Текст книги "Колдовская сила любви (СИ)"

Автор книги: Аристарх Нилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Ладно, постараюсь, – шутливо ответила Маша, – Какая ты у меня.

– Какая?

– Хорошая, вот какая.

Вскоре подошел Василис.

– Ну, все, пора. Объявили посадку, так что можно идти на паспортно-визовый контроль. Давайте прощаться.

Мария Андреевна пожала Василису руку, но потом не выдержала, и, поцеловав, тихо произнесла:

– Ты уж береги её там, одна она у меня.

– Мария Андреевна, не волнуйтесь. Всё будет хорошо. Как только устроимся, сделаем вызов, приедете к нам. Понравится, уверяю вас, уезжать не захочется.

– Ну, дай-то Бог. Давайте присядем на дорогу, чтоб долететь благополучно.

Они сели, потом поднялись, и Маша громко произнесла:

– Всё мам, мы пошли.

– Мария Андреевна, счастливо оставаться. Бузинус вас довезет до дома, а вечером мы обязательно позвоним.

Василис взял две небольшие Машины сумки. В другой руке у него был портфель, и они направились в сторону стойки, где уже началась регистрация пассажиров, улетающих рейсом Москва-Афины. Маша обернулась и помахала маме рукой, а та послала ей воздушный поцелуй.

Лайнер разбежался по бетонному полю аэродрома и слегка задрав нос, взмыл в небо. Впереди Машу ждала чужая незнакомая страна, с красивым названием Греция.

Глава 5

Самолет коснулся полотна аэродрома и слегка подпрыгнув, окончательно приземлился и уже через несколько секунд плавно подруливал к месту высадки пассажиров. В салоне началось оживление. Всем не терпелось скорее оказаться на свежем воздухе. Еще на подлете, в окно иллюминатора, Маша видела зелень лесов и полей. После ноябрьской Москвы, неожиданно засыпанной снегом, это было так непривычно, что она подумала, что это только так кажется, а на улице, так же как и дома, минусовая температура. Однако по уверениям стюардессы, объявившей за несколько минут до посадки, что температура воздуха в Афинах плюс семнадцать градусов.

– Может мне не надевать дубленку? – спросила она Василиса.

– Ты лучше просто накинь, но не застегивай, а в машине скинешь.

– Пожалуй ты прав.

Вскоре пассажиры начали выходить, а вскоре и Маша с Василисом спустились по трапу и направились на регистрацию.

В аэропорту их встречали. Сразу после прохождения таможни, Василису помахали рукой, и он кому-то крикнул по-гречески. Сердце Маши забилось в волнении, так как она поняла, что ей придется в ближайшее время, а может прямо сейчас, знакомиться с родственниками Василиса. Так оно и оказалось. К ним подошли двое мужчин. Один из них весьма пожилой, весьма представительный мужчина, который сначала пожал Василису руку, потом они поцеловались.

Василис представил ей своего отца. Он секунду посмотрел на Машу, словно оценивая выбор сына, потом приветливо улыбнулся и сказал:

– Добро пожаловать домой, – произнес он и совсем по-домашнему поцеловал невестку. Вторым оказался племянник Василиса, который жил с дедом и учился в школе, так как его родители работали за границей.

Все направились к выходу, где их ждала машина.

– А багаж? – спросила Маша Василиса.

– Не волнуйся, его без нас получат и привезут. Всё будет в порядке.

Прямо перед входом в здание аэропорта их ждал черный лимузин, в который все забрались, водитель, закрыл за всеми двери и тронулся с места. Ничего не понимающая Маша сидела и продолжала держать Василиса за руку, так как в присутствии свекра, ей не удобно было задавать вопросы.

Константинас, как звали отца Василиса, прекрасно говорил по-английски, и пока они ехали, рассказывал и показывал Маше в окно местные достопримечательности. Когда Машина въехала в Афины, он то и дело показывал ей на то или иное здание, но потом вдруг рассмеялся и произнес:

– Извините, вот что значит старость. Вы же сюда не в гости приехали, а домой, а я вам экскурсию устроил. Сами с мужем все посмотрите, и он лучше меня обо всем расскажет, не так ли?

– Отец, не буду спорить, мне не хотелось тебя прерывать.

– Скромничает, а вообще-то он у меня человек стеснительный и как это ему удалось вас на себе женить? – он снова засмеялся.

– Вот, Мари, двух сыновей вырастил, оба дипломатами стали, и оба разные, не пойму, почему так?

– Разве это плохо? – осмелилась, наконец, сказать Маша.

– Да нет. Это я так к слову.

Вскоре машина въехала в ворота небольшого дома и остановилась. Маша вышла. Её взору предстал чудесный двухэтажный дом, увитый виноградом. Во дворе стояла большая беседка, так же увитая цветами и какими-то неизвестными Маше вьющимися растениями. Прямо перед домом был разбит газон. В дверях стояли двое, судя по одежде, прислуга. Мужчина принял у Маши дубленку, а с пожилой женщиной, Василис сразу расцеловался. Она, как позже узнала Маша, работала в доме около двадцати лет и считалась почти родственницей. Василис обнял жену за плечи.

– Ну, вот мы и дома.

Она сделала нерешительный шаг и вдруг услышала позади себя голос отца Василиса.

– Ну, кто же так жену в дом приглашает.

И в этот момент она почувствовала, как Василис подхватил её на руки, и, переступив порог дома, осторожно опустил на пол.

– Вот это другое дело, – услышала она позади себя довольный голос свекра, – А то, проходи, эх молодежь, – и снова усмехнулся. Последние слова она скорее поняла по интонации, так как он произнес их по-гречески, но смысл, скорее всего, был такой.

Большая прихожая, из которой вели двери в разные помещения, в том числе на лестницу на второй этаж. Василис стоял позади неё, и Маша растерялась и не знала куда ей идти, и потому повернулась к мужу и спросила:

– И куда нам?

– Куда хочешь, это наш дом. Осваивайся, ты теперь в нем хозяйка.

– Я!?

– А кто же?

Маша слегка оробела и, прижавшись к мужу, даже не заметила, что за ними наблюдают свекор, племянник мужа и прислуга. Чувствуя некоторое замешательство жены, Василис пришел ей на выручку и сказал:

– Знаешь, пойдем-ка в нашу спальню, переоденемся, а потом я покажу тебе наш дом.

Они так и сделали. Поднялись по лестнице на второй этаж прошли в спальню. Следом за ними, внесли чемоданы, которые каким-то образом уже прибыли из аэропорта. Маша подошла к окну и, отдернув занавеску, увидела, что во дворе стоит машина, и двое рабочих выгружают багаж.

Остаток дня пролетел в суматохе. Маша знакомилась со своим новым местом обитания. Дом оказался лишь с виду небольшим. А внутри было так много места, что по сравнению с их московской квартирой, дом казался просто дворцом. На первом этаже помимо просторного холла, располагалась большая кухня, соединенная аркой со столовой. Кроме этого, здесь же находилось три комнаты, в двух из которых жил отец Василиса. Одна комната была спальней, а вторая кабинетом. Ванная, туалет, чулан, комната для прислуги. На втором этаже располагались три спальни, библиотека и комната отдыха, в которой стоял бильярдный стол, и еще несколько помещений, назначение которых Маша просто не запомнила. Потом Василис показал ей подвал. Сравнительно небольшой в сравнении с домом, но очень уютный, он был отделан и заставлен стеллажами, на которых хранились бутылки и небольшие бочки с вином, а на одной из стен хранились овощные и фруктовые запасы, подвешенные на длинной палке, идущей от одной стены до другой. Под ними стояли корзины, в которых хранилась всякая снедь. Вторая часть подвала использовалась как мастерская. Здесь было тепло и сухо и, судя по верстаку, на котором лежала стружка, свекор совсем недавно что-то мастерил.

– Твой отец чем-то увлекается?

– Не так чтобы очень, но иногда любит вырезать из дерева разные фигурки. Как вышел на пенсию, неожиданно увлекся.

Василис достал с полки одну из незаконченных фигурок и протянул её Маше.

– Вот, образец его работы.

– Как здорово, – сказала она, рассматривая небольшую поделку из дерева, которая представляла собой фигуру неведомого существа, смотрящего в даль, судя по расположению руки. На поясе у него висел колчан и лук, а в руке он держал копье.

– Какая странная фигурка?

– Да, отец делает фигурки неведомых существ, якобы населявших Землю в древние времена, когда жили эльфы, гномы и колдуны. У каждого своё хобби…

– А у тебя есть хобби?

– У меня?

– Да у тебя.

– Ну, как тебе сказать, наверно, я еще в том возрасте, когда оно, будем так говорить, еще не совсем сформировалось.

Маша рассмеялась и, обняв мужа, поцеловала.

– Ты у меня дипломат во всем. Как хобби может не вполне сформироваться? Либо оно есть, либо его нет.

– Наверно.

– Пойдем, а то подумают, что это мы тут застряли. Кстати, я хотела спросить, а кто такая эта Апполинария?

– Она живет у нас лет двадцать. Я помню её, еще, когда жива была мама. Она помогала ей по хозяйству, а после её смерти, занимается в доме всем. Готовит, убирает, ухаживает за отцом. Для нас она почти что родственница.

– И еще, слушай, а зачем в столовой стоит такой странный диван, да еще таких больших размеров?

Василис улыбнулся и ответил:

– Видишь ли, дорогая, в каждой стране есть свои особенности, традиции. Это не диван в привычном тебе понимании слова. Он называется курвать.

– Как, кровать?

– Не кровать, а курвать. Раньше на нем и спали и ели и детей рожали.

– Серьёзно?

– Представь себе.

– Подожди, а разве в Греции едят не за столом? Это, по-моему, на востоке сидят на полу и принимают пищу?

– Нет, на курвать ставят низкий столик и сидя вокруг него в семейном кругу едят. В принципе он как дань старины, хотя частенько используют и в наши дни, своего рода дань моде. И потом это весьма удобно. Я, правда, не большой поклонник, но помню в детстве, мы всегда использовали его по прямому назначению.

– Как интересно…

– Поживешь, многое чего узнаешь интересного.

– Надеюсь.

– Пойдем, осторожно, здесь одна ступенька, по-моему, шатается, надо будет починить, – и, поддерживая Машу сзади, они поднялись из подвала.

Первые несколько дней, Маша привыкала к своему новому дому. Ей всё было непривычно. Если с тестем, она достаточно быстро нашла общий язык. И не только в плане общения. Он говорил на нескольких языках и отлично изъяснялся по-английски, да и вообще, оказался интересным собеседником. Во многом он был похож на Машину мать. Без особой надобности не лез с разговорами, не «маячил» и не присматривался за невесткой. Вместе с тем, когда ей приходилось с ним разговаривать, это было безумно интересно. Он работал во многих странах, и многое видел и знал. Поэтому, его рассказы, напоминали ей историю жизни её детства, когда она вместе с родителями жила заграницей. Маша любила с ним разговаривать, особенно, когда сидя после обеда в столовой, он рассказывал ей интересные случаи из своей жизни или жизни своих детей. Таким образом, она многое узнала о Василисе, о его детских и юношеских годах, исподволь, выясняла его привычки, особенности характера.

Труднее было общаться с Апполинарией. Кроме греческого, она не знала никакого другого языка, и потому Маша объяснялась с ней жестами, и это явно выбивало её из колеи и тяготило. Поэтому, она решила, во что бы то ни стало выучиться греческому языку, и попросила мужа устроить её в какую-нибудь группу для начинающих.

Слуга, имя которого, она никак не могла запомнить, тоже говорил только по-гречески. Правда его она видела не так часто. Он занимался в основном делами по дому и в саду, вечно что-то ремонтируя, поливая или копая, так как объединял в своем лице одновременно и садовника и рабочего по дому.

Спустя две недели, когда они лежали в спальне, Василис, повернувшись к жене, произнес:

– Мари, как ты смотришь, если мы обвенчаемся и сыграем свадьбу?

– Обвенчаемся? – Маша отложила в сторону книгу, которую прихватила еще из Москвы.

– Да. Мы же оба с тобой православные, ни каких проблем нет.

– Да нет, просто я не очень, чтобы верующая.

– Так ведь и я тоже. Просто у нас это в порядке вещей. Обычай не обычай, одним словом, большинство так поступают.

– Ну, если так, тогда давай, – и она поцеловала мужа.

– Но ведь для этого надо платье, и потом гости и как быть с мамой, её ведь тоже надо пригласить?

– Нашла, о чем печалится. Было бы только желание. Твой муж как никак дипломат, все устроит, было бы только твое желание.

– Ты уверен?

– Конечно, – он нежно обнял её и поцеловал, – Значит решено?

– Решено.

Свадьбу, которая состоялась через два месяца, Маша запомнила отчетливо. Это был ни с чем не сравнимый праздник. Белоснежное платье, фата, огромное количество народа, волнение, что она не вспомнит слов батюшки, который по-гречески, спросит её, согласна ли она, взять в мужья Василиса, короны, которые держали над их головами и музыка. Все это было как в сказке, точнее, как во сне, который может присниться однажды под утро, и ты блаженно потянувшись и улыбнувшись, думаешь, неужели такое и впрямь возможно.

После венчания, они поехали в ресторан, куда собралось около двухсот с лишним приглашенных гостей, среди которых были: родственники, друзья и просто знакомые. Накануне свадьбы, Маша получила подробный инструктаж, как себя вести на свадьбе. Мама, которая за несколько дней до этого прилетела в Афины, как всегда была полностью подкована в этом вопросе и имела полное представление об особенностях греческой свадьбы. Выслушав мать, она несколько смутилась и на всякий случай поинтересовалась у мужа, права ли мать в некоторых вопросах, или её сведения своего рода устарели? Однако Василис, который в очередной раз высказал своё удивление и уважение к тёще, сказал, что она абсолютно права практически во всём.

– Ты хочешь сказать, что горько нам кричать не будут?

– Нет, мы вообще будем по большей части как статисты. Народ будет веселиться, а мы так, присутствовать и не более.

– Слушай, а насчет танца невесты, я что-то не очень поняла?

– Знаешь, я попрошу Апполинарию, и она тебя быстро научит. В нем, насколько я знаю, ничего сложного нет. Главное, не удивляйся, когда тебе будут в руки совать деньги. Это такая традиция. Кстати, эти деньги потом надо отдать музыкантам. Это тоже одна из традиций.

– Оригинально.

– Что делать. У всех народов свои особенности.

– Это точно, – Маша хотела сказать закидоны, но не смогла придумать синоним этого слова по-английски.

– Надо сказать, что цивилизация над греческой свадьбой не властна, – сказал Василис, – помню, точно такая же была у моего брата, родных и знакомых. И судя по всему, она была почти такой и сто лет назад. Разве что немного изменилась в плане одежды гостей, вот всё.

Всё так и оказалось, как говорил Василис. Они сидели за столом, а народ веселился, словно это была не свадьба, а какой-то праздник. Нет, конечно, звучали тосты за молодых, за родных и близких, но всё же это было не так, как на свадьбе у Зои. Маша была очаровательна. Она вышла на середину сцены, и как её учила Апполинария, стала исполнять танец невесты и потом, высоко подняв руки, к ней начали подходить и просовывать между пальцами доллары, и их было так много, что вскоре они стали падать к её ногам, а она продолжала кружить в танце, словно призывала гостей не скупиться. Она мельком видела счастливое лицо мужа, понимая, что она не просто не подвела его, а наоборот можно сказать «утерла нос» многим из собравшихся жен его друзей.

Уже позже, когда они лежали в спальне, Василис обнимая жену, сказал:

– Знаешь, даже отец прослезился и сказал, какую красивую я жену себе нашел в далекой России. Знал бы, давно меня туда послал.

– Так ведь тогда мы с тобой не встретились бы.

– Я так ему и ответил.

Мария Андреевна пробыла у молодых еще две недели. За это время, Маша показала ей город, к которому постепенно привыкала. Акрополь – символ греческой цивилизации, античные постройки: храм Эрехтейон, Театр Диониса. По настоянию свекра, они с мужем съездили и показали ей античные города Дельфы, Фивы и Элевсин. Он настоятельно рекомендовал так же съездить на Крит, но поездка не сложилась.

Вообще, Мария Андреевна была счастлива, что судьба дочери так благополучно устроилась. Она нашла взаимопонимание с новым родственником в лице Константинаса и сидя на веранде в саду, Маша наблюдала, как они подолгу беседуют о жизни за границей, вдали от дома. Дипломат и жена дипломата знали и могли о многом рассказать друг другу из своей жизни.

В последний перед отъездом день, Мария Андреевна, собрав вещи, вышла на лужайку перед домом и, увидев дочь, сидящую на скамейке, подошла к ней и села рядом.

– Ну, вот, я всё собрала. Подарков, целый чемодан и куда их мне девать?

– Расставишь дома, и будешь вспоминать о нас, – сказала Маша, обнимая и прижимаясь к матери.

– Одним словом, я думаю, что всё сложится хорошо. Вася тебя любит, свекор тоже, так что живите дружно. Звони чаще.

– Мам, а всё же почему ты не хочешь переехать жить к нам? Здесь такой чудесный климат? Дом большой, тебе будет не скучно с нами и отцу Василиса будет не так одиноко. Я наблюдала, как ты с ним беседовала, по-моему, вы с ним поладили бы, да и тем для разговоров нашлось полно, ведь и ты, и он столько стран и городов повидали на своем веку?

– Посмотрим. Обживись, а там видно будет. Я не готова вот так всё бросить и уехать из Москвы на чужбину. Я и так провела за границей не мало и знаю, что такое тоска по дому. А на старости лет, тем более, не так просто снова уезжать из родного дома. Даже к мужу на кладбище лишний раз не сходишь.

– Ну, хорошо, мы еще вернемся к этой теме позже, правда, мама?

– Конечно, моя дорогая.

Они проводили Марию Андреевну на следующий день. Поднявшийся в небо самолет оборвал для Маши последнюю ниточку, связывающую её с родным домом. Она повернулась к мужу, который стоял рядом, и осторожно прижавшись к нему, сказала несколько слов по-гречески.

– Ты уже начинаешь осваивать понемногу?

– Как видишь. Сложно, но вот увидишь, через год, я буду говорить гораздо лучше, чем ты по-русски.

– В этом я нисколько не сомневаюсь. Выучить русский, мне кажется, я никогда не смогу, хотя очень хочу.

– Правда?

– Конечно, мне очень хочется говорить тебе слова нежности по-русски без акцента, чтобы ты не смеялась, ну или хотя бы не улыбалась, от моего произношения.

– Не правда, я никогда не смеялась.

– Знаю, поэтому и не говорю.

– А ты попробуй, может мне понравится, – и она, поцеловав его, добавила, – пойдем, я что-то так проголодалась. И они направились на стоянку, где их ждала машина, на которой они приехали в аэропорт.

И снова год спустя.

Год, который пролетел после свадьбы, был как один сплошной праздник. Маша не работала, но у неё постоянно находились какие-то дела. То ей надо было заняться делами по дому, проследить за тем, что делает Апполинария, много времени отнимала учеба в школе греческого языка, который она настойчиво изучала и к концу года могла бегло разговаривать и даже писать, с ошибками, но всё же. Впрочем, способность к языкам у неё была врожденная, и потому ей не приходилось прилагать сверх усилий для этого. Главное, это желание и усидчивость, как сама не раз говорила Маша по этому поводу, на вопрос мужа, не трудно ли ей изучать язык. Телефонные разговоры с мамой были практически ежедневными, и ей было даже порой неудобно, что она столько денег переводит на это. Однако Василис на это заявил, что она может и должна разговаривать столько, сколько потребуется и что забота о деньках, это его забота, а не её.

В конце лета, неожиданно тяжело заболел свекор, и Маше пришлось на время прекратить занятия, так как она помогала Апполинарии по уходу за больным Константинасом. Ему становилось всё хуже и через три месяца, он скончался. Уже, будучи при смерти, он посмотрел на рядом сидящую Машу, попытался сжать её ладонь руки, но сил не было. Он жестом попросил её приблизиться и почти шепотом сказал:

– Жаль, что не увижу внуков. Будьте счастливы, и пусть мир будет в вашем доме.

Он скончался ровно через три дня, и Маша так и не сказала мужу об этих последних словах свекра. Маша была уже на третьем месяце беременности и Василис, несмотря на горе, которое его постигло, всеми силами старался оградить жену от всего, что могло повредить их будущему ребенку. Однако одно несчастье, не стало последним. Вскоре после смерти свекра, у Маши начался сильный токсикоз, и её положили в больницу, а еще через две недели у неё произошел выкидыш. Для неё это было полной трагедией. Василис как мог, утешал жену, но по прошествии некоторого времени, она решила навестить мать и съездить на пару недель в Москву.

Он провожал её в аэропорту, и всё время держал за руку, словно боялся отпустить. Она стояла у окна, смотрела на садящиеся и взлетающие самолеты с эмблемами разных авиакомпаний и думала о своем. Её мысли были о доме, который она на время покидает и одновременно о матери и Москве, куда она стремилась всем сердцем. Потом объявили посадку на рейс. Они поцеловались, и она пошла на регистрацию.

Её последними словами были: – Я скоро вернусь, не скучай без меня.

Самолет взлетел и взял курс на Москву. В руках у неё была теплая куртка, так как в Москве было всего два градуса тепла.