Текст книги "Тамара Васильевна меняет профессию! (СИ)"

Автор книги: Анжелика Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 27. Извлечение

Я чуть кубарем не скатилась по винтовой лестнице, но кто-то вовремя подхватил меня, удержав от падения.

Боль в плече полыхала, словно кто-то вонзил раскаленный прут прямо под лопатку и медленно проворачивал его при каждом движении. Я едва могла дышать – каждый вдох отдавался новой волной мучений, заставляя меня стискивать зубы до скрипа. Пот заливал глаза, мир вокруг расплывался в мутное марево, в котором я различала только серые пятна стен и далекие звуки голосов.

Не помню, сколько времени я потратила, чтобы добраться до медкорпуса. Кажется, вечность. Я то шла, держась за стену дрожащими пальцами, то опускалась на колени, когда ноги отказывались служить. На белом мраморном полу остались размазанные красные следы – я даже не заметила, что рана на плече открылась и кровь пропитала рукав моей академической формы.

Коридор медкорпуса встретил меня стерильной прохладой и запахом лекарственных трав. Собрав последние силы, я толкнула дверь смотрового кабинета.

И замерла.

За столом сидел Дариан. Его глаза были широко распахнуты от удивления и... страха?

– Что ты... – начал он, привставая.

Я отшатнулась, словно от удара. Не ты. Только не ты.

Прочь!

Развернувшись, я побрела прочь, оставляя на полу капли крови, словно хлебные крошки из старой сказки. Коридор качался перед глазами, как палуба корабля в шторм. Мои пальцы скользили по холодной стене, отмечая мой путь алыми следами. Кровь стучала в висках, заглушая все звуки вокруг.

И тогда я увидела ее – неприметную дверь, спрятанную в нише. Не думая, почти инстинктивно, я нажала на ручку и буквально ввалилась внутрь.

Воздух в комнате Стебля был не похож ни на что другое в академии – влажный, густой. Тускло светились биолюминесцентные грибы, разбросанные по потолку, окрашивая все вокруг в мягкий зеленоватый свет. В центре комнаты возвышалось оно – древнее растение, похожее на огромный стебель с тысячами побегов, листьев и усиков.

Едва я закрыла за собой дверь, как почувствовала движение. Тонкие лозы потянулись ко мне, словно любопытные пальцы ребенка. Я упала на колени, не в силах больше держаться. И в тот же миг мягкие прохладные листья коснулись моих рук, моего лица, моего кровоточащего плеча.

Листва обволокла меня, словно живое одеяло, нежно приподнимая над полом. Боль начала отступать – не сразу, а постепенно, словно отлив, уносящий прочь острые камни страдания.

Сквозь полузакрытые веки я видела, как пульсирует зеленоватый свет внутри растения, как перетекают соки по его прозрачным венам. Стебель принял меня, укрыл, защитил.

В этом зеленом коконе я наконец могла дышать.

И я заплакала – от облегчения, от страха, от осознания того, что на несколько драгоценных минут я в безопасности.

Где-то за дверью оставались вопросы, мои секреты и опасности академии. Но здесь, в объятиях этой разумной листвы, существовала только прохлада, покой и тихий шепот растения, убаюкивающий моё измученное сознание.

Тепло листвы становилось всё более обволакивающим, словно жидкость, постепенно заполняющая каждую клеточку моего тела. Боль отступала волнами, сознание начало мерцать, как пламя свечи на ветру. Зеленоватое свечение вокруг пульсировало в такт моему сердцебиению, растение словно дышало вместе со мной.

Я пыталась сфокусировать взгляд, но веки наливались свинцовой тяжестью.

Я хотела заговорить, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Тьма наступала со всех сторон, отвоевывая последние островки сознания.

– Что ж, – донесся до меня голос профессора, звучащий странно далеко, словно через толщу воды. – Будем резать...

Холодное прикосновение к шее, короткий укол, и последние барьеры рухнули. Я провалилась в бездонную черноту, без страха, без боли, без сновидений.

***

Возвращение в реальность было похоже на медленное всплытие с глубины. Сначала вернулись звуки – шелест листьев Стебля, его тихое бормотание, скрип деревянного стула. Затем запахи – влажная земля, горьковатые травы, едва уловимый аромат лекарственных настоек. Наконец, я почувствовала своё тело – легкое, почти невесомое, без единого отголоска боли.

Я открыла глаза.

Мягкий зеленоватый свет сочился сквозь прозрачные листья, создавая причудливые узоры на потолке. Я лежала на подстилке из мха, настолько мягкой, что казалось, будто парю в воздухе. Профессор сидел за небольшим столом, спиной ко мне, что-то записывая в потрепанный журнал.

– Профессор, – мой голос прозвучал хрипло, но удивительно сильно. – Вы достали из меня паразита? Эту тварь, которая истязала меня?

Стебль вздрогнул всеми листьями и обернулся. На его зелёном лице появилась улыбка, обнажившая зубы, подозрительно похожие на семена подсолнечника.

– А, проснулась наконец, – он выпрямился, держа в руках маленький сверток из зеленоватой ткани. – Достал...

Я приподнялась на локтях, глядя на сверток с ужасом и надеждой.

– Он мёртв? Вы его убили? – спросила я, не в силах оторвать взгляд от ткани, которая едва заметно шевелилась.

Профессор Стебль улыбнулся еще шире, его глаза засветились странным возбуждением.

– Слава святой листве, он выжил!

Я замерла, не веря своим ушам.

– Что? Что вы такое несёте? – моя голова кружилась, но уже не от слабости, а от непонимания.

Профессор подошел ближе, бережно держа сверток.

– Слушай, это, конечно, очень необычно и странно... Лично я с таким не сталкивался... Но слышал, что и такое бывает... Вот смотри...

Он осторожно развернул тряпицу, и я едва сдержала крик.

В складках ткани лежало маленькое существо, размером с новорожденного котенка – бледное, лысое, с непропорционально большой головой и тонкими конечностями.

– Уберите! Что это за гадость? – мой голос дрожал от отвращения.

– Я уже хотел было капнуть на него яда, когда достал... Но смотри, какая это милаха...

Профессор протянул сверток ближе. Против воли я внимательнее взглянула на существо. Оно медленно раскрыло глаза – маленькие, миндалевидные, янтарно-желтые. А затем зевнуло, показав крошечные белые клыки, похожие на рисовые зернышки.

Что-то щелкнуло внутри меня. Словно ключ повернулся в замке. Непонятное, неразумное, но такое сильное чувство затопило грудь. Я протянула руки и приняла сверток, прижимая уродливое существо к груди. Горячие слезы потекли по моим щекам.

– Я ещё не уверен... Надо проконсультироваться... Но... Но похоже, что это твой фамильяр, – профессор наблюдал за мной с ученым интересом. – Да, он странный и необычный. Но он часть тебя. Теперь надо ждать его … кхм, вашего магического проявления. Смотри, у него даже и крылышки есть...

Я взглянула на два маленьких лысых отростка, похожих на зачатки крыльев. Они едва заметно подрагивали.

– И хвост... – шмыгнула я носом, замечая тонкий, почти прозрачный хвостик с кисточкой на конце.

Дальше я уже ничего не могла разглядеть. Слезы застилали мои глаза, а из носа ручьём потекли сопли. Маленькое существо в моих руках заворочалось, тянясь ко мне крошечными лапками.

Я прижала к себе уродца, и он начал шамкать меня своими лапками, словно пытаясь успокоить.

Господи, как же хорошо!

– Гераська... – прошептала я.

ГЛАВА 28. Котёныш

В этот момент я снова вспомнила. Кто я. И зачем я здесь.

Я – Тамара Васильевна Подушкина! Я здесь, чтобы спасти эту несчастную девушку, на голову которой свалилось столько... всего.

Тело, в котором я обитала, ощущалось одновременно чужим и родным. Словно старая перчатка, которую долго разнашивали – уже не жмёт, но всё равно чувствуется каждый шов.

Маленькое лысое существо в моих руках заворочалось, выводя меня из оцепенения. Его кожа была почти прозрачной, сквозь неё просвечивали тонкие голубоватые венки.

– Гераська… это правда ты? – прошептала я.

Я осторожно протянула к нему палец.

Котёныш вдруг перестал извиваться, замер, уставившись на мой палец своими невозможными янтарными глазами с вертикальными зрачками. А потом потянулся и присосался к моему пальцу синюшными губками.

Ощущение было... странным. Не больно, не страшно, просто...

– Щекотно... – вырвалось у меня.

По телу прокатилась волна мурашек, а в палец словно вонзили тончайшую иглу – но не болезненную, а наэлектризованную, посылающую крошечные разряды вверх по руке. Я уже хотела убрать палец, опасаясь, чтобы это создание мне его не отгрызло, но Стебль остановил меня.

– Постой-ка...

Профессор склонился над нами, его длинная борода из листьев едва не касалась лысой головки существа. Зеленоватые лозы колыхались, создавая вокруг нас подобие живого кокона.

– Смотри... – профессор указал узловатым пальцем-веткой на место, где Гераська присосался к моему пальцу.

Я пригляделась и ахнула. Там, где его губы касались моей кожи, образовалось едва заметное свечение – тончайшая нить серебристого света, пульсирующая в такт биению моего сердца.

– Итак, – заключил профессор, и в его голосе звучало то благоговение, с которым истинные учёные встречают подтверждение своих самых смелых теорий, – он питается твоей энергией. А значит, это твой фамильяр. И когда он окрепнет, то начнёт подпитывать и тебя! Я был прав! Это твой фамилярный...

– Ясно, у всех шары, а у меня... – я запнулась, вовремя прикусив язык.

Надо для начала узнать, есть ли в этом мире вообще коты.

Но все мысли отступили на задний план, когда я увидела, что происходит с Гераськой. Прямо на глазах, крошечное существо начало меняться. Бледно-синюшная кожица порозовела. Вены, просвечивающие сквозь неё, постепенно скрывались. Существо словно оживало с каждым мгновением.

– Ну-ка, давай омоем его, – пробормотал профессор, доставая из-под стола таз с чистой водой, пахнущей травами.

Мы осторожно отделили Гераську от моего пальца – он недовольно пискнул, но не сопротивлялся – и опустили в тёплую воду. Профессор тщательно, с неожиданной ловкостью, смыл остатки крови и слизи с крошечного тельца. А затем обтёр зверёныша чистой тряпицей.

И случилось чудо.

На крохотном тельце запушился тончайший белый пухо-мех, похожий на первый снежок. Он покрывал существо, словно шёлковое одеяло, делая его всё менее похожим на лысую тварь из ночных кошмаров и всё больше – на...

– Кисунька, – прошептала я.

Но не обычный это был кот. Миниатюрные зачатки крыльев на его спине теперь были покрыты белым пухом, делая его похожим на крошечного грифона. Хвост с кисточкой едва подрагивал. Он мяукнул – тонко, пронзительно, но так узнаваемо, что моё сердце сжалось.

Гераська.

– В классических трактатах о фамильярах нет ни слова о таких трансформациях... – пробормотал профессор, бережно укутывая существо в мягкую ткань.

Но мне было всё равно, о чём там говорят их классические трактаты!

Я протянула руки и приняла завернутого Гераську. Он уже не казался уродцем – теперь это был просто необыкновенный, особенный котёнок. Мой. Моё маленькое чудо.

И затем он прижался к моей груди, мурлыча так тихо, что звук был скорее ощущением, чем звуком. Это крошечное создание нуждалось во мне так же сильно, как и я в нём.

Я прикрыла глаза и задремала под его нежное урчание.

***

Тонкая нить сна разорвалась от настойчивого стука в дверь. Я вздрогнула, а Гераська мгновенно проснулся, его ушки встали торчком, а зрачки расширились, заполняя почти всю радужку. Его маленькие крылышки слегка развернулись в защитной позе.

Стук повторился, теперь более требовательно.

– Профессор Стебль! – донёсся из-за двери взволнованный голос Дариана. – Тайра у вас? Откройте немедленно!

На пороге стоял бледный, как полотно, Дариан. Его обычно аккуратная одежда была помята, а в глазах читался неподдельный страх. За его спиной маячило напряженное лицо ректора Равенкрафта и еще нескольких преподавателей, которые с неприкрытым интересом рассматривали меня и Гераську.

– Слава Великому Оракулу, мы нашли её! – выдохнул Дариан, облегченно привалившись к дверному косяку.

Равенкрафт сделал шаг вперед.

– Профессор Стебль, – начал он официальным тоном, – я понимаю вашу преданность науке, но забирать раненую студентку из лазарета, тем самым подвергнув её смертельной опасности… Кхм, мягко говоря, неуместно, – продолжал ректор. – Практикант Дариан сообщил мне о тревожном визите мисс Фаэрис и о её столь же тревожном исчезновении. На полу лазарета мы нашли капли крови, ведущие в коридор.

Равенкрафт сделал шаг вперед. Его глаза сузились, пронзая меня холодным взглядом:

– И теперь я нахожу её здесь. Знаете, совет попечителей уже не единожды выражал обеспокоенность вашими... нетрадиционными методами лечения. Вы понимаете, что это инцидент может стать последней каплей?

ГЛАВА 29. Ночные тени медицинского корпуса

Белые стены медицинского корпуса казались холодными и безжизненными. Я оказалась в общем блоке на восемь коек, окруженная запахом трав и алхимических составов.

Воздух здесь был густым от целебных испарений – ментоловая свежесть переплеталась с горьковатыми нотами аконита и сладостью цветков адониса. Высокие потолки терялись в сумраке, слабо рассеиваемом тусклыми светящимися сферами, парящими под каменными сводами.

Помимо меня в палате находились ещё двое. Но я их ещё не видела – нас разделяли непроницаемые ширмы из зачарованной ткани цвета слоновой кости.

Такая же ширма окружала и мою койку, создавая иллюзию уединения в этом холодном, чужом месте. Ткань слабо мерцала по краям, выдавая магические руны защиты и конфиденциальности, вплетенные в её волокна.

Молодая целительница в бледно-голубой робе с тугим пучком пепельных волос почти сразу материализовалась у моей постели, держа в руках глиняную чашу, от которой поднимался пар, окрашенный в неестественный лиловый цвет.

– Выпей-ка это, – произнесла она тоном, не предполагающим возражений. Её глаза, усталые и равнодушные, скользнули по Гераське.

Я заглянула в чашу – тёмная жидкость с маслянистыми разводами источала запах, от которого сжимался желудок. Что-то в глубине меня сопротивлялось, шептало, что не стоит принимать это зелье. Но настойчивый взгляд целительницы и её слегка подрагивающие пальцы с неестественно бледными ногтями говорили, что выбора мне не оставят.

– Это успокоительный настой с экстрактом корня валерианы и сонной пыльцы, – пояснила она, видя моё замешательство. – Поможет восстановиться после... травмы.

Я сделала первый глоток и едва не поперхнулась – жидкость была невыносимо горькой, с металлическим привкусом, который, казалось, прожигал язык. Гераська зашипел из своего укрытия в складках моего одеяла, его крылышки нервно затрепетали.

– До дна, – настаивала целительница.

Зажмурившись, я заставила себя выпить мерзкий настой до последней капли. Эффект не заставил себя ждать – по венам разлилась тяжесть, глаза начали закрываться сами собой, а звуки вокруг стали глухими, как будто меня погружали под воду.

Последнее, что я запомнила перед тем, как сознание затуманилось, – как прижимаю к себе Гераську, чувствуя его тёплую, вибрирующую от тихого мурлыканья тушку под ладонями. Его присутствие было единственным якорем в реальности, которая расплывалась вокруг меня.

В полутёмной палате было тихо, лишь изредка слышались приглушённые шаги дежурного целителя в дальнем конце коридора да тихое дыхание других пациентов за ширмами.

Я балансировала на зыбкой грани между сном и явью. Моё тело казалось тяжёлым, словно налитым свинцом, а плечо пульсировало глухой болью, напоминая о встрече со Стеблем.

Лечебные заклинания немного притупили жгучую боль, но место, где меня коснулись древние лозы, всё ещё горело, будто внутри кожи тлели крошечные угольки.

Сквозь дрёму я чувствовала, как котёныш щекотал моё лицо своим шершавым язычком. Его мордочка прижималась к моей щеке, а маленькие усики подрагивали, когда он старательно вылизывал мою кожу, словно это я была его драгоценным котёнком.

Я попыталась отвернуться, но Гераська был настойчив. Он обошёл мою голову по подушке и продолжил своё занятие с другой стороны, его язычок – маленькая шершавая щёточка – методично двигался от виска к подбородку.

– Прекрати, – пробормотала я, не открывая глаз. – Дай поспать...

В ответ Гераська издал тихий, но решительный звук – нечто среднее между мяуканьем и трелью, словно объяснял мне что-то важное на своём языке.

А когда я уже не смогла этого вытерпеть, перевернулась на спину. Думала, что смогу ускользнуть от его настойчивых "лечебных процедур", но не тут-то было.

Этот маленький упрямец вовсе не собирался отступать!

Гераська осторожно переступил своими мягкими лапками по одеялу и, словно разбираясь в целебных практиках лучше магистров-целителей, уверенно направился к источнику моей боли. Я почувствовала лёгкое движение ткани —этот червяк забрался под больничную распашонку и принялся нализывать мой свежий шрам на плече.

Сначала я вздрогнула от неожиданного прикосновения к воспалённой коже. Странное ощущение – его шершавый язычок на раненом плече – вызвало волну мурашек по всему телу.

С каждым прикосновением его язычка пульсирующая боль отступала, сменяясь покалыванием, а затем – блаженным онемением.

И я сдалась. Сил сопротивляться не было. Да и боль в плече начала угасать…

Гераська работал сосредоточенно, его тельце под тонкой тканью больничной распашонки чуть подрагивало от усердия.

Постепенно мои напряжённые мышцы расслабились, дыхание стало глубже и ровнее.

Когда я проснулась, была глубокая ночь.

Медицинский корпус преобразился – вместо безжизненного стерильного пространства я оказалась в мире теней и приглушенных звуков. Лунный свет проникал сквозь высокие витражные окна, рисуя на полу бледные многоцветные узоры.

Магические сферы света почти погасли, оставив лишь слабое голубоватое свечение по периметру палаты. Зачарованная ширма вокруг моей койки мерцала теперь сильнее, переливаясь серебристыми нитями, словно живое существо.

В тишине ночи обострились другие чувства. Я слышала тихое дыхание других пациентов за непроницаемыми ширмами – размеренное и глубокое с левой стороны, прерывистое и беспокойное справа.

Где-то вдалеке капала вода – медленно, гипнотически, отмеряя секунды в этом застывшем пространстве.

Моё тело казалось тяжелым и чужим. Голова была заполнена ватой, мысли двигались медленно, с трудом, как будто преодолевая вязкое сопротивление. Проклятый настой явно содержал что-то помимо валерианы и сонной пыльцы.

Я начинаю шарить рукой по одеялу в поисках Гераськи и чуть не вскрикиваю от осознания, что его нигде нет!

Паника, словно ледяная волна, резко накрывает меня с головой…

ГЛАВА 30. Жидкий терминатор

В отчаянии я сбрасываю одеяло, заглядываю под подушку, под кровать, готова перевернуть всё вверх дном, лишь бы найти его. Сердце гулко стучит в груди, руки начинают дрожать.

Тревога острыми когтями вцепилась в сердце. После всего пережитого потерять Гераську казалось невыносимым.

Я заглянула под койку – нет его! Нет! Мой взгляд лихорадочно обшаривал каждый сантиметр, ища хоть малейший признак присутствия Гераськи.

Я вскочила с кровати, не обращая внимания на холод каменного пола под босыми ногами. Тонкая больничная сорочка едва защищала от ночной прохлады.

Я прыжком оказалась у занавески, разделяющей койку от общей палаты. Тяжелая ткань колыхнулась от моего резкого движения. Но к своему великому удивлению и возмущению обнаружила, что не могу пройти.

Мои руки уперлись в невидимую преграду – воздух перед занавеской уплотнился, став похожим на упругий стеклянный барьер. Я почувствовала лёгкое покалывание в кончиках пальцев – явный признак магической защиты.

Да это ж тюрьма! Самая настоящая!

Осознание ударило меня, как волна ледяной воды. Я не пациент – я заключённый.

Горечь и возмущение поднялись в груди, смешиваясь с нарастающим страхом за Гераську. Я лихорадочно начала ощупывать невидимый барьер, ища слабое место, брешь, что угодно, что позволило бы мне выбраться.

Сквозь шторы проглядывала лишь небольшая щель, через которую сочился тусклый свет из коридора. Щель была едва заметна – тоненькая линия, где ткань не совсем плотно прилегала к стене. Через неё едва мог бы протиснуться мой кулак, не то что человек.

Я прислонилась к ней и попыталась углядеть там своего питомца. Прижавшись щекой к холодной стене, я вглядывалась в эту крошечную брешь в моей тюрьме, отчаянно ища хоть малейший признак белой шкурки в полумраке коридора.

– Гераська! Ты там? Эй, выпустите меня! Ау! Есть кто? – мой голос, хоть и приглушённый, казался неуместно громким в ночной тишине лазарета. Я слышала, как где-то вдалеке капала вода, словно отмеряя секунды моего заточения равномерными "кап-кап".

И тут я увидела, как за занавеской что-то забелело во тьме. Сначала это был лишь намёк на движение, едва различимое изменение в плотности теней.

Затем проявился силуэт – маленький, грациозный, до боли знакомый. Через мгновение послышалось извиняющееся мяуканье.

Облегчение затопило меня с такой силой, что колени едва не подогнулись. Гераська цел! Его мяуканье звучало словно он пытался что-то объяснить или извиниться за своё исчезновение.

– Гераська, зараза, как ты прошёл через эту щель? – прошептала я, прижимаясь лицом к прохладной стене рядом с тонкой линией света.

Хотя, если вышел, значит, и обратно должен пролезть, мелькнула мысль.

И тут словно в подтверждение моим словам Гераська прошёл сквозь щель, сделавшись пластичным и узким, как будто его тело превратилось в жидкое серебро.

Зрелище было одновременно завораживающим и немного жутким – его лапки, хвост, голова словно растянулись, просачиваясь через невозможно тонкую щель. А потом принял нормальную форму, встряхнувшись, как обычный кот после купания.

Лунный свет играл на его белой шерсти, придавая ей серебристое сияние. Его крылышки, полупрозрачные и изящные, слегка подрагивали, словно от волнения и напряжения.

Котёныш прыгнул на кровать и что-то бросил мне. Ясно, охотник! Поймал мне мышь.

В тусклом свете я не сразу разглядела его добычу, но затем увидела крошечное трепещущее существо.

Его маленькая жертва пискнула тонким, почти человеческим голоском. И тут меня словно ударило током:

– Семушка… Ты как тут оказалась?

Я взяла её маленькое тельце в ладонь и принялась рассматривать. Существо дрожало, но не пыталось убежать.

– Ты как, малая? – прошептала я, осторожно поглаживая пальцем её спинку.

Послышалось шарканье тапок – размеренный звук, эхом отражающийся от каменных стен коридора. Кто-то приближался к палате, вероятно, привлечённый моими криками.

Я сунула мышь в карман сорочки, чувствуя, как крошечное создание устраивается там, свернувшись клубочком.

Гераська, казалось, понял опасность без слов – он скользнул под одеяло, превратившись в едва заметную выпуклость у моих ног.

– Ты чего блажишь? – за занавеской замаячила заспанная медсестра. В тусклом свете её лицо казалось размытым, черты нечёткими, словно она была не совсем реальной.

Женщина держала в руке небольшой светящийся кристалл, кидающий на стены причудливые тени. Её глаза, покрасневшие от недосыпа, смотрели с раздражением.

– Я? В туалет хочу… Сильно! – выпалила я первое, что пришло в голову, стараясь выглядеть максимально убедительно.

Медсестра недоверчиво прищурилась, свет кристалла в её руке колебался, отбрасывая на стены покачивающиеся тени.

– Я... я проснулась от срочной необходимости, – настаивала я, скрещивая ноги для большей убедительности.

Медсестра вздохнула с тем особым раздражением, которое бывает только у людей, вынужденных работать по ночам.

– Ладно, – буркнула она, доставая из кармана своей мантии небольшой кристалл другого цвета. – Только быстро. И не вздумай заходить в другие помещения. Барьер снимается только на пять минут, потом автоматически восстанавливается.

Она коснулась кристаллом невидимой преграды перед занавеской. Воздух задрожал, словно поверхность воды, в которую бросили камень, а затем стал прозрачным и проницаемым.

– Уборная там, – медсестра махнула рукой влево по коридору. – Вторая дверь. И помни – пять минут. Приду – проверю.

Я кивнула. Гераська мгновенно понял, что происходит – он выскользнул из-под одеяла и, почти невидимый в полумраке, прошмыгнул мимо ног медсестры, устремляясь в коридор.

Коридор был слабо освещён – лишь несколько кристаллов в нишах стен давали холодный голубоватый свет. Их тусклое сияние едва проникало в окружающий мрак, создавая призрачные островки серебристого свечения среди густых теней.

Впереди виднелась дверь уборной – простая деревянная конструкция с потемневшими от времени досками и массивной металлической ручкой, тускло поблескивающей в полумраке. За эту дверь мне следовало бы пойти, но…

Семушка в моём кармане пискнула. Звук был тонким, но в мёртвой тишине коридора прозвучал как сигнал тревоги. Я почувствовала, как маленькое существо карабкается вверх, цепляясь крошечными коготками за ткань сорочки.

Её движения были удивительно целеустремлённы. Пока она не оказалось у края кармана, выглядывая наружу. Её глаза ярко блеснули в полумраке.

Семушка замерла на мгновение, её крошечные усики подрагивали, словно она принюхивалась к чему-то, что только она могла ощутить. А затем она прыгнула и побежала – стремительный синеватый росчерк на сером камне пола. Её лапки двигались с невероятной скоростью.

Она двигалась не как испуганное существо, спасающееся бегством, а как кто-то, кто точно знает, куда и зачем направляется!

В след за ней промелькнула белая тень, едва заметный силуэт Гераськи, проскользнувшего за угол коридора, где царила абсолютная темнота.

Его движения были плавными и бесшумными. Белая шерсть казалась светящейся в темноте, а крылья оставляли за собой едва заметный серебристый след, словно рассыпанные в воздухе пылинки звёздного света.

– Вот, дурёха, он же тебя сожрёт!

Я знала, что у меня есть всего пять минут.

Или того меньше...

Я сделала несколько шагов к тёмному углу, за которым скрылись эти двое. Как только я приблизилась к месту, где свет кристаллов уже не достигал стен, произошло что-то странное.

Не смотря на темень, я понимаю, что мои глаза неплохо приспособились в темноте. Темнота отступала перед моим взором, превращаясь в сложный узор из теней разной плотности и температуры.

Я могла различить контуры стен, видеть выступы камней в кладке, даже заметить крошечные трещины в растворе между блоками.

Это не похоже на то, когда глаза приспосабливаются. Это было нечто иное. Как тепловизор. Может быть, это дар от Гераськи предаётся мне? Профессор Стебль говорил что-то про такое….

Наверное, его исцеляющий язычок оставил на мне не только заживлённый шрам, но и частицу его собственных способностей.

Мир вокруг меня преобразился.

Теперь я видела скрытые потоки энергии, пронизывающие стены, пол, потолок – всё пространство вокруг было наполнено сетью светящихся линий, переплетающихся в сложные узоры. Некоторые пульсировали ярче, словно по ним текли реки силы. Я следовала взглядом за одной из таких линий, и она привела меня к другой палате.

Я вижу в другой палате зашторенную койку. Длинные портьеры из плотной ткани цвета индиго отгораживали её от остального пространства, создавая своеобразный кокон. В моём новом зрении они казались полупрозрачными, излучая слабое фиолетовое свечение.

Семушка исчезла под шториной – я видела её тепловой след, крошечную дорожку синеватого света, ведущую под тяжёлую ткань. И Гераська, снова воспользовавшись своей суперспособностью жидкого терминатора, последовал за ней – его силуэт на мгновение вытянулся, став тонким как нить, а затем просочился следом.

Меня охватило волнение. Что там?

Кто там, за этими шторами? Почему Семушка привела нас сюда?

Так, времени спасти мышь и вернуться обратно – на исходе. Мой внутренний хронометр отсчитывал последние драгоценные секунды.

Каждый удар сердца напоминал о барьере, который вот-вот восстановится…

Я осторожно подошла к шторам, сдерживая дыхание. Моё новое зрение показывало слабое мерцание вокруг ткани – ещё один магический барьер, похожий на тот, что сдерживал меня в моей палате.

Я провожу рукой вдоль ткани. Она тоже запечатана. Я почувствовала знакомое покалывание в кончиках пальцев.

Что же там, за шторами? Ещё один пленник-больной? Может быть, кто-то, кто, как и я, обладает необычными способностями? Или... какое-то существо, которое Академия считает необходимым держать в изоляции?

Я опускаюсь на колени к щели между шторой и полом.

И тут мне в голову приходит абсолютно шальная мысль. Идея настолько безумная, что она могла сработать только в мире, где котята имеют крылья, а мыши обладают интеллектом…