Текст книги "Колдовская сила любви (СИ)"
Автор книги: Аристарх Нилин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Глава 2
В субботу ровно в шесть, Маша величаво вышла из подъезда. Подол платья она поддерживала рукой, чтобы не волочить его по грязной лестнице. Василис уже ждал её, держа распахнутой дверь авто.
– Добрый вечер, – произнес он, и глаза его горели восторгом при виде её.
– Добрый вечер, вы как всегда без опозданий.
– В дипломатических кругах, опаздывать считается признаком плохого тона.
– Что вы говорите, а я думала, что это всех остальных тоже касается, – она улыбнулась и подумала, кажется, Зоина манера говорить с мужчинами передалась и мне. Пожалуй, не стоит слишком остро реагировать на все его реплики.
Пока они ехали до посольства, они перекинулись парой ничего не значащих фраз. И только когда уже подъезжали, она спросила:
– А по какому случаю приём?
– Посол отмечает помолвку дочери.
– Весьма интересно. Такое событие отмечают столь громко?
– Надо же как-то разнообразить свою жизнь, а то за повседневными делами и не заметишь, как жизнь прошла, тем более, вдали от родины, а вообще-то вы правы.
– В чем именно?
– Обычно приемы устраиваются по случаю, каких-либо праздников и в посольство приглашают не только сотрудников, но и живущих и работающих в стране соотечественников. Иногда на таких приемах собирается полторы-две тысячи человек.
– И в этот раз много приглашенных?
– Не волнуйтесь, уверяю, вам понравиться.
Они как раз въезжали в распахнутые ворота посольства, вдоль которого было припарковано довольно много иностранных автомобилей с дипломатическими номерами. Василис помог Маше выйти из машины и предложил пройти. Она взяла его под руку, и они направились в зал.
Войдя внутрь, она была поражена сиянием огней, блеском и красотой внешнего убранства. Большое количество живых цветов в вазах, столы, расположенные по периметру зала на которых стояли вазы с едой, и нарядно одетые в национальные одежды официанты, предлагающие налить шампанское или бокал вина. И, конечно же, собравшиеся, среди которых элегантно одетые кавалеры и женщины в нарядных платьях, увешанные драгоценностями. Все это переливалось, сверкало, шумело и создавало атмосферу, к которой она никогда в жизни не прикасалась. Все было в диковинку, и хотя в детских воспоминаниях, ей смутно помнились приемы, устраиваемые в советском посольстве, но это было так давно и к тому же она видела их лишь украдкой, поскольку на них присутствовали только взрослые. Тихо играла музыка, люди парами и в одиночку, прохаживались по залу, беседовали, улыбались, шутили. По всему было видно, что они не первый раз видят друг друга и им не привыкать к подобным мероприятиям. Маша уже пожалела, что согласилась пойти, так как почувствовала себя не в своей «тарелке», словно Золушка, на балу у короля, и потому, крепко держалась за руку Василиса, словно боялась потеряться и оттого еще больше чувствовала свою неловкость.
Казалось еще немного, и она не выдержит и под предлогом, что плохо себя чувствует, попросит покинуть прием, но в этот момент, появился посол и собственно прием начался. Официальная часть длилась минут десять. Молодые были представлены собравшимся, посол сказал в их адрес несколько теплых слов, после чего раздались аплодисменты, и вслед за этим началось веселье. Танцы, разговоры ни о чем, шампанское, мужчины, предпочитающие крепкие напитки, теснящиеся у бара и выделяющиеся своим громким смехом. Женщины, увешанные бриллиантами и жемчугами, молодые и в возрасте. Столы, на которых стояли блюда и вазы с всевозможными канапе, фрукты и пирожные, шум смех и веселье, которое постепенно набирало обороты, и как про себя отметила Маша, довольно быстро стало напоминать студенческий бал, с разницей, что собравшиеся были одеты иначе. Всё это несколько успокоило её и вызвало улыбку, поскольку в её представлении, прием означал совсем иное мероприятие, чем то, что предстало перед ней. Впрочем, отдельные элементы совпадали с тем, о чем рассказала ей мама, но в целом, было вполне весело.
Маша, которая обожала танцевать, вскоре освоилась и довольная тем, что ей не надо было никому объяснять, кто она и зачем здесь, кружилась в танцах и была столь очаровательна, что даже посол пригласил её на тур вальса.
Подведя Машу к Василису, он поблагодарил её и в качестве комплимента произнес:
– И такую жемчужину вы скрывали от нас господин Карпагунис. Вот что делает с мужчинами Россия. Даже такой истый холостяк как вы, не устоял перед чарами русских красавиц.
– Маша ощутила легкий румянец на лице, но не удержалась и произнесла:
– Благодарю за комплимент в мой адрес, господин посол, но хочу отметить, что тому виной отчасти напористость греческих мужчин.
– Что вы говорите!
– Да, да.
– Кто бы мог подумать, – он лукаво улыбнулся и, похлопав, Василиса по плечу, поцеловал Машину руку и удалился.
Маша уже слегка опьянела от шампанского, музыки и танцев, как впрочем, и многие присутствующие и потому прием стал напоминать скорее тусовку, нежели чем светский раут, в том понимании, какое он имел в первой половине. Остаток вечера прошел легко и непринужденно. Они то и дело оказывались в кругу людей, которые по большей части, видимо хорошо знали Василиса. Речь шла о самых разных вещах, а, узнав, что Маша москвичка, и при том работает в Пушкинском музее, переходили к вопросу о красоте российских музеев Москвы и Санкт-Петербурга. Большинство восхищались его богатой экспозицией и отмечали, что непременно посетят снова.
Маше чрезвычайно понравилось убранство зала и особенно зимнего сада, который по своему замыслу, должен был подчеркнуть свою причастность к Греции. Среди множества живых растений в кадках, повсюду стояли греческие статуи и античные вазы. Даже скамейки в саду были стилизованы под те, которые устанавливались в античных греческих садах. В перерыве между очередным танцевальным туром, они прошли в сад, и Василис предложил Маше присесть на одну из скамеек и отдохнуть.
– Вам что-нибудь принести?
– Да, воды если можно и какой-нибудь фрукт.
– Персик, грушу?
– На ваш вкус, – неожиданно для себя, кокетливо сказала она.
– В таком случае, я покину вас на несколько секунд.
Пока Василиса не было, она поправила прическу и с любопытством огляделась вокруг. Сад был просто великолепный, не хватало только птиц, порхающих с цветка на цветок, подумала она, и в этот момент её взгляд упал на Василиса. Он стоял рядом, держа в одной руке стакан с водой, а в другой тарелку, на которой лежали порезанные дольки груши, персика и какого-то фрукта, явно ей незнакомого. Сделав пару глотков, она поставила стакан рядом с собой и спросила:
– А что это такое? – и показала рукой на незнакомый фрукт.
– Это киви.
– Киви!
– Ну да, очень приятный сочный фрукт, попробуйте, наверняка он вам понравится.
– Ах, киви, – она вдруг рассмеялась и произнесла, – я в детстве несколько раз ела его, когда мы с родителями жили заграницей, но совсем забыла, как он выглядит в очищенном виде. Он же коричневый и лохматый.
Василис не удержался и тоже рассмеялся.
– Как вы сказали, коричневый и лохматый? Как образно звучит по-русски описание киви. Лохматый. Я думал, что лохматым может быть только мишка.
Маша засмеялась и потянулась рукой к тарелке, но Василис, который в этот момент так заразительно смеялся, не удержал её и она упала и разбилась на мелкие части, а кусочки фруктов, разлетелись в разные стороны. Маша закусила нижнюю губу, словно провинившаяся девочка, почувствовав себя неожиданно виноватой во всем случившемся. Василис увидел её выражение лица и, поняв её чувства, произнес:
– Ради Бога простите, я иногда бываю такой неловкий, что женщины меня обходят стороной.
– Вас?
– Да.
– Самокритичность вещь, безусловно, хорошая, но не да такой же степени. Это я вас насмешила, любой может выронить тарелку из рук.
В этот момент, подошедший официант, ловко смел остатки еды и тарелки в контейнер и, извинившись за беспокойство, предложил принести то, что было в тарелке.
– Да, да, будьте добры и еще несколько клубничин положите.
Маша снова улыбнулась.
– Значит вы убежденный холостяк или мужчина, которого женщины обходят стороной?
– И то и другое.
– Нет, такого не может быть. Или вы обходите женщин стороной, или они вас. Одно из двух.
– Как вам сказать, – в этот момент вернулся официант и принес новую тарелку с фруктами, поставил её рядом со стаканом на скамейку и удалился.
– Может быть, вы присядете?
– Благодарю.
Маша взяла клубничину и откусила кусочек. Сочный и сладкий, он буквально растаял у неё во рту, и она положила в рот остаток, а хвостик продолжала вертеть пальцами, размышляя о том, как прекрасно она провела сегодняшний вечер.
– Так что же вы хотели мне сказать? – произнесла она, после некоторой паузы.
– Скорее я обхожу женщин стороной, нежели они меня.
– Вы, женщин стороной? Вот уж не поверю.
– Почему?
– Судя по вашей настойчивости, которую вы проявили в музее в поисках меня и позже, когда пригласили в театр. Это как-то противоречит тому, о чем вы только что сказали.
– Возможно, моя поспешность вас несколько смущает.
Маша снова рассмеялась.
– Слушайте, я понимаю, что мы на приеме в посольстве, но разговаривать-то мы можем более в простой манере, а то наш разговор и впрямь похож на светский раут.
– В таком случае, могу сказать совершенно откровенно. Я действительно закоренелый холостяк, точнее был таковым, до того момента, пока не встретил вас в музее.
– Ой, ля-ля. Надеюсь, вы не встанете передо мной на колени, чтобы просить моей руки и сердца? – в шутку произнесла Маша и пожалела, что произнесла это, понимая, что не гоже бросаться такими словами в столь неподходящий момент. Видимо шампанское и впрямь вскружило мне голову, подумала она, и на секунду закрыла глаза. В тот момент, когда она их открыла, её изумлению не было предела. Василис стоял перед ней, преклонив одно колено на пол, и протягивая ей руку. От изумления, Маша открыла рот, чтобы сказать, что она пошутила и чтобы он немедленно встал или сел рядом, а то кто-нибудь войдет и будет весьма неловко.
– Мари, я понимаю, что ваши чувства ко мне несколько иные и потому я не питаю особо больших иллюзий, но стоя перед вами, я предлагаю вам руку и сердце и готов ждать вашего ответа столько, сколько вы сочтете нужным. Но обещаю, что мое сердце отныне принадлежит вам и только вам.
Он галантно взял Машину руку и прикоснулся к ней губами.
– Значит, у меня есть время подумать, не так ли? – слегка опомнившись от произнесенных Василисом слов, ответила она, и добавила:
– Хорошо, значит, мой ответ можно отложить на некоторое время?
– Все в вашей власти.
– Тогда сядьте рядом, а то, кажется, сюда идут.
Василис сел рядом.
Она продолжала смущаться, постепенно приходя в чувства и лишь благодаря изрядно выпитому шампанскому, менее эмоционально отреагировала на все происходящее.
– Вы смешной, добродушный холостяк, – нежно и в то же время, сентиментально произнесла Маша, – мы же совсем не знаем, друг о друге ничего, а может быть я замужем, у меня дети и все такое прочее?
– Я понимаю, что мой поступок выглядит наивно, а возможно даже глупо, но поймите, я сделал это от чистого сердца, которое наполнено чувствами к вам.
– Ах, господин Василис… – она впервые с тех пор как они познакомились, назвала его по имени.
– Пожалуйста, опустите слово господин, просто Василис.
– Хорошо, просто Василис. Я виновата, что предложила вам встать на колени и потому, будем считать это просто шуткой. В конце концов, мы оба выпили, и потому есть предлог для оправдания данного поступка, как с моей стороны, так и с вашей. Как говорят в дипломатических кругах, инцидент исчерпан и стороны остались довольны состоявшейся беседой, – чем дольше она говорила, тем все больше ругала себя, потому что понимала, что говорит глупость.
Василис молчал, и по его лицу было не понятна его реакция. Наконец до Маши дошло, что все, о чем она только что говорила, она произносила по-русски и потому вполне возможно, что он просто не все понял из сказанного ей. Это несколько успокоило ее, и она подумала, – пить меньше надо и вообще, что я говорю, сама не знаю. Она посмотрела на Василиса, который неожиданно улыбнулся, взял из тарелки половинку киви, положил его в рот и произнес:
– Вы знаете, если к этому мохнатому фрукту, как вы его назвали, добавить клубнику, дольки банана и взбитые сливки, а еще лучше йогурт это просто фантастически вкусно. Давайте как-нибудь попробуем в ближайший выходной?
Маша рассмеялась, поскольку совершенно не ожидала такой реакции с его стороны на тот монолог, который она произнесла и чтобы совсем разрядить обстановку, добавила:
– Я согласно, только учтите, в моем гардеробе, не так много вечерних платьев, чтобы менять их каждый раз, если вы будете приглашать меня на подобные мероприятия. Поэтому, давайте что-нибудь попроще.
Он улыбнулся и от души рассмеялся, после чего ответил:
– А если я наберусь храбрости и напрошусь в гости, как вы на это отреагируете?
– Вот довезете меня домой, тогда я вам отвечу.
– Согласен.
Они еще какое-то время посидели в саду, потом Василис пригласил её на танец и закружил по залу. Кружась в вихре танца, она чувствовала, как его сильная рука обнимала её талию, а другая, крепко держала за руку.
– Видимо я действительно изрядно выпила шампанского, что он так крепко держит меня, чтобы я ненароком не упала, – подумала Маша, продолжая улыбаться, глядя по сторонам, но взгляд её то и дело скользил по лицу Василиса, словно хотел в нем найти ответы на десятки вопросов, которые начали роиться в её голове.
Прием подходил к концу, и постепенно гости один за другим стали покидать общество. Маша не преминула этим воспользоваться и предложила Василису последовать их примеру и тоже покинуть гостеприимный зал. Они подошли к послу, который был уже изрядно навеселе и, попрощавшись, направились к машине.
Маша не помнит, как они доехали и только, когда, простояв минут пять у подъезда, она, наконец, поняла, что они у её дома, сконфуженно произнесла:
– Давно я так весело не проводила вечер. Благодарю.
Василис сидел рядом и Маша, которая в этот раз ехала на переднем сиденье, ждала, когда он поможет ей выйти из машины. Она повернулась к нему.
– Так я пошла?
– А каков будет ваш ответ? – он спросил это так, что Маша не могла ему отказать, хотя всю дорогу решала, сразу положить конец их отношениям или все же продолжить какое-то время.
– В субботу к трем часам. Только предупреждаю, у меня очень строгая мама, – сказав так, она рассмеялась и добавила, – шучу, у меня чудесная мама. Мы живем с ней вдвоем, с тех пор как умер папа.
– Спасибо Мари.
Он вышел и помог ей выйти из машины, открыл дверь подъезда и, пожелав доброй ночи, сел в машину и завел мотор. Маша вошла в подъезд. Дверь со скрипом закрылась, а она, сама не зная почему, продолжала стоять в полумраке подъезда. За дверью был еле слышан звук работающего мотора. Она не знала, зачем и почему стоит и чего ждет, но продолжала стоять. Казалось, прошла вечность, прежде чем она услышала, как двигатель газанул, и машина отъехала от подъезда. Только тогда, Маша медленно поднялась по ступенькам на площадку и нажала кнопку вызова лифта. Размышляя обо всем, что сегодня произошло, она тихо открыла дверь, чтобы не разбудить мать и, скинув туфли, прошмыгнула в свою комнату. На подушке, она увидела записку от матери.
Машенька!
Если придешь поздно, ужин в холодильнике на сковородке, салат в желтой миске, кисель в кастрюле. Спокойной ночи, мама.
Маша прочитала записку и улыбнулась. Мама оставалась такой же, какой она помнила её всю свою жизнь, доброй и заботливой, любящей её больше всех на свете и потому так больно переживающая за все её проблемы в семейной жизни.
Маша сложила записку пополам и неожиданно подумала:
– Ну почему Василис, а не Анатолий встал перед ней на колени и попросил её руки и сердца? Почему тот, кого она так любила и продолжает вопреки всему любить, не увидел этой любви, прошел мимо и возможно навсегда, словно кипятком прошел по её коже, оставив вечный рубец на её нежном теле?
Она обвела комнату взглядом, словно искала хоть что-то, что напомнило бы ей об Анатолии. Но тщетно, и потому воспоминания о прошлом, острой иглой укололи её сердце и даже чудесный вечер, который она провела сегодня в обществе Василиса, был не способен унять волнение. Глаза сами собой заволокло пеленой слез и она, упав на кровать, уткнулась в подушку и расплакалась. В её сердце все разом смешалось. Слова, которые произнес Василис и прощание с Анатолием. Память выхватывала из своих потаенных глубин нежные слова, когда-то произнесенные Анатолием в минуты, когда они предавались любви, запах его тела, губ, нежность рук. Нет, она не могла забыть его и возненавидеть. Это было выше её сил и потому воспоминание о нем, так больно ранили её сердце.
Она скорее почувствовала, чем услышала, что дверь в комнату приоткрылась. Она повернула голову и увидела мать, стоящую в ночной рубашке. Она смотрела на дочь и, видя её заплаканное лицо, поняла, что что-то случилось, и она не знала, утешить её, промолчать и уйти или спросить в чем дело.
– Проходи коли, заглянула.
– Может я не кстати?
– Нет, мама, всё нормально, кому как не тебе поплакаться, когда на душе тоскливо.
– Значит, опять об Анатолии вспомнила?
– О нём.
– Начну расспрашивать, еще больше расстроишься. Расскажи лучше, как прошел прием, – и она, подойдя к Машиной кровати, присела на край.
– Лучше не бывает. Я давно столько не танцевала, как сегодня. Даже с послом Греции.
– Что ты говоришь.
– Такой галантный кавалер.
– А по какому случаю прием был?
– Помолвка дочери.
– Правда, ой как интересно. И сколько ей?
– Ты знаешь, мам, право не знаю. Собственно все заняло минут десять, пятнадцать, а потом о молодых, по-моему, все забыли и просто веселились.
– Да, это мне знакомо. Так всегда бывает на приемах. Главное повод, а потом, обычная гулянка.
– А я так была удивлена.
– Жить вдали от родины. Канцелярская работа, масса условностей, предписанных дипломатическим этикетом, потому и приходится искать любой удобный случай, чтобы хоть как-то разнообразить жизнь и внести в неё новизну или еще лучше, ноту веселья.
– Вот мы и повеселились, на славу.
– Тогда почему вдруг ты вся в слезах, к чему эти воспоминания? Честно говоря, я думала, что ты совсем забыла его.
– Я тоже так думала. А вот подвернулся повод вспомнить, и слезы сами собой полились. Такое может быть?
– Может, Маша, может. Сердцу не прикажешь. С тех пор как твой папа умер, я тоже, как вспомню о нем, так невольно слеза навернется. Хотя сколько лет уже прошло.
Они обнялись.
– И все же, что за повод, что ты об Анатолии вспомнила?
– Так ерунда. Шампанское, танцы. Голова закружилась, вот я и сморозила глупость, а Василис возьми да и предложи мне руку и сердце.
Мария Андреевна всплеснула руками.
– Как, ни с того ни с сего, руку и сердце?
– Да, представляешь, да еще на колени встал.
– А ты?
– А что я. Обещала подумать.
Маша уже успокоилась и, встав с кровати, стала снимать платье.
– Подожди, я что-то ничего не понимаю. Как это вдруг, он предложил тебе руку и сердце. Он что, сказал, что любит тебя?
– Представь себе, да.
– А ты его?
– Мам, я вижу его всего третий раз в жизни. Ну, как можно за три дня полюбить? Говорю тебе, это была шутка. Возможно глупая и несерьезная, но шутка.
– Знаешь, дорогая моя, что-то я сильно сомневаюсь, что такими вещами шутят. А сколько ему лет, кстати?
– А вот это, ты можешь у него сама спросить.
– Как же я у него спрошу?
– Очень просто. Я пригласила его в гости на субботу, точнее он сам напросился. Так что у тебя будет отличный повод узнать у него все, что тебя интересует. И кстати, надо будет прикупить продуктов и приготовить, что-нибудь этакое.
– А ты не знаешь, что он любит?
– Мам, какая ты наивная и смешная. Ну откуда мне знать, что он любит. Киви он любит с взбитыми сливками, клубникой и бананами, это я точно знаю.
– Киви с взбитыми сливками? Да где же я тебе достану киви?
– Мамуля, умоляю тебя, успокойся. Сделаем обычный стол, без всяких изысков. Салатик оливье, огурчики, помидорчики, селедку под шубой и что-нибудь на второе, например ципленок-табака.
– Выросла ты, однако. Только…
– Что только?
– А вот взрослой, еще не стала.
– Мамочка, время другое. Вы с папой, в какой стране жили? Вот, а мы живем совсем в другой эпохе. Мир и страна на глазах меняются. Так что уж говорить о том, что в наших умах и головах делается. Нет, мама, с детством я давно простилась. Работаю между прочим, как вол.
– Это я все понимаю, – перебила она Машу.
– А раз понимаешь, то о каком взрослении можно говорить? Нет, мама, я уже давно взрослой стала, гораздо раньше, чем мне может, хотелось. А страхи у тебя за меня, потому что я дочь твоя, вот ты и волнуешься. Ведь так?
– Конечно так.
– А раз так, значит все отлично. Главное, что ты заметь, я трудолюбивая. Это в папу. Аккуратная, это в тебя. Покладистая, это в себя. Одним словом хороший ребенок, достойных родителей, – и она громко рассмеявшись, подлетела к матери и, обняв её за шею, крепко поцеловала.
– Не волнуйся ма, прорвемся. Будет еще и на нашей улице праздник.
– Дай-то Бог.
– Будет, вот увидишь.
Неделя пролетела буднично. Работа, дом, ужин с мамой и житейский разговор за столом. В четверг ей подбросили очередной перевод, и она всю ночь просидела за работой и совершенно не выспалась. С головной болью отправилась на работу. В обед, решив, что, пожалуй, следует перед завтрашней встречей, хоть немного отдохнуть, а заодно помочь прибраться, взяла полдня отгула и, забежав по дороге домой в парикмахерскую, к трем часам предстала перед матерью.
– Мам, это я, – крикнула она с порога, прыгая на одной ноге, снимая туфли.
– Мам, ты что молчишь?
– Слышу, слышу. Я вся в делах, мне некогда, – ответила Мария Андреевна, выходя из кухни и вытирая полотенцем руки. Подойдя к Маше, она чмокнула её в щеку и с загадочным видом отправилась обратно на кухню.
– А над чем ты там колдуешь? – вдогонку ей крикнула Маша, но не получив ответа, накинула тапки и пошла посмотреть, чем занимается мать.
Войдя на кухню, её изумленному взору предстала живописная картина. Кастрюли, сковородки, тарелки, миски были заполнены разными продуктами. На столе стоял кухонный комбайн, который, судя по внешнему виду, недавно использовался по прямому назначению, в довершении, на табуретках лежали разложенные кулинарные книги и листки, которые явно смахивали на рукописные рецепты кулинарных блюд. Всю эту картину дополняла Мария Андреевна, которая, то что-то пробовала, то подсаливала или помешивала, поминутно сверяясь с бумажками, разложенными рядом.
– Мам, что здесь творится?
– Как что, готовлюсь встретить гостя.
– Я понимаю, что готовишься, мне не ясно, что ты готовишь?
– А, это сюрприз, дорогая.
– Для кого, для меня или для гостя?
– Конечно для гостя.
– И что же это за сюрприз?
– Ишь, какая ты любопытная. Ладно, скажу. Греческие мужчины к твоему сведению, большие любители вкусно поесть. Вот я и решила приготовить что-нибудь из национальной греческой кухни.
Маша рассмеялась, прекрасно понимая, что переубедить мать, что это совершенно ненужно, бесполезно. Если она за что-то взялась, то обязательно доведет до конца.
– И какой же рецепт ты откапала?
– Вот завтра за столом и узнаешь.
– Мам, так нечестно. И потом, – с лукавством произнесла она, – что подумает гость, что я вообще готовить не умею?
Держа половник в одной руке, а солонку в другой, та посмотрела на дочь и глубокомысленно произнесла:
– А вот в этом ты совершенно права, я как-то и не подумала. Так что, голубушка моя, быстренько переодевайся, и приходи ко мне на кухню. Будешь помогать, а заодно расскажу, как готовится баранина по-гречески.
– Баранина? Мам, да мы отродясь баранину не ели.
– Вот и чудесно, теперь поедим. Между прочим, настоящий шашлык, к твоему сведению, только из баранины готовят. А говяжий или свиной, только у нас делают, да и то теперь. А вот раньше…
– Все я поняла, бегу переодеваться.
Материнское волнение по случаю прихода гостя, да к тому же иностранца, невольно передалось Маше, и после того, как она некоторое время помогала ей на кухне, пошла убираться. Время пролетело так быстро, что, стоя на стремянке посреди гостиной и протирая хрустальные подвески у люстры, она, кинув взгляд на часы, удивилась, что уже девятый час. Дел, которые она собиралась переделать, было еще так много, что она поняла, все не успеет, и потому решила ограничиться уборкой гостиной и папиного кабинета.
Закончив убираться в гостиной, она пошла в отцов кабинет. Высокие, почти до самого потолка книжные полки вдоль стены, были сплошь забиты художественной литературой. Напротив окна стоял большой письменный стол, за которым теперь довольно часто работала Маша. Рядом с ним шкаф, за стеклянными дверцами которого историческая литература, мемуары видных политиков, справочная литература по международным делам и дипломатии. Над диваном портрет отца и матери в молодости. Протирая раму, Маша невольно вспомнила отца. Какой он был? Строгий, ласковый, жесткий? – разный. В памяти всплыли картины детства, когда они жили за границей. Отец всегда был очень серьезный, рассудительный, а лишь по приезде домой, когда стал работать в МИДе, стал более простым. Видимо дома, он смог расслабиться и стать более человечным и семейным. Он стал больше уделять внимание Маше, интересовался её учебой в школе, они часто втроем ходили в музеи и на выставки, бывали в театре. Именно тогда, она смогла по-настоящему понять и почувствовать, какие хорошие у неё родители.
– Жаль, что тебя не будет завтра с нами, – мысленно произнесла она, бросив последний взгляд на портрет, и добавила, – я постараюсь не подвести тебя папа.
К одиннадцати, усталая, но довольная собой, что большая часть из того, что она собиралась сделать, было выполнено, она зашла на кухню.
– Я собиралась выпить чаю и пойти спать, ты как?
– Давай за компанию. А у нас лимон есть?
– Есть, но это на завтра.
– Так всегда. Тогда хоть конфетку дай.
– Конфетку, пожалуйста, – и она достала вазу, в которую были сложены несколько сортов карамели и шоколадных конфет.
Маша взяла одну из них, развернула и, положив в рот, стала по инерции сворачивать фантик.
– Машенька, в твоем возрасте, только фантики делать, – улыбаясь, произнесла мать.
– Мама, ты зря волнуешься.
– Я вовсе не волнуюсь, с чего ты взяла?
– А то я не вижу. Суетишься, хлопочешь, вот, даже где-то баранью ногу раздобыла, и все ради него. Ты даже его не видела. Может он тебе не понравится, а ты стараешься?
– А может понравиться, тебе ведь он понравился, раз в гости пригласила?
– Я и сама не знаю. Всё как-то вдруг, так неожиданно, я сама не понимаю, как к нему отношусь.
– Ничего, разберешься. Вот завтра я на него посмотрю, составлю о нем представление, а вечером мы с тобой обсудим эту тему. А сейчас чего воду в ступе молоть, пойдем спать. И ты, и я сегодня порядком устали.
– Это точно.
Маша допила чай, помыла чашки и пошла в свою комнату, пожелав матери доброй ночи.
Часы пробили два, а Маша всё еще была не готова. Времени было в обрез, а дел было полно. Главное, что она в который раз не знала во что одеться и это её заставляло волноваться, что она чего-то не успеет к его приходу. В конце концов, она решила одеться по-летнему, надев легкое бледно-голубое платье с нежным орнаментом на поясе и внизу.
Вошедшая в её комнату мать, внимательным взором оценила наряд дочери и неожиданно произнесла:
– Отлично.
– Ты так считаешь? А я думала, ты скажешь, что слишком просто.
– Наоборот, дома надо выглядеть скорее по-домашнему, чем помпезно и к тому же голубой цвет, то, что надо.
– В каком смысле?
– В прямом. Голубой и синий цвета, это излюбленные цвета в Греции.
– С чего это ты взяла?
– Между прочим, я как никак была замужем за дипломатом. И знаю не только правила хорошего тона, но и то, как надо готовиться к приему гостей.
– Да!
– Да. А для этого, надо просто-напросто почитать литературу из папиного шкафа и выяснить, особенности, традиции и обычаи и в частности те, которые существуют в Греции.
– Да, мамуля, с тобой не соскучишься. Надеюсь, ты не выучила пару фраз по-гречески, чтобы приветствовать его на пороге нашего дома?
– Нет, это совершенно ни к чему.
– И на том спасибо.
С приближением трех часов, Машу, помимо её желания, охватило волнение и потому, она суетилась, пытаясь в последний момент, выяснить, все ли готово. В этот момент, часы в гостиной пробили три, и их бой совпал со звонком в дверь.
– Мам, открой ты.
– Иди, трусиха открывай, то смелая была, а тут вдруг испугалась чего-то.
– Я и сама не знаю, – ответила Маша, и не спрашивая, кто там, открыла дверь.
Василис, вошел в прихожую, держа в руках большой красивый букет бледно-розовых роз. В другой руке он держал пакет, в котором что-то лежало.
– Добрый день, кажется, я не опоздал?
Маша взяла цветы и ответила:
– Точнее вас, только английская королева.
В этот момент, в холл вышла Машина мама и представилась:
– Мария Андреевна.
Маша заметила, как Василис слегка повел бровью и, поздоровавшись, выудил из пакета коробку конфет и вежливо передал её маме, после чего передал Маше пакет и добавил:
– Десерт, вы не возражаете?
– Киви? – улыбаясь, произнесла Маша.
– Вы угадали и клубника и взбитые сливки, так что если можно, лучше охладить.
Маша протянула пакет маме, и та понесла его на кухню.
– Прошу, – Маша предложила Василису пройти в гостиную.
Стол уже был накрыт. Любимый папин сервиз, привезенный давным-давно из Чехии, красовался на столе. По центру стоял салат, а вокруг различные закуски, которые они с мамой приготовили к приходу гостя.
Маша не выдержала и спросила:
– Что вас так поразило, когда мама представилась?
– От вас совершенно ничего нельзя утаить. Если я правильно понял, у вашей мамы такое же имя как у вас, Мари.
– Вы все время сокращаете моё имя.
– Как, сокращаю?
– В России не говорят Мари, правильно говорить либо Мария, либо Маша.
– Ради Бога извините.
– Нет, все нормально, Мари, мне тоже нравится.
– Правда?
– Правда. Присаживайтесь, – и она предложила Василису сесть за стол.
– Куда прикажете?
– Стол круглый, куда душа изволит.
– В таком случае, может быть, мы подождем, когда придет ваша мама?
В этот момент в комнату вошла Мария Андреевна и на правах хозяйки, первая уселась за стол, а вслед за ней, Маша и Василис.
Василис открыл бутылку шампанского, разлил по бокалам и первый тост, как всегда бывает в таких случаях, был за знакомство, после чего наступила небольшая пауза. Разговор за столом в основном касался вопросов попробовать тот или иной продукт и лишь после второго тоста, когда Василис предложило выпить за здоровье присутствующих женщин, постепенно стал терять черты некоторой официальности. Минут через двадцать, Мария Андреевна предложила подать второе и отправилась на кухню. Маша в это время унесла часть тарелок и освободила место в центре стола, куда через несколько минут было торжественно поставлено блюдо с бараниной.
