Текст книги "(не)ваша девочка (СИ)"

Автор книги: Арина Арская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 41. Жизнь полна неприятных сюрпризов

Илюхой оказался крепенький и низкорослый мужичок в сером спортивном костюме и бритой наголо головой. И очень цепкими внимательными глазами.

– Доброй ночи, – говорит он мне и улыбается.

Зубы у него ровные, но мелкие. Напоминает хищного зверька.

– Доброго, – отхожу в сторону, а на кухне продолжает яростно мычать Андрей.

– Илюха, – Тимур протягивает ладонь для рукопожатия.

– Илья Константинович, – тот недовольно кривится, пожимает рук и уверенно шагает на кухню не разуваясь. – Сколько можно повторять? – оглядывается на посмеивающегося Тимура. – Никаких Илюх. Илья хотя бы.

– Не с той ноги встал?

Илья фыркает, скрывается на кухне и вздыхает:

– А ты тут что делаешь?

– Сижу и веду интеллектуальные беседы, – скучающе отвечает Рома.

– В который раз, да?

Заглядываю в кухню. Илья склонился над Андреем, который яростной гусеницей пытается отползти к батарее.

– Увозим? – поднимает взгляд на Рому, который отпивает чай из фарфоровой чашки.

– Я бы увез.

– Куда? – тихо спрашиваю я.

– В лес, – Илья оборачивается через плечо. – На перевоспитание.

– В смысле? – я ничего не понимаю. – Какой лес?

– Сосновый, – спокойно отвечает Илья.

– В центр реабилитации наркозависимых, – Рома отставляет чашку.

– В частный и закрытый центр, – Илья ласково улыбается мне, а глаза холодные и спокойные. – Совершеннолетний?

– Нет, – сжимаю вспотевшие ладони в слабые кулаки.

– А вы ему кто?

– Сестра.

– А родители где?

– Дохрена вопросов, Илюх, – Тимур садится за стол. – Мать на блядках, отец самоустранился, а этот, – кивает на рычащего Андрея, – из-за недостатка внимания и воспитания пошел вразнос.

– Знакомая ситуация, не так ли? – Илья переводит взгляд на него.

– А это к делу не относится, – Тимур смотрит на него исподлобья.

– Как у тебя дела? – ласково и тихо спрашивает Илья. – Давно ты мне не звонил.

– Раз не звонил, то все хорошо.

– Это радует, – Илья одобрительно кивает и смотрит на меня. – Увозим?

– Может, вы с ним побеседуете? – растерянно спрашиваю я.

Так. Короткая и любезная беседа между Тимуром и Ильей меня напрягла. Неужели…

– Вряд ли сейчас с ним возможен разговор, – Илья вздыхает, вырывая меня из нехороших подозрений. – И разговоры – это, конечно, здорово, но они не возымеют нужного эффекта.

– А что возымеет? – сглатываю я.

– Долгий процесс реабилитации под надзором врачей и психиатров, – Илья обнажает зубы в улыбке. – И если подтвердится то, что ваш брат сидит на синтетических веществах, то…

– Все плохо, да? – я перебиваю его и всхлипываю.

– Руки проверяли? – Илья оглядывается на Рому.

– Вены чистые.

Андрей бьется затылком о пол. Один раз, второй, третий, четвертый, пятый…

– Увозим, Илюх, – Тимур решительно встает.

– Но… – в испуге попискиваю я.

– Никаких но, Анечка, – закатывает рукава рубашки. – В лес ему надо. Свежим воздухом подышать.

– И ты поедешь? – Илья удивленно вскидывает бровь. – Неожиданно. Помнится…

– Не помнится, – шипит Тимур. – Пацану нужна помощь. Ага?

– Ага, – кивает Илья и щурится на него. – Любопытно.

– Да хорош, – Тимур рычит в его лицо. – И раз у нас тут про воспоминания речь зашла, то кто-то мне говорил, что я больше не пациент, а друг. Так?

– Так.

– Тогда потащили эту куколку будущего человека к тебе в лесное царство несчастных и непонятых.

Я в ужасе смотрю на Рому, а тот печеньем похрустывает, будто ничего особенного не происходит. Тимур бывший торчок, а он даже бровью не повел. Тимур хватает Андрея за ноги и волочет к проходу:

– Ты мне поможешь, нет?

– Нет, – Илья отходит в сторону и переводит взгляд на Рому, который цокает и откладывает надкусанное печенье.

– Понял, – поднимается на ноги. – Стоило с санитарами приехать, – сбрасывает пиджак и язвительно добавляет, – Илья Константинович.

– У меня правила, Ром, – Илья накидывает капюшон на голову, – избегать физического взаимодействия с пациентами.

– Почему? – Рома расстегивает манжеты.

– Это дицсиплинирует.

– Как именно? – закатывает рукава. – И кажется, с одним пациентом у тебя был физический контакт до сломанной ноги.

– Не было перелома, – Илья перекатывается с пяток на носки. – Трещина была, но Тимур любил преувеличивать.

– Да чтоб тебя! – рявкает Тимур и поднимает яростный взгляд. – Я в гипсе ходил!

– При трещинах тоже накладывают гипс, – невозмутимо отвечает Илья. – И бегать ты перестал.

– Да охренительно побегаешь в гипсе, – цедит сквозь зубы Тимур.

– А, может, и трещины не было, – Илья ехидно улыбается.

– В каком смысле?! – Тимур отпускает ноги брыкающегося Андрея, и те с глухим стуком падают на пол.

– Да ты его тащи давай, – Илья ухмыляется. – Вы мое время тратите.

– Вот сука… – охает Тимур и почему-то смотрит на меня, словно ищет поддержки, а я и слова вымолвить от шока не могу. Стушевавшись под моим испуганным взглядом, вновь хватает Андрея за щиколотки. – Проехали.

– Выдохни, Анют, – Рома поднимает мычащего Андрея за подмышки. – Жизнь она такая, полна сюрпризов и неприятных моментов.

– Но через любой неприятный момент можно и нужно перешагнуть, – Илья клонит голову набок, вглядываясь в мое лицо. – Анна, все будет хорошо. И это здорово, что ваш брат пришел и попросил помощи.

– Он хотел меня убить…

– Это одно и то же, – Илья следует за Тимуром и Ромы, – ложитесь спать. Сон очень важен для организма.

Глава 42. Неприличная дочь

Рома прислал мне фотографию спящего Андрея. Палата напоминает небольшую комнату в хорошем отеле. Все такое беленькое, чистенькое и новенькое. Я ожидала, что Андрея ждет четыре обшарпанные стены, койка с панцирной сеткой, а тут все красиво и сдержанно. Только решетки на окнах пугают, но и они витиеватые и изысканные.

– Завтра Илья проведет с ним беседу, – говорит мне аудиосообщение сонным голосом Ромы. – Он в надежных руках, Анюта.

Откладываю телефон. Так. Рома и Тимур притащили Андрея явно в дорогую частную клинику, которую я не смогу себе позволить. Реабилитация наркоманов и алкоголиков – недешевое удовольствие. Звуковой сигнал отвлекает меня от невеселых мыслей.

Чернов: Ложись спать.

Быстро перебираю пальцами по экрану. Стираю сообщение и вновь набираю. И опять стираю. Как уточнить вопрос, что меня теперь ждет? Я ныряю в долги перед двумя бывшими одноклассниками все глубже и глубже.

Чернов: Очень надеюсь, что ты мне в любви признаешься.

У меня сердце пропускает удар от предположения Ромы. И отправляю короткое “нет”.

Чернов: Неужели Тимуру?

Через несколько секунд приходит сообщения от Тимура.

Уваров: Я жду.

Мне кажется, что экран вибрирует смехом Тимуры и Ромы. Таким легким и беззаботным, а у меня брат – наркоман. Мне не до веселья. Я в ужасе, поэтому печатаю “спокойной ночи” и прячу телефон под подушку. Завтра я серьезно переговорю с ними и выясню, чего они ждут от меня взамен. Звуковой сигнал. Выдыхаю и лезу за телефоном.

Уваров: Сладких снов. И чмок в лобик.

Мурашки бегут по плечам, а в груди теплеет. Откидываю телефон и кутаюсь в одеяло. Нехорошо. Что это еще за смущение? Я не должна его чувствовать. Благодарность, возможно, но девичий трепет и волнение. Накрываю лицо подушкой и делаю медленный выдох. С меня еще спросят за услугу по полной программе. так, об этом завтра… Завтра…

Завтра…

– Где он?! – крик мамы вырывает меня из сновидений. – Аня!

Стоит у кровати с круглыми глазами и кулаки сжимает.

– Где он?

– В лесу, – сажусь и промаргиваюсь. Закрываю ладонью зевающий рот. – Привет, ма.

– В каком лесу?!

Поднимаю взгляд и вздыхаю:

– Припозднилась ты что-то, – касаюсь смартфона. – Почти полдень, – вновь смотрю на маму. – Я тебя ждала ночью.

– Я не могла… – она краснеет и шипит. – Где Андрюша?

– Ма, у Андрюши все плохо, – слабо улыбаюсь и спокойно продолжаю. – Наркоман наш Андрюша.

Озадаченно хлопает ресницами, и я рассказываю, что произошло. Мама едва заметно кривится и сипит:

– Куда его увезли?

– В частную клинику.

– Он не наркоман. Ты лжешь… – судорожно шепчет она и рычит. – Куда его увезли твои хахали?!

Я опять зеваю. Мама всхлипывает, выхватывает из сумочки телефон и кому-то звонит, но ей никто не отвечает. Опять смотрит на меня, затем на телефон и вновь на меня:

– Куда его увезли? – повышает голос до истеричных ноток. – Я в полицию позвоню!

– Звони, – пожимаю плечами.

– Аня, – в ярости шипит мама.

– Что? – я приглаживаю растрепанные волосы. – Ма, ты действительно не заподозрила, что у Андрюши проблемы?

– Он не наркоман, – поскрипывает зубами. – Он сложный подросток. Вспыльчивый, ранимый…

– Невероятно, – горько усмехаюсь я. – Как дела у Петра Романовича?

Мама поджимает губы. Я права. Мамуля провела ночь с мужиком, который обещал вырезать почку ее родному сыну. И я хочу думать, что для этого должна быть веская причина.

– Ма, он женат.

– Не тебе меня осуждать.

– Я не осуждаю, – оправляю футболку на груди. – Это твоя жизнь.

– Где Андрей?! – ловко перескакивает она с темы.

– В надежных руках.

Она прикладывает телефон к уху, но увы. И ей в очередной раз никто не отвечает. Я предполагаю, что она звонит Петру Романовичу. Слишком уж она злится, что игнорируют ее звонок.

– Где мой сын? – топает она ногой. – Сначала психолог, теперь ты…

– Так ты в курсе, что психолог его направил к наркологу? – удивленно охаю я.

– Все его подозрения беспочвенны! Она мошенник… – мама сжимает телефон до тихого хруста. – Андрюша – милый мальчик…

– Который с ножами кидается на людей…

– Я в полицию позвоню…

– Да звони уже! – встаю и подхожу к маме. Стискиваю ее за плечи и всматриваюсь в бледное лицо. – Звони кому угодно, мам, но я не позволю тебе вернуть Андрея домой под свое крыло, пока ему не вправят мозги. У твоего ранимого мальчика проблемы. Очень большие проблемы и тебе грозит не иллюзорная перспектива его потерять. У него же нет тормозов и границ. И у меня вопрос, ма.

– Какой? – она вся сжимается.

Видимо, взгляд у меня дикий, а лицо злое и искажено к ней презрением.

– Петр Романович действительно требовал деньги или вы меня разыграли?

– Требовал, – мама сглатывает.

– Хорошо, – я улыбаюсь и приближаю лицо, – и он их получил от Ромы и Тимура?

Кивает. Крепче стискиваю ее тощие плечи.

– А легла ты под него по собственной воле?

– Аня, – мама всхлипывает и хочет отступить к двери, но я ее держу мертвой хваткой. – Все как-то… понимаешь… закрутилось…

– А что с деньгами, мамуль? – я улыбаюсь шире.

– Так… ремонт же…

– То есть этот хряк взгрел на деньги Рому и Тимура, под которых ты меня радостно подложила, и затащил тебя в койку. Без угроз, манипуляций и прочего дерьма?

– Он приличный человек…

Я одариваю маму звонкой и яростной пощечиной, от которой ее ведет в сторону. Оседает на пол, прижимает ладонь к щеке и приваливается к шкафу, в страхе уставившись на меня.

– Зато дочь у тебя неприличная, – накрываю лоб рукой.

– Анна? – в комнату заглядывает щуплый паренек с пакетами из плотного черного и матового картона. – Доставочка, – улыбается и добавляет, – из Интимо. Чуть вашей соседке не вручил всю эту красоту.

Глава 43. Лжецы и лицедеи

А в пакетах кружевная красота. Несколько комплектов белья, шелковые сорочки и халатики. И все такое тоненькое, невесомое и изысканное, будто шили все эти трусики и бюстгальтеры волшебные эльфы, а не люди. Мама у шкафа всхлипывает. Откладываю белые трусики и перевожу на нее спокойный взгляд:

– Ты еще тут?

– За что ты так с матерью?

– Вот такая я неблагодарная и бессовестная дочь, – с холодным равнодушием улыбаюсь, – но и мать у меня под стать.

– Как ты смеешь?

– Смею, мама.

– Верни Андрюшу…

– Нет.

И происходит нечто. Мама раскрывает рот в крике. Голосит, бьет кулаками по полу, и в этот момент заходит хозяйка квартиры. Стоит в проеме, испуганно наблюдает за истерикой моей мамы и спешно покидает комнату, чтобы через минуту прибежать со стаканом воды.

– Да что же это такое, – она протягивает рыдающей маме стакан. – Милая, что же вы так кричите? Тише, тише…

Усаживается рядом, утирает слезы и поглаживает по спине. Зло и с презрением зыркает на меня:

– Что ты творишь?

– Ничего. Трусики разглядываю.

Мама воет и жалуется Татьяне Павловне, какая я сука и гадина. Ударила ее, Андрюшу спрятала и снюхалась с двумя уголовниками, которые трусы кружевные покупают. И ведь как стелит! На секунду я чувствую жгучую вину, однако вместо “прости, мамочка” я говорю:

– И хорошие трусики, между прочим.

– Бессовестная! – рявкает Татьяна Павловна.

Я бы могла рассказать свою версию событий, но это сродни оправданиям. Мама умеет играть жертву, и ей стоило не в педагогический поступать,а в театральный.

– Довела мать! – Татьяна Павловна встает и шипит. – Проститутка! Мужиков водишь! А ведь такой приличной девочкой казалась! Такой милой! Змея подколодная!

С отвращением окидывает взглядом белье, разложенное на кровати, и шипит:

– Ни стыда, ни совести.

То ли я заразилась от Тимура и Ромы их пренебрежением к остальным, то ли я и в правда сука, но меня не трогают слова Татьяны Павловны. И мне удивительно легко выслушивать оскорбления, что потоком льются на мою голову.

– И дальше что? – спрашиваю я, когда Татьяна Павловна замолкает.

– Ах ты… – она задыхается в возмущениях и вскидывает руку на дверь, – собирай вещи и съезжай!

– Один вопрос, – я мило улыбаюсь, – Наташа позвонила и наябедничала?

– Она рассказала, чем ты занимаешься… – Татьяна Павловна скалит желтые зубы. – И как тебе не стыдно сейчас смотреть мне в глаза?

– Почему мне должно быть стыдно? – тихо посмеиваюсь. – Я никому ничего плохого не сделала. Ну, сплю с двумя мужчинами за деньги, но вам-то какое дело? Я же вас не заставляю за этим наблюдать или участвовать.

– Мерзавка…

Мама с воем прячет лицо в ладонях.

– И кроме денег, – поднимаюсь на ноги и шагаю к двери, тряхнув волосами, – я получаю удовольствие.

Оглядываюсь с ехидной улыбкой на бледную Татьяну Павловну. Как приятно быть бесстыдной сукой, которой и дела нет до осуждения других. Да, шлюха. Да, дрянь, но милую и скромную Анечку никто не ценил, поэтому получите и распишитесь.

– За что мне такое наказание? – неразборчиво бубнит мама в ладони. – Не так я тебя воспитывала.

– Да, воспитывала ты меня самоотверженной овцой, – открываю шкаф, – но что-то пошло не так.

Снимаю с перекладины плечики с одеждой и кидаю на кровать:

– Мама, ты ведь была моим примером для подражания, – невесело смеюсь, – ты была идолом, только вот внутри у тебя не золото, а говнецо.

– Не смей так с матерью говорить! – взвизгивает Татьяна Павловна. – Она тебя растила, поила…

– Это была ее прямая обязанность, – открыто и твердо смотрю в ее глаза.

– Неблагодарная… – Татьяна Павловна качает головой и подходит к подвывающей маме. – Пойдемте, дорогая. Я вам ромашки заварю.

Помогает встать и уводит прочь из комнаты. Моя размеренная тихая жизнь летит кувырком, а складываю вещи и подпеваю под нос веселую песенку. Я не знаю, куда мне идти, но страха не чувствую. Возможно, меня накроет позже.

– Ань, – в комнату заглядывает Наташа, – тебе помочь?

И так мило улыбается, будто я не по ее вине меня выгнали со съемной квартиры. Кругом одни лжецы и лицедеи, и Рома с Тимуром со своей честностью неожиданно выигрывают среди остальных. Удивительно, два негодяя раз и возвысились в моих глазах.

– Я сама справлюсь.

Замечаю взгляд Наташи на пакетах из-под белья. Сколько зависти в ее глазах.

– Я могу посмотреть? – она переводит алчный взгляд на меня. – Это же…

– Нет, не можешь, – обескураженно вскидываю бровь. – Ты, мать твою, серьезно?

– Ну и сука же ты…

– Ищи своих спонсоров, – собираю волосы в хвост.

– Это всего лишь трусы, – Наташа сжимает кулаки и горделиво приподнимает подбородок, – но любви ты среди них не найдешь.

– Да я ее и не жду, Ната, – застегиваю чемодан и расправляю клетчатую сумку. – Ее мне не обещали. В этом и прелесть, Наташ. Все честно.

– Шлюха.

– Но ты сама была не против с Тимуром и Ромой, – закидываю в сумку футболки. – И, Наташ, они отличные любовники.

Бьет кулаком по косяку и уходит, а я смеюсь. Громко и заливисто.

– И чтоб вы знали, – доносится злой голос Наташи, – она еще и аборт сделала.

Вскрик матери, и я застегиваю сумку. Какой абсурд! И как ловко некоторые люди выворачивают ситуации и приправляют их ложью.

Глава 44. Высокие чувства

Буду честной, я ждала, что мать очнется от причитаний, когда я тащила мимо кухни чемодан и сумку, и предложит временно пожить у нее. Она же моя мама, а я без крыши над головой осталась. Должно же что-то взыграть в ней, но нет.

Сижу на лавочке, закинув ноги на огромную клетчатую сумку, а мама мимо проходит. И тут я понимаю, что я ломаю привычную схему. Она ждет, что я кинусь за ней со слезами и мольбами меня простить, как обычно это случалось. Я ведь была вечной подлизой и тряпкой. Она бы милостиво простила, обняла бы и вновь примерила роль жертвенной матери, а я бы утонула в чувстве вины. А вот нет. Надоело.

– Я в полицию, – разворачивается она ко мне. – Напишу заявление о том, что ты в сговоре похитила брата.

– Тебе самой не смешно, ма?

– Нет у меня больше дочери, – вскидывает подбородок и ждет моих слез.

– Хорошо, – устало вздыхаю. – Мне к тебе теперь по имени и отчеству обращаться?

Глаза вспыхивают. Манипуляция не удалась. И как же тошно. Самый близкий и любимый человек творит дикую дичь. Неужели мама всегда была такой, а я всего это не замечала? Или не хотела замечать, рисуя в голове образ идеальной женщины.

– Тебе это все аукнется.

– Я ваши жопы спасла, – проговариваю каждое слово четко и спокойно. – Поимей, тетя, совесть.

– Тетя?!

– А кто ты мне теперь? – усмехаюсь я.

Всхлипывает и убегает. Пьяный мужик на качелях провожает удивленным взглядом, заваливается назад и падает. Что-то бурчит и затихает, безвольно нырнув в дремоту. Я бы тоже сейчас с удовольствием выпила. Нажралась бы до беспамятства, но для начала надо найти хоть какую-нибудь нору, чтобы в ней спрятаться.

Лезу в телефон. Сниму хостел на недельку, а дальше буду думать. Листаю фотографии скромных комнатенок с двухъярусными кроватями. На некоторые “номера” без слез не взглянешь. Обшарпанные стены, протоптанный паркет. Вот. Маленькая комнатушка на двух человек. Чистенько, скромненько и даже шторки на окнах.

– Предыдущий вариант получше, – говорит Рома.

– Этот? – листаю назад до комнаты со странными разводами на стене и шестью кроватями.

– Ага. Я как-то жил в таком клоповнике. До сих пор в кошмарах снится.

Хмурюсь, а потом ойкаю. Рома. Сидит рядом и улыбается. Как я его не заметила? Подкрался, подлец, как ниндзя в стильном костюме из серой шерсти в тонкую полоску.

– Выгнали? – кивает на чемодан и сумку.

И в этот момент из подъезда выплывает Татьяна Павловна. Зыркает на меня, приподнимает подбородок и шествует мимо королевой:

– Позор на твою голову.

– У тебя договор был? – уточняет Рома, игнорируя Татьяну Павловну.

– Нет…

– Налоги платим, уважаемая? – Рома сердито смотрит в спину Татьяны Павловны, которая застывает изваянием. – Кажется, я задал неудобный вопрос, да? Любопытно.

Татьяна Павловна оглядывается, и Рома скалится в улыбке:

– Ой как нехорошо, – недовольно цыкает. – Это ваш гражданский долг. И уклонение от налогов – наказуемо.

– Анечка, – Татьяна Павловна криво улыбается, – а это кто?

– А это один из моих клиентов, – прячу телефон в карман и смотрю на Рому, – а где второй.

– А второй на важной встрече с партнерами, – Рома ослабляет галстук. – Он у нас за переговоры.

– А ты? – задаю я резонный вопрос.

– Ты не поверишь, но я в основном за цифры и юридические проволочки.

– Анечка, – сипит Татьяна Павловна, – поссорились… ну с кем не бывает… возвращайся.

– Даже так? – наигранно охаю я.

– Нет, мы уже решили, что мы к клопам и к жутким и подозрительным людям подселимся, – Рома щурится на Татьяну Павловну. – Все лучше, чем с крысами жить.

– Анечка…

– Гуляй, – понижает голос Рома. – Считаю до трех…

Татьяна Павловна срывается с места и бежит прочь. Лицо Ромы меня и саму пугает, будто он сейчас с ножом кинется на пожилую женщину и на лоскуты ее порежет. Медленно выдыхает и черты смягчаются улыбкой.

– Точно налоги не платит. Ну, сучка, цапнет тебя на днях налоговая за твою жирную жопу.

– А оно стоит того? – тихо спрашиваю я.

– Стоит, – Рома оправляет лацканы пиджака и встает. – Она нарушает закон, а я, как ответственный гражданин, должен об этом заявить. Это мой долг.

Подхватывает клетчатую сумку за ручки, рывком поднимает ее и крякает, вернув ее на землю.

– У тебя там, что, кирпичи?

– Немного книг, – пожимаю плечами.

– Ясно.

Разминает плечи, делает вдох и поднимает сумку. Медленно шагает к припаркованной машине. В стильном костюме и с огромным баулом он выглядит нелепо. Делает передышку, приглаживает волосы, взирая на спящего мужика под сидушкой качели:

– Вот у кого жизнь прекрасна и невероятно проста. Выпил и поспал, а потом опять выпил…

Подкатываю к нему чемодан и тоже созерцаю умиротворенного алкаша. Спит себе на песочке, что-то бурчит о какой-то Гале и о ее прекрасных глазах.

– Влюблен, – подытоживает Рома. – Даже на дне можно встретить свою любовь.

Мужик сонно бурчит воображаемой Галочке, что скажет она еще одно слово, то может рассчитывать под своими прекрасными очами на выразительный фингал.

– Высокие чувства, – хмыкает Рома и тащит баул дальше, а я за ним. – Мир удивителен.

– Я еще тот клоповник не забронировала, Ром.

– А мы не туда.

– А куда.

– Ко мне. К сожалению, у меня клопов нет, но есть муравьиная ферма.