Текст книги "Колдовская сила любви (СИ)"
Автор книги: Аристарх Нилин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Часть 3
КОНЕЦ ИЛЛЮЗИЙ
Глава 1
Мать сидела напротив, а Маша всё доставала и доставала из чемодана подарки, которая она ей привезла.
– Вот это кофта, мам, очень теплая, она из козьего пуха, по крайней мере, так меня уверяли. Ты посмотри, какая она легкая, – и Маша передала её матери, – а это два платья, одно на лето, другое для дома, вроде халатика, как тебе? – и она, взяв за плечики платье, развернула его перед матерью.
– Ну куда мне всё это?
– Как куда? Носить. Мам, какие твои годы. Я тебе, между прочим, и шубу привезла, – и Маша стала развязывать большой тюк, лежащий на полу.
– Ты совсем сума сошла. Зачем мне шуба? У меня своя есть.
– Возможно, но такой нет, посмотри, настоящая норковая шуба. Как тебе, примерь-ка.
Мария Андреевна нехотя встала и послушно надела шубу, которую держала Маша.
– Мам, посмотрись в зеркало. Как не жмет, а под мышками не тянет?
– Не жмет и не тянет, все отлично, – ответила она и, сняв её, положила на кровать.
– Мам, тебе что, не понравилось? Мы же с Васей так старались, чтобы тебе всё подошло и понравилось.
– Да понравилось мне, честное слово все понравилось. Я больше рада, что ты домой приехала. Вот это для меня самый большой подарок, а это всё… – и она ничего не сказав, только махнула рукой. Маша села рядом, продолжая держать в руках очередной пакет с подарком.
– Я тоже рада, что приехала домой, – она обняла мать и уткнулась ей в плечо.
– Только не реви. Слышишь, не реви. Всякое в жизни бывает. Это не самое страшное, что могло быть.
– Мам, ну почему?
– Возможно из-за климата, разные причины. Но для паники, причин нет. Сделай небольшую паузу.
– Ты думаешь?
– А разве врачи тебе не тоже самое посоветовали?
– Тоже самое.
– Вот видишь, и я тебе о том же. Постарайся немного отдохнуть и забыть об этом. Всё нормально будет, поверь мне.
Маша, не разворачивая, сунула матери пакет, который держала в руках, и пошла в ванну умыться. Вернувшись, она застала мать в комнате. Та собирала подарки и раскладывала и развешивала их в шкафу, приговаривая, – и зачем столько денег было на меня переводить, не понимаю.
– Кстати, Маша, забыла тебе сказать, ко мне месяц назад Зоя заезжала.
– Что же ты молчала. Я от неё письмо последней раз месяца три назад получила. Связь ужасная. Как там она?
– У неё всё нормально. Они по-прежнему с Леонидом в экспедиции. Приехала всего на несколько дней. Сказала, что в марте возвращаются и пробудут в Москве до мая.
– Жаль, что я не знала, надо было мне перезвонить, я бы с ней поболтала по телефону. Ну, как ты её нашла?
– Знаешь, мне показалось, что она изменилась в лучшую сторону.
– Это, в каком смысле?
– Ну, стала мягче характером, не такая колючая как раньше. Видимо суровая жизнь на неё сильно повлияла, а может замужество. А уж счастливая такая, прямо сияет.
– Правда?
– Да, а как о Лене говорить начинает, прямо на глазах меняется. Словно вчера свадьбу сыграли.
– Любовь, – мечтательно произнесла Маша, помогая матери убрать вещи в шкаф.
– А ты как, счастлива, дочка? – неожиданно спросила Мария Андреевна.
– Конечно, – ответила та, но голос предательски изменил интонацию, и мать почувствовала это, но промолчала, то ли боясь нарушить покой дочери, то ли от того, что сама пожалела, что задала его.
Первые два дня, она отсыпалась. Ненадолго вышла на улицу, заглянула в магазин и, вернувшись домой, сказала матери, что удивлена, что за столь короткое время все так разительно изменилось.
– А я как-то и не заметила перемен, – ответила мать.
– Со стороны заметнее. Появились обменники валюты. Когда я уезжала, их не было. В магазинах ассортимент продуктов гораздо больше. И вообще, всё меняется прямо на глазах.
– Конечно, ты же уехала из одной страны, а приехала совсем в другую. У нас тут в августе такое творилось. Ужас. Я с балкона слышала, как танки стреляли.
– Правда?
– Конечно. На улицу страшно было выйти. Слава Богу, что все быстро кончилось. А ты бы видела, сколько народу хоронило этих ребят, которые погибли. Весь Новый Арбат был битком забит людьми.
– И чего теперь ожидать?
– А кто его знает? Цены взлетели, вообще после вашего отъезда что творилось, трудно передать. Утром одна цена, к вечеру другая. За месяц цены выросли в два раза. Ну да ничего, пережили, надеюсь, дальше будет легче.
– Я тоже так думаю. Я кстати тебе денег привезла, ты убери куда-нибудь. Теперь с валютой проще, так что по мере надобности меняй и всё, – и Маша выложила пачку долларов, – добавив, – здесь тысяча долларов.
– Да ты что, куда мне столько?
– Ничего, пусть будут, мало ли на что понадобится.
В среду Маша, после обеда оделась и сказала матери, что съездит в центр, заодно заглянет в музей на старое место работы и немного прогуляется.
– Часам к семи вернусь.
Она вышла из подъезда, приподняла воротник шубы, так как день был морозный, и поспешила к остановке троллейбуса.
Проехав пару остановок, она вышла напротив МИДа, решив пройтись по старому Арбату. Перейдя по подземному переходу, она поднялась наверх и буквально нос к носу столкнулась с Анатолием.
От столь неожиданной встречи, оба остановились, не зная, что сказать друг другу. Анатолий первым пришел в себя и произнес:
– Вот так встреча, здравствуй, Маша!
– Привет, какими судьбами здесь?
– Так я здесь работаю, а вот ты как здесь оказалась?
– А я приехала к маме в гости и решила прогуляться по Арбату. Соскучилась.
Анатолий слегка приподнял бровь, в знак удивления и произнес:
– Так ты уехала и где сейчас?
– Мы с мужем живем в Афинах.
– Ну, поздравляю, отличное место для работы. Климат и страна. Он из нашей конторы?
– Нет, он не из вашей. Он тоже дипломат, работал секретарем греческого посольства. Такие дела.
– Не знал, поздравляю.
– Спасибо. А ты как?
– Нормально, работаю, надеюсь скоро тоже поехать на работу за границу.
– Женился? – спросила Маша и подумала, – и зачем я спросила его об этом.
– Нет.
– Вот как, а как же та, ну ради которой ты меня бросил?
– Брось Маш, никакой другой не было.
– Это как тебя понимать?
– Во-первых, никого у меня не было тогда, это я тебе наврал, это раз, а во-вторых, я не бросил тебя, просто мы расстались.
– Ну, извини. Если это называется у тебя, расстались, пусть будет так. Только я смотрела на это несколько иначе.
– Напрасно.
– Напрасно? Интересно, а как еще я должна была на это посмотреть?
– Слушай, если ты собираешься прогуляться по Арбату, может, перекусим в кафе напротив?
Они завернули за угол, и зашли в кафе. Взяв по чашке кофе и пирожному, они сели за пустующий столик у окна. Есть не хотелось, но Маша заставила себя откусить пирожное и сделать пару глотков. Кофе было совершенно невкусное, и она поставила шашку на стол, сделав мину на лице.
– У вас в Афинах такую дрянь не пьют?
– Нет.
– И правильно делают, а нам приходится, поскольку ничего другого нет. Но ничего, это все временно. Скоро и у нас будет не хуже чем в Европе и Америке. Грядут перемены.
– Да, я заметила.
– Давно в Москве?
– Нет, три дня, как прилетела.
– Значит, ты теперь гражданка Греции?
– Пока нет, для этого надо прожить некоторое время, только потом дают гражданство.
– Понятно, – он пил кофе и украдкой смотрел на неё. С тех пор как они не виделись, прошло несколько лет. Маша еще больше похорошела, стала красавицей, впрочем, и Анатолий возмужал. И хотя он и до этого был симпатичным, теперь и вовсе смотрелся как денди. Аккуратно подстриженные волосы, ослепительная улыбка, ясный взгляд голубых глаз, любую мог свести с ума. Маша смотрела на него и подумала: – и что я в нем нашла? Обычный смазливый мужик, умный, грамотный, это не отнимешь, но и только. Хотя, что еще должно быть такого, что так притягивает к себе женщин? Манера говорить? Бархатный голос? Или что-то еще?
– Ты стала еще краше, чем была? – неожиданно услышала она возглас Анатолия.
– Ты находишь?
– Не мудрено, что на тебя положил глаз иностранец.
– Что делать, ты вот не положил, а мог бы.
– Ну, я. Я не того масштаба, кто тебе нужен.
– С каких это пор, ты себя так низко ценишь?
– А я себя никогда особо высоко не возносил. Кто я и кто ты. Я обычный провинциал, пытающийся добиться своими мозгами места под солнцем, а кто ты. Девочка из привилегированной семьи. Войди я в ваш дом, мне всегда напоминали бы мое место. Зачем мне это, вот мы и расстались.
– Значит, ты бросил меня, потому что не хотел, чтобы тебя упрекнули, что ты провинциал?
– Не бросил, зачем ты так. Впрочем, это твое право так считать и возможно будешь права. А насчет попреков, в этом я не сомневаюсь.
– Напрасно ты так считаешь. Не надо всех мерить одной гребенкой. Если ты сталкивался с таким отношением, то это отнюдь не означает, что все люди одинаковые. А дураков везде хватает.
– Возможно. Слушай, ты извини, у меня обед кончается, а мне надо успеть в посольство по делам съездить. Вот мой телефон на работу, будет желание, позвони, – и он написал на салфетке номер телефона.
– Пока, рад был повидать, честно слово, – и выскочил из кафе, оставив Машу в растрепанных чувствах. Встреча с Анатолием невольно всколыхнула в памяти прежние чувства. Она посидела еще некоторое время и очнулась от грез, когда молодой человек с девушкой, спросили у нее, не занят ли столик.
– Нет-нет, пожалуйста, – и выйдя из кафе, вдохнула морозный воздух полной грудью.
Идя по Арбату, она с удивлением рассматривала ряды продавцов матрешками, балалайками и прочей сувенирной продукцией, которая была предназначена для заезжих туристов. Поравнявшись с одним из продавцов, он чуть притормозила ход, и он тут же на вполне приличном английском предложил ей красивый Павлово-Посадский расписной платок. Маша улыбнулась и по-английски спросила, сколько он за него хочет.
– Мадам, отдам очень дешево, всего сто долларов.
– Нет, это очень дорого, – ответила Маша снова по-английски, понимая, что парень, видя, как она одета, загнул несусветную цену, как минимум в десять раз больше реальной.
– Мадам, минуту, готов ради вас сделать скидку и отдать буквально в убыток себе за восемьдесят.
Маша рассмеялась и уже по-русски ответила:
– Неужели я так похожа на иностранку, что меня можно так легко перепутать?
Парень сконфуженно и в тоже время с разочарованием произнес:
– Судя по одежде и языку, вы за кого угодно сойдете и за иностранку и за новую русскую и за эту, – он не договорил, но Маша поняла, кого он имел в виду и от обиды, хотела сказать парню, что он просто хам, но, подумав, ответила:
– Извини, кажется, сегодня дурацкий выдался день или настроение не то.
– Нет проблем. Хотите, уступлю за десятку?
Маша достала из сумочки кошелек и, подумав, вынула из него двадцать долларов, протянула их парню.
Тот протянул ей платок, поблагодарил и дал сдачу.
– Оставь себе, я не обеднею, просто никак не могу привыкнуть, что я здесь иностранка, – и, положив платок в сумку, пошла дальше.
Идя по Арбату в сторону Праги, Маша рассматривала витрины магазинов, продавцов с товаром, а мысли волей неволей возвращали её к разговору с Анатолием.
– Нет, он считает, что он меня не бросил? Каково? – Она кипела от злости и в то же время помимо своего желания, пыталась найти оправдание.
– Но ведь действительно, кто он и кто я. Как бы я поступила на его месте? Возможно, точно так же. Сказала бы, что я нашла себе другого и если бы у меня была гордость, а у него она, безусловно, есть, не стала бы цепляться за квартиру и папу дипломата, пусть даже и покойного. Нет, я сама, сама во многом виновата, что не удержала его, не сказала тех слов, которые должна была сказать. Дура, самая настоящая дура. Цеплялась за свое понимание отношений и боялась первой открыть ему свои чувства. Ну почему? Почему в этой жизни всё так, кажется, что ты взрослая, а поступаешь, как ребенок, потом мучаешься и пытаешься дать оправдание своим поступкам, ища причину в чем угодно, только не в самой себе? Зоя права, мы сами должны говорить о своих чувствах, а не ждать, когда их выскажут другие. Ведь мужчины, такие же, как и мы, тоже порой бояться первыми сделать шаг. Вот и возникает иллюзия стены, которую не перепрыгнуть, а дотронешься до неё рукой и понимаешь, что это лист бумаги.
– Простите.
– Что? – Маша только сейчас заметила, что идет, не замечая куда, и от этого чуть не налетела на встречного прохожего.
– Ой, это вы меня извините, задумалась, иду, и не замечаю никого вокруг.
– Нет-нет, всё нормально, – и они разминулись. Маша пошла дальше, пытаясь прогнать от себя назойливые мысли, но ей это никак не удавалось. Она дошла до Праги, спустилась в подземный переход, на минуту остановилась послушать, как играет на скрипке юная скрипачка, и, положив в футляр несколько монет, пошла дальше.
На работе её встретили с воодушевлением. Прошло почти полтора года, как она уволилась, но, оставив о себе хорошие воспоминания, ей были действительно рады. Маша купила по дороге большой торт, и сотрудницы отдела тут же поставили чайник. Вопросы сыпались один за другим и Маша, отвечая на них, на время забыла о своих переживаниях, связанных с недавней встречей. Она рассказывала о Греции, доме, жизни и многом о чем. Им было все интересно, ведь многие никогда не были за границей и знали о ней либо по кинофильмам, либо по книгам. Маша с увлечением рассказывала, особенно о тех достопримечательностях, которые она с мужем посетила.
Спустя два часа, она распрощалась и довольная тем, как её встретили, отправилась домой. Стоило ей выйти из музея, как вихрь мыслей, снова захлестнул её. Пройдя мимо главных ворот музея, она неожиданно вспомнила, как первый раз увидела Василиса с букетом цветов в руке. Мысли полетели вперед и выхватывали, как кадры кинохроники, воспоминания их супружеской жизни.
Впервые, Маша неожиданно для самой себя, стала оценивать их взаимоотношения. Какими они были?
Разными. Ровными, спокойными, без скандалов и упреков, образцовыми, как сказали бы несколько лет назад соседи по дому. Да и не удивительно. Маша сидела дома, занимаясь мелкой работой, так как основные обязанности по дому выполняли Апполинария и Григорис. Василис работал в министерстве, получал вполне приличную зарплату, и они ни в чем не нуждались. Поскольку Маша не привыкла до этого к расточительности, походы по магазинам не сопровождались бессмысленной тратой денег и покупками бесконечного количества нарядов. Наоборот, Василис порой упрекал её, что она совсем ничего себе не покупает из новой одежды и только под его давлением, она соглашалась купить себе новый наряд, да и то по причине выхода в свет или в гости.
С работы Василис приходил довольно поздно. Хотя он и заканчивал в районе семи вечера, но раньше девяти, он не возвращался. Задерживался на работе или проводил время с сотрудниками пару часов в каком-нибудь ресторане или кафе. Вначале Маша никак не могла привыкнуть к этому, но вскоре поняла, что это стиль жизни, и не только Василиса, а довольно большого числа семейных мужчин в Греции. Иногда она прохаживалась вечером по улице и видела, как в большинстве небольших ресторанов, столики которых были выставлены прямо на улице, сидели группы мужчин и о чем-то живо беседовали, обсуждая то ли рабочие, то ли семейные проблемы. И что удивительно, в их компании за редким исключением присутствовали женщины.
Сами отношения с Василисом тоже претерпели отношения. Нет, он по-прежнему был очень деликатный, внимательный, и заботливый муж, но, как показалось Маше, добившись того, чего он хотел, а именно, женившись на ней, он своего рода, успокоился. Да, именно успокоился, как выразилась бы она. В его взгляде, словах, исчез тот неуловимый шарм, который в свое время так пленил Машу, заставил сделать последний шаг, когда она готова была сказать, что между ними ничего не сложится, и вместо этого, вдруг изменила свое решение и согласилась выйти за него замуж. Любила ли она его? Сейчас, по прошествии полутора лет, она не могла твердо и уверенно ответить себе на этот вопрос. Скорее да, чем нет, но… Слишком много но, было в этом ответе, и чем больше вопросов задавала она себе, тем больше вырастало этих но.
Часто ли она задавала себе этот вопрос? Не очень, но после того, как у неё произошел выкидыш, она нет-нет, а задумывалась о своей жизни и их взаимоотношениях. Почему? На это она ответить не могла. Видимо не всё так хорошо складывалось в их отношениях, как казалось со стороны. Иногда она корила себя, что слишком холодна с ним, ведет себя, словно фарфоровая кукла. То наоборот, винит его, что он целыми днями на работе или с друзьями, и пользуется ей только в постели, совершенно не понимая, что она не собирается всю жизнь провести в безделье остаток жизни. Она умная, грамотная, образованная женщина и ей хочется не просто сидеть дома, а быть среди людей, разговаривать с ними, обсуждать проблемы, решать какие-то вопросы, быть тем, кем являются большинство людей, полнокровным членом общества. Иногда и то и другое вызывало у неё хандру, и она говорила самой себе: – Ну, чего мне не хватает? Все есть. Живи и радуйся. Так нет, то угрызения совести проявляешь, то жалость к самой себе.
Она вышла из подземного перехода, прошла вдоль здания и в ожидании, когда зажжется зеленый сигнал светофора, стояла у перекрестка. Резко затормозившая машина, немного привела её в чувства, и она, перейдя дорогу, направилась к дому. Уже подходя к подъезду, она посмотрела на окна квартиры и подумала:
– Вот мой дом. Он всегда будет моим, и всегда будет ждать меня, чтобы не случилось. И чего я так разволновалась, сама не понимаю? – и, открыв дверь парадного, вошла в подъезд.
– Как прогулялась? – спросила её мать, когда Маша вошла в квартиру.
– Отлично. Была на работе. Меня так хорошо встретили. Я торт купила, посидели, попили чаю, поболтали. Я им рассказала, короче всё отлично.
– Ну и хорошо, ужинать будешь?
– Нет, попозже.
– Тогда я пошла, – и она вышла, прикрыв за собой дверь. Маша переоделась и легла на кровать. Спать не хотелось, а мысли, связанные с неожиданной встречей с Анатолием, снова заставили вспомнить прошлое. Она пыталась прогнать их прочь, даже взяла книгу, чтобы отвлечься, но через пять минут отложила её в сторону и погасила свет, в надежде, что заснет. Сон не шел. В памяти одна за другой вставали давно, казалось забытые сцены их встреч, редкие, но памятные минуты близости, когда они занимались любовью на кровати, на которой она сейчас лежала. Потом в памяти всплыла та последняя встреча, слезы и роза в руках. Все перемешалось в огромный комок воспоминаний.
Прошло два дня. В субботу после завтрака, Маша неожиданно собралась и, сказав матери, что пошла прогуляться по магазинам, направилась к метро.
Доехав до Парк Культуры, она вышла и, пройдя по Остоженке, повернула в переулок, где находилась парикмахерская, услугами которой она часто пользовалась, работая в музее. Вера была на месте и, подождав пока она освободится, Маша заняла место на кресле. Поболтав о том о сем, та сделала ей укладку, и нарядная и довольная своим внешним видом, Маша вышла на улицу и отправилась в сторону Арбата.
Щеки её горели, сердце стучало, но причиной тому был не морозный день, а то, что она шла навстречу с Анатолием.
Накануне, днем, она лежала на кровати и читала книгу. Перевернув страницу, она вдруг встала, взяла со стула сумочку и, порывшись, достала салфетку, на которой был записан телефон Анатолия. Подумав несколько секунд, она набрала номер и услышала в трубке знакомый голос:
– Алло, вас слушают.
– Привет, узнал?
– Конечно.
– Вот, решила позвонить.
– И правильно сделала.
– Ты чем завтра занят?
– Да ни чем, планов нет.
– Как, у тебя, и нет планов? Что-то не похоже?
– Почему. Работа, учеба.
– Учеба? Ты что продолжаешь учиться?
– Да поступил в академию внешней торговли. Повышаю квалификацию. Там факультет есть для выпускников МГИМО. Два с половиной года и второе образование.
– Молодец. Неудивительно, что у тебя на девушек время не хватает. А на меня хватит, или как?
– Обижаешь, на тебя всегда время найдется, вне зависимости занят я или нет.
– Надо же! Так значит, до завтра?
– Нет проблем, где и во сколько?
– Ну, – Маша подумала, сколько времени ей понадобиться, чтобы привести себя в порядок и сказала, – давай в двенадцать у кинотеатра Художественный.
– Хорошо, завтра в двенадцать у кинотеатра.
– Всё, пока.
– Пока, – и она в задумчивости положила трубку.
Посмотрев на часы, она поняла, что у неё полно времени, и она может не спешить и все же, она не замедлила шаг, а по-прежнему пошла быстрой походкой, словно опаздывала со страшной силой.
Подойдя к переходу, она снова взглянула на часы. Время было без пятнадцати, но она решила, что подождет его у кинотеатра, и спустилась в переход, а когда поднялась, то сразу увидела его. Он стоял, держа в руках цветы.
– Как мило, – подумала она, и, подойдя, стараясь как можно спокойным голосом, произнесла:
– Привет, давно ждешь?
– Привет. Да нет, минут пять. Куда пойдем?
– Тут выставка интересная на этой неделе открылась. Хотелось посмотреть. Зойки нет, а одной вроде не хочется. Вот решила, дай, думаю, тебя возьму в провожатые, ты как, не против?
– Конечно нет. Я за этой работой и учебой, совсем, можно сказать, от жизни мирской отвык. Никуда не хожу, нигде не бываю. В отпуск к родным обещал съездить, и то не получилось. Экзамены сдавал, а потом срочно на работу отозвали.
– Короче, карьеру строишь?
– Карьеру не карьеру, но работаю. Пытаюсь чего-то добиться. Зря что ли столько сил и времени было потрачено, чтобы останавливаться на достигнутом.
– Это правильно, молодец, – она подхватила его под руку, и они зашагали вверх по Воздвиженки.
– Слушай, а это ты как всерьез или ради смеха сказала насчет карьеры?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, таким тоном, молодец, дескать?
– Ой, ну что ты, конечно в шутку. Ты, действительно, молодец, что так серьезно относишься к работе. Посмотришь, многие уходят в бизнес, торговцами стали, на иномарки пересели, а ты не поддался на это и веришь в удачу. Хотя зарплата наверно не слишком большая?
– Да насчет зарплаты лучше не вспоминать.
– Вот видишь, зарплата не бог весь какая, а ты веришь, что в перспективе можно рассчитывать на лучшее. Так с чего мне смеяться, наоборот, я действительно рада, что ты серьезно относишься к тому, к чему стремишься, не ищешь легких путей, хотя и мог бы. Не так ли?
– Наверно.
Проходя мимо одного из кафе, она неожиданно посмотрела на витрину и, замедлив шаг, сказала: – помнишь?
– Что?
– Э, забыл. Мы же здесь с тобой твой день рождения вдвоем отмечали.
– Точно, Ты меня тогда еще эклером кормила, а я упирался и чуть со стула не упал.
Он рассмеялся так заразительно, что Маша не удержалась и последовала его примеру. Потом вспомнила и добавила:
– Я испугалась, что ты и впрямь упадешь, и эклер выпал из моих рук прямо тебе на брюки.
– Было дело.
– Помнишь, я потом их еще дома застирывала, а ты…
– А я сказал, как же я домой без штанов пойду, если твоя мама домой вернется?
Они стояли посреди улицы. Мимо них в обоих направлениях шли прохожие, но они не обращали на них внимание. Они стояли и молча смотрели друг на друга. Два человека, любившие когда-то и не видевшие друг друга почти три года. Сколько прошло времени, может секунда, минута или час, но по прошествии какого-то времени, она вдруг произнесла:
– А ты помнишь, как мы любили тогда друг друга?
– Помню. Разве можно забыть такое.
– Давай зайдем, посидим в кафе, как тогда?
– А как же выставка?
– Успеем, она до четырех работает, я узнавала.
Они зашли в кафе. Народу было много, но всё же им удалось отыскать свободный столик, и они удобно расположились возле колонны.
– Ты что будешь? – спросил он Машу.
– Кофе, эклер, нет, пожалуй, два эклера.
– Подожди, я сейчас возьму и принесу, – он встал и отошел от столика. Пока он ходил за едой, она рассматривала публику. Преимущественно молодые пары, чуть старше семнадцати и компании по пять– шесть человек, увешанные плеерами и наушниками, шумно обсуждающие какие-то свои проблемы.
Анатолий подошел к столу с подносом в руках и осторожно поставил перед ней чашку с кофе и тарелку с пирожными.
– Забыла тебе сказать, чтобы ты взял кофе без сахара.
– Я так и сделал. Ты же всегда такое любила.
Маша улыбнулась и подумала, – Прошло столько времени, а он все помнит.
Она откусила пирожное и сделала глоток кофе.
– Как живется? – спросил он.
– Да вроде ничего. Сижу дома, жду мужа с работы. Изучаю греческий, уже говорю и даже немного пишу.
– Молодец. Я мне язык тяжело дается. Сейчас усиленно учу французский. Тяжко, но надо.
– Подожди, мне казалось, что ты французский еще в институте учил?
– Учить учил, но надо говорить, писать. Для меня знание языка, это когда я могу свободно говорить, и лишь в отдельных случаях заглядывать в словарь.
– Ты ставишь перед собой такие прямо-таки сверх задачи.
– Что делать. Время такое, выживет сильнейший. В хорошее место пошлют либо по блату, либо с хорошими знаниями. В моем положении приходится исходить из второго варианта.
– Понятно. А как с жильем?
– До прошлого года жил в общежитие, потом некоторое время снимал комнату, но дороговато, а потом повезло, дали место в общежитии гостиничного типа от МИДа. Кухня и все остальное общее, зато комната на одного. Так что можно спокойно заниматься. А там видно будет, если пошлют заграницу, все проблемы решаться, по крайней мере там.
– Слушай, я вот смотрю на тебя и не понимаю, как ты выдерживаешь весь этот ритм жизни?
– Обычно, как все, нормальный ритм.
– Какой к черту нормальный. Работа с утра до вечера, учеба в академии, французский зубришь, комната в общаге. На личную жизнь времени не хватает, а ведь жизнь проходит. Для чего всё это, объясни?
– Маш, тебе легко говорить. Во-первых, ты женщина. Замуж выскочила и заботы на плечи мужа это раз, а во-вторых, что значит, жизнь проходит мимо. А в чем она жизнь заключается? Сидеть вон, вроде этих пацанов в кафешках целыми днями и попсу слушать, вечерами тусоваться на дискотеках, покуривать легкую наркоту, в надежде, что не привыкнешь и со временем бросишь? Потом, когда пройдет время и задумываешься пойти учиться, оказывается, что тебе уже двадцать с большим гаком и вроде как уже поздно и всё, ты приплыл. Образования нет, профессии нет и кому ты нужен? Вот потому они и идут в рэкетиры, или продавцами в палатки. Разве это жизнь? Мне уже скоро двадцать восемь. Еще два-три года и все. Дальше учиться будет трудно и просто лень. Вот и приходится работать и учиться, в форсированном так сказать режиме. Так ведь есть за что. Знания окупятся сторицей в дальнейшем и принесут дивиденды, в виде хорошей работы.
– А если не получится?
– Что не получится?
– Ну не сложится. Зависнешь, к примеру, в МИДе на канцелярской работе. Завистников везде хватает.
– Не исключаю и такой вариант. Но опять-таки. Багаж знаний все равно при мне останется. Значит, надо будет думать, как его подороже продать в частном секторе. У нас, кстати, сейчас народ стал потихоньку уходить в инофирмы консультантами на очень неплохие деньги.
– Да, пожалуй, ты точно не пропадешь. И всё же ведь время для личной жизни упускать тоже жалко. Или нет?
– Маш, конечно жалко. Только я тебе так скажу, за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.
– Это конечно да, и всё же…
– Ты пойми, можно об этом говорить до бесконечности и каждый будет по-своему прав, поскольку приведет вполне аргументированные доводы в свою пользу. Только пойми и меня. У меня есть цель, не бог весь какая, но вполне определенная. Я к ней иду и на данном отрезке времени мне тяжело. Если честно, чертовски тяжело. Порой лежишь и думаешь, и на кой черт я жилы из себя тяну? Швырну учебник в дальний угол, а потом пройдет полчаса час, достаю, и продолжаю дальше зубрить. А что касается личной жизни, так ведь для этого время нужно и, извини меня, средства. А дядюшки в Америке у меня, к сожалению, нет, да и продать из наследства тоже нечего. Выход один – подрабатывать. Тогда учеба отпадает. Вот и получается замкнутый круг. Следовательно, надо выбирать, либо то, либо это.
Маша сидела и слушала Анатолия, а сама то и дело вспоминала, каким он был тогда, три года назад и сравнивала его с нынешним. По всему выходило, что он остался таким же каким и был. Твердым, настойчивым, верящим в свою звезду и в тоже время простым и открытым. Впрочем, нет, открытым он, пожалуй, никогда не был и если изливал душу, то редко и, скорее всего только ей. Во всяком случае, так ей казалось.
– Ау.
– Что?
– Да я смотрю, ты так отрешенно задумалась о чем-то, а я разболтался о себе. Тебе, наверное, скучно всё это слушать? И потом, что я все о себе, да о себе, лучше ты расскажи, как жила всё это время, и вообще…
Маша смутилась, но тут же нашлась, что ответить:
– Нет, это тебе только показалось, я очень внимательно тебя слушала. И вообще, я тебя понимаю. Когда у человека есть цель и он к ней стремится вопреки всему и, несмотря на трудности, это здорово. Я так не смогла бы. Ты прав, женщине, конечно же, в этом смысле проще устроиться в жизни, хотя это тоже весьма относительно. Иногда приходится чем-то жертвовать ради благополучия и спокойствия. А когда не получается, то приходится точно так же пахать и пахать с утра до ночи. Я до замужества, между прочим, работала и еще в двух местах подрабатывала. Порой сидишь всю ночь за переводами, а сама думаешь, как завтра работать буду после бессонной ночи. А в выходные вместо того, чтобы отоспаться, с утра пораньше бежишь экскурсию провести. Так что я знаю, что такое отодвинуть личную жизнь и работать сутками напролет.
– И все же ты ухватила птицу удачи, раз вышла замуж и так удачно… – он спросил это так, что Маша не поняла, был ли это вопрос или утверждение, и потому ответила.
– А кто его знает, что такое птица счастья.
Оба замолчали. Маша допила уже успевший остыть кофе, и словно подытоживая разговор, произнесла:
– Что сделано, то сделано, обратного не вернешь, правильно я говорю?
– Как знать, – уклончиво ответил он, подымаясь вслед за ней из-за стола, – Ну, как на выставку идем?
– Обязательно. Слушай, – вдруг произнесла она, перекидывая сумочку через плечо, – случайно не очень нарушила твои планы, я имею виду учебу и все такое прочее?
– Да нет, всё нормально. Ты уж не воспринимай так прямо, что я дни и ночи напролет сижу за учебниками. Да и вообще, я рад, что ты хоть немного меня вывела из этого состояния, когда даже по ночам экзамены снятся, – и он, улыбнувшись, неожиданно подхватил её под руку и шутливо добавил:
– Пойдем, а то в кои-то веки тебя еще увижу. Наверное, скоро опять улетишь и прощай навеки.
Он сказал это так просто и в то же время серьезно, что Маша внутренне вся напряглась. Вроде ничего необычного не было в этих словах и вместе с тем, они смутили и взволновали её. Она подумала о том, что действительно эта встреча, возможно последняя в их жизни и завтра, точнее сегодня они пожмут друг другу руки и больше никогда не увидятся. Никогда. Она мысленно растянула слово по слогам и поняла, что мир, в котором она живет, радостный и жестокий одновременно.
