Текст книги "Скалола. В осаде (сборник)"

Автор книги: Арч Стрэнтон

Соавторы: Абрахам Бемс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

– Смотались... – задумавшись, повторил Кейт. – Это значит, что у них осталось очень мало народу. Мы уничтожили человек двадцать. У них осталось еще около пятнадцати человек. По пятеро на одного.

– Я бы сказала, что по три целых восемь десятых, – вмешалась Джоан. – У тебя, наверно, по математике было неважно.

– Да, – кивнул, улыбнувшись, Кейт. – Вместо нее я изучал историю немецкого театра второго периода готики. Какая дасада! Но все равно. Наши шансы резко пошли вверх. Теперь – надо решить, что конкретно мы будем делать. Лодка выведена из строя в идеальном случае на два часа. За это время они отремонтируют рули, закончат передачу ракет, погрузятся и уйдут. Они будут торопиться, потому что знают, что .судя по всему, система вооружений еще не восстановлена. Так что против самолетов они безоружны. Так же, как и мы. Поэтому если мы не хотим отправиться на дно вместе с разбомбленным крейсером, нам надо постараться покончить с этой заварухой до того, как полетят самолеты. То есть – быстро. Но как это сделать?

– Да, – с умным видом сказал Хьюго. – В этом весь вопрос. Как?

А на лодке полным ходом шли восстановительные работы. Обвязанные тросами, Круль и сварщик висели над рулями, развороченными взрывом, и Круль, теряя терпение, тыкал пальцем, объясняя узкоглазому сварщику.

– Я тебе, макака такая, последний раз чистым английским объясняю: привари эту штуку к этой. Ты меня понял?

– Понясьна все, госьподиня, – кивал голо-вой сварщик. – Понясьна.

– Ну так давай, приваривай! – орал Круль.

– Понясьна, понясьна, привариват! – кивал сварщик, затем произносил длиннейшую тираду на своем родном языке и не двигался с места.

– А ну пошел отсюда, макака вредная! – рассвирепел Круль, выдернул у сварщика аппарат, пнул его ногой под зад и стал сваривать рулевые тяги сам.

– Придумал! – закричал вдруг Хьюго. – Их надо взорвать! Подбить! Чтоб не уплыли! Накрыть всех разом! Ба-Бах! И готово! Ха-ха и дым!

– Умник! – сказал с иронией Питер. – А из чего ты их подобьешь, из пальца?

– Почему? – сказал Хьюго – Из пушки!

– Из какой пушки? – Подумай сам, – как ребенку сказал ему Питер. – Где ты возьмешь пушку?

– Стоп! – воскликнул Кейт. – Из пушки! Где у нас семидюймовое орудие?

– Вон там! – указал Хьюго на одну из орудийных башен.

– А снаряды-то от нее у нас ведь есть, – радостно воскликнул Кейт и подмигнул Джоан, и она вспомнила про подсобку, которая напоминала ей склад всех существующих в мире вещей.

– Сколько там еще оставалось? – спросил Кейт.

– По-моему, еще два, – сказала Джоан.

– Точно! Хьюго, Питер —'в боцманскую подсобку номер четыре, быстро!– приказал Кейт. – Под столом в деревянном ящике с ветошью лежат два снаряда. Посмотрите еще, может, у этого придурка еще где-нибудь парочка завалялась. Это же надо, какой бардак может развести в своей подсобке один разнесчастный боцман! Со снарядами – бегом в орудийную башню! Мы будем там! Джон, обопрись о нас. Пошли.

Хьюго и Питер помчались в подсобку, а Кейт, Джон и Джоан, стараясь идти как можно быстрее,– в башню семидюймового кормового орудия.

Солист сидел в рубке, поглядывал на часы и наблюдал за доктором Патлокком. Тот сидел, забравшись с ногами, в кресле, обхватив голову руками, и напряженно думал.

– У тебя осталось две минуты, – сказал ему Солист.

– Есть смысл поторопиться.

Доктор Патлокк не двинулся.

– Минута, – сказал чуть позже Солист. – Слышишь, Энди? – подмигнул он сидящему рядом негру. – Приготовься. Двадцать секунд. – еще чуть позже сказал Солист, и тут доктор Патлокк встал, уверенно подошел к компьютеру и нажал несколько кнопок на пульте. Мониторы взвизгнули, изображения прыгнули и ожили. Патлокк обернулся к Солисту и гордо и радостно засмеялся.

– Супер! – сказал Солист. – Я знал, что вы справитесь, доктор. Я просто хотел полностью мобилизовать вас. Я был уверен, вы – гений!

– Через несколько минут – сказал ему доктор, – автономная система сможет зарядиться энергией, и ракеты будут готовы к запуску. Через несколько минут. Я сделал это! Это было так просто! Вероятно, где-то разрушился основной кабель, и задача состояла в том, чтобы переключить... В прочем, что это я объясняю вам, двоечнику! Вам это неинтересно! Главное, что... Теперь нам никто не страшен! Мы победим!

И в этот момент где-то снаружи, на кормовой палубе прогремел орудийный выстрел.

– Что такое! – заверещал, вновь обретший уверенность, доктор, – я не давал никакой команды! Это хулиганство какоето! Солист выскочил из рубки на палубу.

Над океаном, медленно опускаясь, горел осветительный снаряд, заливая крейсер и стоявшую рядом с ним, подводную лодку мертвым желто-зеленым светом, безжалостно вырывая их из темноты ночи, делая отличной мишенью для снарядов, бомб и торпед.

Солист огляделся. Один из стволов семидюймового корабельного орудия медленно опускался вниз.

Солист беззвучно выругался и побежал на корму.

– Осторожно, ребята, спокойно, – говорил Кейт Хьюго и Питеру, которые вручную загоняли снаряд в ствол орудия. – Не уроните его, а то рванет, – и закончится наша вечеринка раньше времени!

Снаряд скрылся в стволе.

– Отлично! – Кейт подошел к оптическому прицелу и стал ловить подлодку в центр пунктирных линий.

– Если я вытащу их из трюма живыми, – бормотал он себе под нос, – я сначала этого боцмана расцелую. Какой же красавец, даже осветительный снаряд он себе припас. А вот артиллерийских всего пара, это не есть «отчень лютче карашо» – пробубнил он почему-то с немецким акцентом. – Пристрелки не будет ... А потом я его как следует вздрючу ... Что делают снаряды в подсобке у боцмана ... Ишь ты, какой запасливый ...

Он установил прицел, закрыл глаза, мгновенно переместился и крикнул Джоан, стоявшей наготове на месте командира башни:

– Давай!

Джоан нажала на кнопку.

Орудие выпалило во второй раз. Солиста, подбежавшего почти вплотную к башне, мощным выхлопом отбросило в сторону и с силой ударило о фальшборт. От грохота и удара его контузило. Он вскочил и побежал, шатаясь, дико крича, зажимая ладонями уши.

Снаряд взорвался по левому борту лодки. Круля, к этому моменту уже выключившего аппарат, взрывной волной ударило о корму и он уронил аппарат в воду.

– Давай, включай! – истошным голосом завопил он. – Быстрее!

– Да нас тут обстреливают! Мать твою так! – прокричали ему с палубы.

– Это они с отчаяния, не обращайте внимания! – рявкнул сам перепугавшийся Круль. Смерть, оказывается, обнаружила его и теперь подбиралась к нему все ближе. Но Круль не хотел сдаваться, и, придав тону бодрость и уверенность, стал успокаивать людей. – Это идиот Рейбок совсем с катушек слетел! Ничего они нам не сделают, включайте рули!

Рули вздрогнули и повернулись.

– Ура! – закричал Круль. – Вытаскивай!

Его вытащили наверх, он выбрался на палубу лодки и, растолкав всех, сломя голову бросился в отсек командира.

– Приготовиться к погружению! – заорал он корейскому капитану. – Давай, командуй! Да побыстрее ты двигайся, обалдуй! Нас, между прочим, обстреливают, ты что, не в курсе?

Он толкнул капитана в бок. Тот включил внутреннюю связь и стал отдавать команды.

– А с тобой покончено, Рейбок! – торжествующе сказал Круль. – Ты проиграл, дебил!

Лодка вздрогнула и стала медленно опускаться вниз. Круль ликовал. Смерть осталась там, на этом кошмарном крейсере, а он – любимый Круль уходил под воду, где его никто уже не найдет. Никто не узнает, куда пойдет лодка. Круль обхитрил всех!

– Они погружаются, – в отчаянии прошептал Кейт, манипулируя прицелом. – У нас остался последний снаряд. Давай, приятель, соберись! Ствол вниз, с упреждением...

– Огонь! – крикнул он.

Джоан нажала на кнопку.

Сильный свет озарил лица Круля и капитана подлодки, и сильный взрыв, разнесший лодку на куски, прогремел в тот же момент.

Но ни Круль, не капитан этого взрыва уже не слышали. Яркий свет был последним их ощущением в этой жизни. Вместе с экипажем, вместе с находившимися на борту лодки бандитами ,они быстро и безболезненно перешли в небытие.

Кейт взорвал подводную лодку прямым попаданием последнего своего снаряда.

Круля на этом свете больше не было. Не было «славного и любимого», как иногда, в минуты душевной слабости называл он сам себя, Крулечки, Крульчонка.

Он давно забыл, что у него кроме этой нелепой некрасивой фамилии, есть хорошее доброе имя – Фредерик, Фредди. Но так его называла только мать. Она умерла, когда Фредди было четыре года. Он до самой смерти отчетливо помнил ее похороны. Был зимний, морозный день. Гололед. Его вела за руку тетка – двоюродная сестра матери. Фредди часто поскальзывался, и она всякий раз больно дергала его маленькую ладошку вверх. Потом, когда они сели в катафалк и поехали на кладбище, машину занесло, шофер резко вывернул руль, и голова матери Фредди мотнулась по подушке и ударилась о стенку гроба. Фредди закричал, и тетка закрыла ему рот рукою в надушенной перчатке. Он навсегда запомнил ощущение лайки, прижатой к губам. После этого Круль не мог целоваться. Всякий раз, когда он прикасался губами к мягкой душистой коже очередной женщины, ответившей взаимностью на его ухаживания, перед его глазами вставало белое лицо матери, он слышал тупой стук удара головы о деревянную стенку и чувствовал страшную боль, невыплеснутую в том давнем крике, крике, который был задавлен мягкой душистой кожей, заткнувшей ему рот.

Когда они возвращались с кладбища, шли от свежей могилы к ожидающей их машине, солнце уже садилось. Тетка, по-прежнему, сжимала Фредди руку, и он боялся опять закричать от горя, и только смотрел, кусая губы, глазами, полными слез, на искрящийся на деревьях иней и на солнечную дорожку на покрытой льдом кладбищенской аллее. Тогда он думал, что сейчас они войдут по этой дорожке прямо в закат, в заходящее солнце, и солнце скроется за горизонтом, вместе с ними уйдет из дня, в котором еще была мама, в темную холодную ночь.

Солнце било им прямо в глаза, и Фредди до последнего момента не видел ждущего их автомобиля. Он заметил открывшуюся перед ним дверь и подумал, что они садятся в Солнце, что они уже дошли до него, и сейчас оно увезет их на ту сторону Земли, где всегда царит ночь.

Малыш никому не сказал об этом, да и кому мог он сказать – тетке, которую он видел первый раз в жизни? А отца у него никогда не было. Они с мамой всегда жили вдвоем.

Через несколько дней тетка отвезла Фредди в приют. Ей был совершенно не нужен этот четырехлетний сын ее глупой сестры, которого та родила назло всем, – страшный мальчик с заячьей губой, с маленькими бесцветными глазками, с оттопыренными, как у какого-то зверька, острыми большими ушами. Она и смотреть-то на него не могла без внутреннего содрогания. Его внешность вызывала в ней отвращение, тем более что тетка прекрасно видела, что Фредди унаследовал все внешние черты их фамилии. Только были эти черты гипертрофированы, и сложены как-то не так. Казалось бы: чуть-чуть пониже брови, чуть-чуть подальше друг от друга глаза, чуть-чуть поменьше уши и подбородок – он был бы вылитый дед. Но природа, видимо, сделала этого парня совсем небрежно. Тетка не могла даже представить, что этот уродец будет жить в ее доме, бок о бок с ней, с ее двумя дочерьми, и все приходящие к ним люди будут видеть, как этот уродец похож на них.

Фредди был отвезен в приют. Он не протестовал. Это событие полностью соответствовало его представлениям о том, что должно происходить в царстве ночи. Почти до десяти лет Фредди был искренне убежден в том, что Солнце действительно отвезло его туда. Там тоже было Рождество, но не было Санта-Клауса. Подарки им дарили администрация города, богатые худые тетки и толстые дядьки. Впоследствии Круль был поражен тем фактом, что некоторые люди, и даже его ровесники верили в существование Санта-Клауса до 15 лет. «Я уже вовсю трахалась» – рассказывала ему одна проститутка во Франции, – «но все равно верила, что ночью домой придет Санта-Клаус и положит под подушку или под кровать, или в тапочки мне подарок».

В приюте ему стали часто сниться кошмары, он просыпался с криком, но никто не подходил, не клал ему на лоб прохладную ладонь и не говорил ласково: «Спи, спи, сынок». В лучшем случае к нему подходила дежурная. «Круль, повернись на другой бок,» – говорила она и отходила. Если не она, то кто-то из мальчишек, проснувшийся в их общей спальне, кричал: «Заткнись, урод, ублюдок вонючий» и швырял в Фредди книгой, тапком или тем, что попадалось под руку.

В приюте четырехлетний Фредди впервые узнал, что у людей есть внешность, и что они по внешности разделяются на плохих и хороших. Это произошло в первый же день. Дежурная ввела его в общую комнату и сказала:

– Познакомьтесь, дети, вот ваш новый дружок Фредди Круль.

Дети засвистели, захохотали, заулюлюкали, зашипели и залаяли. Сквозь этот шум Фредди отчетливо услышал чей-то голос:

– Урод.

Это был окончательный приговор. В приюте Фредди перестал быть Фредди. Он стал Крулем. Просто Крулем.

– Круль, передай сахар.

– Круль, не смей задерживать душ.

– Круль, тебе пора постричься.

– Круль, ты что, дрожишь под одеялом? Ха-ха, слышите? Круль дрожит под одеялом!

– Ты что, Круль, еще ни разу не целовался?

– Ты с ума сошел, Круль! Посмотри на себя! Как ты себе представляешь, что я пойду с тобой в кино, глупый, несчастный, несуразнейший Круль!

Он был урод. С ним никто не хотел спать рядом, потому что он кричал во сне. С ним никто не хотел играть в паре. Его не брали в команды.

Но все это было естественно для царства ночи, в котором он находился.

Его не звали играть, и поэтому Круль стал много читать. Он читал все подряд, но больше всего ему нравились книги про море. Может быть, потому, что он жил на суше. В их городе не было даже реки. На море все должно было быть по-другому. Когда началась школа, Круль с первых же дней стал лучшим учеником. По той же причине. Он не тратил никакого времени на игры. Кроме того, ему нравилось учиться. Он хотел быть первым. Самым умным. Эрудированным. Грамотным. Он хотел быть лучше их всех – красавчиков со спермой вместо мозгов, и красавиц, у которых между ног гулял ветер.

И ему это удавалось. Удавалось, несмотря на внутреннее сопротивление учителей. Они ведь тоже, пусть подсознательно, но старались его унизить. Сделать его еще хуже, еще уродливее. Они давали ему задания сложнее, чем дали бы парню нормальной внешности. Даже учителя старались самоутвердиться за счет несчастного, уродливого, одинокого Круля. Его не любил никто. И тем более он рвался стать первым. Он вгрызался зубами. Он засыпал с учебниками.

Круль был первым. И за это его не любили еще больше. И чем больше окружавшие не любили его, тем «первее» он становился. В пятнадцать лет он стал победителем физико-математической олимпиады пяти штатов. Жюри, скрепя сердцем, было вынуждено отдать приз ему, а не его конкуренту – очаровательному блондинчику с умными серыми глазами и пухлым ртом.

Он стоял, прижимая к груди приз, и смотрел на полный зал, на них, красивых, вынужденных признать его первенство, и аплодировать ему – презираемому ими уроду, и наверно, именно тогда в сердце Круля проскочила первая искра ненависти.

Он уже давно знал, что нет никакого царства ночи, что Солнце не увезло его тогда, что он живет в нормальном мире, где есть любовь, радость, нежность, сочувствие.

У одних. А у других их нет. На их долю остаются ненависть, презрение, злость и унизительная жалость.

Теперь Крулю было наплевать на них всех. Это они были уродами с опилками и пуговицами в голове, только они не знали этого. Или знали, но договорились и делали вид. Круль был умнее, грамотнее, эрудированнее их всех. И он был беспощаднее. Он умел ненавидеть куда лучше, чем все они. И он ненавидел. Всех. Людей. Солнце. Зиму. Только о море он думал с нежностью.

В семнадцать лет он блестяще сдал экзамены в военно-морское училище. Экзаменаторы были поражены глубиной его знаний. Ему назначили стипендию.

На второй неделе занятий его однокурсники – бравые, плечистые как на подбор парни, типичные янки – обаятельные, с голубыми глазами, высокие, стройные, широкоплечие и глупые, подошли к нему после ужина и предложили уйти из училища. Мотивировка была обычной. Своей внешностью Круль позорил великолепные военно-морские силы Соединенных Штатов Америки.

Вместо ответа Круль дал по морде стоявшему к нему ближе всех. На него набросились и стали бить все сразу. Круль дрался так, как дерутся последний раз в жизни, как дерутся, когда нечего больше терять, когда кажется, что от силы твоего удара исчезнет все окружающее тебя зло. Он дрался, пока его не ударили сзади бутылкой по голове.

С выбитыми зубами, сломанным носом, отбитой почкой и травмированной мошонкой Круль оказался на госпитальной койке.

На соседних койках с травмами разных степеней сложности лежали трое его однокурсников. Они боялись даже посмотреть на него. Круль кричал во сне. Они боялись сделать ему замечание. Они говорили только между собой, но, когда Круль шевелился, испуганно замолкали.

Если бы Круля бил не весь курс, если бы его однокурсники смогли представить дело иначе, Круль вылетел бы из училища, как пробка из-под шампанского. Но у них не было такой возможности. Дело, благодаря вмешательству отца одного из парней, занимавшему серьезную должность в Пентагоне, удалось замять.

Когда Круль вышел из госпиталя, его вызвал к себе заместитель командующего училищем и впрямую предложил подать рапорт. Курсант Круль молча смотрел на своего офицера.

–Круль, вы меня не слышите? – спросил офицер.

–Однажды мне уже предложили сделать это, – ответил Круль. – Они лечились потом, сэр. В нашем госпитале.

И он посмотрел на офицера с такой ненавистью, что тот испугался.

–Мы все равно не дадим вам учиться, – сказал офицер. – Завалим на первой же сессии.

Круль засмеялся своим скрипучим смехом и вышел из кабинета.

На первой сессии он получил высшие баллы по всем предметам.

Но после этого случая Круль возненавидел и море.

В своем выпуске он был первым. Он мог пойти на хорошую должность в Управление, остаться на берегу. Но Круль пошел на корабль. Он выбрал предложение, стоявшее в самом низу списка. Этим он тоже унижал их всех.

Затем он переходил с корабля на корабль. Его повышали медленно, в самую последнюю очередь. Капитаны не любили знающего больше их уродливого офицера, который к тому же никогда не упускал случая показать свои знания. Круль козырял ими. Он ставил начальстве в неудобное положение, предлагая при всех блестящее решение очередной задачи. Когда его принимали, Круль довольно смеялся своим скрипучим смехом и говорил:

– Ну-ну, сэр, не расстраивайтесь. Ведь вы всего лишь капитан... и всего лишь такой посудины.

А младшим себя по званию офицерам и матросам Круль не прощал даже малейшей оплошности. Он накладывал самые жестокие взыскания. Он мог лишить увольнительной на берег после трехмесячного автономного плавания за небрежно отданную честь или плохо повязанный галстук. Экипаж ненавидел его лютой ненавистью. И Круль мстил ему тем же.

У него никогда не было серьезной связи ни с одной женщиной. Его никто не провожал и никто не встречал из походов.

Круля ни разу не видели ни в одном публичном доме ни одной той страны, куда заходили корабли, членом команды которых он был. Поэтому его считали гомосексуалистом. Но он им не был. Просто он не ходил в те низкопробные бордели, посещением которых гордились члены его экипажей.

Круль откладывал деньги, и раз в пол года мог позволить себе посещение такой женщины, что все красавицы, все самые лучшие «ночные бабочки» известнейших в мире портов казались бы рядом с нею драными кошками.

Женщина жила в Париже. Круль летал к ней всегда, когда его корабль заходил в любой европейский порт. Он прилетал к ней из Глазго, Плимута, Дублина, Лиссабона, Гавра, Маиаги, Валенсии, Барселоны, Мессины, Генуи, Осло, Стокгольма и Турку. Он прилетал к ней на несколько часов и следующим же рейсом летел обратно. Его знали й помнили на всех европейских линиях, связывавших Париж с морскими портами. Стюардессы догадывались, что этот страшный, как тролль, морской офицер летит к женщине. «Женщина ему отказала» – думали они и ехидно улыбались в спину, когда Круль поднимался по трапу, чтобы с их же экипажем улететь из Парижа обратно.

Но женщина ему не отказывала. И если бы эти милые длинноногие девушки-стюардессы знали, сколько ей платит Круль, и какие подарки он делает ей за самые маленькие, самые ничтожные проявления нежности, они, конечно, изменили бы свое отношение. Многие из них постарались бы занять место этой женщины. Во всяком случае, они бы прекратили смеяться.

Эта самая дорогая, самая лучшая из продажных женщин – а может быть, и вообще из женщин, потому что она твердо знала свою цену и не лгала – тоже была плевком Круля в лицо ненавидевших его.

Обладая ею, он унижал всех тех, кому любовь давалась бесплатно, и кто гордился этим перед ним – уродливым одиноким Крулем. Но если бы эти люди знали, как проходят часы их общения, как утонченно, изысканно и элегантно страшила Круль любит в эти часы красивейшую женщину мира, как поет, как великолепный музыкальный инструмент, в его руках ее чувственное гибкое тело, эти люди лопнули бы от зависти вместе со своими красивенькими порочными женами.

Круль никогда не был жадным. Деньги мало что значили в его одинокой жизни. Да и что бы он мог купить на них? Еще одну порцию презрения, ненависти? Этого в его жизни было достаточно. Он тратил деньги только на эту женщину, на подарки для нее и книги – для себя.

Библиотека Круля считалась лучшей на флоте. И это тоже служило причиной для насмешек над ним.

«Что же ему еще делать, как не копаться в книгах! Книги же не видят, кто их листает!».

С Солистом же Круль связался только лишь потому, что чувствовал, что в этой атмосфере всеобщей ненависти он больше не выдержит. Ему уже стало действительно все равно. Круль захотел сделать что-то такое, за что его действительно можно было бы ненавидеть. Ему было наплевать на предложенные деньги. Крулю хотелось хоть немного побыть на том посту, которого он действительно был бы достоин, если бы не ненависть. Ненависть уже разрывала его сердце. И уже нельзя было сказать, кто кого ненавидит сильнее: мир – Круля, или Круль – окружающий его мир. Круль не выдержал первый. Он просто сошел с ума.

Господи, если бы мир не ненавидел его так глупо, так бессмысленно и так несправедливо! Все могло бы быть совсем по-другому! Если бы мир не был таким жестоким к этой одинокой, жаждущей любви жизни!

Фредди любил бы всех. Его душа отозвалась бы на любое страдание, на любой крик о помощи. Но мир превратил его в Круля. И теперь Круля на этом свете не было.

Несколько секунд после взрыва Кейт, Джоан, Хьюго,Питер и Джон стояли в орудийной башне неподвижно, не в силах двинуться, не в силах произнести ни слова. Затем Джоан подошла к Кейту, осторожно положила руку ему на затылок, нагнула его голову и, привстав на цыпочках, поцеловала его в губы.

Хьюго, Питер и Джонни несколько мгновений смотрели на них, а потом разразились ликующими воплями. Хьюго и Питер прыгали, орали и обнимались, как сумасшедшие. Раненый Джонни, не в силах двинутся, хохотал, прижимая руки к простреленной груди.

А Кейт и Джоан целовались, не слыша этого шума. Казалось, для них не существовало более ничего. Весь мир растворился в этом поцелуе. Они сами растворились в нем.

Но, впрочем, крики на корабле раздавались не только в семидюймовой орудийной башне.

Гибель подводной лодки, происшедшая на глазах бегущего в тот момент по палубе контуженного Солиста, вызвала еще и другие резкие изменения в его поведении. На секунду он остолбенел, пытаясь осмыслить происшедшее. Он застыл неподвижно, сжимая руками раскалывающуюся от невыносимой боли голову, наблюдая падение в поднявшиеся от взрыва волны обломки подводной лодки. Обломки его блестящей, тщательно продуманной операции.

Затем он завопил, сорвал с себя куртку и, размахивая ею, побежал к капитанской рубке. Ворвавшись в нес, Солист застыл на пороге и уставился полубезумным взглядом на оставшихся в живых членов его команды.

Доктор Патлокк и негр-механик с удивлением глядели на него.

– Ах ты, сукин сын, поросенок Порки! – зарычал Солист, швырнул куртку на мониторы и упал, схватившись за голову, на пульт судового компьютера. Негр сделал движение, чтобы поднять его, но как только его пальцы прикоснулись к плечу Солиста, тот вскочил сам, оттолкнул негра и прорычал, оглядывая всех обезумевшим взглядом. – Пошел вон из моей жизни! Никаких больше мультфильмов по утрам!

Он подошел к столу и схватил с блюда кусочек сыра.

– Вот мы, две маленькие креветочки, – обращаясь к нему, залепетал Солист. – Мы приехали сюда на морских коньках. Мы спаслись от шведского повара! О господи! – он вдруг отшвырнул кусочек сыра, схватил куртку и надел ее. Пораженные доктор и негр не сводили с него глаз.

– К черту! Чего уставились! – закричал Солист, казалось он сейчас разрыдается.– Это нормальный боевой дух, можешь поучиться! – ухмыльнулся он негру, и эта ухмылка стоила ему, похоже, колоссальных усилий.

– У тебя все готово? – Солист схватил за рукав Патлокка. Патлокк испуганно кивнул, осторожно высвободил рукав и стал незаметно тихими стопами, отступать к двери.

– Ну и великолепно! Запускаем! – крикнул Солист. – Я еще в детстве мечтал о настоящей компьютерной игрушке! Не будем мешкать! Весь мир ждет!

Он метнулся к кнопкам запуска ядерных «Томагавков» и привалился плечом к стене. Кнопки были чуть выше его плеча, и Солист поднял руку и положил на них пальцы. Негр глядел на Солиста, не отрываясь. Его начала бить сильная дрожь. Негр стоял, широко расставив ноги, и сотрясался всем телом.

– Этот поросеночек, – пробормотал Солист, глядя перед собой безумными глазами, на секунду замер, а потом выкрикнул:

– Пошел на рынок!

И нажал кнопку.

– Этот поросеночек остался дома, – пробормотал Солист, ощупывая вторую кнопку.

– А этот ... – он прижал палец к третей,

– О!.. – Солист в экстазе закатил глаза. – О-о!.. Это просто кайф, куда пошел... – и он с силой ткнул кнопку. – Этот поросеночек!

Оставив раненного Джона лежать в орудийной башне, Кейт, Джоан, Хьюго и Питер вышли на палубу.

Хьюго и Питер не переставали хохотать, и даже с лица сдержанного Кейта не сходила радостная улыбка.

– Мы сделали это! – крикнул Хьюго и колесом прошелся по палубе. – Подумать только! Мы победили их всех и теперь...

И в этот момент с пусковых установок крейсера одна за другой с шипением взлетели две ядерные ракеты.

Смех оборвался. Потрясенные Кейт, Джоан, Хьюго и Питер провожали взглядом их светящийся след.

Кейт побледнел. Кажется лишь, он один в полной мере осознавал, что означает этот запуск. И к каким последствиям это может привести их страну и весь мир.

Солист, же, нажав на последнюю кнопку, прыгнул в кресло, задрал ноги на стол и запел, играя на воображаемой гитаре, какую-то непонятную песню.

– Ха-ба-ба-на-на! На-на!

Вдруг он резко оборвал ее и страшно, по-звериному, зарычал.

– Счастливого пути! – крикнул он, обращаясь то ли к улетевшим ракетам, то ли к душе погибшего Круля, то ли – к самому себе, перешедшему тот последний порог, шагнувшему туда, откуда, он знал, возврата уже не будет.

– Джоан, – крикнул Кейт. – Ты помнишь шлюпку, в которую я сунул магнофон. Быстро за ним! Принесешь в рубку! Питер, поможешь ей! Хьюго, тебе придется вернутся к Джонни. Пошли!

Джоан и Питер кинулись за магнофоном. Хьюго рванул в другую сторону. Кейт, забыв о боли, побежал к капитанской рубке.

В бункер командующего вбежал бледный помощник командующего. Не добежав до адмирала, он не удержался и выкрикнул дрожащим голосом:

– Мы засекли два ядерных «Томагавка»! Они выпущены с «Миссури»!

Человек в гражданском костюме вскочил, но тут же опять упал в кресло, схватившись за сердце.

– Спокойно! – крикнул адмирал.

– Куда они летят?!

– Один – к нашей авиабазе на Гонолулу.

– Другой... – от волнения у помощника перехватило горло, он, осекся и замолчал.

– Неважно! – голос адмирала стал стальным. – Мы должны перехватить их! Быстро! Поднять самолеты!

– Если эта боеголовка взорвется над Гонолулу, это означает, что несколько миллионов человек сгорят при температуре свыше четырехсот градусов в течении минуты – человек в гражданском пробормотал это очень тихо, но его услышали все.

– Время полета до Гонолулу? – рявкнул адмирал.

– Двадцать одна минута! – ответили ему.

– Поднимайте в воздух самолеты с авиабазы! Боевая тревога! – приказал адмирал.

– Если вторая боеголовка взорвется там куда она летит... – пробормотал человек в гражданском костюме.

– Перестаньте скулить, как обосравшийся скоч-терьер! – не выдержал Роберт Брейкер. – Вы даже не знаете, куда она летит!

– Президента! – прошептал человек в гражданском, протянул к телефону руку, но Роберт решительно накрыл ее и прижал к столу.

Человек выкатил на него глаза.

– Вы соображаете, что вы делаете? – спросил он. – Я отдам вас под суд!

– Позже, – сказал Роберт, – когда мы уничтожим ракеты. Тогда вы и доложите президенту.

Человек резко высвободил руку и сунул ее под мышку. Он старался ни с кем не встречаться взглядом. Командующий морским спецназом Хиллари подмигнул Роберту.

– Если они взорвутся, во всем будет виноват только ваш идиотский кок, – заявил человек в гражданском.

Несколько звеньев истребителей-перехватчиков, поднявшись в воздух и рассыпавшись веером в светлеющем небе, уже летели навстречу выпущенной по Гонолулу ракете.

Кейт, крался к капитанской рубке, выхватив пистолет, готовый в любой момент выстрелить. Он подошел к первой секции трапа и в этот момент откуда-то сбоку вылетела черная рука и сильным молниеносным движением выбила пистолет из рук Кейта.

Кейт на мгновение растерялся. Воспоминание о кошмарном сне на секунду мелькнуло в его голове. Негр, уже давно поджидавший Кейта, выскочил из укрытия и нанес ему страшный удар ногой в живот. Кейт согнулся пополам, Негр взмахнул рукой пытаясь провести смертоносный рубящий удар ребром ладони по шее, но Кейт уже нырнул ему в ноги и резко дернул их на себя. Негр рухнул на спину собирающегося бросить его через себя Кейта, и страшная боль пронзила Кейта насквозь. В драке он совсем забыл о своей ране, и теперь негр всей тяжестью своего стокилограммового мускулистого тела обрушился на нее сверху. Кейт смог только оттолкнуть его чуть в сторону. Шатаясь, он привалился к стене. Перед его глазами в абсолютной темноте плясали золотые шары. Уже в последний момент Кейт каким-то сверхъестественным чутьем заметил летящий к его виску кулак, поставил четкий блок, прыгнул в сторону. Боль причиненная падением негра на спину, стала проходить, и Кейт уже ясно видел приближающегося к нему противника! Негр сделал ложный замах правой, но Кейт разгадал это, поймал его левую руку и резко дернул ее в сторону. Негр вскрикнул, и его левая рука повисла вдоль тела. В следующий же момент он прыгнул на Кейта, собираясь ударить его головой, сбить с ног собственной тяжестью. Кейт отшатнулся в сторону, схватил негра за волосы и резко дернул назад. Голова у того запрокинулась, и Кейт во второй раз в своей жизни нанес этот страшный удар, «Коготь дракона». Окровавленный кусочек с мягким шмякающим звуком ударился о палубу, и негр с вырванным горлом рухнул к ногам Кейта.