Текст книги "Дворяне и ведьмы (СИ)"

Автор книги: Антон Кильдяшев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

А жрец улыбался и спокойно, как жирный паук тянул рабыню к себе.

– Не бойся. Это не больно. Хотя, помнится, учитель и говорил, что грешников надо наказывать по всей строгости, но я не он и проявляю сострадание. Госпожа Тяжка – не Красный Крас, и милосердие ей не чуждо.

Позади вдруг послышался невнятный шум.

– Тоналнан? – Спросил Ждан. – Всё в порядке?

Рабыня даже не успела пикнуть, как оказалась с кляпом во рту и на руках у жреца. Бряцанье доносилось из-под его одежды – монеты он сгрёб назад тем же невероятно бывшим движением, что и её саму. За секунды он оказался так далеко от лавки, что Тоналнан даже не услышала колокольчики.

Жрец скинул её у статуи своей богини. Он провёл по белоснежному камню ладонью и оставил иссиня-чёрный след, что пропал мгновенье спустя. Тоналнан даже не знала, не привиделось ли ей это – так быстро исчезло всякое упоминание о той темноте.

Странный человек обыскал её и с первой попытки нашёл монетку. Зачем-то попробовал железо на зуб. Взамен Тоналнан приобрела здоровую лопату. Бородач широко улыбался, когда отдавал её.

– Ты принесёшь мне много, много денег, красавица! Обычно, человек может получить лишь одну монетку от богини. Но ты особый случай – безгрешная, и потому можешь подарить мне вторую! – Он протянул ей инструмент. – Копай. Учитель бы не одобрил, но его с нами нет!

Тоналнан взяла лопату и, оперевшись на неё, встала. Осторожно вытащила кляп и огляделась. Плоскоголовая Тяжка пристально следила за ними двумя и всем своим видом говорила, что не стоит ничего копать.

– Разве ты не должен защищать её, слуга Королевы? – Боязно оглянулась она на могилы. Едва ли не большая часть из них была засыпана свежей землёй – после получения монетки тивун Бранимер в надежде избавиться от неё заставил привести кладбище в надлежащий тому вид.

– Богиня давно мертва, как мёртв и мой учитель. – Он звякнул монетами в карманах и шагнул ближе. – Копай, копай. Ты же не хочешь, чтобы я тебя заставлял?

Рабыня, помедлив, ударила землю точно у основания статуи.

– Ничто не произойдёт, не переживай. Бояться тебе некого – кроме меня. – Подбодрил её жрец. – Богиня мертва, мертвы её слуги. Магия их ещё жива, но и это ненадолго.

Тоналнан легонько надавила. Золотое было близко, и ещё стоял вечер – если повезёт, её могли заметить и спасти. Вряд ли, но больше не на что ей было надеяться. "Я сама напросилась", – напомнила она себе. И, значит, нужно принять происходящее и не винить никого, кроме своего легкомыслия. "Я взяла монетку себе – и на что, собственно, ещё могла рассчитывать?"

Горка земли тем временем росла. "Я даже ничего не ищу – разве что гнева Королевы Мёртвых". Достаточно ли этого, чтобы получить железную монетку?

Жрец ответил на вопрос.

– Да, вполне. Любой живой, что находит путь к земле богини должен быть убит, чтобы сохранить тайну. Даже могила не настолько молчалива, как вечно скитающиеся по земле призраки. На ней надписи бывают, а эти бедолаги как бы не хотели не смогут донести вести об увиденном до всё ещё живущих.

Опасливо Тоналнан копнула глубже. Каждый миг она боялась, что лопата наткнётся на монетку и считала удары об землю. Рядом вырос бугорок. Статуя истончалась к низу, и рабыне казалось, что вот-вот Тяжка пошатнётся и упадёт лицом в рыхлую землю.

Но не суждено Тоналнан было получить монетку.

Из Золотого донеслись крики, пронзающие душу насквозь, а вслед за ними затянутое тучами небо окрасилось цветом огня. Трактир загорелся, а что-то огромное, алое и тёмное одновременно пожирало убегающих людей живьём. Рабыня успела глянуть на горный склон и заметить целую лавину багряных воителей, стремящихся вниз.

Жрец не говоря ни слова потянул Тоналнан к пещере и почти преуспел – позади прямо на статую приземлился конный лорд. Рабыня даже не успела моргнуть, как её мучитель, обернувшийся первым, вдруг проглотил меч. Кривой, вьющийся змеем клинок будто бы обладал своей собственной волей и вполз жрецу глубоко внутрь – изо рта даже не торчала рукоять. Он упал неестественно прямо у ног рабыне и затих.

Позади раздалось лошадиное ржание. Липкий страх охватил всё естество рабыни. Что-то ей подсказывало, что существо не любит, когда на него смотрят. И в то же время, оно молчало, но не уходило, словно ждало причитающегося ему внимания. "Всё, как говорили. Они лишь ищут повода убить".

– Обернись. – Вдруг молвил голос.

Тоналнан послушно это сделала.

Статуя разбилась вдребезги – гигантский конь в доспехах стоял над ним. Сверху в седле высился всадник под стать своему скакуну. Двое были до ужаса похожи. Уродства, присущие этой породе будто бы перенеслись и на Конного Лорда – громадные ноги, что завершались скорее лапами, чем копытами, рога, растущие из черепа, гигантские зубы, торчащие изо рта невпопад, всё было точно таким же, и всё же другим. Присмотревшись, Тоналнан различила на воителе доспех, что состоял из переплетений рук, а пальцы превращались в корону. И где-то там глубоко в недрах кровавой брони в щелях меж пальцев сидели два ярко-алых глаза.

В руке конный лорд держал ещё один такой же меч. Впрочем, ножны приняли его в то же мгновение, что Тоналнан успела испугаться. Конь пронёсся мимо неё, и воитель лениво свесился к трупу жреца. Однако, забрал он не только меч, но и мешок с монетами.

Рабыня почти закричала, когда почуяла мокрое прикосновение к талии. Казалось, будто из коня – или из доспеха Конного Лорда росли змеи, что обвились вокруг Тоналнан и потянули в седло. Почти мгновенно она оказалась с ног до головы перепачкана в красной краске. Одним могучим прыжком скакун перелетел через многие могилы и ограду. Бедная девушка даже не успела вскрикнуть, как конь пробил чью-то крышу, а затем и стену, чтобы достичь площади.

Пламя и кровь были повсюду. Стук копыт и крики и рёв пламени смешались в один утробный звук, словно Золотое провалилось в ад и вернулось обратно – изрядно переваренное и облепленное мертвецами и демонами. Мимо пробежала полная женщина. Она горела живьём, и, словно этого было недостаточно, за ней ещё гнался и конный лорд. Топор настиг её за углом, разрубив от плеча до паха. Тоналнан не смогла отвести глаз – те будто окаменели – когда гигантская фигура спешилась и начала набивать прорезь в уродливом шлеме свежей плотью.

Вдруг хватка вокруг талии ослабла, и рабыня свалилось в красную жижу. Мертвецов вокруг не было, и откуда взялось целое море крови оставалось для Тоналнан загадкой. Всё Золотое окрасилось красным. "Здесь не жило столько людей". У неё было лишь одно объяснение, и то не слишком хорошее – конные лорды, чьи силуэты виднелись в густом дыму, привезли её с собой.

"Или кровоточит сама земля".

Она аккуратно подняла голову. Кровь струилась по её лицу. Король этих конных лордов был самым могучим человеком, что Тоналнан только доводилось видеть. На нём не было железных доспехов – только кроваво-красные мясные. Он и его воины были с ног до головы облеплены чужими мышцами и внутренностями, чужая кожа была их плащами и одеждой, а кости были седлом и всё держали воедино.

Гигант заговорил голосом, не похожим ни на что другое. Свист и хрип, шёпот и щелчки слышались в нём, его отдавало эхом в ушах и внутри головы, он пробирал до костей, а скорость слов постоянно менялась. Тоналнан никогда такого не слышала. Удивляло её и то, что язык конных лордов в его устах звучал невероятно чисто, словно всё, что она слышала сказанным на нём до этой встречи было произнесено с ошибками.

Конный лорд закинул монетку в рот и захрустел ей. Тоналнан расширила глаза от удивления – впервые она видела, чтобы с подарками Тяжки поступали таким образом.

– Я чую на тебе клеймо зверя. Чьё оно, краденая пища?

Угольно-чёрные вертикальные зрачки смотрели на неё не отрываясь. Голос его странным образом стал мягче. Он был заинтересован. "Не убьёт", – поняла Тоналнан и перевела дух.

– На моём клейме крылья и перья, конный лорд гор. – Ответила она. – Крылья и перья бога далёкого юга. Одного из них.

Гигант засмеялся, и смех его больше походил на рёв зверя.

– Гигардал Король Королей – вот кто я. Ты не знаешь меня? Пища всегда невежественна. Перья и чешуя, так? Не слышал о пернатых ящерах. Он ещё один цепляющийся за жизнь бескрылый труп?

"Не убьёт", – повторила про себя Тоналнан. "Если спрашивает, значит, боится. Гигардал не рискнёт съесть ту, что обещана чему-то сильнее него".

– Бог моего народа. Я обещанная ему жертва, украденная из храма. – Сказала она. И, подождав, добавила, набивая себе цену: – Я вижу твоего саблезубого зверя, Гигардал Король Королей.

Гигант сузил глаза. Конь под ним беспокойно рыл землю лапой. Остальные лорды медленно собирались вокруг. Пара из них привела бедных жителей Золотого. Толстушка Марфа, один из подручных Светека, да ещё какой-то шахтёр. Выражение крайнего ужаса не сходило с их лиц.

– Хорошие глаза. Я не видел твои перья и чешую, но ты разглядела мои длинные зубы.

– Благодарю, милорд.

– Видели ли они, куда исчезли воры?

Волосы на её затылке встали дыбом. От голоса, которым он это сказал, забурлила кровь.

"Значит, двух странников конные лорды не нашли. Значит, эти двое успели убежать".

– Из этой долины путь ведёт только в Белопадь, большой город. Полдня пути пешком.

– Большой город? Всего полдня пути? Да вас здесь как тараканов!

Позади него кто-то проорал "кровавый пир", и остальные подхватили рёв.

– Ты пойдёшь со мной. – Закончил он разговор. Голос его был прекрасно слышен даже в оглушающем вое о резне и пище.

Глядя на этих великанов, облачённых в плоть и кровь, Тоналнан сразу же согласилась. Она лучше пойдёт с ними добровольно, чем её поволокут силой. Развернувшаяся вокруг картина бойни вправила бы мозги на место самому упрямому и бесстрашному гордецу.

Где-то рядом вновь завизжали от боли и ужаса. Мгновение спустя крик оборвался – а вместе с ним из-за крыши фонтаном вверх брызнула кровь. Конные лорды засмеялись все, как один, и казалось, что земля зашаталась под ногами от этого звука.

– Белопадь

Царю некогда было отдыхать. Тысячи, если не миллионы дел требовали его немедленного вмешательства. Сотни людей ежедневно просили его о чём-то, что было лишь в силах Бладимера даровать. Везде, где бы он ни останавливался, тут же начинались суды, которые что-то мешало провести ранее. И всегда царь обязан был присутствовать – в конце концов там решалась судьба его подданных.

"А кто такие подданные? Это как рабы?"

Племянник Бладимера, Гаврил, был глупым и толстым мальцом, которому в жизни предстояло лишь нести страдания всем вокруг. Это было написано на его лице, руках, в выражении глаз, в манере говорить – буквально во всём были видны все задатки этого княжича. Но в этот раз он попал в самую точку. Да так, что царь не смог ответить внятно.

Жрец с обильно умасленной бородой принялся наставлять Гаврила о том, что желающему стать царём Красичу не стоит называть рабами свободных людей. У Бладимера было два возражения на этот счёт. Не только эти люди не были свободными, но и Гаврилу никогда не стать царём. Уж Бладимер об этом позаботится.

Шёл суд. Царь занял место, достойное монарха. Он сидел один, выше остальных, но в то же время в окружении дворян и бояр и свиты. Они сидели всего чуть-чуть выше, чем где стояли стражники и подсудимые и лишь немногим ниже, чем судья. Но Бладимер был выше всех на своём троне – бояре не поскупились и купили для этого случая, возможно, единственного раза, когда это роскошное кресло вообще будет использовано, настоящее произведение искусства.

Все благородные сидели сбоку – сегодня, к счастью для Бладимера, они лишь наблюдали. Обычно приходилось судить, судить, судить, тратя время впустую на бесполезных людей. Царь не считал нужным присутствовать на самодеятельности местных бояр, но был вынужден это делать. Война оказалась идеальным способом изучить свои владения. Когда-то ему казалось, что в кровопролитии нет ничего, абсолютно ничего созидательного – но стоило ему самому попробовать начать боевые действия, как царь неожиданно понял, что был не прав.

На войне дворянчики заключали союзы между собой ради взаимного процветания, бояре – наживались на продаже оружия, доспехов, лошадей и снабжения, обычные люди и вовсе оказались самыми мерзкими из всех "созидателей" – некоторые безродные сыны не только присматривали себе новый домик, но заодно и жён. Порой Бладимеру казалось, что "своих" он убил даже больше, чем "чужих".

"Казнил", – поправил он себя. Конечно, казнь же не убийство. Каждого насильника, каждого мародёра, каждого дворянчика, которому не посчастливилось быть замеченным зоркими глазами царя за участием в массовом веселье он отправил на виселицу. На сердце становилось тепло, когда он вспоминал выражения лиц своих советников, увидевших такое "самодурство".

Посмевшего так отозваться о своём царе Бладимер просто утопил. Возражений больше не было.

Вполуха он следил за судом, за запинающемся судьёй, за оборванцем, то ли укравшем овцу, то ли изнасиловавшим пастушку (то ли это дело было сделано с овцой), и не понимал, зачем вообще нужен этот глупый суд. Голову с плеч – и проблем больше нет. Но царь не вмешивался, ибо ценил минуты покоя.

На войну со своим вассалом – а по-нормальному, тивуном – он повёл пятидесятитысячную армию. Слишком много солдат, казалось всем. Но царь не хотел рисковать. Надеяться на удачу – удел глупцов. Бладимер взял ровно столько солдат, чтобы не пришлось трястись за свою шкуру и не испытать унижения, если бы осада затянулась. Красный Крас уберёг от этих напастей – но что бы произошло, если бы удача отвернулась от царя?

И опасаться такого исхода были все причины. Рыцари, чьими символами были лук и башня, держали оборону над стеной тысячелетие, если не больше. Короли приходили и уходили, вокруг разливались реки крови или же сгорало всё дотла, стены покрылись трещинами от старости, а рыцари всё ещё были здесь, благополучно пережив всех своих хозяев, врагов, друзей и чёрт знает что ещё.

На самом деле, стены было две. Громадный разлом в земной тверди, и на его краях – высокие стены, а между башнями были протянуты верёвочные мосты. Царь вдоволь насмотрелся на бездну в этой войне. Осколки чего-то древнего были рассыпаны там, далеко внизу.

Враги защищались отчаянно и яростно – но в конце концов все их усилия, все ночные вылазки, все орудия на башнях, всё их мастерство с луком оказались бесполезны против военной мощи царства. Грандмастер Вергил со стен подбодрял своих верных рыцарей историями об их великом прошлом, о том, что они побеждали противника куда суровее и сильнее Красичей, что ещё ни одной армии мира, сколь бы сильна она не была не удалось подчинить их силой – и всё одно бывшие крестьяне смешали с грязью их древние штандарты и разобрали на запчасти доспехи с историей в пару столетий.

Последних защитников царь сбросил в бездну. Он не знал, что защищали рыцари, не знали и они сами. "Так узнайте же, и больше не забывайте!", – сказал он, прежде чем отдал приказ скинуть вниз раздетых догола благородных воителей. Грандмастер успел избежать этой участи. Предатель в его рядах – новый тивун правой стены – пожалел бывшего господина и подарил ему лёгкую смерть.

Так Бладимер закончил многовековую историю рыцарей лука и башни жирной точкой. То, что тысячи лет пытались, но не могли сделать короли древности, он сделал за полгода. Книга, в которой записывали свои доблестные деяния грандмастера и магистры ордена, а также их герои, оказалась заляпана кровью во всех смыслах. Буквально промочена в ней, чтобы эта красная жирная точка перечеркнула всё, что существовало на бесчисленных страницах до неё. Царю понравилась та лёгкость, с которой это удалось совершить. "Если бы только всё, что я задумал, сбылось так же просто".

Один подсудимый сменился другим. Приговор был вынесен весьма мягкий – насильник отделался обещанием жениться. Царя это привело в ярость, но кое-как он сдержался. "Это же не мой суд", – напомнил он себе, – "так зачем мне в него лезть?" Зачем нужна эта комедия, если всё закончилось миром? Зачем тратить чужое время на такую чушь?

Но внутри кто-то говорил голосом супруги: "всё хорошо, что хорошо кончается". И Бладимер хранил молчание, закипая лишь внутри.

А следующее дело было и того краше: один крестьянин украл у другого мешок зерна ещё весной, а теперь требовал весь урожай соседа. Или хотя бы "половиночку", как выразился он. Царь бы наказал обоих за столь вопиющую жадность. И самого судью – в своём стремлении показать Бладимеру свою справедливость он старался сверх меры. Не было в нём желания наказать виновных – лишь одно угодить царю. Судья решил, что вор должен ограбленному мешок зерна.

А советники восторженно шептались. Племянник Гаврил впитывал эти разговоры, словно губка. "Справедливость – это когда всем хорошо!", – недавно ошарашил царя он. Бояре – главным образом Белевичи – потирали руки в предвкушении. "С него нам надо брать пример!", – говорил посланник от родни из-под Белева – во владении их был такой гадюшник, что вспомнить его название царь не мог даже если бы очень захотел. "Действительно нужно", – подумал Бладимер. Крестьяне бежали оттуда, словно там объявилась чума.

– Как зовут этого судью? – Спросил племянник вслух.

Сидевший рядом боярин – мелкая и дешёвая сошка – принялся тут же строить свой ответ.

– О, вы знаете, он – настоящая находка, мастер своего дела! Справедлив, как...

– Бузимил Доляныч. – Перебил царь. – Его мать и бабку сожгли за колдовство.

"И потому справедливость для него превыше всего".

Бладимер весьма щепетильно относился к вопросу о своей безопасности. И потому он знал всё обо всех – его верные рыцари находили всё, что только царь не просил узнать. Дворянин, и не самый безродный, при деньгах, но и без семейных владений – этот Бузимил оказался без матери в раннем возрасте лишь потому, что когда-то отец царя нашёл причину осмотреть свои земли от края до края. Верховный жрец в те времена уже был верховным жрецом, но ещё интересовался делами земными – и потому неизменно находил то там, то тут ведьм и колдунов. Холстейн и его ведьма бывали тут, а мать и бабка Бузимила имели глупость почивать их хлебом и солью.

Вернее, пивом и мёдом. У этих двоих были страннейшие вкусы, и все знали о них. Особенно, живущие вдоль дорог и судоходных рек, где бродили Холстейн и его ведьма. Мостовые люди всегда отличались своей простотой, за что платили и платят по сей день.

Бородатый папаша тогда словно стал тенью Холстейна. Или его ведьмы. Везде, где бывал Хол, вскоре загорались костры. И все из них Бладимер видел своими глазами. Глядел на них, вцепившись в нянькино платье, и из глубины души его доносился голос, что люди эти горят за плохое, неугодное богам – и самое важное, Красному Красу – дело.

В одном лишь провинился отец. Вместо того, чтобы выждать время, а потом сжигать, он следовал за Холстейном и его ведьмой по пятам. Матушке это стоило жизни. И отчиму тоже. Оба, и Бладимер, и его отец поняли свой урок. Вот только если один поклялся никогда больше не совершать таких ошибок, то другому показалось, что время было неподходящее для столь решительных мер, и он решил подождать.

Это было восстание, жестокое и страшное. Красич пошёл на Красича, одна половина страны навалилась на другую. В жерновах войны погибли десятки городов. "Всё, что им было нужно – повод для войны". Действительно, кому есть дело до грязных холопов? Ни их жизнь, ни их смерть им не принадлежат, и потому князья никогда не брали их в расчёт в своих интрижках. Только в этот раз кто-то заступился за честь сожжённых – одной рукой. А другой, железной, восставшие сжигали города – те, что осмелились стоять за царя и верных ему князей.

Если верховный жрец сжёг десятки, то мятежные князья – сотни тысяч.

Война была неизбежна, и в её преддверии отец укреплял власть Красичей там, где она ослабла из-за Холстейна и его ведьмы. Но очередное кольцо цикла от этих действий только сместилось ближе – и мятежные князья превратили полстраны в руины.

Бладимер будет действовать тоньше, чем его папаша. Враги даже не поймут, что их убило.

– Г-государь, ваша чаша...

Царь посмотрел на руку. Побелевший от страха советник был прав – Бладимер слишком глубоко погрузился в мир грёз, а в ответ действительность столь же глубоко вгрызлась в него осколками стекла. Вино и кровь, одинаковые на вид, стекали вниз и пачкали белоснежный пол.

Государь встал, повелел прибраться, и ушёл. Суд наводил на него тоску.

Почти не существовало того, что бы её не наводило. В последнее время, когда супруги нет рядом – лишь одна вещь радовала его взор. Войско, его детище. Чего бы не желали отдельные воины, оно перемалывало их волю в одно целое. Вся рать не могла взбунтоваться – её тут же бы уничтожила вторая половина и восстановила исходный замысел. Даже если вся она погибнет, но выживет лишь один ратник – впрочем, будет достаточно того, что останутся воспоминания – даже тогда система восстановит себя.

Царь любил своё войско, очень сильно любил. Ненависть же его касалась отдельных её винтиков, которые было легко заменить. Система была совершенной – а вот детали попадались с браком.

По бокам выросли две тени – самые доверенные воины царя, тёмные братья, что несли службу подле него. Их звали Вепрь и Голубь, а где-то в ещё более глубокой тени выжидал Лев, всегда готовый всадить стрелу в чьё-нибудь сердце. Царя удивляло, как его предшественники обходились без таких телохранителей. "Боялись предательства", – было наилучшим объяснением. Это подчёркивало глупость прошлых царей – верность тёмных братьев не знает пределов. Шанс закончить, наконец, свои скитания по миру они считают неоплатным долгом, и потому до тех пор, пока существуют в Стоградье цари и Красичи тёмные братья всегда будут верны им.

Бладимер прошёл к реке, чтобы омыть руку. На дороге за ним остались пятна крови и стекло. Отсюда, с укреплённой дамбами реки как с холма открывался замечательный вид. Как закончился бесконечный дождь воздух прояснился, и, казалось, можно было рассмотреть всю долину от края до края.

Здесь жили и работали другие верные слуги царей. Когда-то даже до сюда дотягивался Гиблолёс, но пришёл Крас и сжёг его дотла – вместе с неописуемыми ужасами внутри. Мостовые люди признали власть тогда ещё Триградья, радостные, что страхам пришёл конец. Бладимер улыбнулся своим мыслям. "Холстейн не стал бы героем, если бы ужасы исчезли". Спустя столетия выяснилось, что ведьмам и их зверушкам Гиблолёс был вовсе не нужен, а чертям без вековечных и гнилых деревьев с их обитателями даже проще.

Царь наслаждался мгновениями покоя. Даже столь злые мысли были приятны – глядя на свои владения, на своё детище, палатками разросшееся на много вёрст вокруг, Бладимер отдыхал телом и духом. Река жгла раненую руку, но в то же время унимала боль прохладой. В кристально-чистой воде тоненькой струйкой текла кровь.

Но мгновения, как бы не хотелось царю, не длились вечно.

– Государь! – Советник трусливо сбавил ход, как только заметил подле царя тёмного брата в маске. – Государь... Ваше присутствие на суде необходимо! Ваши подданные воспримут его как великую честь, они мигом забудут ложь, что о Вас...

"О, да. Ложь", – царь ненавидел своих чиновников за это. Столь они погрязли в лизоблюдстве, что даже если Бладимер не видел ничего плохого в том, чтобы его звали тираном, они всё равно называли это ложью. Слишком уж привыкли, что людям нравится лесть. Предыдущие цари вскормили себе потрясающих в своём уродстве советников.

И потому, похоже, и погибали так часто не своей смертью.

Царь махнул советнику рукой возвращаться. Склонившись, тот попятился обратно. Бладимер на прощание взглянул на оба солнца. "Кто вообще додумался считать их моими предками?", – ухмыльнулся он.

Красное пятно уже отмыли слуги. Подсудимых стало двое – братья, которых обвиняли в убийстве сестры из-за наследства давно погибшего отца. Судья был строг, как и подобает в таких делах. "Хоть в чём-то мы согласны", – подумал Бладимер. Когда братьям дали слово – одно на двоих – они признали свою вину. Судья приказал казнить их завтра утром.

– Какое ужасное преступление! – Заявил один из советников. Громко и отчётливо – специально, чтобы царь услышал и отметил именно этого своего слугу среди прочих. – Покуситься на свою кровь – самое страшное в глазах богов.

У Бладимера не было сил смеяться. "Мы, Красичи, потомки Красного Краса. Братоубийство у нас в крови". Не было в истории более жестокого к самому себе рода правителей, чем они, властители Стоградья.

– П-простите, государь? – Замерли советники в нерешительности.

Царь понял, что говорил мысли вслух. Снова. Так сильно они одолевали его, что череп не мог их сдержать, и они лезли наружу в каждом слове, каждом жесте. Бладимер знал, что произнёс "убить их всех!" – именно об этом он и думал.

Чиновники, подумав с мгновение, закивали головами. Да, царь одобряет решение судьи. Как же иначе с братоубийцами? Их должно ждать самое суровое наказание.

***

Лошади – если так можно было назвать этих монстров – чуяли кровь. Украденная пища не знала, откуда пришло это чувство. Наверное, оно витало в воздухе. На боках их была пена, а в глазах – даже в пустых глазницах некоторых из скакунов – читалась жажда.

Дым и пепел так и не исчезли, хотя Золотое осталось далеко. Трупы и реки крови тоже – Лошадиные Лорды тащили за собой всех мертвецов, что только могли. Связали их цепями, щупальцами, пробили крюками и когтями, везли на себе и своих конях. Кто-то ел мертвецов прямо на ходу. Тоналнан видела, как кто-то в окровавленном доспехе из плоти раздувался от съеденного мяса.

– Вперёд! – Ревел Гигардал, король королей. – За мясом и кровью!

Многоголосая орда ответила воплем. Горы заплакали кровавыми слезами от него.

Лошадиные Лорды Гор врезались в лагерь врага и смели его огненной лавиной. Дым застлал небеса, и всадники двинулись дальше. Горы трупов росли прямо на глазах. Пригород просто утонул в ужасе, что несли демоны.

Хаос и паника поднялись по всему городу. Колокола зазвонили о помощи – или же заранее отпевали своих защитников. Огонь перекинулся дальше, через реку, а затем и спустился в неё чтобы выжечь что-то внутри. Только затем Лорды перешли реку – и тут же напали на укрепления с их беспомощными защитниками. Их смели и не заметили.

Лишь чудо могло спасти людей. Ливнем крови влились в город всадники. За ними не оставалось ничего.

Солдат была тьма, и стояли они насмерть. Но и этого было недостаточно. Рыцарские копья изобрели Лошадиные Лорды, и как их истинные мастера не было такой преграды, сквозь которую не смогли бы пробиться всадники. А там, где было слишком тесно для копий шли в ход кривые ржавые клинки, что рвали на части любой доспех и любую плоть.

– Победа близка! – Кричал Гигардал.

Напротив явился сам царь со своей дружиной. Он бросил вызов королю королей, послав самого сильного из своих воинов. Только чудо могло спасти, и на него царь и уповал. Тоналнан осталась в седле – Гигардалу было абсолютно безразлично, кем считают его врага другие враги. Всё кровь и мясо, всё пища. Зачем же знать, что она думает?

Гигардал убил богатыря одним взмахом. И помчался вперёд на царя, чтобы прикончить труса.

Король королей пал в тот самый момент, когда почти обагрил свои руки королевской кровью. Щит короля, вернейший его рыцарь, великан в панцире из сотен слоёв кожи, ударил в спину и положил конец правлению своего сюзерена.

Конные Лорды Гор загрохотали смехом, а вместе с ними и город затрясся от мощи. Великан смеялся громче всех, а рядом с ним и его сообщники – Лорд в железе, что имел больше пяти глаз, и человек, сотканный из волос. Тоналнан не знала их имён – не знал их и Гигардал. Он рассказал ей о них, о том, чем они были.

– Поход! Поход! – Сотрясали землю лапы лошадей. – На юг! На юг!

– Он пал! Никто не помешает нам отдать должок! – Завопил щит короля. – Конец правления тирана!

Тоналнан притворялась мёртвой. В обнимку с новым хозяином она пыталась спастись от разверзнувшегося сверху ада.

– Красов

Под Совиной башней что-то горело. Там, куда не проникает свет и куда не успели рискнуть залезть стражники, из этой дыры в неведомые глубины поднималась к небесам мгла. Столицу вновь заволокло пеплом и дымом.

– Как зима. Только жарко очень. – Шутил Камижн, обливаясь потом.

На землю без конца падали хлопья чего-то, что сгорело в недрах. Вентиляция выталкивала это вверх и накрывала им весь город. И никто не знал, как прекратить эту зиму. Шиниж хотел спуститься вниз, но его остановил Гладеж. Сказал, что сначала нужно вернуться в свою башню.

– Без масок туда не стоит лезть. Один дурак уже успел, и теперь за ним ухаживают жрецы. Он весь почернел, и едва ли сможет выжить.

Впрочем, кое-что бедолага успел вынести из дыры. Зеркало, оплавленное по краям. Что-то было нарисовано на его поверхности, но краску сожрал огонь. Внизу был целый лабиринт, почерневший от пламени, и всюду висели зеркала, а пол был усыпан их сплавленными воедино осколками.

Шиниж видел вместо своего отражения чью-то тень. Конечно, тень ему только казалась – зеркало было столь изуродовано огнём, что при желании в нём можно было разглядеть что только угодно.

– Погляди на это. – Протянул Шинижу какую-то толстую книгу напарник. – Дневник Вотяты.

– В городе его уже зовут Чернокнижником. – Улыбнулся Камижн, словно пошутил. – Ну, понимаете. Чёрная, то бишь обожжённая, книга.

"Значит, кто-то уже проговорился". Много людей успело побывать у башни, и не только братья. Кто-то да должен был проболтаться о всех тех вещах, что нашли в кучах пепла, вплавленное в стены и – что самое удивительное – в огромных огнеупорных сундуках. Крарлен успел пронести в Совиную Башню целую гору странных вещей. Для чего они нужны не знал никто; даже те из них, что не тронул огонь, оставались загадкой.

Камижн оставался беспечен и бесполезен даже в такой ситуации. Он занимал место Старшего Брата потому что больше не было никого, кто полезен Мичиру и достаточно послушен. В силу его бесполезности он занимался тем, с чем мог справиться и мальчишка – смотрел, чтобы все братья были на своих местах и доставлял посылки и сообщения от Мичира. Это точно не то, что Шиниж ожидал от должности Старшего Брата.

– Погляди. – Повторил Гладеж. – Возможно, Вотята закодировал какое-то послание.

– Разве я имею на это право? – Взвесил в руках дневник Шиниж.

– Ты мой напарник.

Камижн решил было что-то сказать, но вовремя замолк. Он словно пожал плечами – не его дело.

– Что с ней не так?

– Страниц нет, но нет и следов того, что их вырвали. – Ответил напарник.