Текст книги "Путями Сталкеров"

Автор книги: Антон Тихонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 20.

– Так сколько вас всего? – я отодвинул рукой ветку, не сломал, а просто отодвинул. Время разрушения прошло.

– Сначала нас было две тысячи сто, – улыбнулась в ответ Триста тринадцатая. О, эта улыбка! – Но когда ушли Учителя, младшие стали часто болеть, а первое поколение… Взрослые ведь все разные… Сейчас сестер меньше двух тысяч осталось.

– Two thousand Two thousand (англ.) – две тысячи… – обалдело прошептал, выхвативший из контекста разговора понятные слова Долгов. Его первые слова, с тех пор как он увидел Триста тринадцатую. А до этого Роман просто тупо молчал, не сводя глаз с девушки. Как он сразу не набросился на нее – не знаю; назло еще и девчонка попалась симпатичная. По-своему, конечно. То ли арабка, то ли мулатка, на вид – лет восемнадцать-двадцать. Смуглая кожа, прямые черные волосы, вздернутый носик, ямка на подбородке. Единственное, что портило ее лицо – небольшой рваный шрам на левой щеке. Ну а фигурка у девушки… Не знаю, может все это первое впечатление мужика, не видевшего бабу девятнадцать лет, но глаза от Триста тринадцатой невозможно было отвести. Кстати, о фигурке. Полностью рассмотреть все ее достоинства позволял обычный белый больничный халат, который и был единственным одеянием девушки. Все. Ни белья под ним, ни обуви на ногах Триста тринадцатой не было.

Я, грешным делом, когда халат увидел, подумал – вот тебя и вылечили, Андрюха. Сейчас зайдет отец-командир, пожмет руку, прольет скупую мужскую слезу, объявит размер пособия. Ан нет. Девчонка в халатике очень вежливо со мной поздоровалась, предложила спуститься. А то, что по-английски – это не беда. Языки мне всегда легко давались. Еще когда в садик ходил, с армянчиком одним дружил. Ашот его, кажется, звали. За неделю, помню, все ругательства выучил и долго умилял воспитательницу незнакомыми словами. Пока ей добрые люди глаза не раскрыли. Задница потом болела… И в школе по английскому одни "пятерки" были. Поначалу, я хотел на иностранный поступать, в институт, но быстро понял, что по деньгам учебу не потяну. Вот и пошел в военку, благо офицеры Родине всегда нужны были. Но тяга к языкам не пропала, наоборот – теперь, в добавок к английскому, я хорошо знал арабский и казахский.

А вот Долгов осилил только арабский. Английский он знал больше матерный, ну и еще необходимый минимум для торговли – счет, купить, продать. Поэтому и вышло, само собой, что разговор с девушкой вел я.

За то время, пока Роман перелазил через стену бойкая девчонка, успела представиться странным именем "Триста тринадцатая", поведать, что она из Второго поколения, и позвать за собой, в "город".

– А Учителя – это кто?

– Как кто? – искренне удивилась девушка. Ресницы широко распахнулись, унося в черные омуты глаз. – Учителя, они… они как ты, только, – Триста тринадцатая опустила взгляд, и я вдруг очень отчетливо почувствовал его ниже пояса, – только без одежды.

– То есть – мужчины? – я попытался прервать затянувшуюся паузу.

– Да, – кивнула головой, и это движение породило волну в ее густых черных волосах. – Но без волос на лице.

– Это борода называется.

Роман, услышав beard Beard (англ.) – борода, попытался изобразить дружелюбную улыбку на лице. Вышло больше похоже на похотливый оскал.

Девушка в ответ обнажила два ряда ровных ослепительно белых зубов. И вновь повернулась ко мне.

– Эндрю, а ты мне дашь имя?

– Имя…

– Конечно. Учителя говорили, что номера нам на время даны, а придут мужчины – дадут всем имена, – и Триста тринадцатая потупила глаза.

Вот еще задачка. Как же ее назвать? Только не Лизой! А чего голову ломать! Сейчас июль – значит пусть будет Юля.

– Джулия, – медленно, впитывая каждую букву, повторила свое имя Триста тринадцатая. И залилась веселым беззаботным смехом. – А мне нравится!

Девчонка, словно птичка, вспорхнула; продолжая хохотать, пробежала несколько шагов и закружилась вокруг дерева, придерживаясь рукой за ствол.

– Андрюха, а может мы ее сейчас того… – раздался над ухом плотоядный шепот Долгова.

– Ты чего, урод! – я развернулся в сторону напарника. – Только попробуй, скотина. Девчонка к нам со всей душой, а ты…

– Потише, потише, Командир, – Роман заиграл желваками. – А мы сюда разве не за этим шли?

Конечно, за этим. Но все же по-человечески надо делать, не как звери какие-то. Лицо хранить надо. Нет, не лицо… Себя, человека в себе.

– Придем в их город – делай что хочешь. Только не силуй. И еще. Юльку – не тронь!

– Что запал на шоколадку, Командир? – и, поспешно добавил, многое прочитав на моем лице. – Понял я, понял.

Триста тринадцатая, отхохотавшись, теперь стояла и внимательно слушала незнакомую речь.

– Обо мне говорили? – от былой веселости в голосе девушки не осталось и следа.

– Все нормально, Юля, – я стараюсь улыбнуться, – все нормально. Так ты говоришь, Учителя ваши на меня похожи?

– Да, – и опять светятся глаза, блестят в ответ зубы.

– И чему же они вас, гм, учили?

– Всему, – Триста тринадцатая развела руками. – Они нам показали как еду выращивать, как читать, как писать. Рассказали, что мы должны детей рожать. Рассказали, что к нам придут, и мы гостям не должны ни в чем отказывать.

Хорошо, что Борода, похоже, не сумел перевести последнюю фразу.

– Эндрю, а можно тебе вопрос задать?

– Конечно, Юля. А что ты хотела узнать?

– Эндрю, – черные глаза затянули в себя, – а почему вы с Романом не похожи? Или мужчины все разные? Или Роман – не мужчина?

Долгов, слыша частое упоминание своего имени заулыбался, подмигнул девушке.

– Да нет, что ты, конечно, мужчина. И, конечно, мы все разные. Нет, ну встречаются близнецы, которые почти абсолютно одинаковые. Вернее они, слова не подберу в английском, по-русски – на моем языке – это как "двойняшки" звучит. Но это скорее исключение из правил. Слово исключение тебе знакомо?

– Разумеется! – и опять улыбка. Да что же ты такая хохотушка! Хотя у самого на душе теплело от этих смешинок. – Мне много чего еще известно.

Тем временем за деревьями показалось поле – лесок заканчивался. А там, на земле возле кустов с яркими красными, похожими на помидоры, плодами, копошились еще женщины. Много. Десятка три. Те же самые белые халаты. Та же смуглая кожа.

– Держите меня семеро… – раздалось за спиной бормотание Романа. – Андрюха, бабы…

Триста тринадцатая опять оторвалась от нас, первой выбежала на опушку.

– Сестры! К нам пришли гости!

На ее окрик работающие подняли головы. И тут мы с Романом вместе, в один голос, произнесли одно и то же непечатное слово. На нас смотрело три десятка лиц Триста тринадцатых.

***

Белый потолок, белые стены. Я лежал в комнате, которую так и подмывает назвать палатой, на койке, которую так и подмывает назвать больничной. А на моей груди мирно посапывала темная Юлина головка.

Солнце уже давно взошло, заняло свое место в зените бездонного египетского небосвода, и теперь его лучи не в силах проникнуть сквозь чисто вымытые оконные стекла, разбудить спящую девушку. Что касается меня, то, повинуясь старой привычке, я проснулся еще с рассветом, и теперь лежал не шелохнувшись, боясь разбудить Юльку. Вот и лежу теперь, пялюсь в потолок и вспоминаю вчерашнюю, нет уже сегодняшнюю бурную ночь. Которой предшествовал вечер знакомств. Которому предшествовала немая сцена на огородах. Нет, конечно немой она была только с нашей стороны – действительно, тяжеловато сохранить рассудок, когда тебя моментально окружает толпа из трех десятков одетых в белые халаты девушек-близняшек, некоторые из которых сразу же попытались заговорить с пришельцами, другие обратились с расспросами к Триста тринадцатой, третьи просто молча улыбались, прячась за спинами более смелых сестер.

Уже немного переведя дух, и более пристально взглянув в лица двойняшек (или, правильнее, тридцатиняшек? Лучше буду называть их близнецами!), мы поняли, что все они, конечно, отличались друг от друга. Некоторые из девушек были немного пухлее, чем Триста тринадцатая, другие, напротив, худее; две девочки выглядели совсем как та же Юлька, но на несколько лет младше, еще одна, напротив – словно более взрослый и серьезный вариант встретивший нас девушки. Первое поколение?

Хорошо что за нас, тупо молчавших и продолжавших пялиться на практически одинаковых девушек, отвечала Триста тринадцатая. И когда ступор, наконец, прошел, близняшки уже уяснили, кто к ним пожаловал в гости, и всей гурьбой ринулись сопровождать нас в "город", крыши ангаров которого ярко горели в лучах заходящего солнца.

Роман освоился быстрее и уже вступил в контакт, пытаясь на своем ломанном английском что-то объяснить трем облепившим его девушкам. Те в ответ заливались смехом и пытались объясниться с нерадивым. Я же продолжал разговаривать с Юлей.

– И вы все тут друг на друга похожи?

– Разве похожи? – удивилась Триста тринадцатая. – Ну, только если самую малость… И к тому же, у нас у всех вот что разное. – Девушка закатила правый рукав халата, где даже на смуглой коже плеча отчетливо виднелась черная татуировка – 313.

– Кто это сделал?

– Учителя, – пожала плечами Юля, поправляя рукав. – Нашему поколению тогда всего шесть лет исполнилось.

– Как это – поколению?

– Странные вопросы у тебя какие-то, Андрей, – Триста тринадцатая опять заглянула прямо в лицо, снизу вверх. Ее халатик от этих всех закатываний-раскатываний сейчас немного разошелся в стороны, едва сдерживая рвущуюся наружу грудь. – Все поколение, все триста сестер. Андрей! Ты меня слушаешь?

– Да-да, – я заставил оторвать взгляд от чересчур глубокого декольте. – Постой, почему триста? Ты же раньше говорила – две тысячи сто.

– Ой, какой ты непонятливый! Ну конечно, две тысячи сто: семь поколений сестер по триста девочек в каждом. Или у вас там, за Барьером, арифметику все уже забыли?

– Подожди, дай все переварить – я ведь все-таки, хоть и бывший, но военный! Раз ты – Триста тринадцатая, то, выходит – ты из Второго Поколения.

– Арифметику все же помнишь! – засмеялась в ответ Юлька.

– А всего вас – семь поколений, – продолжал размышлять вслух я. – Две тысячи сто.

– Было, – поправила девушка и сразу погрустнела. – Сначала, по несколько девочек в год забирали Учителя. А потом начали приходить мужчины. Первый одну сестру забрал, со вторым девяносто две ушли, с третьим – еще три. Потом, – продолжала перечислять Триста тринадцатая, – с четвертым еще пять сестер ушло…

Первый мужчина, второй, третий, четвертый… Тут что, у сталкеров местных, проходной двор, что ли? Но вслух только спросил:

– Так сколько у вас всего мужчин было?

Юлька опять на меня посмотрела, как учитель на бестолкового ученика.

– Четыре! Я же говорю, – и снова затараторила, – первый пришел шесть лет назад. Еще при Учителях. Странно, но в город он не зашел. Около Барьера встретил Тридцать седьмую и забрал ее с собой. А видела все это Тридцать шестая – она нам и рассказала. Только скоро ее Учителя забрали. А еще через полгода они – Учителя – ушли, но нам сказали: сейчас мы уходим, но вскоре придут мужчины. Еще сказали, что вы по одному будете приходить. И заберете всех желающих с собой. Только одно условие поставили – уходить должны те, кому уже исполнился Срок – четырнадцать лет. Сказали – и ушли за Барьер.

Теперь понятны те странные цифры на могиле бедняжки-Алихат. Понятно, и кому обгоревший труп принадлежал, и кто первым отцом в послеобменном мире стал. Понятно – и очень горько…

Юлька продолжала.

– А потом Второй мужчина пришел. Старшему поколению еще четырнадцать лет не исполнилось, но с ним все равно много ушло. Этот Второй вообще какой-то дикий был – все озирался по сторонам, что-то лопотал на незнакомом языке. Пробыл немного – два дня и ушел. Только он на Учителей не похож был. Учителя больше на тебя похожи были, а Первый – вон, на Романа.

Араб, какой-нибудь, наверное…

– А остальные?

– Третий сразу за Вторым пришел – чуть больше пяти лет назад; он немного говорить мог. Тогда, как раз, Первому поколению исполнился Срок и Двадцать четвертая разрешила желающим с ним в палате ночь провести, – и подмигивает, негодница! – Желающих много оказалось, только вот все они потом грустные ходили. Говорили, что вон та палка, которая у вас и у Учителей между ног болтается, у него не работала. Жаль – хороший был мужчина. У него еще на одежде красивая блестящая штуковина висела, на птицу похожая. Нам всем нравилась.

Так вот ты кто, безымянный сталкер, невесть каким образом нашедший свой конец в сибирской тайге. Третий…

– Но с ним все равно ушли?

– Да, Двадцать пятая, Семьдесят вторая и Сто сороковая. А последний, Четвертый, три года назад был. Странный он какой-то был, Двадцать четвертая запретила с ним уходить, но когда он город покинул, мы все-таки пяти сестер не досчитались. А у тебя та палка работает? – не в тему закончила свой рассказ Триста тринадцатая. Хотя, почему не в тему?

– Куда она денется, – отшутился в ответ, и, в Юлькином стиле, моментально перевел разговор с одной темы на другую. – А кто такая эта Двадцать четвертая?

– Как кто – Старшая сестра! Самая Старшая сестра. Я же тебе говорила, Эндрю, со Вторым мужчиной ушло много сестер. Первая, Вторая… Самой старшей из оставшихся оказалась Двадцать четвертая.

– И она теперь командует в этом городе? – я махнул рукой в сторону теряющихся в вечерних сумерках бараков, темными прямоугольниками выделяющихся на фоне еще поблескивающих ангаров.

– Нет! – девушка энергично закивала головой. – Она только дает советы. Так завещали Учителя.

– Хорошие парни, эти ваши Учителя.

Н-да, особенно они хороши были в "Земле смерти", когда их ни бронебойные пули, ни кумулятивные гранаты не брали!

– Еще бы, – Юлины глаза загорелись. – Они нас вырастили! Вот только дом Учителей…

– Что еще за дом?

– За складами стоит, на той стороне города, – Триста тринадцатая махнула рукой куда-то в сторону ангаров. – Дом тот закрыт для всех. Несколько сестер, самых отчаянных, из первого поколения еще, пытались туда пройти, но…

Юлька хлюпнула носом.

– Хорошо-хорошо, я понял, – надо было успокоить готовую разреветься девчонку, – не надо больше об этом. Завтра все посмотрим. А сегодня бы и поесть не мешало.

Желудок требовательно заурчал. Еще бы, сегодня мы с Романом двигались питаемые одной волей. Страшно даже подумать, что все события: каменный лес, мутанты, лесок, нудисты, стена, женщины – случились в течение одного дня.

– Конечно, – снова улыбнулась Юля, – я уже послала вперед восемьсот тридцать первую. А вот и встреча!

Из-за угла ближнего барака внезапно показалась толпа, нет, не толпа – людское море. Море из девушек и девочек в призрачно-белых халатах; многие из них уже несли в руках факелы – солнце вот-вот должно было сесть.

Юлька пробормотала что-то во сне и повернулась на другой бок. Я осторожно потянулся, потом принялся массировать занемевшую мышцу груди. Пускай еще поспит. .

Встречающих вела сама Двадцать четвертая. Свет факелов озарял ее лицо – все то же лицо, ставшей уже такой близкой за этот вечер Триста тринадцатой. То же, да не то. У старшей сестры черты оказались гораздо острее, да и постоянной Юлькиной веселости не было и следа.

Тем не менее, Двадцать четвертая, под восторженные вопли окружающих, пригласила нас в город.

А дальше был пир в ближайшем бараке. Всех желающих строение, рассчитанное на пятьдесят человек, вместить, конечно, не смогло – остались только Первое поколение во главе с Двадцать четвертой, а также Триста тринадцатая и три девушки, не отлипающих от Долгова.

Главным блюдом вечера, впрочем, и чуть ли не единственным являлось огромное количество банок тушенки. Именно ею и были забиты те десять ангаров, что стояли за жилыми бараками. Нам же, как особо ожидаемым и почетным гостям достались еще и свежие овощи. Хотя мы продолжали налегать на мясо.

– А тут можно жить! – Роман уже спаивал свою троицу чем-то из фляжки, непонятно каким чудом сохранившейся во всех сегодняшних перипетиях. – И много еще у вас этого? – добавил на своем скудном английском, поднимая в воздух банку консервы.

– Шесть складов уже пусты, – голос Двадцать четвертой, сидевшей напротив нас, не казался особо радостным. – Седьмой наполовину.

– Шесть или семь? Сколько, Андрюх, я не понял?

– Три с половиной.

– О, так вам еще хватит! – Долгов заржал, сотрясая воздух. Как видно, алкоголь уже начинал действовать. Хотя, когда его еще пить, как не сегодня?

– Борода, фляжку не дашь?

– Конечно, Командир! – Роман протянул мне металлическую емкость, и, повинуясь внезапному порыву вскочил, и крепко обнял меня. – Спасибо тебе, Андрюха!

– Твое здоровье! – в ответ отсалютовал я напарнику и сделал несколько добрых глотков. Коньяк! Ядреный!!!

Не сдержавшись, я закашлялся. Тут как тут оказалась Юлька.

– А мне можно?

Ну как я мог отказать!

– Только один маленький глоточек.

И понеслось…

Дальше вчерашняя ночь распалась на рванные жаркие куски. "Черный ворон" в исполнении Долгова. "Никто не нужен мне кроме Юльки!" – это уже мои слова. Роман, кувыркающийся с тремя сестрами. А дальше… Одиночная палата, больничная кровать, я и моя девушка…

– Эндрю… – Юля с кошачьей грацией потянулась всем телом, открыла глаза. – Привет!

– Привет, – я улыбнулся в ответ. – Выспалась?

– Ага, – ласково мурлыкнула девушка; ойкнула, глянув в окно. – А на утренний прием пищи мы уже опоздали!

– И что теперь?

Юлька скользнула взглядом по моему животу, дальше…

– Повторим!

– Проказница!

***

К обеду нам удалось выбраться из чересчур гостеприимных стен. На Долгова так и вообще без смеха смотреть нельзя было – под глазами Романа чернели круги, ковылял он так, будто два дня без передышки проскакал на лошади; даже борода его не торчала привычно бодро во все стороны.

– Тяжелая ночка была, напарничек? – я не смог удержаться.

– Да ну их! Затрахали совсем. Это тебе хорошо, Андрюха, с одной-то, – Роман кивнул в сторону неотступно следующей за мной Триста тринадцатой, которая стала нашим неофициальным гидом, – а мне…

– А то ж тебя заставляли…

– Конечно! Я же не могу отказать, если женщина просит.

– Безотказный какой нашелся…

Так, беззлобно подтрунивая друг над другом, мы шли к дому Учителей. Этот маршрут мы утвердили еще за обедом, уминая привычную тушенку. Теперь наш путь пролегал по длиннющей улице, мимо нескольких десятков жилых бараков, к ангарам. А уже за ними и должен был стоять тот самый дом Учителей.

– … двадцать восемь, двадцать девять, тридцать, – считал, вглядываясь вдаль, Роман. – Слышь, Командир, тут бараков этих всего получается шестьдесят – по тридцать с каждой стороны улицы.

– Ну и что, – я пожал плечами.

– А то, что нам вчера говорили, что девчонок в городе две тысячи сто было. А бараки – пятидесятиместные. А если перемножить, то получается жилой площади здесь на три тысячи человек. Куда еще девятьсот делись?

– Тебе что, двух тысяч мало? Ладно, сейчас спрошу, – и повернулся в сторону Триста тринадцатой, внимательно слушавшей непонятную русскую речь. – Юль, у вас пустых бараков нет?

– Есть, – радостно кивнула в ответ девушка, – восемнадцать последних. В них Учителя запретили жить. И заходить, – после небольшой паузы добавила она.

– И, что, никто запрета этого не нарушал? – я прищурил взгляд.

– Ну, – девушка потупила взгляд, – ну… я была… Но я не одна! Нас много там было!

– Фамилии, адреса, явки, пароли! – и, глядя на непонимающую реакцию Юльки поправился. – Шучу, шучу я. И что вы там нашли?

– Да ничего. Обычные бараки – точь-в-точь как у других поколений. После нас туда все ходили, смотрели – даже Старшая сестра. Но жить мы там так и не остались.

За домами с правой стороны блеснула вода. Канал?

– Да, – ответила Триста тринадцатая. – Это вода к нам приходит с запада, из-за стены. Там небольшое строение есть, которое воду очищает – нам Учителя прямо из канала запретили пить.

Вот это понастроили таинственные сансеи! Для кого только все предназначалось? Для Чужих? Тогда почему за последние годы шестерых сталкеров (вместе с нами) пропустили? Второй день уже в этом райском месте, а безответных вопросов стало еще больше, чем раньше. И девушки сказать ничего толком не могут. Даже Двадцать четвертая – успел я вчера с ней парой слов перекинуться. Ничего нового не сказала; также на знает откуда они здесь взялись, для чего… Не учили их этому Учителя.

Тем временем улица миновала последний барак и вышла к ангарам, превратившись в площадь внушительных размеров, которую так и подмывало назвать привычным словом плац. Кстати, в отличие от непостижимо созданной внешней стены, все строения в "городе" были вполне обычными, "человеческими". Вероятно, еще до Обмена египетское правительство построило здесь что-то вроде военной базы, а уже потом Чужие приспособили это место для своих нужд. О том, что случилось с местным персоналом лучше не думать.

По обе стороны "плаца" привольно расположились ангары. Открытые металлические двери обнажали чрева гигантских строений. Вот из одного ангара появилась тележка, доверху груженная банками тушенки. Две девушки, тянущие тачку, приветливо замахали руками, увидев нас.

– Это и есть седьмой ангар? – обратился я к Юле.

– Ага.

– А что вы будете есть, когда консервы кончатся? Или перейдете на подножный корм?

– Не знаю, – смутилась девушка, – Учителя нам об этом не рассказывали… А ты разве меня с собой не возьмешь?

Разве я могу отказать?

– Конечно, возьму. И тебя, и всех кто захочет с нами уйти. Но дело в том, что провести удастся только несколько десятков. За большим количеством… сестер, – я вспомнил нужное слово, – мы с Романом не уследим. Небезопасно там, за стеной!

Пока мы разговаривали, из-за последнего ангара выплыло новое строение, которое оказалось вовсе и не строением. Так вот он какой, "Дом Учителей"! Можно было бы и раньше догадаться.

Перед нами лежала самая настоящая "летающая тарелка". Точь-в-точь как те, что не сходили с новостных экранов девятнадцать лет назад. Большая, даже очень – метров сто в диаметре, и около пяти высотой. Это еще учитывая, что нижняя часть космического корабля покоилась в песчаной почве. Несмотря на то, что Учителя покинули город около шести лет назад, "летающая тарелка" выглядела как шикарный автомобиль, ежедневно и заботливо надраиваемый аккуратным шофером. Несколько шагов вперед – и все стало понятно.

Аномалия. Мощнейшая. И еще. Ни разу мне не встречавшаяся ранее. Это не пресс, не воронка, не холодильник. Но я чувствую впереди холодную и безразличную смерть. Мало того, я вижу даже границу – четко прочерченную окружность в виде неглубокой – сантиметров тридцать – канавки, наподобие той, которой по уставу положено палатки обкапывать.

– Ловушка, Командир? – Долгов, скорее всего ничего не почувствовал, просто его насторожил этот безобидный с виду "ров", который уже давным-давно должно было засыпать песком.

Я кивнул головой, а сам обратился к девушке.

– Юля, ты рассказывала про сестер из первого поколения, что пытались туда проникнуть. Что с ними произошло?

– Ничего, – непривычно серьезным голосом ответила Триста тринадцатая. – Они просто исчезли. Смотри.

Девушка нагнулась, подняла приличных размеров камень и, что есть силы размахнувшись, швырнула его в сторону космического корабля. Кусок песчаника радостно взмыл ввысь, но, лишь стоило ему пересечь незримый рубеж, как камень просто исчез. Исчез, словно его никогда и не было.

– …, – выругался Борода, – что будем делать?

Я долго не раздумывал.

– Ничего, Роман. Оставим до лучших времен. Мы сюда зачем шли? За девчонками. Мы их нашли? Нашли. Так чего с судьбой играть, зачем пытаться объять необъятное? Нет, ты конечно, как хочешь, но я туда не сунусь.

И демонстративно повернулся спиной к "летающей тарелке".

– А я что? Я полностью тебя поддерживаю, командир! Пора по койкам – я уже, кажется, готов вновь встретиться с сестричками. Все-таки полезны прогулки на свежем воздухе!