Текст книги "(не)ваша девочка (СИ)"

Автор книги: Арина Арская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 17. Босая и слабая

– Предлагаю Одинцову до дома подкинуть, – Тимур застегивает джинсы и натягивает цветастую футболку, – и в клуб. Или

– Да что-то не тянет, – отвечает Рома.

Я стою у окна и смотрю на ночные огоньки внизу. Как же я высоко, у меня аж голова кружится.

– Может, тогда в картишки? – предлагает Тимур. – Ты, как обычно, просрешь, а я отыграю.

– Да просрал-то один раз, – фыркает Рома. – Выпил лишнего и потерял концентрацию.

Подходит со спины бесшумным хищником, подхватывает на руки:

– Не желаешь составить нам компанию, Анюта? – с улыбкой всматривается в лицо. – Вдруг ты мой талисман удачи?

– Нет, не желаю. Я не одобряю азартные игры.

– Естественно, не одобряешь, – тихо смеется Тимур и размашисто шагает в прихожую, приглаживая волосы. – Ты бы одобрила только вязание.

– Вам бы усидчивости не хватило и внимания.

– А ты умеешь вязать? – Спрашивает Рома, следуя за Тимуром.

– Умею.

– Свяжи мне свитер, – с издевкой улыбается. – Это было бы мило.

– Нет.

– Да ладно тебе, – тихо и бархатно смеется. – Сидела бы долгими вечерами мыслями обо мне и провязывала петлю за петлей. И переживала бы, понравится ли мне твой подарок.

– Это бессмысленный разговор, – отвожу сердитый взгляд

– Я бы оценил глубокий минет, – шипит Тимур, – а не шерстяную тряпку.

– Он бы обязательно случился после свитера, – Рома хмыкает.

– Только если так, – соглашается Рома. – Тогда я бы и носкам был рад.

Краснею и от злости, и от смущения, потому что представила Чернова и Уварова в жутких полосатых свитерах и без штанов.

– Никаких вам свитеров, – цежу сквозь зубы. – И носков.

– Тогда только минет? – насмешливо вскидывает бровь Тимур.

Я в ярости смотрю в его почти черные глаза, и он скалится в улыбке, довольный тем, что в очередной раз вывел меня на эмоции отвратительной пошлостью.

– Мы об этом поговорим завтра, – переводит скучающий взгляд на табло, на котором сменяются цифры, – когда ты выспишься.

– Я уже дала ответ.

– Одинцова, у тебя сегодня случился твой первый оргазм в жизни, – Тимур потягивается и разминает плечи, – ты от него еще не отошла. Тебе страшно, что такое бывает.

– Да хорош. Она сейчас лопнет, – тихо посмеивается Рома. – Она же леди, а с леди об оргазмах речь не ведут.

– А когда в леди член, – Тимур с улыбкой заглядывает мне в лицо, – она кончает еще громче и ярче.

Получает пощечину. Отшатывается, улыбается еще шире и хмыкает:

– Ты многое потеряешь, Анечка.

– Одинцова! – рявкаю я и поджимаю губы.

Его “Анечка” намекает, что он остыл и опять полон игривости и желания меня подразнить. Лучше я буду Одинцовой.

– И отпусти, – смотрю на спокойного Рому. – Я в состоянии передвигаться, пусть и с трудом.

– Нет, – коротко отвечает Рома.

Начинаю нервничать, потому что он еще вздумает меня на руках внести в мою квартиру. Поврежденная нога отличный повод заглянуть ко мне в гости.

– Ром…

– Мало того что ты потянула ногу, ты еще и босиком, Анюта.

И действительно. Он же взял меня на руки и потащил, а я благополучно забыла о туфлях.

– Надо вернуться…

Двери лифта открываются, и Рома невозмутимо выносит меня в светлый холл и с высокими потолками. К черту эти туфли. Не буду я никого из них упрашивать, чтобы поднялся за моими каблуками. Да и на туго перебинтованную ступню туфля не налезет.

В такси Рома запрещает мне опускать ступни на резиновый коврик, потому что он грязный и мало ли что можно подхватить. Усаживается на сидение и закидывает ноги к себе на колени. Сижу к нему в полоборота, а он икры мне поглаживает.

– Прекрати. Я разорвала сделку.

– Она на паузе, Анюта, а глажу я тебя, – он обращает на меня надменный взор, – по-дружески, чтобы успокоить. Без всяких намеков и поползновений.

И вот как мне поступить? Драться, пинаться и кричать? Рома прекрасно знает, что я так не буду делать, ведь мне стыдно перед молчаливым таксистом, который не оценит моей истерики.

Принимаю решение молчать и игнорировать Рому, чья ладонь не поднимается выше колена. Уже прогресс. Мог и под юбку же залезть, но сдерживается. Через минут двадцать машина паркуется во дворе старой хрущевки.

– Как любопытно, – напряженно и тихо говорит Тимур. – И у кого из ваших жильцов такая тачка? Ром…

Рома придерживает мои ноги на коленях, подается вперед и не мигая смотрит туда, куда, кивает Тимур. Мне тоже любопытно, поэтому выглядываю из-за подголовника таксиста. Под фонарем, хамски заехав огромным колесом на узкий тротуар, припаркован большой, черный внедорожник с красивым номером “777”. Это все, что я могу о нем сказать.

– Точно не местный, – таксист хмыкает, и Тимур медленно кивает его словам.

Глава 18. Простой выбор

Дверь в квартиру не заперта, что меня бросает в панику и тревогу. Тимур заходит первым и озадаченно хмыкает:

– Ну, здрасьте.

Рома вносит меня, а в прихожей на тумбе у вешалки сидит незнакомый мужик с бандитской рожей и кривым носом. И одет он, как подобает подозрительной личности, в черный спортивный костюм.

– Кто такой? – Тимур нависает над ним. – Что тут потерял посреди ночи?

– А ты? – хрипло отвечает вопросом на вопрос.

Мне жутко. Ко мне в дом вломился незнакомый мужчина, у которого пальцы забиты уродливыми татуировками.

– Тимурчик? – испуганно попискивает из кухни мама.

Рома ставит меня на ноги, и я, с опаской глянув на уродливого мужика, хромаю за Тимуром, придерживаясь за стеночку. За мной шагает Рома.

За столом кроме мамы развалился пузатый мужичок с глубокими залысинами. Краснолицый, щекастый и надменный. Пиджак как-то на нем нелепо сидит и рубашка в груди маловата. Пальцы в массивных перстнях, а на шее цепь золотая. Прям цепь в палец толщиной. Очень карикатурный незнакомец.

– Доброго вечера, – Тимур усаживается напротив него. – Ваш пес сидит в прихожей?

– Мой, – мужик медленно моргает и недовольно причмокивает. – А что?

мама рядом с ним всхлипывает.

– Неприятный тип, – Рома тоже садится.

– Да? – мужик удивленно вскидывает бровь и ногтем ковыряется в зубах. – Ну, он не барышня, чтобы быть приятным.

– Мам, – у меня руки холодеют. – Кто он такой? Что происходит.

– Петр Романович, – мужик переводит на меня пренебрежительный взгляд. – А ты у нас Анна?

– По какому вопросу? – тихо спрашиваю я.

– По денежному.

– Рановато, Петр Романович, – я хмурюсь. – Вы какой срок дали?

– Пять дней, – улыбается, обнажая мелкие зубы. – Ты пойми, Анна, закрались подозрения: денег я не увижу, но матушка твоя заверила, что у тебя они есть, однако…

Он оглядывает скромную кухню и вздыхает:

– Что-то не похоже, что ты при деньгах, милая. Радует только одно, что тараканов тут нет.

– Она-то, может, и не при деньгах, – Тимур откидывается на спинку стула, – но мы вполне.

– Так мне с вами вести разговор? – Петр Романович переводит скучающий взор на Рому и Тимура. – Или как?

– С нами, – твердо отвечает Рома и взгляда не отводит от щекастого лица.

Мама благодарно всхлипывает, а Тимур подается в ее сторону и улыбается в недобром оскале:

– Только вот помощь наша не безвозмездная, Инна Витальевна. Нам же потом долг будет выплачивать Анечка, либо продавайте квартиру и никто никому ничего не должен. Разойдемся с миром.

Потеют ладони, и я вытираю их о подол платья. Петр Романович в заинтересованности приподнимает бровь. Язык прилип к нёбу, и я слова не могу вымолвить. Тимур и Рома изменили правила игры. Теперь им не важен мой ответ, они хотят услышать, как выбор сделает моя мама.

– Либо кредит оформляйте, – Рома стучит пальцами по столешнице.

– Никто мне такой кредит не оформит, – сдавленно шепчет мама. – Я и так вся в долгах перед банками.

– Что? – я в недоумении хлопаю ресницами. – Какие еще долги, мама?!

Я ведь подозревала, что мать влезла в кредиты, но предпочла принять ее ложь, что она берет лишние часы. У Андрея гаджеты последние, одежда модная и довольно дорогая для сына простой учительницы. Дурно. Мне бы тоже сесть, но боюсь, что тогда я не выдержу и расплачусь от бессилия и осознания, что моя мать – глупая женщина.

– А давайте вернемся к моему денежному вопросу, – недовольно цыкает Петр Романович.

– Тогда два варианта на выбор, Инна Витальевна. Дочь в долгу перед, как вы говорили, будущими уголовниками, или квартира? – Тимур клонит голову на бок. – Очень просто, не так ли?

Глава 19. Новая переменная в сложном уравнении с разбитой машиной

– Как несправедлив и жесток этот мир, – тянет с издевкой Петр Романович, – Никто не готов бескорыстно помочь милой девочке. По глазам вашим вижу, что планы у вас на нее не самые приличные.

– Слушай, Петр, – Тимур скалится в улыбке. – Какие у нас планы, тебя не должно волновать.

– Дерзкий? – Петр Романович вскидывает бровь. – Я тебе не мальчишка, чтобы ты со мной в таком тоне разговаривал.

У меня холодок между лопаток бежит от его низкого и урчащего, как у жабы, голоса.

– А я тебе тоже не школьник, – Тимур щурится, и его лицо становится жестким.

Рома молчит, но его безмолвие пугает так же, как и тихие слова Тимура. Глаза ледяные, лицо спокойное, взгляд прямой. Два молодых хищника напротив обрюзгшего крокодила.

– Мне нравится эта игра, – Петр Романович откидывается назад. – Такой накал страстей и напряжение. В общем, повышаю ставки.

Смотрит на маму и ухмыляется:

– Введем новую переменную в наши переговоры.

– Что?

– Мне кажется, что это неправильно, – Петро Романович отряхивает рукав пиджака. – Машину разбил Андрюша. Хорошо так разбил, шины исполосовал и помочился в салон…

– Что?! – у меня брови на лоб лезут.

Тимур медленно моргает и поглаживает подбородок:

– Неожиданно.

Мама опускает красные и заплаканные глаза и стискивает в пальцах платок.

– Я придерживаюсь мнения, что детей надо воспитывать и учить ответственности, – Петр Романович закидывает ногу на ногу. – Так? – и не мигая смотрит на маму. – Вы же педагог, верно?

– Верно, – Рома кивает. – Ближе к делу, Петр. – Очень любопытно узнать ваши методы воспитания.

– Ноги переломать… – шепчу я.

– Ноги? – Петр Романович смеется. – Как это мне поможет привести машину в порядок?

– Не знаю.

– Я предлагаю почку у Андрюши вырезать, – Петр Романович широко улыбается. – У него же их две? Одна будет моей. Я ищу донора для отца.

Мама в ужасе смотрит на Петра Романовича, а затем на меня и вся трясется. Я обескуражена словами гостя:

– Важно, Анна, мне нужна почка именно твоего брата. Ну что, теперь у нас три варианта на выбор. Деньги или почка?

– Деньги, – сипло отзываюсь я.

– Ну и где они? – Петр Романович хмыкает.

– Мама, продавай квартиру, – сдавленно шепчу я.

– И барабанная дробь, – Петр Романович тарабанит по столу и рявкает, – она в залоге!

Мама вскрикивает и воет в платок. Я прихрамывая подхожу к столу и медленно сажусь на табуретку, опираясь руками о столешницу, чтобы не упасть.

– Как в залоге?

– Люди с одной почкой живут… – начинает Тимур.

– Если не будет осложнений, – Петр Романович ухмыляется.

– Он несовершеннолетний, – Рома хмурится. – И не близкий родственник. И операция будет незаконной, так?

– Это уже мелочи, – отмахивает Петр Романович.

– Мама, – цежу сквозь зубы, – как квартира в залоге? Мама…

– Он останется инвалидом, Анечка, – хлюпает носом мама. – Или умрет на операционном столе.

– Не стоит исключать и такое развитие событий. Любая операция – это риск, – соглашается Петр Романович и шипит ей в лицо, – он обоссал мою машину, сука ты тупая. Да я у него и печень лично выну!

– А разве не вашего сына? – Тимур вопросительно изгибает бровь.

– Но машину купил я, – рычит Петр Романович.

Могу ли я отправить младшего брата на операцию, чтобы его почка досталась старику? Я согласна, что надо учить капризных детей ответственности, но не через то, чтобы лишать их органов.

– Ты записала Андрея к психологу? – я складываю ладони в лодочку на столе и смотрю исподлобья на мать.

Кивает и громко всхлипывает. Шарится в сумочке, достает телефон и дрожащими пальцами касается экрана.

– Договорилась с нашим школьным психологом, – мама показывает мне переписку в мессенджере, – ее муж работает в реабилитационном центре для трудных подростков. Он его возьмет. Аня… Я его ремнем загоню туда…

– Деньги или почка? – Петр Романович стучит пальцами по столешнице.

Его забавляет вся эта ситуация. Он ею наслаждается и смакует каждую слезинку моей мамы.

– Деньги или почка?

Глава 20. Рыночные цены

– Почему тут нет Андрея? – тихо спрашиваю я маму. – Ему бы было полезно посидеть тут с нами на таких важных переговорах.

– Аня, он напуган. Он же…

– Ребенок? – вопросительно заканчивает фразу Рома

Петр Романович хмыкает, и невесело отзываюсь:

– Но и вашего сына тут тоже нет.

Он в возмущенном недоумении смотрит на меня, и Тимур говорит:

– Он тоже, видать, еще ребенок, если за него папка впрягается.

– Почка или деньги? – шипит на меня Петр Романович. – Я человек занятой, Анна, а ты тянешь время.

Смотрю на маму, а у нее давно готов ответ. Как хочется встать и послать ее далеко и надолго. Пусть что будет, но тогда это была бы не я. Одинцова Анна так не поступит, потому что она любит брата-идиота, хоть и готова сама задушить его голыми руками.

– Ты ведь подозреваешь, как именно они будут требовать с меня долг?

– Да тут и ежу понятно, – Петр Романович ухмыляется.

– Я хочу услышать это от мамы, – я щурюсь. – Ма…

Мама отводит взгляд. Все она понимает.

– Сумма долга? – перевожу взор на Петра Романовича. – А то я не в курсе.

– Сто тысяч, – он цыкает, – зеленых.

– Простите? – у меня глаза так широко никогда не распахивались. – Это можно новую машину купить.

– Милая, – Петр Романович ласково улыбается, – во-первых, такую не купить. Во-вторых, ремонт элитного авто, у которого обмочили весь салон, дело дорогое. А, в третьих, накинул сверху за моральный ущерб. Будешь ерепениться, подниму до двухсот.

– Хорошо, остановимся на двухстах тысячах, – Тимур скрещивает руки на груди.

Петр Романович удивленно вскидывает бровь. Мама всхлипывает.

– Пусть ерепенится, – Роман пожимает плечами. – Мне любопытно, к чему она ведет.

– Раз я товар, – я поглаживаю ладони, – то я должна оценить себя. Сколько стоит девственность?

Мама краснеет и в осуждении смотрит на меня. Ой, ну надо же. Я себя веду неприлично и должна молчать тупой овцой. Лицо Петра Романовича растягивается в улыбке:

– А девочка-то… не промах.

– Сколько? – обращаюсь я к Роме. – Вы же у нас по эскортницам бегаете и в курсе всего этого.

– Тебе рыночные цены или фантазии девочек? – спокойно отзывается Тимур.

– Рыночные, – я перевожу взгляд на маму, у которой высохли слезы на красных слезах.

– Девственность от двадцати до пятидесяти, – Тимур тоже взирает на нее. – Ночь с эскортницей от пяти до десяти.

– Что же, – стучу пальцами по столешнице. – Смысла нет скромничать. Буду брать по верхней планке. Пятьдесят за девственность, еще пятьдесят за мою попу, на которую Уваров облизывается, и сто за пять ночей по двойному тарифу.

Когда озвучила вслух ценники, мне будто полегчало. Я осознала, что я товар.

– Аня… – шепчет мама.

– Вырезаем почку? – вопросительно изгибаю бровь.

Опускает глаза, а Петр Романович смеется, хлопая себя по колену.

– Такие расценки вас устроят, господа? – поворачиваюсь вполоборота к Роме и Тимуру.

– Вполне, – хмыкает Тимур.

– Какой позор, – мама накрывает лицо руками. – Аня, зачем ты так?

– Мам, я очень надеюсь, что ты разберешься с кредитами, с квартирой, которая в залоге, – меня мутит, поэтому я встаю и хромаю к раковине, у которой стоит графин с водой. Наливаю в стакан воды и делаю глоток, – но помощи у меня больше не проси. Я не хочу, чтобы Андрей остался без почки и подвергать его опасности, но его последующие ошибки и капризы меня не касаются. Он взрослый мальчик.

– Аня, – хрипло и плаксиво отзывается мама, – я тебя не так воспитывала.

– Уходи, – делаю еще один глоток, наблюдая, как с крана срывается капля воды. – И вы, Петр Романович тоже. Вопрос с деньгами теперь решаете с Тимуром и Ромой.

– Завтра деньги будут, – спокойно заверяет Рома.

– Налом.

– Без проблем, – также умиротворенно отвечает Рома.

– Стоило требовать больше? – Петр Романович смеется и достает из внутреннего кармана визитку и кладет на стол. – Завтра буду ждать звонка, – тяжело встает и улыбается маме, – после вас, мадам.

Мама поднимается, бросает на меня беглый взгляд и семенит прочь, прижав сумку к груди. Хлопает дверь, и Тимур шагает из кухни. Рома разворачивается в мою сторону. Раздается щелчок замка, и я внутри вся сжимаюсь. Возвращается Тимур и приваливается к косяку плечом:

– Ну что, Анечка, на колени, – и расстегивает ширинку. – Приступим к аперитиву.

Глава 21. Наша умница

Отставляю стакан. Я солгу, если скажу, что я вся преисполнилась продажной смелости и холодной стервозности. Нет. Мне все еще стыдно и от всей ситуации тошно. Отставляю стакан, а Тимур с улыбкой высвобождает эрегированный член из ширинки.

Возмущения, кстати, не чувствую. Я понимаю, что теперь точно не стоит ждать от него обходительности и уважения. Я озвучила цены и дала согласие быть шлюхой. Подхожу, едва заметно прихрамывая, и вглядываюсь в глаза. Его подростковая и влажная мечта отодрать высокомерную отличницу претворяется в жизнь. Поглаживаю его по щеке и слабо улыбаюсь. После опускаюсь на колени.

Внимательно разглядываю член, который едва заметно подрагивает. Пробегаюсь пальцами по стволу до основания, и мягко покачивается. Головка будто отполированная блестит и немного темнее у края уретры. Я лишь в теории знаю, что такое минет, и немного в растерянности. Где-то на краю сознания мелькает мысль, что мне не помешала бы строгая и точная инструкция, как в учебнике.

Касаюсь кончиком языка уздечки под шумный выдох Тимура. Чувствую трепет его плоти, которая незамедлительно откликается на мою ласку. Сжимаю пальцы в кулак на основании члена, на секунду в нерешительности замираю и обхватываю губами головку.

– И без зубов, Анечка, – поглаживает по затылок.

Обсасываю головку и немного поддаюсь лицом к паху. Рот широко раскрыт, язык прижат. Ухожу назад и тщательно смачиваю ствол слюной. Скользнув по нему рукой, вновь смыкаю губы, за которым прячу зубы. Глубоко зайти не могу и мне кажется нереальным достигнуть губами даже половины члена. Только головка касается корня языка, я ухожу назад.

– Расслабься, Анечка, – собирает волосы. – Ты вся напряженная.

Отпрянув, поднимаю глаза.

– Открой ротик и язычок вытащи, – пробегает пальцами по скуле.

Я подчиняюсь, пусть у меня и щеки горят от стыда.

– Вдох, – проводит головкой по языку и улыбается.

Медленно вдыхаю, и Тимур уверенно проскальзывает в рот. Вздрагиваю.

– Расслабься.

Я кукла. Не человек без воли собственных желаний. Мягким, но решительным толчком проникает за корень языка. Меня схватывает болезненный спазм, но Тимур крепко удерживает меня за волосы. Хочу втянуть язык, но не могу. Несколько фрикций, от которых глотку распирает болью, и Тимур резко выскальзывает. Кряхчу, отплевываюсь и кашляю.

– Посмотри на меня, – требовательно шепчет Тимур.

Поднимаю взгляд. Весь подбородок у меня в вязкой слюне.

– Открой рот, высунь язык, вдох и расслабься.

Разеваю рот так широко, как только могу. Наслаждайся, подлец, своей властью. Я подчинюсь ей.

– Вдох, Анечка.

Толчки глубже. Спазмы сильнее. Закрываю глаза, и Тимур рывком входит в глотку между болезненными сокращениями. Я раскрыта, уткнувшись носом в ширинку. Нежные ткани и хрящи растянуты неумолимым вторжением.

– Умница, – сдавленно шепчет Тимур.

Толчок за толчком. Упираюсь слабыми руками в бедра, но Тимур каждый раз с рыком ныряет за мои гланды.

– Отдышись.

Выпускает из хватки. Захлебываюсь в кашле, слюне, что напоминает густую слизь, и слезах. Слабо со стоном сглатываю и поднимаю лицо. Открываю род и делаю вдох. Пропускает волосы сквозь пальцы с ласковой улыбкой, проводит головкой по щеке к языку и вновь вторгается под мое мычание. Резкие движения обрываются рыком и глубокими короткими толчками.

Давит на затылок. Глотка полнится мягкой пульсацией, что потоком устремляется в спазмирующие глубины. Боль обращается в онемение. Я не чувствую челюсти, губ языка и шеи. Дергает за волосы назад. С кашлем и хриплыми стонами заваливаюсь в сторону. Опираюсь на дрожащие руки с раскрытым ртом. Подбородка тянется слюна.

– Анюта, – слышу над собой голос Ромы. – Посмотри на меня.

Глава 22. Талант или обман?

– Посмотри на меня Анюта, – повторяет Рома.

Голос ласковый, проникновенный, и, возможно бы, сердечко затрепетало, если бы он не был молчаливым наблюдателем происходящего изврата. Поднимаю глаза и рот не закрываю, потому что смысл? Мне же второго надо обработать. Улыбается, но что странно без презрения или отвращения, которое должно было промелькнуть в его глазах.

Есть любопытство, но не более того. Я прихожу к выводу, что и отвращения не заслуживаю. Или же для них все женщины – шлюхи и ничего особенного сейчас не произошло. Будь я на месте Ромы или Тимура посмеялась над собой. Столько лет играла из себя не пойми кого, а в итоге… В итоге меня грубо отымели в глотку и между ног печет и тянет. Отвратительная и унизительная ситуация, а меня накрыло тягучее и липкое возбуждение порседи небольшой кухни.

Рома опускается передо мной на корточки, достает из кармана платок и вытирает щеки и подбородок, внимательно заглядывая в глаза. Мне не нравится. Я не хочу получать от него якобы заботу. Где пренебрежение и слова о том, что он знал, какая продажная потаскуха?

– Вот так, – поддевает указательным пальцем подбородок, вынуждая рот закрыть.

Я болезненно сглатываю и отвожу взгляд. Самое неприятное – это не сам факт орального секса, а то, что после него мир не схлопнулся и не померк. Я жива и я все та же Одинцова Анна. Я не чувствую слома, после которого я бы стала другим человеком. Это нечестно.

– И ты с каждой… – я поднимаю взгляд на Тимура, который застегивает ширинку и приглаживает волосы.

– Что с каждой? – он приподнимает бровь.

И в нем нет гадливости и неприязни. Я ничего не понимаю.

– С каждой поворачиваешь подобное?

– Ты про глубокий минет? – Тимур скалится в улыбке. – Анечка, ничего страшного не произойдет если ты будешь называть вещи своими именами.

– Да, – тихо и сипло отвечаю я, – я про… минет.

И действительно ничего не произошло. Дом не обрушился, в обморок я не упала и электричество не потухло.

– Не с каждой.

И тут меня в сердце колет обида. Значит, он с кем-то может быть ласковым? Тимур усаживается за стол и подхватывает визитку:

– У многих просто не выходит, – вертит в пальцах визитку. – Зажимаются, не доверяют.

– Так это было доверие? – в возмущенном недоумении я оглядываюсь на него.

– В каком-то роде да, – прячет визитку в карман джинсов и разворачивается ко мне, – ты не согласна с тем, что подчинилась мне и расслабилась?

– Ты же сказал…

– Так я многим говорил, – пожимает плечами. – Анечка, девочки на курсы глубокой глотки ходят месяцами и старательно учатся заглатывать резиновые дилдо. Ну, либо мы о тебе чего-то не знаем.

И тут я вижу в его глазах искру ревности. Быструю и черную.

– Ты на что намекаешь? Ни на какие курсы я не ходила. Ты в своем уме? – я тоже к нему разворачиваюсь.

– Возможно, у тебя был хороший наставник?

– Прости?

– Так это врожденный талант? – Тимур щурится.

Я медленно моргаю. Меня, что, подозревают в том, что я с кем отточила навык глубокого заглота?

– У меня слов нет.

– Это у меня слов нет, – Тимур деловито закидывает ногу на ногу. – Я обескуражен, скажем так.

Я оглядываюсь на Рому, и тот вскидывает бровь. Этот тоже подозревает меня во всяких непотребствах?

– Сойдемся на том, – он встает и опускается на стул, – что Анюта – талантливая девочка, которая доверилась тебе. Ей же незачем нас обманывать в том, что у нее не было сексуального опыта с другими мужчинами.

– Ты сейчас серьезно? – у меня брови ползут на лоб.

– Женщины любят набивать себе цену, – Тимур постукивает пальцами по столешнице, задумчиво глядя в окно.

– Это возмутительно, – ошарашенно шепчу.

– Ада ведь так и не смогла, – недовольно цыкает, – хоть и очень старалась. Большой, говорила. Не лезет. Нереально. Я тебе, что, удав?

– Так вы поэтому поссорились? – с презрением вскидываю бровь. – потому что она не удав?

– Она мне надоела, – Тимур переводит на меня скучающий взгляд. – Но согласен, будь у нее твой талант, она надоела бы мне чуть позже. Анечка, мужчины поэтому так и любят глубокую глотку, потому что это полная власть над женщиной, которая ее принимает.

– Мне не нравится этот разговор, – я встаю на нетвердые ноги, и Рома рывком за запястье притягивает к себе и усаживает на колени.

– Я не думаю, что она коварная обманщица, которая решила нас развести на деньги, – поглаживает по колену, всматриваясь в лицо. – За ней не наблюдалось раньше такого.

– Сколько лет прошло, – Тимур хмыкает.

– Нет, – Рома касается губами шеи, – тогда бы она к нам не пришла. Был бы кто-то другой, кто в нее кинул деньгами за ее талант. Верно, Анюта?

– Да, будь у меня другой вариант, – зло всматриваюсь в его холодные глаза, – я бы к вам не обратилась.

– И как нам повезло, – выдыхает в губы, нырнув под подол платья теплой ладонью. – А мне ты доверишься?

– Да делай ты, что тебе заблагорассудится, Чернов, – цежу сквозь зубы. – И это не талант, а склад характера. Вечно я под всех прогибаюсь. То под учителей, то под мать, то теперь под двух негодяев.

– Но с чувством собственного достоинства, – Рома касается кончиком языка моей нижней губы. – И как тебе это удается?

– А вот это уже талант. Быть неудачницей, но создавать ореол недосягаемости, – с тихим высокомерием говорю я.

– На неудачниц у меня не стоит, Анюта.

– Если стоит, то приступай к делу, – зло цежу сквозь зубы. – Беседы меня утомляют, Чернов.