Текст книги "Всё закончится на берегу Эльбы(СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Неужели уже ничего нельзя изменить? – с надеждой в голосе спросил он.

– Ничего, – отрезала она. – Рядом друг с другом мы потратили свои жизни впустую.

Тоска не отпускала ещё долгое время. Бремер забрал у Сандры сестру, дав Лили новое имя и других предков. Видимо, такова судьба – гессенские сёстры, в честь которых Александре и Елисавете дали имена, под конец своих дней тоже повздорили и больше не помирились. А может, во всем виноваты нацистские власти со своим дурным законом, кто теперь разберёт.

По радио передавали излияния новых идеологов о чистоте крови и кровообращении народа, а в голове Сандры стало закрадываться опасение, что во власть прорвались самые настоящие кровопийцы вроде неё самой, и теперь они меняют идеологию и порядки под себя. Вот только ей самой было абсолютно всё равно, чью кровь переливать – немца или поляка, еврея или француза. Кровь у всех красная. Даже у Бремера.

27

Жизнь шла своим неспешным чередом, но порой излишне замедлялась. Битый час Сандра простояла в очереди к мяснику, но вместо вожделенной говядины ей досталась только свинина – всему виною был дефицит продовольствия. В следующий поход в мясную лавку всё получилось ровным счётом наоборот – вместо свинины ей выдали говядину. В другой раз Сандра простояла в длинной очереди на улице в промозглую погоду два часа. Когда она дошла до прилавка, выяснилось, что последний кусок мяса уже продан. С трудом подавляя раздражение, Сандра добралась до дома. Даниэль уже успел вернуться с работы, и у порога спросил её:

– Что сегодня будет на ужин?

– Ничего, – раздраженно рявкнула Сандра, отшвырнув снятую обувь в угол.

– Да что я такого сказал? – недоумевал Гольдхаген.

– Ты ешь мясо, а не я. Вот сам и стой во всех этих очередях!

Когда по радио прозвучала речь Хесса, Сандра вновь не сдержала эмоций.

"Мы готовы, и в будущем, – вещал заместитель Хитлера по партии, – если понадобится, есть поменьше жиров, очень мало свинины, по несколько яиц, потому что знаем, что эта маленькая жертва будет жертвой на алтарь свободы нашего народа. Мы знаем, что валюта, которую мы таким образом сэкономим, пойдет на вооружение".

– Ублюдок, – выплюнула Сандра. – Вот и жри своё вооружение.

– Не надо так нервничать, – заметил Даниэль. – Оно того не стоит.

– Почему? Может, по твоей воле еда мне уже лет тринадцать как не нужна. Но почему я должна терпеть эти издевательства с карточками и очередями? У нас что сейчас, война или марка теряет цену? Зачем вооружение? Лично я ни с кем воевать не собираюсь. Я лишь хочу прийти в магазин, сразу зайти внутрь и быстро купить за собственные деньги всё, что мне нужно и скорее уйти домой. Я, что, так многого хочу от этой жизни?

Через несколько месяцев карточки ввели на масло, маргарин и сало.

Тревожные мысли закрались в душу, когда Сандра увидела, как с окраины города на восток движутся танки. Ей вспомнились слова Отто Верта о неминуемой проплаченной войне, что нацисты получили власть только для того, чтобы воевать. И самое скверное, что некоторые вещи, сказанные им в их последнюю встречу, уже сбылись.

Через два дня из Вены пришло объяснение происходящему: родная Хитлеру Австрия присоединилась к Третьей империи. Двадцать лет два немецких государства ждали этого момента. После Великой войны страны-победительницы взяли на себя моральное право запретить двум странам существовать в единых границах. Теперь же венские горожане радостно приветствовали германских военных с цветами, но канцлер Австрии сопротивлялся до последнего, пока в Вену не въехала тяжелая техника. Ни Британия, ни Франция не вспомнили о своих международных обязательствах и отстаиваемом им ранее "суверенном праве государства на независимость". Только Италию и СССР взволновало усиление объединенного немецкого государства. Лига Наций же скромно промолчала.

На работе Сандра услышала подлинную историю танкового триумфа от посмеивающегося секретаря городского совета:

– Вся танковая колона застряла на полпути около Линца.

– Почему?

– Почти половина машин вышла из строя на ходу. Чего удивляться, столько лет в стране не было ни войск, ни техники, что все уже и забыли, как её строить и водить. Да ещё и дорогу разбили. Говорят, когда вождь проезжал мимо Линца и увидел всё это стоящее великолепие, то сильно помрачнел. Пришлось грузить бронетехнику на платформы и везти железной дорогой до Вены. Триумфальное восшествие, не правда ли?

На сердце отлегло. Всё-таки Отто ошибся на счёт предстоящей войны. Германии нечем воевать. Весь свой милитаризм главнокомандующий Хитлер мог выразить только в многочисленных речах.

А министр по делам вероисповедания гордо заявил: "Национал-социализм есть волеизъявление Господа Бога", а "вождь – выразитель новой божественной воли", на что епископ Мюнстера возразил прямо и откровенно: "Дело Хитлера есть дело дьявола, а сам он слуга его и его орудие. У нацистов Бог лишь на устах, но в сердцах – бес". Было в этих словах что-то близкое к правде, ведь в одной из вестфальских деревушек все её жители по наущению уполномоченного по вопросам воспитания Альфреда Розенберга отреклись от Христа и обратились в язычество. Теперь они дружно поклонялись Одину, Тору и Фрейе на вновь заложенном языческом капище.

Новые власти забыли о предвыборных обещаниях следовать христианской морали. Это оскорбляло католиков, но не протестантов, и власть им благоволила. Большинство протестантов не видело ничего предосудительного в расистской идеологии, вспоминая, что сам Лютер был антисемитом. Католики же говорили: "Христианство не знает примата крови... В христианстве неоспоримые позиции занимает дух, для него раса никогда не была духовным, ценностным понятием, а немецкая раса – это такое же случайное творение, как и любая другая". Тогда штурмовики стали глушить церковные песнопения выкриками партийных гимнов. В судах фабриковались дела против католических священников, обвиняя их в гомосексуализме. Отныне в газетах церковь именовали не иначе как "бандой педерастов".

Власти заставили и Сандру почувствовать себя униженной, когда ввели штрафной налог для бездетных семей. И дело было вовсе не в деньгах. Противным было само отношение к человеку, к женщине как к свиноматке, инкубатору и домработнице в одном лице.

Даниэлю же власти благоволили. Его пригласили на должность ассистента в исследовательский отдел зоогеографии и зооистории некой организации под названием "Наследие предков", после чего из дома пропали оставшиеся клетки с крысами. Больше ничего о новом месте службы мужа Сандре не было известно, Даниэль никогда не распространялся о своих исследованиях, разумно полагая, что жена вряд ли что-то в них поймёт. Сандра лишь предположила, что как большой специалист по грызунам Даниэль действительно мог внести ощутимый вклад в изучение миграции крыс по планете и истории их становления как беспощадных истребителей съестных припасов домашних хозяйств. Другой вопрос, зачем эти исследования понадобились властям, оставался без ответа.

У властей вообще было много глобальных идей, например создание "Великой Германии" из осколков немецких колоний, разбросанных по всей Европе. Вождь желал вернуть и исконно германские земли, что оторвали от тела страны победители в Великой войне. С той поры прошло двадцать лет, и некогда непримиримые победители начали охотно возвращать награбленное.

После австрийцев настала очередь судетских немцев присоединяться к Третьей империи. Все двадцать лет существования Чехословакии её дорвавшиеся до власти элиты неустанно притесняли всех, кто не являлся чехами. Как только пожелание вождя защитить судетских немцев было озвучено, так в британской палате лордов прозвучало предложение отдать Германии Судетскую область без лишних вопросов. Британия и Франция, эти гаранты независимости Чехословакии, отказались выполнять перед ней обязательства о защите и сделали всё для отчуждения части её территории. Всё кончилось тем, что поздно ночью в мюнхенской резиденции вождя он и представители Британии, Франции и Италии сговорились о передаче Судет Германии. Представителей Чехословакии на переговоры даже не пригласили, им лишь предъявили соглашение о разделе их страны как свершившийся факт. На следующий день германские войска вошли в Судеты. Третья империя расширялась на Восток, как и предсказывал Отто. Вернее, он не гадал, он знал это заранее, ещё семь лет назад.

Месяц спустя в германском посольстве в Париже был убит дипломат фон Рат. Стрелявший еврейский юноша заявил, что своим поступком мстил за то, что Польша лишила его семью гражданства, а Германия выслала их со своей территории. Раненого фон Рата увезли в больницу и перелили кровь не той группы. Через два дня он скончался.

В то самый день в Мюнхен приехал Хитлер и гауляйтеры со всей страны, чтобы посетить вечер поминовения проваленного путча, что был подавлен в 1923 году. Пока руководство страны произносило речи в той самой пивной, где ровно пятнадцать лет назад под угрозой пулеметного огня было арестовано законное баварское правительство, на вечерних улицах Мюнхена стали появляться странные личности. Вооруженные кувалдами и прутьями они говорили о мести за покойного фон Рата и громили витрины магазинов и домов, принадлежащие евреям. Горела синагога.

В этот вечер Даниэль вернулся домой позже обычного и с разбитым в кровь лбом. Несмотря на все попытки Сандры осмотреть рану, он упорно изворачивался от жены.

– Ты что сдурел? – прикрикнула она, после чего Даниэль потерял всякое желание сопротивляться. – Не буду я пить твою кровь. Я ещё в своём уме.

Пока Сандра промывала явный порез и обрабатывала его антисептиком, по слову она вытянула из Даниэля историю, с ним произошедшую. Она оказалась до банальности проста и повторяла происшествие девятнадцатилетней давности. Только на сей раз нападавшими были не рабочие с окраин, а пьяные штурмовики с пустой бутылкой.

Сандра настаивала, что нужно заявить в полицию и наказать распустившихся дебоширов, но Даниэль наотрез отказался идти в управление, чтобы указать на провинившихся партийных функционеров.

– Какой же ты трус, – заключила Сандра. – Или ты думаешь, что получил по заслугам?

– О чём ты говоришь? Они были просто пьяны. Какой смысл что-то доказывать полиции? Все они состоят в одной партии.

– И лицо у тебя еврейское, – решила поддеть его Сандра.

Но Даниэль и не собирался возражать на правду и Сандру это только возмутило:

– Не надо строить из себя жертву на заклании. Ты полноправный гражданин Третьей империи и этим нужно пользоваться.

На следующий день буквально через силу Сандра всё же затащила мужа в полицейское управление, где ему показали фотографии неблагонадежных членов штурмовых отрядов, отличившихся за предыдущую ночь. Двоих он с уверенностью опознал. Виновных действительно нашли и исключили из партии за хулиганскую выходку в отношении гражданина и признанного "носителя немецкой крови".

28

В один из мартовских дней 1939 года Даниель Гольдхаген вернулся из университета сам не свой. Сандре еле удалось разговорить обеспокоенного мужа.

– Сегодня на занятия не пришёл ни один польский студент, – глухим голосом произнёс он.

– Почему?

– Они все уехали домой. В Польшу.

– В разгар учебного года?

– Говорят, в их стране началась мобилизация.

– Мобилизация? – удивилась Сандра. – А Польша собралась с кем-то воевать?

– Да, – обреченно изрёк Даниэль, – с Германией. Они хотят отобрать Восточную Пруссию.

Сандра непонимающе захлопала глазами:

– Что за глупость, Данни? Какая война, что ты несёшь?

– Все будет как в Великую войну, – продолжал заунывным голосом вещать Гольдхаген. – Англия и Франция вступятся за Польшу и опять будут воевать с нами. Опять война на два фронта. Польша захватит Данциг и Восточную Пруссию, Франция – Рур, и тогда войне настанет конец. И Германии тоже. Нас захватят и вновь поработят.

Гольдхаген опустился в кресло и бессильно обхватил голову руками.

– Данни, – осторожно обратилась к нему Сандра, – ты говоришь так только потому, что несколько студентов не пришли сегодня на занятия?

– Ты не понимаешь, будет война.

– Ну, хорошо, – согласилась Сандра, поняв, что спорить с маниями Даниэля бессмысленно. – А Бавария станет польским воеводством или французским департаментом?

Но Даниэль не ответил и замкнулся в себе.

Шли дни и недели, а польские солдаты не спешили топтать землю Тысячелетней империи. Через месяц Даниэль и вовсе успокоился и перестал ждать коварного вторжения. За это время Словакия поспешила отделиться от Чехии и попроситься под крылышко Германии. Вскоре и правительство Чехии изъявила сходное желание. Так мирным путем империя приросла ещё несколькими восточными землями – Богемией и Моравией. Год за годом, месяц за месяцем Третья империя возвращала земли, что после Великой войны утратила Вторая. Великая Германия вновь возродилась на просторах европейского континента.

Но Даниэль Гольдхаген продолжал ждать войны и дождался её. Она оказалась несколько иной, чем он представлял. Когда поляки перешли границу и напали на радиостанцию в Гляйвице, на следующее утро Хитлер заявил, что "вермахт вынужден ответить выстрелами на выстрелы и бомбами на бомбы".

Но на улицах не было ликования, как двадцать пять лет назад, когда германскому императору пришлось воевать с Россией. Сомнения и опасения читались в глазах людей ещё помнящих Великую войну и её последствия. Кто-то надеялся, что всё быстро закончится, кто-то уповал на то, что Запад не вмешается, а кто-то верил в дипломатический талант вождя и бескровное присоединение очередной отнятой у Второй империи земли. Никто не думал о войне всерьёз.

Но Англия и Франция объявили Германии войну. Даже сионисты из Лондона пригрозили Третьей империи войной, и как всегда, от имени евреев всего мира, не особо-то интересуясь мнением хотя бы евреев Германии.

Колоны немецких танков шли на Варшаву, а французская армия всё не вторгалась в Рур. Авиация бомбила польскую столицу, а британские истребители так и не появились над германским небом. Сионистские лидеры продолжали отсиживаться в Британии, а польских евреев начали депортировать в гетто, чтобы после словоизлияний лондонских сионистов у них не возникло желания стать партизанами.

Это война была молниеносной. Никто не сопротивлялся и не возражал. На этот раз Третья империя обогатилась землями Силезии, той самой, где некогда жил и умер Иоганн Метц. Хитлер вернул то, что растеряли так ненавистные многим социалисты. Только почему-то СССР вторгся в восточные земли Польши и присоединил их к себе. И опять же, никто не был против. Польша как государство прекратила своё существование, а у Германии и России теперь появилась общая граница. Те поляки и евреи, кто мог и хотел, сбежали из-под немецкой оккупации на восток, в самое логово кровожадных иудо-большевиков. И никого из беженцев Советы не депортировали обратно, а напротив, заявили, что "Красная Армия берёт под защиту братские народы".

Прочитав о разделе Польши в утренней газете, Сандра невольно вспомнила Отто Верта. Что он говорил? Хитлер должен напасть на Сталина за то, что когда-то Ратенау и Чичерин подписали договор о сотрудничестве? Но разве сейчас чёрная свастика и красная пентаграмма смертельные враги? Кажется, нет. Это Англия и Франция категорически отвергли предложенный Хитлером мир.

Впервые за долгое время Лили дала о себе знать. Она прислала письмо из Берлина, где скупо извещала Сандру, что переехала с мужем в столицу. Сам Райнхард Хайдрих отметил служебную доблесть Гвидо Бремера и перевел его в главное управление имперской безопасности.

По прошествии нескольких лет Сандру больше не ослепляли былые эмоции, и она к превеликому удивлению для самой себя поняла, что Бремера есть за что уважать. Ведь этот верный служака не побрезговал подлогом родословной ради любимой женщины, зная, что такие фокусы могут стоить ему карьеры. Стало быть, Лили действительно ему дороже службы. Сама Сандра не могла сказать подобного о Даниэле. Крысы для него всегда были важнее всего на свете.

Все чаще по вечерам Сандра рассматривала перед зеркалом старую фотографию, где она и Даниэль позируют рядом, но уже живут врозь. Тогда он был ещё молод и красив. Помнится, в первые годы их брака другие женщины завидовали ей и строили ему глазки. Впрочем, и сейчас он выглядел довольно моложаво, и посторонние дамы продолжали оказывать ему знаки внимания. Вот только Сандру это уже давно не волновало. Волновало её другое.

– Данни, скажи мне только честно, почему я так выгляжу?

Даниэль вопросительно посмотрел на жену, потом на фотографию в её руке и честно признался:

– Я бы и сам хотел это знать. Мы с профессором были уверены, что вы с Лили будете похожи.

– Я не об этом. Почему я выгляжу моложе сорока лет?

– В каком смысле?

– В прямом. Четыре месяца назад мне исполнилось сорок.

Её лицо действительно осталось прежним, фотография это бесстрастно подтверждала. Ни одного намека на морщинки или обвисшую кожу. А вот Даниэль уже не тот молодой человек, каким был пятнадцать лет назад.

– Не знаю, – отмахнулся он. – Наверное, это какой-то побочный эффект.

Но такой ответ Сандру не устроил:

– Эффект чего? Что вы сделали с отцом? Что это была за операция?

– Зачем тебе это знать? – холодно вопросил он. – Ты ведь не медик и ничего не поймешь.

– А ты постарайся объяснить доходчиво. Что вы сделали с Лили такого, чего не получилось сделать со мной?

– Тебе не нужно этого знать, – непривычно твёрдо заявил Даниэль, отчего Сандре стало не по себе. – И я не буду тебе ничего объяснять. Это была экспериментальная операция. Ни профессор, ни я не могли знать о последствиях. Зачем ты вообще подняла эту тему после стольких лет?

– Я просто хочу знать, каких ещё побочных эффектов мне ждать.

– На этот вопрос у меня нет ответа.

– И я нисколько не удивлена, – язвительно заметила Сандра.

Она стала циничнее и старше, хотя её и лицо осталось прежним. Новые сотрудники городского совета считали Сандру молодой машинисткой, ещё толком не разбирающейся в вверенной ей работе. Когда её видели рядом с Даниэлем, то говорили за спиной, что эта молоденькая вертихвостка захомутала наверняка обеспеченного и стареющего холостяка. Те же сослуживцы, кто знал её уже четырнадцать лет, с удивлением или завистью замечали, как свежо она выглядит в свои годы и как повезло господину Гольдхагену жить с такой милейшей особой.

Самому Даниэлю было всё равно, что говорят люди. Больше его заботил холод в квартире. Угля в городе не хватало, его просто не смогли завезти в нужном объеме. Топлива выдавали строго ограниченное количество из расчёта на семью, а не на площадь жилья. Стоило лишь обогреть вечером гостиную, как к ночи тепло растекалась по огромной полупустой квартире Гольдхагенов, и смешивалось с холодным воздухом. Наутро всё обстояло так, словно вечером и не было никакого угля в камине.

Все в стране ждали перемирия, но Тысячелетняя империя продолжала победоносное шествие по Европе, не встречая ни малейшего сопротивления. Капитулировала Дания. Британия оккупировала далекую и холодную Исландию и наметила себе в добычу нейтральную Норвегию. После двух месяцев боёв с англичанами, эта северная страна досталась Третьей империи.

А в самой Германии помимо продуктовых ввели карточки и на одежду. Сандра горестно склонилась над выданными ей купонами. В год на них можно было получить только пять пар чулок. Выходило, что одну пару придётся носить два с половиной месяца. А если она порвется через две недели? Пальто стоило 60 купонов из ста выданных. А обувь и вовсе не продавали.

– Я слышал, – как бы невзначай произнёс Даниэль, – открылись курсы для женщин. Там учат ремонтировать одежду и делать из нескольких старых вещей одну новую.

– Хочешь, чтобы я пошла туда? – скептически уточнила Сандра. – Чтобы меня поучили штопать носки?

– Я просто так говорю.

Но Сандра всё же прошла эти курсы, и даже ухитрилась сшить себе юбку из старой скатерти и связать Даниэлю свитер, чтобы по вечерам ему не было так зябко.

А потом в Тысячелетней империи кончилось мыло. Его выдавали по 125 грамм на четыре недели. Даниэль перестал бриться и начал отращивать бороду исключительно в целях экономии мыла, которое он отдавал Сандре для стирки. Теперь черты его лица приобрели ещё более отчетливый не нордический вид.

Тем временем под грохот немецких танков сдались Бельгия, Голландия и Люксембург. Английские войска неспешно эвакуировались из Дюнкерка. Через сорок четыре дня сражений капитулировала Франция. Перемирие, как и в 1918 году, подписали в Компьене, в том же самом железнодорожном вагоне, который тут же торжественно и сожгли. Но на сей раз, Третья империя радовалась своей победе. Это был реванш за проигранную Великую войну, за версальский грабёж, за годы лишений в голодные двадцатые, за все безобразия социалистов во времена веймарской системы. Это была великая радость, справедливость, восторжествовавшая через двадцать два года ожидания. Теперь война закончилась и все в Германии ждали, когда, наконец, отменят карточки, вернут мыло, и страна возвратится к спокойной мирной жизни. Но налоги только росли, а зарплаты снижались.

Военное рождество, именуемое в некоторых кругах "днем зимнего солнцестояния", семье Гольдхагенов пришлось отметить без праздничного гуся на столе. Цены на птицу подскочили так, что Сандра пожалела отдавать за неё половину зарплаты. Яиц не получилось достать вовсе. Даниэль заметил, что хлеб стал по вкусу не таким как раньше, будто в муку подмешивали кукурузу. Молоко и вовсе продавалось разбавленное водой. Овощи и фрукты отныне можно было найти только у фермеров и по баснословным расценкам. Спекуляции на продовольствии, как это было в двадцатые годы, вернулись вновь.

Кровь для Сандры Даниэль выменивал у доноров на её продовольственные карточки, ведь донор должен всегда хорошо питаться. В основном на сдачу крови приходили многодетные матери. С карточной системой их семьям действительно не хватало продовольствия.

К концу недели от набора карточек Сандры для Даниэля оставались только обрезки на сорок грамм заменителя кофе, пятьдесят грамм маргарина и тридцать грамм мармелада, вернее его суррогата.

Все в империи ждали сытой жизни, но она всё не возвращалась. С трибуны парламента Хитлер призывал Англию к примирению, но гордая "владычица морей" не хотела мира и потопила союзный французский флот отточенным в веках пиратским методом.

А вскоре британские самолеты стали появляться над ночным Берлином и сбрасывать бомбы на жилые кварталы. Власти говорили лишь о неопытности английских летчиков и плохом прицеле их самолетов. Но те продолжали свои террористические налеты на немецкие города, где не было никаких военных объектов. Что и говорить, вождь слишком любил англичан, чтобы их осаживать.

А в самой Англии разместилось правительство Польши в изгнании и сбежавший королевский двор Голландии. На расстоянии ведь сподручнее наблюдать, как враг топчет твою землю и управляет твоим народом, чтобы громче разоблачать агрессора.

29

Покорение Европы шло своим неспешным ходом. Хитлер распорядился захватить Югославию, после того как там свершился государственный переворот и новые власти отказались от дружбы с Германией. А потом Рудольф Хесс сошёл с ума и зачем-то улетел во вражескую Англию.

Даниэль Гольдхаген снова не находил себе места:

– Будет война с Россией, – причитал он, расхаживая по комнате. – Тогда конец. Всему конец.

– Прекрати, – устало одернула его Сандра, ибо уже не могла слышать его паникерских речей.

– Ты что, не понимаешь, чем это грозит?

– Ну чем?

– Война на два фронта, как в 1914 году. Но все будет ещё хуже, хуже, чем в 1918.

– При чем тут 1918 год? – начала было раздражаться Сандра.

Даниэль перестал метаться из одного угла комнаты в другой и внезапно опустился перед женой на колени. В его глазах читался неподдельный страх, который на миг передался и ей.

– Я был на Восточном фронте, Сандра. И я не хочу ещё раз там оказаться. Ты ведь не знаешь, что это такое. Это ад на земле...

– С чего ты взял?.. – хотела было возразить она, но тут же укоризненно добавила, – И почему ты считаешь, что видел нечто такое, чего не видела в госпитале я?

– Потому что в госпиталь привозят живых. Изуродованных, искалеченных, но живых. Ты никогда не видела мертвецов на поле боя. А я видел, и больше не хочу. Сандра, мне ведь нет ещё пятидесяти лет, со дня на день меня могут призвать во фронтовую часть. Что мне тогда делать? Если бы ты только видела, ты бы поняла... повсюду куски вырванного мяса, земля в крови, вывернутые из плоти кости. Один солдат просил меня добить его, чтобы закончились его мучения. Но ведь я не мог, осознавал, что так было бы лучше для него, но не мог. Теперь ты понимаешь, почему я отказался от карьеры врача? Я не знаю, зачем спасать жизнь, если она будет лишь бесконечным страданием.

– Данни, успокойся – призвала его жена. – Никто тебя не заберёт на фронт. Туда отправят молодых никому не нужных санитаров, а не тебя. Ты же работаешь в университете, ты зоолог, а не хирург. Кому ты нужен на фронте?

– Тем, кто дал мне работу, – произнёс Даниэль, а в его глазах читалась скорбь и отчаяние. – Они уже сказали, что война на Востоке будет не такая как на Западе. Там будет настоящая война, и они отправят меня туда.

– Но зачем? – ничего не понимая, спросила Сандра.

– Потому что там будет много мертвецов. А я знаю секрет, как вернуть им жизнь.

На миг Сандра опешила, не веря своим ушам. Придя в себя, она дрожащим голосам спросила:

– Ты выдал нашу семейную тайну? Рассказал, что ты и отец сделали с Лили и со мной?

– Нет, Сандра, – словно оправдываясь, закачал головой Даниэль. – Я ничего им не говорил. Но они не слепые. В "Наследии предков" видели ту фотографию, что ты показывала мне. Они видели и тебя и обо всём догадались. Сандра, я не хочу говорить им, но меня заставляют. Они знают, что Лили умирала, они знают, как она выглядела раньше и выглядит сейчас. Но Лили под защитой имперской канцелярии, а за нас с тобой никто не вступится.

От этих слов Сандра не на шутку испугалась:

– Ты что такое говоришь? При чём тут Лили?

– Она и не при чём. Это мы с тобой под ударом. У меня есть знания, как оживить умершего, а у тебя... – с этими словами он ткнул пальцем в лоб Сандры, от чего она невольно вздрогнула, – а у тебя есть пересадочный материал.

Теперь Сандре стало по-настоящему страшно, страшно так, как не было в миг, когда она увидела в зеркале своё новое лицо. Внутри всё похолодело, и оцепенение сковало тело. Даниель затряс жену, желая вывести её из ступора, чтобы сказать:

– Сандра, они хотят провести беспрецедентный эксперимент в невиданных масштабах, какой можно осуществить только на Восточном фронте, потому что там нет граждан империи, только народы, которые они называют неполноценными. Там будет мясорубка почище верденской, никому не будет дела, куда деваются живые и мёртвые. Там они и собираются начать эксперимент. Они считают, что человека можно оживлять столько раз, сколько раз он будет умирать. А на войне умирают многие и постоянно. Они хотят получить целую армию бессмертных нестареющих солдат. И они уверенны, что только я знаю, как это сделать. А я не хочу, Сандра, не хочу. Профессор был прав, мы совершили ошибку, когда вмешались в ход природы. Но мы хотели лишь, чтобы вы с Лили жили. А они хотят, чтобы другие умирали. Нет, Сандра, я знаю, что такое война. Знаю, что порою лучше умереть, чем жить.

– Данни, – выслушав его, прошептала Сандра. – Ты просто ничего не говори в своём "Наследии". Скажи, что они ошиблись. Скажи, что ничего не знаешь...

– Поздно, Сандра. Они видели мои результаты экспериментов на крысах, они поняли, чем я занимаюсь, и что я могу сделать больше. Но я никогда не проделывал на людях стадию умножения и проекции. Для этого нужен пересадочный материал, чтобы подобное породило подобное. А он есть только у тебя. А я не смогу тебя пытать. Я не посмею, Сандра. Профессор говорил мне, что было с той женщиной, у которой взяли частичку для тебя и Лили. Он рассказывал, как она страдала и, наверное, страдает до сих пор. Я и так виноват перед тобой, я больше не посмею тебя мучать...

После этого признания всё последующие дни были пропитаны страхом. Даниэль сам не свой слонялся по квартире, то и дело что-то писал, потом рвал бумагу, сжигал и принимался писать снова. А Сандра в напряжении ждала, когда в их дверь постучат коллеги Даниэля по "Наследию предков". Но время шло, и никто за ними не приходил. Сандра пыталась выспросить у Даниэля, что же за операцию он и её отец провели над ней и Лили, что значат стадии умножения и проекции, и кто та женщина, что пожертвовала свой биологический материал, а главное, откуда и куда его пересаживают. Но Даниэль упорно отмахивался, говоря, что и так выдал жене слишком много опасной информации. Постепенно Сандре стало казаться, что Даниэль обыкновенный паникёр и слишком мягкотел, чтобы сказать своим работодателям веское "нет".

Не прошло и недели со дня того откровенного разговора, как случилось что-то странное, настолько необъяснимое и запутанное, что не каждый чиновник в ратуше решался дать собственное авторитетное разъяснение произошедшего. Ещё вчера немецкие солдаты на берегу Ла-Манша ожидали приказа переплыть пролив, вторгнуться в Англию и молниеносно оккупировать её как годом ранее оккупировали Францию. Но неожиданно для всех германская армия пересекла границу СССР.

В коридорах ратуши царило гробовое молчание. Война на два фронта – как в Великую войну. Никто не решался вслух проводить аналогию дальше, но все прекрасно помнили, чем закончилась для Второй империи подобная война. На это раз Сандра восприняла горькую новость куда легче, чем в 1914 году. И всё равно было больно. Одна Родина снова воюет с другой. Но почему именно Россия? Ответов не было ни в прессе, ни по радио, только слова вождя: "В этот момент начинается поход, который по размаху и масштабам не знает себе равных в истории. Главной задачей является защита не отдельных европейских государств, а спасение всей Европы. Поэтому сегодня я решил отдать судьбу и будущее немецкой империи и нашего народа в руки армии".

Большевизм – проводник мирового еврейского господства? Даже смешно. Что только не выдумает доктор Гёббельс. Сталин готовился напасть первым? Может и так. Зачем гадать, как и что могла получиться, ведь факт есть факт – германская армия уже в Западной Белоруссии.

А молодой глава Российского императорского дома Владимир вторил вождю Третьей империи и поддерживал все его начинания по свержению "ига коммунизма". Чему тут удивляться, каких-то восемнадцать лет назад мать Владимира не пожалела своих драгоценностей, на благо национал-социалистической революции. Может молодой человек всерьёз считал, что Хитлер теперь свергнет Сталина, только чтобы Владимир Романов реставрировал монархию и воссел на императорский престол? А ведь о чём-то подобном давным-давно говорил Отто. И ведь теперь его слова о войне сбылись в точности.