отпуске была, вот только вчера приехала.

– Правда! Слушай, давай завтра заваливай ко мне, поговорим, у меня к тебе серьезный разговор есть.

– На какой предмет?

– По телефону не могу, я тут в такой водоворот попала, короче меня замуж тянут.

– Серьезно?

– Клянусь.

– А ты?

– А что я, не знаю соглашаться или нет.

– Слушай, сгораю от любопытства, прямо хоть сейчас к тебе рвануть.

– А что давай, посидим, заночуешь.

– Уговорила, ну дела, Машка, ты даешь, тебя совершенно одну без присмотра нельзя оставить. А мужик-то как ничего?

– Приедешь, расскажу.