Текст книги "Всего один год (или: "Президент")."
Автор книги: Анри Бертьен
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 47 страниц)
– Каких?
– Пригодных. Для применения в подобном производстве. Свободных. Способных к свободному творчеству – не из-под палки, не ради куска хлеба или хлеба с маслом и не ради "золотых унитазов" – а ради удовлетворения результатами своего труда.
– Каким образом?
– Сложное это дело… В двух словах не объяснишь… Даже – если абсолютно точно знаешь, как… Это – и воспитание подрастающих поколений, и повышение культурного уровня масс, что само по себе уже формирует более этически высокие, может – даже изысканные, потребности… Но ключевым моментом является, как я понимаю, непротиворечивость общественных отношений – как к самому творчеству, так и к людям, которые этим занимаются…
– То есть?
– Видите ли… До сих пор человек в большинстве случаев вынужден был решать дилемму: то ли быть ему честным, но бедным, то ли – богатым, но негодяем. А умения творить-созидать и умения хвалить-продавать практически никогда толком не совмещаются в одном и том же человеке… В этом плане все творческие личности вынуждены были балансировать на грани: с одной стороны, чтобы иметь возможность творить, с другой – чтобы иметь возможность результат своего творчества потом как-то продать. Я всю жизнь мечтал увязать эти проблемы в рамках коллектива, сообщества – и решить их в комплексе… Несколько раз мне удавалось попробовать сделать нечто подобное в рамках предприятий – и результаты превосходили ожидания… Люди до сих пор мечтательно вспоминают те годы… Теперь я хочу попробовать проделать это в рамках страны.
– А в чём суть?
– Смешно сказать, но – прежде всего – и большей частью – всего лишь в адекватности оплаты труда. В правильном подборе критериев оценки его результатов… Есть общая закономерность: производительность любого труда – в том числе и творческого – растёт пропорционально адекватности его оплаты. Это, конечно, далеко не единственный фактор – но один из наиболее действенных. Если модель оценки и оплаты труда неадекватна – результаты будут хуже; причём – практически вне зависимости от того, слишком много платить или слишком мало. При достижении же адекватности – эффект просто поразительный: производительность резко возрастает, в разы… А для творческого труда – в десятки раз…
– Так просто?
– Ну просто совсем элементарно,– ухмыльнулся Абар.– Если только сумеешь достигнуть адекватности. С учётом, разумеется, и того, сколько получают другие за ту же работу, каков общий уровень доходов в окружении твоих работников; с учётом того, за что именно ты им платишь…
– Как это – за что платишь?
– Обычно говорят, что платят "за работу". Но реально это никогда не выполняется: на самом деле одному платят за то, что он на работу является; другому – за то, что он приходит на работу вовремя; третьему – за то, что умеет угождать; четвёртому – за то, что у него дядя министр – и так далее… И лишь тогда, когда человеку начинают платить за реальные результаты его деятельности – он начинает нормально работать; работать так, как нужно потребителям его труда.
– А до того – что, никто не работает?
– Нет, почему же – какая-то работа всё равно ведь выполняется, должен же кто-то её делать… Просто при существующей, трафаретной системе оплат – со штатным расписанием, ставками и окладами – действительная ценность выполняемой работником работы зависит большей частью от его нравственных качеств. А платят всем либо "примерно поровну", либо – по крайней мере, вне всякой зависимости от эффективности труда… Ибо оценить эту эффективность… или результаты труда – либо не могут, либо не хотят. Либо – не хотят учиться. Как следствие – масса денег тратится просто впустую: вследствие некорректности оценки результатов труда и неадекватности его оплаты. При адекватной же оплате труда – по ценности результатов оного – деньги впустую уже не тратятся, ибо те, кто действительно работает, получат больше, чем при традиционной системе; а те, кто поднаторел в имитации бурной деятельности – получат меньше. И теперь уже лоботряс или хитрозадый не станут над работягой посмеиваться: дескать, работай, мальчик, трудись… И работяге не будет моральных причин себя сдерживать, и, воодушевляясь (как минимум – ощущением справедливости), он начинает работать производительнее. В разы. Или – на порядки, если работает головой: там скорость перемещения рук не тормозит процесс.
– А это… не несбыточные фантазии?– Осторожно поинтересовался Боки.
– А как Вы думаете?
– Ну, не знаю…
– Тогда давайте "ближе к телу": Вы сами как предпочитаете работать – чтобы результат Вашего труда оценивали так, как сейчас – или более адекватно?
– Хотелось бы…
– И правила оценки своего труда Вы бы могли придумать, наверное?
– Да они, в общем-то, давно придуманы… В первом приближении… Если начать пробовать – так и отшлифуем… со временем…
– Вот видите – за примерами и ходить далеко не нужно.– Ухмыльнулся Анас-Бар.– Мне несколько раз приходилось строить производственные отношения "с нуля", вследствие чего приходилось заниматься и проблемами адекватности оплаты труда. И во всех случаях, едва заходила речь о том, каковы должны быть эти правила – оказывалось, что у самих работников всегда было масса предложений на этот счёт… Оставалось только выбрать те, с которыми, пусть – скрепя сердце, но согласилось бы большинство участников процесса.
– И Вы так и поступали?– Склонил голову набок Джакус.
– Ну, не совсем,– усмехнулся президент.– Я обычно выбирал то, что соответствовало моим познаниям в этой области, а затем… делал так, чтобы большинство согласилось с этими правилами. Проблемы появлялись только в случае, если такую – или подобную – точку зрения никто не высказывал. Или, ещё хуже – если её высказывал тот, кого терпеть не могли в коллективе…
– И что же Вы тогда делали?– Хмыкнул Алозан.
– Решал проблемы,– с невинным видом пожал плечами президент, чем заслужил одобрительные усмешки и смех присутствующих.
– Есть методики?– Понимающе ухмыльнулся Карой.
– Разумеется…– Так же отреагировал и Абар.– Все мы прекрасно всё понимаем… Людям не свойственно сразу корректно оценивать предложенные им условия – им свойственно много "шиз", как говорят в народе. И эти "шизы" мешают им рассмотреть суть. Самые мощные из этих шиз касаются начальных установок на личность, являющуюся источником идеи: если установка положительная – так любая чушь может пройти "на ура", а если отрицательная – хоть головой о стену бейся, а самые распрекрасные идеи остаются непонятыми… Не потому, что публика неспособна их понять, а потому, что изначально считает, что от этого источника не может исходить то, что им нужно. Люди верят либо себе, либо своим кумирам – но редко способны задумываться над идеями врагов или, хотя бы, просто неизвестных им людей. Тут – и леность мысли, и – навязчивое, ничем не объяснимое желание как можно более быстро разобраться в ситуации, и – мания величия… Которую каждый отрицает, но с которой живёт…– Тяжело вздохнул он.– Так что – часто приходится "протаскивать" придуманную идею чисто "политическими" методами, а проверять её не по непосредственной реакции соучастников её реализации, а по последующей – скажем, через полгода-год. Когда идея будет не новой; уже, казалось бы – своей, и когда прошло достаточно времени, чтобы её понять и прочувствовать на своей шкуре… Вот тогда мнение соучастников становится обычно уже более объективным… Хотя – честно говоря, не всегда…
– В общем – понятно, а в деталях – "будем посмотреть" в реализации, как я понимаю…– Вздохнул Боки.– А то – того и гляди, что в обсуждениях застрянем…– Подначил он.
– Всяко может быть…– Улыбнулся президент.– Я хочу,– он, окинув взглядом начинающиеся сгущаться сумерки, взглянул на часы,– чтобы вы все поняли ещё одну простую вещь…– Абар сделал паузу, как бы давая возможность аудитории приготовиться к восприятию особо ценной мысли.– Вы можете сотрудничать со мной – а можете противостоять мне. Вы можете продержать меня на троне даже больше нужного мне времени – а можете свергнуть буквально за две недели. Пресса – большая власть. И – большая ответственность. Поэтому – прежде чем определиться в своих конкретных шагах – постарайтесь понять, к чему они приведут. Разобраться, нужны ли вам именно эти последствия… Давайте не будем, как дети, принимать поспешные решения… И ещё… Я не знаю, не воспримите ли вы это, как нарушение прав… Но – сочтите за просьбу: если кто из вас не уверен… скажем, в той или иной трактовке событий… Или – в правомочности той или иной подачи материала… Давайте лучше это обсудим. До публикации. Примерно таким же… или – пусть чуть меньшим… коллективом. Слишком нестабильна ещё ситуация в стране. И совсем, казалось бы, незначительный ненужный шум в прессе может сделать её непредсказуемой. Пусть каждый из вас подумает, так ли уж ему это надо…
– Мы, понимаем, о чём Вы толкуете…– Задумчиво произнёс Боки.– Но…
– …мы тоже не дети,– вздохнув, продолжил его мысль Джакус.– Поэтому…
– Мы запомним это Ваше предложение, чтобы, при случае, им воспользоваться.– Закончил общую мысль Карой.– Так, мужики…– Обратился он к собравшимся.– Темнеет… И, если б мне надо было его убрать,– он кивнул на Абара,– так именно сейчас бы я это и сделал. А потому – давайте так: кому-то ещё что-то не ясно? В общем?
– В общем – пожалуй, ясно…– поразмыслив, резюмировали собравшиеся.
– Кто-то будет настаивать на обсасывании остальных заготовок?– Прикусив губу, поинтересовался Карой. Посовещавшись, собравшиеся решили махнуть на это рукой.
– Тогда я позволю себе выразить наше общее удовлетворение сегодняшней встречей и – надежду, что она будет не последней.– Выразительно взглянув при последних словах на президента, резюмировал журналист.
– Да, пожалуй…– Улыбнувшись, согласился Абар.
– Ловим на слове…– Поднял указательный палец вверх Джакус.– Ибо – кроме очень глобальных идей развития общества, которые мы тут сегодня обсуждали, каждый из нас терзается ещё и бренными и мелочными идеями текущего заработка…– С невинной рожей добавил он.– Так что – уж не дайте бедным писакам с голоду помереть…– Скорчив страдальческую мину, закончил он.
– Не дам.– Твёрдо пообещал Абар.
– Ну, коль так…– Боки, усмехнувшись, ненадолго задумался.– Ребята, а что если мы его домчим его сейчас до места на нашем транспорте, а? Его-то автобус с прихлебателями – отъехамши, а то, что для него приготовлено – тут всякая собака знает… Рисково, в общем-то…
– Нет проблем…– Отреагировал Алозан.– по крайней мере, мои колёса никто не станет подозревать в перевозке плоти правителя…– Под смех собравшихся закончил он.
– Интересная идея…– Задумчиво бросил Анас-Бар.– Что ж – давайте попробуем… Заодно и посмотрим, что будет делать охрана…
* * *
…А охрана не спала. Пока их достопочтенный руководитель метался, пытаясь прикрыть свой зад и спастись за кем-то от немилости президента, один из офицеров, задействованных в обслуживании визита, собрал наиболее приглянувшихся ему соучастников неподалёку от сквера и сказал:
– Так, мужики… Мы и дальше будем выполнять тупые идеи этого кретина, лихорадочно прячущего сейчас зад, или – начнём работать?
– К чему клонишь – говори проще, Алкой… Не томи…– Бросил ему товарищ ещё по разведшколе, с которым судьба снова свела его здесь.
– Я клоню к тому, что – либо мы сейчас, приняв командование на себя, обеспечим процесс – либо загремим вместе с этой тупорылой свиньёй под фанфары.
– Красиво сказал… Что ж – я, пожалуй, играю.– Высказался товарищ.– Кто ещё как думает? Только – быстро, ибо это как раз тот случай, когда счёт идёт на минуты… Тут – либо пан, либо – пропал… Короче – есть тут кто-либо, кто останется верен разложившейся структуре?
– А чему предлагаешь быть верен ты?– Осторожно спросил кто-то.
– Здравому смыслу и поставленной задаче.– Ухмыльнулся Алкой.
– Тогда я тоже играю…
– И я – тоже…
– И я…– Короче, набралось их там человек десять. Ещё двое засомневались: а что, дескать, скажет хозяин?
– Плевать я на него хотел.– Действительно сплюнул на землю Алкой.– Я за всю историю не помню ни одной изложенной им здравой идеи. Если бы такой кретин командовал в реальной разведке – нам всем давно была бы крышка.
– Но я всё же так не могу…– Замялся сотрудник.– И, потом – устав гласит, что в подобных случаях я обязан его известить…
– Чти заповеди. И некоторые – нарушай.– Ухмыльнулся Алкой.– На востоке мудрые люди живут… Книжки читать надо…– Добавил он.– Короче…– Голос его стал жёстким.– Я принимаю командование на себя. Он,– Алкой кивнул на товарища,– будет моим заместителем. В случае моего отсутствия или недееспособности его приказы выполняются, как мои. Цель: охрана президента. Методы,– он ухмыльнулся,– как учили. Законы чтём до тех пор, пока их нарушение не есть неизбежность. Вопросы?– Вопросов не последовало.
– Кто со мной?– Согласие выразили все, кроме поборника устава.
– Свободен.– Махнул на него Алкой.– Исчезни. Как и куда – на твой выбор. Если предпримешь что-либо или окажешься на дороге – уничтожу, не раздумывая. Брысь!– И группа рассосалась по территории.
* * *
…Когда машина Алозана с президентом на борту начала выруливать со стоянки, охрану это весьма удивило, но не обескуражило: две машины, потихоньку проковыляв по клумбам, выехали раньше Алозана на дорогу в город, ещё три аккуратно пристроились сзади. Алозан, высунув руку в окно, сделал несколько движений растопыренной пятернёй вверх-вниз, затем положил ладошку на крышу автомобиля.
– Испугался, проказник…– Хмыкнул Джакус.– Не, ну мне тоже это не слишком нравится – видел я, как они там за кустами шептались…– Озабоченно добавил он.– Лови тачку, смуглянка…– И Карой метнулся к стоянке.
– Его что – ещё и "смуглянкой" зовут?– Мимоходом поинтересовался я.
– Ушастенький ты наш…– Озабоченно оглядываясь, пробормотал Джакус.– Зовут, как слышишь…– Открывая дверь подкатившегося такси, бросил он.– Садись, шпион… Погоняемся за сенсацией…– И Джакус кивнул на заднее сиденье, где уже расположился Карой. Я не заставил себя долго упрашивать…
* * *
…Машины выстроились в ряд следующим образом: впереди – две машины охраны, затем – Алозан, потом – ещё три «танка», упорно не пропускающих никого вперёд, и, наконец, мы. Как только выехали на трассу – машины мигом перестроились так, что Алозан оказался в ловушке: Две передние машины блокировали обе полосы движения впереди его, третья из задних, догнав, закрыла его от встречной полосы движения, а две оставшиеся блокировали обе полосы сзади. Рука Алозана упорно лежала на крыше…
– Помощи просит.– Усмехнулся Карой.– А что мы можем сделать?
– Будем выжидать…– Хмыкнул Джакус.– И заработаем на сенсации, в чём бы она не заключалась.– Скривившись, добавил он. Вскоре машина, изначально предназначавшаяся для президента, обогнала всех нас и пошла во главе колонны.
– Что бы это значило?– Удивился Карой.
– Может, пересадить хотят?– Пожал плечами Джакус. Машины перестроились: вперёд ушла та, что шла ближе к обочине перед Алозаном, а предназначенная для президента заняла её место, чтобы спустя некоторое время поменяться местами с параллельно идущей служебной. После этого та, что оказалась впереди, резко набрала скорость и ушла вперёд.
– Ничего себе…– Присвистнул Джакус.– Интересно, что они готовят… Дальше ехали молча. До самого города. С появлением домов, переулков, поворотов машины сопровождения начали вести себя совершенно, на первый взгляд, непонятно, постоянно передислоцируясь вокруг машины Алозана самым замысловатым образом, едва не создавая при этом аварийные ситуации. Потом, анализируя их поведение, нам пришло в голову, что они его просто вели: он не мог ни свернуть с намеченного ими маршрута, ни вырваться вперёд или отстать назад: все повороты были вовремя прикрыты неожиданно догнавшей его задней или отставшей передней машиной, спереди и сзади на некотором удалении его всегда прикрывал корпус могучей "чёрной стрелы", При этом внешне всё выглядело так или примерно так, как будто он случайно затесался в этот кортеж и они пытаются от него избавиться. Продолжалось это до самой гостиницы, где должен был расположиться президент. Остановившись, кортеж заблокировал машину Алозана у тротуара. Мы, выскочив из такси, стремглав бросились к подъезду и едва не были сбиты с ног выскочившими из машины охранниками. Журналистские удостоверения на них подействовали слабо – вперёд нас всё равно не пустили, но и гнать не стали. Возле подъезда мы увидели, как Алкой резко бросил выскочившему из здания работнику:
– Шеф дисквалифицирован. Я принял командование на себя. Заместитель – рядом. Задача – прежняя. Все неподчинившиеся имеют право исчезнуть. Противодействующие будут уничтожены без предупреждения.
– Лихо…– Склонив голову набок, только и мог вымолвить сотрудник.
– Две секунды на размышление.– Резко оборвал его Алкой.
– Хм… Я – в игре. Слегка недоверчиво склонив голову набок, быстро принял решение тот. Алкой кивнул заму, и он с "новообращённым" удалились в здание – видимо, "обращать" остальных. Тем временем сотрудники выпустили президента из машины Алозана. Алкой, взяв под козырёк и щёлкнув каблуками, чётко, но тихо повторил примерно только что сказанное, но – уже в виде доклада президенту. Надо сказать, что Абар был озадачен. Пожалуй, даже немного чересчур бледен – одному Богу известно, какие мысли вертелись у него в голове, когда их несчастные "колёса" взяли на трассе в каре хорошо известные ему служебные машины. Алозан так и не вышел из машины – потом нам говорил, что ноги-руки противно дрожали и не слушались его совершенно – даже боялся, что не доедет.
– Что ж – посмотрим…– Только и смог вымолвить президент в ответ на доклад новоиспечённого главы секьюрити.– Сами-то откуда?
– Управление внешней разведки.
– Как попали сюда?
– Один деятель,– Алкой замялся,– сумел засветить часть сетки – пришлось снимать её с работы всю, целиком…– Со вздохом закончил он.
– Так Вы здесь не один?
– В данном подразделении – нас двое. Второй – мой заместитель.
– Вы и там вместе были?– Уже с некоторым облегчением поинтересовался президент.
– Если и были, то там мы этого не знали.– Ухмыльнулся Алкой.– На этом месте не стоит задерживаться…– Добавил он.
– Понимаю…– И они прошли в гостиницу. Большой сенсации не вышло: никто из нас толком не понимал, стоит ли это событие обнародовать вообще и, если освещать его, то – как. Малость поразмыслив, мы решили не предавать сие событие огласке – материала и без того было достаточно, а лишний раз нарываться на неприятности никому не хотелось.
Глава 5 Понять президента
…Готондская пресс-конференция не стала последней – Абар, видимо, не забыл данного мимоходом обещания "видеться чаще". Вскоре такие встречи стали еженедельными. С лёгкой руки Абара, с ухмылкой произнесшего однажды "наши сборища", они теперь и именовались не иначе, как "сборищами". На одном из таких сборищ, задумавшись над очередным чьим-то предложением, Абар неожиданно ввёл правило: он, пользуясь своим правом абсолютной власти, может изложить прямо здесь, на пресс-конференции, тот или иной новый закон или положение, суть которого вытекает непосредственно из текущей беседы. Закон вступает в силу немедленно – в том виде, в котором он был произнесён. Но эта формулировка не является окончательной, и юристы, увидевшие в ней те или иные неточности или противоречия, вправе в течение 3-4 дней создать и представить ему исправленную, которая после обсуждения на очередном сборище – при участии её авторов – и будет принята в качестве окончательной версии. Если вариантов окажется несколько – значит, в процессе обсуждения придётся выбирать наиболее приличный. Тот юрист или группа юристов, которому (которым) удалось создать окончательно принятый вариант, считаются авторами закона. Этот вариант и будет опубликован в своде законов. Если случится так, что временная формулировка не совсем совпадает по смыслу с окончательной – суды в сей короткий период вправе действовать "по сути здравого смысла", то есть – исходя из того, что логично было бы ожидать. И – их решения в таком случае могут быть обжалованы, вплоть до рассмотрения самим президентом.
– Я понимаю, что это, в общем-то, бред,– ухмыльнулся Абар в ответ на шум в зале,– но – поймите: иначе мы просто ничего не успеем. Ну, а – чтоб наши драгоценнейшие юристы трудились недаром – за каждую принятую нами формулировку мы будем им платить. Примерно – в размере среднемесячного дохода.– Добавил он, вызвав заметное оживление.
Новое правило быстро прижилось. Всякий раз, когда Абар отдавал то или иное распоряжение, обычно уже на следующий день был готов хотя бы один проект закона, который в течение недели обсуждался, в том числе – и в прессе; и уже на следующем сборище принимался окончательный текст. К этому быстро привыкли – "страна теперь живёт по распоряжению Абара",– ухмылялись ункарцы. "Слишком быстрый темп реформ, чтобы надолго рассмотрение законов откладывать"… – Добавляли они с совершенно серьёзной рожей и даже с какой-то долей сочувствия или соучастия. И не понять было, насколько иронично или удовлетворённо они сами к этому относятся…
Абсолютная власть приживалась. Её уже не боялись. К ней как-то быстро привыкли. Может, просто потому, что она практически не применялась? Как-то Абара спросили, долго ли ещё будет продолжаться абсолютная власть и не пора ли, дескать, уже переходить к демократии.
– Демократия невозможна по определению.– Ухмыльнулся он.
– Почему?– Удивлению спросившего, казалось, не было предела.
– Теоретически…– С какой-то долей обречённости вздохнул президент.– Ибо перевёрнутая пирамида неустойчива: всякая инверсная иерархия – неработоспособна. Подчёркиваю: даже теоретически. А на практике все попытки "всенародного" правления в истории человечества с треском провалились в прошлом и, смею вас уверить – провалятся в будущем.– Иронично добавил Абар.– Управлять должны профессионалы – те, кого этому учили. Те, кто это умеет делать. Те, кто хоть как-то представляет, к чему могут привести те или иные его решения, действия, поступки. Единственное, на что имеет безусловное право демос – так это выбрать из "управителей" тех, результаты правления которых устраивают, скажем, большинство этого самого демоса… Поэтому ратовать за демократию может либо тот, кто не знаком ни с теорией, ни с практикой управления, либо – тот, кто под шумок о демократии надеется узурпировать реальную власть.– Закончил он.
– И, потом – что такое демократия?– Пробасил Джакус.– Право народа вначале избрать своего президента, а потом – кусать локти?– Невинно спросил он, вызвав смех в зале.– Так давайте мы лучше поживём при такой, как сейчас, абсолютной монархии, чем при такой, как тогда, демократии. Это всё – игра слов, мужики… И разговоры про демократию, как я соображаю, в истории чаще всего ведут те, кто хочет убрать реальную власть для осуществления своих целей. Я подчёркиваю: своих. А не каких-то мифических "общенародных". А демос ему нужен – лишь как движущая сила, способная текущую власть свергнуть. После чего актуальность участия демоса в дележе резко падает…– Иронично закончил он под одобрительные смешки собравшихся.
– Ну, хорошо – долой демокартию.– Улыбаясь, согласился Алозан.– Но делиться-то властью монарх намерен? Али нет?
– Любая система управления определяется каким-то балансом сил.– Задумчиво произнёс президент.– Если баланс удачен – система работает хорошо. Если нет – плохо. Я хочу, чтобы система управления нашей страной работала… ну, не очень плохо…– Усмехнулся он.– А потому "раздавать власть"… скажем так: слишком широко… я пока воздержусь.
– А "не слишком широко"?– Бойко выкрикнул кто-то из зала.
– Сейчас готовятся выборы органов власти на местах. Выбранные люди будут иметь исполнительную власть, реально ограниченную только текущим законодательством и… пока, в ближайшее время – ещё и моей волей.
– А что ж не дать им свободу действий?– Усмехнулся Карой.– От этой воли?
– Не готов…– Задумчиво покачал головой президент.– К этому я пока не готов. К этому мы будем идти – несомненно; и, надеюсь – в скором будущем прийдём. Но – не сейчас. Эту силу я пока не готов выпускать из-под контроля…
– А какую – готов?– Загадочно спросил Смуглянка.
– Пока есть только одна сила, которой я уже готов делегировать часть своей власти…– Ответил, улыбнувшись, президент.– Это – пресса.– Закончил он под общий гул одобрения.– Остальные – ещё не дозрели…
Надо сказать, что похвала прессе была произнесена, на мой взгляд, вполне заслуженно: может, на ситуацию повлияла ещё та его первая беседа с прессой, где каждый должен был исподволь всё же сделать свой выбор; а, может – ункарцы просто уже пресытились ложью и тут, почувствовав поддержку сверху, стали к ней как-то особо нетерпимыми – сказать трудно. Но я имел возможность наблюдать немало фактов, когда за необоснованные нападки на того или иного лидера, за нехорошие варианты подтекста или игры слов, не говоря уже о явной дезе, на авторов таких перлов обрушивался просто шквал иронично-снисходительных разоблачений их коллег. У некоторых изданий после этого настолько падал тираж, что им приходилось попросту закрываться. Некоторые из них пробовали тут же возродиться под новым именем – но коллеги не дремали:
– Это прекрасное новое издание предоставит Вам незабываемые возможности насладиться потоком информации, качество которой вы уже имели возможность оценить на страницах…– И далее следовало название недавно закрывшегося издания. Подобной "рекламой" журналисты не давали подняться вновь тем, кто падал под тяжестью обвинений в предвзятости или лжи.
– Того и гляди – скоро никого и к чертям послать нельзя будет: обвинят в дезе,– однажды мрачно пошутил Алозан.– Направление, скажут, неточно указано… И – заметьте: никакого уважения к сединам…– Со вздохом добавил он, рассматривая на первой полосе портрет совершенно седого человека с абсолютно честными на вид глазами, вдребезги раздраконенного Кароем де Лю за витиеватейшую дезу – по сути, обелявшую главарей местной преступности.
– Блин, меня добивает такое понятие, как "уважение к сединам"!– Вспыхнул Карой.– За что уважать – за то, что жизнь уже прожил? Так её все либо уже прожили, либо – ещё проживут! А ещё за что? Чем он от других как-нибудь выгодно отличается? Позицией политической проститутки? Покажи, что здесь достойно уважения?– Ткнул он пальцем в портрет.– Умение держать наивную рожу во время самой бесстыднейшей лжи? Я понимаю, как можно уважать человека за доброту его, не растраченную с годами, за силу его любви, не разрушенной невзгодами, наконец – за те знания и опыт, которые он приобрёл, систематизировал и дарит людям. Я могу уважать мозги, что под теми сединами – за мысли, что в этой голове роятся. Я могу уважать его за жизнь, прожитую так, что она может служить кому-то примером… Я могу, наконец, уважать за безумную, пусть даже – безрассудную храбрость или мужество… Но – уважать за то, что он свою жизнь просто "отмотал", как срок? Не понимаю…– Развёл руками Карой.– А про этого,– он ткнул пальцем в портрет,– я вообще молчу…
– Пожилой человек вправе рассчитывать на сочувствие…– Явно пытаясь подначить друга, философски заметил Джакус.
– На сочувствие – да. Пусть будет так. Но давайте не будем путать сочувствие с уважением. Обратите внимание, как формируется уважение к личности: если мы видим лицо, показавшееся нам умным – оно сразу вызывает в нас некоторый интерес. Когда же этот человек проявит себя в тех или иных ситуациях – мудрым поведением, грамотным советом – наше уважение к нему растёт. И только спустя несколько лет практически безупречной практики общения с ним мы можем рискнуть произнести нечто вроде "я его уважаю". Требовать же уважения к возрасту, к сединам – бред собачий и лицемерие редкостное! По отношению к старикам должна быть бережность, возможно… Осторожность… Отсутствие фамильярности – безусловно… Корректность… выражающаяся, по крайней мере, в том, чтобы, если вдруг он отчубучит нечто, за что я двинул бы сверстника по физиономии, то от этого "уважаемого" я просто отойду в сторону, предпочитая, по возможности, не связываться… Но – только если речь не идёт о вполне конкретной подлости, хитрости и так далее. То есть – простить или не заметить ему я готов, скажем, какие-либо невинные старческие причуды. Но вот уважать – уж извините, я буду того, кто достоин уважения. А не за эти причуды. И – не за то, что "срок отмотал"…– С блеском в глазах резко закончил Карой. И, каюсь – даже внутренне я не сумел с этим поспорить.
Тема эта имела неожиданное продолжение на одной из пресс-конференций, которые в силу немногочисленности состава – обычно там было не более двадцати человек – проходили чаще всего в кабинете Абара. Это были довольно просторные апартаменты с длинным и широким столом, во главе которого восседал Абар. Стол был настолько широк, что сидящие друг напротив друга люди не могли дотянуться друг до друга.
– Ни рукой, ни ногой.– Ухмыльнулся как-то Абар. Мрачно так ухмыльнулся – будто показывая: видите, какую чушь мне приходится учитывать…
Да, так насчёт темы… Случилось так, что из двух известных махинаторов эпохи "смутного времени" одного посадили, а другому – по сути, позволили пройти на выборах и получить место правителя целого региона.
– Уж не дело ли тут в чьих-то личных симпатиях?– С ядовитой ухмылкой закончил тогда свой вопрос Алозан.
– Видите ли…– Задумчиво потёр подбородок Абар,– для меня, в общем-то, практически безразлично, каким образом он добывал деньги… То есть – это небезынтересно, конечно; но это – далеко не самое главное в оценке личности, ибо слишком многие в смутные времена становятся не слишком разборчивы в средствах… Точнее – в методах их добывания… А потому гораздо важнее для меня – знать, на что он их тратил… Тратил без принуждения, по своей воле: это куда более точно характеризует его, как личность – что, собственно, и требуется… Я хочу знать, хочу понимать… чего он добивался, к чему стремился – только на основании этого я могу предполагать, что он станет делать, получив ещё большие деньги или ещё большую власть. Если Вы сумеете проследить, на что этот… новоиспечённый правитель… получивший, кстати, абсолютное большинство голосов… вот в эти самые смутные годы тратил имеющиеся в его распоряжение средства – то совсем несложно будет понять, за какие-такие заслуги ему позволили занять этот пост. Что касается Вашего вопроса – я думаю, что на него ответил.– Кивнул он в сторону Алозана.– А вот что касается остальных… бизнесменов тёмного периода… То, кстати, я хотел бы получить по ним более точную информацию.– Обернулся он с Исхару, в то время – ещё главе СГБ.– В принципе, мы уже более-менее сносно стоим на ногах, и пора бы определиться, кто из этой группы нам полезен – своими взглядами да идеями, а кто – опасен своей алчью, беспринципностью да непредсказуемостью… Все они – реальные претенденты на ту или иную власть, и, думаю, всем собравшимся небезразлично, кто у нас составляет этот "второй эшелон", который не сегодня-завтра свои права на власть уже заявит.