Текст книги "Путями Сталкеров"

Автор книги: Антон Тихонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 16.

Битый час мы мозолили ноги, пока не увидели дым. Легкие, еле заметные сероватые нити в воздухе первыми углядел, конечно же, Роман. Что-то догорало за довольно высоким холмом – уже не барханом. Пустыня вокруг поменялась: ботинки все больше упирались не в песок, а в какую-то твердую породу; дюны незаметно превратились в малорослые горы из породы, по виду напоминающей песчаник. Собственно, последние десять минут мы шли не по следам – они просто исчезли на твердой поверхности – просто выдерживали вектор. Можно сказать, повезло.

Несколько осторожных шагов – и в наш обзор влезли раскидистые верхушки пальм. Выходит, за холмом лежит оазис. Мы с Бородой переглянулись и, поняв друг друга без слов, остановились.

– Вот видишь, командир, – шепнул напарник, – здесь и водой разживемся. А может – и провизией…

– Погоди еще. Не нравится мне этот дым… Давай осторожнее. И ствол наготове держи.

– Странный ты, Андрей, – забубнил Долгов. – То не стреляй, то стреляй. Ты уж определись…

Я не стал вслушиваться в его ворчание; с каждым нашим шагом оазис за холмом раскрывался все полнее: вот, к кронам пальм прибавились толстенные стволы, вот показался кусок крыши… Короткий взмах рукой – и мы лежим в песчаной пыли.

– Ну что, Борода, я вперед, а ты прикрывай.

– Угу. Только помни, что у меня ствол сейчас косячит – могу и не попасть.

– Так "калаш" возьми, чего тут раздумывать!

– Точно. Ну давай, командир, удачи!

Я поднялся на ноги и спокойно, не торопясь, пошел вперед. Если здесь живут люди – то пусть видят, что к ним идут с миром. "Абакан" я перевесил под правую руку, стволом вниз, но с таким расчетом, чтобы в любую секунду перехватить его и открыть огонь.

Неприятно ощущать себя мишенью. Очень неприятно. "Ловля на живца" – затея, конечно, отличная во всех отношениях. Кроме отношения к наживке. Идешь – и каждую секунду ожидаешь, что тело ударит, подкинет, перевернет такой маленький с виду кусочек свинца – и уже после затухающее сознание объявит о пулевом ранении. .

Прочь, прочь такие мысли. Я старался держать себя в руках. Еще не хватало, смалодушничать и рвануть назад. Тем более, все нормально; сзади крался прикрывающий Роман…

Между тем, склон холма как-то сразу и вдруг перестал заслонять оазис. Я увидел небольшую поросшую пальмами рощицу, полукругом спускающуюся к невесть откуда взявшемуся водоему, и дом на другом берегу, обнесенный невысоким каменным забором. Обычный дом, из обычного песчаника, которого хватало в округе. Все было обычно за одним исключением – вокруг царила тишина. Нет, Тишина с большой буквы. Не было слышно ни птиц, ни домашних животных – которые обязательно наличествуют у каждой особняком живущей семьи – ничего. И еще это странный дымок, курящийся сразу за полуметровым забором.

Я на некоторое время остановился в нерешительности, огляделся. Нет, больше ничего. Обычное поселение в обычном оазисе. Только абсолютно пустое. Ага – все-таки натренированное годами внимание обнаружило маленькую зацепку – небольшое бурое пятно на земле. Бедуина подстрелили здесь? Но где же люди, на которых напали враги?

– Салям алекум!

Слова прогрохотали и растворились в знойном воздухе. Тишина. Никого, ничего. Возможно, жители оазиса отступили после боя с бедуинами? Или притались за этим приземистым забором, за этими ветхими стенами? Стоя на месте на эти вопросы не ответишь – я шагнул вперед. Внезапный порыв ветра бросил в лицо отвратительный запах – запах горелого мяса смешанный с вонью керосина. Так вот что дымит за камнями!

Обгорелый труп. Мужчина лежит на животе; потрескавшаяся чернявая корка покрывает спину и голову; огонь пощадил только потертые до дыр камуфляжные брюки. С этим все понятно: уничтожив противника, нападавшие позаботились и о его душе. Тело, не преданное земле, не нужно Аллаху. Тем более, прогоревшее от керосина.

Оружия, понятное дело, возле трупа не виднелось, а вот стреляные гильзы присутствовали – к сожалению, не так много. Бедняга не успел оказать достойного сопротивления.

Интересно, кочевники напали на оазис просто так, походя, или преследовали какую-то цель? В пользу первой версии говорило отсутствие оружия у тела убитого. В пользу второй – попытка сжечь тело. Осквернять тело единоверца только за ранение… Скорее, дело тут попахивало местью.

Так или иначе, но путь открыт. В оазисе в живых никого не осталось – друзья покойника ни за что бы не бросили тлеющее тело у забора. Я подал сигнал Роману.

Борода появился за несколько секунд. Бросил несколько цепких взглядов вокруг, оценивая ситуацию.

– Наши кореша жмура порешили?

– Наверное, – я пожал плечами, – кому еще это надо было…

– А в доме есть кто?

– Ты же видел, я еще не заходил. Но зайти надо. Нам сейчас ничего лишним не будет.

– Точно, – подтвердил Долгов, – пожрать бы…

– Знаешь, Ромыч, мне после такого, – я кивнул головой в сторону трупа, – есть что-то не хочется.

Долгов в ответ осклабился.

– Нет проблем, командир. Тогда я твою порцию тоже ем! – и развернулся в сторону убогого строения.

Угу. Размечтался.

Мертвец лежал метрах в тридцати от лачуги. Небольшое расстояние позволяло разглядеть, что и домишке досталось от кочевников: стены, особенно у оконного проема и двери щедро украшали пулевые отметины.

– Постой, Борода! – не видит куда идет? – По халупе стреляли, видишь?

– Конечно вижу! Я даже знаю, по кому стреляли – вот же труп лежит.

Да что с тобой творится сегодня? Может, при падении головой сильно ударился?

– Э нет, – придется разжевывать, как школьнику какому-нибудь. – Не думаю, что это тот мужик. Во-первых: чего ему из дому выбегать? Там, какая-никакая, но защита. Во-вторых: следов крови никаких от трупа до дома нет, а порешетили нашего жмурика конкретно.

– Так ты хочешь сказать, что кто-то еще был в доме?

– Понял? Так что давай, не торопясь. Береженного, его, как известно…

Мы осторожно, с двух сторон приблизились к дверному проему, в котором не было даже подобия калитки – только колыхался на ветру кусок полотна, вроде занавески. Также медленно из-за угла лачуги выплыл ухоженный могильный холмик. Я поднял автомат до уровня плеч, прильнул щекой к прикладу; Роман повторил движения. Весь окружающий мир теперь сузился до прицела "калаша". Однако, до дверного проема мы добрались без происшествий – никто не пальнул нас из темноты лачуги, никто не выскочил.

– Как всегда? – губами шепчет Роман.

В ответ – кивок.

Вваливаемся в дом разом, толкнувшись плечами в проходе, поводим столами в разные стороны. Глаза сходу не могут подстроиться к полумраку хибары, фиксируют только подозрительный маленький объект у окна, который, к нашему счастью не движется. Переключаю внимание дальше: ковры, подушки, одеяла, металлический котел, два кувшина – заурядные обстановка заурядного пустынного жилища. Внезапно за спиной раздается вопль – Долгов! Разворачиваюсь, готовлюсь нажать на курок – нет, Борода живой и здоровый стоит у окна и пялится на тот самый подозрительный объект. Куль? Мешок? Подхожу ближе, слышу потрясенный шепот напарника.

– Не может быть!!!

Может, Роман, может, мой дорогой! Это ты не верил, даже когда гомов молодых встречать стали. И я в последние пять лет практически надежду потерял: улетучилась она из меня, сверкнула серебристыми крылышками значка-самолетика. А сейчас вера стремительно возвращалась; меня словно охватила эйфория. Захотелось даже засмеяться, но я сумел побороть это побуждение. Да и как можно радоваться, когда стоишь у лежащего в луже крови трупа маленького мальчика.

– Что это, Андрей? – сейчас Долгов уже не хорохорился, не издевался; в его голосе кричала растерянность. То, что видели его глаза, не поддавалось объяснению.

– Ребенок – что же еще! Лет пять ему было…

Маленький человечек, верный сын своего народа, и после смерти не выпускал из крошечных пальчиков автомат "Калашникова". Неприметный уступ у стены и углубление в подоконнике подсказывали, как именно мог стрелять мальчуган. На его невинной детской мордашке застыло выражение непонимания всего происходящего.

– …Похоже, он арабу во дворе – отцу, что ли – помогал. Но обоих их бедуины подстрелили… – продолжил я свою мысль.

– Это понятно, что помогал! Нет, ничего не понятно! Андрей, брось чепуху нести! Пять лет? Каких пять лет! Девятнадцать лет назад Штамм появился! Баб нет давно! Это мутант какой-то новый, так же, Андрей? Ну скажи, что так…

Я присел на подушку.

– Не скажу. Ромыч, а кто тебе сказал, что баб нет? Подожди, не перебивай! Я имею в виду – вообще нет. Да, в Сибири их нет, в Средней Азии нет, в Иране нет – там мы были, своими глазами видели. Но кто сказал, что их нет вообще?

Долгов устало прислонился к стене.

– Не гони, командир. Чего ты мелешь?

– Чего?.. – я усмехнулся. – А ты знаешь, друг, как я вообще оказался в Голестане…

***

В какой раз мне уже приходилось пересказывать одно и то же… Хотя – почему же одно и то же? Каждый раз история дополнялась, обрастала новыми подробностями, новыми героями. Хруст и Эмиль, Смерч и Котельников – все они по-разному реагировали на мой рассказ. Вот и Роман – он просто молчал. Ни разу не перебил меня; может потому, что мы не просто языками трепались, а еще и настороженно, до боли в глазах, вглядывались в выжигающую глаза пустыню.

Я закончил повествование. Воцарилась тишина, только ветер хлопал грубым полотком занавески.

– Что с трупами делать будем? – Борода не стал ничего переспрашивать, уяснять. Наверное, просто принял все как должное. Или взял паузу для раздумий.

– Как что? Похороним. Вон, прямо рядом с той могилкой.

Долгов кивнул.

– Пойдем, командир.

Возле песчаного холмика нас ждал очередной сюрприз, которому я, положа руку на сердце, уже не удивился. На нем лежала деревянная табличка с вырезанной надписью на арабском. Имя и годы рождения и смерти. Год рождения – девятнадцать лет назад. Год смерти – прошлый год.

Имя – Алихат.

Женское имя.

И под именем какое-то непонятное число: "37".

– Как тебе это? – я указал Долгову на надпись.

– Я еще думаю, – буркнул тот в ответ. – Давай закончим дело, а потом уже обсудим наши планы.

Роман, как казалось, уже выбросил из головы планы своего превосходства; отдал бразды правления в мои руки. Я не возражал.

***

Три аккуратных холмика стали в ряд, в тени невысоких, цепляющихся за жизнь пальм. Три тела нашли здесь последний приют. Три человека, двух из которых не могло существовать в нашем мире. Женщина и маленький мальчик. Злая ирония злой судьбы – мы опоздали к самым драгоценным сокровищам послеобменной Земли на смешное, в масштабах человеческой жизни, время.

После похорон мы частой гребенкой прошлись по хибаре – ничего, ни еды, ни какого-либо оружия. "Калашников" безымянного малыша не в счет: старый ствол прежние владельцы настолько "ушатали", что стреляющий из него рисковал больше, чем его цель; автомат в любой момент мог разорваться в руках. Еще к относительно полезным находкам с натяжкой относились несколько мешков с какими-то зернами – не то пшеницы не то ржи; в небольшой пристройке нашелся и жернов. Осталось только разыскать белые фартуки и колпаки и заделаться местными булочниками – продавать бублики и ватрушки пришлым арабам.

К единственной нашей существенной добыче можно отнести лишь колодец. Но и это не мало! Вода на дне глубокой вертикальной шахты оказалась холодной и чистой – совсем как у нас, в России. Долгов пробормотал что-то об отравлении или заражении, но я не стал его слушать: детям пустыни неразумно убивать колодец. Да и зачем? Кого травить? Все обитатели оазиса мертвы. А шахта с питьевой водой всегда пригодится и самим бандитам.

Солнце давно миновало зенит; скоро выходить. Я лежал в тени пальмовой рощицы – в доме полуденный зной пережидать никто из нас не стал – и наблюдал за Романом. Тот молчал все время после похорон – "обдумывал услышанное": сначала валялся рядом, прикрыв глаза, теперь, вот, пристреливал любимую винтовку. Всего три драгоценных патрона пришлось потратить Долгову, прежде чем я услышал от него удовлетворенное похмыкивание. Профессионал. Я пол магазина на "Никонове" извести успел, пока пули не стали ложиться в центр мишени, намалеванной на стене многострадальной хибары.

Зато теперь мы могли вступить в бой хоть с самим чертом – с любимыми-то стволами в руках! Это не раздолбанные трофейные "калаши" с вертолета. Хотя эти автоматы, ни в коем случае, тоже нельзя было упускать – прекрасный объект для бартера.

Пришло время подвести итоги. Посетив оазис мы разжились водой – и обе наши фляги, и предусмотрительно захваченные еще пять с вертушки. Но, конечно, самой ценной была находка мальчика и умершей год назад женщины, даже не женщины – молодой девушки, родившейся в год Обмена. Интересно, это случайное совпадение или нет? Прожила бедняжка всего восемнадцать лет, причем родить успела в тринадцать. И, опять непонятно, почему ее муж ограничился одним ребенком? Ладно, не важно. Важно то, что моя призрачная мечта стала как никогда реальной. Нил – значит Нил!

– Командир, – задумавшись, я не заметил, как ко мне приблизился Роман, – я надумал.

– Ствол пристрелял?

– Да, нормально, хоть сейчас на олимпиаду. Так вот. Я так понимаю, у тебя сейчас одно желание – рвануть на поиски баб. К Нилу, я так понимаю?

Зачем слова? В ответ последовал просто кивок.

– Верное решение, командир. Ты знаешь, еще вчера я бы посчитал тебя сумасшедшим. Да, мы нашли молодого гома, и не одного. Но у нас не было неоспоримых доказательств того, что гомы появляются из человеческих детей. А вот после сегодняшней встречи только слепой или какой-нибудь упертый в своей правоте придурок не поверит тебе. В общем… возьмешь меня с собой?

Еще один кивок.

– Скоро солнце сядет, Борода. Надо будет выдвигаться. Итак, на закат?

– На закат!

***

Третья ночь в пустыне. Уже совсем хреново. Передвигаемся исключительно ночью – здесь, не то, что в Дешт Кевире. В иранской пустыне опасны были только три-четыре полуденных часа. Здесь – от восхода до заката. Не зря те бедуины головы целиком обматывали. Мы тоже, было, попытались – куда там! Верхом на верблюде да с приличным запасом воды еще и можно попытаться перетерпеть духоту, но пешком… В общем, передвигаемся теперь исключительно ночью, когда не так палит огромный беспощадный солнечный диск. Хотя и ночью, мягко выражаясь, жарковато – конец июля температура не снижается ниже тридцати градусов. Это по ощущениям. Как оно на самом деле – никому неизвестно. Все точные приборы остались там, в прошлом, в уютном домике под Горганом. Здесь, с собой, только начавшие показывать дно фляги с водой, да последняя лепешка, переломанная пополам и съеденная маленькими кусочками в течении доброго десятка минут. Только вот ноющий желудок не обманешь – скулит, зараза, еще требует. Что же тебе дать, родной? Вокруг – один песок. Бескрайний и вечный, всепоглощающий и всепроникающий.

Где-то сбоку пыхтел Долгов. Молодец, хоть и устал не меньше моего, но виду не подавал. А чего теперь, после драки, кулаками махать-то? Его никто не заставлял идти, сам вызвался… Вот теперь и плетется из последних сил. Хотя, известны ли мне пределы сил Бороды? Вряд ли. Я армии почти двадцать лет отдал, но единственного человека, которого можно было бы назвать идеальным бойцом, встретил уже после самовольной отставки. Именно бойца, не солдата – ведь Роману не хватало покорности. Зато в бою он был совершенен: и из винтовки все пули точнехонько в яблочко клал, и в рукопашном мог в одиночку хоть против всего монастыря Шао-Линь выйти.

Но поменялось что-то в несгибаемом Долгове, замкнулся он в себе. Конечно, и раньше Роман не был балагуром, но уж случая в мой адрес шпильку отпустить, никогда не упускал. Идет, тащит, кроме винтовки своей, все трофейные АК-74 арабские – пусть волоком, по земле, но о помощи не просит. Хотя я и сам пригружен: два автомата – "Абакан" и АКМ Дениса; патроны. Так и плетемся… Все трое суток, я от Бороды слышал лишь во всем согласные "угу" да предостерегающие возгласы. Да и тех раздавалось мало: в пустыне врагов практически не было; только второй ночью наткнулись на яму, кишащую скорпионами, но, вовремя заметив, благоразумно обошли гнездо стороной. Оставалось бороться только с временем и расстоянием.

Аравийская пустыня вокруг нас стремительно поменялась. Еще вечером мы оставляли за спиной барханы, а утренняя заря осветила уже каменистую равнину. Какая разница? С курса не сбились – и ладно. Да и твердая почва под ногами – это не затягивающий в себя песок; про отсутствие постоянных спусков-подъемов вообще промолчу.

В общем, жить можно. Только со жратвой и водой плохо. Та лепешка, что мы только прожевали, береглась с прошлой ночи. Сил, понятное дело, она нам не прибавила; бодрости – тоже. А ведь идти еще неизвестно сколько – мы не знали, в какой части огромной пустыни упала вертушка, не знали, где ближайшее поселение. Просто уперто шли на юго-запад…

– Ну что, Борода, не жалеешь еще, что со мной подвязался? – молчание не просто давило – оно убивало. Я предпринял очередную попытку разговорить Долгова.

– Нет, – тот продолжал играть в молчанку. Плевать он хотел на здоровую атмосферу в коллективе. Буркнул в бороду, как будто куда подальше послал…

– Командир, – он внезапно подал голос, – видишь? Южнее…

Зоркий Роман сумел что-то разглядеть; я напряг зрение. Действительно, немного в стороне от нашего курса взгляд сумел различить какое-то мельтешение? Огни?

– Бедуины, – Долгов подтвердил мою догадку. – Ну что, командир, зайдем к чуркам на огонек?

И характерное клацанье затвора.

Вот уж боец!

– Слышь, Рэмбо небритый, у тебя сколько патронов осталось-то?

– Две обоймы, – и спустя небольшую паузу добавил, – считая ту, что в винтовке.

– Это десять патронов, так? – элементарный подсчет. – У меня, с рожками от "калашей" арабов – семь магазинов. Плюс АКМ. Ну что – на маленький джихад этого, конечно, хватит. Но давай попробуем дело миром решить. Не дай бог еще трофеев наберем – как потащим?

– Угу, – привычный за последние дни ответ.

***

Деревня оказалась не очень большой: на подсвеченном кострами фоне выделялось девять, по-видимому, тростниковых хижин. Хотя кто знает этих кочевников, сколько их в одну лачугу поместиться может – на память сразу пришел анекдот о цыганах и «запорожце». Возле самого яркого костра, горевшего почти в центре становища, сгрудились бедуины, в неизменных длиннющих балахонах. Уставшие глаза насчитали около трех десятков кочевников; точнее сказать я не мог: бедуины не сидели на месте, а занимались, как бы это сказать, «устным народным творчеством», что ли. Только в отличие от наших, русских, фольклорных коллективов эти дети пустыни не пускались в присядку; напротив – часть их вполне размеренно обходила по кругу кострище, исполняя однообразную заунывную песню, другая – большая – подбадривала исполнителей хлопками. И нигде не виделось ни одного часового – будто и не боялось это племя нападения извне, ни со стороны людей, ни со стороны пустынных гадов.

Ну, про гадов стало понятно через несколько шагов – просто в темноте ночи мы сразу не разглядели каменный забор, который таковым именовался лишь номинально. Скорее, это был огромный круг из булыжников, огораживающий территорию деревни. А уже камни придавливали пучки давным-давно высохшей травы, неслышным обычному человеческому обонянию ароматом, отпугивающей скорпионов, ядовитых змей и прочих гадов. Вроде приснопамятного "пугача" из Глубокого. Ценилась эта травка, кстати, очень дорого; даже наша Команда два года назад делала вылазку в одну северную зону…

Мы – не гады – и забор миновали легко. До бедуинов оставалось каких-то двадцать метров, но они до сих пор не заметили присутствия чужаков. Я бросил взгляд на Романа – тот держал винтовку наготове, но не торопился пустить ее в ход. Слово держал. Сделав понятный знак напарнику, я выпрямился во весь рост и смело шагнул прямо в пятно света. Бедуины заполошно обернулись в мою сторону, некоторые поспешили схватить валявшееся на земле оружие, послышались возгласы на диалекте арабского, но один из "певцов" что-то неразборчивое бросил остальным, заставив их замолкнуть, а потом смело сделал шаг навстречу.

– Салям алекум, уважаемый! – я протянул вперед перехваченный за ствольную коробку АК-74. – Автомат купишь?

Что тут началось! Бедуины, увидев в пришлом белом госте человека, говорящего по-арабски, наперебой кинулись задавать вопросы, что совсем не вязалось с привычным образом этих детей "народа пустыни". Контакт был установлен.

Вскоре из темноты выступил и Долгов. Хозяева, на всякий случай опять схватились за оружие, но, убедившись что больше непрошенных гостей эта ночь им не принесет, успокоились.

Нас прилично накормили; восточное гостеприимство ценилось шейхом Саидом – тем бедуином, с которым я первым заговорил. Жареная на огне курица и миска каши – что еще надо уставшему путнику с дороги? Я набросился на пищу жадно, ничуть не заботясь о том, что предложенное может оказаться отравленным. Роман ел более осторожно, отщипывая небольшие куски мяса, но глянув на меня, отбросил в сторону подозрения и справился со своей порцией даже быстрее.

В дальнейшей программе светского раута значилось совместное курение кальяна. Я отказался от великодушного предложения – дымок подозрительно отдавал "тяжелыми" запахами степных трав – чем, кстати, обидел пол деревни. А вот Борода с удовольствием сделал несколько тяг из медного мундштука; вскоре Роман уже обнимался с кочевниками, заразительно хохотал над какими-то словами, к которым я и не прислушивался. Бедуины, после получаса курения, вообще прониклись особой симпатией к моему напарнику; борода Долгова вкупе со смуглой кожей вообще делала его похожим на типичного жителя ближнего востока. Во всяком случае, так мне поведал Саид, который нашел несколько минут для общения и со вторым гостем. Восточные традиции. Когда же я попытался заикнуться о покупке верблюдов, шейх оборвал меня:

– Обижаешь, дорогой! Какие дела? Завтра дела делать будем, а сегодня – будь моим гостем. Отдыхай.

Я не стал противиться. Отдыхать – так отдыхать. В конце концов, я уже шестой год в пути. Не убегут от меня мои девчонки за сутки передышки.

Циновка в маленькой тростниковой хижине, выделенной "почетным гостям шейха", приняла измученное тело. Через минуту я дрых без задних ног.

***

– …хорошая плата, Саид! Ты подумай получше, не торопись. Глянь только – все наши «калаши» за каких-то двух верблюдов! Посчитай выгоду!

Крепко заваренный кровавый каркаде отдавал тепло через толстые стенки глиняной чашки. Я не спешил пить обжигающий отвар, а вот Роман маленькими глоточками потягивал кипяток из кружки: после вчерашнего кутежа напарник достал жалобами на раскалывающуюся голову – "хуже, чем после ящика водки!" Вот и кури всякую дурь. С самого утра Долгов двигался точно сомнамбула; всю нагрузку в переговорах пришлось возложить на себя.

Плата, которую мы предлагали шейху, действительно справедлива. Конечно, многие Зоны содержали богатейшие нетронутые арсеналы, но ты попробуй еще до них добраться. Вдобавок, оружие – не вино, со временем лучше не становится; фабрик и заводов, выпускающих новые автоматы не стало, а вот верблюдов, лошадей, мулов и прочей вьючной живности (да и не только вьючной) плодилось с каждым годом все больше и больше. Так что АКМ Дениса и все "калаши" арабов – хорошее предложение.

– Андрей, дорогой, давай по-другому сторгуемся, а? – Саид никак не хотел принимать наши условия.

– Как "по-другому"?

– Я тебе даю два верблюда. Красавцы! Беговые! На таких не ездить – летать будете! И еще одного дам – буйвол, а не верблюд. Загружу его мясом и водой. Все для вас, дорогих друзей. А вы мне – маленький подарок сверху. Винтовку.

Ромыч едва слышно по-русски пробормотал что-то о близкой и дальней родне шейха. Мне оставалось радоваться, что вчерашняя гулянка отняла так много сил у Бороды – теперь он мог только лежать и тихо материться.

– Я подумаю, Саид. И еще – мне надо с Романом посовещаться. Наедине, пожалуйста.

– Конечно, дорогой, – шейх проявил себя настоящим джентльменом и тотчас направился к выходу. – Десять минут хватит?

Лишь только занавеска скрыла спину араба, я тотчас зашипел на Долгова.

– Борода, ты чего разгавкался!? А если этот царек бедуинский русский знает? Пол Азии у нас учились! Помалкивай лежи, дай мне договориться!

– Винтовку не отдам, – выдавил из себя напарник. – Пошел он в…! Пусть машинку губозакаточную купит!

– Не кипятись. Послушай. Ромка, мы идем в арабские земли. Гарантии, что там осталась цивилизация – нет. Соответственно, нет гарантии, что ты найдешь патроны к своему "гол-снайперу". А нахрен тебе эта бандура незаряженная? Только обуза лишняя. Пропадешь ты из-за нее… Давай, вон, арабу отдадим. А тебе калаш оставим, Денисов…

– Нет, не отдам, – насупился Долгов. Ну, будто ребенок малый! – Пошли они все…

– Роман, не начинай! Не хватает нам только с бедуинами этими поссориться. Бери АКМ!

– На кой он мне! Командир, ты же знаешь, я с оптикой привык работать. А на эту фигню даже прицела нормального не присобачишь.

– Ладно, – я мысленно махнул рукой, – давай так. Ты отдаешь шейху винтовку, я тебе – "Никонов", АКМ – мне. Ну как?..

– Отдашь? Ну, тогда, пожалуй, я уступлю…

– Вот и ладно! Саид!!! Дорогой, ты где!?

Циновка отлетела в сторону считанные секунды спустя.

– Что надумали, гости?

– Саид, мы согласны. Тебе – винтовку, все АК-74, но без патронов. Нам – три верблюда, мясо, хлеб, воду. Решение окончательное и обжалованию не подлежит.

Шейх размышлял недолго.

– Согласен, дорогой!