Текст книги "Нешкольный дневник"

Автор книги: Антон Французов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Французов Антон
Нешкольный дневник

Предисловие саратовского издателя

1

Мы сидели с начальником отдела нравов гор милиции майором Голубцовым и пили чай. Выражение лица майора было определенно сумрачным. То ли на него дурно действовал чай своей безалкогольностью, то ли присутствие третьего лица – господина Соловьева – навевало определенные мысли… так или иначе, Голубцов был мрачен. Зато Соловьев резвился вовсю:

– Товарищ Майор, вы, наверное, сегодня дурно спали? Нет, при вашей работе и ночной загруженности это, конечно, не удивительно. Я слыхал, каждую ночь на улицы города выезжают два патрульных автомобиля и катаются по известным улочкам, да? Высматривают жриц любви, которые ведут себя плохо, так, что мама может поругать?

Голубцов ничего не ответил. Сидящий с нами за одним столом Соловьев вообще был человеком бесцеремонным, болтливым и начисто лишенным такого качества, как деликатность. О, Соловьев!.. Эту птичье-певческую фамилию носил весьма известный в Саратове тусовочный персонаж, без которого не обходилась ни одна мало-мальски значительная презентация или, с позволения сказать, светский раут. Соловьев был весьма своеобразным господином, в нашем городе он владел парой контор по «прокатке» гастрольных туров знаменитостей. Парень этот был, прямо скажем, без царя в голове, хотя и с фамилией бытописателя царей, историка Сергея Михайловича Соловьева. Он любил эпатировать общественность выходками самого сомнительного свойства, – например, брался устраивать фестиваль джазовой культуры, а потом сводил его к тому, что напивался в ночном клубе с парой десятков выписанных откуда-то из Сенегала негров, умеющих дуть водку, но едва ли знающих, куда дуть применительно к духовому инструменту.

Господин Соловьев пробовал себя и в издательской деятельности, выпустив в свет сборник собственных опусов под многообещающим названием «Жопа». Это не смешно. Это скорее грустно, если учесть, сколько по-настоящему даровитых литераторов не находит применения своим текстам. Это я знаю как издатель. Тем более грустно, что качество опусов нашего Соловьева и их внутреннее наполнение совершенно соответствовали продекламированному в названии анатомическому фрагменту. Сколько уж он отгрузил издателю (не моему!) денег, остается, как говорится, коммерческой тайной.

– Я тут недавно узнал, – продолжал Соловьев, жонглируя чашкой, – что ваш отдел накрыл очередной замечательный притон, который организовали не где-нибудь, а в Доме молодежного творчества, бывшем Дворце пионеров и школьников имени Аркадия Гайдара! Говорят, там имел свою поляну известный прохиндей Колесников, он же Гоша – Пятое колесо?

– Да, – мрачно подтвердил Голубцов и вопросительно посмотрел на меня: – Антон, вы… закончили?

Помимо издательской деятельности я занимаюсь журналистикой и в тот момент готовил пресс-релиз для интернет-издания по деятельности полиции нравов в нашем городе. Именно по этому поводу я встречался с начальником соответствующего отдела городского управления внутренних дел майором Голубцовым. Соловьев же, как известный деятель и даже депутат областной думы, должен был прокомментировать ряд моментов… в общем, вот он и комментировал. Я уже пожалел, что связался с этим типом, но куда от него денешься – я его много лет знаю.

– Честно говоря, – продолжил Соловьев, гарцуя на стуле, – это не для печати… не вижу смысла в деятельности твоего отдела, майор. Только без обид… Что вы можете? Все равно проституция из уголовного права перекочевала в разряд административных правонарушений. Ну принимаете вы нескольких девиц, тащите их в свой отдел, оформляете задержание, кто первый раз запалился – печатаете пальчики и заводите досье, и отпускаете. Что, не так?

– Так, – нехотя признал майор Голубцов.

– В нашем городе девочки и так легально работают. Стоят себе на Большой Казачьей, в народе известной как Большая Сосачья, и в ус не дуют. Нет, я понимаю, вы ведете учет, медосмотры бесплатные им организуете… только что толку? Кстати, – обернулся он ко мне и хитро подмигнул, – ты, Антоша, слыхал о том, что недавно подчиненный товарища майора, вот из отдела нравов, некто Кружилин, проводил профилактический рейд по торговцам порнухой. Так вот, он конфисковал у барыг большую партию CD и DVD дисков, среди которых попалось около двадцати экземпляров фильмеца… знаешь, как назывался? «Менты: отдел нравов»! Про двух коллег майора Голубцова, которые расследовали ограбление секс-шопа. Из него похитили что-то там двести фаллоимитаторов и вообще… Хо-хо-хо!!

– Очень смешно, – отозвался Голубцов, который, не собирался оставаться в долгу. – Что касается вас, Соловьев, говорят, вы на днях устроили дебош на свадьбе вице-мэра – распотрошили подушку, извалялись в перьях и ползали по столу с кудахтаньем и воплями «Я курица-несушка!!!», а? А потом, когда вас выгнали из банкетного зала, вы пошли в сауну, вызвали девочек, покидали их всех в бассейн и кричали, что сейчас будете устраивать чемпионат города по плаванию среди блядей. В разгар чемпионата, кажется, приехали наши сотрудники. Кстати, там был и Кружилин, по поводу которого вы так иронизировали. А так же капитан Никифоров.

Соловьев скривился и, явно желая перевести разговор на менее щекотливую тему воскликнул:

– Да, Никифоров! Он, кстати, мой бывший одноклассник! Забавный такой тип. Антон Сергеевич, торжественно обратился он ко мне, – ты слышал про главную достопримечательность городской полиции нравов? Это капитан Никифоров. Путаны в нем души не чают. Он им отец родной. Вот не поверишь!..

Улыбка Соловьева не оставляла сомнений в том, что лично он не питает никаких иллюзий в отношении капитана Никифорова и его связи с его подопечными, дамочками по вызову.

– А вот на счет Никифорова нечего проезжаться, – хмуро заметил Голубцов. – Он в самом деле за свое дело болеет. В отличие от некоторых.

– Да! – Хихикнул Соловьев. Болеет… мгм… знаю я, чем на Большой Казачьей болеют… А ты, Антон, не слыхал очередную легенду о подвигах капитана Никифорова? Это же какой-то нравственный Геракл! Не слыхал? Так я тебе расскажу. Дело было не так давно… Некто Колесников, или Гоша – Пятое Колесо, мы его уже сегодня упоминали…

– Короче!.. – оборвал его Голубцов, который при всем своем хладнокровии уже не мог терпеть ехидного тона Соловьева. – Я сам расскажу. Тем более, что там не было ничего смешного…

2

– …И вовсе ничего смешного! – сказала невысокая девица в светлом платье, покосившись на свою трусливо улыбающуюся подругу. – Там капитан, как бы не дошло…

– Что такое? – спросил Никифоров.

– Да Иринка, она из «Снегурочки», ты знаешь… в общем, ее ребята Пятого Колеса приняли. Такие уроды!

– Пятого Колеса? Колесникова что ли?

– Да его, козла! Колесо в непонятках, у него кто-то стырил пять штук баксов прямо из хаты… ну и маякнули, что это Ирка, она ж у него последний раз была. Вот ее и потащили. Колесо со своими уродами в спорткомплексе «Карусель» отвисает.

– Где? – вздрогнув, спросил Никифоров. – В «Карусели»?

– Ну да, они там по ночам куролесят. Их там три машины стоит, значит, кроме Ирки еще подтянут. Капитан, а! Ведь поуродуют девчонку…

– В «Карусели», – пробормотал Никифоров, – твою мать… А что же вы своих заступников из «крыши» не подтяните, если так?

– Да кто ж сунется против Колеса? – пискнула вторая девица. – Выручи, дядя Коля! А то Ирка… и вообще… А мы с тобой рассчитаемся!

– Знаю я ваши расчеты, – мрачно сказал Никифоров. – «Карусель»… Н-да. Катя, Катя… – пробормотал он.

– Да там Ирка, а никакой Кати там нет…

Никифоров снял телефонную трубку и произнес:

– Кружилин, зайди. Да, дело есть. Тут в «Карусели» нарисовались ребята Колеса… Что? Да ты что, сдурел? Сами разберемся. Поехали, говорю. А я пока выясню через диспетчера, поступили ли заказы из «Карусели» на вызов… Да.

Заказы поступили. Никифоров и Кружилин сели в патрульную машину и выехали к «Карусели». Никифорову с самого начала было ясно, что если в спорткомплекс и удастся проникнуть, то только хитростью.

Они остановились у «Карусели». Кружилин оглянулся и сказал:

– Заказ прибыл.

Заказ прибыл в виде изрядно раздолбанной зеленной «Бэшки» с провисшим передним бампером и треснувшим передним стеклом. Из машины, словно нехотя извлек свои перекаченные телеса угрюмого вида хлопец, а за ним одна за другой полезли размалеванные, как последние шлюхи, три девицы в совершенно одинаковых укороченных кожаных курточках, которые майор Голубцов именовал «поддергайками».

– Ага, секс-контингент поступает в распоряжение заказчиков, – откомментировал Кружилин. – Эти девчонки, кажется из «Затейницы». Ну и название у конторы!

– Сиди тут, – сказал Никифоров. – Если что, позову.

И, выйдя из машины, направился прямо к новоприбывшим. Он подошел к невозмутимо упершемуся в него бычьим взглядом амбалу и проговорил:

– А, привезли телок? А че это они у тебя, эти чиксы, стало быть, какие-то потасканные, парень? Сами, что ль, на хор ставили всей кодлой – проверяли функцион-набельность?

– Э, козел… – целомудренно пискнула одна из девиц, вероятно обидевшись на грубое слово «функционабельность», но парень жестом велел ей замолчать. Никифоров понял, что его не признали и, видно, думают, что он из числа людей Колеса и принимает заказ. Охранник из «Затейницы» сказал:

– А ты че, новый у Колеса? Че-то я тебя раньше не видел.

– Новый, новый, – махнул рукой Никифоров. – Вчера только взяли, долго гонялись, кредитными карточками в хвост махали, миллионы предлагали.

– Ладно, гони лавэ и забирай телок, – отозвался здоровяк, совершенно проигнорировав потуги капитана на юмор. – Погоди… да ты не мусор ли? Тогда тебе тут ловить нечего!

– Помоги, – сказал Никифоров, – там девчонку расписать могут по полной программе. А туда, в «Карусель», кроме как вместе с твоими девчонками не пролезешь.

– Да пошел ты! – буркнул парень. – Че ты мне тут паришь? Новенький… Телка та, она ж не с нашего агентства. Да мне на нее…

И он сказал, что именно и как ему на нее.

– Нет, это ты новенький, – сказал Никифоров тихо, придвигаясь к верзиле.

– Э-э, ты че? – заревел тот и. выставил вперед здоровенную ручищу, но она хватанула только воздух, который, как из-псггао, имеет газообразную консистенцию, и потому зафиксировать его в кулаке довольно затруднительно. Никифоров же довольно легко уклонился от неуклюжего выпада охранника юсорт-агентста «Затейница» и, все так же не сходя с места, сначала нанес молниеносный удар прямо в солнечное сплетение, отчего верзилу неотвратимо скрутило спазмом боли, а потом опрокинул на асфальт двумя короткими мощными ударами левой руки. Затем распахнул дверцу <<бэхи>> и легко, словно это был маленький ребенок, а не внушительных размеров амбал швырнул незадачливого «затейника» на переднее сиденье рядом с водилой. Все это произошло настолько стремительно, что представительницы первой древнейшей профессии не успели и пикнуть.

– Э, че он творит!

– Мусор, что ли?

– Да нет, он из полиции нравов… Я его знаю, он в прошлый раз меня шмонал, а Лидка полы подметала в их отделе… у них уборщицы по разнарядке нету.

– Девчонки, за мной! – скомандовал Никифоров.

– А че, че такое? Мы ниче!

– Да ладно, решим, – махнул рукой капитан. – Представьте на несколько минут, что я вместо этого вашего сутера.

И он кивнул на горе-«затейника», корчившегося на переднем' сиденье машины.

После того как Никифоров нажал на кнопку электрического звонка у самого входа в комплекс, клацнул замок, огромная, окрашенная под золото дверь со встроенным в нее пуленепробиваемым тонированным бронестеклом (любит Колесо безопасность!) бесшумно отворилась – и появилась подозрительная рябая физиономия с топорными чертами.

На харе моргнули маленькие черные глаза и с сомнением уставились на капитана.

– Девчонок вызывали?.. – спросил Никифоров.

Тот окинул взглядом девушек из «Затейницы»:

– Ага.

На лице рябого появилось нечто вроде довольной улыбки, что приоткрыло целую таблицу Менделеева – начиная от подозрительного тусклого металла, сильно смахивавшего на нержавейку, и заканчивая золотыми коронками и двумя белоснежными фарфоровыми зубами.

– A-а, проходите, – проговорил он, и в его руке появилось несколько долларовых бумажек – А ты куда? – проговорил он, когда Никифоров пристроился вслед последней девчонке и решительно шагнул к дверному проему. – Вот тебе бабки, и вали обратно в тачку!

– Давай, – беззаботно произнес Никифоров и, приняв деньги, внезапно перехватил рябого за указательный и большой пальцы и завернул так, что тот заверещал, как поросенок при заклании, и, изогнувшись от боли, тотчас получил впечатляющий зубодробительный удар в челюсть…

Его развернуло на сто восемьдесят градусов, и Никифоров, не отпуская жалобно хрустящих пальцев рябого, дослал беднягу в отруб коротким, выверенным, молниеносным тычком в основание черепа. Тот ткнулся лбом в стену и медленно сполз вниз. Капитан проследил взглядом траекторию его падения и произнес, не меняя интонации:

– Звиняйте, дядьку. Работа такая. Ну что, пошли, девчонки!

– Где это ты так научился? – спросила одна из проституток.

– А я раньше в СОБРе работал, – сухо ответил капитан. – Пошли, что ли. Кружилин, со мной!

В просторном предбаннике сауны – конечном пункте их следования – они застали четверых парней и пузатого типа с красным лицом. Завернутый в простыню, как римский патриций в тогу, тип пил пиво и заедал раками. Впрочем, при появлении Никифорова он медленно поднялся и спросил:

– А тебе… что здесь надо?

– Где Ирка? – спросил Никифоров.

– Какая Ирка?

– Не крути, Колесо. Ирка, на которую маякнули, что она у тебя пять штук баксов взяла.

Колесо побагровел еще больше, хотя, казалось, окрас его кожных покровов не позволял сделать цвет еще интенсивнее.

– Ты, между прочим, в частное владение влез, капитан, – сказал он громко. – Так что как бы неприятностей у тебя не иышло. Нет тут никакой Ирки. Оставь девчонок и вали. Ты у меня и так уже вот где!..

И Колесников ясно обозначил где. Никифоров даже не посмотрел на него, а, отодвинув попавшегося на пути охранника Колеса, распахнул дверь в парную. Колесников с неожиданной для его тучного тела прытью подскочил к капитану и открыл было рот, чтобы выдать очередную ремарку, как Никифоров развернулся и с разворота залепил в красную рожу. Колесников закатился под стол не хуже, чем если бы он был настоящим колесом.

3

– Скверная история, – закончил майор Голубцов, – в парной оказалась эта самая Иринка. Валялась в кровище. Девчонку отделали по полной программе, и бог весть что с ней еще сталось бы, не подоспей Никифоров. Он, конечно, молодец. Ну кто будет так рисковать из-за какой-то проститутки, да? Вот, к сожалению, у нас многие так думают. А он думает иначе.

– Хотя в школе он особой душевной чуткостью не отличался, – хмыкнул Соловьев, – правда, уже двадцать лет прошло, как мы с ним школу-то кончили. Тебе, Антон, как человеку окололитературному может быть интересно – там у Никифорова была история почти романтическая…

В этот момент зазвонил мобильный телефон. Соловьев поднес трубку к уху и произнес:

– Да? Что? Еду, хорошо. Немедленно еду. Извините, господа, – церемонно произнес он, – меня вызывают по неотложному делу. Всего наилучшего.

– Вот уж золотце, – вслед ему проворчал майор Голубцов. – Но в одном он прав. У Никифорова в самом деле есть странности. По крайней мере, бывают. Вот взять то же дело с этой Ириной. Сам факт, что к Никифорову обратились за помощью сами проститутки… понимаете, да? И опять же, он мог не верить, а мог просто послать их подальше: мало ли что наболтают непутевые девицы, да? А он поехал. Пошел на риск. И спас девчонку. Она, правда, уже оклемалась – и опять на панель. Зато Колесо вроде больше не трогает ее. А капитан Никифоров… Он раньше в РУБОПе был, в группе быстрого реагирования. А потом ушел – и к нам. Вот так. Странный он, но дело свое знает. Понимаете? Вот лично я… скажу уж честно… не сунулся бы в эту «Карусель» без ордера, без оснований… без всего. А он – сунулся. Ну ладно, Антон Сергеич, бывайте. Всех благ.

4

После этого разговора прошло около двух недель.

Я сидел дома.

Осенние сумерки в пустой квартире почему-то всегда вызывали у меня предчувствие чьего-то незапланированного, нежданного визита. Как будто шел мимо моего дома человек, шуршали под ногами опавшие листья, а потом налетел, взвивая красно-желтые бурунчики листопада, пронизывающий осенний ветер – и остановился человек Осенние прогулки вообще располагают к неожиданным поступкам и ностальгическим встречам. И потому я не удивился, когда услышал резкий звонок в дверь, тотчас же повторившийся еще и еще. Первоначально я подумал, что так бесцеремонно может звонить только один человек, а именно гроза всех жильцов, свирепая глава местного ЖЭУ Марья Петровна, ежедневно проводящая обход квартир с целью застать кого-либо за предосудительным актом самогоноварения. Ко мне она не особо благоволила, так как род моей деятельности вызывал у нее, активистки сталинской закалки, как минимум раздражение. Фразы типа «Пишут всякое, паразиты» и «Цензуры на вас нет, прихвостни загнивающего империализма» повторялись с редкостной регулярностью и демонстрировали тонкое знание вопроса, потому как в молодости Марья Петровна была инструктором парткома какого-то там завода и по совместительству – редактором заводской ура-социалистической газетки с лозунгом «Догоним и перегоним!».

Впрочем, я тут же вспомнил, что Марья Петровна прийти не может, так как не далее как вчера – к облегчению ее многострадальных соседей – поехала погостить к снохе, которую подозревала в клептомании и неуважении к жилищно-коммунальным работникам. Так что грозная старуха никак не могла почтить меня визитом.

Я открыл.

Передо мной стоял среднего роста, плотный мужчина с густыми бровями и такими надбровными дугами, что его глаза представляли собой две маленькие, косо и близко посаженные на широком блиновидном лице щелочки. Подбородок, массивный и властный, в сочетании с мясистыми щеками и маленьким, кнопочным носом, делал мужчину чем-то похожим на боксера. Имеется в виду порода собаки. Что же касается боксера-человека, по всей видимости, это в некоторой степени также касалось моего незваного гостя, поскольку его небольшие уши были характерно прижаты к черепу, а в густой заросли левой брови ясно был виден еще довольно свежий внушительный шрам.

С его серой куртки текло, хотя дождь за окном был не очень сильный: вероятно, на подходах к моему подъезду его окатила какая-то машина. На тот же вывод наводила сочная полоса грязи, идущая по левому рукаву куртки и левой штанине.

Мужчина словно не ожидал, что ему откроют. Он сначала повертел круглой головой, потом растерянно посмотрел на меня, заглянул себе за спину, словно ожидал там что-то обнаружить, и, только после того как я сказал: «Вы к кому?» – произнес:

– Это… издатель, это вы?.. – Он назвал мои полные анкетные данные. – Я тут… по делу.

– Да, это я. Если вы по делу, то, может, пройдете?

Человек с лицом боксера шмыгнул носом и после паузы выговорил:

– Я тут трезвонил в дверь, значит. Это по привычке. Мы когда хазы зачищаем, то или сразу дверь выламываем, или вот так звонок терзаем, как я вам сейчас.

– Хорошо еще, что не выломали дверь, – вздохнул я, с некоторым удивлением разглядывая незнакомца.

У него были удивительно беспокойные руки. Это при том, что в лице его не шевелилась ни одна черточка, а глаза были тусклыми и бездумно-светлыми, как начищенные оловянные плошки. А вот руки находились в движении непрестанно: толстые, короткие, похожие на гусеницы пальцы все время сплетались и расплетались во всех мыслимых комбинациях, время от времени, как ветка под ногой, хрустели суставы, что тут же вызвало у меня некоторое раздражение. Снимая ботинки, гость проявил удивительную ловкость в развязывании шнурков: он расправился с ними буквально за пару секунд, а потом с военной четкостью уложил их на полку, где у меня лежали щетки, рожки и кремы для обуви.

Несколько шматов грязи, отлепившись от ботинок, грозно улеглись рядом.

Гость потоптался в прихожей, тут же отдавив мне обе ноги, и сказал, явно затрудняясь в подборе слов:

– Я… значит, это…

Тут он надолго замолчал. Я кивнул:

– Может, все-таки вы пройдете? На кухню, так удобнее. Чай, кофе?

– Это… а покрепче? – тут-же откликнулся он, заметно оживляясь. – ' А то, знаете ли, Владимиров, погода такая убойная – прошел по улице, значит, и ни тебе, значит… этого… ага.

И вот тут я определил, кто по профессии мой занимательный гость: трогательная привычка обращаться без всяких предисловий прямо по фамилии и пестрая, хромая, словно колченогий павлин, манера излагать свои мысли – все это четко выявило в нем питомца органов внутренних дел.

– Вы из милиции? – спросил я.

Ответ был замечательным:

– Да нет, то есть совершенно так. Нет – это в смысле что я не по поводу криминала. То есть как раз по поводу криминала, но в том смысле, что он вас не касается.

Мне тут же вспомнилось бессмертное, родом из милицейского протокола: «Труп потерпевшего гражданина, лицо обращено строго на север, сидит на унитазе в позе сидя по месту прописки».

Начало разговора выдалось столь многообещающим, что я молча плеснул водки продрогшему гостю, а потом, поколебавшись, налил немного и себе.

Он выпил одним коротким, судорожным движением, уткнул широкий нос в рукав, истово втянул воздух, а я спросил:

– А с кем, собственно, имею честь?

– Ну да, – сказал гость, – это да. Только давайте, чтобы потом без этого… ничего чтобы не было.

Эта удивительная манера выражаться – в духе экс-премьера Виктора Степаныча Черномырдина – несколько озадачила меня.

– Моя фамилия Никифоров, – сказал он. – Капитан Никифоров из полиции нравов.

Я не без любопытства взглянул на него. Тот самый, про которого ехидно рассказывал Соловьев и с уважением – майор Голубцов.

– Я как-то не очень, – начал капитан Никифоров, – тут дело такое… я понимаю, что вы, издатели, всякое уже поначитывали и понаписывали, но тут такое дело, что… в общем, мне как-то недавно присоветовали… В общем, у меня для вас материал.

Я подпер подбородок кулаком и терпеливо смотрел на Никифорова. Его корявые обороты довольно плохо укладывались у меня в голове. Впрочем, мне приходилось выдерживать и не такое. Издательское дело, которым я занимаюсь уже достаточно долгое время, предполагает массу контактов с разного рода «гениями». Они приносят свои эпохальные опусы и пытаются убедить меня в том, что мировая литература будет обеднена и обесценена, если мир не узнает вышеупомянутого шедевра. Претендовали не только на право именоваться вторыми Акуниными или Пелевиными, а – берите выше – Булгаковыми, Чеховыми и Набоковыми. Один почтенный господин, работавший оператором на киностудии, принес мне не более и не менее как ремейк бессмертной набоковской «Лолиты». Правда, этот претендент на роль гения писал свой опус применительно к веяниям времени и потому назвал его то ли «Лолит», то ли «Лол». Соответственно не о хрупкой девочке-нимфетке, а о мальчике. А один толстый, пышноусый армянин – майор ГИБДД – приволок компьютерную распечатку с сочной титульной шапкой: «Варданян и три «Ландкруизера» (так было написано). Текст представлял собой ни больше ни меньше как антихудожественное перемалывание романа Дюма-отца «Три мушкетера», в котором красочно живописались приключения храброго гаишника капитана Варданяна, боровшегося с главарем автомобильной мафии по кличке Кардинал.

Разумеется, после таких прецедентов я смотрел на пришедших ко мне «по не совсем обычному делу» – то есть с намерением впарить мне рукопись собственного изготовления – работников милиции с некоторым опасением. По всей видимости, и мой посетитель явился именно с такой целью. Он долго копался в коричневой папке из кожзаменителя, потом глубоко и громко вздохнул. Мне почему-то представилось, что примерно так вздыхает бегемот в вольере, хотя я никогда не слышал, как он это делает. Капитан Никифоров вынул довольно толстую стопку листов формата А4 и сказал:

– Вот это. Я только надеюсь, что вы, если вам это не подойдет, вернете мне… обратно.

– Это что, рукопись?

– Да нет, почему? На принтере забабахали. В конторе. То есть на ксероксе. Честно говоря, я всю эту технику путаю постоянно. Она для меня вся одинаковая. У меня, когда еще при коммунистах, дома машинка стояла пишущая, так я в ней-то толком разобраться не мог. У меня на этой машинке мама печатала. Она вроде как дневник вела. Блажь, в общем.

Я взял у него из рук эту стопку листов. Сразу выяснилось, что она неоднородна – часть листов, края которых выглядывали снизу, была отличного качества, распечатана на превосходном лазерном принтере. Те же, что были сверху, сложно было назвать распечаткой – это была ксерокопия рукописного текста. Почерк хоть и каллиграфический, приятный и явно женский, но во многих местах «съеденный» при копировании на давно отслужившем свой срок ксероксе.

– Вот, – сказал он, – посмотрите… это… я хотел вам рассказать. На самом деле все это, что я вам принес, у меня года два уже лежит. Точнее, у меня оригинал лежит, а на ксероксе я скопировал только вчера. Когда один в кабинете остался. В общем… вам приходилось слышать о такой банде – «Ромео и Джульетта»? В Подмосковье и Москве года два-три назад орудовала.

– «Ромео и Джульетта»? – Я пожал плечами. – Если честно, я о них только в книжке читал. У Шекспира. А насчет банды – не буду врать, не слыхал.

– Да, книг про них много понаписано, – с трогательной непосредственностью согласился Никифоров, – аж пятьдесят четыре тома уголовного дела подшили. Просто это… как его… полное собрание сочинений.

– Академическое, – сказал я.

– Я тогда в московском РУБОПе работал, – начал капитан Никифоров, не обратив никакого внимания на мое в самом деле малосущественное замечание, претендующее на какую-то иронию, – потом перевелся, правда. Уволился. Я сейчас здесь, в Саратове, живу. Из Москвы съехал. Но ладно. Не обо мне речь, значит. Три года назад в городе такая банда объявилась – «Ромео и Джульетта». Ее братки, которые по понятиям примериваются, конечно, сразу на непонятки поставили… откуда, дескать, такая пидорасня всплыла? Только те, кто наезжал, быстро поменяли место прописки. На кладбище их поселили. Ребята те, которые такую банду… в общем, они были, как сейчас это модно, и вашим и нашим. Короче, по-нашему, по-русски, чтобы грубо и понятно: и в пизду, и в жопу, и в Красную Армию. Непонятно?

– Не очень. Бисексуал, отслуживший в армии, что ли?

– Пидоры они были. В смысле такие, которые и с телками, и с мужиками перепихиваются – за бабки. Пидоры. Би… это… би-сек-суалы, – сподобился выговорить Никифоров. – Да только ушлые пидоры. Один был, значит, вообще из «краповых беретов» – спецназ, в общем. Который Роман. Второй был Юлик, Юлий его звали… так вот. А на итальянский, что ли, манер – Джульетта. Или…

Никифоров засопел и, уже не дожидаясь приглашения, плеснул водки и себе, и мне. Дальнейший его рассказ приобрел большую четкость и определенность – водка, что ли, подействовала? – но тем не менее не стану приводить его не самый удобоваримый образчик речи.

Он рассказал мне следующее.

Когда он еще работал оперативником московского РУБОПа, в столице и пригородах произошла серия убийств, похожих одно на другое как две капли воды: в собственных квартирах находили убитых бизнесменов, при копании в биографиях которых выяснялось, что они все, как один, нетрадиционной ориентации. Расследование помогло выйти на группу молодых людей, промышляющих проституцией. Эти с оттенком в голубизну граждане тусовались в соответствующих московских клубах, таких, как, к примеру, «Три обезьяны», «Хамелеон», «Центральная станция», ну и так далее. Тут их абонировали богатые «папики», имевшие нужду в интимных услугах не совсем обычного свойства. Нет, неверно… сейчас уже все стало обычным и обыденным. Молодые люди, среди которых верховодили упомянутые выше Роман и Юлий, грабили тех, кто их снял, а недавнего владельца экспроприированных жизненных благ хорошенько прикладывали по башке – до амнезии, ничего не помнили потерпевшие, проще говоря. Но тех, кто не помнил, можно считать счастливцами. Потому что некоторых вообще убивали.

Банду пытались выловить, но это оказалось не так просто, особенно если учесть, что их прикрывали чеченские бандиты. Почему именно чеченские? Да проще простого. Славянским браткам, говоря их языком, «в падлу приперло» бы крышевать «жопников». А кавказские бандиты смотрели на это куда проще и определеннее: есть выгода от сотрудничества – хорошо, и никакая ориентация и род деятельности помехой быть не может. Чеченцы снабжали «голубую банду» оружием, авто и наводками, а те щедро отстегивали от добытого. Единственное, что не собирались предоставлять бандитствующим Ромео-Джульеттам даже кавказцы, так это жилье. «Момент проживания» никак не могли раскусить и оперативники: «голубые бантики» всякий раз скрывались и залегали на дно. А где – никак не удавалось установить.

И наконец опергруппе, в состав которой входил и капитан Никифоров, удалось «прыгнуть на хвоста» банде: удалось проследить, где живут «мальчики по вызову». Оказалось, что геи поселились вместе с коллегами – подмосковными проститутками, которые комплектовали элитный «массажно-досуговый центр», располагающийся в нескольких километрах от столицы. Центр находился в трехэтажном коттедже, как водится – со всеми прибамбасами, и был рассчитан на о-о-очень состоятельного клиента. Здесь-то нашли приют четверо «мальчиков». Кстати, как выяснилось позднее, в центре они показали себя как вполне нормальные особи мужеского полу, а главарь «голубой банды» Ромео даже сожительствовал с «мамой» своих соседок-проституток – пышнотелой, усатой Ниной Ароновной. Прочие молодые люди также пользовались успехом, потому что, как говорили путаны позднее на допросах, ребята всегда производили очень благоприятное впечатление, были вежливы, предупредительны, остроумны и легки в общении, чем резко контрастировали с клиентурой девушек из центра, подбирающейся по одному критерию: финансовому. А платить от двухсот до тысячи долларов (а иногда и намного больше) за временное общение с элитной путаной может себе позволить сами знаете кто.

Опергруппа нагрянула в центр, где в результате ожесточенной перестрелки были задержаны двое из четверых «голубых бандитов». Третий был убит, а последнему – главарю банды Роману, он же Ромео, – удалось скрыться.

Но сопротивление оказали не только парни.

К неприятному удивлению оперативников, одна из путан оказала ожесточенное сопротивление. И если максимум усилий проституток в момент задержания сводился обычно к беспорядочному дрыганию руками и ногами, а равно воплям «Мусора – козлы!» и «Сучаррры бацильные!» (а большинство и вовсе принимало задержание как данность, с апатией, переходящей или в презрительные взгляды, или в слезы), – то эта девушка повела себя совершенно неадекватно. Когда вошли в ее комнату и начали обыск, она хладнокровно достала откуда-то из-за кровати пистолет и расстреляла в упор двух сотрудников милиции. Третий – по понятным причинам – открыл огонь на поражение и успел уложить ее прежде, чем она достала бы выстрелом его самого.