Текст книги "Всего один год (или: "Президент")."
Автор книги: Анри Бертьен
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 47 страниц)
* * *
* * *
Но жизнь в Ункарии текла по-прежнему, вне всякой зависимости от моего состояния и от интереса к ней господина Скрента. Так же продолжались вечеринки у Абара, время от времени выплёскивающие на поверхность очередного незаслуженно забытого обществом гения или очередную невероятную идею. Я же пользовался ими, в основном, для того, чтобы писать свои записки с натуры. Там было немало интересных личностей, но, признаться – больше всех меня интересовал сам ункарский президент: я, уже даже сердцем давно приняв это явление, как факт, согласившись с глазами, видевшими очевидное, умом всё же так и не смог понять, как такой человек может среди людей пробиться к власти – да ещё в относительно спокойное время. Но это был факт – и это обескураживало. Я не могу осознать весь спектр чувств, которые манили, влекли меня к нему – но, несомненно, какая-то тень неверия в возможность происходящего была не самой незаметной из них. Поэтому, когда его тянуло на излияния, я не только охотно выслушивал их, но и старался, по возможности, записать на плёнку – даже тайком от Абара. Было ли это порядочно? Сложный вопрос. Догадывался ли он об этом? Не знаю. Но – благодаря этому я восстанавливал потом многие беседы с ним – даже те, которые не мог толком запомнить, будучи, скажем так, в не совсем трезвом виде. Вот и сейчас – мы сидели у камина в его гостинной – и я, кивая головой в такт словам собеседника, благодарил Всевышнего за то, что он надоумил меня сегодня не только прихватить с собой диктофон, но и спрятать его на поясе, в чехле от мобильника. Гадкие все-таки люди – эти журналисты… А что делать?
– Ты знаешь… После происшедшего тогда, в монастыре, я долго думал.– Неспешно, поигрывая бокалом, размышлял Абар.– Я пытался понять, как можно построить систему, не управляя ею. И, кажется, понял.– Я поднял на Абара вопросительный взгляд.– Понимаешь… Начиная с какого-то уровня… Ты уже не можешь… не имеешь права… издавать распоряжения… отдавать прямые приказы… Ты должен просто подбирать людей – активных людей, которым либо просто нужно то же, что и тебе, и стране; либо… Либо – тех, кто, реализуя то, что нужно им самим, вынужден будет попутно реализовать и то, что нужно тебе. Ты можешь – и должен, конечно – наблюдать за ними… Неявно, разумеется – чтобы ненароком не оскорбить их недоверием… Ты должен анализировать их слова, действия, поступки, прогнозировать последствия… И… Именно в этом и заключается, похоже, теперь твоя деятельность: ты перешёл на следующий уровень, ты уже не командир. Ты даже не командир командира – у тебя в руках уже много, слишком много нитей – и это хорошо, если ты умеешь ими пользоваться; но все они – тончайшие, и могут рваться при неосторожных движениях. И ты начинаешь понимать, постигать… Этот… совершенно иной принцип… или метод… управления, именуемый высшей политикой… И, знаешь…– неожиданно обернулся ко мне он,– этот… единственно верный для подобных уровней принцип… Боюсь, что Алл усвоил раньше меня. И – глубже меня. Он во многом действует правильно – единственно правильно. А я – ловлю себя на мысли, что лишь потом, когда он что-то уже доделал, я только начинаю его понимать. И я понял две вещи… Первая – что… потом, спустя века – помнить будут его, не меня. Я – кто? Что я сделал такого, чтобы войти в Историю?
– Ну, зачем так…– поморщился я.– Все мы прекрасно помним, как боялись… и сколько времени боялись верить в такое чудо…
– И запомнили, в основном, этот свой страх.– Усмехнулся куда-то вбок Абар.– А то, что мне удалось сейчас заложить – скажется ещё нескоро. Настолько нескоро, что большинство даже никак не свяжет это с моим именем. Но не это меня смущает…– Как-то задумчиво вздохнул он. "А что же"? – Одними глазами спросил я.– Видишь ли, Анри… Я ведь не вечен. Не только в физическом, но и в политическом смысле.– С какой-то непонятной мне обречённостью заметил президент. И… Чует моё сердце, что лет пять если я и протяну – то и хвала Аллаху. А дальше… Народу нужен лидер. Точнее – той толпе, которая только-только стала становиться народом, но в один миг может снова сделаться снова толпой… Нужен броский лидер. Имеющий солидный политический капитал. Толпе нужен идол. Кудесник. Чудотворец.
– Пока он видит это в Вас. По-моему.– Усмехнулся я.
– Пока – да. Да и то – лишь в какой-то степени.– Возразил Абар.– А что будет через десять дет? Через двадцать? Если я и на пять лет загадывать боюсь…– Я молчал.– Сдаётся мне, что надо искать преемника, Анри. Такого преемника, чьи дела и помыслы не только не уступали бы моим по грандиозности, но превосходили бы их. И, что, быть может, даже чуток более важно – чтобы они были на_ _виду. Понимаешь? Народ должен знать своих героев. Верить им. Но он пока не хочет что-либо ради этого предпринимать. И, пока не научится – будет обманут неоднократно самыми разными проходимцами. Я… Я понимаю, Анри, что своими действиями оттягиваю, быть может, момент, когда народ научится делать это самостоятельно… Я показываю им…– Он внимательно взглянул на меня,– Аллен Сена, как Нового Героя. Я сам готовлю того, кто свергнет меня на первых же выборах. Иное – не имеет смысла: если я не сделаю этого сам, то это сделают иные, сегодня ещё, быть может, совершенно неведомые мне, силы. И – видит Бог, вряд ли то, что они сделают, будет лучше. Для страны, для народа, для меня…
– Аллен Сен?– Я вопросительно посмотрел на него. Абар кивнул:
– Именно он, если не сделает какой-то глупой, нелепой ошибки, и войдёт в историю. Не потому, что лучше – хотя я и говорил, что в чём-то он пусть и лучше меня – народ этого не знает. Но потому, что он, его деятельность – на виду. Он – кудесник. Поэтому на первых же выборах, где мы станем соперниками, он станет первым: его чудо понимают и видят все.
– Вы… Говорили с ним об этом?– Абар кивнул:
– И он всё прекрасно понимает, как оказалось. Единственное, о чём он меня попросил…
– О чём?
– Чтобы я, сколько мог, оттягивал выборы. Давая ему возможность как можно больше закончить из того, чем ему заниматься после выборов уже не будет ни времени, ни желания, ни сил.
– А… Что будете делать… тогда, потом… Вы?
– Я найду, чем заняться.– Улыбнулся Абар.– Я слишком много раскрутил уже всего, за чем ещё долго нужен будет глаз да глаз. Но, думаю… Что больше всего меня привлекает… подготовка смены. Да, Анри – именно подготовка тех, кто придёт на смену Аллен Сену, когда толпе приестся и он. Толпа ещё не скоро станет народом, Анри. Это – долгое и трудное дело. Кропотливое. А сорваться всё это может в один момент… Понимаешь, Анри… Я раскрутил одно из колёс Истории. Оно уже крутится, и довольно быстро, отвлекая на себя часть потока. Но… весьма значительная её часть ещё принадлежит другим потокам. И… в какой-то момент… моё колесо могут остановить, сломать… или – повернуть вспять… те силы, которые крутят другие колёса. Я должен успеть. Если мне дорого то, что я создал – то, безусловно, я должен успеть.
– Что?
– Доделать вторую, третью производную того процесса, который я раскрутил. Пока на виду – сам процесс. Первая производная его – это Алл. Об этом пока никто не знает, Анри. Это – просто мои размышления, высказанные вслух.– Президент пристально посмотрел на меня, как бы прикидывая, насколько я правильно оцениваю уровень доступа подобной информации – затем, неопределённо вздохнув, продолжил: – Второй производной будут те мальчики, которых я готовлю сегодня. Мальчики, у которых горят глаза – но которые пока ничего не знают. Честные мальчики, на долю которых выпадут невероятнейшие испытания всеми мыслимыми соблазнами и которые должны выстоять, должны победить – победить легко, без напряжения, не тратя на эту победу сил и энергии, которые нужны им для новых свершений, для великих дел, за которые их будут помнить в веках. Третьей производной будет замыкание круга – система должна не просто сама воспроизводить таких мальчиков, учить их, выпуская в жизнь – она должна воспроизводить школы, которые выпускают таких мальчиков… Ты… Ты понимаешь, Анри?– Анас-Бар бросил на меня осторожный взгляд, как будто опасаясь, что сотрясал воздух напрасно.
– Я… Понимаю Вас, президент…– Тихо сказал я.– Но – видит Бог, как не хотел бы я оказаться в Вашей шкуре…
– А от тебя это и не требуется, летописец…– Широко улыбнулся Абар.– Это – мой удел, моя жизнь. Я борюсь за саму модель, осуществляющую великую идею. А ты и тебе подобные – за правду в рамках этой модели. Вас должно быть больше. Гораздо больше, Анри. Вас должно быть очень много – ибо ваша борьба – не чета моей… Ваша проблема – в том, чтобы вы все были вместе. Если вы сумеете решить её – вы победите, Анри. Это непросто, как непросто толкать штангу вдесятером: один сачканёт, испугается, сломается – и беда грозит уже всем. У меня ситуация другая, Анри. Места, видишь ли, у моей штанги – только для одного. И потому я должен толкать её сам. Увы… Конечно, кто-то может подталкивать за края – и это иногда делается, но… они не могут быть равноправными сообщниками: они, в большинстве своём, могут быть лишь путниками, прохожими, которые мимоходом подсобят, если случайно окажутся рядом. Я… Хочу поломать такую систему, Анри. Законодатели уже работают – ты знаешь, как. Уже очевидно, что новая избирательная система гораздо логичнее, справедливее традиционной. Я… Я хочу ввести практически то же самое для всех ветвей власти, Анри. Я хочу научить общество жить так, чтобы каждый как можно меньше мешал другим. А те, чьи взгляды непримиримы с взглядами общества, те, кто сегодня должен быть либо растоптан обществом, либо склониться к террору – должны иметь право жить вне общества. Места на этой планете всем хватит, Анри. А такие, как ты… должны извещать одних о жизни и деяниях других – чтобы все знали и понимали, как живут те, кто исповедует отличные от них взгляды… Ибо это иной раз может послужить поводом либо для изменения собственных, либо – наоборот, для оставления их такими, каковы они есть… Благодаря вам это всё должно происходить меньшей кровью, Анри. Гораздо меньшей…
– Согласен…– Кивнул я. Анас-Бар ухмыльнулся – дескать, а разве со столь очевидным можно не согласиться?
– Так вот, Анри… Я слышал, что ты действительно вжился в роль летописца?– Я молчал, скромно потупив глазки.– Так вот… Ты скоро уедешь. Очень скоро. А жаль. Но… Ты приезжай, Анри. Узнавай обо всём, что здесь происходит, побольше. И… Пиши книгу, Анри. Опиши это всё – быть может, это будет так или иначе способствовать распространению "общества здравого смысла" по всей планете. Или – возрождению этих идей – когда-то, через века… Если случится так, что у нас здесь ничего не выйдет…– Я удивлённо поднял на него глаза.– Да, Анри – мы все смертны. Мы все порочны – в большей или меньшей мере. Мы все несовершенны, не наделены в достаточной степени знаниями, умениями делать то, за что принялись. У нас может получиться – и я очень хочу, чтобы у нас получилось, Анри. Но – у нас может и не получиться. И тогда… тогда я особенно хочу, чтобы люди знали правду о нас – чтобы не перевирали нас глашатаи, как переврали Сонов, многие из которых действительно хотели счастья своему народу – да не знали толком, каково оно и как его достигнуть. Их опыт надо не бичевать – его нужно изучать, Анри. Изучать, чтобы не делать собственных глупых ошибок. Поэтому – пиши, Анри. Я не знаю, какой из тебя литератор – но я вижу, что ты человек честный. Или, по крайней мере, хочешь быть им… Именно _быть, а не _казаться – две большие разницы, знаете ли…– Я лишь скромно улыбнулся в ответ.
– А я займусь мальчиками, Анри. Моими мальчиками. Я хочу сделать из них людей – умных, честных, порядочных людей, интересующихся чем-то таким, что невольно внушает уважение к ним… Сегодняшняя школа пока этого не делает, Анри. Она, в лучшем случае, просто учит. Она не воспитывает. Но учить, не воспитывая – аморально по определению. Нельзя давать дикарю власть, скажем, над ядерным оружием – это просто аморально. Знания – это та же власть. А всякий, имеющий власть, должен быть готов к ней – хотя бы настолько, чтобы не разрушить объект, власть над которым ему дана. Нельзя подготовить специалиста или госдеятеля, не сформировав предварительно его личность – это есть преступление. Недостатки личности будут мешать ей и в жизни, и в работе. Если мы не поможем воспитаннику избавиться от них – мы можем породить монстра, который сожрёт нас самих. Поэтому нужно помогать избавляться от пороков всем, а учить – только тех, кому избавиться от пороков удалось. Уже_ удалось. То есть – учить нужно уже после того, как им это удалось. Я… Я хочу, чтобы они не были так агрессивны, как подростки, стремящиеся выделиться любой ценой… Я хочу, чтобы они научились Любви, Анри… Чтобы они пришли к объективной морали… не зависящей от собственной точки зрения и собственного предвзятого отношения к предмету. Чтоб не спешили судить о предмете, ничего о нём не зная… Чтобы не ставили доказательство собственной правоты выше истинности… Я хочу сделать из них людей_, Анри. Людей, которым не страшно доверить жизнь своих детей, своих внуков. Это – непростая задача. Но её нужно решать. Решать уже сейчас. Я хочу в корне изменить сам принцип системы образования. Она должна формировать у воспитанника не полное доверие к источнику – а способность трезвого анализа как источника, так и исходящей от него информации. То есть – он воспринимает то, что видит и слышит, как есть – но не считает это истиной в последней инстанции, ибо прекрасно понимает, что люди многое понимают и передают неправильно. Я был знаком с одной девушкой, Анри… Это была большая умница. Никой её звали. Она читала курс психологии в полицейской Академии. Можешь себе это представить? Как тем, кто уже работал в розыске, так и тем, кто бывал лишь в патрулировании – им, собравшимся вместе, предложить такой предмет, как психология восприятия? Бред, Анри. Чистейший бред. Я даже не представлял, как она сумеет добиться, чтобы её слушали – ибо как можно добиться, чтобы тебя слушала аудитория, в которой присутствуют только две разновидности курсантов: одни считают, что это – нечто заумное и никому не нужное, а другие – что они уже давно это всё постигли и всё знают… Знаешь, что она придумала, Анри?– Я честно признался, что не знаю.
– Она заставила их сыграть в испорченный телефон. На первом же занятии.
– Не понял?– Добродушно-насмешливая физиономия Абара как бы говорила: "Ничего, приятель: не ты – первый, не ты и последний…".
– Слушай…– Блеснув смеющимися глазами, начал рассказывать он.– Для начала она вызвала 10 добровольцев. Нехотя, пыхтя да перешучиваясь, парни повылазили из-за парт. Затем она оставила возле себя только первого, остальным предложила выйти за дверь. Когда дверь за ними закрылась, она просто и внятно прочла всем присутствующим вводную – типичную оперативную вводную, массу которых в бумажном виде можно обнаружить в архиве академии. "Понял"? – Закончив, спросила парня она. Тот, естественно, согласился. "А теперь – позови следующего и передай ему".– Распорядилась она. Ничего не подозревая, парень передал. Не совсем точно, разумеется. Слушатели заинтересовались. "Передай следующему",– снова распорядилась Ника. Следующему, следующему… Всего их было десять. На третьем – все, кто слышали собственными ушами начальную вводную, уже не могли сдержать смех. Когда число "передатчиков" перевалило за половину – слушатели уже тихо стонали, сползая под парты. То, что услышал десятый, не имело ничего общего с начальной информацией и вызвало тихую истерику в аудитории – включая и первую половину "цепи", которая уже поняла, что за цирк здесь происходит. В итоге – слушали её парни после этого, открыв рот. Ловя каждое слово. Умница, правда?– Я кивнул.
– А теперь скажи мне, Анри… Кто _ещё_ и _где использует подобные методы?– Я развёл руками.– Правильно.– Кивнул Абар.– Практически _никто и практически _нигде. И в этом есть просто беда… или – одна из бед – нашей системы образования.
– Может, следует сделать её частной?– Попытался поддержать беседу я.
– Частная система образования преследует совсем другие интересы, Анри. А именно – извлечение прибыли. А это плохо…
– Но, насколько мне известно, практически все лучшие умы человечества получили образование именно в частной школе…
– Это не говорит о том, что она лучше. Просто их родители могли платить – они оплатили их обучение, и свет увидел этих гениев. А скольких гениев мы недополучили лишь потому, что их родители заплатить не смогли?
– Ну, это понятно… Просто, когда система образования состоит из частных школ, включается такой механизм, как рынок… И он – сам по себе – вынуждает их работать лучше.
– Бред, Анри. Бред. Он не заставляет их работать лучше – он заставляет их работать так, чтобы им больше платили – только и всего. Ничего общего с качеством обучения это, в общем случае, не имеет. Рынок – это не панацея, Анри. Рынок есть просто страховка, как клапан у котла… Это – всего лишь способ обуздать алчь толпы стяжателей при полном бездействии правительства. А бездействие правительства – это преступление, Анри. Хотя – иные действия правительств – ещё большие преступления… Если оценивать то правительство, что было здесь до меня и часть которого ещё осталась – то… Знаешь,– Он украдкой бросил на меня взгляд – как бы оценивая, стоит ли такое говорит вслух,– здесь говорят… что после того, что это правительство сделало с народом, оно обязано на нем жениться.– Я не смог сдержать смех в ответ.
– Это было бы так смешно, Анри, если бы не было так грустно… Если бы это не происходило с целым народом…– Вздохнул Абар. Стушевавшись, я замолчал.
– Я хочу поменять саму системы восприятия ценностей человеком… моей страны…– Тихо и несмело, как бы выдавая свои самые затаённые мечты, говорил Абар.– Я хочу уйти от антропоцентрической системы общественного восприятия ценностей, сформировавшейся в период соновского правления, чтобы прийти к ноосфероцентрической – как к системе более естественно целесообразной, разумной, и так далее. К системе, которую Соны, если верить их словам, так хотели сформировать – но так ничего толком и не сделали для того, чтобы это состоялось. Понимаешь, это ведь… принципиально разные люди, Анри. Они уже начали подниматься при Сонах – как поросль на поле, где много лет старательно косили сорняки. Но – империя рухнула, а вместе с ней в умах людей рухнуло и всё то, что было с ней связано или ею провозглашалось – как хорошее, так и плохое. Империя загнивала страшно, Анри… Бюрократы буквально парализовали все процессы развития… Представь себе: процент реально внедрённых инноваций в соновской империи в последние годы её существования был в 12 раз (!) меньше, чем в тройке мировых промышленных лидеров. Последствия хорошо известны – теперь даже для тех, кто не хотел этого знать и понимать… И, если мы хотим поднять страну из пепла – не говоря уже о том, чтобы догнать тех, кто сейчас свободно бежит вперёд – мы должны в корне изменить инновационную систему. Изменить сам подход… От классического империализма с его бюрократией нужно прийти к здоровым, разумным, жизнеспособным общественным отношениям. Мне всё равно, как их назовут – но мне неинтересны отношения, способные просуществовать одно поколение, кормя властьимущих и их ближайшее окружение. Мне интересна такая система общественных отношений, которая сумеет прожить, по крайней мере, несколько столетий, и будет развита в более новую, эффективную и разумную, а не будет свёргнута, как глупая, беспомощная и неадекватная. А это непросто, Анри. Хотя бы – потому, что этого до меня не делал никто. А, когда имеешь дело с такой страной и такой идеей – неизбежно приходишь к тому, что всякое, буквально каждое твоё действие должно быть направлено на то, чтобы получить нужный тебе результат. И – приходишь к пониманию, что каждая, даже, казалось бы, самая незначительная ошибка – бесконечно отдаляет от тебя этот результат, а всякая пара ошибок – делает его практически недостижимым. Я сначала был наивен, Анри. Я считал, что для этого нужно просто говорить людям правду. Только правду. Я знал, что люди любят знать правду – несмотря на то, что очень не любят её говорить. Но очень скоро я узнал, что {правда – это то, во что никто не верит.}{Джордж Бернард Шоу (1836-1950)} Это очень неприятно – но это есть факт, Анри. И тогда я начал понимать, что такое политика… Мне не нравится политика. Меня тошнит от политики. Я её ненавижу – но я вынужден заниматься ею, если я хочу что-то сделать с людьми, с обществом, со страной. И – дай Бог, чтобы потом, когда общество сможет, уже апостериори, оценить сделанное – оно не пришло бы к выводу, что я был неправ…
– Дай Бог…– Согласился я.
– Самая великая сила, Анри – это лень человеческая…– Грустно продолжал Абар. Ради неё человека и на технократию потянуло – и не заметил он, Властелин Вселенной, как и сам стал служить созданному им же техномиру, и природу ему подчинил… А куда ей, природе, деваться, если Человек – её хозяин – так вот над ней измывается? Вот и стонет она, пытаясь услужить из последних сил… А когда силы кончаются – то и ломается, губя всё вместе с собой, включая и хозяина этого своего – глупого, нерадивого… Который, будучи поставлен властелином мира, добровольно стал его рабом… И, когда приходишь вот так – слабый, тщедушный человек, на место, которое предназначено для сильного и умного – и, вдруг, осознаёшь это, и осознаёшь не только то, где ты находишься и что от тебя зависит, но и то, что происходит с миром, куда он катится – становится страшно, Анри. Страшно уже хотя бы оттого, что ты ничего толком не можешь изменить, как не можешь остановить толпу леммингов, несущуюся в пропасть. Ты можешь только отойти в сторону – не более. Но – как? Это же – не лемминги… Это же… Как, там, бишь, их – Homo Sapiens'ы… Как они сами себя называют… Гордо называют… И – незаслуженно. Как сделать так, чтобы это название хоть в какой-то мере соответствовало истине, Анри? Как изменить мир к лучшему? Не говоря уже о том, чтобы понять, _что для него лучше…
* * *
Абара несло. Как будто этот поток излагаемых им мыслей, терзаний, чаяний и чувств, прорвав однажды плотину его сдержанности, уже не мог быть остановлен ничем – будто, поверив вдруг собеседнику, человек инстинктивно стремится излить ему свою душу – всю, без остатка. Тоска? Одиночество? Не знаю. Мало кто знал, чем терзался этот человек, оставаясь наедине с самим собой. Я лишь немного могу догадываться об этом, судя по тому, как его иногда прорывало – на откровенность со мной. Но дело он делал. Реально. Поднимая страну с колен, заставляя граждан понемногу себя уважать – и уважать заслуженно. Я наблюдал, как менялась, молодела страна. Я смотрел, как воодушевлялись, менялись люди. А ведь это было только начало… Начало долгого, трудного, большого пути – пути к Разуму…
* * *
* * *
Я улетал из Кайаны поздней осенью. Листья кружились по взлётной полосе и, подхваченные потоком от турбин, неслись прочь… С тех пор уже прошёл год. Я больше ничего не слышал об этой стране. Сегодня – снова осень… И я снова улетаю – в очередную командировку: Торри по-прежнему не забывает меня своим вниманием… И так же кружатся листья – не ункарские, правда, а родные – Квеанские… И так же, как и год назад, навевают грустные мысли… В Кайане сейчас тоже осень – она находится на той же широте… Интересно, чем там закончилась Ункарская «мягкая революция»? Как поживает Анас-Бар? Удалось ли ему построить хоть что-то, несмотря на сопротивление толпы алчущих безумцев? Или эта толпа всё же растоптала, смяла его, желая пресытиться – как это обычно бывает в истории человечества? Кто знает… Почему-то хочется думать, что удалось. Чёрт возьми! Мне почему-то так хочется, чтобы у них это получилось! По крайней мере, хочется на это надеяться… Наверное, надежда и в самом деле… умирает последней…
* * *
…А поутру они проснулись и Ли разочарованно произнесла: – Как, всё уже кончилось?
– А тебе хотелось бы, чтобы это продолжалось вечно?– Склонившись над нею, тепло спросил А Ха.
– Нет,– улыбнулась Ли.– Зачем же вечно…
– Тогда – скажи, чего же ты хочешь?– Смеющиеся глаза А Ха были совсем рядом.
– Тебя…– Вдруг совершенно неожиданно для себя самой ответила Ли.
– Погоди, детка…– Казалось, совершенно не удивившийся такому обороту, А Ха, потрепав её по вихрам, как-то по-особому нежно закончил:
– Всему – своё время…
– То есть?– Не поняла Ли. Она ждала всего, чего угодно – взрыва строгости, холода, отчуждения, даже – негодования. А такое поведение наставника обескуражило, даже как-то деморализовало её.– Ты хочешь сказать, что это… в принципе… вообще-то… возможно?– Высказала она наконец крамольную мысль. А Ха только улыбнулся в ответ.
– Пора вам, видимо, послушать курс теории, ребятки…– Вдруг показалось ей, что услышал она из угла, в котором, смеясь, маячило лицо Сааха.
– К чёрту теории!– Раздался измождённый голос Ана.– Я уже даже знать не хочу, кем я был и как гонялся за самим собой…
– Тебе понравилось?– Лицо Сааха была сама доброжелательность.
– Очень!– Насколько мог, иронично ответил Ан.– Нет, ну, хоть кто-то в состоянии объяснить мне, кем же я был?
– А как ты сам думаешь?– Саах, переглядываясь с А Ха, казалось, пытался своей иронией довести парня до взрыва.
– Фигаро…– Вздохнул Ан.– Фигаро – тут, фигаро – там, и всё одновременно, слуга и господин, нищий и король, Творец и ничтожество…
– Ты неплохо понимаешь суть единства мира…– Со вздохом повернулся, прислушиваясь к разговору, Дир.– Особенно, если учесть, что ты далеко не одинок в своих наблюдениях…
– Такие вещи… Представляют собой варианты совмещённых воплощений. Весьма любопытно бывает наблюдать, когда воплощённый, таким образом, пытается воевать с самим собой…– С улыбкой подлил масла в огонь А Ха.
– Всё познаётся в сравнении…– Недовольно буркнул Ан.
– Интересно, а как ты себе представляешь процесс управления мирами двуногих… кем-то из тех, кто… не пережил всего этого? Кто… не знаком с их болью, их пороками и повадками?– Глаза Сааха источали елей, голос же был весьма ироничен. Ан не нашёлся, что сказать в ответ.
* * *
А к вечеру, разобравшись с теорией совмещённых воплощений одной и той же личности в двух или более ролях одновременно в одном и том же мире или в разных мирах – Ан начал живо интересоваться, какие же изменения произошли в этих мирах в результате его деятельности. Активность иных из них заметно возросла – и это немало польстило самолюбию начинающего творца, что вызвало гримасу сожаления на лице А Ха. В иных же… Нет, ну, когда результат меньше, чем хочется… Или – не таков, каким его хотелось бы видеть – это ещё понятно… Но когда он – нулевой? Вообще, в принципе? А ты ясно помнишь эпизоды этого мира, участником которых ты являлся? Как такое может быть? Неужели это вообще возможно?
– Возможно, юноша…– И перед ним появились грустные глаза старика.– Просто… есть миры… которые нужны тебе – для понимания… сути происходящего… Но – которым не нужен ты. Тогда эти воплощения целиком моделируются для тебя в твоей личной виртуальной копии этого мира… Которая по завершении воплощения просто теряется… За ненадобностью.
– Но… Как же можно заранее знать, кто кому нужен в этой истории?– Едва смог произнести вертевшийся на языке вопрос Ан.
– Это всё просто, юноша… Слишком просто, чтобы быть интересным…– С каким-то обречённым сожалением в голосе тихо ответил ум Саах, исчезая.
И тут Ан вскипел:
– Да он просто играет нами, как кошка – мышкой… Он всё знал заранее, он всё предусмотрел!
– Ты считаешь, что лучше бы он этого не делал?– Хмыкнул Гай.
– Ну… Нет, пожалуй…– Со вздохом вынужден был согласиться Ан.
– Тогда… скажи, чего же ты хочешь?– А Ха, улыбаясь, смотрел ему прямо в лицо.
– Не знаю…– Честно признался Ан.– Я, видимо, просто ошарашен тем, как легко он это делает. При этом он не просто раздваивает личность – он разделяет её произвольно – казалось бы, строя из неё две совершенно разных личности, единственное общее свойство которых – взаимная комплиментарность…
– Хм… И… интересно, как он при этом умудряется менять характеры, свойства личности?– Как бы продолжая вслух размышлять о своём, удивилась Ли.– И – зачем?
– Ты о чём?– Оживился Дир.
– Сравнивая себя в разных воплощениях, я вижу совершенно разных людей. Если бы не полевая информация, утверждающая, что это очевидно – я бы в жизни не поверила, что всё это – я сама…
– Он не меняет именно характеры,– улыбнулся А Ха.– Он просто исключает или ослабляет те или иные свойства личности, чтобы они не мешали ей в текущем воплощении. В результате – оставшиеся свойства берут верх, чего никогда не случилось бы, окажись они в равном единоборстве. И это можно проделывать произвольно для каждого воплощаемого, так что замеченная вами комплиментарность – вовсе не обязательное свойство… Так – просто частный случай, и не более того… Можно сделать из одного разума буквально две противоположности, разделив его произвольным образом так, чтобы один воплощаемый никогда не принял и не признал взглядов другого… Правда, они со временем начинают меняться, приближая свои взгляды к истине, которая, как обычно, оказывается где-то между ними… Но это происходит медленно, очень медленно…
– То есть… Любой разум при воплощении может быть разделён?– Осторожно поинтересовалась Ка. А Ха кивнул.
– При этом делить разум можно столь же произвольно, как и мир. Их структура идентична – различны лишь ролевые проявления…– Добавил он.– Так, Ал…
– Постойте-ка…– Задумчиво перебил его Дир.– Я, кажется, начинаю понимать смысл некоторых положений земных религий…
– Например?– Заинтересовался А Ха.
– Например, что "Ты и мир – одно и то же". Раньше мне казалось, что это означает "единое целое", неразрывно связанное… Теперь, кажется, понимаю, что это действительно "одно и то же" – в самом буквальном смысле… Хоть чисто внешне и выглядит немного иначе, но…
– Но способы поиска истины – те же?– Улыбнулся А Ха.– Поздравляю, это уже немного ближе. Видишь, как различны бывают пути? Ты пришёл к этому лишь на 12-м уровне, уже имея опыт ведения первичных миров и анализа глобальной кармы мира, а кто-то из тех, кто по общему уровню знаний тебя, быть может, даже не заинтересует – сумел не только понять, но и сформулировать это даже там, в воплощении… Как ты теперь смотришь на целесообразность и эффективность "множественного параллельного поиска"? Путём распараллеливания разума или его составных частей для воплощения в разных ролях?– Дир задумался.
– Я… не вижу, признаться, более эффективного способа… для организации поиска…– После непродолжительной паузы задумчиво ответил он. А Ха только улыбался.