Текст книги "Колдовская сила любви (СИ)"
Автор книги: Аристарх Нилин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
– Сравнительно небольшой город, стоит на Онежском озере; разве вы, как будущий историк, не знаете о нем?
– Знаю, конечно. Это я так, в шутку, а вы сразу всерьез восприняли. Ему без малого триста лет будет.
– Все правильно.
– А у вас там родители?
– Да, и сестра младшая. Ей десять лет.
– А заканчиваю, это как?
– В этом году.
– Поступить в МГИМО было наверно трудно?
– Очень. У меня ни блата, ни друзей в этой сфере нет. После школы сразу не поступил, понадеялся, что знаний хватит, пошел в армию. Когда вернулся, устроился работать и год занимался день и ночь. Зубрил язык, литературу. И получилось. Никто из друзей не верил, что я поступлю, а я все равно поступил.
– Назло всем.
– Назло себе.
– Даже так.
– Да, сказал себе, если не поступлю, даю себе еще одну попытку, если не получится, значит, не судьба, и займусь чем-то другим.
– Какой вы, целеустремленный, прямо-таки.
– Какой есть.
– А в Москве, где живете?
– В студенческом общежитии.
– А по окончании куда?
– Куда распределят, но есть шансы попасть в МИД.
– Мечта исполнится, а что дальше?
– Как что, начнется работа. Возможно, повидаю другие страны и города.
Гости стали постепенно расходиться по домам, и подошедшая Зоя спросила:
– Маша, ты как, идешь или тебя проводят?
– Проводят, разве можно без провожатого, – вежливо ответил Анатолий, вы присоединитесь к нам или как?
– Или как. Я лучше тачку возьму, так быстрее, – смеясь, произнесла Зоя и весело помахала Маше рукой.
– Так вы как, правда, меня проводите?
– Разве об этом надо спрашивать?
– Я всегда спрашиваю.
– Даже, когда это и так ясно?
– Даже тогда.
– Тогда позвольте, я провожу вас до дома?
– Принято.
И, попрощавшись с теми, кто еще оставался, они спустились из подъезда, и вышли на улицу.
– Куда прикажете провожать? – галантно произнес Анатолий.
– Если желаете, до дома.
– С радостью.
– Даже так?
– А разве может быть иначе?
– А кто вас знает.
– Тогда куда держим путь?
– На метро и до станции «Киевская».
– А если на машине?
– Вы такой богатый, что позволяете себе брать такси?
– Пока нет, но ради такой прекрасной девушки как вы, готов выкроить деньги из своего бюджета, – весело произнес он.
– Очень мило, но, по мне, лучше на метро.
– Тогда пошли.
Они направились к метро. Люда жила возле Преображенки, и до метро было ходьбы минут пятнадцать. Осень была в самом разгаре, но вечер был достаточно теплым. Маша была одета в пальто. Они шли рядом, некоторое время молча. Звезды вовсю сияли над их головами, и каждый мечтал о своем.
– А все же, почему вы не пошли в МГИМО? Ведь там большой выбор факультетов, экономический, востоковедения, внешнеэкономических связей и еще целый ряд. Выбор большой, а вы предпочли все же МГУ?
– Я же уже объяснила. Меня отнюдь не прельщала работа секретаря или консультанта в МИДе или посольстве. И потом, мне не хотелось чтобы, узнав, что мой отец много лет проработал на дипломатической работе, вдруг однажды, не попрекнули бы, что я поступила исключительно по блату.
– Странно.
– Что странно?
– У вас такие возможности, любой бы на вашем месте их использовал, а вы этого не сделали.
– Вот потому и не поступила, что слишком много было возможностей, и, к тому же, я вовсе не карьеристка.
– При чем тут карьеристка, не карьеристка. Столько людей мечтают попасть в такой институт, а вы нет. Или, например, в Иняз.
Маша рассмеялась и произнесла:
– Мой папа тоже так говорил: – Маша либо МГИМО, либо в Иняз, другого тебе не надо.
– А вы назло в МГУ?
– Зачем вы так. Вовсе не назло. Правда, меня совсем не тянуло ни в тот, ни в другой вуз. История куда интересней, чем дипломатия, хотя в них есть определенная связь. А что касается языков, так это вообще не профессия. Любой человек при желании может выучить язык, чтобы общаться или читать книги на другом языке.
– Если у него есть к этому способности.
– Это не важно. Если есть способности, это хорошо, если нет, он и не станет этим заниматься. Собственно говоря, вот вы и ответили на вопрос, почему я выбрала исторический, а не какой-то другой.
– Но, ведь вы наверняка знаете английский?
– И шведский, и даже по-португальски немного понимаю.
– Вот видите, значит у вас талант, а вы его в землю закапываете.
– Ой, давайте о чем-нибудь другом поговорим. Каждому свое.
– И правильно, а то поругаемся еще.
– Вот именно.
Они спустились по ступенькам и оказались в метро.
– Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Парк Культуры».
– Ой, мы, кажется, проехали, – воскликнула Маша, и они в последнюю секунду выскочили из вагона.
– Надо же, чуть не проехали, – словно оправдываясь, заявил Анатолий, – заговорил вас вместо того, чтобы следить, когда выходить.
– Ну и проехали бы одну остановку, мы же никуда не опаздываем, или вы спешите?
– Я? Нет.
– Отлично. До дома проводите? – решительно заявила Маша.
– Обязательно.
И, неожиданно для самой себя, она взяла Анатолия под руку и повела к дому.
Они вышли из метро, перешли Дорогимиловскую улицу и дворами направились к Машиному дому. Дойдя до подъезда большого кирпичного дома, остановились.
– Ну, вот мы и пришли. Здесь я живу. Спасибо, что проводили.
– Рад был познакомиться.
– И я тоже.
– В таком случае, разрешите откланяться, – он галантно поклонился и неожиданно спросил, – А вы не против, если я попрошу у вас номер телефона и как-нибудь позвоню при случае?
– Отчего же, извольте, – и она достала из сумочки записную книжечку, написала на листе номер телефона и, вырвав, передала его Анатолию.
– Звоните.
– Непременно.
– Ну, все, я пошла, а то мама наверняка уже волнуется, я звонила ей перед тем, как мы ушли от Людмилы.
– Хороших сновидений, надеюсь, еще увидимся.
– Вполне возможно, – и они расстались.
Маша вошла в подъезд и, поднявшись на несколько ступенек, остановилась.
– Интересно, – подумала она, он уже ушел, или всё еще стоит у подъезда? Может пойти посмотреть? А вдруг он все еще там, что я скажу? Что уронила ключи, когда вынимала записную книжку? Фу, что это на меня вдруг нашло, – и, перескакивая через ступеньку, вбежала на площадку лифта.
Открыв дверь квартиры, она скинула пальто, чуть не сбив вышедшую ей навстречу мать, крикнув на ходу, – мам, это я, привет, – побежала в отцовский кабинет и, открыв балконную дверь, вышла на балкон, который выходил во двор и с высоты шестого этажа посмотрела, не стоит ли Анатолий все еще внизу. Однако перед подъездом никого не было. В сердце кольнуло, и неуловимые пока еще чувства, словно угли в костре, стали медленно разгораться под легким дуновением ветра.
Глава 4
Год спустя.
С той памятной встречи прошел почти год. Маша перешла на пятый курс, и её связь с Анатолием оформились в вполне конкретные отношения.
Он позвонил через несколько дней, и они договорились встретиться в воскресенье и прогуляться в Парк Горького. Катание на каруселях, мороженое и тир, в котором, к изумлению не только Маши, но и стоящих рядом посетителей, Анатолий десятью пулями поразил десять мишеней, привели её в неописуемый восторг. А полученный плюшевый медвежонок в качестве приза за меткость был тут же подарен ей в качестве трофея. Они бродили по парку и весело болтали. Маша рассказывала о своих детских воспоминаниях, о городах, где они жили, людях, нравах, которые запомнились ей и о том, как она воспринимала тот мир, будучи еще ребенком. Сравнивала те далекие детские ощущения с теперешними. Анатолий по большей части молчал и внимательно слушал все то, что рассказывала она ему, и лишь иногда, скупо, рассказывал о своем детстве в Петрозаводске.
Маша узнала, что он вырос на окраине в небольшом частном доме, в котором жила бабушка, отец с матерью и он. Затем родилась сестра, но бабушка вскоре умерла, и их снова стало четверо. Родители Анатолия были простыми людьми. Мать работала кассиршей в аптеке, а отец – слесарем на тракторном заводе. Обычная рабочая семья, масса бытовых проблем, связанных с бесконечным ремонтом старенького деревянного дома, и крошечный огород в две сотки, на котором был занят каждый квадратный сантиметр земли под овощные культуры.
В армии Анатолий служил в погранвойсках, поэтому особо большой дедовщины не испытал. Служить пришлось в Карелии, в общем-то, не так далеко от дома и в привычных для себя условиях. В армии он закалил себя в первую очередь чисто физически, и к концу службы сдал норматив на первый разряд по лыжам. Неоднократно участвовал в соревнованиях, за что был поощрен начальством и получил возможность побывать лишний раз дома. Одним словом, армия не показалась Анатолию чем-то страшным, и, когда он вспоминал два года, проведенные там, они никогда не казались ему абсолютно потерянными годами своей жизни. Хотя, конечно можно было бы и более лучшим образом использовать эти годы, но и полностью вычеркнуть их из памяти он не согласился бы.
– Вполне возможно, мне повезло. Попади я в другой род войск, и мне пришлось бы испытать все те «прелести» армейской жизни, о которых так много пишут. Но у нас был отличный командир части, вполне нормальный младший командный состав, да и народ, который там служил, оказался на редкость, я бы сказал, человечный. Если и случались перегибы, то не настолько крутые, чтобы можно было сказать, что мы жили под дембелями, и первый год был невыносим.
– Вот после армии было действительно тяжело. Как вспомню, не верится, что смог наверстать упущенное время и осуществить свою мечту. Вернулся, устроился работать в дом культуры рабочим по сцене. Зарплата маленькая, зато времени свободного навалом. Вот я и занимался самообразованием. До этого у них работал такой пьяница, что они были рады, когда он сломал ногу, и его уволили. Работы было немного, но зато учеба с лихвой занимала все оставшееся время. За те два года, что я был в армии, я все подзабыл и потому не просто наверстывал, а самостоятельно учил язык, и самым тщательным образом готовился к вступительным экзаменам, прекрасно понимая, что никаких поблажек со стороны экзаменационной комиссии ко мне не будет. Поэтому, дни и ночи напролет, я зубрил язык, читал литературу, готовился. Зато, какое было ощущение, когда я увидел себя в списке поступивших. Это был не передаваемый восторг и первая, по сути, в моей жизни, победа. До сих пор, мне порой кажется, что это сон. Приехать из провинциального городка и поступить, да еще в такой вуз!
– Когда я вернулся домой, перед тем как уехать в Москву на учебу, и сообщил родным, что поступил, они вначале не поверили. Настолько нереальным казались мои планы. Но я смог, вопреки всему: неверию, сомнениям и трудностям. Не знаю, возможно, в моей жизни будут и другие победы, но первая, когда я прочел своё имя в списке зачисленных, наверно останется в памяти навсегда.
– Надо же, – тихо и немного грустно произнесла Маша, – а я даже не помню, что я почувствовала тогда, когда узнала, что поступила. Совершенно спокойно относилась к тому, поступлю или нет, и поэтому на все экзамены ходила без малейшей дрожи в коленках.
Спустя месяц они поцеловались, а спустя два, Маша стала женщиной. Она и раньше готова была к этому, да и случаи представлялись, но каждый раз, когда отношения с очередным кавалером доходили до уровня, когда следующим шагом была постель, её что-то останавливало, словно внутренний голос шептал:
– Подожди, ну еще чуть-чуть, может быть завтра, ты встретишь того, кто сделает тебя не просто женщиной, а самой счастливой на свете, и в его объятиях ты испытаешь не просто сладостные чувства оргазма, а нечто большее. Любовь войдет в твое сердце и вожделенная страсть не даст возможности тебе ни о чем другом думать, как только о нем, единственном и желанном человеке на всем белом свете.
И она пришла. Страстная, всепоглощающая, безумная любовь к этому провинциальному, слегка комплексующему, но знающему себе цену, юноше. Маша как сейчас помнит тот день, когда она стала женщиной.
Он позвонил в начале шестого.
– Маш, привет, это я.
– Привет.
– Как смотришь на то, чтобы встретиться?
– А куда пойдем?
– Можно в кино, или просто погуляем.
– Ты что, такой мороз на улице, лучше в кино.
– Согласен. Куда пойдем?
– Я не знаю, ты сам-то, что предлагаешь?
– У нас здесь неподалеку от общежития открылся видеосалон. Такие фильмы классные крутят. Можно туда сходить.
– Хорошо, когда и где встретимся?
– Давай так, ты подъезжай ко мне, я куплю билеты и встречу тебя у метро. Выход со стороны Вернадского. Нет, лучше я спущусь вниз и буду ждать тебя на выходе. За час успеешь доехать?
– Ты шутишь, до Вернадского за час. Мне надо еще себя привести в порядок. Давай через полтора.
– Хорошо. Жду в половине восьмого. Я возьму билеты на восемь, постарайся, чтобы мы успели.
– А там далеко от метро?
– Не очень, минут десять ходьбы.
– Хорошо, до встречи.
Она вышла из вагона и направилась к выходу, посмотрев на табло на перроне. Часы показывали тридцать две минуты, – отлично, я почти не опоздала, – подумала она и, пребывая в хорошем настроении, поднялась наверх и еще издали заметила его, стоящего возле телефонной будки.
– А вот и я, почти вовремя.
– Привет, – глядя на Машу сияющими глазами, произнес он и, нежно поцеловав, добавил, – у нас в запасе уйма времени, сеанс начнется в пятнадцать минут девятого.
– А что идем смотреть?
– «Назад в будущее», третья серия.
– Мне кажется, я уже видела, впрочем, могу ошибаться.
Они поднялись наверх, и, не спеша, пошли вдоль проспекта по направлению к библиотеке, где располагался видеосалон.
– Ты сегодня какая-то грустная?
– Нет, это тебе показалось.
– Честно?
– Да.
– А может, ты не очень хочешь в кино, тогда пойдем, посидим где-нибудь?
– Нет, давай сходим. Смешной фильм. Гм. А собственно, что в нем смешного? Интересный, да, но – смешной?!?! Первую серию помню, а вот продолжение никак вспомнить не могу.
У входа стоял молодой человек и проверял билеты, пропуская в зал. Система проекционного показа пришла на смену обычным телевизорам, но все равно, качество было довольно плохим. Да и копии оставляли желать лучшего.
Билеты были без указания конкретных мест, и, поскольку до начала сеанса было еще минут двадцать, можно было выбрать места.
– Где сядем?
– Давай вон там, – Маша показала в середину зала, и они направились туда.
– Тебе понравилось? – спросил он Машу, когда они вышли на улицу.
– Так, один раз можно посмотреть. Немного наивный, но в целом ничего. А тебе?
– Чистая развлекаловка. Я люблю такие фильмы. Смотришь и отдыхаешь, забывая на время о проблемах, которые тебя окружают.
– Правда? И много проблем тебя окружают, если не секрет?
– Какие могут быть секреты. Проблем полно, особенно сейчас, когда до защиты осталось всего полгода.
– Кстати, ты мне так и не сказал, что с распределением?
– Пока ничего, Раньше этот вопрос вообще решался за год, а сейчас все изменилось. Ходят слухи, что могут вообще предложить свободное распределение.
– И что тогда?
– Ничего. Ищи работу. А кто тебя возьмет, если у тебя ни связей, ни опыта работы. А ты говоришь, нет проблем.
– Но ведь тебе обещали?
– Обещали, но пока ничего не решено. Возможно, недели через две придет ответ на персональную заявку из МИДа.
– Значит, надежда есть.
– А что еще остается, ждать и надеяться. Другого выбора у меня нет.
– Ну, не расстраивайся, я верю, что у тебя все получится, – и она прижалась к нему.
Они остановились, и он нежно поцеловал её.
– Домой? – спросил он Машу.
– Угу, – ответила она, глядя ему в глаза.
Они прибавили шаг, так как на улице было прохладно, и вскоре спустились в подземку.
Еще издали Маша увидела, что свет в окнах квартиры не горел.
– Странно, неужели мама до сих пор не приехала, а ведь время уже начало двенадцатого, – подумала она, – впрочем, одна из комнат и кухня выходят на противоположную сторону, возможно мама сидит там и ждет её.
Словно предчувствуя, что сегодня не совсем обычный день, она неожиданно предложила Анатолию подняться и выпить чашку горячего чая или кофе. Он согласился. Они поднялись, и Маша, достав ключи, открыла дверь. На возглас, – Мам, ты дома? Это я, – никто не отозвался. Надо же, неужели мама до сих пор не вернулась от папиной сестры Ольги Сергеевны, к которой она уехала еще в обед? Маша заглянула в мамину комнату, потом на кухню, и убедилась, что никого нет. Анатолий продолжал стоять в коридоре.
– Ты чего, раздевайся, сейчас чаем напою и поедешь, мама наверно задержалась у тети Оли, папиной сестры.
Анатолий снял пальто и повесил его на вешалку, потом помог Маше раздеться, после чего в нерешительности остался стоять, не зная куда пройти. Маша снимала сапоги и, замешкавшись с молнией, чуть не упала, так как хлястик от молнии оторвался, но вовремя подоспевший Анатолий подхватил её, и она оказалась в его объятиях. Оба рассмеялись, поскольку, не удержав равновесия, Маша все же стала падать и потянула за собой Анатолия. В результате оба оказались внутри шкафа. В довершение, Машина шуба сорвалась и накрыла обоих с головой. Маша прижалась к Анатолию в страстном поцелуе. В этот момент раздался звонок телефона. Продолжая смеяться, она подбежала и взяла трубку:
– Алло.
– Машенька, это ты?
– Нет, это тетя Клава.
– Какая тетя Клава?
– Мам, я шучу, – смеясь, произнесла Маша, – ну, конечно я, кто же еще.
– А что ты такая веселая?
– Да молнию на сапоге расстегивала и свалилась прямо в шкаф, прижала шубу и вешалка не выдержала и оборвалась. Короче, накрыла меня с головой, – продолжая смеяться, произнесла она, – Мам, а ты где?
– У Ольги Сергеевны. Она приболела. Я ей за лекарствами сходила, заодно продукты купила. Короче, я у неё заночую, а завтра приеду. Ты там одна?
– Конечно, – еле сдерживая волнение, произнесла Маша.
– Тогда до завтра, утром позвоню.
– Хорошо, передавай привет тете Оле.
– Обязательно. Все, целую, пока.
– И я тебя целую.
Она медленно положила трубку, понимая, что момент, которого ждала все это время, наступил. Она чувствовала, что готова, и все же ей было жутко страшно сделать этот последний шаг, отделяющий мир детства от взрослой жизни.
– Что-то случилось? – произнес Анатолий.
– Нет, все нормально, пойдем пить чай.
– Пошли, – Маша протянула руку, поскольку все это время Анатолий продолжал сидеть на полу, накрытый шубой. Он взял протянутую ему руку и потянул Машу к себе. Она оказалась в его объятиях.
– Машка, какая же ты красивая, – вдруг произнес он.
– Правда?
– А ты разве этого не знаешь?
– Знаю.
– А тогда чего спрашиваешь?
– А может мне приятно, когда мне это говорят, вот и спрашиваю.
– Спроси еще раз.
– Я, правда, красивая?
– Очень, – и он приник к её губам. Руки обнимали и гладили её, а она все сильнее и сильнее прижималась к нему, и вдруг вырвалась из его объятий и тихо прошептала: – пойдем, – и протянула ему руку.
– Куда?
– Просто иди за мной.
Она крепко держала его за руку, пока они шли вдоль коридора и, открыв дверь в свою комнату, повернулась лицом к нему и, словно боясь собственных слов, произнесла:
– Я тебя хочу.
– Что? – то ли переспросил, то ли не веря, что она это сказала, произнес Анатолий.
– Я очень тебя хочу.
Он обнял её и, притянув к себе, поцеловал в губы, а потом стал целовать лицо, шею, а она в это время расстегивала блузку и растворялась в пылающей страсти, которая с каждой секундой все сильней и сильней растекалась по её телу.
Они сидели полуголые на кухне и пили чай, целовались и болтали о чем-то, что ровном счетом не имело никакого значения. Из того далекого уже для неё разговора она помнила только то, что они говорили о мороженном, кто какое любит, потом о просмотренном неделю назад фильме, потом ещё о чем-то, что успело стереться в памяти. Одно оно помнила точно, что первые ощущения её были настолько сумбурные, что они скорее напоминали посещение гинеколога. Тревога, оттого, что не получится, потом боль, неловкость, смешанная с бешеным чувством нескрываемого желания. Все это тогда перемешалось, и потому, когда это произошло, она так и не поняла, понравилось ей или нет. И только позже, ближе к утру, когда они снова занялись любовью, она постепенно поняла, какие новые эмоции открываются перед ней.
Много позже она поняла и совсем иначе оценила тот первый опыт любви, который она получила в ту ночь. И то, что она так и не испытала тогда оргазма, и неловкость и неумение партнера и многое другое, чего не было и что обычно приходит с опытом и годами. Но, тогда ей было всё это настолько внове, что ей трудно было сравнить новые ощущения с чем-то, и потому ей казалось, что они должны быть именно такими. Сама близость была ей настолько желанна, что все остальное пока было не столь важным. Тогда она была на вершине блаженства и её душа пела и ликовала.
Рано утром Анатолий ушел в институт, оставив её лежащей на кровати. Она зарылась лицом в подушку, и ей рисовались картины прошедшей ночи. Сладостные поцелуи, жаркие объятия, плавные, а потом резкие движения партнера, который заставлял буквально трепетать все её существо. Боже, как она была счастлива в этот момент. Ничего из того, что происходило с ней до этого, не могло сравниться с тем блаженным чувством, которое она испытала, и ей хотелось этого еще и еще.
Раздавшийся звонок вывел её из состояния, в котором она находилась, и вернул в реальность. Звонила мама.
– Маша, ты собираешься сегодня в институт?
– Нет, мам, я пойду позже, мне к четвертой паре, – соврала она, поскольку знала, что в таком состоянии, она просто не в состоянии идти, куда бы то ни было.
– Хорошо, я приеду к обеду, если ты меня не дождешься, то перед институтом обязательно поешь. Хорошо?
– Обязательно.
– Ну все, будь умницей. Пока.
– Постараюсь. Пока, мам, – она положила трубку и, раскинув руки, легла на кровать. В её мыслях продолжал стоять образ Анатолия, целующего и сжимающего её в жарких объятиях. Пролежав так еще час, она встала, приняла душ и, пройдя на кухню, села есть, вспомнив, что даже не удосужилась перед Толиным уходом накормить его. Ей стало вдруг стыдно, и настроение несколько испортилось, но не надолго. Спустя полчаса он позвонил ей и поинтересовался, как она.
– Все хорошо, а ты?
– Я тоже.
– Ты чудо.
– Верю, ты тоже.
– Когда встретимся?
– Договоримся, дел полно, но мы придумаем что-нибудь.
– Жду, – и она положила трубку.
Все летало и пело внутри нее, и она с нетерпением ждала новой встречи, новых ощущений, которые заполнили всю её настолько, что ни о чем другом она думать уже не могла.
Так продолжалось три месяца. Они встречались, ходили в кино, гуляли по городу, изредка, когда удавалось, она приводила его к себе и, в отсутствии матери, они занимались любовью.
Она не задумывалась о том, что будет дальше, потому что чувства, которые пробудились в ней, были настолько глубокими и сильными, что ей не было дела до того, что будет потом. А «потом» все же наступило. Не сразу, не вдруг, а постепенно, когда она стала задумываться, а что собственно происходит с ней, что вошло в её сердце – любовь, увлечение или просто влюбленность, которой болеют все, проходя болезненный переходный период на пути взросления. Она задала этот вопрос самой себе в тот вечер, когда из телефонного разговора с Анатолием она поняла, что он будет занят до конца недели, и встретиться вряд ли получится. Она медленно положила трубку, и слеза обиды скатилась по её щеке. Ей не хотелось верить, что то, что она приняла за любовь, на самом деле было просто порывом чувств, желанием узнать, что же таится в настоящих взрослых взаимоотношениях мужчины и женщины, и это любопытство, замешанное на прочитанных книгах, кино и рассказах подружек, она приняла за любовь. И только, когда она внимательно и трезво посмотрела на их с Анатолием отношения, она поняла, что никакой любви, по крайней мере, с его стороны, не было, во всяком случае, так вдруг показалось в тот момент, когда он сказал, что будет занят.
Она сидела около телефонного аппарата и размышляла. Действительно, за все это время, он ни разу не признался ей в любви. Нет, он, конечно же, говорил ей много разных приятных, ласкающих слух слов, но именно тех слов, которые она так ждала, не было. И только теперь, по прошествии нескольких месяцев знакомства, она остро ощутила, чего так не хватало ей в их взаимоотношениях. Любви, той самой, которая объединяет двух людей, связывает их и ведет рука об руку по жизни. Она уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Слезы душили ее, и сердце готово было разорваться на части от бессилия что-либо изменить и поправить.
– Ну почему, почему так? – задавала она себе этот вопрос. Ей не хотелось верить, что Анатолий не любит её. Она пыталась уцепиться за соломинку, размышляя, что он действительно сильно занят, так как ему осталось совсем немного до государственных экзаменов, что он много занимается, готовится. Но все это мало утешало её, а лишь еще больше будоражило воображение и заставляло еще больше во всем сомневаться и разрываться на части между возникшими сомнениями и чувствами, которые продолжали гореть в её сердце. Она вообще не понимала саму себя и тех сомнений, которые постоянно будоражили её сердце. С каждой встречей, эти сомнения уходили прочь, но проходило несколько дней в разлуке, или было достаточно двух дней, что он не звонил, и снова сомнения поселялись в её сердце.
Нет, их отношения не прекратились в одночасье. Да это и не могло произойти по той простой причине, что Маше не просто продолжал нравиться Анатолий, а она начинала все больше и больше понимать и чувствовать в себе, все поглощающую страсть, которая именуется простым словом – любовь. Ей нравилось в нем все. Его рассудительная и спокойная манера разговаривать. Его доводы и объяснения никогда не сопровождались экспрессией, он говорил легко и непринужденно, мягким, как она однажды выразилась, завораживающим слушателя голосом. Несмотря на то, что он приехал из небольшого городка, он сумел за годы учебы научиться хорошим манерам, и, общаясь с ним, ни за что нельзя было сказать, что он провинциал. Ей нравилась его манера одеваться, скромно, но весьма элегантно. Даже простой, копеечный шарф, он мог одеть так красиво, словно только что приехал с очередной конференции из Лондона, где купил его в каком-нибудь дорогом магазине. Он по жизни чувствовал себя человеком, достойным того, к чему стремился, а именно, занять место в элите. Быть среди дипломатов, политиков, это было его заветной мечтой, и всем своим поведением, он словно говорил, – смотрите, неужели я не достоин, чтобы вы приняли меня в свою среду?
Он добился того, чего хотел. Его взяли на работу в МИД, и Маша отлично помнила, как замечательно они отпраздновали его победу. Они катались на речном пароходе по Москве-реке, пили шампанское, смеялись и целовались. Маше казалось, что ничто не может помешать их счастью, и теперь, когда мечта Анатолия устроиться на работу в МИД исполнилась, он, наконец, сделает ей предложение руки и сердца, и она, прижавшись лицом к его груди, шепотом, нет, наоборот, громко, чтобы слышали все вокруг, ответит, – я согласна, – и повиснет на его шее от счастья, что и её мечта исполнилась.
Она закрывала глаза и не раз представляла себе эту картину, но, открыв их, она видела улыбающееся лицо Анатолия и легкий прищур в глазах. Она гнала от себя эти наваждения, но они каждый раз, когда она возвращалась домой, портили ей настроение, и к утру, подушка была мокрой от слез.
– Ну почему так в жизни, – не раз говорила она самой себе, – Ведь мы любим друг друга, но ни он, ни я не хотим сделать последний, решительный шаг, чтобы быть вместе? И тут же, чей-то посторонний голос, словно бы отвечал ей на этот вопрос:
– А ты уверена в том, что и он тебя любит, так же сильно и горячо, как ты его? Если уверена, тогда пойди и сделай первая этот шаг, или у тебя нет такой уверенности? Да или нет?…
В конце июня Анатолий уехал домой к родителям. Маша сидела дома и размышляла, чем занять эту неделю, пока его не будет. В этот момент в комнату вошла мать.
– Маша, как дела?
– Всё нормально, мам.
– Что-то Анатолия твоего давно не видно?
– Он уехал на прошлой неделе к родным в Петрозаводск, перед тем как выйти на работу. Приедет к концу недели или в начале следующей.
– Ах, вот оно что. А ты не хочешь со мной поговорить? – мягким голосом спросила она.
– О чем, мама?
– Так, вообще, и о жизни в частности.
– О жизни? В каком смысле?
– Разве тебе не о чем поделиться с матерью? Мне кажется, у тебя накопилось так много вопросов за эти полгода, но ты упорно молчишь, то ли избегаешь меня, то ли что? С тех пор, как ты познакомилась с Анатолием, мы совсем перестали откровенно говорить друг с другом.
– Ну что ты, мама.
Мария Андреевна присела на кровать рядом с дочерью и, взяв её руки в свои, произнесла:
– Не моё это дело вмешиваться в твои с Анатолием взаимоотношения, но мне кажется, я догадываюсь, что тебя гложет.
Маша инстинктивно вырвала свои руки из материнских, словно та прочитала по ним её мысли.
– О чем ты, мама?
– Любовь, Маша, она ведь должна быть обоюдной. Когда любит только один, она превращается в муку. Вот я и смотрю, как ты мучаешься от своей любви. А Анатолий твой, никогда не сделает тебе предложение, поверь мне.
Маша посмотрела на мать округлившимися от удивления глазами.
– Почему ты так считаешь?
– Потому что твои глаза ослеплены любовью к нему, и ты не можешь рассмотреть и понять его как человека. Это часто бывает. Не ты одна. Мне трудно объяснить тебе это и потом, я не хочу, чтобы ты в последствии винила меня в том, что я вмешиваюсь в твою жизнь, мешаю и так далее, поэтому все это время я молчала, но поверь, мать видит то, чего не видишь ты.
– И что же ты видишь?
– Анатолий хороший человек, только…
– Что «только»?
– Он слишком любит себя. Он – карьерист в чистом виде и рассматривает тебя только как этап на своем пути. И поверь, я вовсе не осуждаю его. Это даже не эгоизм, это стиль жизни, и не только мужчин, но и женщин. Они твердо и настойчиво идут по жизни к намеченной цели, они знают, чего хотят, и как этого добиться, и поэтому они, часто сами того не замечая, делают больно окружающим.
– В таком случае, я не понимаю, чем я плоха, если он, как ты говоришь, «карьерист в чистом виде». Разве я – плохая для него партия? Я – красивая, достаточно умная, образованная женщина, москвичка с квартирой. Отец в прошлом видный дипломат, чего собственно еще может желать провинциал на старте своей карьеры? Если бы все было так, как ты сказала, он бы давно женился на мне, – повышая голос, произнесла она.
– Не кричи, я все слышу. В том-то и дело, что для него этого мало.
– Мало?! Ну, извини, мама, а чего же тогда ему надо?
– Взгляни на вещи иначе. Да, у нас большая четырехкомнатная квартира, но живем мы достаточно скромно, поскольку времена нашего благополучия давно миновали. Папа умер, а вместе с ним и связи, которые у него были. А Анатолию нужно, чтобы кто-то потянул его наверх, за границу, ввел в мир, где он сможет реализовать свой потенциал. Дипломатия – это не бизнес, который пришел в Россию, где бывший двоечник и второгодник построил палатку и пересел на подержанный Мерседес. Нужно начать с нижней ступеньки и потом двигаться, показывая свое умение, и, вместе с тем, иметь связи, которые в нужное время подтолкнут тебя в открытую дверь очередного кабинета или посольства.
