Текст книги "(не)ваша девочка (СИ)"

Автор книги: Арина Арская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава 49. Кошка и кот

Всю дорогу я и Рома молчим. Моя решительность с каждой секундой истончается, и я почти готова рискнуть. Рискнуть остаться с Ромой, но вряд ли у нас сложится все хорошо. Моя слабость обернется уродливой ситуацией, в которой треснет многолетняя дружба. Я сделаю больно Роме, потому что раз за разом буду возвращаться мыслями и воспоминаниями к Тимуру.

Я ошиблась. Я где-то дала слабину и вот результат. Как я бравировала перед Наташей! Не жду любви! А вот жду. И сразу от двух. и всё было бы намного проще, влюбись я только в Рому, который сидит молча за рулем и постукивает пальцами по баранке. Наверное, ужас как недоволен, что я решила сесть на заднее сидение.

– Удивила ты, конечно, Анюта, – хмуро говорит Рома, когда машина тормозит у крыльца его дома.

– Так получилось. И я не хотела, чтобы так вышло.

– Да и мы не хотели, – сердито прищелкивает языком и выскакивает из машины.

Скрывается за входной дверью, а я сижу и жду, когда он вытащит мои пожитки, но зря. Проходит пять минут, десять, а Рома так и не появляется на крыльце. Точно. Он же не нанимался ко мне носильщиком, но я не тороплюсь покидать машину и заходить в дом, в котором горячо пожелаю остаться и понаблюдать за размеренной жизнью муравьев.

Приглаживаю волосы, поправляю футболку на груди и растираю ладони, чтобы разогнать кровь и избавится от волнения. Я будто проживаю развод, за которым меня ждет пропасть тоски и отчаяния. И ведь сам усложняю себе жизнь. Я бы могла нырнуть в объятия Ромы и поплакать в его сильных руках, но… но это было бы некрасиво? Подло к Тимуру, который взял и ушел, гордо вскинув подбородок. Каков собственник!

Во вспышке злости выпрыгиваю из машины. Рома тоже хорош. Где мой чемодан и сумка? Заманивает в дом? Провоцирует на глупость, о которой я и он пожалеем? А вот нет. Буду твердой в своем решении уйти. Не надо мне тут жертвовать друзьями и прочим.

Чемодан и сумку я нахожу на том же месте, где их и оставил Рома. В гостиной у окна. Наверное, стоит вызвать такси, раз мне тут бойкот объявили. Я только я лезу в телефон, как из столовой, что соединена с кухонной зоной, выходит Рома и вытирает руки полотенцем.

– Без обеда никуда не отпущу.

– Ром… – криво улыбаюсь. – Я не голодна.

Я лгу. Я не завтракала, и скоро меня накроет дикий голод со слабостью и тремором рук.

– Врешь, – Рома перекидывает через плечо полотенце. – Пошли. Ты едва на ногах стоишь. Перекусим сэндвичами с кофе и поедем, раз тебе так не терпится в клоповник.

– Я выбрала приличную комнату.

– Как скажешь, – он кивает и скрещивает руки на груди, – а теперь за стол. Или мне тебя связать и накормить силком?

От тихой и уверенной угрозы я краснею и чувствую всполох желания подразнить Рому и проверить, насколько он серьезен. Шлепаю себя по щеке, чтобы прогнать глупые провокации.

– Зачем ты это сделала? – Рома удивленно приподнимает бровь.

– Тебе не понять, – пристыженно семеню мимо.

– Да, мне тебя очень трудно понять, – слышу в его голосе ревнивый упрек. – Ты любишь усложнять жизнь.

– Будем честными, – хмурюсь, – это вы с Ромой ее сначала хорошенько усложнили.

– И чем же?

– Играми своими.

– Не буду спорить, – Рома следует бесшумным и мягким шагом, как грациозный хищник, – но тогда все казалось простым и понятным.

– Вы могли меня послать далеко и надолго, когда я к вам пришла, – сжимаю и разжимаю вспотевшие ладони.

– Не могли, – усмехается Рома и его шепот обжигает мое ухо, – ты была слишком красивая.

Разворачиваюсь и слабо толкаю его в грудь.

– Мы решили… – отступаю к столу, на котором красуются белые тарелки с аккуратными треугольниками из хлеба, ветчины и овощей. – Ром…

– Мы? – он смеется. – Это ты решила поддержать Тимура в его идиотской инициативе разбежаться. Я тебе сказал, – ослабляет галстук, глядя на меня прямо и спокойно, – я готов быть с тобой, но ты же…

Стискивает зубы и шумно выдыхает, сдерживая в себе гнев.

– Договаривай, – сердито щурюсь.

– Сука ненасытная, – цедит сквозь зубы, – одного мужика тебе мало.

– А кто в этом виноват? – развожу руки в стороны и повышаю голос. – Я была тихой мышью-девственницей! И была готова ею остаться до старости!

– Мышью-девственнцей? – озадаченно повторяет Рома и через мгновение смеется.

Громко смеется, будто я гениально пошутила. Может, мне в комики податься, и мышь-девственница будет моей коронной шуткой? Пунцовая и сердитая сажусь за стол и голодно вгрызаюсь в сэндвич. Рома продолжает смеяться.

– А мыши… – он сглатывает смешок и садится напротив, – бывают девственницами?

Молча жую и сверлю раздраженным взглядом Рому, который опять смеется.

– Если ты мышь, то мы тогда кто? – он прочищает горло и подхватывает сэндвич с тарелки.

– Наглые и бессовестные коты, – зло бубню с набитым ртом.

– Вот это у тебя аналогии, – Рома медленно моргает, – Анюта, давай ты будешь кошечкой, а то коты с мышью… Они не складываются вместе.

– И какая же я кошечка?

– Сердитая. И да, все-таки кошечка, – Рома подносит сэндвич ко рту и улыбается, – кошка, которая предпочитает гулять сама по себе.

– Предлагаю нам с тобой не вступать в диалог, – тянусь к чашке кофе. – Слова сейчас лишние.

Глава 50. Сильная и независимая

Тарелки пустые, кофе выпито до последней сладкой капли, и мы уже минуту смотрим друг другу в глаза. Будь тут Тимур, он бы обязательно съехидничал, но его тут нет, поэтому я медленно отодвигаю стул от стола и встаю под внимательным взглядом Ромы.

– Я могу вызвать такси, – тихо предлагаю я. – Не хочу тебя обременять.

Рома хмыкает и поднимается на ноги, подхватив со стола салфетку:

– Погоди, у тебя пятно…

– Где? – опускаю взгляд на грудь.

Рома подплывает ко мне и вытирает уголком пятнышко майонеза у правого соска. Я не шевелюсь, однако мои соски от внезапной заботы набухают и натягивают ткань футболки. Как я могла забыть надеть бюстгальтер.

– Не оттирается, – поднимает взгляд. Зрачки расширены. – Жирное пятно останется, если срочно не застирать.

– Ничего страшного, – сипло отзываюсь я. Соски немного покалывает, а ноги слабеют. – Это старая футболка.

– К вещам стоит относиться бережно, Анюта, – бархатно шепчет.

– А кто заставил меня однажды выкинуть, а потом платье порвал? – сглатываю и судорожно выдыхаю.

От воспоминаний меня пробирает дрожь, которая уходит жаром вниз живот и в ноги. Я должна отступить. Хотя бы на шаг, но не могу. Серые глаза Ромы меня гипнотизируют, околдовывают и провоцируют.

– Мне пора, – я все же делаю шаг назад, а Рома рывком притягивает меня к себе, схватив за запястье.

Я лишь успеваю коротко охнуть. Въедается в губы, ныряет руками под футболку, и его горячие ладони скользят по спине. Отвечаю на его поцелуй пылко и жадно, обвивая шею слабыми руками.

Рома пинает стул, тот с грохотом падает. Сметает тарелку и чашку на пол. Звон осколков. Рывком усаживает меня на стол.

– Снимай, – выдыхает в губы, – я застираю пятно

– Ты меня не обманываешь? – дрожащим голосом спрашиваю я.

– Нет, что ты…

Торопливо стягиваю футболку и вручаю Роме, который ее отшвыривает в сторону и рычит:

– Я тебя обманул.

Вновь глубоко и алчно целует меня, а я и рада обмануться. Меня охватило жаркое безумие, и я скидываю кроссовки. К черту благоразумие. Мне нужны эти грубые и удушающие объятия, верткий и горячий язык и прерывистое дыхание, что обжигает кожу.

Рома расстегивает мою ширинку, не отрываясь от губ, а затем мягко опрокидывает на спину и стягивает джинсы, недовольно шепнув:

– Ненавижу все эти штаны.

И я с ним согласна. Много лишней возни, которая отвлекает от внезапного порыва страсти и клокочущего желания. Рома спешно шуршит ширинкой. Не выдержав, отталкиваюсь локтями от столешницы, сажусь и впиваюсь в желанные губы, схватившись за лацканы пиджака. Я изнываю, постанываю и вздрагиваю.

– Еще одна деталь, Анюта, – достает из кармана брюк презерватив, на который я удивленно смотрю. – Или без него?

До меня с трудом доходит смысл вопроса. Разум лишь едва проясняется, а после вновь тонет под диким вожделением.

– Кажется, ты немного не в себе, – шепчет Рома, отстранившись от меня, когда я его с мычанием целую, – я возьму на себя ответственность в таком важном вопросе.

Рвет зубами фольгированную упаковку презерватива. Всё это лишнее и отнимает драгоценные секунды близости, которую я неистово желаю. Я хочу, чтобы Рома меня взял неожиданным и резким толчком, а он раскатывает по члену тонкую резинку, испытующе вглядываясь в глаза.

– Да возьми ты меня уже, – глухо порыкиваю.

– Как скажешь, Анюта.

Входит резко и до основания под мой урчащий стон. Обхватываю его ногами, дергаю за лацканы пиджака к себе и словно в дикой жажде целую. Опять ухожу на дно кипящего возбуждения. Вгоняет в меня член яростными толчками, от которых у меня в глазах темнеет. Мы будто животные, но именно эта звериная похоть выжигает во мне все мысли черным огнем. Не хочу нежностей, желаю вновь стать просто куклой для утех, что не умеет любить.

С глухим стоном вгрызаюсь в плечо Ромы. Ткань его пиджак поскрипывает на зубах. Внутренности скручивают спазмы болезненного оргазма, а в голове вибрирует рык Ромы. Вжимается, душит крепкими объятиями, и на мгновение мир меркнет, но я все же выплываю из судорог и утыкаюсь с хриплым дыханием в тяжело вздымающуюся грудь.

Спазмы слабеют, и через мозг пронзает тонкая игла вины. Тут только Рома. Только он один, а Тимур… А где сейчас Тимур? Неужели его губы больше не поцелуют меня, и как я смею после близости с Ромой думать о нем. Он же оставил нас.

– Ром, – шепчу я и вдыхаю терпкий парфюм, – я должна уйти… не могу… прости… пока не поздно, дай мне уйти, а иначе…

– Да к черту Тимура, – ревниво шипит на ухо, отстраняется и вглядывается в глаза, – он ушел, Анюта. Испугался или…

Прикладываю к его губам указательный палец. Сейчас наговорит обидных глупостей во вспышке ревности, а потом будет стыдно. Я знаю, Тимур не уйдет из головы, а если я соглашусь остаться с Ромой, то только он должен занимать мои мысли. Он уже злится и ревнует и не стоит усугублять ситуацию.

– Я правильно делала, когда избегала вас, – ласково улыбаюсь, – и мы расходимся. Это будет верным решением.

– Знаю я твои верные решения, – Рома отступает, зло стягивает презерватив и отбрасывает его в сторону, в ярости зыркнув на меня. – Какая же ты упрямая и непробиваемая сука, Одинцова.

– И я, пожалуй, вызову такси, Чернов, – свожу колени вместе. – И это тоже будет верным решением.

– Флаг тебе в руки, сильная ты наша и независимая, – застегивает ширинку, одергивает полы пиджак и покидает кухню. – Ты меня отымела, Одинцова, по полной программе.

Глава 51. Имею право!

Я сняла хостел на улице Строителей в старом жилом доме из серого кирпича. Из окон шестиместного номера на втором этаже открывается унылый вид на строительные работы на пустыре, на котором раньше стоял барак. Его снесли, и теперь там грохочет техника, орут рабочие. В комнате из удобств – койка, табуретка и ячейка в жестяном шкафчике для ценных вещей.

Тихие соседки заверили, что клопов нет, а на общей кухне, о чудо, работают все конфорки, но вот в холодильнике места нет. В душевые надо занимать очередь и вписывать себя в листочек на двери. Не буду лукавить, я как села на продавленный матрас, то пожалела, что уехала от Ромы и его муравьев.

Чистенько, но все-таки ночлежка. Тут можно остаться на несколько дней или на недельку, пока не подвернется вариант получше. Грустно. Тут даже не поплачешь над превратностями судьбы, поэтому я даю себе обещание, что дам волю истерике тогда, когда сниму отдельную комнату в квартире. Квартиру я точно не потяну.

А еще не стоит забывать о работе. Я взяла отпуск, и он закончится через пять дней. Жизнь продолжается, пусть у меня полный раздрай на душе и нежелание впасть в анабиоз на несколько лет. Зато у меня есть красивые трусы, которые я хочу порезать ножницами, сжечь и пепел развеять по ветру, но жалко. Дорогие ведь. И носить не буду.

Я справлюсь. Я сильная. И надо записаться в душ, чтобы смыть с себя запах Ромы, который после моего решения молча помог мне вынести сумки и вернулся в дом. Я его обиду и злость понимаю. Я сама на себя гневаюсь. Ну не дура ли?

До позднего вечера сижу в интернете и на телефоне в поисках комнаты. Назначаю несколько встреч с просмотрами, сбрасываю звонки мамы, Наташи и Татьяны Павловны и очень жалею, что у меня нет хорошей подруги. Быть одной – тяжело. Даже поплакаться некому, а с пятью соседкам, которые тоже стараются не отсвечивать на своих койках, тоже не поговоришь по душам.

В душе я все же пускаю слезу, но беру себя в руки. Не сейчас. Напоминаю, что я сильная. Да, очень велик соблазн побежать к маме, вымолить у нее прощение и получить взамен каплю любви и заботы, но она отказалась от меня, а такие манипуляции я не приму. И именно из-за нее я оказалась сейчас без крыши над головой, истерзанным сердцем и черной тоской.

Уже в кровати по тонким одеялом, который подозрительно пахнет плесенью, я пугаюсь, что Тимура может накрыть рецидив. Вдруг вернется к наркотикам? а не много ли я на себя беру? Вероятно, для него мое признание стало финишем, за которым он больше не видит веселья. Можно сказать, он отомстил мне за школьную и неразделенную любовь и я ему наскучила. Да, именно так.

И чем сейчас Рома и Тимур заняты? Опять в клубе и новую девку для утех ищут? Всё, больше никаких мужиков. Буду старой одинокой девой. Это же невозможно. И зло берет, и отчаяние и на части рвет желание позвонить то одному, то другому и спросить, как у них дела.

– Да что ты там вертишься? – спрашивает в темноте уставший женский голос, в котором узнаю Алену, низенькую и полную блондинку.

– Простите, – замираю на спине и натягиваю одеяло до подбородка.

– Что тревожит? – спрашивает другой голос. Это, кажется, Лиля, шатенка с россыпью темных веснушек на лице. – Бывший, да?

Задумываюсь над тем, можно ли назвать Тимура и Рому бывшими. Я ведь не была с ними в серьезных отношениях, однако такое ощущение, что провела с ними несколько непростых лет. Всхлипываю и закусываю губы. Я дала себе обещание не плакать до того момента, пока не останусь в одиночестве.

– Точно бывший, – печально вздыхает Алена.

– Ага, узнаю это

– Бывшие, – жалобно шепчу я. – Их двое.

– Двое? – удивленно переспрашивает Лиля.

– Ага, – зажмуриваюсь и стискиваю край одеяла.

– Ну, тут точно надо выпить, – возмущенно охает Алена.

– Поддерживаю, – оживленно соглашается Лиля. – У меня коньячок в чемодане припрятан на такие случаи.

– Да заткнитесь вы, – бурчит недовольный сонный голос. – Да хоть десять бывших, дайте поспать.

– Ой ладно тебе, Ленка, – говорит Лиля, и ее кровать поскрипывает. – Сама вчера со своим по телефону ругалась, а после заперлась в туалете на несколько часов.

– У меня проблемы с кишечником.

Врет, потому что голосок дрожит от обиды и разочарования. Я не одна с разбитым сердцем.

– Ага, – смеется Алена, – то-то ты ревела и причитала “вот и вали к своей шлюхе”.

– Свалил, кстати? – обеспокоенно спрашивает Алена.

– А мне все равно, – зло шипит Лена. – Я его заблокировала.

Темная тень приближается к моей койке и срывает с меня одеяло:

– Пошли коньяк пить! Армянский! Залечит все душевные раны.

– Прям слоган, – шепчу я.

– Так я не зря маркетологом работаю, – Лиля смеется. – Правда, мы не коньяки продаем, а карнизы и шторы, но суть одна. Они тоже меняют жизнь.

– Как именно?

И ведь хороший вопрос. Если шторы и карнизы меняют жизнь, то я готова их прямо сейчас и купить.

– А об этом я тебе расскажу за стопочкой коньяка, долькой горького шоколада и ломтиком лимона, – хватает за руку и вынуждает меня сесть, – а ты мне про бывших.

– А пошли и выпьем твоего армянского коньяка! – решительно встаю. – Имею право! Вечно я себе все запрещаю, а в итоге жалею.

Глава 52. Ромашка успокаивает

– Значит, кинула тебя? – не могу сдержать ехидства.

– Завали хлеборезку и сгинь, – Рома вскидывает руку и делает вид, что очень занят изучением документов. – Я тут пытаюсь работать и тебе советую.

– Да я по этому поводу и пришел, – пожимаю плечами. – Секретаршу на новую надо посмотреть и утвердить. Отдел кадров подобрал нескольких девочек.

Я удивлен, что Аня оставила Рому. Я принял непростое решение уйти, а она взяла и махнула хвостом, потому что. видите ли, влюбилась в двоих. Люби одного. Например, вон того, который сидит и зубами от злости поскрипывает.

– Да возьми кого-нибудь, – перелистывает страницу и делает пометку простым карандашом, – лишь бы кофе умела варить.

И все было бы проще, если бы стерва Одинцова выбрала… меня, но нет. Она же любит все усложнять. Да я бы был более удовлетворен, если бы она осталась с Ромой, тогда я чувствовал, что поступил верно, а так… Ни я, ни Рома в итоге ничего не получили, кроме уязвленного эго и злости.

– Ты же потом будешь придираться к нашей секретарше, – недовольно вздыхаю.

– Нашей, – глухо тянет Рома и поднимает на меня взгляд, – одна секретарша и два босса?

– Верно, – медленно киваю и улыбаюсь. – Два босса и одна милая секретарша в мини-юбке.

Отбрасывает бумаги и откидывается назад, прожигая меня немигающим взглядом.

– Я в эти игры отказываюсь играть. С меня хватит.

– О каких играх идет речь? – с нарочитым удивлением вскидываю бровь. – нам нужна секретарша.

– Две секретарши.

– У нас одна приемная.

– И смежные кабинеты. Я в курсе, – Рома поправляет галстук. – А теперь будут отдельные кабинеты с отдельными приемными и разными секретаршами.

– Думаешь, секретарша психанет, когда кого-то из нас не будет на рабочем месте, и уйде?

Очень прямая и открытая аналогия. Но как не подразнить лучшего друга, когда сам бесишься?

– Именно так, – Рома зло щурится. – Никакой одной секретарши. В прямом, тим, и в переносном смысле. Намек понятен?

– А как же клин клином вышибают?

– Мы давали обещание рожи друг другу не чистить, но у себя в голове я тебе уже нос раза три сломал, – Рома скрещивает руки на груди. И у меня вопрос.

– Отвечу на него, если ты поднимешь свою жопу и мы пойдем смотреть на потенциальных секретарш, – я тоже скрещиваю руки на груди.

– Ладно.

– Тогда я жду вопрос.

Я по глазам Ромы вижу, о чем он меня спросит. Конечно, его вопрос будет касаться Одинцовой.

– Почему ты ушел?

– Потому что это было правильно.

– Так ты у нас тоже в правильные подался? Это прерогатива Анюты быть правильной, – Рома удивленно вскидывает бровь.

– Допустим, решил Одинцову тебе оставить, чтобы избежать сломанного носа, – смеюсь и приглаживаю волосы.

– Да ты что? Оставить мне? Какое благородство, – Рома в голос хохочет и через несколько секунд понижает голос, – а если начистоту. Надоела?

– Нет, – прячу руки в карманы, – либо я один, либо…

– Либо ты один? – встает и обходит стол. – А ведь тебя это совсем не волновало.

– Я же не рассчитывал, что все обернется все вот так, – пожимаю плечами. – Согласен, результат у нас вышел так себе. И я бы на твоем месте…

– А, может, ты выйдешь из тени? – Рома сердито щурится. – Может, она с тобой хочет остаться? Может, все-таки ты ей приглянулся, а меня она просто продинамила под предлогом, что в двух влюбилась.

– Отличная провокация, Ром, – перекатываюсь с пяток на носки, – но я внутри нежный и ранимый. Заведет шарманку, что и ты ей нужен под одеялом, то что мне делать? Похоронить живьем, чтобы убрать тебя с пути, как конкурента в амурных делах, а Анечку в подвале запереть?

– У тебя нет подвала. Ты в башне, сука, живешь, – рычит Рома. – Это у меня подвал есть.

– Ты же не будешь против, если я его у тебя конфискую после того, как я тебя по-дружески и ласково чем-нибудь тяжелым по голове ударю?

– Муравьев только не трогай, – Рома скалится в улыбке.

– Я их тоже в подвал, чтобы Одинцовой не было так тоскливо.

Рома выдерживает зловещую паузу. Смотрим друг другу в глаза. Я не против сбросить напряжение и отметелить страдальца в модном костюмчике прямо в его кабинете, но у нас уговор. Если кто его нарушит, то Рома, однако он лишь сжимает кулаки и медленно выдыхает через нос.

– Тебе бы с твоими маньячными замашками про подвал к психотерапевту. Или даже к психиатру.

– Да я уже звонил ночью Илюхе, – перевожу взгляд на окно, а за ним облака плывут. – Наслушался столько ласковых и добрых слов, что на несколько лет вперед хватит.

– И что он сказал? – слышу в голосе Ромы беспокойстве.

– Сказал, чтобы я выпил ромашкового чая, – с гримасой отвращения чешу бровь, – и убедил, что приковывать живых людей к батарее плохо.

– Мертвых можно?

– Я задал тот же вопрос, – невесело усмехаюсь, – а он меня отборными матами послал. Нервный он какой-то.

Рома хлопает меня по плечу, внимательно вглядывается в глаза, и смеюсь:

– И знаешь, ромашка успокаивает. Не сразу, после двух литров, но успокаивает.

– Ромашка вызывает зависимость? – Рома едва заметно сводит брови.

– Нет.

– Точно?

– Отвечаю, весь интернет перерыл. Ни слова о привыкании.

Одобрительно кивает и шагает к двери. Не буду говорить, как я искал ромашку в три часа ночи по городу в пижаме и тапках.